Текст книги "Игры настоящих мужчин. Юмористические рассказы"

Автор книги: Валерий Ковалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

       Однажды, весной,  захворал какой-то важный спец из «Рубина»,  и  вместо него на выход прислали  хорошенькую женщину. Наш командир отказался идти  в море и потребовал специалиста-мужчину.  Разразился большой скандал, но «кэп» уперся и мужика все-таки нашли.

       В другой раз, уходя на глубоководные испытания, мы забыли на берегу доктора,  он догнал лодку уже в море  на каком-то катере  и   карабкался по шторм-трапу  на надстройку, с чемоданчиком в зубах.

       А пару недель назад, на ракетных стрельбах, какой-то «блатной»  начальник  из Москвы,  в силу незнания правил пользования,  был контужен  в гальюне содержимым его баллона, вылетевшим оттуда под давлением в полторы атмосферы.  После этого он долго отмывался в душе и  сожрал у доктора почти весь валидол.

       Предавшись столь приятным воспоминаниям и накурившись до одури, мы строимся  на вечернюю поверку на верхней палубе,  потом спускаемся в кубрик, вооружаем свои подвесные койки  и укладываемся на тощие, застеленные маркированными  простынями и колючими одеялами, пробковые матрацы.

– Руби вольту!  – орет дневальному из своего угла Жора,  просторный кубрик погружается в    синий полумрак  ночного освещения.

       В трубах отопления  мелодично булькает вода и шипит пар, в отдраенные иллюминаторы веет  запахом моря и осенней прохладой,  где-то за переборкой привычно шуршат крысы,  и мы погружаемся в сон.

       Среди ночи всех будит  грохот ботинок  на трапе,  яркий электрический свет и громкая команда «Подъем!»

       Под  люком стоят  наш дежурный офицер,  незнакомый   лейтенант  и два  курсанта из местной школы мичманов, с   якорями на погонах и красными  повязками на рукавах бушлатов.

– Всем   построиться  на среднем проходе! – хмуро бросает  дежурный.

       Через несколько минут,  натянув штаны, мы стоим  вдоль коек и недоуменно взираем на непрошенных гостей.

– Так, смотри, – кивает лейтенант  одному из патрульных. У курсанта обиженное лицо и здоровенный фингал под глазом.  Он нерешительно идет вдоль строя,  заглядывая нам в лица.

– Нету, – оборачивается   к офицерам и  шмыгает носом. – Тот был  старшина 1 статьи   и в бушлате.

– Юркин, Марченко, – тычет пальцем   дежурный. – Оденьте    бушлаты.

       Жора с Лехой недовольно бухтя идут к вешалке, напяливают  свои бушлаты и возвращаются в строй.

– Не, – отрицательно вертит головой курсант. – Не они.

– Ну что, все? – скептически смотрит дежурный на лейтенанта.

       Тот молча кивает головой, и патрульные неуклюже   лезут наверх.

– Товарищ старший лейтенант,  а в чем собственно  дело? –  интересуется кто-то из строя.

– А в том,  что какой-то  раздолбай накидал банок патрулю и смылся – недовольно отвечает  дежурный.  – Найдут,  пойдет под трибунал. Ясно?

– Чего яснее, – гудит стоящий рядом  Володя Зайцев. – Патрулей бить нельзя. И все смеются.

– Ладно, разойдись, всем спать, – смотрит на часы  дежурный  и тоже поднимается по трапу.

       Шеренги распадаются,  мы снова забираемся в койки, и  дневальный вырубает свет.

– Ну, вот вам и новая история, –  зевает  Димка Улямаев. – А фингал у  будущего    сундука классный.

– Интересно, откуда тот  старшина? –  интересуется    Серега Антоненко.

– А хрен его знает, – отвечает мой сосед  Витя Будеев. Нас на этой  коробке  рыл пятьсот,  а на косе еще бригада подплава.

– Ладно,  кончайте базар, всем спать, –  бурчит Юркин,   все замолкают

       Утром, после завтрака,  когда мы встречаемся на юте с ребятами из других экипажей, выясняется, что у них тоже  был  шмон.  Патрулям предъявляли всех  матросов и старшин, но те так никого и не опознали.

– И поделом  этим  чмошникам, – говорит кто-то. Что б не борзели.

       Курсантов  местной школы мичманов, которая  в простонародье   именуется «шмонькой», мы сильно не любим  и в увольнениях с ними всегда происходят стычки. Теперь на носу очередная, и это  бодрит.  Помахать кулаками на флоте любят, а причина для драки всегда найдется.

– Главное чтоб  увольнения не зарубили, – скалятся штатные умельцы. – Мы им еще накидаем банок.

       Через  пару недель мы возвращаемся с моря и  в субботу готовимся в очередное увольнение. В кубрике царит веселое оживление,  мы отпариваем  шипящими  утюгами клеша и   драим до зеркального блеска ботинки.

– Да, давненько я не был в городе, –  полирует  асидолом  бляху на ремне Витька.

– Так уж и давно, –  фыркает  сидящий напротив  Юркин, и  кубрик сотрясается от хохота.

       А через час, получив увольнительные и благоухая «Шипром», мы веселой толпой скатываемся с трапа.  Впереди целый день счастья.

Примечания:

сундук  – мичман (жарг.)

«Рубин» – название закрытого КБ в Ленинграде.

коробка – корабль, судно (жарг.)

Увольнение

  Весна. Эстония. Атомный учебный центр Палдиски.  Здесь проходят переподготовку экипажи атомных подводных лодок Северного и Тихоокеанского флота и в том числе наш, готовящийся к испытаниям ракетного крейсера нового поколения. С утра до вечера мы корпим в   классах, на  «циклах» и полигонах,  где военные умы Центра   вбивают в молодые  головы необходимые знания и навыки.

       В  середине мая  отцы-командиры  отпускают  нас в первое увольнение в город.

От всех боевых частей и служб по одному человеку – старослужащему, от минеров меня, как единственного представителя срочной службы.

       Одетых в  форму «три», благоухающих одеколоном счастливцев отводят на плац перед КПП и вместе с моряками  из других экипажей, тщательно  осматривают. Десяток флотских стиляг, в непомерно широких клешах и зауженных форменках, офицеры   возвращают назад для переоблачения, а с остальными проводится инструктаж о правилах поведения в городе. Из него следует, что нам запрещено пить, курить, нецензурно выражаться в общественных местах, а также вступать в конфликты  с местным населением и представителями других родов войск.

       Затем следует команда «Вольно, разойдись!», и около сотни моряков радостно вываливают за   ворота части.

       Погода на все сто, в карманах есть немного денег – платят нам намного больше, чем сухопутным бойцам  и мы свободны, как ветер, до двадцати трех.

– Полный вперед! –   командует Жора Юркин, взблескивая на солнце старшинскими лычками и сдвигая   на затылок щегольскую бескозырку. Нас ждут великие дела!

       Для начала, весело балагуря и переругиваясь, мы направляемся в городской парк, где с интересом разглядываем памятник борцу с царским режимом Салавату Юлаеву и интересуемся у  Сашки Мингажева, не его ли это предок.

– Не-е-е, – щурит узкие глаза Сашка. Он   был башкир, а я казах.

       Затем  минуем центральную аллею, где молодые мамаши катают в колясках младенцев,  выходим на главную  улицу города с нерусским названием   Лауристини  и направляемся к Дому офицеров.

        Там, в кубическом современном здании, находятся ресторан для офицеров, кинозал, буфет, и один из танцевальных залов, который  нам разрешено посещать.  В нем уже подключают аппаратуру и настраивают  электрогитары несколько  чубатых моряков с бербазы.

– Жорка, Сашка! Здорово черти! – внезапно  раздается сбоку, и  к нам подходят трое   рослых старшин. Они оказываются сослуживцами Юркина с Ханниковым по прежней службе в Заполярье.  Следуют веселые возгласы, смех и объятия, после которых выясняется, что теперь парни служат на ТОФе и после автономки,  как и мы, проходят переподготовку  в Центре.

– Такую встречу надо вспрыснуть! –  заявляет один из тихоокеанцев, с бумажным пакетом в руке.

       Не сговариваясь, идем через город в сторону залива, благо наши новые друзья уже неоднократно бывали в увольнении и все здесь изучили. По дороге сбрасываемся и в небольшом магазинчике, по их  рекомендации  покупаем несколько бутылок эстонского ликера «Вана Таллинн».

       Я удивлен, что столь крепкие ребята потребляют дамские напитки, но как самый молодой в компании, помалкиваю.

На берегу залива пустынный пляж, где мы и располагаемся у громадного, поросшего мхом валуна, являющегося местной достопримечательностью. Из принесенного с собой пакета   извлекаются яблоки, печенье и пару стаканов.

– Посуду позаимствовали в буфете,– смеется конопатый старшина с необычным именем Клавдий.

        Откупориваем высокие, выполненные  в виде башенок бутылки, поочередно пьем за встречу. Ребята одобрительно крякают и смачно хрустят яблоками.

       Когда очередь доходит до меня, понимаю мудрость старослужащих. Ликер  терпок, душист и по крепости не уступает водке. На наклейке указана плотность – 45*.

       Завязывается оживленная травля, перемежающаяся тостами. Затем мы раздеваемся и пытаемся искупаться, но ничего не выходит – вода в заливе чертовски холодная. Зато можно загорать, что мы и делаем.

       Обращает на себя внимание нездоровая бледность  тихоокеанцев. По сравнению с ними мы намного смуглее.

– Вот побудешь в автономке без солнца и свежего воздуха суток девяносто, таким же «красивым» станешь, – хлопает меня по спине обильно покрытый татуировкой старшина.

       Солнце понемногу клонится к горизонту, с залива тянет свежим бризом, пора уходить. Приводим себя в порядок, и направляемся  в Дом офицеров.

Танцы там в самом разгаре.

В зале полно моряков, наших и из  местного подплава, пограничников и морских пехотинцев.

       Последние обращают на себя внимание громадным ростом, выправкой  и статью. На них черные береты,   такие же куртки и заправленные в короткие сапоги брюки.

       Между одетыми в форму ребятами, яркими бабочками мелькают девчонки. Их вдвое меньше, и многие «бойцы» танцуют друг с другом или   стоят группами у колонн.

«Снять» после перерыва подругу, удается только разбитному Ханникову, да и то ненадолго. После первого же танца, ее уводит у Сани  из – под носа  рослый     морпех.

       Возвращаемся в часть без четверти одиннадцать. После отбоя долго обмениваемся впечатлениями от увольнения и строим планы на следующее. Главный вопрос – как обзавестись подругами. Это Юркин и Ханников берут на себя.

       На следующей неделе они развивают бурную деятельность, цель которой – проучить морпехов и отбить у них представительниц прекрасного пола.

Для этого в свободное время проводятся встречи и переговоры со старослужащими из других экипажей, в число увольняемых подбираются наиболее крепкие и задиристые, со всех наборов без исключения. Попадаю туда и я.

       Накануне увольнения, из укромных мест, именуемых на флоте «шхерами», запасливыми годками извлекаются несколько матросских ремней с залитыми свинцом бляхами. Мне приходилось видеть такие на гражданке и даже испробовать одну на собственной шкуре. Ощущение не из приятных.

       В этот раз из нашего экипажа в увольнение   идет порядка пятнадцати человек, одетых строго по форме. Приготовленные ремни заранее упаковываются в пакет и перебрасываются через ограждение в укромном месте.

       Вновь предварительно собираемся на пляже, но уже в более значительном составе.

Решено – морпехов бить сразу, в начале танцев, пока туда не подтянулись гуляющие по городу патрули. Разборку начинает Юркин. Вне зависимости от результатов, пехотинцев лупить почем зря и гнать до самой части, чтоб надолго запомнили.    После драки на танцы не возвращаться, а небольшими группами и в разное время, топать в часть.

       Для куража размялись «Вана Талинном», перекурили и поочередно двинулись к ДОФу. Картина та же –  морпехи  весело отплясывают с девчонками, моряки стоят, облизываются.

       Жора не зря был у нас строевым старшиной. Решения он принимал быстро и так же оперативно претворял их в жизнь.

       Как только начался очередной  танец,  Юркин выбрал приглянувшуюся ему девчонку и пригласил ее. Тут же, как из – под земли, появился сержант – морпех и девица, смеясь, упорхнула с ним в центр зала. Жора проследовал за ними, и, оттеснив сержанта плечом, взял девчонку за руку.  Сержант отпихнул соперника и тут же получил  удар в челюсть, но не упал, а перехватив  руку старшины отшвырнул его к колоннам.

       Не удержавшись на скользком паркете, Жора с грохотом обрушился на него, сбив по пути какого-то пограничника.

       На сержанта набросились сразу несколько моряков, но он, играючи, расшвырял и их.

       В зале поднялся невообразимый визг и шум. Не смотря на активное сопротивление и все увеличивающиеся потери, мы оттеснили сгрудившихся тесной группой морских пехотинцев к колоннам, и им изрядно доставалось. В воздухе висели  мат и рев.

       Постепенно в драку ввязывалось все больше моряков и морпехам приходилось не сладко.

       В итоге мы вытеснили их в вестибюль, а потом и на улицу, где мне крепко врезали сначала по уху а затем по ребрам. В воздухе замелькали ремни, и противник побежал.     Преследовали мы его недолго –  за городом, из ворот части, с ревом вывалила встречная толпа морпехов,  которая, безусловно, разнесла бы нас в клочья, и теперь драпали мы.

       Но продолжения разборки не последовало. Прибывшие к месту патрули собрали  битых, а остальные шустро разбежались по парку и другим укромным местам.

       Отдышавшись, оглядываем друг друга. В нашей группе четыре человека – Юркин, Кругляк, Допиро и я. Внешне вроде все целы. Только у Жоры форменка разорвана до пупа, да у меня ухо вдвое больше обычного.  Непонятным образом Допиро сохранил бескозырку, из подкладки которой извлекаем иглу с черной ниткой и кое– как зашиваем старшине форменку.

       Умывшись под краном в каком-то   переулке и приведя себя в относительный порядок, осторожно движемся к части. На КПП нас переписывают и расспрашивают о драке в ДОФе.

       Делаем круглые глаза и рассказываем, что по дороге в часть нарвались на хулиганов-морпехов, от которых еле спаслись. Дежурный,   капитан – лейтенант, недоверчиво хмыкает, но отпускает нас.

       А утром, после завтрака,  перед строем  неспешно расхаживает старпом  и скептически нас рассматривает. Затем   вызывает  из строя всех увольнявшихся  и объявляет месяц «без берега».

– Есть! – бодро рявкаем мы.  Ведь могло быть и хуже.

Весеннее томление

       В 1973 году наш экипаж, завершая государственные испытания новой подводной лодки, обретался в славном городе Северодвинске и жил на широко известной всем тогдашним подводникам Заполярья плавбазе «Иртыш».

       Май в том году был небывало солнечным, теплым и будоражил молодые матросские организмы. Но в силу загруженности, в увольнение начальство пускало нас изредка и нехотя.

       В результате, в этот период весеннего томления мы научились делать брагу и тайно потребляли ее в укромных местах. Наставниками выступили моряки плавбазы за небольшую мзду, в виде нескольких пластин плексигласа и эбонита, которые мы принесли им с завода. Оказывается, ушлые парни давно освоили это производство и успешно пользовались его плодами.

       Суть заключалось в следующем. Практически на всех боевых постах плавбазы, а также верхней палубе, были развешены пенные огнетушители. По ночам местные умельцы разоружали некоторые из них, стравливая пену за борт и в трюм, а сами емкости выпаривали кипятком.

После этого в емкость заливалось несколько трехлитровых банок яблочного сока, засыпались сахар и дрожжи. Перевооруженный огнетушитель водружался на штатное, как правило, находившееся в тепле место, и в течение недели в нем созревала крепчайшая военно-морская брага. Однако попользоваться чудным напитком пришлось недолго.

       В одном из небрежно закупоренном «бражном» огнетушителе, давлением забродившего напитка сорвало крышку. Причем висел он на солнечной стороне надстройки верхней палубы судна и «взорвался» в самый неподходящий момент – при подъеме флага. Последствия были весьма плачевные.

       Так как виновных не нашли, всех без исключения моряков плавбазы лишили увольнений на месяц, нам для профилактики тоже сократили их до минимума.

       Примерно в это же время, не иначе как под влиянием полярной весны, в нашем славном экипаже произошло ЧП, едва не закончившееся трибуналом для его участников. Суть заключалась в следующем.

В один из дней штурманская боевая часть с командиром группы и старшиной команды выехала в Архангельск для получения навигационных приборов на флотских базовых складах. Все необходимое им выдали без проволочек и, поскольку время еще оставалось, лейтенант и мичман отправились в город, предоставив моряков самим себе. А что делает в таких случаях истинный североморец? Правильно. Ищет приключений.

Для начала парни достали у местных аборигенов «шила» и по братски распили его. Затем двинулись на железнодорожный вокзал на людей посмотреть, и себя показать.

       Там к несчастью стоял ждущий отправления на Ленинград поезд со студенческим строительным отрядом, в котором было много симпатичных девчат. Поскольку весна в головах и «шило» в желудках настраивали на поэтический лад, ребята решили приударить за несколькими приглянувшимися им девицами. Студентам, которые тоже были навеселе, это не понравилось.

       В итоге возникла потасовка, в ходе которой наши орлы Антоненко, Гордеев, Корунский и Лука здорово отметелили инфантильных питерцев.

       На шум драки прибежали два сержантских патруля, попытавшихся унять буянов и доставить их в комендатуру. Не тут-то было. Разошедшиеся штурмана отлупцевали и патрульных. Причем темпераментный гагауз Лука, которому разорвали форменку до пупа, вконец озверел и, намотав на руку ремень с бляхой, стал загонять в вагон всех студентов, которые еще не успели сбежать.

       Спасли положение инструктора-десантники из ближайшей учебки, вызванные избитыми патрульными. Их привалил целый грузовик, в кузов которого, после непродолжительной схватки и позабрасывали бесчувственные тела сильно помятых, но непобежденных романтиков. В учебке их определили на местную гауптвахту, откуда подоспевшие командиры вызволили «героев» без лишнего шума.

       Впрочем шум был. Уже в экипаже все участники побоища были посажены на свою родную, морскую гауптвахту.

       Помимо Вани Луки в команде у нас служили еще двое ребят из Молдавии – Володя Дараган и Витя Будеев. Это были веселые и добродушные парни. Но если Будеев был скромен и рассудителен, то Дараган отличался бесшабашностью и удальством. Он был любимцем замполита, так как активно участвовал в выпуске стенгазеты, а также корабельным почтальоном. Своим положением почмейстера Витька дорожил и никаких посягательств на эту должность не терпел. Но весна и с ним сыграла злую шутку.

Как всякий молдаванин, Дараган был неравнодушен к вину. А его в городе было навалом.

       Особым успехом пользовался у моряков дешевый и крепкий портвейн «Три семерки». И каждый раз, следуя на почту за корреспонденцией, а затем возвращаясь на базу перед обедом, лукавый молдаванин приносил в своем почтовом чемодане несколько бутылок портвейна, купленного для нас на заранее собранные деньги. Их содержимое употреблялось за обедом, причем довольно хитро. Из чайников с компотом отливалась часть напитка, а вместо него заливалось вино. И все это выпивалось под маркой компота, иногда даже в присутствии дежурного офицера или мичмана.

       Но как говорится в известной пословице «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал…». Все хорошее, когда-нибудь, да кончается.

       Был понедельник, день политзанятий. С учетом тихой солнечной погоды их проводили на причале, у борта плавбазы. Присутствовали все свободные от вахты моряки, чинно восседая на расставленных в ряд корабельных банках.

       Замполит – капитан 2 ранга Башир Нухович Сабиров, что-то гортанно вещал по поводу милитаристской политики США, а мы походя записывали его умные мысли в тетради, дремали и грезили ожиданием обеда.

Вдруг сзади раздались какие-то перешептывания и тихие возгласы. Оборачиваюсь и вижу следующую картину.

       По пустынной территории от КПП вдоль пакгаузов, в нашу сторону неверными шагами движется какая-то вихляющаяся фигура с чемоданом на плече. Это был смертельно пьяный Дараган.

       Не обращая внимания на сидящую недалеко от трапа команду и напевая что-то на непонятном языке он, оступаясь и бранясь на крутом трапе, карабкается по нему на судно и исчезает из поля зрения.

– ?!!

       Передав конспект с тезисами помощнику, вслед за Витькой по трапу взлетает взбешенный Башир Нухович.

Еще через несколько минут из крайнего носовго иллюминатора, за которым находилась каюта замполита, раздался рев и стали вылетать и плюхаться за борт бутылки с заветным напитком.

– Одна, вторя, третья… пятая,– заворожено считали мы.

       Всего было выброшено с утоплением девять бутылок. Еще через некоторое время по трапу, теперь уже вниз, в сопровождении дежурного мичмана понуро продефилировал Дараган, облаченный в робу, сапоги и бушлат.

– На губу…,– прошелестело по рядам.

Так закончилась эта винная эпопея и карьера великого почтальона. А служба покатилась дальше.

Хрюнов кормили как матросов

  А расскажу – ка я вам историю, которая случилась в период службы одного моего приятеля, ныне капитана 2 ранга в запасе, на 604 береговой базе Черноморского флота.

       Она обеспечивала материально-техническими средствами бригаду торпедных катеров и организационно, как тыловая часть, входила в ее состав.

       На бербазе в те далекие 70-е годы проходили службу советские парни, достигшие 18 летнего возраста и призванные из различных уголков нашей великой страны, где уже был построен социализм в целом, и мы защищали светлое коммунистическое общество.

Ежегодно, в зимний и летний периоды, командование штаба флота проводило проверку боевой и политической подготовки флотских частей.

       К предстоящей проверке личный состав нашей базы готовился заблаговременно и для ее начала, командир бригады объявлял организационный период, что означало запрет выхода за пределы части, отмена увольнений и других культурных мероприятий.

Матросы и старшины денно и нощно изучали и штудировали инструкции, конспектировали работы классиков марксизма-ленинизма, материалы съездов КПСС, отрабатывали строевую подготовка на плацу.

       Особенно им не нравилось отрабатывать элементы строевой подготовки по разделениям и в своем кругу это называлось «гонять стручка».

       Мичмана и офицеры части с подъема и до отбоя дотошно проверяли форму одежды и знание воинских уставов у своих подчиненных.

       Накануне приезда комиссии, самых нерадивых матросов рассовывали в такие потайные места части, где их не возможно было найти проверяющим.

       И вот долгожданный сигнал с КПП – «Едут!!!».

       Все в бригаде сразу задвигалось и зашевелилось.

       Командиры и старшины нервозно, доложили по команде о готовности к проверке. И не дай бог кому-то из матросов оказаться вне боевого поста!

       За такое разгильдяйство его ждало жесточайшее наказание, вплоть до помещения на гарнизонную гауптвахту.

       В те времена, согласно Директивам Министерства обороны СССР и соответственно указаний и распоряжений флотского начальства, в целях улучшения питания личного состава кораблей, на береговых частях и соединениях флота создавали подсобные хозяйства.

       Для пополнения же запасов продовольствия, в осеннее время хозяйственники отряжали матросов, как дешевую рабочую силу, в колхозы и совхозы на уборку урожая.

       И вот заходит на подсобное хозяйство бербазы проверяющий, интендантский майор, а к нему из хлева в засаленной робе и бушлате без пуговиц выскакивает наш свинарь, матрос Охапкин Серега, по кличке «Подводник». Заработал он ее за то, что регулярно подвозил на конной подводе корм и воду для свиней.

       Ну, так вот, подбегает Серега, утирая сопли к майору и докладывает, что на его боевом посту, двадцать свиней и кобыла по имени «Торпеда», на которой он завозит корма (отходы) с камбуза личного состава бригады для своих питомцев.

       Прикрыв надушенным платком нос, так как от нашего свинаря шло неземное «амбрэ», майор пошел осматривать его хозяйство.

       А затем спрашивает Охапкина: «Чем кормишь хрюшек? Очень уж они у тебя упитанные ».

       А тот отвечает: «Тем же, что и матросов!», имея в виду отходы с камбуза.

А чем же тогда у вас кормят матросов?! – удивился проверяющий

       «Тем же, что и свиней, товарищ майор!

       Присутствующие при этом диалоге так и покатились со смеху.

       Долго еще затем в базе потешались над этим случаем, даже придумали афоризм: «Матросов кормят как свиней, а свиней, как пьяных матросов».

Начальство, оно от Бога

       Вернувшись с обеда, старшина 1 статьи Волков  удобно расположился  в кресле командира БЧ* и, забросив ноги на  направляющую стеллажа торпеды, застыл в  блаженной истоме. С нижней палубы доносилось монотонное бубнение  молодого, заучивавшего книжку «боевой номер».

– Учи, учи, карась, – благодушно подумал старшина, бездумно уставившись в подволок  и шевеля пальцами в новых тапочках.

     Служить  ему оставалось всего ничего, настроение было отличным,  и Волков предался    мечтам о «гражданке».  Однако вскоре прохладная тишина отсека  нарушилась  звяком переборочного люка, шарканьем ног и неразборчивыми голосами внизу.

– Опять эти «безлошадные», – неприязненно подумал старшина и покосился на мерцающие в полумраке   стрелки корабельных часов на корабельной переборке.  С обеда вернулся второй экипаж, третий день знакомящийся с лодкой.

– Не было печали, черти накачали, – пробурчал  Волков и, опустив на палубу затекшие ноги, поковылял  к  светлому пятну  отсечного люка. Присев у люка на корточки он тихо свистнул, и  снизу на него уставились раскосые глаза вахтенного у трапа, с болтающимся на поясе штык – ножом.

– Безлошадные?, –  спросил у него Волков.

– Ага, –  утвердительно,  кивнул тот бритой головой  на тонкой шее.

– Смотри за ними, что б ничего не сперли , – нахмурился старшина.  ПонЯл?

– Ага, –  снова сказал  молодой и шмыгнул носом.

– Ну, давай, бди, – одобрительно хмыкнул    Волков и,  встав,  вразвалку двинулся обратно.

     В принципе, против моряков второго экипажа он ничего не имел, но в свое первое посещение корабля,  те умудрились спереть у механиков    банку   припрятанной воблы,  один пытался открыть в трюме клапан затопления, а самый любознательный, изучая станцию пожаротушения, стравил на среднюю палубу третьего отсека, целую гору пены.

– После Палдиски*, эти парни способны на все! –  мрачно предупредил  лодочную вахту на утреннем инструктаже помощник, прохаживаясь по пирсу перед   строем.  Того и гляди утопят нас у пирса. Так что присматривайте за ними. Понятно?!

– Точно так! –  вразнобой заголосила вахта.

     Размышляя, чего ожидать от экскурсантов в этот раз, Волков  отщелкнул замки на одном из ящиков «зипа»  и мурлыча под нос похабную песенку про  Садко заморского гостя, стал готовить к вентиляции торпед запорную аппаратуру.

     В это время у кормовой переборки  резко звякнул стопор открытого люка,  раздалось тяжелое сопение, и в пятне света возникла  чья-то голова  в   пилотке.

     -Тэ-экс,баском – протянула она, озирая отсек – посмотрим, что у нас здесь,– и в узкое отверстие люка  стала протискиваться грузная фигура в матросском ватнике.

– Безлошадный, –  мелькнуло у Волкова в голове  и,  оставив свое занятие, он  решительно шагнул тому навстречу.

– А ну, давай двигай отсюда! –  наклонившись к незнакомцу, рявкнул старшина  и,  упершись рукой в его голову, выпихнул  моряка из люка.

– Ты что делаешь, сволочь! Сгною! – заорали снизу.

– Пошел я тебе сказал! – повторил Волков  и, вернувшись к торпедным аппаратам, снова принялся  возиться с «зипом».

     Через минуту замигал огонек «каштана»  и его вызвали в центральный пост.

     Там, рядом с хмурым командиром, в кресле сидел  его недавний гость.

– Ты что себе позволяешь? – прошипел глядя на  Волкова   капитан 1 ранга.– В дисбат захотел?!

     Только теперь старшина заметил, у незнакомца под ватником синий габардиновый китель и его бросило в холодный пот.

– Никак нет, – уныло ответил Волков. Я думал,  что это матрос.

– Какой матрос!! – рявкнул капитан 1 ранга. Это же  командир второго экипажа  нашей лодки,  старший офицер!   А ты  твою мать, выпихнул его из отсека!

     Михал Иваныч, – обернулся он к помощнику. Оформи этого раздолбая на пятнадцать суток. Что б служба раем не казалась.

     …На следующее утро, препровожденный старшиной команды на гарнизонную гауптвахту, Волков  понуро стоял перед ее начальником,   пожилым толстым  прапорщиком.

– Чего этот герой  отчебучил? – поинтересовался тот у мичмана, прочитав записку об арестовании, с  традиционной формулировкой  «за нарушение воинской дисциплины».

– Да так, не узнал одного большого начальника, –    лаконично  ответил  мичман.

– Непорядок, однако, старшина,   – назидательно произнес прапорщик. Непорядок. Начальство нужно знать в лицо. Оно ведь того, от Бога! И многозначительно поднял вверх пухлый  палец.

     С тех пор минуло немало лет. Старшина Волков сам стал большим начальником. И при случае, распекая подчиненных за различные провинности, часто с иронией поминает ту запомнившуюся ему фразу старого прапорщика: «Начальство, оно того, от Бога», думая про себя, – а может и от Черта. Кто знает?

Примечания:

БЧ – боевая часть на корабле.

Книжка «Боевой номер» –  свод инструкций  по корабельным расписаниям.

Безлошадные (жарг.) – экипаж, временно не имеющий своего корабля.

Минный ликер

       Середина 70-х. Заполярье. Северный флот. Борт подводного ракетоносцы «Мурена».