Текст книги "Старосветские убийцы"

Автор книги: Валерий Введенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава десятая

– А что с вороной делать? – спросил Денис.

На протоколе валялась мертвая птица.

– Как что? Выкинуть! – Глазьев взял беднягу за лапки, намереваясь швырнуть в кусты.

– Не стоит. – Тоннер надел кожаные перчатки. – Прикажите слугам, чтоб закопали. А то съест какая-нибудь борзая – и поминай как звали!

Слуг поблизости не было, и Антон Альбертович так и остался стоять с птицей в руке.

"А не эта ли ворона вчера Сашке жизнь спасла?" – подумал Денис. В череде сегодняшних событий он на время позабыл про Тучина. Сашка, Сашка! Интересно, вернулся ли он со своих амуров? Наверняка расстроится, что пропустил анатомический театр. Страсть как любопытен до этаких зрелищ. А так ему и надо! Меньше задирайся да за юбками волочись, тогда везде успеешь.

Денис предполагал, что Тоннер желудок обратно к кишкам пришьет, а доктор просто бросил орган в чрево, как в помойное ведро, взял в руку иглу наподобие портновской, вдел туда толстую нитку и начал крупными стежками стягивать живот.

"Шов больно некрасивый получается, – почему-то расстроился Угаров. – Впрочем, зачем теперь Насте красота?"

Глазьеву надоело держать ворону, и он бросил ее на другой конец стола.

– Птиц летать учите? – сострил подошедший Веригин.

Глазьев хихикнул:

– Отлетала свое. – И пояснил генералу: – Еще одна жертва отравления!

– Все-таки отравление? – обратился Павел Павлович к Тоннеру. Тот кивнул. – Вот черт!

– Осмелюсь спросить, ваше высокопревосходительство, – откашлялся Терлецкий, – как восприняла княгиня известие о смерти мужа?

– Никак, – ответил генерал. Все сразу уставились на него, даже Тоннер. – Не нашел я Северскую.

– Как не нашли?

– В свое имение она не приезжала.

– Может, конюх врет? Или день спьяну перепутал? Может, вчера она лошадь просила? – подал голос Киросиров.

– Я на обратном пути пастуха приметил и расспросил. Он рано утром чагравого мерина видел. Издалека, правда, но говорит, перепутать не мог, Султана знает хорошо. А управляющий, Павел Игнатьевич, крайне взволнован. Поляк-то не врал, княгиня действительно с ним в Петербург собиралась, карета с утра готова. Самое интересное, что еще вчера днем она таких планов не имела! Хотела сегодня с нотариусом встретиться – деловые бумаги какие-то подписать, да гостям вчерашним визиты отдать. Поблагодарить, что на свадьбу пришли.

– Когда княгиня решила в Петербург ехать? – спросил Терлецкий.

– Вечером! Вызвала управляющего, сказала, что дело срочное в столице. С ней, мол, Шулявский поедет и князь. Северский как закричит: "Что я там забыл?" Наотрез отказался. Мол, гостям охоту обещал. А княгиня заявила, что все равно поедет, дело большой доход обещает, и упускать его она не намерена. Василий Васильевич разозлился и дверью хлопнул.

Тоннер не сомневался: Елизавета собралась в Петербург после разговора с Шулявским. Но рассказывать об их тайном свидании доктор пока не хотел. Связана ли встреча под деревом с отравлением – еще вопрос, а на репутацию княгини тень кинет несомненно.

Тоннер поинтересовался у Николая, пришедшего вместе с генералом:

– Шулявский проснулся?

– Не видел, – затараторил адъютант, – в столовую и трофейную не спускался.

– Может, поляк с княгиней уже в Петербург укатили? – в раздумье проговорил Терлецкий.

– А Тучин появился? – спросил Угаров.

– Да! Злой, наорал на своего слугу, позавтракал наскоро и пошел спать, – четко, по-военному доложил адъютант.

"Амур, кажись, не удался", – решил Денис.

– Господа, я закончил, – объявил Тоннер.

Тело прикрыли простыней, подождали, пока доктор снимет фартук и рубашку с ржавыми пятнами, и не спеша двинулись в усадьбу.

– Жаль, что не удалось допросить княгиню. Судя по всему, она уехала в Петербург с Шулявским. – Киросиров ухватился за предположение Терлецкого. – Следствие можно закрывать, князя отравила любовница Настя, а потом и с собой покончила. Мир их праху.

Урядник бросил злобный взгляд на Тоннера: испортил Насте загробную жизнь! Кабы не он, похоронили бы девицу честь по чести на кладбище. А теперь только за оградкой. Киросиров вспомнил могильный холмик на въезде в имение Северских. Там, кажется, похоронена племянница Василия Васильевича. Можно и Настю положить рядом. Вот семейка! Коли так дальше пойдет, кладбище самоубийц придется устраивать.

– По-вашему, княгиня с Шулявским на одной лошади в Петербург поскакали, так? – спросил у Киросирова Тоннер.

– Представляется очевидным, – урядник старался говорить как можно спокойнее, – что к делу об угаре, тьфу, об отравлении, сие отношения не имеет.

– Может, и не имеет, – пробормотал Тоннер. – Но боюсь, связь все-таки есть! Федор Максимович, вы не помните, бричка Шулявского на станции оставалась?

– Да, до имения поляк доехал в нашей, – подтвердил Терлецкий.

– Вот видите! – У Киросирова на душе полегчало. – До станции можно и на одной лошади доехать, а там в бричку – и тю-тю.

"Да, я любила тебя, Анджей, а ты…" – быстро пронеслось в голове Ильи Андреевича.

Он знал, угасшие было чувства часто вспыхивают вновь, да с такой силой, что люди плюют на приличия и пускаются во все тяжкие.

Вслух промолвил:

– Хорошо бы проверить, на станции ли бричка Шулявского.

– Николай! Дуй на станцию! Узнать и доложить! – приказал Веригин.

Николай круто развернулся и бегом припустил по центральной аллее.

"Допустим, прав Киросиров, – размышлял Тоннер. – Настя отправила князя и покончила с собой. Где раздобыла цианид? Сдается мне, у Насти под рукой был яд менее мучительный. Готов держать пари, что этот дохтур, латыни не знающий, пичкает Анну Михайловну сонным зельем!"

Задумавшись, Тоннер и не заметил, как очутился в трофейной. Двери в покои князя оказались открытыми.

– Какого дьявола, кто посмел?! – накинулся Терлецкий на дворецкого.

Тот стал оправдываться:

– Отец Алексей приехал, адъютант его не пускал. А потом своего генерала увидел и побежал докладывать, что все в порядке. Батюшка и вошел.

– Я разрешил, – сказал заплаканный Митя. При осмотре спальни он держался достойно, но, когда выносили тело Насти, разревелся и с тех пор не мог унять слезы. – Молитва следствию не помеха.

– Не помеха, не помеха, – заворчал Терлецкий. – Велите-ка, любезный, – снова обратился он к дворецкому, – занести госпожу Петушкову обратно. Как и предполагал доктор, она отравилась.

Тоннер поправил:

– Или отравлена.

Сидевший на диване Рухнов снова зарыдал.

– А похороны в котором часу будут? – задал Роос давно интересовавший его вопрос.

– Не раньше, чем послезавтра, – пожал плечами генерал.

– Послезавтра? Так долго? – изумился американец. – Покойники же начнут смердеть! Вот арабы хоронят своих мертвецов день в день, до захода солнца. Мне повезло, я присутствовал. Представляете, гробов там нет. Тело кладут просто в саване…

– Какая дикость! – воскликнул Киросиров.

– Это еще что! – Веригин вспомнил очередную историю. – Как на Кавказе мы преследовали очередную банду горцев…

Терлецкий не выдержал. Байки, охотничьи рассказки, этнографические экскурсы чрезвычайно украшают пустопорожний разговор. А тут преступление! Надо генерала с этнографом куда-нибудь отправить с поручением, чтобы не мешали расследованию.

– Господа! Вернемся к делам! Павел Павлович, поднимитесь-ка к Шулявскому! Вдруг он спит?

– К вашим услугам! – Веригин щелкнул каблуками.

– Если комнату не откроет – ломайте дверь, допросить надо. Возьмите с собой кого поздоровей – господина Рооса, к примеру.

Генерал посмотрел на этнографа. Пошутил, что ли, Терлецкий? На здоровяка этот долговязый мешок с костями никак не тянул. Роос же улыбнулся Веригину во весь белозубый рот. Делать было нечего.

– За мной! – скомандовал Павел Павлович этнографу.

Тот с удовольствием пошел.

– А мы осмотрим покои князя, – решил Терлецкий.

– Зачем? – искренне удивился Киросиров. – Отравительницу мы установили.

– Вы установили, а мы еще нет, – парировал Илья Андреевич. – Яд не в порошке глотали! Либо в пищу, либо в питье подмешали. Надо проверить посуду.

– А Анне Михайловне уже сказали про смерть Василия Васильевича? – подал с дивана голос Митя.

Тоннер чуть не хлопнул себя по лбу. Забыл он совсем про старую княгиню! Но стоит ли говорить ей о смерти единственного сына? Тут надобно поразмыслить. Даст ли ей Бог силы пережить эту весть?

– Не беспокойтесь, – сказал Глазьев. – Сейчас схожу, микстурки волью, а говорить ей бесполезно. Ничего не понимает.

– Господа, начинайте осмотр без меня. Я догоню. – Илья Андреевич бросился по анфиладе за удалявшимся Глазьевым.

Догнать его удалось в центральной ротонде:

– Микстурка у вас с собой?

– Да-с! Во врачебном деле все необходимое должно быть под рукой. – Глазьев не останавливался, и Тоннеру пришлось преградить ему дорогу.

– Дозвольте полюбопытствовать? – Тоннер решительно протянул руку к склянке.

Глазьев отдал ее неохотно.

– Микстурка собственного приготовления. Состав, знаете ли, в тайне держу.

Илья Андреевич, вытащив крышечку, левой ладошкой аккуратно помахал у горлышка и осторожно втянул в себя воздух. Потом капнул себе на ладонь. Пристально рассмотрев жидкость, решился попробовать микстурку на вкус прямо из темной склянки.

– Опий? Не ошибся? – спросил у Глазьева.

– Травяной настой!

– Анализ сделать?

– Мак, конечно, имеется.

– А трав там никаких нет. Опий, да и только. Правда, раствор слабый. Отравить таким нельзя.

– Я врач, а не убийца, – обиделся Глазьев.

– Чем больна княгиня? За завтраком вы мне так и не ответили!

– Болями мучается. Только микстуркой и спасается…

– Что именно у нее болит? – перебил Тоннер.

– Что, что… Вся организьма болит.

– Организьма, говорите? Что вы заканчивали, Антон Альбертович? – ласково поинтересовался Тоннер.

– В каком смысле?

– Учились где врачебной науке?

– А вы, Илья Андреевич?

– Медико-хирургическая академия.

– Завидую. Никогда в Петербурге не был. Вот бы съездить! Зимний дворец посмотреть, государя императора увидеть! Часто лицезреете?

– Учились где? – стоял на своем Тоннер.

– Учился? Учился много где! Человек, знаете, всю жизнь учится. Сначала ползать, потом под стол ходить. Затем читать, писать. Арифметики там разные изучает, закон Божий…

– Латынь, которой вы не знаете. – Тоннер жалел, что рядом нет Терлецкого или на худой конец Киросирова. Взяли бы субчика за грудки, вмиг перестал бы ваньку валять. – Как будет "мышца" на латыни?

Глазьев молчал.

– А "мозг"?

– Чего-то не вспомню!

– Вы – шарлатан!

– Что вы, право! Академиев, как вы, не кончал, это правда, до всего своим умом дошел! Самоучка!

– Где сонное зелье научились варить?

– Дед травником был. И отец! Не только опий, могу всякие настойки делать. Лечу народными средствами. И люди мне благодарны! Боль снимаю, страдания облегчаю. Что в медицине хитрого? Нацепил пенсне, сделал умный вид, пульс пощупал, живот помял, брякнул что-то непонятное да кровь отворил – этому я в цирюльне научился. А что вы, доктора из академий, еще умеете?

– Много чего. Например, могу доказать, что пациент вместо лекарства получал настойку опия и вследствие неоказания врачебной помощи умер. За такое "лечение" вас в Сибирь сошлют!

Глазьев рухнул на колени.

– Не губите, сударь, не губите. Христом Богом, всеми святыми заклинаю, отпустите! Клянусь, врачевать больше не буду. Пойду опять в цирюльню. А за вас каждый день по свечке буду ставить.

Схватив руку Тоннера, Глазьев стал осыпать ее поцелуями.

– Ничего обещать не могу. Цианиды держите? – строго спросил Илья Андреевич.

– Зачем они мне? Я страдания облегчаю, травить пациентов мне невыгодно. Платят живые, мертвым я без надобности.

– Опий сами варите? – Тоннеру удалось выдернуть руку.

– Сам, сам! Сам и развожу. – Глазьев не решался встать с колен.

– Могла Настя концентрат у вас взять?

– Настя? Запросто. Сам бы дал! Благодаря Настеньке меня сюда и позвали. Платили, кстати, очень хорошо. Вот только за последний месяц задержали! Как думаете, выплатят?

По лицу Тоннера Глазьев понял, что зря задал этот вопрос.

– Вас, сударь, казнить надо, а не жалованье платить.

Глазьев зарыдал:

– Простите, черт попутал! Не буду больше, клянусь!

– Анна Михайловна действительно так страдала, что ей опий требовался? Только не врать – всех расспрошу и анамнез выясню.

– Поясница у ней болела! Радикюлем мучилась.

– Ах ты сволочь, радикулит опием лечить! – Тоннер не выдержал и пнул Глазьева ногой.

– Настя так велела, Настя! И князь!

– На покойников сваливаешь?

– Святой истинный крест! У Насти с Северским любовь намечалась, а старая княгиня препятствовала. Вот Настя про мои умения-то и вспомнила, мы с ней когда-то в одном городе жили.

– Умертвить Анну Михайловну хотели? – содрогнулся Тоннер.

– Нет, на такой грех я бы не пошел. Да и зачем? Любой человек смертен, особенно старый. Сам откинется, никуды не денется. И князь предупреждал, смотри, не переборщи! А то выведу в лес, пристрелю как зайца, скажу, на охоте погиб. Во как я попал!

– Вставайте, хватит валяться, – брезгливо приказал Тоннер.

Что делать с Глазьевым? Мог ли он отравить князя с Настей? Мог! Про отсутствие цианидов соврать несложно, пойди проверь! Только мотива у него нет. Настя с князем ему деньги хорошие платили, с их смертью синекура закончилась. Выдать его тайну уряднику? Тот мигом обвинит Глазьева в отравлениях. Нет, пока обожду! Да и в чем-то прав этот Глазьев.

Ох как мало может медицина. Со времен Гиппократа ничего не изменилось. Доброе слово, кровопускание да тот же опий!

– Обещать ничего не буду. Надо найти преступника. Если вины вашей нет и поклянетесь больше медициной не промышлять, оставлю все в тайне.

– Клянусь! Памятью родителей клянусь! – Глазьев снова рухнул на колени.

– С Анной Михайловной кто сидит?

– Сиделки с ней круглосуточно. Из дворовых!

– Тогда сходим к ней после.

Не раз приходилось Тоннеру сообщать родственникам о смерти близких. Ох как это нелегко! А матери о смерти сына? Нет, надо кого-то из близких взять, удар смягчить. Когда родная душа рядом, всяко человеку легче. А кого? Близкие как раз все померли! Нет, Митя остался! Кто он ей? Племянник, кажется? Юн, правда, для таких испытаний. Да ничего не попишешь. Придется взрослеть!

– Понимаю!

– Сначала в спальне все осмотрим. От меня ни на шаг!

– Слушаюсь! – пролепетал Глазьев.

Часть вторая
Глава одиннадцатая

Генерал в который раз постучался в комнату Шулявского.

– Крепко спит вельможный пан.

– Спит? – удивился Роос. – А мистер урядник сказал, что он в Петербург уехал с княгиней.

– И вы поверили? Поверили, что такая женщина сбежала с гнусным хлыщом?

Американец не имел на сей счет своего мнения, но, не желая огорчать Веригина, энергично мотнул головой:

– Сам поражен!

– Будем ломать дверь! – вспомнил инструкцию Терлецкого генерал. – Иначе, так и будем гадать: сбежала, не сбежала. Давайте, Корнелий, вышибайте!

Американец попробовал тщедушным плечом толкнуть массивную дверь. Раз, другой. Потом с разбегу. Дверь не шелохнулась! Веригин закручинился. Где добрый молодец Николай? Вмиг бы вышиб! Делов-то! Самому, что ль, тряхнуть стариной? Поразмыслив, Веригин решил, что ломать двери – занятие не генеральское. Может, кто попроще мимо пробежит? И точно! С длинным тучинским сюртуком в руках по коридору шел Данила. Лицо слуги показалось Веригину знакомым.

– А не дядька ли ты великих князей? – спросил он, вспомнив вчерашнюю выходку молодых людей.

– Так точно, ваше благородие. – Данила в армии не служил, но ответил по-военному, чтоб сделать генералу приятное.

– Как кличут?

– Данилка!

– Мужик крепкий, – оглядев слугу, отметил генерал. – Выломай-ка, братец, эту дверь!

– Вашебродие, дозвольте тока одежду барчука положить. Почистил, пока спит.

– Валяй! Только не задерживайся. Одна нога тут, другая там. – Генералу надоело стоять у двери без толку.

– Я мигом, – заверил Данила и поспешил в тучинскую комнату.

– А почему все-таки в России мертвецов хоронят на третий день? – задал мучавший его вопрос этнограф. – Православная традиция?

– Я тоже так раньше считал, – ответил Веригин, – а потом с одним архидьяконом поговорил. Знающий попался. Сказал, в Писании про сие ничего не сказано. Да, на третий день душу ангелы небесные уносят, но где тело должно находиться, молчок. Мое личное мнение, сей обычай из-за страхов появился.

– Из-за страхов? Живые покойников боятся? – быстро спросил Роос, доставая неизменный блокнотик и карандаш. – Тогда наоборот, побыстрей закапывать надо!

– Люди опасаются, что их похоронят заживо. Тьма случаев: вроде человек умер, лежит – не дышит, сердце не бьется, а наутро встал и пошел, как ни в чем не бывало.

– А-а! – догадался образованный Роос. – Это летаргическим сном называется!

– Хрен знает, как называется. Честно говоря, сам подобного не видел. Но говорят, научный факт. И многие боятся. Был один помещик, его каждый день один и тот же сон мучил: просыпается в гробу, а крышка приколочена. И не поднять никак. Силится, тужится, рвет жилы, уже и воздух кончается, вот-вот задохнется. В этот момент помещику всегда удавалось проснуться. И велел перед смертью свой гроб не заколачивать. А человеком был премерзким, близких своих мучил и притеснял. Те пуще всего боялись, чтоб он из могилы не выбрался! Но волю покойного исполнили – заколачивать не стали, крышку скрепили с гробом столярным клеем.

Веригин бросил взгляд в сторону тучинской комнаты:

– Куда Данилка запропастился?

– А что целых три дня делают с покойником? – Вопрос не давал этнографу покоя.

– Скорбят. Прощаются.

– Пожалуйста, поподробней!

– Сначала покойного обмывают. Потом родственники собираются. Священника зовут, чтоб литию прочел.

– Литию? – записал в блокнотик новое слово иностранец.

– Краткая заупокойная служба. В первый день мертвеца в гроб не кладут. На кровати лежит или на столе. Если покойник богатый, то священник неотлучно при нем. То литию снова послужит, то Псалтырь или Писание вслух почитает. А если человек поплоше помер, бабки-плакальщицы приходят.

– Но запах, запах? – не унимался этнограф.

– Окна пошире распахнуть, свечи зажечь – и не будет никакого запаха. На второй день перекладывают в гроб. Полагается туда бумажный венчик с изображением Христа поместить, а в руку покойного образок вложить. В тот же день перевозят в церковь. Там упокоившийся и ночует. Наутро после литургии отпевают, а потом – в последний путь.

– Я, пожалуй, задержусь здесь на три дня. Как мне повезло! Все в одном месте и подряд: свадьба, похороны… Еще бы покрестить кого, и можно считать экспедицию удавшейся!

– Хотите, вас покрестим?

В коридоре показался слуга. Подслеповатый генерал решил, что наконец-то идет Данила, и набросился на пришедшего с упреками:

– Что ж ты, братец, заснул?

Но это был не Данила. Немолодой опрятный мужчина щелкнул каблуками:

– Не розумем.

– Еще один иностранец! – всплеснул руками генерал. – Этот-то откуда?

Мужчина стал дергать дверь в комнату Шулявского, потом постучал. Не дождавшись, как и генерал с Роосом, никакого ответа, недоуменно пожал плечами.

– Ты, наверное, слуга Шулявского? – догадался генерал.

– Так, так, пан Шулявский, – согласился тот.

– И по-русски не понимаешь? – зачем-то уточнил Веригин.

– Так, – согласился слуга.

– "Так!" – заорал генерал, передразнивая иностранца. – Польша давно уже русская, а язык до сих пор не выучили! А еще братья-славяне, тьфу! Горцы и те по-нашему лопочут.

Веригин сложил ладошки и приложил к голове.

– Спит пан?

– Так! – согласился слуга.

– Он всегда долго спит? – Для этого вопроса генералу не удалось подобрать соответствующего жеста, и поляк посмотрел на генерала с тем же недоумением, с каким недавно разгядывал запертую дверь.

– Ключ есть? – Веригин достал воображаемый предмет из мундира и повернул им в воздухе.

Слуга отрицательно помотал головой. Потом также жестами показал, что ключ у хозяина. Тот закрыл дверь изнутри и лег спать.

– Ломай тогда! – Генерал изобразил разбег и удар в дверь.

Слуга энергично замотал головой.

– Не можно! Пан… – И показал, как хозяин будет грозить пальцем и топать ногами.

– Вот басурманин, ни черта не понимает! Ну, наконец-то!

По коридору спешил долгожданный Данила. В его руке Веригин, к своему удивлению, разглядел пистолет.

– Простите, ваше высокопревосходительство! Достал свежую сорочку из комода, вчера сам туды ее ложил, и ничего окромя одежды не было, а сегодня гляньте, что нашел.

– Это пистоль Тучина?

– Что вы? Отродясь у него оружия не было! И где взял, ума не приложу! Ой, горе мне, горе! Как их довезти до имения! Уже с пистолетом шастает, разбойник!

– Дай-ка! – Веригин протянул руку.

Данила с удовольствием отдал оружие.

– Лепаж? Ну-ка, ну-ка! Бьюсь об заклад, из той пары, что поляк князю подарил! Ничего не понимаю!

– Осмелюсь спросить, – уважительно, как и полагается, обратился к генералу Данила, – чего ваше высокопревосходительство не понимает?

– Вчера на моих глазах урядник положил оба пистолета в шкатулку. Тучин после того пошел спать. Спрашивается, когда он умудрился взять пистолет?

Веригин внимательно осмотрел оружие.

– Он разряжен! Вчера твой барчук с поляком стреляться собирался. Мой денщик оружие зарядил, но дуэль сорвалась. Кто вытащил пулю?

Данила пожал плечами.

– И я не знаю! Давай дверь ломай, заждались тебя! Этому архаровцу приказал было, но он по-русски не бельмеса! – Генерал кивнул в сторону поляка.

– Кшиштоф по-французски разговаривает, сам слышал, – сказал Данила.

– Parles-tu français? [4]  [4]Ты говоришь по-французски? (фр.)


[Закрыть]– повернулся к поляку Веригин.

– Oui, un petit peu! [5]  [5]Да, немного (фр.).


[Закрыть]

– Барин всегда так долго спит? – спросил генерал уже по-французски

– Пан иногда. Когда в карты ноць грать, – коверкая и перемежая польские слова с французскими, ответил Кшиштоф. – Вчерай грать, сегодня шпать.

– Сегодня дверь ломать, – в тон пробурчал генерал. – Уехать твой пан. Тю-тю!

– Пан тю-тю не можливо! Кшиштоф тут! Не можливо бросить!

Роос ничего не понимал.

– Что происходит? – спросил он Веригина.

Тот отмахнулся:

– После, не до вас! Данила, ломай дверь!

Тучинский слуга о чем-то размышлял.

– Ну, что стоишь, как вкопанный?

– Минутку, ваше высокопревосходительство, – ответил Данила. – Дозвольте замок осмотреть, – и, не дожидаясь согласия, присел на корточки. – Я сюртук барчука чистил, на дворе ключ нашел. Авось подойдет! Дозвольте попробовать?

– Давай! Только быстрее!

Данила достал из-за пазухи ключ, вставил в скважину – и о чудо, замок открылся.

– Прошу, – дядька широко распахнул дверь.

Первым в комнату вошел генерал, за ним остальные. Кровать была разобрана, но пуста. Как и вся комната.

– Уехать твой пан, – грустно произнес Веригин.

Кшиштоф заглянул в несессер и чемодан хозяина.

– Не можливо уехать. Все вещи покой.

– А деньги? – спросил Веригин.

Все-таки крупную сумму вчера Шулявский выиграл.

– Деньги всегда пан при собе, – сказал Кшиштоф. – И ценны.

– Значит, вещи новые купит. Удрал твой пан, – вздохнул Веригин. И что в нем княгиня нашла? Без слез не взглянешь!

Кшиштоф все мотал головой:

– Не можливе! Не можливе!

– "О женщины, вам имя вероломство", – продекламировал Веригин и пояснил Роосу: – Это ваш Шекспир написал.

– Шекспир не наш, он англичанин, – возразил американец.

– Пойдем отсюда! Закрывай дверь, Данила!