Текст книги "В закрытом гарнизоне 3. Сборник рассказов"

Автор книги: Валерий Ковалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Ну, давайте за упокой его души, – жует беломорину ракетчик и снова тянется за графином.

В этот раз пьют молча, хмурятся и, закусывая, тяжело ворочают челюстями.

Накануне, с утренним приливом, с моря в базу занесло утопленника. Был он в надувном оранжевом жилете, американской морской униформе и с выклеванными чайками глазами.

Первым труп заметил верхневахтенный одной из лодок, находку быстренько извлекли из воды, и Ксенженко принимал в том участие.

– М-да, – тоже закуривает боцман. – В нашем Баренцевом долго не поплаваешь. И откуда, интересно, он взялся?

– А то ты не знаешь, – криво улыбается ракетчик. – Мы пасемся у ихних берегов, ну а они у наших. Помните, с год назад неподалеку от Западной Лицы «овровцы» засекли перископ? Чья то была лодка так и не установили, но что не наша, факт.

– Это точно, – кивает русым чубом Порубов. – Наверное и тот америкос с такой. Смыло где-нибудь при всплытии в море и каюк.

Некоторое время все молчат и тупо пялятся в большое, широко распахнутое окно.

За ним спящий залив, застывшие у пирсов черные туши ракетоносцев и редкие всплески створного огня, установленного на треноге на небольшом островке рядом с фарватером. А несколько дальше, к выходу, за закрытым боновым ограждением, неподвижно застывший на воде серый тральщик брандвахты.

– А я слышал на лекции от нашего флагманского врача, что в ту войну моряки с северных конвоев, когда их торпедировали немцы, даже летом помирали в воде через пять минут, от переохлаждения, – значительно говорит боцман и обводит всех глазами.

– Херня все это, – басит Ксенженко. – Я, например, продержусь хоть час. – Хочешь на спор, сплаваю к тому вон створу – кивает на снова мигнувший за окном металлический проблеск, – и вернусь назад.

– А че, давай? – флегматично кивает бритой башкой ракетчик. – Спорим, – и протягивает минеру руку.

– На что? – медведем наваливается тот на стол и азартно блестит глазами.

– Твоя «Омега», – кивает ракетчик на золотой, виднеющийся из-под обшлага кителя Олега браслет, – против моей «гайки». И любовно дышит на нацепленный на палец литой перстень.

– Идет, – скрипит стулом Ксенженко и две руки сцепляются в традиционном жесте.

– А может не надо, а Олег? – нерешительно говорит Порубов. – Потонешь нахрен.

– Надо Шура, надо, – хлопает приятеля по плечу Ксенженко. – А ну плесни еще по лампадке!

Вся компания оживляется, слышатся довольное кряканье, сопенье и хруст потрескивающей на зубах клюквы.

А через десять минут, заперев дверь каюты, вся четверка целеустремленно топает через матросский кубрик, в котором в синем свете храпит команда ракетоносца, в сторону выхода.

Там ракетчик, стоящий ответственным дежурным, дает леща задремавшему у тумбочки дневальному, и вся компания гремит ботинками по крутым маршам лестницы.

Раскинувшийся на берегу залива казарменный городок спит здоровым сном, только где-то далеко в сопках чуть слышно жужжат бульдозеры, да по горному, тянущемуся слева серпантину, изредка беззвучно проплывают тяжело груженные базальтом «камазы» военных строителей. Там созидается подземное, для лодок, укрытие.

Обойдя казарму с тыла и оскальзываясь на розоватом мхе, искатели приключений спускаются меж замшелых валунов к самому урезу воды, там Ксенженко разоблачается и со словами «готовь гайку!» монолитно входит в отлив.

– Хорошо пошел, – ежится от ночной свежести боцман, наблюдая за исчезающим в легком тумане мускулистым телом. – Туда точно доплывет.

– А то, – протяжно зевает Порубов. – Тут всего – то метров двести, а Олег в прошлом призер Балтфлота. – Готовь, пушкарь, свою «гайку».

– Еще посмотрим, – недовольно бурчит ракетчик, присаживается на корточки и щупает ладонью прозрачную воду. – Холодная, курва!

… Хреново стоять на брандвахте. И не на берегу и не в море. На тральце сыро, холодно и скушно.

Основная задача – разводка бонового заграждения при выходе подводных лодок на боевую службу и наблюдение за водной акваторией.

Выйдя из боевой рубки, на стылую палубу, помдеж по кораблю старшина 1 статьи Гуляев привычно отстегивает клапан на штанах робы, пускает за борт упругую струю, а потом топает «подышать» на ют.

Дососав зажатую в кулаке «приму» до губ (на берег не списывали уже неделю и курево на исходе), он ловко отщелкивает бычок в стаю дремлющих неподалеку бакланов, и привычно озирает надоевшую до блевотины акваторию.

В следующее мгновение его глаза выкатываются из орбит и челюсть непроизвольно отвисает. На далеком островке со створным знаком возникает какая-то неясная фигура, рысит вокруг треноги и беззвучно исчезает в воде.

– ПДСС, твою мать… – шепчет побелевшими губами старшина и с воплем «Тревога!!» гремит ботинками по скользкой палубе в сторону рубки.

Через несколько минут тральщик оживает, на нем гремят колокола громкого боя и в светлое небо взлетает серия ракет. Потом за его кормой вскипает молочный бурун, и, набирая ход, корабль несется в сторону островка.

… Давай Олег, давай! – сучат ногами на берегу перепуганные зрители, подхватывают выбредшего из воды синего Ксенженко под микитки, и, на ходу напяливая на него шмотки, дружно рысят в сторону от берега.

А в базе уже гудит ревун, в казармах вспыхивают многочисленные окна и из дверей в сторону режимной зоны, вываливают первые толпы поднятых по тревоге.

Весь остаток ночи вокруг мрачных тел ракетоносцев в воде хлопают швыряемые вахтой за борт взрывпакеты, вспучиваются пузыри выстреливаемого туда ВВД, а по заливу носятся катера ОВРА, с вооруженными до зубов группами захвата, отыскивая замеченного бдительным старшиной подводного диверсанта.

Но так и не находят. Не иначе утоп, сука.

Примечания:

– черняшка – (ржаной хлеб) жарг.

– жмур, жмурик – ( покойник) жарг.

– ОВР – подразделение охраны водного района в базах и соединениях.

– тралец (тральщик) жарг.

– ВВД – воздух высокого давления, до 400 атмосфер. Используется как одно из средств борьбы с подводными диверсантами.

– Брандвахта – корабельная вахта на входах в военно-морские базы и закрытые рейды.

– Боновое заграждение – специальное пловучее устройство, (металлическая сеть с буями) ограничивающее проникновение в базу вражеских подлодок и ПДСС.

В полигоне

Стоящее в зените солнце шлет свои яркие лучи на сверкающую безбрежность моря. У горизонта оно сливается с небом и порождает ощущение бесконечности.

Тихо постукивая дизелями и попыхивая синеватыми выхлопами перегоревшего соляра, по морю переменными галсами*, с раннего утра бродит средний рыболовецкий траулер.

– Да, Петрович, – недовольно зудит стоящий рядом с капитаном боцман. – Это не улов, а слезы, – и кивает на работающих в корме матросов, выбирающих из сети рыбу.

– Не то слово, – жуя мундштук беломорины, соглашается с ним капитан, сокрушенно крякает и приказывает готовиться к следующему замету.

Cудно снова набирает ход, сеть в очередной раз опускается за борт и тралит холодные глубины Баренцева моря. Потом наступает время обеда, и все свободные от вахты, стащив с себя прорезиненные робы, собираются в тесной кают-компании.

– Чем сегодня кормишь, Серега? – усевшись на узкий диванчик, интересуется у кока механик и, взяв со стола кусок хлеба, густо намазывает его горчицей.

– На первое консервированный борщ, на второе пюре из сухой картошки и чай – недовольно бубнит кок.

– Ты Серега того, сготовил бы чего путного, а то все консервы да сухая картошка, надоело, – хмуро говорит один из матросов и отодвигает от себя алюминиевую миску.

– Ага, – поддерживают его остальные, кормишь какой-то хренью, уже в рот не лезет.

– Что осталось в провизионке, тем и кормлю! – делает зверскую рожу кок. – Мы уже три недели в море, остались только консервированный борщ и сухая картошка.

Все тяжело вздыхают и вопросительно смотрят на капитана. Тот, сидя во главе стола, невозмутимо хлебает из миски и хмурит густые брови.

– Иван Петрович, – в наступившей тишине нерешительно произносит помощник. – А может того, смотаемся на базу, догрузим свежих продуктов и снова вернемся?

Сутки туда, сутки обратно, всего и делов.

– Давай второе, – отодвинув от себя миску, бросает Сереге капитан. – Никаких баз, пока не возьмем груз, понятно? – и обводит тяжелым взглядом кают-компанию.

– Понятно, – после долгого молчания отвечает за всех боцман, на этом обед заканчивается, и все решительно лезут наверх.

– Слышь, Петрович, – говорит помощник капитану, когда они взбираются на мостик и закуривают. – А может все – таки рискнем и пойдем к Черным камням? Там рыба точно есть.

– Все верно, Алексей, рыба там имеется, – сосет тот зажатую в кулаке беломорину. – Но ты ж знаешь, что этот квадрат временно закрыт, там у вояк какие-то учения.

– А у этих героев всегда учения, швырнув за борт окурок, – недовольно брюзжит помощник. – Ползают курвы по дну, рыбу пугают.

– Не скажите, Алексей Андреевич, – басит от штурвала рулевой. – Я сам служил на лодках, и ничего они не пугают.

– Может и так, – легко, соглашается помощник. – Но все равно ползают.

Все это время капитан морщит лоб, пучит глаза в промысловую карту, а потом приказывает рулевому изменить курс и идти к Черным камням.

– Попробуем у самой кромки закрытого квадрата, – решает он. – Но заходить туда не будем. А то помнишь, что было с 49-м? – оборачивается он к помощнику.

– Еще бы, – отзывается тот. – Конечно помню.

С год назад, средний рыболовецкий траулер СРТ – 49, где капитанствовал их приятель Виктор Лебедев, проболтавшись неделю в море и не обнаружив ни одного стоящего косяка, решил «по тихому» зайти в такой вот, закрытый для мореплавания квадрат и попытать счастья. В результате его траулер едва не накрыла серия свалившихся откуда-то ракет и, потеряв трал, они едва выбрались с проклятого места.

Спустя час, придя в заданную точку, капитан с помощником уточнили необходимый курс и траулер, выкладывая в море сеть, пошел вдоль кромки закрытого квадрата.

Почти сразу же дело пошло на лад и один удачный замет следовал за другим.

– Вот она, где рыбка – то, – довольно потирает руки боцман, подгоняя веселыми матерками палубную команду. – Давай, шевелись, мухобои!

Внезапно слева по курсу, на расстоянии чуть больше кабельтова, море с ревом пучится, высоко в небо взлетают каскады воды, и из них рождается черная туша подводного ракетоносца.

– Право руля! Стоп машина! – вопит огорошенный капитан, а палубная команда застывает в ступоре.

– Ну и дура, – хрипит в наступившей тишине тралмейстер, а кто-то из матросов испуганно матерится.

Между тем на высокой рубке возникают две темные фигуры, затем в руках одной взблескивает металл и что-то гулко щелкает.

– Эй, на траулере, рыба есть!? – орет усиленный мегафоном голос.

По кивку капитана помощник выщелкает из штатива свой

– Есть! А в чем дело?!

– Предлагаем обмен! Вы нам рыбы, а мы вам паек подводников! – весело гавкают с лодки.

– Ну как, Петрович, соглашаемся? – отведя руку с мегафоном в сторону, косится на капитана помощник.

– Соглашайтесь, Иван Петрович, – вякает от штурвала рулевой. – Паек и них что надо, сам три года жрал.

– Три года говоришь? Молодца, – весело щурит глаза капитан.– Ну что ж, в таком случае добро, меняемся.

– Согласны! – с воодушевлением вопит в мегафон помощник и приказывает боцману организовать обмен.

Спустя непродолжительное время от борта траулера отваливает шлюпка и направляется в сторону чернеющей неподалеку громадины. В шлюпке боцман, два моряка и несколько рогожных мешков, доверху набитых отборной треской.

– Навались! – в такт гребкам взмахивает рукой боцман, и длинные весла пенят воду.

А на узком обводе лодки их уже ждут три облаченных в оранжевые жилеты подводника, у ног которых стоят несколько картонных ящиков.

Когда шлюпка приближается к выпуклому борту, с него в воду опускают шторм-трап* и мешки поднимаются на лодку, а ящики опускаются в шлюпку.

– Ну, бывайте! – отпихивается боцман веслом от борта, и шлюпка скользит в сторону траулера.

Когда ее поднимают на палубу, на лодке тоскливо взрывает ревун, затем она вздрагивает, слышится рев врывающейся в шпигаты воды и через пару минут на том месте вращается громадная воронка.

–М-да, провалились как черти в преисподнюю,– чешет затылок помощник, а капитан приказывает дать ход.

Вечером, когда на небе зажигаются первые звезды, тяжело осевший в воде траулер берет курс на базу.

В кают-компании ужин и все довольны. Из полученных по бартеру продуктов кок сварганил наваристый суп-харчо, обильно сдобренные душистой тушенкой макароны и сладкое донельзя какао.

– А неплохие парни эти подводники, хоть и вояки, опорожнив вторую кружку ароматного напитка, с чувством говорит помощник. – А Петрович? – и бросает вопросительный взгляд на капитана.

Тот молча кивает и задумчиво смотрит в отдраенный иллюминатор.

За ним мирно дышит северное море.

Гарсуны

Отражаясь в воде, утреннее солнце скачет зайчиками по выкрашенному слоновкой* подволоку, в отдраенные иллюминаторы вливается свежий запах моря, легкий ветерок чуть колышет раздернутые на них занавеси.

Мы с Витькой сидим в офицерской кают-компании плавбазы «Иртыш» и предаемся безделью. Приятель наяривает на пианино «собачий вальс», а я, развалившись на кожаном диване, лениво попыхиваю сигаретой и в такт музыке покачиваю ногой.

Уже почти месяц, как помощник командира капитан-лейтенант Колбунов снял нас с лодочной вахты в заводе и определил «гарсунами»* в эту самую кают-компанию.

Сначала мы, было, заартачились – негоже нам, служащим по второму году и классным специалистам выступать в роли холуев-официантов, но Михал Иваныч в качестве альтернативы предложил гарнизонную гауптвахту и мы быстро согласились.

На следующее утро, после осмотра корабельным врачом, облаченные в накрахмаленные белые курточки мы уже шустро рысили по кают-компании, обнося завтракающих там отцов-командиров положенными им закусками, соком и горячим кофе.

– Молодца, хорошо шустрите, – довольно изрек сидящий за длинным столом справа от командира помощник и щелкнул пальцами – еще кофе!

Затем были обед с ужином, которые тоже казались необременительными и мы с Витькой поняли, что попали «в струю».

Во-первых, рано утром не надо выпрыгивать из подвесных коек и бежать обязательный в ВМФ трехкилометровый кросс. Вместо этого мы неспешно вставали и с деловым видом направлялись досыпать в примыкавшую к кают-компании «гарсунку»*.

Во-вторых, в силу солидности определенного Главкомом морского офицерского пайка, который последними съедался далеко не полностью, в нашем распоряжении ежедневно оставались всяческие деликатесы, вроде сливочного масла, копченой колбасы, соков, меда и печенья, служившие хорошим подспорьем для двух растущих организмов, а также значительно повысившим наш рейтинг среди сослуживцев.

И, наконец, в третьих, что было самым главным, мы получили дополнительную возможность схода на берег, манивший к себе желанной свободой и всяческими приключениями.

На этом достоинстве следует остановиться дополнительно.

Тот, кто служил, знает, как приятно получить увольнительный билет, облачиться в парадно-выходную форму, с чувством собственного достоинства выйти за КПП части и окунуться в море желаний и искусов.

Можно сходить в кино или на танцы, приударить за местными девчатами, немного выпить и для полноты ощущений подраться с гражданскими или представителями других родов войск. Короче, можно много чего.

После заваленного снегами заполярного гарнизона, откуда мы прибыли в Северодвинск, нас увольняли регулярно, но хотелось еще и еще.

И вот теперь у нас с Витькой такая возможность появилась.

Дело в том, что по давно существующей на флоте традиции, в офицерской кают-компании всегда имеется старший, который всячески улучшает ее повседневный рацион. Делается это в интересах питающихся, которые отчисляют в «общий котел» известные суммы.

На них приобретаются минеральная вода «Нарзан» или «Боржоми», свежие овощи и фрукты, марочные вина , водка и коньяк, а также все то, что может пожелать богатое воображение морского офицера.

Наши начальники обладали им в достаточной мере и помощник командира, он же старший кают-компании, регулярно отряжал нас с Витькой в город, снабдив увольнительными билетами списком необходимого (за исключением спиртного) и соответствующей денежной суммой.

Как правило, эти вояжи осуществлялись сразу же после завтрака, и до обеда мы возвращались на плавбазу, затаренные всем необходимым.

Доставленная провизия помещалась в холодильник и буфет, а c неистраченной части суммы мы получали небольшую премию.

Когда она накапливалась в необходимом количестве, при очередном сходе на берег мы приобретали для себя пару бутылок портвейна «Три семерки», по дороге назад заходили в расположенный рядом с портом обширный парк и, расположившись где-нибудь в укромном месте, посасывая портвейн, предавались философским беседам.

В это погожее утро настроение у нас лирическое, мы не прочь совершить променад в город, но уже почти неделю помощник нас туда не отправляет.

– Слышь, Валер, – прекращает Витька долбить пальцами по клавишам и захлопывает крышку рояля. – А давай его сподвигнем, а?

– Это как?– вскидываю глаза на приятеля.

– Очень просто, – белозубо скалится Витька, подходит к встроенному в переборку буфету и извлекает из него десяток ножей и вилок. Затем он направляется к ближайшему иллюминатору, высовывает в него круглую башку и, поглядев по сторонам, швыряет их за борт.

– Буль, – весело доносится оттуда, и Витька довольно шмыгает носом.

– Ты че, совсем охренел? – делаю я большие глаза и вскакиваю с дивана.– А чем офицера жрать будут?!

– Верно мыслишь, – многозначительно поднимает вверх палец Витька.

– Пошли к помохе*.

Спустя пару минут, шаркая кожаными тапочками по ковровому линолеуму, мы топаем по длинному коридору офицерской палубы и останавливаемся перед одной из кают, где по ночам изредка обитает помощник. Сегодня он там и с утра что-то долбит на машинке.

– Тук, тук, тук, – легонько стучит Витька костяшками пальцев в металлическую дверь и осторожно нажимает входную ручку.

– Прошу разрешения, товарищ капитан-лейтенант.

– Валяй! – доносится изнутри, и мы переступаем высокий комингс.

– Ну? – отрывается от машинки недовольный капитан-лейтенант. – Чего пожаловали?

– Так что, офицера опять растащили столовые приборы,– пялясь на помощника честными глазами, сокрушенно разводит руками Витька.

– Ага, растащили, – подпрягаюсь я и тяжело вздыхаю.

– Опять, говорите? – недоверчиво косится на нас Михал Иваныч и начинает барабанить пальцами по столу. – И много?

– Считай половину. Бухают по ночам в каютах и требуют тарелки и приборы, а потом в иллюминатор все выкидывают, вы ж сами знаете.

– Ну, это не вашего ума дело! – повышает голос помощник и тянется волосатой рукой к сейфу. – Вот, держи,– извлекает оттуда радужную кредитку и сует ее Витьке. – Топайте в город и купите новые.

Потом он выписывает нам увольнительные, шлепает на них корабельную печать и машет рукой – идите.

– Есть! – скрывая радость, бодро вякаем мы и быстро покидаем каюту.

– Ну вот, а ты глупенькая боялась, – подначивает меня Витька словами из анекдота и, радостно гогоча, мы мчимся в баталерку переодеваться.

Спустя десять минут, облаченные в отутюженные клеша и форменки и сдвинув на затылок щегольские бескозырки, мы звеним подковками надраенных до зеркального блеска хромачей по верхней палубе, тычем в нос верхневахтенному увольнительные и, козырнув развевающемуся на корме флагу, быстро скатываемся с крутого трапа плавбазы на причал.

Миновав его обширную пустоту, дружно рубим шаг по деревянному тротуару КПП с дремлющей у закрытого шлагбаума вооруженной допотопным наганом ВОХРой и выходим на одну из припортовых улиц.

Она застроена двухквартирными щитовыми домами с цветущей в палисадниках сиренью и в ее душистом запахе мы следуем дальше.

Вскоре улица заканчивается, ее сменяет массив новостроек, и мы оказываемся в городе. В эти утренние часы он просторен, чист и безлюден. Изредка по широким, обсаженным деревьями проспектам проносятся полупустые пассажирские автобусы или военные грузовики, редкие прохожие следуют по свои делам.

И это не удивительно. Практически все население Северодвинска – судостроители и военные моряки, занимаются своей повседневной деятельностью в цехах засекреченного СМП*и в море, а вернувшиеся оттуда отдыхают.

У центрального универмага мы пытаемся завести знакомство с двумя явно скучающими симпатичными девчонками, но дальнейшему развертыванию событий мешает появившийся неподалеку патруль.

– Ко мне! – делает нам знак рукой монолитно шагающий в центре здоровенный старший лейтенант, и под задорный смех девчат мы быстро рысим к блюстителям порядка.

За несколько шагов до них переходим на строевой шаг, бросаем руки к виску и принимаем подобие строевой стойки.

– Тэ-экс, – критически окидывает нас взглядом старлей, – документы.

Стоящие с двух сторон от него курсанты местной школы мичманов делают начальственные рожи и ухмыляются.

Мы с Витькой извлекаем из рукавов форменок военные билеты с вложенными в них увольнительными и поочередно протягиваем их начальнику.

– Так откуда вы сюда прибыли? – перелистывает страницы офицер.

– Из Гаджиево, для приемки нового корабля.

– Ну-ну, – благодушно гудит он и похлопывает нашими книжицами по ладони. – А почему в увольнении во время боевой подготовки?

– Направлены помощником командира для хозяйственных покупок.

– И вместо этого трепитесь с девицами?

– Да это мы так, между делом.

– А еще, товарищ старший лейтенант, у них форма неуставная, – подобострастно заявляет один из курсантов. – Клеша заширены, а форменки заужены. Непорядок.

– Ладно, Яковлев, не сепетись, послужишь и у тебя такие будут, – осаживает уставника начальник.

– Можете быть свободными,– возвращает нам документы, а его подчиненные изображают разочарование.

Когда патруль удаляется, мы с Витькой облегченно вздыхаем и топаем в универмаг, от греха подальше.

– А сундучонок* то с гнильцой, – недовольно брюзжит Витька. – Надо его отловить в субботу в увольнении и накидать банок.

– Надо, – соглашаюсь я. – Что б служба раем не казалась.

Купив все необходимое, решаем снять возникший от нежелательного общения с патрулями стресс и тенистыми переулками направляемся в расположенный неподалеку от парка небольшой магазинчик.

В нем, у знакомой продавщицы, покупаем две бутылки портвейна и пару плавленых сырков, после чего ныряем в парк, где находим заветную лужайку. Она покрыта зеленой травой, окружена цветущей сиренью и практически скрыта от посторонних глаз.

Там мы усаживаемся на прогретую солнцем землю, сковыриваем с горлышек жестяные кепочки и не спеша смакуем вино. Оно терпкое, пахнет мускатом и приятно освежает. Затем сдергиваем фольгу с сырков, и неспешно закусываем.

– Хорошо, – щурит выпуклые глаза Витька.

– Не то слово, – киваю я, и мы снова прикладываемся к бутылкам.

Портвейн чуть туманит наши головы, мы закуриваем и лениво перебрасываемся словами.

Высоко в небе плывут белоснежные облака, где-то в заливе грустно кричат чайки, на душе благостно и спокойно.

– Вот так бы и припухал до самого ДМБ, улегшись на спину и заложив руки за голову, – мечтательно бормочет Витька.

– Хорошо бы, – соглашаюсь я с приятелем. – Полтора года припухать не хило.

После этого мы надолго замолкаем, и каждый думает о своем.

Ровно в полдень, когда солнце стоит в зените, мы возвращаемся на плавбазу и отчитываемся перед помощником о покупках.

– Молодца, хорошо служите, – кивает он рыжей головой. И вручает нам премиальные – серебряный рубль.

Чайный клипер

– Ух ты! – раздаются восхищенные возгласы в кубрике, и в углу затихает грохот костяшек.

Стоя в центре, штурманский электрик Серега Антоненко победно оглядывает сослуживцев, а те, возбужденно сопя и отталкивая друг друга, окружают стоящий перед ним раскладной стол.

На нем, в мягком свете подволочных плафонов, словно возникший из рассказов Грина, красуется парусник, а точнее его модель, искусно выполненная из дерева, меди и других материалов.

Стремительные обводы корпуса, стройные с парусами мачты и туго натянутый такелаж, создают иллюзию движения, что всем очень нравится.

– Слышь, Серега, это че, фрегат? – восхищенно пялится на парусник, пробившийся в первый ряд боцман Мишка Осипенко.

– Не, – солидно гудит Серега. – Это чайный клипер.

– Чего, чего? – раздаются сразу несколько голосов. – Какой на хрен клипер?

У стола возникает оживленный спор, все начинают громко орать и каждый отстаивает свое мнение.

Смирна-а! – внезапно по петушиному голосит стоящий у входного люка дневальный с повязкой «РЦЫ» на рукаве форменки и в помещении, сойдя с трапа, возникает среднего роста, сухощавый капитан 2 ранга в сопровождении дежурного офицера.

Шум сразу же затихает, все изображаю строевую стойку и едят глазами начальство.

– Что за шум? – чуть сутулясь и заложив руки за спину, окидывает моряков взглядом капитан 2 ранга.

– Так что разрешите доложить! – по рачьи пучит глаза выступив вперед строевой старшина Жора Юркин. – Тут Антоненко притащил модель парусника, ну и возник спор, какого он типа.

– Парусника говоришь? – высоко вскидывает брови офицер. – Ну-ка, ну-ка посмотрим.

Стоящие у стола подаются в стороны, старпом (такую должность отправляет капитан 2 ранга на корабле) подходит к нему, осторожно берет модель в руки и с интересом рассматривает.

– М-да,– в наступившей тишине, через минуту произносит он. – Точная копия «Катти Сарк», причем мастерски выполненная. Антоненко, ты где ее взял?

Серега мнется, переступает с ноги на ногу и мычит что-то нечленораздельное.

– Ты где взял модель, лишенец! – делает зверскую рожу дежурный.

– Я это, выменял ее на свой жетон «За дальний поход» в школе мичманов, – тяжело вздыхает Антоненко и опускает голову.

– Так он же у тебя наградной, – укоризненно произносит офицер. – Как можно?

– Походы еще будут, – шмыгает носом Серега, – и жетоны тоже. А вот такого, – кивает он на парусник,– я больше не найду. Штучная работа.

– Может отправить его на гауптвахту? – наклоняется дежурный к старпому, – за промотание, так сказать, казенного имущества?

– Да нет, жетон у этого бойца именной, – чуть улыбается старпом. – О чем имеется запись в его военном билете. А посему он вправе им распорядиться. Так, значит, любишь парусники, Антоненко? – бережно ставит модель на стол.

– Люблю, – тряхнув русым чубом, с чувством отвечает Серега. – Очень уж они красивые, как мечта.

– Ну что ж, в таком случае береги свой чайный клипер. Глядишь, он принесет тебе удачу.

Окружающие стол моряки начинают перешептываться, подталкивать друг друга локтями и вперед снова выходит Юркин.

– Товарищ капитан 2 ранга, – обращается он к старпому, – тут ребята интересуются, что это за чайный клипер, мы о таких никогда не слыхали. Думали того, Антоненко заливает.

Старпом на минуту задумывается, поддергивает рукав тужурки и смотрит на наручные часы, а потом кивает всем на рундуки – садитесь.

Сам он тоже присаживается за стол на поданную дневальным разножку, снова внимательно смотрит на летящую модель парусника и приступает к рассказу.

– Перед вами, парни, модель чайного клипера. Клипер был спроектирован Геркулесом Линтоном и построен в 1869 году в шотландском городе городе Дамбартон по заказу капитана Джона Уиллиса, имевшего прозвище «Белый цилиндр».

Капитану требовался самый быстрый корабль в мире для перевозки чая из колонии Британии  – далёкой Индии.

Конструктивно это был композитный корабль: остов – из ковкого чугуна, обшивка  – из тика и особой породы вяза. Дно судна ниже ватерлинии было обшито пластинами из сплава меди и цинка.

Интересна история его названия. В переводе с шотландского «Катти Сарк» – «Короткая рубашка». Будущий владелец клипера, Джон Уиллис, зайдя в одну из картинных галерей, увидел картину, изображающую молодую ведьму в короткой ночной рубашке, летящую над болотами на шабаш. Судовладелец влюбился в картину (а может быть и в ведьму). Когда он решал, как назвать корабль, то сначала хотел дать ему имя ведьмы.

Однако моряки – народ суеверный, и на корабль, носящий такое имя, невозможно было бы набрать экипаж. Тогда и пришла Уиллису в голову идея названия, которое бы и не раздражало суеверных, и соответствовало его желанию. Ну а в носовой части установили фигуру этой красавицы.

Клипер использовался для доставки чая из Китая, в то время, представлявшей из себя беспощадную конкурентную гонку вокруг земного шара из Китая в Лондон.

Призом была существенная разница в прибыли получаемая тем, кто привозил первый чай нового урожая.

В этой гонке «Катти Сарк» не выделялась ничем особенным. Известность ей принесло состязание на скорость с клипером «Фермопилы» в 1872 году. Оба судна одновременно вышли из Шанхая 18 июня, однако через две недели «Катти Сарк» потеряла руль и в результате прибыла в Лондон на неделю позже «Фермопил» – 18 октября, затратив на путешествие 122 дня.

Тем не менее, клипер навсегда вошел в историю благодаря тому, что после аварии капитан не сдался, а принял решение продолжить гонку, соорудив импровизированный руль в открытом море (вместо того чтобы сойти с дистанции на ремонт в порт), и при этом отстал всего на одну неделю.

Впоследствии клиперы были вытеснены пароходами, которые хотя и были медленнее, но обеспечивали стабильные поставки чая через открывшийся Суэцкий канал.

После этого «Катти Сарк» отлично зарекомендовала себя на перевозках шерсти из Австралии, добираясь до Англии за 67 дней. Утверждается, что в свои лучшие времена она могла пройти 360 морских миль за сутки, что может считаться рекордом для судов такого размера.

В 1895 капитан Уиллис продал судно португальской компании «Ферейра». После этого судно ещё несколько раз перепродавали, переоборудовали, пока в 1922 году «Катти Сарк» не была куплена капитаном Уилфредом Доуменом, который восстановил ее исходный вид и оснастку и начал использовать клипер в качестве стационарного учебного судна.

Вопреки суевериям, «Катти Сарк» ожидала самая счастливая судьба из всех чайных клиперов. Она не пропала в море и не была разобрана, а поставлена в 1954 году на вечную стоянку в сухой док Гринвича.

Вот такая история, парни.

После этих слов в кубрике воцаряет тишина, и только слышно как за бортом тихо плещут волны. Может они тоже что-то рассказывают?

Заслуженный отпуск

– Вольно-о! Разойдись! – гремит металлом динамик с высокой рубки плавбазы и выстроенные вдоль ее бортов сине-белые шеренги рассыпаются.

Сегодня воскресенье и после завтрака и подъема флага, одни готовятся к желанному увольнению и сходу на берег, а вторые, как говорят, пустому времяпрепровождению.

Мы с Витькой Допиро и Славкой Гордеевым относимся к последним и, засунув руки в карманы роб, лениво шаркаем в корму, предаться страсти табакокурения у наполненного водой обреза.*