Текст книги "Баранкин, будь человеком! (с иллюстрациями Г. Валька)"
Автор книги: Валерий Медведев
Жанры:
Сказки
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Единственная в мире инструкция
Я ещё раз взглянул на окна нашей квартиры, на небо, на воробьёв, на калитку, из которой вот-вот должен был появиться Мишка Яковлев, и сказал по-настоящему взволнованным голосом:
– Костя! А ты знаешь, что утверждает моя мама?!
– Что? – спросил Костя.
– Моя мама утверждает, – сказал я, – что если по-настоящему захотеть, то даже курносый нос может превратиться в орлиный!
– В орлиный? – переспросил Костя Малинин и, не понимая, к чему это я говорю, уставился в стену нашего дома, на которой было написано мелом:
БАРАНКИН ФАНТАЗЕР НЕСЧАСТНЫЙ!!!
– В орлиный! – подтвердил я. – Но только, если захотеть по-настоящему.
Малинин отвёл свой взгляд от забора и недоверчиво посмотрел на мой нос.
Мой профиль был полной противоположностью орлиного. Я был курносый. По выражению моей мамы, я настолько курнос, что через дырочки моего задранного кверху носа можно разглядеть, о чём я думаю.
– Так что же ты ходишь с таким носом, если он может у тебя превратиться в орлиный? – спросил Костя Малинин.
– Да я не о носе, дуралей!
– А о чём? – всё ещё не понимал Костя.
– А о том, что, если по-настоящему захотеть, значит, можно из человека превратиться, к примеру, в воробья…
– Это зачем же нам превращаться, к примеру, в воробьёв? – спросил Костя Малинин, глядя на меня как на ненормального.
– Как – зачем? Превратимся в воробьёв и хоть одно воскресенье проведём по-человечески!
– А как это – по-человечески? – спросил ошеломлённый Малинин.
– По-человечески – значит по-настоящему, – пояснил я. – Устроим себе настоящий выходной день и отдохнём как полагается от этой арифметики, от Мишки Яковлева… от всего на свете отдохнём. Конечно, если ты не устал быть человеком, тогда можешь не превращаться – сиди и жди Мишку…
– Как это – не устал? Я очень даже устал быть человеком! – сказал Костя, – Может, побольше твоего устал!..
– Ну вот! Вот это по-товарищески!
И я с ещё большим увлечением стал расписывать Косте Малинину ту жизнь, без всяких забот и хлопот, которая, по моему мнению, ожидала нас, если бы нам удалось каким-то образом превратиться в воробьёв.
– Вот здорово! – сказал Костя, – Вдох – выдох!
– Конечно, здорово! – сказал я.
– Подожди! – сказал Костя, – А как же мы с тобой будем превращаться? По какой системе?
– Не читал, что ли, в сказках: «Стукнулся об землю и превратился Иванушка в орла быстрокрылого… Стукнулся ещё раз об землю и превратился…»
– Слушай, Юрка, – сказал мне Костя Малинин, – а это обязательно – стукаться об землю?..
– Можно и не стукаться, – сказал я, – можно и при помощи настоящего желания и волшебных слов…
– А где же мы с тобой возьмём волшебные слова? Из старой сказки, что ли?
– Зачем – из сказки? Я сам придумал. Вот… – Я протянул Косте тетрадь, тетрадь, которую ещё никто не видел на свете, кроме меня.
– «Как превратиться из человека в воробья по системе Баранкина. Инструкция», —
прочитал Костя свистящим шёпотом надпись на обложке тетради и перевернул первую страницу…
Событие восьмое
«Не хочу учиться, хочу быть птицей!..»
– «Не хочу учиться, хочу быть птицей!..» А это что, стихи, что ли? – спросил меня Костя.
– Не стихи, а заклинание. В рифму… – пояснил я. – В сказках так всегда полагается. Читал в «Снежной королеве»? Снип-снап-снур-ре-пурре-базелюрре…
– «Я уверен, без забот воробей живёт! Вот я! Вот я!..» А дальше неразборчиво…
– Чего неразборчиво? – сказал я. – «Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья!..»
– Складно получается! – сказал Костя.
– Всю ночь не спал, – сказал я шёпотом, чтобы нас с Костей кто-нибудь не подслушал.
– А что ж мы с тобой теряем время? – крикнул Малинин, —Давай скорее превращаться, пока Мишка Яковлев не пришёл!
– Ты какой-то чудак, Малинин! Как это – скорей? Может, у нас с тобой ещё ничего не получится, а ты уже радуешься да ещё орёшь на весь двор!
– Ну и что?
– Как это – ну и что! Дело таинственное, можно сказать, непроверенное. Кто-нибудь подслушает – потом смеяться будут, если у нас ничего не выйдет.
– Ты же сам говорил, что если есть волшебные слова да ещё если захотеть по-настоящему, то обязательно выйдет! – сказал Костя шёпотом.
– Конечно, выйдет, если захотеть по-настоящему! А вот как это – захотеть по-настоящему? Вот в чём загадка! – прошептал я. —Ты, Костя, в жизни чего-нибудь хотел по-настоящему?
– Не знаю, – тихо сказал Костя.
– Ну вот! А говоришь – скорей! Это тебе не двойку в тройку превращать. Здесь, брат, двух человек надо превратить в воробьёв. Вот какая задача!
– А зачем – в воробьёв? В бабочек, я думаю, легче.
– Зачем же в бабочек? Бабочки – насекомые, а воробьи – это как-никак птицы. На прошлом уроке мы как раз проходили воробьёв. Ты в это время, правда, постороннюю книгу читал.
– Верно. Я про воробьёв не слушал.
– Ну вот, а я слушал. Нина Николаевна нам целый час рассказывала о воробьях. Знаешь, какая у них замечательная жизнь?
– В воробьёв так в воробьёв! – сдался Костя Малинин. – Я в драмкружке в «Снежной королеве» ворона играл, мне в воробья будет даже легче превращаться. Давай скорее!
– Тебе бы только скорее! Сначала надо хоть немного потренироваться, – сказал я, забираясь с ногами на лавочку.
Присев на корточки, как воробей, я втянул голову в плечи и заложил руки за спину, словно крылья.
– Похоже! – сказал Костя, повторяя за мной все движения. – Чик-чирик!
– Ну вот что! – сказал я. – Тренироваться так тренироваться, а раньше времени чирикать нечего. Давай лучше отработаем воробьиную походку.
Сидя на корточках, мы стали прыгать по лавочке и чуть не свалились на землю.
– Тяжело! – сознался Костя, для равновесия размахивая руками, как крыльями.
– Ничего, – успокоил я Малинина, – когда мы станем настоящими воробьями, прыгать будет легче.
Костя хотел ещё немного попрыгать, но я ему сказал, что тренировка окончена и что теперь мы переходим к самому главному – к превращению человека Малинина и человека Баранкина в воробьёв.
– Замри! – скомандовал я Косте Малинину.
– Замер!
– Сосредоточься!
– Сосредоточился! – ответил Костя.
– А теперь по команде, мысленно, как говорится, в своём воображении, начинай превращаться в воробья! Понятно?
– Понятно!
– Если понятно, тогда к превращению из человека в воробья приготовились!
– Приготовились!
– Начали!
– Начали!
Я зажмурил глаза, напрягся и, мысленно повторяя слова заклинания, начал изо всех сил мысленно, в своём воображении, превращаться в воробья, сомневаясь про себя в том, что у меня хватит настоящего желания и настоящих сил, необходимых для такого неслыханного и невиданного и, можно сказать, сверхъестественного задания…
Часть вторая
ЧИК-ЧИРИК! ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА!
Событие девятоеСтоит захотеть по-настоящему и…
Сказать по правде, у меня всю жизнь часто возникали в голове всякие трудноосуществимые желания и фантазии.
Одно время я, например, мечтал изобрести такой аппарат, с помощью которого можно было бы у любого человека на расстоянии отключить голос. По моим расчётам, этот аппарат (я его назвал ТИХОФОН БЮ-1 – отключатель голоса по системе Баранкина) должен был действовать так: предположим, сегодня на уроке учитель рассказывает нам о чём-нибудь неинтересном и тем самым мешает мне, Баранкину, думать о чём-нибудь интересном; я щёлкаю в кармане выключателем тихофона, и голос учителя исчезает. У кого такого аппарата нет, те продолжают слушать, а я в тишине спокойно занимаюсь своим делом.
Другой пример: я вхожу утром в класс. Зинка Фокина налетает на меня и тут же начинает читать мне нотацию; я спокойно щёлкаю в кармане рычажком и выключаю голос Фокиной на весь день…
Мне очень хотелось изобрести такой аппарат, но дальше названия у меня почему-то дело не пошло, может быть, потому, что я не по-настоящему хотел изобрести такой аппарат?
Или вот в прошлом году, в последний день летних каникул, перед тем как лечь спать, мне, например, ужасно захотелось стать взрослым, но не через пятнадцать—двадцать лет, как становятся все нормальные люди, а назавтра же. Скажем, так: спать ты ложишься ещё мальчишкой, просыпаешься утром, смотришь – ты уже взрослый, с усами, и в школу идти не надо… Желание моё было ужасно сильным, я даже во сне только об этом и думал. Утром первого сентября я проснулся, конечно, пораньше. Смотрю – лежу в постели таким же, как уснул, без усов, и надо идти в школу…
Были у меня и другие сильные желания, но ни одно из них, конечно, не захватывало меня вот так, по-настоящему, как желание превратиться из человека в воробья!..
Я сидел на лавочке не шевелясь, не отвлекаясь, не размышляя ни о чём постороннем, и думал только об одном: «Как бы мне скорее превратиться в воробья». Я ждал наступления этого момента с такой силой, с какой не ждал даже начала летних каникул. А то, что во дворе с минуты на минуту должен был появиться Мишка Яковлев, только удесятеряло мои силы и намерения.
Сначала я сидел на лавочке просто так, как сидят все обыкновенные люди, и не чувствовал ничего особенного. В голову по-прежнему лезли всякие неприятные человеческие мысли: и про двойку, и про арифметику, и про Мишку Яковлева, но я старался обо всём этом не думать. Я считал, что если уж я решил твёрдо превратиться в воробья, то и думать надо только исключительно о чём-нибудь воробьином. Через некоторое время я заметил, что у меня в голове наконец-то вместо человеческих мыслей стали появляться и нечеловеческие. Так, например, мне внезапно захотелось немного пощебетать на воробьином языке.
Вслед за мыслями стали возникать сами по себе разные нечеловеческие желания и намерения: то мне хотелось спорхнуть с лавочки и немного полетать по воздуху, то посидеть на самой вершине берёзы, то немного пожить в скворечнике…
А когда я, по привычке, попробовал опять подумать о чём-нибудь человеческом, то у меня, к моему удивлению, на этот раз ничего не получилось. Арифметика мне показалась глупейшим занятием. Двойка почему-то вообще перестала меня расстраивать и потеряла всякое значение, а Мишка Яковлев стал мне представляться не знаменитым на всю школу отличником, а каким-то неуклюжим и несчастным существом, которое не умеет делать даже такой простой вещи, как летать по воздуху.
В это самое время у меня по ногам начали ползать мурашки. Они ползли всё скорее и скорее. Потом побежали по спине, по рукам, по всему телу. Вдруг совершенно неожиданно мне захотелось поклевать овса. Да, да! Овса! Нечищеного, сырого овса! И чтобы он лежал на земле в пыли. И чтоб его было много, этого овса, очень много. В общем, столько, чтобы я мог наклеваться досыта.
Сижу я на лавочке с закрытыми глазами, по телу у меня мурашки, словно сумасшедшие, носятся, как ребята на большой перемене, а я сижу и думаю: «Интересно, что же означают эти мурашки и этот овёс? Мурашки – это ещё мне понятно, это я, наверное, ноги отсидел, а при чём здесь овёс?»
Я даже мамину овсяную кашу на молоке с вареньем и ту ел дома всегда без всякого удовольствия. Почему же мне хочется сырого овса? Я ведь всё-таки человек, а не лошадь? Сижу, думаю, гадаю, но ничего сам себе объяснить не могу, потому что глаза у меня плотно закрыты, и от этого в голове совершенно темно и неясно.
Тогда я подумал: «Уж не случилось ли со мной чего-нибудь такого…» – и поэтому я решил осмотреть себя с ног до головы…
Затаив дыхание я чуть-чуть приоткрыл глаза и первым делом взглянул на свои ноги. Смотрю – у меня вместо ног, одетых в ботинки, босые воробьиные лапы, и этими лапами я стою босиком на лавочке, как самый заправский воробей. Я открыл глаза пошире, смотрю – вместо рук у меня крылья. Открываю глаза ещё больше, верчу головой, гляжу – сзади торчит хвост. Это что же получается! Получается, что я всё-таки превратился в воробья!
Я – воробей! Я больше не Баранкин! Я самый настоящий, самый что ни на есть воробейный воробей!
Так вот почему мне так вдруг захотелось овса: овёс – любимое кушанье лошадей и воробьёв! Всё понятно! Нет, не всё понятно! Это что же выходит? Значит, моя мама была права. Значит, если по-на-сто-я-ще-му захотеть, то можно действительно всего достичь и всего добиться!
Вот это открытие!
О таком открытии стоит, пожалуй, прочирикать на весь двор. Да что на весь двор – на весь город, даже на весь мир!
Я распустил свои крылья! Я выкатил грудь! Я повернулся в сторону Кости Малинина – и замер с разинутым клювом.
Мой друг Костя Малинин продолжал сидеть на лавочке, как самый обыкновенный человек… Косте Малинину не удалось превратиться в воробья!.. Вот тебе раз!
Событие десятое
Что на воробьином языке означает…
Косте Малинину не удалось превратиться в воробья!
Он пыжился, жмурился, всё время ощупывал себя руками, чуть слышно шептал себе под нос: «Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья!» – и всё безрезультатно. А ещё торопил меня, а ещё кричал на весь двор: «Давай скорее превращаться в воробьёв! Давай быстрее! Давай сейчас же!» А сам как был Малининым, так и остался. Только покраснел как рак, и больше ничего.
– Малинин! – закричал я на Костю, – В чём дело? Почему ты не превращаешься в воробья?..
Но вместо этих слов из моего рта вылетело обыкновенное воробьиное чириканье: «Чик-чирик! Чьвит-чьвит! Чиу-чиу!»
Повернув голову, Костя посмотрел в мою сторону и с изумлением вытаращил глаза.
– Баранкин! – сказал он. – Это ты, Баранкин?..
– Чио! Чио! Чья! Чья! – ответил я ему по-воробьиному, что означало: «Конечно, я! Не узнаёшь, что ли?!»
Убедившись, что я не вру и что я уже действительно не я, а самый настоящий воробей, Малинин покраснел ещё больше – наверное, от зависти! – и чуть даже не разревелся.
– Как же это у тебя получилось? – спросил он, часто моргая глазами.
Я сказал:
– Чень-чень-чень! Чик-чик-чик!.. (Очень просто! Чик! Чик! Чик! И готово!)
Затем между мною и Костей произошёл следующий разговор на разных языках:
Костя(со слезами на глазах). Значит, превратился! Вот здорово! А почему же я не превратился?
Я. Чирик! Чим-чирим! (Откуда я знаю!) Чирик-чи-чвить-чить! (Наверное, хотел не по-настоящему!)
Костя. Что ты на меня чвикаешь? Говори по-человечески!
Я. Р-р-р-чик! Чуть-чуть-чьвим-чим! (Как же я могу говорить по-человечески, если я воробей!) Чепчик! Чи-чи-нип!
Костя. Ещё «чепчиком» обзывает!
А я совсем его и не обзывал «чепчиком». Я ему сказал: «Не падай духом, Малинин! Ещё раз попытайся».
Костя стал ругать меня за то, что я, не дожидаясь его, превратился в воробья, но я ему не стал ничего чирикать в ответ. Мне самому тоже было это неприятно. Уговаривались вместе превратиться в воробьёв – и вот вам, пожалуйста. Конечно, быть воробьём одному не так интересно, как вдвоём.
Я махнул крылом. Взлетел. Уселся на заборе злой-презлой и повернулся спиной к Косте Малинину. И надо же было, чтобы в эту минуту на улице из-за угла показался на велосипеде Мишка Яковлев. Я схватился крыльями за голову. Всё пропало! Теперь Малинин уж ни за что не успеет превратиться.
– Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья! – донёсся до меня снизу голос Кости Малинина.
Не сводя глаз с Мишки Яковлева, я крикнул Косте с забора:
– Чим-чим-чим! Чер-чилим! Чер-чилим! Чересчур! Черес-чур! (Поздно! Мишка на велосипеде едет! Сейчас он тебя учиться поведёт!)
Сам чирикаю и вижу, как Мишка уже въехал во двор и к лавочке подъезжает, на которой сидит несчастный Костя Малинин, то есть не сидит, а должен был сидеть… Я говорю «должен был», потому что, когда Мишка Яковлев подрулил к лавочке, Кости на скамейке уже не было. Вместо Кости на скамейке стоял на полусогнутых лапах воробей, и, судя по всему, этот воробей был не воробей, а бывший Костя Малинин. Значит, пока я переживал и уже ни во что не верил, Костя Малинин взял и тоже превратился в воробья со второй, а может, и с третьей попытки. Впрочем, неважно, с какой попытки, важно, что превратился.
– Костя, – крикнул Мишка, слезая с велосипеда, – Малинин! Ты куда спрятался? Странно! По-моему, я его только что видел на лавочке. Конечно, видел. Вот его учебники и тетради!
Мишка собрал тетради и учебники и, не обращая никакого внимания на рядом сидящего воробья (который был вовсе не воробей, а Костя Малинин – вот смехота!), оглядел весь двор, потом посмотрел на наше окно, из которого показалась голова моей мамы.
– Здравствуй, Миша! – сказала мама. – А где же Юра и Костя?
– А я как раз хотел вас об этом спросить! – сказал Яковлев. – Учебники и лопаты на лавочке лежат, а их нет…
– Вот сорванцы! – сказала мама. – Наверное, на улицу убежали… Ты, Миша, заходи в комнату, они сейчас вернутся!
Мишка положил Костины учебники на седло и скрылся в подъезде, а я слетел с забора на лавочку к Косте Малинину.
– Ир-чик! Ир-чик! Чуть-чуть-чуть! – сказал я Косте. (Молодец, Малинин! Превратился всё-таки!) На что мне Костя прочирикал:
– Че-че-че! (Честное слово?)
– Че-че-че! – сказал я. – Чуф-чуф-чуф! Чи-чи-чи! (Честное слово! Открой глаза и увидишь!)
И Костя открыл свои голубые, как у девчонки, глаза… Глаза у него так и остались голубыми! Воробей с голубыми глазами! Здорово!
Стоит на лапках, качается, хвостом сам себе равновесие помогает держать и от удивления всё ещё прийти в себя никак не может.
А я вытер крылом пот со лба и сказал:
– Всё в порядке! (Ч-уфф!)
– Ч-уфф! (Всё в порядке!) – сказал Костя Малинин и тоже вытер крылом лоб.
Мы обнялись и, подпрыгивая от радости, закружились по скамейке…
Событие одиннадцатое
Встреча с бесхвостым
– Сей-час наедимся овса, – сказал я Косте Малинину, – и пом-чим-чим-ся! Полетим!
– Куда?
– Можно направо, можно налево. Раз мы с тобой превратились, то теперь всё можно. – Я поднял крыло, отставил лапку и прочитал с выражением: – «Мы вольные пти-ти-ти-цы! Пора, брат, пора! Туда, где за морем белеет гора!..» Одним словом, куда захо-тим-тим, туда и поле-тим-тим! Вот какая жизнь!
Малинин засмеялся.
– Юр-чи-чик! – сказал он. – В воробья ты превратился, а клюв у тебя остался курносым. Чу-чудеса!
– Врёшь!
– Ни-чуть, ни-чуть!
– А у тебя глаза голубыми остались, как у дев-чон-ки! Чеп-чик!
Я спорхнул с лавочки к луже и стал смотреться в воду. Клюв у меня действительно остался курносым, и вообще я весь получился какой-то серый, и перья у меня топорщились во все стороны, и на лбу торчал хохолок… Костя Малинин выглядел совсем по-другому: у него была нарядная белая грудка с галстуком, сам он был весь чистенький, аккуратненький, с приглаженными пёрышками, как будто он только что из парикмахерской вылетел.
Впрочем, я ничуть не расстроился: я, когда был человеком, тоже не отличался особенной красотой и аккуратностью. Подумаешь, курносый так курносый. Взъерошенный так взъерошенный.
Не в этом дело. Дело в том, что я во-ро-бей и что теперь мне никто и ничто не может испортить моего замечательного воробьиного настроения. А настроение у меня было действительно замечательное! Ещё бы! В голове совершенно пусто – ни забот, ни мыслей, ни тревог! И так будет весь день! Целый день-день-день-день! Ну и день-день-день! Вот так день-день-день! Заме-ча-ча-тельный день! Че-че-ресчур за-ме-ча-тельный.
Я напился дождевой воды и ударил крылом по своему отражению, обдав брызгами Костю Малинина, скакавшего по ту сторону лужицы.
– Костю-чок-чок-чок! Ну, как жизнь?
– Заме-ча-тельная! – чирикнул Малинин, брызгая в меня водой.
– А что я тебе говорил? А ты говорил: «Превратимся лучше в бабочек!» Давай искупаемся!
– Холодно! Давай лучше овёс искать. Очень-чень есть хочется.
Найти овёс на нашем дворе оказалось делом нелёгким. Мне попадались и конопляные зёрнышки, и арбузные семечки, и семечки обыкновенные, а вот овса всё не было.
– Ты че-чего дерёшься! – услышал я вдруг за спиной Костин голос. – Юр-чик! Он у меня из хвоста перо выдернул! Хулиган какой!
Я оглянулся и увидел, что невдалеке от меня Костю Малинина гоняет по траве здоровенный бесхвостый воробей.
– Я скачу, – затрещал Костя, подбегая вприпрыжку и прячась за мою спину, – вижу, в траве овёс лежит, нагнулся – слышу, у меня из хвоста кто-то перо дёргает! Хулиганство какое!
– Ты че-чего к маленьким пристаёшь? – спросил я, подскакивая к здоровенному воробью. – Че-чего ты людям выходной день-день портишь?
– Я ни-че-че-го! А че-че-го этот птен-чик на мой овёс разлетелся? На чу-чу-жой двор заявились да ещё распоряжаются здесь! Что-то я вас здесь раньше никогда не замечал!
Я хотел по-хорошему объяснить воробью, почему он не мог нас раньше видеть на дворе, но верзила-воробей и не стал меня слушать. Он подскочил ко мне и, не говоря ни слова, ударил меня по-воробьиному крылом в грудь. Ударил. Отскочил. Ноги расставил и крылья для устрашения распустил.
Но я не растерялся. Я тоже распустил крылья веером, хвост – трубой, подскочил к верзиле нос к носу да ка-ак дам ему подножку! Обыкновенную человеческую подножку. Конечно, верзила-воробей не знал такого приёма и, хотя он был выше меня на целую голову, свалился на траву как подкошенный Лежит на лопатках, ноги кверху задрал и молчит и больше не задирается. Он думал, наверное, что мы ему сейчас с Костей зададим хорошую взбучку. А мне этого воробья почему-то даже жалко стало.
– Эй ты, куцый! – сказал я. – Вставай! У нас лежачего не бьют! Можешь проваливать… Впро-чем-чем, можешь и остаться! Мы тебя сейчас-час угостим овсом. Костя, где овёс?
– Здесь, в траве. Вот ов-син-синки, и вот ов-син-синки.
Но бесхвостый не обратил на мои слова никакого внимания. Он молча поднялся, отряхнулся и испуганно запрыгал прочь.
– Чеп-чик! – крикнул ему Малинин вслед, махая хвостом.
– Сам ты чеп-чик! – сказал я Косте, зажимая лапой золотистую овсинку. – Не мог без меня дать сда-чи!
Ко мне снова вернулось хорошее настроение. И Костя Малинин опять стал весёлый-превесёлый.
– А здорово ты его чеб-чеб-бурахнул! – сказал Костя, выгребая из травы зёрнышко овса.
У меня даже слюнки потекли от одного вида аппетитных овсинок. Я поточил клюв о камешек и ещё крепче зажал зёрнышко лапой. Сейчас я эту овсинку раздолблю и съем… Сейчас!
– Кошка! – услышал я за спиной отчаянный голос Кости Малинина и обернулся…
