Текст книги "Выстрелы на перевале"

Автор книги: Валерий Горбань

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

28 апреля

"Мышеловка отнюдь не изобретение наших дней. Как только общество изобрело полицию, полиция изобрела мышеловку.

Когда в каком-нибудь доме, все равно в каком, арестуют человека, подозреваемого в преступлении, арест этот держится в тайне. В первой комнате квартиры устраивают засаду из четырех или пяти полицейских, дверь открывают всем, кто бы ни постучал, захлопывают ее за ними и арестовывают пришедшего. Таким образом, не проходит двух-трех дней, как все постоянные посетители этого дома оказываются под замком".

Узнаете? Правильно, – "Три мушкетера", Александр Дюма. Это он писал во Франции девятнадцатого века про Францию века семнадцатого.

К часу ночи, на диване в квартире Кацо собрались, не считая хозяина, уже трое. Шла веселая беседа. Травили анекдоты. Хохотали вполголоса. Никто не возмущался, не порывался отправиться домой, не требовал адвоката или прокурора. Народ был свой, простецкий. Кто-то пришел с пакетом или сумкой и понимал, что по поводу вещичек, лежавших в этих сумках, еще предстоит предметная беседа с любопытными операми. У кого-то при досмотре нашлась пара заряженных "косячков", и примерное поведение давало шанс вместо заведомой "пятнашки" отделаться штрафом, да постановкой на учет. Так что начинать серьезные разговоры никому не хотелось. Да и интересно было, по какому поводу сыр-бор, на ком закончит работу мышеловка. Интерес не простой, не праздный. Наверняка, кроме долгожданного гостя, и еще кое-кто затрепыхается. Может, удастся своих предупредить, добро зачтется, может, кого из недругов подставить, тоже неплохо. А может, и у самого одно место задымится. Магадан город маленький, все жулики так или иначе повязаны.

Потихоньку нейтральные темы были исчерпаны, напряжение, царившее в квартире, стало спадать. К трем часам хозяин с дружками уже мирно дремали на диване и сваленных на пол тулупах.

Милиционеры тоже кемарили по очереди, прислонившись к теплой батарее.

Всех членов этой странной компании роднило одно обстоятельство: близкие привыкли к их постоянным и зачастую внезапным исчезновениям. Из-за одной ночи никто шум поднимать не будет. Такая уж у них была работа. Можно даже сказать, общая.

Ровно в девять группу Игоря сменил Сашка со своими бойцами. Гостей сменившиеся повезли с собой в отдел. Надо было определяться, что с ними делать дальше. Но пока переполненный УАЗик тащился на Дзержинку, вопрос отпал сам собой.

В девять двадцать Куцак нажал кнопку звонка на двери Кацо.

Потная рука сжимала за пазухой обрез, патрон в патроннике, курок на взводе.

Услышав его голос, привыкший к своим непрошеным квартирантам и осмелевший Кацо небрежно махнул рукой: "Это Заика" и обомлел. Ствол автомата уперся ему в переносицу.

– Молчи.

Заика стоял на коленях на полу, мотая головой и судорожно всхлипывая разбитым носом. Вытереть кровь он не мог, руки были стянуты наручниками за спиной. Бешено колотилось сердце, и наплывала тошнота – то ли от страшного удара ногой в лицо, полученного при попытке поднять с пола выбитый обрез, то ли от животного, безумного страха: "Взяли. Знают".

Сашка обернулся к Кацо:

– Будешь дома еще сутки. Никому не открывай. Никому ни слова. Узнаю все равно. Мозги вышибу.

Сашку в городе знали. Кацо просидел, сколько велено. Сходил через дорогу в магазин, взял водки и еще два дня гудел сам с собой, подальше от греха и ненужных разговоров.

Заику штормило.

Жорка, стоя перед ним, громко читал вслух протокол допроса барыги, который подробно рассказал, как в час ночи к нему ввалилась троица негодяев с мужиком, скрюченным от семичасового лежания в багажнике автомашины и с завязанным грязной тряпкой ртом. Как ждали они, пока жертва немного отойдет от озноба и сможет относительно нормально говорить. Как после звонка в Сусуман хозяин квартиры, которому кинули несколько смятых десяток и пообещали за помощь ящик водки, угодливо предложил Хромому моток клейкой ленты и завалявшиеся с незапамятных времен наручники без ключа. И что Хромой, глянув вслед мужику, которого повели в туалет, тихо, ухмыляясь сказал:

– Ключик не понадобится.

Но это было не самое страшное. Тут можно было плести что угодно, все валить на подельников, клясться, что сбежал от них сразу после ухода от барыги, не желая принимать участие в вымогательстве, а уж тем более "мокрухе".

Страшно было другое. Пока Гопа читал, Заика обостренным слухом уловил разговор двух оперов за дверью:

– Ну что Хромой?

– Пишет, сволочь. Все стрелки на Заику перевел.

– А что переводить, он же "мочил" мужика. Как эсэсовец. И смотри ты, тихонятихоня, а человека жизни лишил.

О том, что подельники, попавшись, сдадут его как реального исполнителя, единственного, кому грозит "вышка", Куцак знал твердо. Он сам поступил бы точно также. "Братанские" клятвы в дружбе и вечной преданности хороши только за бутылкой. Да и само слово "преданность" в их кругу всегда звучало двусмысленно. Вся надежда была на то, что Хромой с Малым успели уйти. Лопнула надежда. Как мыльный пузырь. И потому чувство дикой безысходности охватило Заику, сокрушая волю, отбирая последние силы к сопротивлению.

Жорка торжественно закончил: "С моих слов записано верно, мною прочитано, подпись: Ублюдок". Положив бумагу, склонился над Куцаком:

– Ну что, родной, пошли.

– К-к-куда.

– К начальнику шестого отдела. Видишь, какая тебе оказана честь. Ты ведь у нас теперь крутой, круче всех "авторитетов", пора собирать сходку, короновать тебя будем.

Заику снова шатнуло. Движимый одной лишь интуицией и прекрасным знанием своей клиентуры, Гопа снова попал точно в десятку: когда судьба таксиста была решена, Хромой, увертываясь от опасной роли палача, разливался соловьем:

– Кто через мокруху прошел, сразу авторитетным вором становится. Не каждый на это способен. Бабки теперь тоже будут, поднимешься. А там, глядишь, и "в законе" коронуют.

Тогда у Заики тоже кружилась голова. От ощущения своей власти и значимости. Он даже испытал нечто вроде снисходительной симпатии к мужику, который своей смертью должен был открыть ему такие перспективы. Ему, который всю жизнь был на побегушках у других.

А теперь Гопа, дважды "закрывавший" Куцака еще в Усть-Омчуге, повторяет слова, о которых могли знать только трое: те, кто сидел в кабине мчавшейся в Магадан машины с приговоренным к смерти человеком в багажнике.

И опера за дверью тоже знали слишком много...

Заика вошел в кабинет начальника "шестерки" на ватных ногах.

Хозяин кабинета, сухощавый, с властным взглядом пронизывающих жгуче-карих глаз, несколько минут спокойно рассматривал задержанного. А затем негромким, будничным голосом спросил:

– Негодяй, кто тебе давал право убивать людей?

Истерика Куцака было непритворной. И через его всхлипы и стоны сначала пробились, а потом лавиной хлынули торопливые слова с последней попыткой оправдаться хотя бы в чем-то (он даже почти не заикался):

– Я н-не хотел, с-сначала не хотел. А они говорят: он с-сдаст нас ментам...

Жорка тихонько вышел из кабинета и вполголоса сказал операм, ожидавшим в коридоре с деланно-безразличным видом:

– Все, спекся. Молодцы, ребята. Нам бы теперь, и в самом деле, взять Хромого...

30 апреля

После задержания и допроса Заики, за двое суток никому из оперов не пришлось ни разу по-человечески поесть, спали урывками, по два-три часа.

Михалыч возглавил группу, которая с помощью приданных курсантов учебного центра и солдат из конвойной части прочесывала тайгу вдоль Арманской трассы в поисках трупа. Точное место Заика найти не смог. Двухметровые сугробы, напитавшиеся водой в глубине и зернисто-сыпучие сверху, не хотели раскрывать свою тайну. Поисковики, проваливаясь вместе со своими шестами и щупами, чертыхаясь, вновь и вновь пробивали в подозрительных местах мгновенно оплывавшие траншеи, но все – безрезультатно.

Остальные сыщики трясли город.

ИВС был переполнен мелкими хулиганами и наркоманами, попавшимися с "косячком"– другим. Владелец газовика, переточенного под мелкашечный патрон; мелкий сбытчик, пытавшийся продать коробок марихуаны; воришки, прихваченные на выходе из чужой квартиры или "на кармане", – не передавались, как обычно, для разбирательства в горотдел, а бросались в жернова "шестерки", пытавшейся выудить у попавшей на крючок публики любую информацию о скрывшихся убийцах.

Допрошенный Куцак рассказал наконец о Малом. Этот парень, тот самый Дегтярь Дмитрий Степанович, на имя которого Наталья должна была прислать деньги, действительно, был земляком Хромого и Заики. Высокий, симпатичный, атлетического сложения, с чуть вьющимися пепельными волосами, он пользовался большим успехом у женщин. И если не удрал из области, проскочив милицейские заслоны, то, скорее всего, отлеживался у одной из своих приятельниц. Расколовшийся подельник добросовестно пытался припомнить, с кем Малой развлекался в последнее время. Но среди перечня случайных подруг на ночь, Заика только одну смог описать достаточно внятно и даже эмоционально, настолько его впечатлили "буфера по полметра" и рыжие кудри в стельку пьяной тридцатилетней мадам. И лишь в самом конце разговора он упомянул какую-то Нинку из магаданского пригорода "Дукча", у которой Малой, "пудря мозги базарами про любовь", время от времени жил по несколько дней, а затем, отъевшись на дармовщинку и вытянув немного денег на развлечения, исчезал.

Опера немедленно вцепились в эту информацию, дотошно выспросив, не только как найти Нину, но и все детали их с Малым взаимоотношений. Куцак даже удивился:

– Да зачем она вам. Малой с ней никогда о делах не говорил. Она же дура, все про замужество, про детей ему заправляла. И вряд ли он у Нинки гасится, он же понимает, что этот адрес свеченый.

У оперов на этот счет было другое мнение.

Блатная публика, охотно сутенерствуя и умело используя женские слабости в своих интересах, всегда презирала женщин за их "тупую" преданность и типичное, кроме конченых шлюх, вечно-инстинктивное стремление к простому человеческому счастью: свой дом, своя семья, дети. Сыщики же, не избалованные заботой государства об их жилищных и семейных нуждах, были обречены на абсолютно ненормальный ритм жизни своей сумасшедшей работой. Как следствие, добрая половина розыскников имела в своем житейском багаже печальный опыт разводов. И поэтому, на вес золота ценили они женщин, которые умели соединить представления о женском счастье с преданностью своим вечно замотанным мужьям.

Так что, любящая женщина – это серьезно. К тому же она – неоценимый источник информации об объекте ее обожания, начиная с характера, привычек, точного графика всех его появлений и исчезновений и заканчивая безупречным описанием цвета носков, которые были на нем в день последней встречи.

Другое дело, как получить эту информацию.

Можно попытаться запугать, сломать. Можно, потерпев неудачу в тщетных попытках "расколоть" представительницу слабого пола, попробовать добиться привлечения ее к уголовной ответственности за соучастие или укрывательство преступления. Но если даже не говорить о дурном запашке этих методов (к сожалению, копаясь в дерьме человеческом, трудно оставаться джентльменом), эффективность их зачастую оказывается нулевой. Куда разумнее применить принцип джиу-джитсу и использовать силу противника против него самого. Может быть, способ тоже не очень стерильный, когда речь идет о ничего не подозревающей женщине, но тут выбирать не приходится. Перешагнувшие через кровь сами не останавливаются.

Тем более, как посмотреть на проблему розыска Малого.

Михалыч, во время допроса Заики тихонько сидевший в уголке, по ходу пьесы закладывая в "компьютер" и тут же анализируя полученную информацию, уже в самом конце неожиданно спросил:

– О чем вы думали, когда заказывали деньги на имя Дегтяря? Ведь через два, максимум три дня жена убитого, не дождавшись мужа, все равно бы пришла в милицию. И мы бы все равно вышли на него, а через него – на вас, куда бы вы ни скрылись.

Куцак завилял глазами:

– Да мы как-то сразу не подумали. Хромой сказал, что главное – убрать самого таксиста, а потом решим, как спрятать Малого...

– В другой сугроб? И все стрелки на него, а все бабки для себя?

Руки Куцака заплясали на коленях.

Никто не сомневался, что вопрос попал в яблочко.

На Дукчу Жорка и Игорь поехали вдвоем. Теория теорией, а вполне можно было напороться на Малого.

– Нина, когда вы в последний раз видели Дмитрия?

– А в чем дело?

– Вы знаете вот этих людей?

На стол легли фотографии Хромого и Заики.

– Вы сначала скажите, в чем дело.

– У нас есть достоверные данные, что эти двое совершили убийство. Они пытались и Диму втянуть в преступление, но он отказался. А затем исчез сам. Мы очень надеемся, что он просто спрятался от этих негодяев, и, если его не успели убрать, ему нужно помочь. Вот этот, Никонов, еще на свободе.

– Да что вы говорите. Ну Василий человек нехороший, это правда, я Диме сто раз говорила. А Виталик? Какой он убийца? Такой тихий парень. Димка говорил, что он слесарь – золотые руки, машины ремонтирует. Их даже на трассу приглашали помочь на автобазе, когда машины повставали.

Сыщики переглянулись:

– Вот копия личного дела следственно-арестованного Куцака. Это нельзя показывать гражданским, но нам нужна ваша помощь.

– А что такое статья 144 УК РСФСР?

– Кража, третья часть – с проникновением в жилище. Они в Усть-Омчуге вычистили квартиру у стариков, которые собрались на материк уезжать. Все, что люди за тридцать лет на Колыме заработали, Куцак с подельниками за две недели пропили. Взять-то их взяли, да что толку, они теперь по суду будут десять рублей в месяц выплачивать и то, если где-то на работе числятся.

– А вы откуда такие подробности знаете, если это было в Усть-Омчуге?

– А я тогда на Теньке работал. Кстати, и по второму делу Заику мы брали, за грабеж. И вот ведь как судьба распоряжается. Я в Магадан два года назад перевелся, а в прошлом году и он сюда перебрался... Теперь, надеюсь, мы больше долго встречаться не будем.

О своей надежде больше не встречаться с Заикой вообще никогда Жорка дипломатично умолчал.

Фотографию Малого, сделанную на паспорт еще в Молдавии, Нина хранила в своем альбоме. Фото было неважное, затертое. Но для нее – ценность.

– Вы только верните обязательно. И можно, я буду звонить, узнавать, нашли Диму или нет. Вы меня так напугали.

И снова – жуткая тревога в женских глазах.

Когда сыщики вышли на улицу и расселись в УАЗике, Игорь, нарушив тягостную тишину, произнес:

– Надо сказать ей правду. Что надо, мы получили. Помешать нам она теперь не может. А что Малой надумает и что сделает с ней, если узнает, как она нам помогла, – один Бог ведает. И она должна принимать решения, зная ситуацию, а то влипнет.

– Ну иди и скажи, умник. Посмотрим, как она поверит и что о ментах тебе скажет.

Игорь выскочил из машины, зло хлопнув дверцей. Через пять минут растерянная и еще больше встревоженная Нина села в машину к операм.

В отделе, Киряков, выслушав отчет о результатах поездки сыщиков и о предложении молодого коллеги, задумчиво сказал:

– Давайте, я ее сначала официально допрошу и оформлю выемку фотографии, чтобы не потерять материал, а потом уже все расскажете ей, как есть. Вреда делу не будет, а по-человечески – так честней.

Просмотрев видеозапись допроса Заики, включая и ту часть, где Куцак живописал любовные приключения Малого и цитировал высказывания Дегтяря в адрес "его дуры", Нина не проронила ни слова, а затем, встав со стула и пристально оглядев прячущих глаза оперов, также молча вышла в коридор.

Игорь догнал ее:

– Вас отвезут на машине.

Нина повернула побелевшее лицо и попыталась усмехнуться:

– Спасибо за заботу, я сама.

Прошла еще несколько шагов и осела на пол.

Нашатырь нашелся в автомобильной аптечке. Валокордин – у Шефа.

Сразу постаревшую на десять лет и погруженную в свои мысли женщину отвезли домой.

Проводив ее в квартиру, Игорь спросил:

– Может, подругу привезти, вдруг снова будет плохо.

– Не надо.

– Вы только глупостей не наделайте... И будьте осторожны.

– Не наделаю. У меня будет ребенок. Мой ребенок. Я для него жить буду.

– Ну что, заботливый ты наш, отвез?

– Иди на хрен.

– Не груби старшим по весу, по росту и толщине кулаков, – голос Гопы был миролюбиво-примирительным. – А этому козлу все зачтется. И Нина тоже. В небесной канцелярии учеты лучше, чем у нас. Между прочим, пока ты катался, автомобильные барыги нам подкинули Володину машину.

– Как, прямо к управе?

– Что они, с головой не дружат? Позвонили с автомата, сказали, где стоит, и что не хотят связываться с таким делом. Машину всю протерли, ни одного пальчика. А под коврик залезть не догадались.

– А что там под ковриком?

– Гильзочка. От мелкашки. Заика говорит, что в машине хотел проверить обрез, не забился ли снегом. Затвор открывал.

– Он что, его в снег ронял или сам падал?

– Молодец, соображаешь. Не ронял и не падал. Значит, просто перезаряжался. Малой им еще нужен был. Барыгу валить не собирались, он – известная связь Хромого. Вывод?

– Готовились на случай, если милиция остановит.

– Выходит так. Киряков говорит, что ему Заика отдельно, не для протокола, интересные вещи рассказал. Они на почте все трое были со стволами. И уговор был бить всякого, кто к Малому подскочит или хотя бы руку за пазуху сунет. Вот и думай, повезло нам или нет, что мы с ними разминулись. Интересная была бы картинка: два ствола против трех и кругом гражданские...

1 мая

Виктор подходил к дому, где они с женой снимали однокомнатную квартиру. Когда уже будет своя? Обшарпанные стены и убогая мебель чужого жилья – не самая высокая награда за семнадцать лет безупречной службы и не лучшее место для проведения медового месяца после пяти лет холостяцкой жизни. Благо, Аля из тех женщин, которые умеют создать уют в любой обстановке. Виктор улыбнулся, вспомнив, как этой ночью Игорь, насев у него в кабинете на пирог Алькиного изготовления, разглагольствовал с набитым ртом:

– Если индусы не врут, то твоя супруга в прошлой жизни была шеф-поваром ресторана и в позапрошлой – тоже! Быть тебе, Витя, пузатым при таком рационе.

Правда, в три часа ночи, после пропущенного обеда, да пролетевшего ужина и черный хлеб пошел бы за торт, но пирог, действительно, был чудесным.

– Хорош подлизываться, все равно больше нет. Да и тебе ли завидовать. Твоя половина тоже никому на кухне не уступит. Как она еще успевает с такой оравой управляться.

Познакомившись еще во времена работы Игоря в пресс-группе, они вскоре понастоящему сдружились. И подчеркнуто официально обращаясь друг к другу в присутствии других коллег, наедине не упускали возможности развлечься легкой пикировкой. Обычно, Игорь был нападающей стороной, но мягкая ирония Виктора успешно противостояла поросячьим восторгам и язвительной напористости приятеля. Впрочем, влетев в очередную ловушку, умело выстроенную в разговоре собеседником, Игорь так же охотно и от души смеялся над собой, как и над другими.

Познакомившись с Алей и быстро вынеся вердикт: "Наш человек!" – Игорь с супругой часто приглашали друзей к себе. А недавно, наконец поддавшись убеждениям Виктора, что главное украшение квартиры – это ее хозяйка, Аля пригласила ребят на майские праздники, пообещав приготовить какую-то необыкновенную курицу. Заинтригованные мужчины заявили, что будут отмечать на календарике, сколько дней осталось до презентации нового блюда.

При мысли о еде засосало под ложечкой. Благо, уже рядом. Правда, надо еще проверить "контрольку". Обломок спички, воткнутый чуть выше порога между дверью и косяком, не хуже любых электронных систем покажет, заходил ли кто-нибудь в квартиру Хромого.

Виктор легко проскочил на пятый этаж. Даже близкие друзья не знали, что своей быстро подмеченной операми выносливостью и сноровкой он обязан не только горячо любимому волейболу и, уж тем более, не регулярно пропускаемым из-за работы "обязательным" занятиям по физо. В свое время, "интеллигентный мальчик из хорошей семьи", резко воспротивившись попыткам матери уберечь единственного ребенка от армии, ушел служить срочную. Судьба, в лице военкома, распорядилась честно. Служить пришлось не где-нибудь, а в группе войск в Германии. Два года спустя Виктор вернулся домой, в отличие от других дембелей, ничего не рассказывая об армии и не хвастаясь своими реальными или выдуманными подвигами. Бывший командир отделения разведывательно-диверсионного батальона специального назначения ГРУ умел держать язык за зубами.

Маленький кусочек дерева лежал на полу. Дверь кем-то открывалась.

Виктор быстро выскочил во двор дома. В арке стоял телефон-автомат.

– Давайте группу. "Контролька" снята.

Через четыре минуты подъехал УАЗик. Прикрытые сводами арки, бойцы группы быстрого реагирования, в полной экипировке, гуськом, прижимаясь к стене, прошли в подъезд и, стараясь тихо ступать рубчатыми подошвами ботинок, стали подниматься наверх. Виктор, стоявший на четвертом этаже, глянул вниз: "Молодцы, прибыли быстро и без шума". Осторожно двинулся вперед, не отрывая глаз от двери на пятом этаже слева. Именно в этот момент защелкал замок на двери справа. Ох уж этот закон подлости!

Знак рукой поднимающейся группе, пистолет – в кобуру. Быстро готов вопрос к соседу: "Позвонить можно?" – у него единственный телефон на площадке.

Дверь открылась. И за порог шагнул... Хромой, говоря назад в квартиру:

– Я, если можно, через полчасика еще зайду, позвоню.

Повернувшись, Хромой увидел Виктора и рванулся назад, одной рукой закрывая за собой дверь, а другой пытаясь выхватить из-под полы куртки самодельный револьвер.

Оперативная работа может растрепать нервы, подарить язву желудка, но уж никак не притупить волчьи рефлексы вышколенного диверсанта.

Ни Хромой, ни перепуганный сосед, ни сам Виктор так и не смогли потом внятно восстановить картину происшедшего. Даже отделенная всего одним этажом и мгновенно рванувшая на помощь группа захвата застала только конечный результат: скульптурную композицию "Опер и Злодей". Композиция располагалась в самой дальней комнате, на диване. Причем, от сорванной с мясом входной двери до финальной черты, хорошо просматривались следы ее перемещения, напоминавшие последствия небольшого тайфуна. Если добавить такие детали, как пистолет на боевом взводе, чуть ли не наполовину засунутый Хромому в рот, ручьи пота, стекающие по его лицу и ручей другого происхождения, стекавший по ногам, то можно понять бойцов, которые перестали спешить и, полюбовавшись на колоритное зрелище, деловито осмотрели другие комнаты. Через минуту, кое для кого показавшейся вечностью, они вежливо подошли, с уважением профессионалов поглядывая на Виктора:

– Разрешите его забрать?

На площадке четвертого этажа, белая, как мел, стояла Аля.

– Витя, что случилось?

– Да ничего особенного. Тут одного человека задержали, а мы тоже его ищем. Знаешь, я, наверное, дома покушать не успею, проеду с ребятами. Ты мне с собой что-нибудь собери. Кстати, Игорь передавал привет и "спасибо" за пирог. Говорит, что ему обещанная курица во сне снилась.

– Вот трепачишка. Когда она ему присниться могла, если вы уже неделю не спите?

* * *

Куцак клялся и божился:

– Он где-то здесь. Ну не могу я точно вспомнить.

С одной стороны, действительно, он ехал на заднем сиденье, ночью в замерзшие окна много не разглядишь. Тем более что водки они еще в дороге нахлебались, и у барыги добавили для храбрости. А может, и сознательно темнил, готовя пути для отступления и уповая на бандитскую присказку: нет трупа – нет убийства.

Простуженные, измученные поисковики недобро поглядывая на Заику, слушали его объяснения. Киряков, совместивший продолжение поиска с проверкой показаний подозреваемого на месте, также был озабочен:

– А ты, случайно, не шутки с нами шутишь?

– Н-нет, нет, я хорошо помню, мы налево, вниз по склону ушли. Распадок вдоль д-дороги был д-длинный, такой же. И с-справа сопка была крутая, как з-здесь.

– Отошли вы далеко?

– Н-нет, только чтобы нас с дороги н-не видно было.

– Стороженко сопротивлялся?

– Кто?

– Фамилия убитого – Стороженко.

– А-а... Н-нет, мы ему сказали, что у н-нас тут рядом избушка есть. Посидит в избушке, пока деньги не п-придут, а потом мы его отпустим. Он с-спокойно шел.

Один из поисковиков, пожилой старшина из вневедомственной охраны, не выдержал:

– Вот падлы!

Киряков, развернувшись, хотел было рявкнуть на невыдержанного помощника, но сказал гораздо мягче, чем собирался:

– Вы, давайте, своим делом занимайтесь, а я буду своим.

– Извини, командир. Я что сказать хочу. А не перепутал он перевалы? На втором Арманском похожее место есть. То, что тут ребята понарыли, зазря все. Я по кромке километров десять прошел, посмотрел: нет следов. Снег-то эти дни не шел. Днем припекает потихоньку. Если они хоть легкий след в насте продавили, он оттает, расплывется, черный будет от пыли.

– Ты говоришь, есть похожее место?

– Один в один.

– Давайте проедем с небольшой группой.

– Т-точно, з-здесь! – Заика вытянул руку вниз. Мы м-машину за этим выступом сставили, чтобы с п-поворота сразу не видно было.

Со следственно-оперативной группой на этот раз приехали наиболее опытные помощники из числа бывалых таежников. Многие сотрудники милиции, кому позволяла служба, были заядлыми охотниками и рыбаками. В отличие от курсантов и солдатиков, бравших числом и молодым энтузиазмом, эта публика выглядела солидней. У каждого имелось толковое снаряжение: широкие лыжи, обитые камусом или нерпичьей шкурой, ладная и теплая полевая одежда, щупы из легких дюралевых палок. Почти все взяли охотничьи ружья: в этот период уже вовсю поднимались медведи, и вполне можно было напороться у трупа на оголодавшего хищника.

Зашли с вершины распадка, растянувшись цепью. Хитрый дед из охраны, посетовав, что трудновато будет тягаться с молодыми по таким взгоркам, взял лыжи подмышку и потихоньку потопал по обочине дороги, внимательно вглядываясь вниз. Игорь, снимавший на видеокамеру процесс проверки показаний, поколебавшись, отправился за ним, волоча на веревочке свои лыжи, выкопанные вчера в сарае из груды пыльного барахла.

Метрах в пятидесяти от того места, где, по словам Заики, убийцы останавливали машину, дед тормознулся, покрутил головой по сторонам и, спустившись вниз, принялся надевать лыжи. Игорь вгляделся, увидел то, что заинтересовало поисковика, и немедленно отправился за ним: за неширокой полоской черных кустов ольхи, вниз по склону, шла цепочка оплывших серых пятен, похожих на застаревший след лося.

Метров через двести, выйдя на большую, искрящуюся бриллиантами мелких сосулек и обрамленную замшелыми лиственницами поляну, дед остановился и, сняв шапку, спокойно сказал:

– Вот он, бедолага.

Чистый снег Севера не захотел прятать грязное дело человеческих рук. Стаяв под апрельским солнышком, он сбежал с трупа ручейками, спрятавшись в родные сугробы.

Владимир лежал нетронутый даже мелкими лесными зверьками и вездесущими мышками. Лицом вниз, синие руки в хромированных "браслетах" – за спиной.

Игорь вскинул вверх руку с пистолетом.

– Тах, тах! – условный сигнал смял уже недалеко пробиравшуюся цепочку. Люди стягивались к месту убийства и, размещаясь в стороне от следов, молча стояли, опершись на лыжные палки.

Гопа, который, одевшись по-пижонски и взяв на себя охрану Заики, оставался у машины, примчался одним из первых. Без лыж, по пояс в снегу, он пер, как лось, волоча за наручники постоянно спотыкающегося Куцака и приговаривая:

– Как человека убивать, снег тебе не глубокий, а как за дела свои отвечать, так снегоход подавай...

Закончив осмотр места происшествия, в точных деталях подтвердивший показания Заики, Киряков повернулся к мужикам:

– Ну что, потащили, – и тяжело вздохнув, добавил: – Вот подлючая работа!

Игорь понял, что имел в виду следователь.

Ночные бдения с операми, выматывающие душу допросы увертливых негодяев, осмотр свежих, еще истекающих кровью и полностью разложившихся, нестерпимо пахнущих трупов – все это было для Кирякова трудной, но привычной работой. Но через час-полтора ему предстояло то, к чему привыкнуть нельзя.

Именно он введет в помещение морга еще хранящую остатки надежды Наталью и задаст бездушно-протокольный, но необходимый вопрос:

– Знаете ли вы этого человека?

* * *

В отделе, мокрых и уставших оперов из поисковой группы встретили радостными возгласами и дружескими хлопками по спинам. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений: убийцам не отвертеться.

Притащив друзьям горячий кофе и собранную по спортивным сумкам сменную одежду, сыщики наперебой расспрашивали о деталях поиска: где нашли, что сказал судмедэксперт, все ли "закрепилось" при проверке показаний.

Вдруг Сашка спохватился:

– Эй, да вы же еще не в курсе: Викторович взял Хромого!

Жорка поперхнулся и вскочив, чтобы не ошпариться выплеснувшимся из чашки кофе, произнес фразу, которая через несколько лет станет знаменитой:

– Ну вы, блин, даете!

7 мая

– Где же он, гад, засел?

Вопрос был не просто риторическим. Он был болезненно надоевшим, поскольку с настойчивостью заезженной граммофонной пластинки крутился в десятках сыщицких голов вторую неделю.

Три сотрудника, постоянно сменяясь, дежурили в квартире у Нины.

Сначала она восприняла новый визит оперов враждебно:

– Что вам от меня еще нужно?

Но решение проблемы, пусть болезненное, зато очень эффективное, сыщики, поверившие в непричастность молодой женщины к делам Малого, нашли быстро. Ее снова пригласили в шестой отдел, в кабинет, где Киряков оформлял протокол опознания трупа и повторно допрашивал в качестве свидетеля Наталью. Обернувшись к Нине, следователь попросил:

– Вам придется немного подождать, сейчас мы закончим разговор, а потом займемся с вами.

Через час, когда Наташа ушла в сопровождении сочувственно предупредительных оперов, Нина ровным голосом сказала:

– Если Вам, действительно, нужно что-то уточнить, спрашивайте. Если нет, давайте не будем терять время. Чем я могу помочь?

Но Дегтярь и не думал появляться на Дукче. Других связей, кроме двух арестованных земляков-подельников, у него не было. "Пресс" на городскую блатную публику давал массу побочной информации о чем угодно, кроме главного: где Малой?

– Неужели ушел? – эта мысль не давала операм покоя.

Перелопачивая груды других материалов, проводя задержания, обыска, "выводки" злодеев (это только в кино мудрые следователи и суперменистые сыщики по три месяца расследуют одно дело, задумчиво изучая брошенный бандитами окурок) – ни один из сотрудников "шестерки" ни на миг не забывал: третий убийца на свободе.

После обеда, когда по привычке собравшись в Жоркином кабинете, сыщики лениво перетирали жалкую труху заведомо "беспонтовых" сведений, Гопа решительно сказал: