Текст книги "Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборники"

Автор книги: Валерий Брюсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

«Будущий век…»

Будущий век,

Тебе посвящаю я песни!

По теченью невидимых рек

Все быстрей, все смелей, все чудесней

Уплывает вперед человек.

О, времен потрясающий бег!

Словно тает мучительный снег,

Словно гаснут узорища песни,

Словно никнут виденья чудовищ…

Уплывает вперед человек

В мир цветов и весны,

В мир всеобщей волны,

Предугаданных смутно сокровищ.

Я грядущее люблю,

Я грядущему молиться

Никогда не устаю.

Я хочу

Верить белому лучу,

В блестках искристых дробиться,

Каждым мигом насладиться.

Жизнью мировой дышать —

И холодной властью мысли…

Дням, что в вечности нависли,

Как словам, повелевать!

Но жалкие мечты! кругом и отовсюду

Видения идут – герои, короли,

Поэты властные, избранники земли,

И вопят, и зовут! о нет! не верю чуду!

И я, как все, томиться осужден

В цепях веков и в тягости времен!

Октябрь 1899

МАТЕРИ НА ИМЕНИНЫ

От ранних детских лет, как свет среди теней,

Люблю я этот день, наш праздник, вечно жданный.

И вот, когда он вновь приходит в смене дней,

Все снова для меня прозрачней и нежней,

Как в годы первые, во дни зари туманной.

9 ноября 1899

ИЗ ДЕТСКОЙ КНИЖКИ

Мой плющ расцветает; живые побеги

Любовно обвили суровые нити.

Садитесь на лавочку, дети, смотрите

И думайте вместе со мною о снеге.

Когда разбегутся веселые санки

И воздух дрожит от бубенчиков ясных,

Невольно припомнишь о маковках красных,

Горящих, как угли, на нашей полянке.

Чему ж вы смеетесь? Ах, глупые дети!

Так вам никогда ничего не расскажешь!

Вяжи, Маргарита! – ты к осени свяжешь

Красивые, длинные, прочные сети.

12 ноября 1899

«Есть слова волшебства. Вы всесильны…»

Есть слова волшебства. Вы всесильны,

Роковые слова о былом!

Разве годы не камень могильный,

Разве смерть называется сном?

Мы идем бесконечной долиной,

С каждым шагом все больше теней,

И из них не отстать ни единой:

То бледнеют, то снова ясней.

И при вспышке могучего слова

Тень прошедшего странно жива.

И глядит умоляюще снова,

И твердит прямо в душу слова.

14 ноября 1899

«Я от стыда закрыл лицо…»

Я от стыда закрыл лицо

И пал, целуя прах дорожный…

Кричите, смейтесь мне в лицо:

Я все свершил, что невозможно!

Есть оправдание рабу,—

Он и не знает лучшей доли,—

Но я изведал всю судьбу

И властен выбрать жребий воли.

Я знал, что будет, наизусть,

Мне даже нет и заблуждений,

И вот иду к позору… Пусть!

Хочу и жажду унижений.

Январь 1900

«Заботы дня, как псы, меня бесславно травят…»

Заботы дня, как псы, меня бесславно травят,

Взывает ловчий рог, бегу я, как кабан…

Но горе им! Они вступить в борьбу заставят!

Стонать вам всем, ловцы, от боли свежих ран!

Февраль 1900

ЗА ГОРОДОМ

В городе дышит весна,

Сгинул истаявший снег,

Даль ожиданьем полна,

В воздухе радостный смех…

Первые проблески нег!

Здесь – неизменен покров

Белых и мертвых снегов,

Сосны упрямо встают,

Хмуро туманится лес…

Стынет движенье минут

В холоде зимних небес.

Был я встревожен весной,

Верил и вторил ручью,

Шел воспаленный, больной…

Холод целебный я пью.

Гаснут, как солнца, мечты,

Сладок привет темноты,

Словом весенним «люблю»

Я ли покой оскорблю!

Тысячи маленьких свеч

Вспыхнули в тайнах души…

Нет! Мне не надобно встреч

В царственно чистой тиши.

13 марта. 1900

«Люблю я имя Анна…»

Люблю я имя Анна,

Оно звенит, как свет,

Оно, как сон, пространно…

Люблю его – и нет.

И двойственно, и чудно

Оно мелькает мне.

И в ночи непробудной,

И в тихом, ясном дне.

Люблю я имя Анна,

Во мгле – как сладкий грех.

Оно зовет и странно

Звучит, как дальний смех.

Люблю в нем – унижений

Таинственную власть…

И молча сходят тени,

И ночь должна ниспасть…

Но утро вновь туманно,

И день забрезжит вновь.

С ним имя Иоанна,

С ним мудрость и любовь.

Вновь солнца круг высоко,

Спокойный свет лучист,

И мой венец пророка

Торжественен и чист.

Так двойственно, так чудно

Оно мелькает мне

И в ночи непробудной,

И в тихом, ясном дне.

2 апреля 1900

«Я жду у ветхого забора…»

Я жду у ветхого забора,

Мне в окна комнаты видны,

Людей, неведомых для взора,

Мелькают тени вдоль стены.

Я вижу статуи, картины

И пальмы веерную сень,

Но взор не встречу ни единый,

Лишь изредка проходит тень.

Когда б я мог туда проникнуть

И видеть, там ли ты, у них?

К запрету как мечтам привыкнуть?

Как быть, чтоб трепет дум утих?

Не так ли мы, в сем мире дольном

Иного мира ловим тень

И рвемся в ужасе невольном

Вступить на высшую ступень.

9 сентября 1900

«– Кто ты? – Я – чувство, я – любовь…»

– Кто ты? – «Я – чувство, я – любовь.

Ты видишь: я в короне звездной».

– Зачем же ты приходишь вновь

Тревожить мукой бесполезной?

«Вернулась я из дальних стран;

Прими беглянку, как подругу».

– Твои обеты – лишь обман.

Твои пути – пути по кругу.

«Я – тайна духа». – Ты – мечта.

«Я – дрожь». – Ты только манишь дрожью.

«Я – неизбежна!» – Есть черта,

За ней я властвую над ложью.

«Ты – снова мой!» – Свободен я!

Сентябрь 1900

«Настали дни печальные, как воды…»

Настали дни печальные, как воды

В наполненном пруду под сенью ив.

Я вдаль иду один, и дни, как годы,

Растут в числе, растут, нас разделив.

Я вдаль иду один. Воспоминанья

Как будто тянут сотни жадных рук.

Лишь оглянусь, их нет. Столпились зданья

На мировом пути; светло вокруг.

Закрыв глаза, забудусь. Вспоминаю

Молчанье, лампы свет и груды книг…

Я вновь с тобой! Я лгу! Смеюсь! Желаю!

На миг я дрожью воскрешаю миг.

Откуда эта власть живых желаний?

О, страсть! – перед тобой стою я, как боец,

Толпа со мной идет ущельем зданий,

Но ей незрим палящий мой венец.

Сентябрь 1900

«Вы неисполненных надежд…»

Вы неисполненных надежд

Над бездной реющие лики.

Из-под прикрытых бледных вежд

Как ваши взоры странно дики.

Вы дерзкой юности мечты,

Прозрачных теней хороводы!

В венцах из лилий вы чисты,

И ваши локоны, как воды.

Вы творчества бессильный бред,

Недовершенный замысл фурий!

Ты, жажда властвовать! Привет!

Ты, как всегда, в порывах бури.

Но чьи уста – живая кровь

С усмешкой беспощадной власти?

Неразделенная любовь,

Мечта неутоленной страсти!

6 октября 1900

«Я жизнью пьян. Напиток жгучий…»

Я жизнью пьян. Напиток жгучий

По жилам разошелся… жжет.

Не стынь, огонь, кипи и мучай,

Кружи, влеки, водоворот.

Октябрь 1900

«Торжествовать! какие звуки!..»

Торжествовать! какие звуки!

Их плеск расплесканный мне люб.

Еще мне внятны эти руки

И язвы впечатленных губ.

Но в сладких думах о победе

Из глубей памяти встает,

Как образ, воплощенный в меди,

Холодных замыслов расчет.

И сдавлен, с судорожной жаждой,

Над ужасом померкших глаз,

О миги страсти, каждый! каждый!

Смеясь, предчувствовал я вас.

Торжествовать! люблю я звуки,

Люблю моих заклятий власть,

Мне нужны слезы, чьи-то муки,

Победа, гордость – но не страсть.

Ноябрь 1900

«В глуби тайные вселенной…»

В глуби тайные вселенной,

В воды темные столетий

Мы бросаем с лодки бренной

Золотые сети.

И из прочных уз мы рады

Доставать морских чудовищ,

И растут в челне громады

Скопленных сокровищ.

<1900 >

«Хорошо бы нам додуматься…»

Хорошо бы нам додуматься

До весенних песен птиц,

Но шумит немолчно улица

Гордым грохотом столиц.

Хорошо бы мне довериться

Взорам нежным и простым,

Но в ночном сияньи месяца

Слишком манит дальний дым.

Хорошо любить в созвучии

Верность буквы и черты,

Но мечта – звезда падучая —

Видит бездны с высоты.

Январь 1901

МОНА ЛИЗА

Есть обольщение в вине,

В его манящем аромате,

Как поцелуи в тишине,

Как вздох в безмолвии объятий.

Как хорошо дрожать, молчать,

Тревожиться при каждом звуке,

И жечь лобзанья, как печать,

Впечатлевать, как символ, руки.

Предчувствовать слова, глаза,

Утаенные в сердце речи,

Мечтать, как черны волоса,

Обжегшие случайно плечи.

И разойтись без клятв, без слов,

Скользнуть, как спугнутые тени,

Чтоб эта ночь, как греза снов,

Вплелась в гирлянду сновидений.

Есть обольщенье в тишине,

Восторг в безмолвии объятий,

Как сладость тайная в вине,

В его манящем аромате.

9 февраля 1901

БРАТЬЯ БЕЗДОМНЫЕ

Братья бездомные, пьяные братья,

В шуме, дыму кабака!

Ваши ругательства, ваши проклятья —

Крик, уходящий в века.

Вас, обезличенных медленным зверством,

Властью бичей и желез,

Вас я провижу во храме отверстом,

В новом сияньи небес.

Много веков насмехавшийся Голод,

Стыд и Обида-сестра

Ныне вручают вам яростный молот,

Смело берите – пора!

Вот растворяю я хриплые двери:

Город в вечернем огне,

Весело вспомнить опять, что мы звери,

Воле отдаться вполне.

Видите зданье за зданьем, как звенья,

Залы для женщин и книг…

Разве не вы приносили каменья,

Строили храмы владык?

Ринемтесь дико и смоем лавиной

Всю эту плесень веков!

Пусть оглушит ее голос звериный,

Наш торжествующий рев.

Полно покорствовать! видите, братья,

Двери открыты в века.

Слышу ругательства, слышу проклятья

В шуме, в дыму кабака.

21 марта 1901

«Так это будет летом. Кисея…»

Так это будет летом. Кисея

Вся заблестит, пронизанная светом,

И мне покажется в наряде этом

Еще милее красота твоя.

В широких складках, полных трепетанья,

Повиснет неба полог голубой,

И побледнеем оба мы с тобой

От чувства счастья и от ожиданья.

Настанет вечер, в чуткой тишине

Коснется ветер до твоей вуали,

И улыбнутся из прозрачной дали

Нам взоры звезд, как мужу и жене.

14 июля 1901

«Вот брошен я какой-то силой…»

Вот брошен я какой-то силой

На новый путь.

И мне не нужно все, что было!

Иное будь!

Вокруг туманность и безбрежность,

Как море, высь.

Мечта моя! в том неизбежность:

Ей покорись.

В ночном лесу, где мгла и сыро,

Ищу тропу,

Иду но ней и к тайнам мира,

И вспять, в толпу.

Как укрощенная пантера,

Покорной будь:

Да снидет к нам обоим вера

В безвестный путь.

Август 1901

«Нет душе покою…»

Нет душе покою,

Глянул день в глаза,

И опять я строю

Шаткие леса.

Снова сердцу надо

Веровать в чертеж,

И мечтам – услада

Новых планов ложь.

Снится, снится зданье,

Купол золотой,

Бракосочетанье,

Ночь с тобой, с тобой.

Мы во мраке двое…

Двери тишь хранят…

Зыблются обои…

Душит аромат…

– Тщетно, дерзкий! тщетно!

Не воздвигнешь вновь

Купол огнецветный,

Новую любовь!

Будешь вновь обманут,

Разберешь леса,

И руины глянут

Прямо в небеса.

Ноябрь 1901

«Непересказанные думы…»

Непересказанные думы,

Неразделенные слова —

Вы беспокойны, вы угрюмы,

Как перед молнией трава.

Что просияло, что мелькнуло,

Что душу пламенем прожгло,

Ужели в прошлом потонуло,

И гладь былого – как стекло.

И в сердце сдавленные речи,

Навеки смолкшие слова

Безумно ждут желанной встречи,

И сердце не кричит едва.

Я жажду жадных откровений —

Все повторить, все рассказать,

Чтоб в час заветных оживлений

С тобой все пережить опять.

<1901 >

«Я снова одинок, как десять лет назад…»

Я снова одинок, как десять лет назад.

Все тот же парк вокруг, за елью звезды те же,

С черемухи и с лип знакомый аромат.

Там где-то лай собак. Повеял ветер свежий.

И вечер медленный мне возвращает бред,

Который жжет мечты все реже, реже.

Я жил здесь мальчиком, едва в шестнадцать лет

С душой, отравленной сознанием и чтеньем,

Неловок, как дитя, застенчив, как поэт.

Мне этот шумный парк служил уединеньем,

Я не имел друзей. Для женщин был несмел,

И в сумраке следил за парами, с томленьем,

Но я в мечтах нашел все, все, что я хотел.

1901

«Все бездонней, все безмерней…»

Все бездонней, все безмерней,

Недоступней глубина,

Но, как свет звезды вечерней,

Светят водоросли дна.

Плотны синие преграды,

Обступили взгляды рыб.

Словно знают, словно рады,

Что еще пловец погиб.

Но на родине чудовищ

Посреди живых цветов

Не ищу морских сокровищ

И жемчужных слизняков.

<Январь 1902>

«Надо струны перестроить…»

Надо струны перестроить

Вновь на новый лад,

Песни вещие усвоить

Я готов, я рад.

Сердце, мертвое от жажды,

Слышишь? – бьют ключи!

Песнь одну не петь нам дважды,

Лучше замолчи.

Я, как феникс, в пламя кинут,

Гибну, взор смежив…

Но едва мученья минут,

Встану юн и жив.

Я в земле, под грудой гнили,—

Мертвое зерно.

Но дожди меня вспоили —

Цвесть мне суждено!

Дух живительный и юный

Влился в грудь мою,—

Строю заново я струны,

Верю и пою.

21 февраля 1903

«Неужели это была ты…»

Неужели это была ты —

В сером платье

Робкая девочка на площадке вагона —

Моя невеста!

Помню, как оба тонули мы в первом объятьи,

Жестоком до стона,

Были безумны и святы мечты.

Пели удары колес.

Вереницы берез,

Качаясь, глядели в окно,

Вечер осенний померк незаметно, и на небе было темно.

В поздний безмолвный час

Я сидел одиноко.

Странно дрожал за стеклом раздражающий газ.

Думы дрожали, как газ, раздражающе тоже.

Я жаждал упрека.

О, если б предстал мне таинственный Кто-то

И тайну открыл мне пророческой, внутренней дрожи,

Чего я боюсь в этот поздний обманчивый час.

О, если б предстал мне таинственный Кто-то

И властно позвал бы меня для отчета.

Что женщина?

– Мать, принявшая в лоно,—

Чтобы длить бесконечно преемственность сил.

Вы пестры, миражи бытия: рождений, падений, могил

– Женщина – некий сосуд драгоценный,

Тайну таящий во мгле сокровенной.

Женщина – путь до глубин божества.

Женщина – мир естества,

Его золотая корона.

Свята, свята ее жизнь, дающее лоно.

Но мы?

В нас не все ли – стремленье вовне, из предела?

Разве не мы

Природу наполнили звуками слова?

В дымной пропасти тьмы,

Где дышит и движется тело.

Нам разве не душно?

Мы жаждем иного,

В вечном стремленьи идем и идем до предела,

Кажется, близки мы к области звездной.

Миг – и повиснем в полете над бездной,

Вдруг снова, влеченью земному послушны,

Падаем в душные пропасти тьмы.

А есть красота.

В звуках, в красках, в линиях, в теле,

В обнаженности женственной.

Жажда ее не в одной крови разлита,

Это не жажда веселий.

Ее поток благоденственный

В тайных глубинах шумит,

Струя его сладко чиста,

Он вечной божественной влагой поит.

Да, есть на земле красота.

Или мы крылья у птицы?

И нам суждено

Метаться к гробнице от старой гробницы?

И нам суждено

Только взаимным усильем весь путь побороть?

Только вдвоем долететь до свержения уз?

Церковь венчает как святость союз

Двух осужденных сердец.

– Примем ли мы, как тяжелое бремя, венец?

Да, людям дано только вдвоем этот путь побороть.

Слава тебе, освященная плоть!

Ночь незаметно погасла, и свет набегал на окно.

Я сидел одиноко.

Дрожал за стеклом замирающий газ.

Был светлым и утренним час,

И город вечерний остался далеко.

Я знаю.

Я в зеркале видел всю душу мою,

Все, чему верю, и все, что люблю.

Там нет проклятья.

Как теплым волнам, я отдамся душистому маю,

Пусть будут безумны и святы мечты,

Робкая девушка в сереньком платье,

Да, это ты,

Моя невеста.

4 марта 1902

«Я много лгал и лицемерил…»

Я много лгал и лицемерил,

И много сотворил я зла,

Но мне за то, что много верил,

Мои отпустятся дела.

Я дорожил минутой каждой,

И каждый час мой был порыв.

Всю жизнь я жил великой жаждой,

Ее в пути не утолив.

На каждый зов готов ответить,

И, открывая душу всем,

Не мог я в мире друга встретить

И для людей остался нем.

Любви я ждал, но не изведал

Ее в бездонной полноте,—

Я сердце холодности предал,

Я изменял своей мечте!

Тех обманул я, тех обидел,

Тех погубил, – пусть вопиют!

Но я искал – и это видел

Тот, кто один мне – правый суд!

16 апреля 1902

SUB SPECIE AETERNITATIS[1]1
  С точки зрения вечности (лат.).


[Закрыть]

Отселе мне видно потоков рожденье.

Пушкин

О, господи, какое счастье

Быть художником!

Самовластным, гордым, свободным,—

Царем над созвучиями и образами.

Они меня оскорбляют,

Какое мне дело?

Я на тех бесконечных высотах,

Где небо и лед,

Куда и мечта о дольних заботах

Не досягнет.

Выше нет ничего. Небо сине.

Вдалеке очертанья таких же вершин.

О, как вольно дышать в беспредельной пустыне,

Повторять неземное, великое слово: один!

Мне видна земля,

Моря золотое пространство,

Нагорий живое убранство,

Распростертые низко дороги, поля.

И местами селенья,

Как столбы при дороге, как на перекрестках каменья.

Но мне не видно людей,

Их суеты вседневной.

Я увидал бы движенья двух ратей,

Падение царства, созданье столицы.

Я смотрю на жизнь мной отвергнутых братии,

Как смотрят на землю птицы.

Солнце!

Здравствуй, солнце, мой двойник!

Я люблю твой ясный дик.

Как и ты, я с высоты

Вижу горные хребты,

И узорчатых лугов,

И кипенье городов…

Ноябрь 1902

«Я путешественник случайный…»

Я путешественник случайный,

Бродяга в мире, дикий скиф,

Любуюсь на земные тайны,

На храм, на башню, па залив.

И медлю пред душой безвестной,

Внимательно любуясь ей,

Как перед статуей чудесной,

Жалея покидать музей.

Ноябрь 1902

«Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый…»

Да, в нашей жизни есть кумир для всех единый —

То лицемерие; пред искренностью – страх!

Мы все притворствуем в искусстве и в гостиной,

В поступках, и в движеньях, и в словах!

Вся наша жизнь подчинена условью,

И эта ложь в веках освящена.

Нет, не упиться нам ни чувством, ни любовью,

Ни даже горестью – до глубины, до дна!

На свете нет людей – одни пустые маски,

Мы каждым взглядом лжем, мы прячем каждый крик,

Расчетом и умом мы оскверняем ласки,

И бережет пророк свой пафос лишь для книг!

От этой пошлости обдуманной, обычной

Где можно, кроме гор и моря, отдохнуть?

Где можно на людей, как есть они, взглянуть?

– Там, где игорный дом, и там, где дом публичный!

Как пристани, во мгле вы выситесь, дома,

Убежища для всех, кому запретно поле,

В вас беспристрастие и купли и найма.

В вас равенство людей и откровенность воли.

Вот мир восторженной победы и борьбы

В разврате искреннем и слов и побуждений.

Мы дни и месяцы актеры и рабы,

Оставьте же притон для искренних мгновений!

<1902>

«Дивный генуэзец! как нам стали понятны…»

Дивный генуэзец! как нам стали понятны

Твои пророческие слова:

«Мир мал!»

Мы взором одним озираем его

От полюса до полюса —

Нет больше тайн на земле!

Прежде былинка в безмерных просторах,

Упорно – за веком век —

Работал, боролся, вперед продвигался

И своей планетой, наконец, овладел

Человек.

Нет больше тайн в надземном тесном мире!

Стальные иглы рельс, обвив материки,

Бегут сквозь цепи Анд, бегут в степях Сибири —

К верховьям Крокодиловой реки;

Земля, земля! настало время!

Ты – достояние людей.

Не то или другое племя,

Не тот иль этот из царей,

Тебя взял Человек, его спокойный гений,

Его холодный ум, его упорный труд

И смелый взлет безумных дерзновений!

И правит скорбного Судьи бесстрастный суд.

Человек! торжествуй! и, величье познав,

Увенчай себя вечным венцом!

Выше радостей стань, выше слав,

Будь творцом!

<1902>

«– Пусть лобзает меня – он лобзаньем своим!..»

– Пусть лобзает меня – он лобзаньем своим!

Удовольствия ласк его – свыше вина.

Запах риз его – ладанный дым,

Как пролитое миро – его имена!

Девы ради сего – возлюбили тебя!

За тобой и к тебе, царь, пойду я, любя.

Опаленная солнцем, лицом я смугла

И прекрасна, как полы в китарских шатрах,

Как завесы во храме на пышных вратах.

Виноградник отца я все дни стерегла,

Но сберечь не сумела я свой виноград.

Где пасешь ты? скажи мне, возлюбленный брат!

Где почиешь в полуденный жар, – возвести!

Чтоб к друзьям твоим мне, заблудясь, не прийти.

– Если ты угадать не умела, где брат,

Приходи к пастухам по следам наших стад.

Кобылице моей в колеснице царя

Уподоблю тебя я, подруга моя!

Хороши твои щеки в серьгах золотых,

Хороша твоя грудь в ожерельях твоих.

Золотые подвески я дам с серебром…

О, как сладостно ладаном пахнет кругом.

– Ветка мирры – мой брат – на груди у меня,

В винограднике, брат мой, покойся до дня.

– Ты прекрасна, сестра, – как у голубя взор.

– Ты прекрасен, мой брат, – ароматен убор.

– Сень над ложем у нас наклоняется вниз,

Кровля ложницы – кедр, потолок – кипарис.

1902

«Влачась по дням, при новой встрече…»

Влачась по дням, при новой встрече

Твержу с усталостью «люблю»,

Но эти взоры, миги, речи

Запоминаю и ловлю.

От ночи дню передаваем,

Куда-то на волнах влеком,

То из-за стен дышу я раем,

То за окном я внемлю гром.

Не увлечен и не печален,

Но, любопытствуя везде,—

В бреду пиров, в молчаньи спален,

Я рад бегущей череде.

Уходят шумные мгновенья,

И я дивиться вновь готов

На самоцветные каменья

Случайно сложенных стихов.

<1902>

«Прими послание, о Виктор!..»

Прими послание, о Виктор!

Слагаю песнь тебе я в честь,

Пусть консул я, а ты – мой ликтор,

Но сходство между нами есть.

Тебе милее смех девичий,

Мне – женский и бесстыдный смех.

Но что до маленьких различий,

Когда мы оба любим грех!

Мы оба на алтарь Цитерин

Льем возлияния свои,

И оба будем – я уверен,

До гроба верными любви!

Но любим мы полней и выше,

Чем даже страсти легкий стон,—

Напевы стройных полустиший

И в темных лаврах Геликон!

<Март 1903>

«И вдруг все станет так понятно…»

И вдруг все станет так понятно:

И жизнь земли, и голос рек,

И звезд магические пятна,—

И золотой настанет век.

Восстанут новые пророки

С святым сияньем вкруг волос,

Твердя, что истощились сроки,

Что день настал свершенья грез.

И люди все, как сестры-братья,

Семья единого отца,

Протянут руки и объятья,

И будет радость без конца!

9 – 10 сентября 1903