Текст книги "Терра инкогнита. Книга 2"

Автор книги: Валерий Ковалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

На конечной остановке выгружались, по подземному переходу выходили на Октябрьскую площадь и ныряли в метро, тогда еще не особо многолюдное.

По привычке держались сплоченной группой, стараясь не обращать внимания на разглядывавших нас пассажиров. Непривычными были для столицы военно-морские курсанты.

Однажды в вагоне встретили группу ленинградских, в черных фасонистых мичманках с крабами и четырьмя «угольниками» на рукавах бушлатов. Те смотрели на нас с явным удивлением. Первый курс, и все старшины. Не иначе ряженые.

Занятия длились до шестнадцати часов с небольшим перерывом на обед.

Столовая в школе была загляденье. Большой светлый зал со столиками на четверых, вдоль него длинная стойка раздачи и касса.

В меню несколько разновидностей салата, первых и вторых, всевозможная выпечка, фрукты и напитки. Цены как в московских столовых, но блюда вкусней и качественнее.

К залу примыкал чуть меньше буфет, где продавались различные бутерброды, колбаса, сыр, сигареты, кондитерские изделия и бутылочное пиво. Во время обеда потреблять его не возбранялось, но делали это, как правило, слушатели старших курсов.

Затем следовала самоподготовка, и к восемнадцати часам мы следовали в общежитие. Там ужинали и вновь самостоятельно занимались допоздна.

В головах стоял сплошной сумбур и мешанина.

Появились первые потери. Не выдержав нагрузки, в нашей группе подали рапорта об отчислении Юра Мамадалиев и еще два слушателя. Такое же отмечалось и в других. Все рапорта были незамедлительно удовлетворены.

И это при том, что нагрузка на нашем факультете была не самой высокой. На втором, где готовили контрразведчиков со знанием иностранных языков – восточного и европейского, учиться было еще сложнее.

Редкими вечерами, когда мы возвращались из города, посетив , эти несчастные ребята еще сидели в кабинете самоподготовки или на шкафах, стоявших в коридорах (в позе лотоса) где нараспев тянули «ни хао», «цзайцзиень», «хауньин».

Обстановка нормализовалась после первой зимней сессии, которую к своему удивлению мы сдали неплохо. После нее съездили в двухнедельные отпуска.

Своих родных я не видел два года, и встреча была очень радостной.

– Да, сынок, удивил ты нас – сказали тогда отец с мамой. – А ведь в нашем роду уже был чекист. И сообщили следующее.

Оказывается, у деда Левки имелся родной брат – Александр, занимавший высокий пост в НКВД*, навестивший родню незадолго до войны. Он хотел забрать племянника в Москву и определить в военное училище. Но Левка не отдал, поскольку не желал, чтобы сын служил советской власти.

На следующее утро, захватив гостинцы, мы с отцом навестили дедушку. Он одиноко жил на этой же улице, в добротном, с большим садом и огородом, доме.

Бабушка Варвара к тому времени умерла, но Лев Антонович не желал идти к сыновьям или дочери. Поскольку был своеволен и упрям.

Моему появлению он обрадовался, расцеловались.

А когда сидели за накрытым столом, и дед узнал на кого внук учится, задумался.

– Да, – тяжело вздохнул. – Будешь чекистом, как младший брат Александр. Мы с ним всегда друг друга не понимали.

Никаких вопросов ни я, ни отец, зная дедов характер, не задавали.

Кстати, он был весьма закрытый человек. Уроженец Могилевской области, имел там богатое хозяйство, но после революции оказался в Донбассе и работал забойщиком на шахте. При этом, обладая колоссальной силой, занимался французской борьбой. Организовав из горняков секцию, успешно выступал в Луганске Сталино* и Ростове, мечтая встретиться с Поддубным.*

Много лет спустя, я отыскал следы дедушкина брата.

Комдив Александр Антонович Ковалев являлся начальником Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД СССР, а также членом Военного совета при наркоме обороны. Трагически погиб в 1942 году.

Зашел в гости и ко второму дедушке – Никите, жившем с бабушкой Степанидой на другом конце улицы.

Оба они были по национальности сербы.

Их предки пришли с Балкан на берега Северского Донца, при императрице Екатерине, в составе двух гусарских полков и были поверстаны в казаки. Дед был родом со Станицы Луганской, а бабушка Степанида из села Четырнадцатая рота.

Будучи призванным на службу, дед Никита до революции служил в 13-м Нарвском гусарском полку, участвовал в Первой мировой войне и являлся Георгиевским кавалером. В Гражданскую был есаулом в казачьих частях и воевал сначала за белых, а потом за красных.

После демобилизации в 1920-м, вернулся домой, где работал кузнецом на шахте.

Вот такими были мои деды и бабушки.

Навестил я и свою несостоявшуюся любовь. Все оказалось довольно банальным. Год назад, Людмила вышла замуж.

Из отпусков мы вернулись отдохнувшими и бодрыми.

Все ребята из нашей комнаты, по договоренности привезли из дому по несколько банок варенья и кило по два сала, поскольку, хотя стипендия и была высокой, на первых порах мы поиздержались. Пришлось прикупить гражданский гардероб: пальто с шапками, костюмы, обувь и рубашки с галстуками.

А поскольку холодильника в комнате не имелось, вместо него использовали окно. Размером оно было два на два метра и с промежутком меж рамами, в половину.

Туда через форточку спустили самого мелкого из нас – Саню Екименко, и он поместил в холод все привезенное.

Когда очередная стипендия подходила к концу, на выходные мы покупали несколько московских батонов, из холодильника извлекались варенье и шмат сала.

При этом спускаемый туда Саня, вооруженный ножом, неспешно разворачивая пакеты, пробовал от каждого куска – где вкуснее.

– Давай, давай, чего тянешь! – исходили слюной голодающие.

Екименко не реагировал, с задумчивым видом смакуя продукт.

Когда же нам становилось невмоготу, вздыхал, отрезал от понравившегося куска часть и вместе с очередной банкой, передавал в форточку.

– А теперь немного посиди,– говорил кто-нибудь и запирал ее изнутри.

После этого мы накрывали стол, а Саня печально смотрел через стекло. Мол, зачем так?

Не выдержав немого укора, мы открывали форточку, извлекали его и усаживали во главе стола. После чего начиналась трапеза.

Батоны разрезались вдоль и из них сооружались птюхи*. Одна с тонкими пластинами сала, вторая с вареньем. Затем в стаканы наливался чай (в столовой он был бесплатно), и начиналась трапеза.

– Хорошо, – говорил кто-нибудь, уплетая, бутерброд.

– Угу,– откликались мы. – Почти как на флоте.

Учеба пошла легче и мы стали чаще выходить в город, знакомясь со столицей.

Этап становления прошел.

Как ни странно, наиболее интересной на первом курсе для нас была марксистско-ленинская философия. В то время этот предмет являлся обязательным во всех гуманитарных ВУЗах СССР, однако в силу сложности и заумности изложения, студентами практически не воспринимался. Все изучение сводилось к зазубриванию определенных догм и постулатов, а также конспектированию работ классиков. Применительно к этому предмету действовал принцип: сдал экзамен и забыл.

В ВКШ наблюдалось обратное, что на первый взгляд являлось само собой разумеющимся, поскольку органы госбезопасности неразрывно были связаны с партийной системой страны, а она являлась практическим воплощением данной науки в жизнь.

Однако главное заключалось не в этом. Необычным были изложение предмета и неординарность лектора. Им являлся кандидат философских наук, доцент Газенко.

Ко времени нашего обучения это был преклонного возраста изможденный и практически слепой старик, фанатично преданный своей науке. У него был целый ряд учеников, ставших известными профессорами, но не разделявших взглядов своего учителя.

Насколько было известно, в тридцатые годы Газенко руководил одним из секторов ЦК ВКПб, готовившим политические доклады непосредственно Сталину.

После смерти вождя, он опубликовал несколько работ по теории марксизма-ленинизма не вписавшихся в общепринятые рамки и стал подвергаться гонениям.

В конечном итоге оказался в нашем учебном заведении, где и продолжил свою научную деятельность, одновременно читая соответствующий курс.

Лекции Газенко были блестящими и в корне отличались от материалов, имеющихся в учебниках. На многие, ставшими догматическими понятия, у него были свои, порой диаметрально противоположные взгляды.

В процессе занятий преподаватель вызывал слушателей на полемику, и она увлекала настолько, что мы забывали о перерывах. Дискуссии были бурными и откровенными. После них о многих, ранее очевидных для нас политических категориях, думалось несколько иначе.

И только по прошествии значительного времени, встречаясь в своем кругу, мы единодушно констатировали, что еще тогда, ныне покойный Владимир Иванович эзоповым* языком предрекал крах нашей политической системы, в силу неверного толкования и применения основ, ныне опороченной науки.

Сразу же увлекла всех, отлично налаженная в Школе физическая и специальная подготовка. Она включала в себя регулярные занятия рукопашным боем и стрельбой.

При этом на нашем факультете культивировалось боевое самбо, на втором и третьем – каратэ.

В то время в СССР, для широкого круга лиц они были практически неизвестны и официально запрещены. Названные разновидности боя в том или ином виде существовали только в спецподразделениях Комитета государственной безопасности, Главного разведывательного управления Министерства обороны, Воздушно-десантных войсках и Военно-морском флоте.

Занятия по самбо со слушателями проводили преподаватели спортивной кафедры, как правило, являвшиеся мастерами спорта и призерами СССР в этом виде. Тренировались в специально оборудованных залах несколько раз в неделю, весь период обучения и сверх того, на дополнительных факультативах.

Уже на первом курсе любой из нас мог обезвредить «супостата», а после четвертого – готовить боевых самбистов. Что подтверждалось выдаваемыми нам удостоверениями инструкторов-общественников.

Замечу, что наиболее подготовленными бойцами в тот период были слушатели морских групп. У нас – Боря Рыбаков, пришедший в Школу из подразделения боевых пловцов ПДСС Балтийского флота и к моменту поступления имевший       разряд мастера спорта по самбо, в морской группе третьего курса – Леша Ковалев, являвшийся лучшим каратистом ВКШ и выступавший на первенство Комитета государственной безопасности СССР.

Серьезное внимание уделялось также занятиям легкой атлетикой и плаванием. Они проводились на стадионе «Динамо» и в плавательном бассейне «Москва».

Как-то в этом бассейне с нами произошла история.

В нем, но на других дорожках, тренировалась столичная женская сборная по плаванию. И вот один из нас, Виталик Мартыненко (мой земляк и видом вылитый Есенин), решил поухаживать за приглянувшейся пловчихой.

Для чего нырнул под шнур и погладил ее по ляжке.

Что тут приключилось!

– Девица завизжала, к ней мелькнули еще две, и бедного Витальку едва не утопили.

Когда мы вытащили кашлявшего ухажера на бортик, а потом увели в раздевалку, туда примчался наш инструктор-майор, устроив тому выволчку.

– Как можно? Ты же будущий чекист, дзержинец! И так гнусно лапать девушку. Немедленно пойди извинись.

– Слушаюсь, – икнул Мартыненко и пошлепал к женской раздевалке.

В зимнее время постоянно организовывались лыжные кроссы в районе Водного стадиона.

Там, на спортивной базе мы получали инвентарь, а затем бежали на время десятикилометровый кросс. В точку его завершения (из столовой) доставлялись несколько термосов с горячим кофе, необычно вкусным на морозе.

Огневую подготовку со слушателями осуществляли преподаватели военной кафедры в специально оборудованном тире Школы, на спец объекте Балашиха и полигоне отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Ф.Э.Дзержинского (ОМСДОН).

Стреляли регулярно, изо всех видов короткоствольного отечественного и зарубежного оружия, а также автоматов и пулеметов Калашникова.

Боеприпасов в то время не жалели и к моменту выпуска слушатели имели достаточно высокие практические навыки в этом деле. Саша Екименко и Виталик Мельничук, даже выполнили норму перворазрядника.

На одном из занятий в тире, которое проводил с нами преподаватель военной кафедры капитан 3 ранга Спиридонов, в целях ознакомления с боевыми свойствами, зарубежных образцов короткоствольного оружия, мы упражнялись в стрельбе из «кольта», «браунинга», «парабеллума», «вальтера П-38» и «зброевки».

В разделенные прозрачными шторками кабины для стрельбы входили по пять слушателей, с пистолетами этих систем и делали несколько выстрелов по мишеням. Затем отмечали на них пробоины, менялись оружием и продолжали упражнение.

Огонь велся поочередно, справа налево. Причем каждый последующий слушатель, начинал стрельбу только после ее завершения предыдущим. И здесь со мной произошел казус.

В порядке очередности я получил для стрельбы польскую «зброевку», с очень легким спуском, а находившийся в смежной кабине Коля Хрящев американский пистолет «кольт» 45-го калибра. Эта «машина» палила громоподобно.

Когда очередь дошла до Николая, он дважды пальнул в мишень, а третий выстрел задержал.

Я же, проявив невнимательность и, считая, что сосед выполнил упражнение, держа «зброевку» стволом вверх, стал опускать ее в сторону цели.

Выстрелить не успел. Над ухом грохнул «кольт», палец на спуске непроизвольно дрогнул и пуля моего пистолета с визгом отрикошетировала от бетонного потолка тира.

По такому поводу, обычно спокойный наставник, выдал незадачливому стрелку по полной программе, и самым мягким эпитетом, которым он меня наградил, было ласковое слово «мудак».

Старшим преподавателем военной кафедры капитаном 1 ранга Ивановым, с нами проводились занятия и по противодиверсионной деятельности, включавшие в себя теорию и практику.

Для этого слушатели вывозились в Балашиху, где надлежащим образом экипировались и в течение месяца на полигонах ОМСДОН* обучались навыкам ориентации на местности, скрытому передвижению, маскировке и наблюдению, способам выявления, преследования и захвата диверсионных групп противника. Для проведения занятий с нами привлекались офицеры и бойцы спецподразделений дивизии.

Здесь тоже не обходилось без «хохм», ребята мы были молодые и веселые.

Как-то, раз, загрузившись в Школе в армейские грузовики с тентами, одетые в пятнистые маскхалаты, с оружием, противогазами и прочей амуницией, во главе с Ивановым и еще несколькими преподавателями, мы выехали на очередные занятия в Балашиху.

Наша группа находилась в последней машине и орала песню.

Ты моряк, красивый сам собою,

Тебе от роду двадцать лет,

Полюби меня моряк душою,

Что ты скажешь мне в ответ!

К этому располагали быстрая езда, предвкушение жизни на природе и возможность «повоевать». Короче романтика.

У заднего борта грузовика сидели Серега Токарь, Юрка Свергун, Виталик Мартыненко и я.

Мы с интересом наблюдали за проносящимися рядом легковыми авто, а их пассажиры, с не меньшим, пялились на нас. Тогда военные в камуфляже встречались не часто. Да и ребята в ВКШ у нас были на подбор.

Вдруг откуда не возьмись, колонну догоняет шикарная иномарка со здоровенным бугаем за рулем. А рядом с ним хорошенькая блондинка.

Свергун тут же помахал ей рукой. Она в ответ своей.

Мартыненко на языке жестов показал девице, что не прочь с ней развлечься. Бугай в ответ погрозил нам кулаком.

Тогда Токарь, всегда предпочитавший действия словам, вытащил из подсумка взрывпакет, поджег его запал и метнул изделие под колеса автомобиля. Раздались визг тормозов, хлопок и наш веселый хохот.

Грузовик сбавил ход, а затем, съехав на обочину, встал. Из кабины вышел заместитель Иванова, капитан 3 ранга Спиридонов и, подойдя к заднему борту, поинтересовался, – что тут у вас хлопает?

– Это у иномарки, которая позади, скат лопнул, – выдал кто-то из ребят. Спиридонов оглянулся на стоявший вдали автомобиль, что-то хмыкнул, и мы покатили догонять колонну.

Очень нравилось слушателям зачищать перед занятиями «в поле» обширный лесной массив, в котором они проводились.

Он находился в ведении ОМСДОНа и охранялся.

Тем не менее, жители окрестных деревень нередко проникали туда, занимаясь сбором грибов и ягод, имевшихся в лесу в изобилии. Вот их то, по соображениям безопасности, и надлежало выдворять из массива.

Делалось это просто.

После выгрузки из автомобилей, слушателей разворачивали в цепь, с интервалом в десяток метров друг от друга, после чего начиналось прочесывание.

Оно сопровождалось пальбой из автоматов холостыми патронами и метанием взрывпакетов в лесные озерца, болотца и буреломы. Грохот стоял, будь здоров, и все живое, что там находилось, естественно, уносило ноги.

Через пару часов, на опушке леса, оказавшись «в мешке», как правило, задерживались перепуганные грибники, которых после небольшого внушения инструктора отпускали.

Затем следовал короткий отдых, выдавались боевые патроны и начинались боевые упражнения.

Стреляли мы из автоматов и ручных пулеметов Калашникова, в том числе, только принятого тогда на вооружение и еще не поступавшем в войска АКМ калибра 5,45мм, отличавшегося повышенными боевыми характеристиками.

Огонь велся из стационарных окопов, стрелковых ячеек и открытых позиций по неподвижным и движущимся мишеням. Кроме того, стреляли из положений лежа, с колена, стоя и в движении.

Выполнялись и ночные стрельбы «с подсветкой». Боеприпасов инструктора не жалели и каждый слушатель отрабатывался до тех пор, пока не выполнял необходимые нормативы. Причем были они жесткие, выше армейских. Обучали нас и метанию боевых гранат, наступательных РГД -42 и оборонительных Ф-1.

Знаменитой «Альфы» тогда еще не было, но наши преподаватели, отдельные из которых раньше служили в спецподразделениях войск КГБ и прошли не одну «горячую точку», демонстрировали слушателям такие навыки стрельбы, которые и сейчас мало кто видел.

Отрабатывались и приемы рукопашного боя с оружием и подручными средствами, в частности саперными лопатками; навыки поиска, пеленгации, а также захвата диверсионно-разведывательных групп вероятного противника. Причем роль таковых, исполняло спецподразделение ОМСДОН.

А руководил всем этим, ставший впоследствии Героем Советского Союза, полковник Бояринов, погибший при штурме дворца Амина в Кабуле.

После занятий слушатели возвращались в Балашиху, где до одурения драили свое оружие и приводили в порядок амуницию, а на следующий день все повторялось.

От преподавателей и инструкторов знали, что раньше слушатели проходили и парашютную подготовку. Но после гибели одного, ее отменили.

Навсегда остались в памяти лекции по судебной медицине, которые блестяще читал нам главный судебно-медицинский эксперт Вооруженных Сил СССР, профессор Томилин.

В то время он считался ведущим специалистом в этой области и достаточно глубоко познакомил нас с основами этой науки. Более того, под его руководством мы выезжали в одну из московских клиник, где нам демонстрировалась практика паталого анатомического исследования трупов.

Этот процесс выдерживали не все, наивно полагая, что присутствовать при вскрытиях, в будущей деятельности нам не придется. Как показала жизнь, это суждение было ошибочным.

Уже через несколько лет мне, например, пришлось провести в моргах не один десяток часов, участвуя в исследованиях самых различных криминальных трупов.

К концу первого курса каждый слушатель морально и физически был подготовлен для дальнейшего, теперь уже специального обучения и воспринимал его осознанно, как свое второе «я».

На тот момент учебные группы превратились в довольно сплоченные коллективы, в которых существовала настоящая мужская дружба, поддержка и взаимовыручка.

При наличии здоровой конкуренции в учебе, считалось в порядке вещей оказание помощи товарищу в изучении тех или иных дисциплин и решении любых, порой самых личных проблем. Такие же взаимоотношения существовали и между слушателями других групп. Конфликты между нами возникали крайне редко и, как правило, разрешались самостоятельно.

Как я уже отмечал, пройдя период становления, мы более часто стали бывать в городе, понемногу осваивая интересующие нас в столице места.

В первую очередь досконально был изучен район проживания, вблизи которого находились Донской монастырь и рынок, кинотеатр «Алмаз», а также общежитие университета имени Патриса Лумумбы.

Последнее нас интересовало в первую очередь, так как в нем проживало множество студенток – иностранок и там постоянно устраивались танцевальные вечера.

Кинотеатр привлекал широкоформатным экраном, что тогда было редкостью и демонстрацией в нем самых новых фильмов, а также отличным буфетом, в котором всегда имелось свежее пиво.

На Даниловском рынке по воскресеньям, когда в общежитии не работала столовая, мы покупали молоко, французские батоны и ливерную колбасу.

Местные хулиганы всегда обходили слушателей стороной, поскольку знали, что в противном случае будут жестоко биты.

Донской монастырь посещали неоднократно, так как на его территории захоронен прах легендарного разведчика Абеля, ставшего прототипом известных фильмов «Щит и меч» и «Мертвый сезон», ныне незаслуженно забытого.

Он умер незадолго до нашего поступления в Школу, где неоднократно выступал с интереснейшими лекциями перед слушателями. В моем личном архиве поныне хранится фотография скромной могилы этого человека, увенчанная небольшой надгробной плитой.

В период учебы, перед нами неоднократно выступал с лекциями из своей практики другой знаменитый разведчик – Ким Филби, в свое время возглавлявший подразделение английской «Сикрет интеллидженс сервис», работавшее против СССР.

На одной из таких, слушатели (помимо прочих) задали лектору вопрос, – каким образом он снимал психологические нагрузки?

– Все очень просто,– ответил тот. – Я брал выходной и на целый день уезжал из Лондона на автомобиле в лес. Где под хорошую закуску выпивал бутылку водки. Утром возвращался на службу обновленный.

Как ни парадоксально, но, начиная со второго курса, учиться становится значительно легче. И это при том, что учебная программа предельно насыщена специальными и юридическими дисциплинами.

Спецкурс нам читают преподаватели, имеющие значительный оперативный опыт работы в органах контрразведки, юриспруденцию – профессора права, за плечами многих из которых годы следственной и прокурорско-судебной практики. Поныне с чувством благодарности вспоминаются фамилии профессоров Цветкова, Струнникова, Васильева, Дорохова и Клеандровой, кандидатов юридических наук Героя Советского Союза Ларкина, Корнакова и Мичулиса.

Курс международного права вели бывшие разведчики, долгое время работавшие за рубежом нелегально или под дипломатическим прикрытием.

Лекции перемежаются семинарами, коллоквиумами и практическими занятиями. Причем все это осуществляется в комплексе, позволяющем достигнуть максимального эффекта

Например, по курсу оперативной деятельности органов госбезопасности, нам вначале излагался довольно обширный теоретический материал. Затем он иллюстрировался учебными фильмами, с последующими семинарами по конкретным темам, чем окончательно закреплялся в сознании слушателей.

Финалом служили максимально приближенные к действительности практические занятия, проводимые в специально оборудованных кабинетах Школы или на территории столицы и принимаемые в зачет только в случае их отличного выполнения.

Иногда возникали трагикомичные случаи, которые мы нередко вспоминаем на встречах выпускников.

Так, навсегда запомнились слушателям морской группы наши первые учебные вербовки, которые во все времена в спецслужбах являлись основным средством их оперативной деятельности.

Получив определенные теоретические познания в этой области на лекциях и семинарах, пообщавшись с профессионалами, а также просмотрев целый ряд учебных фильмов по данной тематике, мы с трепетом готовились к первым практическим занятиям. Они должны были проходить в Школе и за ее пределами, в конспиративных номерах, расположенных в гостинице «Россия».

Суть занятий заключалась в следующем.

Каждому слушателю определялся кандидат на вербовку, в качестве которого выступал находящийся в отставке опытный сотрудник госбезопасности, ранее специализировавшийся в работе с негласным аппаратом.

Согласно легенде, он являлся сотрудником режимного учреждения, располагающего государственными секретами. Мы, выступая в роли опер работников, получали заранее подготовленные преподавателями в отношении таких лиц сведения, необходимые для изучения и вербовки последних.

При этом предполагалось, что с указанными гражданами мы уже ранее встречались и проверили их на выполнении ряда конфиденциальных поручений. Очередная встреча должна быть завершена дачей согласия кандидата на сотрудничество.

Первое такое мероприятие осуществлялось непосредственно в Школе, в специально оборудованном кабинете, интерьер которого отображал жилую комнату.

Ее передняя стена была выполнена из специального материала, позволяющего всей группе, находящейся в смежном кабинете, наблюдать за происходящим и слышать ведущуюся там беседу.

Итак, ознакомленные с легендой кандидата на сотрудничества, его деловой и психологической характеристикой, особенностями личности, наша группа сидит в этом самом кабинете. Вслед за чем преподаватель вызывает желающего, испытать себя

Возникает минутное замешательство, и первым поднимает руку Вася Нечай.

Что ж, кандидатура достойная. Он один из лучших слушателей в группе и на курсе.

Следует подробный инструктаж, после чего Василий выходит из кабинета и через минуту появляется в «хитрой» комнате. Держится непринужденно. Еще через несколько минут, туда же входит объект-преподаватель спец кафедры, и начинается необходимый процесс.

По существующим канонам Нечай устанавливает с объектом психологический контакт, берет инициативу общения в свои руки и получает от кандидата информацию о выполнении очередного поручения.

Далее высказывает мнение о целесообразности сотрудничества кандидата с органами госбезопасности на постоянной основе и ловко дезавуирует его попытки уклониться от такового.

Примерно через полчаса объект, как говорят «созрел» и Василий переходит к завершающей стадии беседы, венцом которой должно стать согласие кандидата на сотрудничество с оформлением соответствующей подписки.

Мы следим за разворачивающимся перед глазами действом, затаив дыхание.

Находящиеся здесь же начальник кафедры и преподаватель одобрительно его комментируют. И тут первопроходца, что называется «понесло».

Внезапно, нарушая сценарий общения, он предлагает собеседнику выпить по чашке кофе. Тот с готовностью соглашается.

Нечай достает из шикарного серванта пустые кофейник, чашки и делает вид, что наливает в них кофе. Одну из чашек подает кандидату. Тот недоуменно заглядывает в нее, делает круглые глаза и вопрошает, – А где же кофе?

Немая сцена.

– Ну, вы ж понимаете,– бормочет наконец Вася, и делает несколько пассов руками в воздухе.

– Наоборот, я ничего не понимаю! – возмущается объект, делая на лице обиженную мину.

В конечном итоге он замыкается в себе, и приобщить его к постоянному сотрудничеству, на этой встрече Нечаю не удается.

Далее следует разбор мероприятия, где основным тактическим просчетом слушателя признается отступление от плана беседы, потеря инициативы на ее завершающей стадии и утрата психологического контакта с собеседником.

Мы принимаем полученную информацию к сведению, и два последующих наших товарища, действуя в поте лица, с грехом пополам добиваются успеха.

В конечном итоге, через «хитрую» комнату, с внутренним мандражом, проходят все слушатели. На втором этапе аналогичные мероприятия мы проводили самостоятельно в конспиративных номерах гостиницы «Россия».

Нам назывались апартаменты и время, к которому в них надлежало быть. Перед этим изучалась легенда кандидата, в качестве которого выступали как женщины, так и мужчины, являвшиеся профессиональными агентуристами.

Далеко не всегда эти встречи были успешными, что влекло их повторение.

Комично заканчивались иногда занятия по практике наружного наблюдения. Это было целое искусство, включающее в себя умение конспиративно брать объект под наблюдение и сопровождение, с фиксацией интересующих нас действий.

Такие отработки проводились непосредственно в городе, порой в самых непредсказуемых местах, куда нас таскали за собой инструкторы из числа бывших кадровых сотрудников, выступающие в качестве наблюдаемых.

Запомнились два таких случая. В первом, в нашу задачу входило взятие под наблюдение объект, легендированный в качестве разведчика, действующего под прикрытием сотрудника посольства одной из капстран.

По сценарию он должен был встретиться со своим агентом из числа советских граждан в заранее определенном месте и конспиративно получить от того документы секретного характера.

Наша задача заключалась во взятии объект под наружное наблюдение, с последующим выявлением места встречи и лица, пришедшего на нее, а также фиксацией момента передачи материалов.

Перед этим был проведен самый тщательный инструктаж и во главе с руководителем занятий на автобусе «ПАЗ» с затененными окнами мы выехали в город.

Наблюдение за объектом должно было осуществляться так называемыми бригадами, то – есть группами слушателей в количестве трех человек, один из которых являлся старшим.

При этом использовался метод «цепочки», согласно которому первый из нас должен был следовать за объектом на удалении от пяти до десяти метров, второй в десяти метрах от первого, и третий на такой же дистанции от второго.

По условному сигналу мы должны были меняться местами в целях исключения расшифровки наблюдения.

Следует отметить, что до начала занятий нас ознакомили с целым рядом специальных приемов и ухищрений, которые использовались разведчиками и их агентами в целях выявления слежки, а также ухода от нее.

Первой бригаде слушателей, в которой находились Мазаев, Нечай и я, «шпион», оказавшийся довольно пожилым и тщедушным старичком с бородкой, был передан под наблюдение в многолюдном здании ГУМа.

Тот не спеша прогуливался перед расположенным на первом этаже, окруженным зеваками, бьющим фонтаном.

– Да, этого Хоттабыча мы точно не упустим, – самодовольно сказал Вовка.

– Главное, чтобы он по дороге не развалился (потер я руки).

Бригада потеряла объект через несколько минут наблюдения и, не солоно хлебавши, вернулась в стоящий неподалеку в переулке автобус.

– Ну что, лопухнулись? – спросил инструктор.

– Очень уж шустрый попался,– пробурчали мы, усаживаясь на сидения.

После этого, по его указанию, подъехали к скверу напротив Большого театра, где в окно узрели Хоттабыча, мирно читающего газету на одной из скамеек.

Из автобуса незамедлительно была выпущена вторая бригада, которая к ее чести, в течение примерно получаса сопровождала объект, двигавшийся в сторону улицы Горького, где тоже потеряла его в районе подземного перехода.