Текст книги "Сны мертвой девушки из Версуа"

Автор книги: Валерия Леман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Поверьте мне на слово, его совершенно не разозлила моя ядовитая тирада и последнее замечание. Он так же ясно улыбался и смотрел на меня с сочувствием и, пожалуй, даже с ноткой жалости.

– Она была очень похожа на мать, – ответил он – естественно, не сразу, но выждав положенную паузу. – Когда мы встретились, Лорен была такой же: рыжеволосая молчунья, серьезная и неразговорчивая. Она пришла ко мне удалить зуб. Держалась очень мужественно.

Жосье усмехнулся и пальцем провел по подбородку.

– Могу поспорить, что мой адрес вы узнали не от Лорен, – увидев выражение моего лица, он удовлетворенно кивнул. – Все это время она демонстративно отказывается говорить со мной, даже просто замечать. Меня для нее не существует, я – пустое место. А ведь когда-то она сама пришла ко мне с пустячной жалобой – якобы у нее болит десна после удаления зуба. Был конец рабочего дня, прекрасная погода. Я успокоил женщину, выписав на всякий случай антисептик, а она неожиданно пригласила меня поужинать в ресторанчике по соседству. Разумеется, я был изумлен. Но мои жена с дочерью находились в Лозанне у тетки, а глаза этой женщины с огненными волосами словно молили о помощи. Мне даже показалось, что если вот сейчас я откажусь от этого вполне невинного приглашения, она расплачется. Одинокая женщина за тридцать, которой не с кем перекинуться словом… В симпатичном ресторанчике мы с ней прекрасно поужинали, выпили вина. Затем Лорен пригласила меня к себе – она остановилась в небольшой гостинице у вокзала…

Похоже, я ошибался, отказывая старику Жосье в статусе блестящего собеседника. Возможно, диалог у нас с ним вышел вялым, зато в монологе он был силен: я разом забыл про духоту и отвратительный запах, как наяву, представляя себе то жаркое лето и шум женевских улиц, когда молодая Лорен атаковала добродетель женевского дантиста. Жосье заметил мой интерес и удовлетворенно улыбнулся.

– В тот вечер мы засиделись допоздна. Все шутили, говорили о жизни, о людях, о своем отношении к различным событиям. Интересно, но даже от вина Лорен совершенно не потеряла голову – ничего не рассказывала о себе, больше расспрашивала о моей семье. У нее в голове был трезвый и четкий план. Вы, наверное, сами догадываетесь, чем все это завершилось.

Старик усмехнулся, бросив на меня лукавый взгляд, почесав затылок.

– Между прочим, все едва не сорвалось, поскольку Лорен оказалась девственницей, – он смотрел на меня чистыми детскими глазами. – Меня словно ушатом холодной воды окатили! Я уже стал извиняться, пытался уйти, но эта женщина буквально заставила меня довести все до конца. Она так и сказала: «Мне нужен здоровый, красивый ребенок, и вы идеально подходите на роль его отца. Кроме того, вы – семейный человек и, значит, не станете претендовать на отцовство, когда ребенок родится. Малыш будет только моим». Теперь вы видите, какую шутку сыграла жизнь. В один миг я потерял своих близких, и произошло то, от чего Лорен, казалось бы, себя оградила: я стал претендовать на отцовство. Одна моя дочь погибла, но я знал, что есть другая. Я бросил все и приехал в Версуа.

Он выдал эту историю просто, как пирожное к кофе. Я сидел, ошалевший от жары и рассказа. В голове у меня мелькнула мысль, что отныне я не смогу смотреть в глаза Лорен – перед моим внутренним взором каждый раз будет представать сцена, в которой она умоляет малознакомого мужчину лишить ее девственности и оплодотворить как положено. О, господи, да если бы одного раза для планового зачатия оказалось мало, Лорен явилась бы к нему снова!

Жосье с улыбкой смотрел на меня.

– Могу я предложить вам кофе?

– Если не сложно.

– Пустяки.

Разумеется, в этой квартирке было жарко и душно, но, с другой стороны, в горле пересохло, а просить у бедного старика пива или чего-то в том же роде казалось мне неприличным. Кроме того, я надеялся, что аромат кофе хоть немного перебьет другие малоприятные запахи.

Мы переместились на узкую кухоньку, единственное окно которой, наполовину закрытое от солнца внешними жалюзи, выходило прямо на дом Лорен, которая как раз наводила блеск на веранде.

– Очень энергичная женщина, – отследив мой взгляд, прокомментировал Жосье, одновременно засыпая кофе в допотопный медный кофейник.

В его голосе прозвучала явная неприязнь. Он поставил кофейник на плиту, устроившись тут же на высоком табурете, который, очевидно, выбросили по старости из какого-нибудь пляжного бара. Мне было любезно предложено продавленное низкое кресло в самом углу, у двери.

– Шарлотта знала, что вы ее отец? – задал я вопрос.

Жосье утвердительно кивнул:

– Знала. Умная девочка. Мы познакомились случайно, хотя я долго продумывал всевозможные варианты, ведь Лорен и на порог меня не пускала. И вот как-то я шел из магазина с полной сумкой продуктов и так задумался, что не заметил Шарлотту, вывернувшую из-за угла дома на роликах. Она не успела сманеврировать и налетела на меня. Сумка упала, из нее выкатились яблоки, пачка кофе, сласти и коробка мороженой пиццы с тунцом. Девочка тут же принялась собирать все и складывать в сумку и, взяв в руки коробку с пиццей, воскликнула: «Вы тоже любите пиццу с тунцом! Это так вкусно, но, к сожалению, моя мама не признает полуфабрикатов и вообще не любит итальянскую кухню». Это была судьба! Я воспользовался счастливым случаем и, притворившись, что сильно расшиб ногу и один не дойду до дома, попросил Шарлотту проводить меня, а затем пригласил к себе на пиццу. В тот день мы замечательно посидели – ели пиццу с тунцом и я рассказывал о смешных случаях и пациентах из своей практики.

Кофе был готов, и Жосье разлил его в две разнокалиберные чашки; мне досталась большая, синяя с золотом, от какого-то сервиза. Мы вновь вернулись в комнату, где было не так душно, как на кухне, из-за открытой двери балкончика, выходившего, как я уже отмечал, на владения Монтесье. К счастью, теперь мой собеседник, с головой окунувшись в воспоминания, не нуждался в вопросах и понуканиях – он просто фонтанировал.

– После вечера с пиццей Шарлотта долго не приходила. Конечно, мы встречались на улице, городок-то небольшой, но каждый раз она только говорила «Здравствуйте!» и торопливо проходила мимо. Я понимал, что мать отругала ее за визит ко мне. Можно представить, что она наговорила: «Девушке в твоем возрасте неприлично ходить в дом к незнакомым мужчинам, тем более к таким подозрительным типам…» Словом, этого следовало ожидать, и я был готов ждать нового случая. Но случай не понадобился. Однажды Шарлотта сама пришла ко мне.

Жосье настолько разволновался от собственных воспоминаний, что поставил чашку кофе на подоконник, сделал нервный круг по комнате и остановился у балкона, с блуждающей улыбкой глядя куда-то в небо.

– Было воскресное утро. Я открыл дверь, увидел ее и вдруг почувствовал, что голова закружилась от счастья. «Добрый день, могу я войти?» – «Конечно!» Она прошла в эту комнату, остановилась вот тут, перед балконом, и неожиданно спросила: «Наверное, отсюда ты следишь за мной, когда я прихожу к Шарлю». Она обратилась ко мне на «ты», представляете? Я онемел. Это могло означать только одно. «Ведь ты – мой отец?» – прямо спросила она и так посмотрела, что я не смог бы солгать. Я спросил, неужели Лорен ей обо всем рассказала. Шарлотта покачала головой: «Нет, я сама догадалась. Когда в прошлый раз я рассказала маме про тебя, как мы познакомились и ели пиццу, она чуть с ума не сошла от злости, наговорила столько колкостей. Мне кажется, невозможно так злиться на совершенно постороннего человека. И потом, она ревновала, я это почувствовала по голосу. Тогда я вспомнила, что она говорила раньше о моем якобы умершем отце: врач из Берна. По-моему, все ясно». Представляете? Шестнадцатилетняя девочка все поняла, ей не потребовались наши объяснения.

В его глазах заблестели слезы. Никаких сомнений: старик, однажды потерявший близких, был без ума от дочери, которая так же безжалостно ушла из жизни. Надо же было именно Жосье обнаружить ее труп!

Он словно прочитал мои мысли и на мгновенье прикрыл глаза с болезненной полуулыбкой на лице.

– Почему именно я должен был обнаружить ее труп в ледяной воде озера? – Его голос задрожал. – Вы не представляете, что я пережил тогда. Только представьте: рано утром, как обычно, пришел на пирс, чтобы навести порядок на яхте клиента. Эта яхта была пришвартована на самом конце пирса. Я ходил по палубе, собирая мусор, и вдруг замер на месте: в воде, у самого борта, белел абрис человеческой фигуры – лицо, раскинутые руки… Внезапно я почувствовал головокружение, но заставил себя подойти к самому краю. Это было она, моя маленькая Шарлотта! Ее рыжие волос ореолом расплылись вокруг белого лица, на котором застыла немного усталая полуулыбка. Вы знаете, такие улыбки бывают у странников, когда они возвращаются после долгого пути.

Я невольно вздрогнул: старик Жосье, сам того не ведая, едва ли не слово в слово процитировал один из снов Шарлотты.

«Он лежал на траве прямо под моим балконом – прекрасный рыцарь, на груди которого беспощадно расползалось красное пятно. Шлем рыцаря был снят, и волосы, превратившиеся в кровавую паклю, показались мне чересчур похожими на женские. Я наклонилась чуть ниже и, рассмотрев лицо рыцаря, с удивлением обнаружила, что это девушка. Она улыбалась мне устало, как улыбается путник после долгой дороги…»

Я допил свой кофе и задал вопрос, чтобы разрядить обстановку:

– А вы действительно наблюдали отсюда за Шарлоттой и Шарлем?

Жосье уже взял себя в руки:

– Отсюда мало что можно увидеть, взгляните сами – дом и его территорию закрывают деревья. Но я не раз наблюдал, как ночью Шарль встречал у ворот Шарлотту, а рано утром она возвращалась к себе. Боюсь, Лорен ничего об этом не знала.

Он лукаво усмехнулся. Я подумал, что на первый раз с меня достаточно. Нужно переварить всю эту информацию. Возможно, она окажется совершенно бесполезной, но ведь трудно разобраться в истории, если осязаемо не представляешь себе всех ее участников с их характерами, судьбами, интересными привычками и всевозможными странностями. После рассказа старика Жосье я гораздо лучше представлял себе Лорен, Шарлотту и атмосферу их дома, полного снов. Правда, еще одна деталь требовала дополнения.

– Кстати, скажите мне: Шарлотта любила петь?

Жосье резко вскинул голову и, сощурившись, посмотрел на меня.

– Вы спрашиваете из-за той глупой надписи на могиле?

Его взгляд уже не казался чистым и детским. Он нахмурился, вдруг заложил руки за спину и вышел на балкон. Я из вежливости последовал за ним, хотя двоим на этом крошечном выступе, где к тому же стояло старое продавленное кресло, было довольно тесно и неуютно.

– Единственный раз Шарлотта пела в моем присутствии вот здесь, сидя в этом самом кресле. Это был день моего рождения, поэтому я запомнил, – последовала короткая пауза. – Через три дня ее не стало.

Мы снова вернулись в комнату. Атмосфера неуловимо изменилась: мрачный старик стоял передо мной, с очевидным нетерпением ожидая, когда же наконец я уйду. И представить было невозможно, что всего лишь несколько минут назад он сообщал мне подробности своего знакомства с Лорен.

– Еще вопросы? – отрывисто бросил Жосье, не глядя на меня.

Духота комнаты довела меня до полуобморочного состояния, а выпитая чашка кофе выходила крупными каплями пота на лбу. И все же я мужественно задал последний, интересующий меня в данный момент вопрос:

– И какую же песню она пела?

Жосье почти раздраженно передернул плечами:

– Нечто мистическое собственного сочинения – о тайнах, сокрытых в земле и известных на небесах. Вы же в курсе ее увлечения магией?

Я с облегчением попрощался и пулей вылетел из этого дома, на мгновенье приостановившись лишь на лестничной площадке. Через огромное стеклянное окно, как на ладони, открывалась панорама всего кладбища, находящегося прямо перед домом, за каменной оградой. Когда-то старик Жосье поселился здесь в надежде наблюдать за дочерью, проживавшей в доме, видном из окон. Теперь, каждый раз выходя из своей квартиры, он мог видеть ее последний приют. Вот это, наверное, можно назвать невыносимою легкостью бытия.

Откройте, полиция!

По возвращении домой меня ожидал сюрприз: на веранде в плетеных креслах чинно сидели хмурая Лорен и рыжий молодец в светлых брюках и белоснежной рубашке, немедленно поднявшийся при моем появлении.

– Это комиссар полиции Танде, – словно сообщая о конце света, представила гостя Лорен. – Он занимался делом Шарлотты.

Пока мы пожимали друг другу руки и раскланивались, Лорен незаметно скрылась в доме. Мне не оставалось ничего другого, как сесть в ее кресло и уставиться на комиссара невинными глазами, под одним из которых буйно цвел великолепный синяк.

Комиссар Танде казался слишком юным для своего звания: молочно-розовое гладкое лицо, светло-голубые глаза и непокорный рыжий вихор на макушке. Даже усы не делали его старше, хотя, голову даю на отсечение, он отрастил их именно для того, чтобы выглядеть посолиднее. Комиссар осторожными глотками отпивал холодный морс, которым его угостила Лорен, и вдумчиво изучал мое лицо, так же, вероятно, делая свои выводы о моем возрасте, социальном положении и темпераменте.

– Мсье Муар, – наконец проговорил он приятным мягким голосом, – у вас французское имя. Вы действительно русский?

Признаться, вопрос меня удивил. Разумеется, этот визит мог быть связан только с одним событием дня: моей дракой в кафе, о которой, вероятно, накапал один из благодарных зрителей. В таком случае я ожидал, что представитель доблестной полиции Версуа немедленно перейдет, собственно, к драке, а вместо того он вдруг интересуется моей национальностью. Впрочем, для меня желание гостя – закон, потому я тут же принялся живописать свое этническое происхождение.

Комиссар Танде с благожелательной улыбкой и приличествующей дозой восхищения выслушал историю моего отца, который, будучи беспутным студентом Сорбонны, влюбился в русскую туристку, бросился за ней в Россию (разумеется, во время летних вакаций) и вскоре прекрасная Маргарита Петрухина стала его законной супругой, а чуть позже – моей мамой и мамой моей сестры Ольги.

Всю эту историю я поведал ярко и увлекательно, ожидая в финале если не аплодисментов, то, по крайней мере, элементарного восхищения слушателя. Вместо того комиссар лишь вежливо улыбнулся.

– Такие истории в Швейцарии – сплошь и рядом, – меланхолически заметил он. – Вы уже, быть может, заметили и нечто большее – как много у нас смешанных браков. В Женеве буквально на каждом шагу можно увидеть пары: она – белая, он – черный, а детишки шоколадные. Это нормально.

Сам Танде был явно чистокровным швейцарцем – белокожим и рыжим, о чем я не преминул заметить, невольно чувствуя досаду из-за того, что романтическую историю моей семьи свели к чему-то обычному, если не сказать заурядному.

– Да, – вальяжно согласился он, пальцем погладив свои усы, – мой род известен с пятнадцатого века. Я сам составлял генеалогическое древо своей семьи.

Он смущенно и в то же время удовлетворенно улыбнулся. Если бы дочке этого Танде вздумалось выйти замуж за черного парня, вряд ли бы он с таким же спокойствием заявил: «Это нормально». Впрочем, этот комиссар был слишком молод для кадрящейся дочки.

Некоторое время мы сидели, пялясь друг на друга с любезнейшими улыбками. Я гадал, в чем же все-таки причина появления полицейского в этом доме и как мсье комиссар перейдет к этому вопросу от генеалогического древа семейства Танде. Он проделал это блестяще.

– Мсье Муар, – сказал он, вдруг решительно отставив стакан морса в сторону, – час назад в полицейский участок Версуа явился гражданин Польши Михал Вирульски, пожелав поговорить лично со мной.

У меня дух захватило. Наглая польская морда! Ко всем прочим своим недоделкам он еще и доносчик. Любопытно, о чем же он решил побеседовать с комиссаром на своем дурном французском?

– Мсье Вирульски жаловался, что его преследуете вы, мсье Муар, – удовлетворил мое любопытство комиссар. – Он сообщил, что вы, представившись агентом Интерпола, – кажется, в этот момент я покраснел, – обвиняли его в исчезновении русской девушки, а затем спровоцировали драку.

Произнеся последние слова, комиссар выразительно посмотрел на мой синяк. Несколько секунд стояла невыносимая тишина, затем из дома, точно статист на сцене из-за кулис, появилась Лорен с классической репликой:

– Морса? Кофе?

Мы оба вздрогнули, так неожиданно она возникла и так энергично и громко произнеся реплику.

– Спасибо, мадам, не стоит, – первым отреагировал Танде.

Лорен немедленно скрылась.

– Чудесная женщина, – дипломатично прокомментировал Танде, видимо, подозревая, что чудесная женщина элементарно подслушивает под дверью. – Она пережила страшную трагедию этой весной. Вы ведь в курсе?

Я утвердительно кивнул. Комиссар вытянул ноги и полюбовался своими щегольскими, приятного бежевого цвета сандалиями из замши. Затем поднял голову и посмотрел на меня ясными голубыми глазами.

– Так кто же эта пропавшая русская девушка?

Вопрос прозвучал просто и невинно, а я не знал, что на него ответить. В тишайшем швейцарском городке бесследно исчезла моя соотечественница, прибывшая по приглашению лица, совершенно не желавшего ввязываться в неприятности. Моя подруга Соня также против того, чтобы вводить в курс дела местную полицию. Но ведь речь идет о жизни человека! Могу ли я, доморощенный сыщик, гарантировать благополучный розыск пропавшей Ольги Алиповой, которая в настоящий момент, быть может, испытывает муки адские, если и вовсе не наблюдает за нашей суетой с небес? Но я дал Соне слово!

Меня спасла великолепная Лорен. Она вновь появилась, внезапно и бесшумно, представ перед нами с самым воинственным и решительным видом.

– Я сразу хотела пойти в полицию, – без предисловий заявила она. – Но племянница уговорила меня пока что ничего не предпринимать. Все из-за этого выскочки из Танси, будто бы у него будут неприятности. А какие такие неприятности? Он просто оформил приглашение. Такие люди сами, кому хочешь, организуют неприятности.

Она произнесла всю эту тираду без пауз, на одном дыхании, мгновенно раскрасневшись, словно после драки.

Танде первые несколько секунд смотрел на нее, едва не открыв рот от изумления, затем нахмурился и перевел взгляд на меня.

– Значит, действительно имело место исчезновение русской девушки? Я хочу знать все от начала до конца, в том числе кто такой «выскочка из Танси» и какова ваша роль в этом деле.

Я успел лишь откашляться, как слово вновь взяла Лорен.

– Выскочка из Танси – это Пьер Бенини, приятель моей племянницы, он оформил приглашение для Ольги, хотя и я могла бы это сделать ничуть не хуже, но Соня решила, что так будет проще. А этот молодой человек, – она кивнул на меня, как на провинившегося школьника, – друг Сони из Москвы, которого она вызвала для розыска Ольги и который вовсю строит из себя комиссара Мегрэ. Как будто в силах одного человека найти пропавшего! Быть может, Ольгу давно убили, как и мою дочь!

Ее голос сорвался на плач, она резко развернулась и убежала в дом.

Комиссар был ошарашен. Он смотрел на меня, я – на него. Боюсь, я тоже выглядел оглушенным.

Стоит ли говорить о том, что за всем этим последовало? Под предводительством Танде мы с Лорен посетили крошечный полицейский участок, расположенный в пяти минутах ходьбы, по соседству с магазином принадлежностей для новорожденных. Нас рассадили по кабинетам, где мы ответили на вопросы, и наши ответы были тщательно запротоколированы. После этого комиссар попросил меня обождать в коридоре, пока он еще раз переговорит с Лорен. К концу допроса появилась вся пылающая, похожая на фурию Соня, которую по возвращении с пленэра дома ожидала лаконичная записка тетки: «Мы даем показания в полиции. Ждем тебя».

Естественно, Соня немедленно набросилась на меня. Стоило невероятных усилий заставить ее услышать мой голос и осознать простой факт: я не вызывал полицию и никого не закладывал.

– Лорен подслушивала под дверью, – еле ворочая языком от усталости, объяснил я. – Не успел я и слова сказать, как она выскочила и все выложила, обозвав меня комиссаром Мегрэ. Но если честно, она абсолютно права. Об исчезновении человека нельзя молчать, ведь у полиции гораздо больше возможностей, чем у меня. Начнем с того, что они распространят ее снимки по всем кантонам.

В этот момент из кабинета комиссара Танде вышла бледная Лорен в сопровождении последнего.

– Лорен, – укоризненно начала было Соня, поднимаясь с кресла.

– Мадемуазель Дижон? – молниеносно среагировал комиссар, тут же приятно порозовев и делая пригласительный жест с легким полупоклоном. – Прошу вас, проходите. У меня к вам несколько вопросов.

Было похоже на то, что он влюбился в Соню с первого взгляда.

Игра в молчанку

Вечер тяжелого дня проходил в атмосфере холодной войны. Лорен ограничилась лишь несколькими фразами, безапелляционно приглашающими нас на ужин, на протяжении которого держалась воинственно и одновременно настороженно. У Сони все валилось из рук. После допроса у комиссара она не проронила ни слова, только хмурилась и слишком часто курила. Я ощущал себя нахлебником и предателем в одном лице, мечтая завтра же переселиться в гостиницу, чтобы выкинуть из головы историю пропавшей девочки Оли и просто загорать на пляже, посещать музеи, любоваться достопримечательностями, а вечером поглощать фондю в лучших женевских заведениях общепита.

Уже в девять вечера все мы разошлись по своим спальням, чтобы бодрствовать поодиночке. Почему вообще в подобных ситуациях люди предпочитают играть в молчанку? Обида затмевает целый свет, и кажется, все можно выразить одним отчаянным взглядом. К чему слова? Не сболтнуть бы того, о чем пожалеешь завтра! И вот мы поджимаем губы, кроим оскорбленные мины и молчим, забившись каждый в свою «нору». Пропади оно все пропадом!

Разумеется, мне совершенно не хотелось спать. Облокотившись о подоконник, я смотрел на улицу, где то проезжали по дороге целые банды подростков на скейтах, самокатах и велосипедах, то пролетали великолепные автомобили или неторопливо проходили по тротуару беззаботно воркующие друг с другом жители городка, знать не знающие ни о каких пропавших россиянках.

От грустных мыслей я впал в сентиментальность, и перед моим мысленным взором вновь побежали красочные кадры нашей с Соней love story. Я уже поведал вам историю знакомства.

Говоря о нашей любви, могу стократ повторить, что она была яркой, пламенной и для тогдашней девственницы Сони – первой. Да, именно я открыл для Сони мир плотской любви, в который она и кинулась, очертя голову, меняя поклонников каждый квартал. Разумеется, я первым подал негативный пример, однажды чудным романтическим вечером попытавшись объяснить подруге, что кроме нее есть и другие красавицы, а жизнь полна импровизаций. Для прощальной сцены я затащил ее в гигантскую ванну нашего дома с петушком на флюгере, поскольку мама с Ольгой отбыли на выходные в подмосковный пансионат.

И вот мы, с бокалами мартини в руках, нагие и прекрасные, как Адам и Ева, плескались вместе в ароматной воде, глядели друг на друга, и я излагал Соне свои соображения в пользу свободной любви. Это был мой звездный час!

Соня выслушала все мои тезисы, поплакала, допила мартини и, поставив бокал на столик, для начала попыталась утопить меня в пенной воде. После неудачи она спокойно вылезла из ванны, оделась, хладнокровно высушила волосы маминым феном и без единого слова прощанья уехала в свой шале на другом конце Москвы. Только через месяц после данного инцидента наши дружеские, периодически переходящие в страстные, отношения возобновились.

От воспоминаний юности мятежной я вернулся ко дню сегодняшнему. Так почему же все-таки Соня так желала скрыть от полиции исчезновение подруги? В том, что она сама не имела к этому никакого отношения, я был уверен: при всех своих многочисленных недостатках Соня – порядочный человек и просто не способна на преступление. Неужели она действительно боится, что из-за этого несчастного приглашения у Пьера Бенини будут неприятности? Или так безгранично доверяет моим дедуктивным способностям?

Остановившись на последнем, я пришел к выводу, что не могу и не желаю разочаровывать девушку, которую любил, люблю и, скорей всего, буду любить до преклонного возраста, если, конечно, ее не разнесет до шестьдесят четвертого размера. Полный благородных устремлений, я улегся в постель и включил ночник. Мне предстояло ознакомиться с очередной порцией Шарлоттиных снов – снов о странной любви к таинственному человеку с треугольным лицом.

Шарлоттины сны-2

«На зеленом холме стоял большой дом из розового камня. Это была красивая картина, словно из какой-нибудь детской книжки со сказками, но у меня сердце сжалось от дурного предчувствия. И все-таки я пошла по петляющей тропинке к дому, но не вошла в высокие двери. Рядом с ними, прямо у земли, было тусклое окошко, и какая-то девушка махала мне оттуда рукой.

Я подошла ближе. Девушка была совсем юная, может, и чуть старше меня: темные длинные волосы, печальные глаза. Она плакала и пыталась что-то мне сказать. «Что случилось? – спросила я. – Ты не можешь оттуда выйти?» Она сделала приглашающий жест рукой, и я наклонилась. Но тут же окно распахнулось, девушка схватила меня за шею обеими руками и потащила за собой. Я почувствовала, что вся холодею от ужаса. Я сопротивлялась, пыталась отцепить от себя ее руки, но в них была нечеловеческая сила, и она вырвала меня из зеленого, светлого мира в какое-то темное, очень мрачное, душу леденящее подземелье.

Она стояла и, жутко гримасничая, смотрела на меня. Я огляделась. Без сомнения, это был склеп. Кругом стояли пыльные гробы, царили холод, паутина и мрак. «Кто ты?» – выкрикнула я в лицо этой ведьмы. «Кто я?» – повторила она и рассмеялась. Я словно превратилась в лед. И тут же проснулась».

«Шарль смотрел на меня хмуро и мрачно. «Ты меня не любишь, – сказал и отвернулся. – Не любишь, не любишь». «Люблю», – упрямо мотнула я головой, понимая, что никакой любви к нему больше нет. Он не ответил.

Мы были на большой поляне с изумрудной травой. Шарль лег на спину, сорвал травинку и намотал ее на палец. Он смотрел вверх. «Посмотри, какое небо, – произнес задумчиво. – Просто другой мир. И эти облака. Ты хотела бы покататься на облаках?»

Я тоже легла на траву рядом с ним и посмотрела в небо. Оно ослепило меня нестерпимой синевой, белоснежностью облаков. «Хотела бы я покататься на облаках? – переспросила я. – На облаках, как на автомобиле или как на скейте?» Он не ответил, задумчиво жуя травинку. «Хотела бы я покататься на облаках?» Нет ответа. Я проснулась».

«Он снова явился – человек с треугольным лицом. «Кто ты?» – спросила я. «Твоя судьба, твоя жизнь, твой рок, твоя любовь», – ответил он, улыбнулся и поцеловал меня таким долгим поцелуем, что я едва не задохнулась.

«Ты странный, – сказала я, рукой проводя по треугольному лицу. – Ты страшный». Он усмехнулся. «Я старый, некрасивый, ужасный, – сказал, в свою очередь, проводя пальцем по моей щеке. – За что ты меня любишь?» «Разве любят за что-то? – удивилась я. – Любить – это необъяснимо».

Мы оказались на берегу моря, мирно усевшись рядом на большом голубоватом камне, о который плескались волны. «Море, как жизнь, – бесконечное, глубокое, непредсказуемое, – произнес он философски. – Ты ныряешь, никогда не зная, где вынырнешь. Кстати, ты хорошо плаваешь?» «Как рыба», – ответила я. «Как рыба! – повторил он со смехом. – Шарлотта, ты удивительная».

Тут откуда-то сзади подошел Шарль. «Ты собираешься в школу или нет?» – сердито спросил он. Я проснулась – мама стояла надо мной, трясла за плечо и интересовалась, собираюсь ли я идти в школу».

«Я бродила по саду роз – роз всевозможных цветов, посылавших мне таинственные сигналы своих ароматов. Небо было высокое и чистое, я была влюблена, и любовь переполняла меня, как сад переполнял запах роз.

Я уселась на поляне, усыпанной розовыми лепестками. В руках у меня была белая роза на тонком, чуть изогнутом стебельке. Как по волшебству, рядом оказался Шарль – словно возник из воздуха. Обнимая меня легко, невесомо, как может, должно быть, обнимать ветер, он шепнул на ухо: «Белая роза…» «Белая роза – чистота и божественность. Аллилуйя!» – весело продолжила я.

Шарль возник с другой стороны: «Алая роза?» Роза в моих руках действительно была уже алой, и это развеселило меня еще больше, ведь в снах все возможно. «Алая роза – любовь, страсть. Мне кажется, эта роза – я сама, я наполнена любовью, как сосуд – вином».

Шарль недобро усмехнулся: «Желтая роза?» Роза в один миг стала желтой, и от этого ядовитого цвета холодок пробежал у меня по спине. «Желтая роза – измена. Но ведь жизнь и прекрасна своей непредсказуемостью и изменениями. Любовь не исчезает, она лишь меняет имена».

Шарль вновь усмехнулся и исчез. Его не было нигде, и я растерянно озиралась. Все небо внезапно затянуло серым цветом, солнце в один миг поблекло. Роза в моей руке вдруг стала черной. Я с ужасом разглядывала бархатные траурные лепестки, а откуда-то, словно внутри меня, послышался печальный голос: «Черная роза – смерть. Увы, моя девочка».

«Шарль? – вскочив на ноги, закричала я, чувствуя глухую тревогу. – Где ты, Шарль?» Мне показалось, в этой последней фразе было что-то неестественное, страшное. Голос! Я поняла: это был голос не Шарля, кого-то другого, совершенно чужого, несущего угрозу. Что же тогда случилось с Шарлем? Кто-то убил его.

Я плакала. Сад был погружен в сумерки, розы больше не благоухали, не радовали своей красотой, наоборот – казались увядшими и блеклыми. Ко мне подошел тот, кого я любила больше всего на свете, – страшный и неверный человек с треугольным лицом. Он обнял меня и успокаивающе погладил по голове, на ухо прошептав мне свое имя. Я тут же проснулась. С мокрыми от слез глазами и бешено колотящимся сердцем.

Я знаю, кто этот человек с треугольным лицом. Все совпадает: треугольник вершиной вниз или перевернутая пентаграмма – знак зла, истинное лицо его души. Боже мой, что же теперь будет?»

Этот сон приснился Шарлотте двадцать шестого апреля. Дальше читать было практически нечего: сны о разговорах в школе, о ссоре с матерью. Тетрадь осталась наполовину пустой. Значило ли это, что Шарлотте перед смертью перестали сниться сны или тому было другое объяснение? К примеру, сны стали таковы, что их нельзя было доверить бумаге.

Я зевнул, едва не вывернув челюсть. Пора было отдаться и собственным сновидениям.

В гостях у богатенького буратино

Я блуждал в лабиринте. Темные стены, низкие потолки, грязная вода под ногами. Едва мне казалось, что впереди забрезжил свет, как, бегом бросаясь в этом направлении, я натыкался на новый тупик. Я задыхался от духоты, отчаяния и слез. Вдруг откуда-то слева послышался негромкий стук. «Кто здесь?» Никакого ответа. Стук повторился. Я руками ощупал стену. Ни одного отверстия, никаких следов замаскированной двери. Между тем стук снова повторился. Господи, да что происходит, где выход, кто подает сигнал стуком? «Помогите!» – больше не сдерживаясь, закричал я. Стук. Стук. Я сам забарабанил кулаками в стену. Дверь открылась. Я проснулся.