Текст книги "Избранный. Печать тайны. Бездна Миров"

Автор книги: Валерий Атамашкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Надо отдышаться – пропыхтел он.

Хелс не торопился. На столе стояли две чашки и он, сняв с плиты кипящий чайник, наполнил их. Комнату заполнил нежный аромат кофе и Хелс пододвинул одну из чашек Фарелу.

– Успокойся, я знал, что ты придешь, – он улыбнулся. – Кофе на этот раз не такой крепкий.

Фарел не обратил на кофе внимания – он был возбужден и все никак не мог справиться с отдышкой, морща лоб и жмуря глаза, старик массировал виски. Хелс молчал и мелкими глотками пил кофе. Его изрезанное морщинами лицо, покрытое щетиной, побледнело, а ничего не выражающие глаза впились в черный дымящийся напиток. На солнце блестело красивое серебряное кольцо.

Комиссар вяло посмотрел на друга. Дыхание выровнялось, и он закивал головой. Язык прошелся по высохшим шершавым губам.

– Оно вернулось…

… – Соседка звала меня по имени. Помнишь, как мы думали тогда, Хелс? Нам казалось, что все кончено. Мы верили, что тот, кто прошел все это, заслуживает спокойной жизни… Глупости Хелс, сейчас я могу сказать, что все это глупости, – Фарел затянулся. – Что должен ты, Хелс, что должен Я? Кому? – он пожал плечами. – Я не знаю…. Нам ведь казалось, что мы расплатились сполна, вдоволь испив из бочки яда. Но тогда… – Фарел запнулся. – Это расплата. Незнакомец, сон, минувшая ночь… все перемешалось в голове, стерлись грани.

Фарел замолчал, собираясь духом. Хелс был неподвижен.

– А я еще думал это она. Вот так вот, – Фарел изобразил неприличный жест – Это было какое-то дерьмо, которое своей башкой принялось выламывать дверь, несмотря на мою просьбу зайти попозже. Вот я и подумал – раз старухе невтерпеж, пусть заходит. Я открыл дверь, а сам спрятался у стены.

Фарел рассказывал, жестикулируя, и непрерывно курил. Хелс внимательно слушал. Чашка с кофе давно остыла, но он после начала рассказа не сделал из нее ни одного глотка, понимая что напиток после услышанного встанет поперек горла. Вскоре Фарел замолчал и долго, пристально смотрел на стрелки часов на стене, и когда маленькая секундная стрелка в очередной раз на мгновение замерла на отметке двенадцать, он продолжил.

– Утром дом был пуст, – его голос дрожал. – На полу лежал чистый палас, шкаф и мой костюм в нем был на месте. В самом углу, перед дверью в спальню. Идеально выбеленный потолок, замечательные обои на стенах и массивная входная дверь на замке, вдобавок закрытая на цепочку. Ты не представляешь, какой комок радости подкатил к груди, и я блеснувший надеждой, что это был сон, хотел было подскочить на ноги и расцеловать палас, потолок, стены, такие обычные и прекрасные…. Но, увы, – Фарел бережно закатил рукав рубашки и положил руку на стол. Рядом с пустой чашкой комиссара упала красная капля крови, скатившаяся по перебинтованной руке вниз. Фарел скривился от боли. Бинт, намотанный от запястья до пика бицепса в локте, был пропитан кровью. – Затем постучали в дверь. Это был какой-то мальчишка, по-моему, соседский. Он сообщил, что собирает пожертвования. Когда я поинтересовался о поводе, он поведал мне: у миссис Дорати ночью случился инфаркт, надо бы ее схоронить.

Фарел и Хелс, не моргая, смотрели друг на друга. Хелс первым отвел взгляд.

– Я хочу, чтобы мы поднялись наверх, – сказал он. – Мне есть, что сказать тебе, друг, и боюсь, от услышанного у тебя не улучшится настроения. Оно ждет нас. Я хочу тебе кое-что показать.

Мужчины поднялись на ноги. Глубоко в душе зарождалась паника.

***

Кладбище напоминало сон. Таинственное, загадочное, даже дикое, оно заставляло сердце биться чаще. Тело покрылось гусиной кожей. Полуразрушенные могилы, массивные кресты, темнота и одинокие звезды. Фарел не боялся, это было что-то другое. Осторожность, не страх, возможно волнение. Страх же спрятался где-то глубоко, не собираясь смыкать свои холодные скользкие пальцы,… а хотелось. То, что было написано в записке, которую показал Хелс, пугало, путая карты.

Фарел шел, спрятавшись в мыслях. Заметно нервничал Хелс.

– Ты думаешь это оно?

Фарел не расслышал вопрос.

– Что-что?

– Я говорю, что это оно, – Хелс шел медленно и осматривался по сторонам, вздрагивая каждый раз, когда тень падала на каменные надгробья, а ветер играл ветвями деревьев.

– Возможно, я уже ни в чем не уверен.

– Я тоже друг, я тоже… жуткое место, – добавил Хелс.

Туман, рассеявшийся по кладбищу, густел, падала видимость, и дышать с каждой минутой становилось сложнее. Смылись кресты надгробий, растаяли в тумане кроны деревьев, и вскоре им пришлось взяться за руки, чтобы не потерять друг друга из виду. Он шли, всматриваясь в белую пелену наугад, Фарел чувствовал как дрожит рука Хелса. Исчезла земля под ногами. В голове крутились слова из стиха, который показал Фарелу Хелс.

«Сквозь туман и сквозь печали,

Оставьте дома боль и страх,

Явитесь вы, мечтая,

О жизни, а не о грехах.

Когда часы покажут восемь,

А на кукушке будет семь,

Должны собраться вы и тихо,

Явиться в общий мавзолей.

Все лишнее оставьте дома,

А то спугнете лишь себя,

А если нет, задумайтесь,

И вспомнив, тихо скажите про себя,

Когда берем мы в долг, то надо помнить,

Что есть только один исход,

Отдать или смыть долг кровью,

А время ждет, время идет»

Поражала тишина – мертвенная, давящая и нагнетающая тишина, сгущающаяся подобно туману. Не было слышно собственных шагов. Исчез хруст веток под ногами, шелест опавших листьев, шорох травы.

«Ее нельзя нарушить», – думал Фарел.

Он хотел что-то сказать, но голос затерялся в тумане. Они шли в тишине собственных голосов.

Звук нарастал эхообразно, громче, громче и вскоре Фарел мог различить звук. Каркала ворона.

«А мне плевать», – думал комиссар.

Ярость исчезла. Он все сильнее сжимал скользкую, мокрую от пота руку Хелса. Дрожь мужчины передалась Фарелу. Хелс также сильно сжимал его руку. Голос, раздавшийся из тумана, заставил друзей остановиться.

– Кто здесь? – крикнул Хелс. Голос растаял в тумане.

– Говорю я, вы соглашаетесь, – кто-то говорил сквозь туман. Неприятный булькающий звук, как если бы Фарел слышал этот голос из-под толщи воды.

– Да, – совсем тихие голоса, которые друзья не узнали.

Фарел и Хелс, оборачиваясь по сторонам, пытались увидеть говорившего. Но тщетно – окружающий их звук шел со всех сторон.

– Я знаю все, остальное бесполезно, – сказал кто-то. – Не пытайтесь сопротивляться…

Фарел почувствовал, что говоривший не врет. Казалось друзья как обнаженные стояли сейчас посреди кладбище, вывернув наизнанку свое нутро. Он чувствовал внутри себя, в самой глубине собственного сознания чужое присутствие. Это чувство нельзя было передать и описать, это чувство нельзя было перепутать ни с чем. Он чувствовал себя униженным и оскорбленным, как будто кто-то здесь и сейчас надругался над ним. Стало жутко. Похоже те же самые ощущения испытывал старина Хелс, который закусив губу и щуря глаза всматривался в туман. По спинам друзей пробежал холодок. Фарел озирался по сторонам.

«Как такое может быть?», – стучало в голове.

– Не знаю, Фарел, как и ты еще три дня назад не знал, что твоя соседка будет мертва. Но она мертва. Ты убил ее. Понимаешь?

Голос как будто дал обдумать сказанное. Фарел потупил взгляд.

– Я защищался, – пробормотал он.

Голос оставил это без ответа.

– Вам будет больно. Ненадолго, – продолжил он. – Вы должны кое-что понять.

… Чудовищная вспышка боли…

Постепенно стали проявляться мутные очертания. Он чувствовал ощущение полета в облаках – легко, бесчувственно и самозабвенно. Здесь правила бесконечность и он не имел никакого права вмешиваться в чужую игру. Стоило забыть о жизни, о причудах и погрузиться в новый мир, врата которого открывала перед стариком судьба. Мир, где не было ощущения времени, только вольность, от которой слегка кружилась голова.

Снизу не то чтобы плыли, нет, скорее растворялись в сознании, обретая черты крыши городских построек. Мир рисовал дом – стены, окна, дверь. Дверь распахнулась, приглашая гостя зайти. Мгновение и Фарел оказался внутри. Не поспешил? Нет? В доме царила пустота, но несколько необычная, она живая. Она движется и первым Фарел увидел стол. Он громоздок и кажется, что ему не место в маленькой комнате. Но все хорошо, потому что в окнах загорелся свет все ярче и ярче, освещая комнату… Следом появились чувства. Радость, искренний детский смех. Глубокое удовлетворение. Все вокруг казалось таким знакомым, родным. Стул и человек появились одновременно. Теперь Фарел видел второй стул. На нем человек. Пока они похожи. Пока? Приятное удивление – появились идеи. Силуэт одного из сидящих приобрел очертания. Появилась одежда, выросли волосы. Второй по-прежнему светящийся силуэт. Губы, глаза, уши. Что-то есть в первом…

– Мне нужны деньги, – губы первого зашевелились. – Мне нужен этот пост.

Это же… Фарел. Прошлое… Фарел вдруг понял, что вернулся в прошлое.

– Старик глупец. Тем более Хелс тоже хочет начать дело. Нам надоело, что все дергают нами как куклами на веревочках.

Это лицо.

«Неужели это дерзкое, искривленное яростью лицо принадлежит мне?».

– Это доходит до крайности – продолжал молодой человек – Я чувствую, что поступаю правильно, я должен так поступать. Мысли, сны, все мое нутро велит сделать это.

Соседний силуэт переливался красками и Фарела слепил этот блеск.

– Достоин ли ты этого? – спросил силуэт.

– Да, – не задумываясь, ответил Фарел.

– За мечты надо платить, человек. Готовы ли вы заплатить?

Он кивнул.

– Не вопрос, ближе к делу.

Картинка взорвалась, разбившись в сознании Фарела на тысячи мелких кусочков…

… Воскресенье. Табличку «ЗАКРЫТО» Фарел повесил еще с утра и на всякий случай запер входную дверь на первом этаже, опасаясь, что обязательно найдется тот человек, кто придет на прием и будет нагло ломиться в двери. Нет, не сегодня. Вся контора не работала, а служащие отдыхали. Фарел поймал себя на мысли, что не дал ни одному из работников задания на дом, но и шут с ним. Вообще в этот день старик не хотел видеть никого. Следовало заплатить последний долг.

– Фух, к черту, будь все как будет, – прошептал Фарел.

Все нужные документы лежали в папке на столе. Все было сделано. Оставалось ждать.

… Шок прошел. Он не был удивлен, относясь к происходящему как к неизбежности.

«Сделать» – крутилось в голове – «И все будет кончено, теперь уже раз и навсегда».

Хелс не сомневался. Он сказал, что об этом никто не узнает.

«Все останется по-прежнему. Прочь, прочь дурные мысли. Все будет гораздо лучше. В сто, в тысячу раз. Я со всем справлюсь, – думал Хелс. – Со всем».

Ночь, а все уже сейчас было готово.

***

Кровавая лилово-бледная луна зависла в небе над кладбищем и медленно расползалась вширь. Грозно мчались по небесному своду тучи. Легкий ветерок ласкал прохладой. Шел двенадцатый месяц года Янтаря и где-то на надгробиях появились первые корочки инея. Жизнь замерла. Завернутый одеялом ребенок всхлипывал на руках Хелса и сосал соску. Старик покачивал малыша и пытался его успокоить. Рядом стоял Фарел. Он уткнулся подбородком в шерстяной платок, курил трубку, выпускал огромные клубы дыма, и то и дело сплевывал наземь горечь. Оба молчали. Хелс заметно похудел, и на щеках появились впадины, глаза запав внутрь, ничего не выражая, наблюдали за приближавшимся герцогом. Обычно живой, весь красный и горячий как поросенок Фарел сегодня был бледен как никогда и безучастно рассматривал надгробие близлежащей могилы с истертыми буквами на плите. Живот неприятно терзала изжога. Силуэт Турека приближался. Черный плащ развивался на ветру, обнажая спрятанный в кольчугу торс. Обернутое тяжелым шелковым одеялом дитя спало в плетенной корзине. Он окинул взглядом стариков.

– Здравствуйте, господа.

Фарел затянулся, чувствуя отвращение к самому себе.

– Отдай ему ребенка, – сказал он.

– Мы не будем ждать? – уточнил Хелс.

– Отдай ему ребенка, – сухо повторил Фарел.

Хелс молча протянул Туреку укутанное в простынь дитя. Ребенок невинно моргал сонными глазами и наблюдал за склонившимися над ним взрослыми мужчинами. Щечки малыша покрыл румянец. Этого ребенка кто-то подбросил несколько дней назад прямо под порог здания, где располагалось агентство Фарела. Как всегда оно бывало, без стука, чтобы не создавать лишний шум. И без какой-либо жалости, полагая, что РСДП сможет определить малыша в один из переполненных приютов Эвереста. Таких на тот момент было десять, а малышей, которых подкинули Фарелу только за эту неделю уже два. Толстяк проводил ребенка взглядом.

– Где ваше чадо?

– Вот он, – герцог замялся и указал на корзину позади себя, – Он там. Вы обещаете, что с ним все будет в порядке?

Фарел и Хелс промолчали. Комиссар опустил взгляд, подошел к красивой, вышитой узором корзине и заглянул внутрь. На дне лежал закутанный в пеленку ребенок.

– Здесь золото, – Турек отстегнул с ремня кожаный мешочек до отказа забитый монетами. – Двести золотых и два драгоценных камня. Я хочу поблагодарить вас за все.

Хелс закрыл глаза, вздохнул и покачал головой.

– Не стоит, нам за все заплачено, – сказал он.

Турек неуверенно вернул мешочек на место.

– Кто вы? – выдавил он.

Друзья промолчали. Фарел поставил рядом с собой корзину, в которой лежал наследник и посмотрел на появившиеся из кармана брюк часы. Рука старика дрожала. Неожиданная вспышка молнии осветила на его лице разрезавшие ото лба и до подбородка, жирные капли пота. Он взмок, хотя на улице было совсем не жарко. Стоявший рядом Хелс, озадаченно осматривался по сторонам.

Подул сильный ветер.

– Все будет, как мы договорились? Вы спасете его? – спросил Турек.

Ему никто не ответил. По кладбищу со всех сторон начал расстилаться туман. Через несколько секунд в тумане растаяли самые первые надгробия, заволокло призрачным светом луну и звезды. Герцог почувствовал, как растворяются в нем звуки ночи: шелест листьев, чириканье кузнечиков в траве. Легкое оцепенение сковало ноги и медленно поползло вверх.

– Оно идет, – послышался голос Фарела.

Туман растекался и уже через несколько минут блекло-серые хлопья окутали могилы всего в нескольких метрах от собравшейся компании. Турек сделал несколько шагов назад и оглянулся, но сзади смылись очертания дерева, до которого он смог дотянуться рукой. Герцог замер, коснулся рукояти меча.

– Да не будет имени у того, что не материально, – голос шел отовсюду.

Турек почувствовал, как эхом он растекся по его телу, больно покалывая кожу. Голос казался ледяным. В тумане что-то мелькнуло. Малые частички блекло-серой массы формировали силуэт. Вокруг могильников нетронутых туманом засквозил ветер, все больше и больше набиравший силу. Силуэт приобретал очертания. Послышался нервный смешок Фарела. В нос ударила вонь. Турек с трудом сдержал рвотный позыв.

Из тумана вышел маленький сутулый человек в черном балахоне. Под капюшоном зияла пустота, но уже через секунду в принца впились глаза незнакомца. Два красных, зияющих пустотой глаза. Турек пошатнулся. Это был он, тот самый человек, с которым герцог заключил сделку. Но человек ли…. По балахону незнакомца мелкими, будто статическими разрядами бегали молнии. Турек заметил, что земля под ногами незнакомца оказалась выжжена.

– Я ждал вас.

– Вы… – Турек запнулся, – Вы обещали, что проставите метку этому дитя.

Незнакомец обвел взглядом присутствующих и опустил голову вниз. Что-то в нем пугало, ужасало, но от него, ни на секунду нельзя было отвести взгляд.

– Поднеси мне ребенка.

Турек почувствовал, как по конечностям разлилось приятное жжение. Он смог пошевелить рукой. Пальцы, сжавшись в кулак, разжались, и он, вытянув закутанного в простынь малыша перед собой, двинулся к незнакомцу. Шаги давались с трудом. Он чувствовал тяжесть в ногах, будто к каждой из них привязали гирю. И чем ближе он подходил к незнакомцу, тем тяжелее давался каждый шаг. Вонь, гниющая, режущая обоняние, усиливалась. Незнакомец был недвижим и стоял молча, не поднимая головы. Только свечение вокруг запястий его рук усиливалось. Приятный яркий свет, плавно перетекающий к ладоням. Герцог аккуратно положил малыша у ног незнакомца и выпрямился. Глаза смотрели в пол. Теперь, как и тогда при их встрече, проснулось то самое чувство животного страха.

Незнакомец медленно поднял голову, руки плавно скользнули по сторонам, и через мгновение, лежавший на земле малыш воспарил в воздух…

Небо ярко вспыхнуло…

Прохладный ветерок приятно развеял волосы Турека, обдав свежестью. Он открыл глаза. Сверху на принца смотрело тихое, безоблачное небо, усыпанное мириадами звезд. Ярко светила луна. Откуда-то издалека до слуха донеслось тихое уханье филина. Герцог огляделся и понял, что стоит на кладбище совсем один. Исчез незнакомец в балахоне, исчезли старики. Рядом спокойно спал завернутый в простыню ребенок.

***

Все было готово. Пахло керосином. Фарел чувствовал, как начала кружиться голова и прикрыл нос рукавом, чтобы сбить запах. Совершенно не хотелось ни о чем думать. В пустой голове звенело. Да и это было бы излишним, неуместным. Пустым. Сколько нужно будет вина, чтобы забыть все это? Эти воспоминания, эту вонь…

Толстяк сжал кулаки и выплеснул остатки керосина на свой рабочий стол. Брызги попали на документы и несколько капель скатилось по табличке в самом центре стала, той самой, которую толстяк столько лет хранил и берег. Сердце больно сжималось в груди. Он знал, что другого выхода нет и не обманывал себя. Все прежние выводы и доводы казались ошибками. Сдутым шариком, лопнувшим мыльным пузырем. Следовало устыдиться. Но перед кем? Кого он обманывал? Уж не самого ли себя? Это низко, подло. Но не низкими ли, не подлыми были его мотивы? Он думал, что это два разных человека – сейчас и тридцать лет назад. Он думал, что изменился в лучшую сторону, забыл подробности. Умело исчезли факты. Ведь так? Так…. Не может быть по-другому. Были же слезы, были страдания. Он понимал, что все это было лишь пленкой, скрывающей наказание. Как все понятно сейчас. Толстяк поймал свой взгляд в отражении зеркала, которое висело на стене.

– Слизняк… – прошептал Фарел.

Мелочное, каверзное существо. Он понимал, что это заслуженные страдания. Он знал, что конец этому никогда не придет? По щеке потекли жаркие, горькие слезы. Красивый, чудный ребенок…. Из соседней комнаты Фарел слышал доносившийся детский плач. Старик закрыл глаза и сглотнул накопившуюся слюну. Ноги дрожали.

«Так не должно быть» – подумал он – «Я каюсь».

Он почувствовал во рту привкус крови. Фарел прикусил язык. Он нервничал. Но что он мог сделать теперь, когда начатое следовало довести до конца? Он огляделся. Керосином было залито все. Искра и здание загорится как новогодняя елка. Где-то внизу с парой гнедых ждал Хелс. Комиссар нащупал в кармане спичечный коробок.

«Убийца» – пронеслось в голове.

Сжав в одной руке спичечный коробок, а в другой пустую бутылку из-под керосина, Фарел нерешительно зашел в комнату, в которой лежал в корзине ребенок. Сердце сжалось, а бутылка, которую он держал в руке, соскользнула вниз и вдребезги разлетелась о каменный пол. Старик не выдержал и отвернулся.

– Я не могу, – прошептал Фарел.

Ребенка подкинули вчера. Настоящего малыша, а не этого, что лежал сейчас в корзине… наследника. Примерно через час сюда должна была прийти нянечка, чтобы провести ночь с ним, а уже завтра за ним должны приехать из приюта или же из одной из гильдий. Этого нельзя было допускать. Оно дало четкие указания.

– Я не могу убить дитя! – Фарел застонал.

Он сжал спичечный коробок и яростно взметнул руку, чтобы выбросить его на пол. Но взметнувшаяся, было рука, замерла…. Глаза Фарела от удивления поползли вверх. Он смотрел на свои руки, которые словно сами по себе разжались. Пальцы умело достали из коробки чудом уцелевшую спичку.

– Что происходит? – сорвалось с губ.

Чиркнул кремень, и загорелся огонь.

***

Пламя по периметру охватило все здание. Горела крыша. Яркие, тонкие язычки красно-синего цвета пожирали превращающиеся в уголь доски. Ночное чистое небо, усыпанное звездами и луной, укрылось за столпом едкого черного дыма. Пожар, неожиданно охвативший здание, где располагалось агентство РДПС, разбудил округу. Из домов выглядывали местные жители с соседних улиц, протирая кулаками сонные глаза. Кто был полюбопытнее, стянулся непосредственно на улицу, предпочитая посмотреть, что происходит со зданием бедного толстяка Фарела в столь поздний час. По молве расползлись слухи, что кому-то старик перешел дорогу, а может быть и сам он сейчас там, внутри, коптиться заживо вместе со своим любимым агентством. Впрочем, несмотря на это, представители чиновничьих кругов отправили к мистеру гонца. Небольшой пожарный отряд, прибывший на место, попытался забросать вспыхнувший как спичку дом песком, но все было тщетно – маг, спешивший на помощь со своими заклинаниями дождя, прибыл только тогда, когда от здания остались одни только руины сгоревшего пепелища. Тогда же прибыл и испуганный, забитый как мышь Фарел, который стоял где-то вдалеке и молча, понурив взгляд, наблюдал, как тлели угольки всей его прежней жизни.

ГЛАВА 4

***

Тяжелый, насыщенный трудовой день близился к своему концу. Слепило глаза почти укрывшееся за небосводом солнце. Один за другим дни складывались в недели, недели в месяцы, а месяцы в годы, образуя незатейливую размеренную жизнь крестьянина. Кусочек пашни, несколько голов скота в придачу. Преданный пес. И чистое небо над головой. Тело приятно ломило от усталости. По расслабленным мышцам, словно ручейком, растекалась теплота. Вокруг, ласкаемые ветром шелестели листья деревьев. Приятной свежей прохладой вечера вздох за вздохом жила душа.

Тень юноши, вытягиваясь самым причудливым образом по земле вдаль, напоминала какого-то сказочного былинного монстра. Грифона? А почему бы и нет? Когда он был маленьким, он читал мифы об этих удивительных существах, представлял, как они парят где-то далеко в небе. Такие вольные, гордые, ищущие на земле и в облаках свой путь и свою свободу…. На небе можно было разглядеть уже откуда-то появившуюся там луну, так настырно торопящуюся занять свое место среди первых проблесков звезд, тогда как солнце все еще отступало куда-то вдаль, закрывая глаза и погружая этот мир в ночную пустоту и спокойствие.

Хотелось есть – давно кончились те запасы, которые он принес с собой на обед в виде сухаря и пригоршни кураги. Живот урчал, показывая свое недовольство. Сегодня верный Бруно не смог найти в лесу ничего съестного. Хотя вчера был заяц, которого волкодав долго гонял среди стройных берез, прежде чем зверек выдохся. Он разделал тушку, так, как учил его отец, снял шкуру со зверька, из которой папа мог бы сделать отличную шапку или сумочку, а мясо зайца принес домой, и мама запекла его на ужин в собственном соку. Больше есть было нечего, урожай нескоро, да и град в этом году побил часть озимых, поэтому жители Удалых Гномов всю зиму перебивались скудными запасами из тех, что удавалось приберечь в погребе. Увы таковых было раз-два и обчелся, кот наплакал, как любил говаривать его отец….

Старл нащупал пуговицы на своей взмокшей от пота рубашке и расстегнул ее на распашку, обнажив торс. Ветер, словно почувствовав настроение юноши, игриво развеял полы рубашки и взъерошил волосы, обдав прохладой. Он оперся руками о стог сена – результат своих сегодняшних трудов и поднялся на ноги. Завтра с первыми лучами солнца он вернется сюда вновь, а сейчас следовало оставить работу и постараться добраться до дому за темно. Не хотелось, чтобы его старые мать и отец беспокоились понапрасну высматривая сына в темноте на главной деревенской дороге, по пути из лесу. Он был единственный кормилец в семье. Старл задумался и взвалил на себя наплечный мешок. Отец не мог больше работать, не мог обеспечивать семью. Это и гложило старика…

– Бруно! – позвал Старл пса.

Собака, огромный волкодав серого цвета, услышав зов хозяина, появилась из-за стога сена, виляя пушистым хвостом. Волкодав добродушно потерся мордой о бедро юноши и зевнул. Юноша похлопал пса по макушке и почесал за ухом.

– Понимаю, Бруно, я тоже устал, мы уже заканчиваем, – Старл взглянул на небосвод. – Не хочешь узнать который час, друг?

Пес в ответ только повилял хвостом. Старл когда-то слышал от отца, что в больших городах у богатых людей есть маленькие причудливые приспособления – карманные часы, не ровень тем, что стояли у них в здании городского головы в деревне, огромным механическим часам с маятником – бесполезным и громоздким. Те часы, про которые рассказывал отец можно было поместить на ладони, положить в карман и всегда носить с собой, а когда хочется достать и узнать который сейчас час. Чего только не придумывали там… Старл не до конца понимал что значит это слово «там», которое часто употреблял его отец применительно к большим городам и что он вкладывал в это понятие, но по разумению юноши ничего хорошего «там» быть не могло по определению. Иначе зачем этим людям могли понадобиться такие часы, если время можно было без труда определить по солнечному кругу? Папа в свое время научил Старла этому нехитрому, но действенному способу и юноша пользовался им по сей день.

Он нашел на земле подходящую веточку, очертил для верности круг на земле и взглянул на получившийся циферблат. Солнечные часы вышли на загляденье, палочка отбросила тень, часы показывали девять. Наверное это было не так точно, как могли бы показать те самые карманные часы о которых говорил отец… Но все же.

Быстро прошел рабочий день. С шести и до девяти. Старл долго смотрел на немного накренившуюся палочку солнечных часов. Пока его ровесники из села бегали по лесу, охотились и ухлестывали за девками дергая их за косы и задирая подолы юбок, он встречал в лесу рассветы и провожал закаты. Юноша тяжело вздохнул и выпрямился, стараясь отогнать дурные мысли, которые нет-нет, да закрадывались в голову в самый неподходящий момент. Никто не предполагал, что отцу откажут в пенсии, как ветерану местного феодала – барона Уолкера. Старик Снап верой и правдой отдал службе тридцать пять лет, а в ответ лишь жалкий кусочек земли офицеру и снятие с пенсии без объяснения причин. И тут ничего не сделать, оставалось только соглашаться. Бедный отец так и не смог разобраться, в чем дело, но твердо верил, что барон здесь ни при чем.

Пашню и крохотную деревню Удалых Гномов разделял без малого час пути. Уже как два года ни отец, ни мать Старла, ни разу не появлялись в своем угодье – те несколько миль, которые молодой, полный сил юноша преодолевал за час, бедные старики не прошли бы и за четыре, а то и за пять часов. Лошади, на которой можно было проскакать путь, не было. Не было и телеги, чтобы запрячь скотину, если изловчиться и приспособить к езде быка. Поэтому все два года, с тех пор как юноша перенял бразды у отца, Старл ходил на пашню в сопровождении верного и умного Бруно. Пес был для юноши всем, и другом, и членом семьи. Нравилось ли ему такая жизнь? Скорее да, чем нет. Хотя бы потому, что он не знал другой жизни. Отношения с ровесниками сельчанами не складывались и с малых лет юноша привык к одиночеству. Никто не хотел принимать человека в гномьем селе, несмотря на то, что юноша родился и вырос в Удалых Гномах для сельчан он остался чудаком. Жители деревушки ненавидели Старла уже за то, что он был человеком, за то, что он был высок, худощав и не носил бороды. Но надо признать никто из них не осмеливался сказать и худого слова, семья старого Снапа пользовалась в деревне большим уважением и почетом.

Как бы то ни было, оставалось мириться с косыми взглядами, подчеркнутой холодностью и небрежностью. Здесь он был одинок и мечтал бежать отсюда при первой возможности. Но такой возможности у юноши не было, и он давно с этим смирился. Отец и мать отдали ему все и взяли на себя позор, приютив ребенка другой расы, и он не мог отплатить им иной монетой, кроме как обеспечив достойную старость. Просто не мог. Поэтому приходилось учиться. Ухаживать за скотом, сеять, поливать, собирать урожай и многому многому другому. Но как хотелось чего-то настоящего…

Старл вздохнул.

«А может все впереди?», – утешил он себя.

Дорожка, ведущая в деревню Удалых гномов, казалась очень узкой. Когда-то вымощенная плиткой, теперь она представала перед путником разбитой, грязной и неухоженной. Плитка потрескалась, в местах трещин наружу пробивались сорняки, кое где местные умельцы попросту вытаскивали целые куски плитки для собственных нужд, оставляя утоптанную землю. Виляя через небольшой участок леса, она выводила путника к деревне гномов. Бруно то и дело останавливался и, навострив уши, вслушивался в тишину, ловя тонким собачьим обонянием запахи в лесу. Вековые дубы, раскинувшие до самых облаков свои кроны, пели. Казалось, лес разговаривал. Стоило только прислушаться, и вот – слышалось уханье филина, какое-то мгновение спустя путник мог различить звук, с которым падает на землю желудь, где-то вдалеке журчал ручей, бивший из самых недр земли. Старл давно привык слышать эти звуки и умел наслаждаться ими, умел слушать. Порой хотелось закрыть глаза и подхватить столь слаженную песнь опушки, но он не знал слов. Пение леса вдохновляло и как будто снимало напряжение, скопившуюся в ногах усталость. Как же хотелось верить, что это так! Увы, юноша знал, что когда он придет домой, не пройдет и часа, как он упадет от усталости на кровать и закроет глаза, чтобы подняться завтра с первыми лучами солнца на рассвете.

Времени не хватало ни на что. Ужин, вечерняя молитва за столом и, конечно же, книга. У папы дома хранилась отличная библиотека, где было собрано множество интересных книг. Записки мудрецов, история государства и, конечно же, мифы. Он прочитал их уже несколько раз. Но хотелось погружаться в этот мир снова и снова. Только он, как некая волшебная сказка погружал в себя, помогал забыть о реальности. Хотя бы на чуть-чуть. Порой он до сих пор ловил себя на мысли, что представляет себя героем, спасающим мир от бед. Правда, отец всякий раз твердил размечтавшемуся сыну, что в настоящей жизни героям нет места, в свое время, разрушая своими словами детские мечты.

Старл краем глаза заметил, как застыл возле одного из многочисленных кустиков на обочине Бруно. Пес напрягся, шерсть на его теле встала дыбом. Клыки размером с мизинец вылезли наружу. Бруно приглушенно зарычал.

– Что такое?

Старл огляделся по сторонам. Тишина. Вокруг ничего не было.

– Что такое, Бруно?

Собака рычала и Старл, опустив свой мешок на землю, подошел к верному другу.

– Ну же, прекращай, все в порядке. Тебе показалось, – заверил он.

Однако пес не ошибся. Некоторое время спустя, Старл услышал цоканье копыт, оббивавших гладь безлюдной дороги. Юноша, как положено, отодвинул к обочине свой мешок и, погладив пса, отвел Бруно в сторону.