Текст книги "Македонский"

Автор книги: Валерий Атамашкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Охранники Подземных Катакомб.

Хорошо вооруженный отряд пехотинцев.

Как бы их грохнуть незаметненько… Стоило бойцам дойти до конца, завернуть за угол и мы столкнемся лицом к лицу. Был, конечно, другой вариант – тикать, но я как-то не привык сверкать пятками без крайней необходимости. Да и в конце следующего коридора встретится новый отряд боевиков, тогда врагов станет четверо вместо двух и шансов не останется вовсе.

Дождавшись, когда охранники окажутся на пересечении коридоров, я стремительно атаковал. Уповая на неожиданность, пошел в жесткий стык, ударил плечом в плечо первому головорезу. Бедолагу трухнуло, он устоял, но навалился на второго охранника и сбил того с ног. Несчастный упал вверх тормашками, тщетно стараясь удержать равновесие. Первый охранник потянулся за мечом, но я схватил головореза за шею и ударил головой о стену. Глухой хлопок и обмякшее тело сползло на пол с раскроенной черепушкой. Не хватило считанных секунд, потому что второй охранник поднялся на четвереньки и завопил так, будто с него живьем сдирали три шкуры.

– На помощь! Уби…

Крик оборвал тяжелый удар рукояти ксифоса в затылок. Треснул череп, тело головореза свела судорога. Я для верности добил мерзавца, вогнав ксифос ему в район солнечного сплетения. После попятился, опуская мечи. Охранник, мучавшийся в судорогах, вызывал смешанные чувства – меня, с одной стороны, выбесило, что пришлось марать об этого пехотинца руки, а с другой стало жалко, что не удалось добить его с первого удара и он подыхает в муках. Перед глазами вспылил два запоздалых извещения об убийстве врага, которые я тут же смахнул.

Из глубин коридоров послышались первые выкрики. Я отвернулся от извивающегося в судорогах головореза, и бросился прочь, в следующий проход. По лбу струился пот, слепивший глаза. Я вытирался хитоном и старался не задышать, бег под землей в коридорах с высокой влажностью отнимал много сил. Отпечаток накладывала мучавшая меня жажда (немного смущало, что в игре мне хочется пить), мешал песок. Не останавливаясь, я побежал к концу коридора и выбежал в очередной проход и там замер, как вкопанный. В конце узкого прохода у массивной дубовой двери, отображающейся на карте синим цветом выхода из подземелья, стояла очередная парочка головорезов.

Старшые отряда охранников Подземных Катакомб.

Имеют улучшенное снаряжение и броню.

Обладают улучшеными навыками ведения боя.

Эти двое не походили на тех, с кем уже пришлось встретиться сегодня под землей. Одеты в подобие бронежилетов, причем совершенно нелепых, сверху которых зачем-то прикреплены тонкие металлические пластины, снизу у талии тянулась полоса из металлических чешуек. На головах подобия касок, но удлиненные, загнутые каплей вперед, словно колпаки из детского мультика про эльфов. Ноги до колен защищали выгнутые металлические пластины с рельефным рисунком, соединенные ремнями по икре. Парочка выглядела нелепо, но отнюдь недружелюбно и еще более опасно, гораздо более опасно, чем все те, с кем приходилось иметь дело раньше. Читать инфу по их снарежению я не стал (хотя и впечатился) – на это тупо нет времени.

Я поднял свои мечи, занимая боевую стойку.

Оборвался разговор, и головорезы уставились на меня с нескрываемым удивлением. Выглядели они так, будто в коридор выскочил не обернутый в потрепанный хитон мужчина, а сам черт, появившийся из-под земли. Возможно, охранники не ожидали увидеть освободившегося пленника, но я не терял время даром. Ударил одним из своих мечей по углублению в стене, где стоял уже знакомый сосуд угольками. Сосуд полетел в растерявшихся боевиков. Каленое стекло ударилось о каменный потолок и мигом разлетелось на куски. Угли вывалились на головы головорезов, те отпрянули, истошно вопя и стряхивая с себя раскаленные точечки-угольки.

В конце коридора показались четверо охранников. Они застыли в проходе и наблюдали за происходящим. Запыхавшиеся, с мечами наголо. Быстро смекнув, что заблокирован с двух сторон, я подбежал к двери, где парочка разодетых боевиков отплясывала польку, судорожно избавляясь от раскаленных углей из разбившегося сосуда.

Четверо рубак, которые минутой ранее так удачно блокировали мой отход, дружно опустили ксифосы и озадаченно переглянулись в полном недоумении. Понятно, дешевый разводняк – хотят заставить меня перестать сопротивляться, чтобы внезапно атаковать. Но никто из пехотинцев не собирался продолжать преследование, а судя по лицам головорезов, они не до конца понимали, что происходит. Пусть делают, что хотят, я бросился к двери, выходу из уровня. Охранники у прохода опомнились и перегородили мне дорогу. Головорезы видели мечи в моих руках, но вместо того, чтобы достать из ножен свои клинки, они попытались завязать диалог.

– Все в порядке, Александр… – начал один из них.

Боевик не закончил, потому что первым получил увесистый удар – с разбега, я врезался ему пяткой в переносицу. Его отбросило на стену, согнуло в три погибели, и он замотал головой, силясь прийти в себя. Нос пехотинца превратился в труху. Второй схватил меня за руку, держащую ксифос и умело вывел локоть на рычаг. Клинок упал на пол, и охранник ловко наподдал меч ногой, отбросив его к двери. Вырвал у меня второй меч, тоже отбросил. Я в ответ съездил боевику локтем по лицу, но головорез смягчил удар, прижавшись подбородком к груди. Он зашел мне за спину, сомкнул руки в замок вокруг талии и оказался в крайне удобной позиции для броска. Мешкали четверо преследователей, замерших будто каменные истуканы в другом конце коридора. Эти тупо упали на колени и начали кланятся.

Неуклюже пританцовывая, мы снесли дверь и ввалились в следующий проход. Охранник неудачно споткнулся о порог, ударился спиной о пол и ослабил хват. Я рухнул следом, но изловчился и оказался сверху. Прижал головореза к полу, нанес парочку сокрушающих хаммерфистов, посек локтями, бросил взгляд на лежащий у двери ксифос и аккуратно пододвинул клинок стопой. Охранник мигом осознал, чем может закончиться схватка и попытался вывернуться, но слишком поздно. Лезвие ксифоса коснулось его горла. Я покосился на четверку преследователей в другом конце коридора – изумленные, растерянные глаза, отбивают лбами пол в молитвенных позах. Никто не предпринимал попытки атаковать. Почему? Вопрос без ответа. Я схватил головореза за волосы, поспешно поднялся, вдавил лезвие в горло, так чтобы не убить, потому что планировал оставить бедолагу в заложниках, пока не удастся скрыться.

– Пощади великий…

Слова были лишены эмоций, звучали будто издевка. Удерживая лезвие у горла заложника, я попятился к двери. Нащупал засов, отодвинул. Я ожидал схватки, попытки отбить заложника, преследования, но эти идиоты продолжали кланятся… Когда дверь захлопнулась, отрезав врагов, я резко убрал ксифос от охранника, перерезая ему горло. Про себя подумал, что очков опыта мне никто не спешит за это давать.

Тело, истекающее кровью, сползло на пол, а я взбежал по лестнице к следующей двери, прочь из подвала и буквально завалился в открывшееся большое ярко освещенное помещение. Ручка двери ударилась о стену, а я так и замер на пороге, сжимая окровавленный ксифос во влажной ладони.

Внимание! Выполнено задание:

Добраться до тронного зала.

***

– Не скупитесь, господа!

Слова, резанувшие слух, сменились бурными аплодисментами. Аплодировали люди в пышных нарядах, при виде меня вскочившие со своих мест. Зал после душного лабиринта подземелий с хитрым переплетением коридоров поражал своим размахом. Он был хорошо освещен, украшен статуями, фресками и мозаиками, а посреди зала стояли заниженные столы, ломившиеся от яств. У столов на мягких подушках полулежа восседали несколько десятков человек, все при оружии, с чашами в руках, наполненными алкоголем. Как и на площади, у меня началась карусель оповещений перед глазами. Мой взгляд лихорадочно скользил по помещению. Аплодисменты не утихали и эхом отражались от стен. Я оцепенел.

Валить?

Но за спиной отряд преследователей… Узкая лестница, дверь, путь назад отрезали, не уйти. Возможно поэтому четверка в коридоре смотрела сквозь пальцы на мой побег и занимались черт знает чем. Они знали, что я в капкане. Вляпался, так вляпался. По телу растекался липкий холодный пот. Я тупо ждал, как развернется ситуация. Выяснить, что предпримут эти люди и затем делать что-то самому. Я не торопился опускать ксифос и крепко держал меч в своей руке, понимая, что холодная сталь – единственный шанс выжить.

Аплодисменты прекратились, в зале, наконец, повисла тишина. Я ожидал, что из-за стола выйдут люди, которые захотят померяться со мной силами (ну там босс тронного зала, все такое), но ничего не происходило. Толпа смотрела на меня, будто ожидая каких-то действий. Несколько десятков пар глаз. Я, словно загнанный в угол хищник, озирался. Отчего-то вспомнился фильм, где главный герой Дугласа попал в переплет и слабо отличал реальность от вымысла. Может, как в том фильме стоило прикончить кого-то, чтобы понять суть? Я стиснул рукоять меча крепче.

– Че, кого первым завалить – налетай?! – предложил я.

В ответ присутствующие в зале люди принялись удивленно переглядываться, будто совсем не понимая, о чем идет речь.

Один из присутствовавших в зале мужчин, высокого роста, широкий в плечах, с длинными собранными в хвост волосами цвета каштан, плюхнулся на подушку. Он был заметно поддатый, судя по тому, что его язык заплетался. Мужчина поправил венок из плюща на своей голове.

– Вы как хотите, а у меня пир! – он схватил оставленную на столе чашу с вином, мигом осушил и принялся уплетать явства со стола, коих здесь было настоящее изобилие.

Эвмен

Родом из Кардии

Полководец, секретарь Александра Македонского.

Предан Певкестом, сдан Антигону, после чего убит.

Я вымерил его взглядом, не поняв перфоманс. Поначалу могло показаться, что другие оставшиеся стоять люди колеблются, но несколько секунд спустя к продолжившему пирушку головорезу присоединились еще четверо. Они махнули на происходящее и что-то недовольно бурча вернулись к своим лежакам. Некультурненько, так не встречают гостей. Колебались остальные, каждый из них буквально сверлил взглядом меня, застывшего у порога. В их взглядах читалась неловкость и одновременно смущение.

– Так чего хотим? – выкрикнул в сердцах я.

– Чего хотим, Александр? – фыркнул другой пирующий,

Антипатр – полководец и диадох.

Наместник Македонии и греческих полисов.

Некоторые античные авторы (Арриан, Диодор Сицилийский, Юстин, Плутарх) считают, что Антипатр виновен в отравлении Александра.

А удобно, однако, когда дают расклад по человеку сразу. Назвать головорезом его не поворачивался язык, хотя мужчина носил оружие. Это был старик с рубцом на скуле, оставшемся от удара мечом и порванным в клочья ухом.

– Мы хотим разделить с тобой трапезу! Вот то, чего мы хотим!

Над сводами большого зала разнеслось довольное улюлюканье. Люди, наконец, похватали свои чаши, наполненные вином, подняли их, принялись выкрикивать.

– За Александра!

– Хвала Дионису!

Я медленно опустил ксифос, понимая – драки не будет.

– Александр!

– К столу! Это твой пир!

– К пиру! Сын Бога!

– Царь всего!

Люди, жаждавшие продолжить праздник, скандировали мое имя, ожидая, когда я пройду к столам. Я приподнял бровь – точно, что-то запамятовал, что я не просто Александр, а АЛЕКСАНДР. Ну, в смысле великий македонянин, угу. Вот люди в громадном зале и называли меня «царь всего» и похоже хотели со мной бухнуть. Учитывая, что я завалил несколько бедолаг накануне, не откажусь перезагрузиться и накатить за воротник.

Среди массы лежащих у низких столов людей выделился седой старик в пышном белоснежном хитоне и накинутом поверх плаще, дряблый. В отличии от большинства присутствующих, он носил бороду и сейчас ехидно улыбался. Судя по тому, насколько проникновенно и глубоко смотрели его глаза, он не был пьян и вряд ли вообще прикасался к вину на сегодняшней пирушке. Несмотря на внешнюю дряблость и кажущуюся усталость, в голубых глазах старика можно было различить искру. Из подобной искры обычно легко разжигается пламя, а люди с такими глазами многого стоят в жизни. Старик подошел ко мне, улыбнулся, виновато пожал плечами, будто не зная с чего начать разговор. Показалось, он захотел дотронуться до моего плеча, но я медленно покачал головой и старый передумал. Руки же на хер отрублю, дурак.

– Я всегда знал, что ты не выбираешь легких путей, Александр, – самодовольно произнес он.

Мне удалось просканить его профиль.

Аристотель.

Античный философ, ученик легендарного Платона.

Натуралист классического перода.

Основатель формальной логики

Бывший воспитатель Александра.

Аристотель, значит. Это он тот самый придурок, которого я искал, что расскажет суть происходящего? Я даже отклонил мысль схватить старика за шиворот, взять в заложники и с его помощью выбраться отсюда. Ненароком покалечу деда, а вопросы позадавать хочется.

Старик скрестил руки на груди, его взгляд сделался строже. Он смотрел на меня сердито, будто отец на сына.

– Ну че, старый, пошли бухать? – предложил я, разряжая атмосферу. – Есть у меня к тебе пару вопросов.

Аристотель аж закашлялся, видимо ожидав услышать от меня другой ответ. Мы последовали к лежакам, сорвали очередную порцию оваций пирующих, и старик помог разместится мне, пожалуй, на лучшем месте в зале, которое до того пустовало. Лежак как будто ждал именно меня. Прислуга, смуглые парнишки, принесли вина, читру с сухофруктами и дискос с виноградом. Понятно, что я не знал правильного названия сосуда, но система работала исправно.

Старик обратил внимание, что на столе не хватает олив. Я при виде еды почувствовал, как сводит желудок. Однако первое, что я сделал – это почти залпом осушил поставленный передо мной килик с вином, крепко держась за обе ручки кубка.

В отличии от старика, пирующие успели хорошо поднабраться к моменту как я попал сюда. Дюжина мужчин расстегнули застежки, сняли хламисы. Один из них отдал приказ смуглому мальчишке из прислуги, к столу вынесли кувшин с широким круглым горлышком, до краев наполненный вином. Рядом поставили пустую металлическую чашу. Пирующим подали вина и те принялись плескать им, силясь попасть в металлическую чашу. По сводам зала разнесся лошадиный хохот. Получалось дрянно, мужчины были сильно выпивши, а от того косили. Вино расплескивалось, заливало пол, практически ничего не попадало в заветную чашу.

– Желаешь сыграть в коттаб? – улыбаясь, спросил старик, видя, что я наблюдаю за тем, что здесь называли игрой и выдавали за развлечение.

Коттаб

Древнегреческая популярная игра на меткость.

Участник должен попасть остатками вина из своего бокала в коттабий.

Я покачал головой, отвернулся от играющих, зыркнул на старика. В этот момент игроки установили на металлической чаше человеческую фигурку. Задача усложнялась, теперь следовало попадать вином в нее.

– Старый, давай рассказывай что к чему, – я кивнул на свой кубок, недвусмысленно намекая, что не прочь продолжать разговор под горячительное.

Аристотель поднял руку и один из мальчишек наполнил мой кубок.

Непонятно откуда появились женщины, заполонившие добрую половину зала. Их лица закрывали бархатные платки, нагие тела едва прикрывали балахоны.

Наложницы.

Захвачены армией Александра в Персидском царстве.

Заиграла живая музыка, такую проникновенную игру я слышал впервые и не сразу понял, что музыканты-флейтисты играют с балконов второго этажа. Девушки закружились в танце, маня пирующих полуобнаженными телами. Я заценил – формы у куколок что надо. Головорезы при виде женщин засвистели. Многие вставали на ноги, но под градусом выпитого вина валились обратно на лежаки и подушки. Смеялись, ругались на чем стоит белый свет, показывали неприличные жесты. Бросили игру в коттаб винометатели, хитоны которых пропитались вином насквозь. Те, у кого получалось устоять на ногах хватали танцовщиц и усаживали себе на колени. Никто из девушек не думал сопротивляться.

Я тоже не растерялся и прихватил одну сисястую дуреху себе, усадив на колени и принявшись кормить ее виноградом

– Какие у тебя планы на вечер красавица? – улыбаясь, спросил я.

Девчонка смущенно опустила глаза.

– Дед, а ты не хочешь зацепить себе кралю! – я наклонился к старику, который с усмешкой наблюдал за происходящим, поедал маслины и задорно сплевывал косточки.

– Александр, мой дорогой… – Старик вздрогнул, отложил очередную маслину и аккуратно сложил косточки на стол, которых набралась целая жменя, а потом деловито вытер руки о край своего плаща.

– Я Александр, – ответил я.

– Ты не в себе, мой друг, – строго заявил он. – Одумайся, если хочешь выжить.

Ага, видать решил поговорить по серьезке. Я закинул последнюю виноградину в рот своей новой знакомой и показал ей, что она может идти, вдовесок хорошенечко шлёпнув крале по голой заднице. Уговорил дед. Выкрики из-за столов, хохот, полуобнаженные женщины в платках, все это притупило бдительность. Не стоило забывать, что на самом деле здесь происходит.

Но вместо того чтобы продолжить наш разговор, старик отвернулся, чтобы снова есть маслины и пялиться на танцовщиц. Танцовщицы заканчивали танец и, кланяясь до земли, покидали зал. Уходили те, кто восседал на коленях головорезов, несмотря на очевидное желание последних продолжить знакомство в более интимной обстановке. Вместо танцовщиц в зале появились мальчишки, совсем юные, стройные, высокие, но с безразличным взглядом, какие-то отрешенные. Из одежды на них были одеты только набедренные повязки из грубой материи.

Рабы-евнухи.

Пленены армией Александра в Египте.

Каждый держал в руках статуэтку, у кого-то это был лев, у кого-то тигр. Статуэтки расставляли по периметру зала.

Следом за мальчишками в зал вышли двенадцать стариков, бритых наголо, очень похожих на старца, встреченного мной под землей. Старики несли широкие металлические чаши, в которых жгли травы и по залу распространилось благоухание. Один из них вовсе вел теленка.

Жрецы.

Служители культа Яма в городе Вавилон.

При виде странной процессии в зале повисла тишина. Единственным человеком в зале, на которого происходящее не производило впечатления, был мой собеседник. Он с невозмутимым видом ел маслины, когда как остальные, даже самые буйные головорезы наблюдали за происходящим с замиранием, будто на их глазах происходило настоящее таинство.

Я чувствовал нарастающую тревогу. Все это напоминало какой-то ритуал. В руках одного из стариков жрецов появился кинжал. Ведущий теленка дедок поглаживал животное против шерсти лезвием этого самого кинжала. Животное недовольно фыркало. Я заерзал на ложе, взгляд упал на постамент в центре зала, завешенный куском ткани и не так бросавшийся в глаза до того. Один из мальчишек подбежал к постаменту, сдернул с него чехол, открыл перед собравшейся публикой своеобразный алтарь. Я за сегодня успевший повидать столько, что вряд ли мог удивиться хоть чему-нибудь, все же нахмурился. На постаменте стоял тот ящик, в котором я пришел в себя не так давно. Ящик, с которого начался этот сыр-бор. Теперь стало понятно, что это гроб.

Гроб Александра Македонского.

Судьба останков и настоящее местонахождение неизвестно.

Я, выходит, очнулся в массивном деревянном гробу с причудливыми прорезями для рук. Внатуре воскрес.

Гроб спустили на пол. Старики в белоснежных кафтанах, украшенных бахромой, зачитали молитву.

Заупокойная речь

Произносится на похоронах.

Непременная составляющая погребального ритуала.

Мальчишки, которым передали теленка, успокаивали животное. В их руках появились ножи, один из евнухов поставил рядом с постаментом большое зеркало в красивой бронзовой оправе. Зеркало было завешано тканью, а когда ткань сдернули, собравшиеся у постамента потупили взгляды, боясь посмотреть на зеркало. Между тем, в зеркало с любопытством уставился теленок, для которого оно, похоже, и предназначалось. Ну и я, правда, не увидел там ничего кроме отражения телячьей морды.

– Интересное поверье, Александр, царство мертвых, откуп от Ямы, но я бы все же принес жертвы нашим богам. Чем тебе не угоден Олимп? Не находишь, что сомнительно предлагать богу теленка вместо человека? – хмыкнул старик мне на ухо, в словах чувствовалась ирония. – Впрочем, не могу сказать, что это не работает.

Я зыркнул на него, не понимая, о чем идет речь, никаких подсказок от системы не последовало. Впрочем, гадать пришлось не долго. Двое юнцов схватили теленка, когда как двое других перерезали животному сухожилия у копыт. Несчастное животное потеряло опору под ногами и рабы-евнухи умело свалили его в ящик-гроб, где до того лежал я. Жрецы, читавшие молитву, продолжили делать это на распев. В руках одного из них появился шелковый мешочек, он осыпал мучающегося в ящике теленка лепестками роз, когда как юные евнухи натерли несчастное животное маслами. Бычок жалобно замычал.

Под сводами большого зала раздались громкие слова главного жреца, и он ловким движением кинжала сделал глубокий надрез бычку. Ребятня с трудом удерживала в гробу животное, вырывающееся изо всех сил. Из раны на брюхе брызнула кровь, и жрец наполнил ей кубок. Красным сделался кафтан, кровью залило пол, постамент и зеркало. В крови перепачкались евнухи, но вскоре бычок выбился из сил. Он был все еще жив, но тяжело дышал и уже не мог сопротивляться.

Жрец разлил кровь теленка в кубки, оказавшиеся в руках других стариков. Жрецы расходились по залу, опрыскивали кровью, словно святой водой, головорезов за столами. Кровь попадала на лица, волосы, руки, впитывалась в одежду, попадала в еду с вином. Каждый, кого коснулась кровь замученного на смерть теленка закрывал глаза и испытывал нечто сродни экстазу. Главный жрец не прекращал читать молитву. Он вновь взялся за кинжал, обернулся к пирующим, нашел в толпе меня и вытянул окровавленный кинжал. Склонил голову и опустился на колено. Мальчишки евнухи подхватили пустой кубок, поставили его на постамент напротив зеркала. Я почувствовал, как старик, сидевший рядом со мной сильно наступил на мою ногу.

– Выходи, – прошептал он. – Принесу жертву Яму, Александр!

– Может на фиг… – замялся я.

Слова растаяли в многократном скандировании пирующих моего имени. Я потупил еще с минуту, а потом поплелся через заставленные яствами столы к постаменту, на котором оказался кубок. Ладно, угожу принимающей стороне.

Жрец все также смиренно держал кинжал, готовый передать его мне.

– Сын бога!

– Царь всего!

– Царь четырех сторон света!

Кто-то из жрецов схватил кубок, в котором осталась кровь теленка и окропил ей мое лицо, вернее попытался – я придержал его руку и широко улыбнулся, качая головой. Вот это – лишнее.

– Александр Великий!

– Македонянин!

Жрец вложил в мою руку кинжал, кивком указывая на телёнка.

Внимание! Получено задание.

Принести жертву богу Яму.

Я остановился напротив гроба с животным, пожал плечами и перерезал бычку глотку. Кинжал скользнул по артерии. Мой взгляд скользнул по зеркалу и я невольно вздрогнул. В зеркале отражался совершенно незнакомый человек с ярко выраженными чертами лица, с мягким взглядом, с густой шевелюрой…

– Слышь это че за хер? – спросил я, оборачиваясь к жрецу но того уже не было рядом.

Я немало удивился, когда понял, что мужик в зеркале повторяет за мной движения точь в точь. Так это… Я?! Не знаю, как так произошло, но допустим, хотя я бы создал себе другого персонажа. Ко мне подбежал один из головорезов, и вручил полную вина чашу. Я выпил, толпа снова взорвалась. Аристотель поднялся на ноги.

– Внимания!

Ему пришлось несколько раз выкрикнуть свои слова, прежде чем остальные прислушались. Головорезы, вернувшуиеся к ложам, встали и с дружным хохотом подняли чаши. Вино плеснуло на стол, залило блюда, испачкало хитоны, но никому не было до этого дела. Будучи изрядна навеселе, они осушили свои чаши до дна и вернули их на стол, прислуге, чтобы та наполнила чашы вновь.

– Слово Аристотелю! – вскричал один из них.

– Слава учителю Александра!

Старик дождался пока в зале повиснет тишина, продолжил.

– Предлагаю выпить за то, что может показаться безумием на первый взгляд! – вкрадчиво сообщил он. – Выпьем за то, что кажется невероятным, если такое случится с тобой Кен или с тобой Архон, да и со мной этого не может произойти!

Аристотель замолчал, медленно, с прищуром обвел взглядом пирующих.

– Выпьем за воскрешение царя Александра! Великого Александра! Ура!

– Ура! – ответил дружным ревом хор голосов.

Лес рук с чашами вина взметнулся вверх. Я сидел на своём ложе, куда вернулся уже заметно прибуханный, и то и дело поднимал свою чашу.

***

– Если продолжишь так пить, Александр, то скоро вновь окажешься на том свете и лично передашь привет Аиду!

Аристотелю хватило сил поволочь меня прочь с пира на своем горбу, не обращая внимание на то, что я развлекался игрой в коттаб. Время перевалило далеко за полночь, но праздник был в самом разгаре. Головорезы, на деле оказавшиеся ближайшим окружением македонского царя выпили безумное количество вина, в ход пошел не один геркулесов кубок, но никто не думал останавливаться, веселье шло до утра.

– Дед не грузи, – выдавил я, язык переплетался.

Я плеснул в Аристотеля вином, как в коттабий. Старик ловко увернулся.

– С ума сошел трепаться с Антипатром? – прошипел Аристотель.

Я смутно припомнил, что Антипатр – нормальный такой оказался мужик, прошедший несколько военных компаний, заслуженный ветеран. Че с ним не так то?

Аристотель оглядывался и вежливо прощался с пирующими. Головорезы пребывали в такой кондиции, что едва держались на ногах.

Старик, пользуясь случаям, что я тоже под шафе, вытолкал меня в шею за двери и поспешно захлопнул их за собой. Я чуть не завалился на пол, споткнулся о порог, но сильные руки Аристотеля удержали меня, не дав упасть. Старик деловито окликнул двух охранников, с любопытством наблюдавших за тем, как царь уходит с пира, еле-еле передвигая ногами.

– Сообщите начальнику караула, что владыка собирается на покой!

Один из охранников бросился выполнять поручение. Второй встал по стойке смирно, уставился в пол и отвел взгляд. Я попытался вызвать информацию о нем у системы, но из-за того, что был в зюзю, ничего не вышло. Тогда я снял с себя венок из плюща, врученный мне накануне Аристотелем. По словам деда, венок помогал защититься от опьянения. Работал он хреново, честно скажу. Я повертел его в руках и нацепил его на голову бойца, который даже не шелохнулся.

– Вольно, салага! – расхохотался я, головорез явно не понял, о чем с ним говорят.

– Александр… – Аристотель, бледный, как грозовая туча, не успел договорить, потому что я перебил его.

– Погоди, старый, лучше притащи вина, чтобы салага выпил за мое воскрешение!

Вместо ответа старик потянул меня через коридор, не обращая внимание на мои препирания.

– Дед, ну не обламывай, ешкин кот!

      Я несколько раз попытался заговорить со своим спутником, но Аристотель делал вид, что ничего не слышит. Мы миновали несколько пролетов, в каждом из которых встречались с вооруженными отрядами охранников и подошли к массивной расписной деревянной двери, где стояло четверо бойцов вооруженных ксифосами, в доспехах. Я вызывающе вымерил их взглядом, всерьёз подумывая надрать зад всем четверым за раз (что за пьянка без драки!), когда передо мной вырос настоящий громила ничем не уступающий в антропометрии молодому Шварценеггеру в первом Терминаторе. Его я узнал сразу – хорошо запомнил с встречи по площади.

– Повелитель! – вскричал громила.

– Хера тебе надо, Перди… Перда… – я положил руку на его плечо, силясь, впоснить имя своего телохранителя.

А у нас ведь еще чат кажется общий был – так почему он не работает сейчас?

Аристотель медленно покачал головой.

– Пердикка, проводи Александра.

Громила понимающе кивнул, на лице его появилось озадаченность. Четверо бойцов, в отличии от охранников стерегших пир, носили полные металлические доспехи. Я постучал по груди одному из бойцов,

– Саечка за испуг! – хлопнул двумя пальцами по выприающему подбородку, от чего воин вздрогнул, клацнув зубами, но не шевельнулся.

Аристотель перекинулся с охраной парой фраз, после чего нам открыли дверь и помогли Аристотелю завести меня в комнату, уложив на кровать. Бойцы вышли, оставив меня наедине со стариком. Через несколько минут, пока Аристотель мерил шагами комнату из угла в угол, Пердикка принес в покои кувшин. Аристотель хлопнул телохранителя по плечу, прося удалиться. Пердикка не ослушался, но с беспокойством во взгляде посмотрел на меня, я подмигнул ему в ответ.

– Десантура!

Массивная дверь плотно закрылась, старик в довесок задвинул засов, держа кувшин в дрожащей руке.

Несмотря на опьянение, я заметил, что старик нервничает и не находит себе места. Пока дед сходил с ума сам с собой, я уставился на потолок с изображением мозаики с осадой крепости. Голова кружилась, потому мозаика плыла, переворачивалась, но не успел я закрыть глаза и забыться сном, как Аристотель подскочил к изголовью кровати и перевернул кувшин над моей головой. Ледяная вода, будто из проруби, привела в чувство. Я подскочил с промокшей насквозь простыни. Старик смотрел на меня в упор строгим взглядом.

– Охерел совсем? А если втащу? – выпалил я.

– Поговоришь еще! – дед влепил мне пощёчину, не дав опомниться.

Пощечина вышла хлесткой, голова болтанулась, но надо признать Аристотель добился нужного эффекта. Я протрезвел. Пусть все еще кружилась голова от выпитого вина, но взгляд сфокусировался, в глазах перестало двоиться. Старик уставился на меня, утер струящийся пот краем хитона.

– Паршивец, – сорвалось с его губ.

Я молча сидел на краю мокрой кровати, приходя в себя, пока Аристотель деловито поставил кувшин на стол.

– Видел бы ты себя на пиру! Так не подобает вести себя великому царю!

– Как? – язвительно спросил я, хотя мне было глубоко наплевать, что ответит на этот вопрос старик. – Царю бухнуть нельзя и девок помацать, а что тогда можно?

– Последнее дело сейчас остаться без головы, – Аристотель постучал себе по лбу костяшками пальцев. – Ты был настолько пьян, что выродки облепили тебя словно пчелы мед! Зачем я одел тебе венок! О боги! Александр!

Я расхохотался.

– Не помог венок?!

– Как помжет, если ты выпил годовой запас вина? – отмахнулся Аристотель и тут же раздраженно пробурчал. – Я знал, что от тебя нельзя отходить ни на шаг! Когда угодно, но не сейчас! А ведь с утра встреча с послами! Я надеюсь, ты помнишь об этом?

– С послами… – я почесал макушку, по-пьяни я мог пропустить новое задание. Показывать, что не врубаюсь о чем говорит старик не буду, но уточню. – Напомни, кто такие?

– Из Тхаджа к нам прибыла делегация арабов! Что прикажешь делать, если ты не явишься на встречу? То, что сделано на Персидском заливе рухнет в одночасье!