Текст книги "Особняк на площади, или Почти детектив"

Автор книги: Валерий Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

И Гаврила, схватив кошку за хвост, поволок ее в особняк.

ГЛАВА 3
МАРЬИВАННА

В комнате, богатой как царские хоромы, горел мягкий свет. Старинная мебель на гнутых ножках, старинный золотой подсвечник, бюро орехового дерева, диван с резными подлокотниками, арома-тические свечи, атласные шторы на окнах и разри-сованный как в церкви потолок. На обтянутых шелком стенах картины в позолоченных рамах и дорогие тяжелые ковры. На коврах коллекция ста-ринных кинжалов и пистолетов.

Все в один миг схватили глаза облезлой кошки и она успела подумать: – "Королева! Самая на-стоящая! У нашего Фили по сравнению с этим не кабинет, а забегаловка. Вот это кабинет! – восхи-щалась она. – Смотреть – глаза больно от блеска. В какое такое царство-государство я попала?"

Утопая в пуховых подушках, на диване полу-лежала сиамская кошка в голубом японском хала-те. Хвост вопросом застыл над ней, а сама хозяйка описанного нами кабинета смотрела по видику мультфильм про кота Леопольда и громко смея-лась над его похождениями, и тогда хвост ее ожи-вал.

Гаврила остановился у порога, не смея ступить немытыми лапами на толстый ковер на полу. На кота не обращали внимания, но он знал – хозяйка ловит каждый шорох и, придет время, обратит на тебя свой взор, а пока стой и не дергайся, не то получишь по первое число. Что-что, а получать по первое число Гавриле приходится часто и потому он четко усвоил – чем реже раскрываешь рот, тем меньше у тебя забот… Молчаливых везде любят, при себе удержать стараются. А если ты вдобавок еще и что-то делать умеешь, для рук водящих це-ны тебе нет.

Для большего уважения к хозяйке дома, Гаври-ла поднес облезлой кошке не палец к губам, а ку-лак к носу. А для пущей убедительности этого ар-гумента, покачал им, давая понять: – "Только пик-ни!" – Остальное додумывать он милостиво пре-доставил самой облезлой кошке.

А хозяйка в перерывах между взрывами смеха брала со столика хрустальный бокал и, сделав гло-ток, ставила на место. Была у нее такая слабость – в редкие минуты отдыха любила посмотреть по-хождения этого "мягкотелого кота" и выпить бо-кал сливок с мороженым.

"Эти похождения мыши сочинили, – твердо бы-ла уверена она. – Коты на себя такой понапрасли-ны никогда не наведут. Ну да ладно, пусть хоть в кино выглядят такими умными и ловкими," – по-зволила она.

Необычайные приключения закончились и эк-ран потемнел.

– Марьиванна, – подал голос кот. – Тут это…

– Что? – спросила Марьиванна не оборачиваясь.

– Простите за беспокойство.

– К делу! – потребовала хозяйка.

– Еще одну поймали, – робко сообщил Гаврила.

– Мышку?

– Нет, кошку. – Даже за то, что ему пришлось поправить Марьиванну, кот извинился.

– Ну и что?

– Вы же знаете, мыши требуют…

– А ты?

– Никак нельзя без докладу.

– А они?

– Обиделись, – признался кот, потирая ушибы.

– Задай им хорошую трепку, вмиг все обиды пройдут, – распорядилась Марьиванна.

– Плакать будут, – напомнил Гаврила.

– Кто их слезам поверит? Эх, Гаврила, Гаврила! Я тебе имя такое дала, думала – кот здоровый, де-ревенский, два мешка для него поднять – пустяк; он у меня всю челядь в черном теле держать бу-дет. Перед ним на цыпочках забегают! А получила что? "Плакать будут"… – передразнила она. – Пе-реименую! Леопольдом будешь. Такой же рохля! Ни рыба, ни мясо.

Кот переминался с лапы на лапу, смотрел на ковер и швыркал носом.

А сиамская кошка продолжала резким приказ-ным голосом.

– Ты моя правая рука! Сам все решать должен, а не бежать всякий раз за подсказкой. Я свои дела делаю, кусок хлеба добываю. У меня товар – люди, то есть кошки – товар. А за тобой порядок в доме. Ты кем у меня числишься? – спросила хозяйка.

– Управляющим, – помявшись, ответил кот.

– Не управляющим! Скажи правильно! – требо-вала Марьиванна.

– Хаммер-Двинер, – с трудом выговорил кот.

– Камер-динер! – поправила хозяйка. – Неужели так трудно выучить?

– Так не по-нашему же, – оправдывался кот.

– Все одно привыкай! И ливрею. Где ливрея?

– В шкафу…

– На кой черт я тебе ее заказывала? В шкафу висеть? Пыль собирать?

– Неудобственно в ней.

– Ты мне этот уличный жаргон брось! Не в под-вале находишься! И не на помойке! – Марьиванна воспитывала своего слугу. – Неудобственно! А ты привыкай!

– Я бы привык, а хвост куды деть? Он привы-кать не хочет, ему болтаться надобно, – высказал самый сильный аргумент Гаврила.

– Да ты, никак, и не примерял ливрею-то! – взбеленилась Марьиванна.

– Примерял, – настаивал кот.

– И дырку для хвоста не приметил?

– А там есть?

– Иди и ищи! Но чтоб без ливреи я тебя не ви-дела! – наказала хозяйка.

– А с этой как же? – вспомнил про облезлую кошку Гаврила. – С собой тащить? – и он намотал на лапу кошачий хвост.

– Оставь, – позволила Марьиванна. – Мы пого-ворим малость. А ты быстренько переоденься и у дверей встань, посторожи. Нужен будешь – позо-ву.

Кот ушел.

А облезлая кошка свернулась клубочком и за-нялась разглядыванием Марьиванны.

Дымчатого цвета шерсть на голове завита и за-колота золотым гребешком, в ушах сережки с бриллиантами, длинные ресницы подведены, глаза и губы покрашены, на шее дорогое колье, на запя-стьях золотые браслеты с драгоценными камнями, а ногти отточены, отполированы до блеска и по-крыты лаком.

"Кто же она? Принцесса? Королева?" – гадала облезлая кошка. Вопрос этот занимал ее больше, чем собственная судьба. Чисто кошачье любопыт-ство или блеск Марьиванны затмили ее разум? Но от этой загадки у кошки разболелась голова и она затрясла ей, но боль не прошла, а ощутилась силь-ней. "Как я смотрюсь рядом с ней?" – представила и тайком оглядела себя.

Грязные лапы с обломанными когтями, пыль-ная шерсть только-только начала отрастать на спине, но скаталась на животе и на хвосте. А к хвосту вдобавок какие-то колючки прицепились – ощетинились безобразно.

Ей стало до того стыдно, что захотелось вжать-ся в пол и провалиться. Как раньше не обращала внимания? Как могла так опуститься? За какие-то недели потеряла все птичье достоинство и в этой сказочной комнате увидела полное свое ничтоже-ство.

А Марьиванна, еще более бередя раны, изящно потянулась, мяукнула нежным голоском и встала с дивана. Не спеша допила сливки с мороженым, поправила перед зеркалом прическу и ласково по-просила.

– Ну голубушка, рассказывай.

Лучше бы она кричала или приказывала! Но нет, Марьиванна знала, как больнее ударить, как сильнее подчеркнуть огромную пропасть между ней и этой бродягой, как, еще не сказав практиче-ски ни слова, уже подчинить себе, унизить, заста-вить ловить каждое слово и принимать любую просьбу или приказ, пусть самые унизительные или жестокие как милость.

– Что рассказывать? – голос облезлой кошки дрожал. Все эти чувства одновременно присутст-вовали в ней. И Марьиванна, довольная собой, снизошла до того, что бросила короткий взгляд на пленницу.

– Все, все рассказывай, – кивнула она.

– Я… ничего… не знаю.

– Ничего?

– Ничего… интересного для вас.

– Откуда тебе знать, что для меня интересно, а что нет? – нежный голос был хуже самого злого.

– Не знаю.

– А как зовут тебя? Это ты знаешь? – Марьи-ванна очень тонко протянула кошке лапу помощи. Сейчас клубочек начнет раскручиваться и все как на дух будет рассказано.

– Гу.

– Что "гу"?

– Зовут меня так.

Марьиванна удивленно вскинула брови и вытя-нула губки.

– Гу? Странное имя. Какое-то птичье.

Гу насторожилась.

"Почему она так решила? Что-то знает обо мне или вопрос случаен? – она потянула носом. – От меня не пахнет кошкой? Но пахнет пылью, ас-фальтом и сотней других городских запахов. У нее губы накрашены, за ушами из флакончика по-брызгала – фу, здесь дышать нечем! – ничего она не может унюхать. Вопрос случаен", – решила она и ответила.

– Какое дали, такое и ношу. Разве я виновата?

– Это уж ты мне оставь разбираться – виновата или нет. – В голосе Марьиванны появились метал-лические нотки. "Отвечает. Оправдывается. Все хорошо. Так и должно быть". – Встать! – приказала она.

Облезлая кошка не встала, а взлетела. Веки ее так расползлись, что глаза, казалось, в два раза больше стали. Она смотрела на Марьиванну не мигая.

Хозяйка повернула настольную лампу и вклю-чила ее. Яркий свет ударил кошке в лицо.

– Смотреть сюда! Не отворачивайся! Рассказы-вай, кто подослал тебя?

– Никто не подсылал, – ответила Гу.

– Не надо запираться, милая! Я все знаю! А чего не знаю, из тебя вытяну. Или не поняла еще, что сделать могу?

– Как не понять, – мямлила Гу.

– Иван Мяушевич подкупил?

– Не знаю я никакого Ивана Мяушевича.

– Значит, Федор Яковлевич, – тоном, не терпя-щим возражения, пытала Марьиванна.

– И Федора Яковлевича не знаю! Что вы ко мне пристали? – готовилась пролить первую слезу пленница.

– А ты не серчай, голубушка, не серчай. Я ж те-бе добра желаю. Ну, не можешь вспомнить сама, подсказочку послушай. Услыхала то, что надо, кивни. Не услыхала, моргни, – поучала хозяйка. – Не крути головой-то, не торопись запираться. Я по твоему поведению угадываю. О! Его школа! Как есть Лев Борисыч! Хоть и глуп, а слуги у него все-гда верны были! Тут к нему не пришьешь, и у него не отнимешь. Умеет штат подбирать!

– Да нет же, нет! – не выдержала Гу и повысила голос. Ей казалось – чем громче говорить, тем убе-дительнее. – Никто меня не подсылал! Я заблуди-лась, проголодалась, а тут вечер, забор. Я шла ми-мо, сунула нос и вот попалась.

– Прекрасно! Как все просто! А я, неразумная, никак в толк не возьму! – простовато улыбнулась Марьиванна. – Выпытываю, выспрашиваю, а выс-прашивать и нечего. Шла, заблудилась, попалась. – Она внимательно разглядывала пленницу. В гла-зах ее вспыхнул хитрый огонек.

– Проголодалась еще, – дополнила Гу.

– Ты мне нравишься, – потянула хозяйка, вы-ключая свет. – Другие сразу раскалываются, про-щения просят, благодетелей своих грязью поли-вают. Ты молчишь. И правильно делаешь. Преда-телей никто не любит. Ни наши, ни ихние. Преда-тель, он всех предает. Сегодня своих, завтра чу-жих. Характер у него испорченный – хлебом не корми, дай кого-нибудь с головой выдать. Моло-дец! Еще немного и я тебе поверю. Только надо честно отвечать.

– Я честная, – с тенью обиды сказала Гу.

– Верю, верю, – успокоила Марьиванна. Она сбавляла обороты и говорила все тише и ласковее. – Жить хочешь, милочка?

Гу ответила не сразу. В таком вопросе всегда таится какая-то подлость. Надо хорошенько взве-сить, прежде чем ответить. "За" – долг, любопыт-ство, молодость. "Против" – усталость, голод, плен. Долг, любопытство, молодость – будут и зав-тра, и через год. Усталость, голод, плен – отдох-нул, поел и что осталось? Три против одного.

– Хочу, выдохнула она.

Марьиванна прилегла на диван и подозвала об-лезлую кошку.

– Расскажи мне о себе, повесели, – попросила она. Знаешь ли, совсем заела проклятая скука. Ба-рахла всякого – полон дом, чего не пожелаешь, все есть. А честной души, подружки рядом нет, с про-стой кошкой поговорить некогда. Да и простых нынче не осталось. Вывелись. Переродились в хитрых и жадных. Подлизы, просители с утра до вечера. Ух, надоели! Всем чего-то надо.

– Это вам кажется.

– О чем ты? – не поняла Марьиванна.

– Что все хитрые и жадные.

– А что, не все?

– Когда рядом с вами только хитрые и жадные, вы весь свет такими считаете, – объяснила облез-лая кошка. Это не она придумала, кто-то высказы-вал при ней эту умную мысль, а она возьми да за-помни.

– И правильно считаю.

– А они, может, только вокруг вас собираются? А в других местах все как на подбор добрые и че-стные. – Как быстро меняется настрой! Стоило за-говорить с ней на равных, и вот Гу поучает Марь-иванну.

– Ха-ха! Что ты понимаешь? Честный и добрый разве пойдет ко мне что-нибудь просить? Да нико-гда! У него совесть есть! Порядочность! А и такой придет сюда, я его на складик провожу, да кое-что покажу. Вот и испытание на честность. Глазки враз его выдадут! Порядочность как галстук – снять недолго. А как снял, но замарал, право голо-са потерял. Сиди не рычи, таракан на печи.

– Зачем же вы его порядочность испытываете? – с упреком сказала кошка.

– А не нужны мне порядочные! Не нужны! Я командовать должна! Одна! Остальные – выпол-нять! – кричала Марьиванна. – И попробуй ослу-шаться! Сначала кормушки лишу, потом посмот-рю на поведение и решу – простить или выкинуть!

– С такой жизненной установкой вы себе еще подружек ищите? – изумлялась облезлая кошка. – Да не будет у вас их никогда.

– Почему же?

– Дружба есть только тогда, когда отдают себя другому. Вы кому что даете?

– Если по твоему судить, у меня должно быть друзей – больше всех в мире – я столько раздаю! – рассмеялась Марьиванна. – Машинами каждый день.

– Себя, души, тепла дружбе надо, а не барахла вашего. Тем более не ваше оно.

– Не мое? Врешь! Мое! Я здесь хозяйка! – кри-чала в истерике Марьиванна. – А они все завиду-ют, зла мне желают. А ты такая же! На моих золо-тых мышек позарилась! – Она гневалась, но гнев ее не страшил пленницу; он шел в другую сторо-ну.

– Ваши мышки золотые? – ахнула Гу.

– Еще какие золотые! – сказала хозяйка. – Я мо-гу запросто пришить тебе дело, связанное с валю-той. По закону оно карается ох как строго!

– Я не знала, – искренне сожалела облезлая кошка. – Поверьте, я не жадная и не злая. Я голод-ная. Мне бы только одну скушать и больше не на-до.

– Одну? А потом еще одну? И еще? Ты что же, думаешь, их у меня для каждой проходимки при-пасено? – настроение Марьиванны менялось как ветер в подворотне.

– Чтоб мне провалиться на этом месте! Одну хотела, – била себя в грудь Гу.

И она рассказала, как попала в особняк, выду-мывая на ходу про свою бездомную жизнь, про лишения и издевательства. Как выручили ее ко-шачьи подвальные посиделки! Сколько она всяких историй наслушалась про сладкую и горькую жизнь – не один год рассказывать хватит, и не та-кой хитрой кошке мозги запудрить можно. Голод обострил чувства, разогнал в голове мысли, и сло-ва неслись из уст облезлой кошки без запинки. Она столько всего наплела, так часто вытирала грязной лапой нос и глаза, что и каменное сердце Марьиванны забилось чуть чаще.

– Где ты свалилась с проводов? – уточнила хо-зяйка, когда Гу закончила рассказ.

– Возле школы.

– Я проверю, – устало пообещала Марьиванна. – Если наврала, берегись – последний день живешь. – И так она спокойно сказала, что облезлая кошка вздрогнула – так же спокойно она и обещание свое выполнит.

На звонок явился Гаврила.

– Посади ее в чулан, – распорядилась хозяйка. – Да покорми как следует мою гостью!

– Зачем ее в чулан? – переспросила Гу. Она со-всем было поверила, что установила с Марьиван-ной добрые отношения и вправе рассчитывать на что-то большее. – Я же хорошая!

– Может тебя в мою спальню проводить? В мою постель уложить? – ехидничала Марьиванна. – Молчишь? Молчи, молчи. Умнее будешь.

А Гаврила ущипнул пленницу и шепнул.

– У нас гостиница так называется.

– Гостиница чуланом или чулан гостиницей?

– Переночуешь, сама узнаешь.

Утром к Марьиванне явился милицейский офи-цер и доложил агентурные сведения.

В числе происшествий за истекшие сутки было: угон трех автомобилей (грузовик и две машины "жигули", оставленные без присмотра хозяевами во дворах; одиннадцать драк и нападений на мир-ных жителей; пожар в подвале дома – мальчишки паклю подожгли, жертв нет; ограбление винного магазина – грабители задержаны на месте престу-пления – отравились вином, один в вытрезвителе, двое в морге; разные мелочи…

Хозяйка слушала в полуха, но когда офицер скороговоркой перечислял мелочи, она насторо-жилась. Есть у нас в мозгу какой-то уголок, кото-рый, как бы мы не были поглощены своими мыс-лями или посторонними делами, никогда не от-влекается, никогда не забывается. Шофер, напри-мер, едет на машине и думает о вчерашней рыбал-ке, или фильм вспоминает, или с пассажиром раз-говаривает. Кажется вам, что он про дорогу со-всем забыл. Но машина в кювет не сваливается и на встречные столбы не налетает. Или книгу чита-ешь, но не читаешь, а просто смотришь в нее. Еще пословица такая есть: мол "смотрит в книгу, а ви-дит…" Ну каждый ее знает. Вот так смотришь, гла-зами по строчкам бегаешь, а толку никакого. А потом вспоминаешь – ого, да я об этом только что читал! Оказывается, это в мозгах у нас часовой такой – он никогда не спит, даже ночью. Так и хо-зяйка, вроде не слушала, а что ей надо услышала.

– Из школы доложили. Кошка упала в машину с макулатурой и уехала в неизвестном направлении. Приметы… Заявление о пропаже не поступало. Значит бездомная.

– По этому факту подготовьте мне подробную информацию, – распорядилась Марьиванна.

– Слушаюсь, – козырнул милицейский офицер.

Марьиванна отпустила его и он ушел заправля-ясь дефицитными товарами.

А хозяйка прикинула так и эдак, поспорила са-ма с собой, позвонила юристу и решила.

– А оставлю-ка я ее у себя. Поди отвыкла от сы-той жизни, намучилась по городским помойкам объедки собирать, в подвалах да подворотнях но-чи коротать. Покормлю, приласкаю – будет еще одна преданная душа. Мне – помощница, Гавриле и гостям – забава.

Кот привел Гу.

– Я беру тебя на работу, – всемилостивейше ос-частливила Марьиванна облезлую кошку. – Бу-дешь есть что захочешь и сколько захочешь, по дому прислуживать и гостей привечать. Что глаза увидят – забудут. Что уши услышат – язык не сболтнет. Понравишься мне, выслужишься, заве-довать складом поставлю – почет и богатство заи-меешь. Хорошенького муженька подыщу, – мель-ком взглянула на Гаврилу. – Узнаю нехорошее – отдам на съедение золотым мышкам. Сбежишь – из-под земли достану! Силу мою скоро узнаешь. А пока прими маленький совет: чтобы глупостей не наделать, поживи у меня недельку. Там и план на будущее наметишь, там и выводы сделаешь. Дого-ворились?

Гу согласилась.

– Гаврила! Возьми машину, отвези ее в баню, в парикмахерскую, к моему портному. Чтоб к вече-ру я ее не узнала! Смотри у меня! Денег не жалей! Как невесту наряди. Как для себя. У меня служить будет! У Марьиванны! У хозяйки жизни!

ГЛАВА 4
МЫШИНЫЕ РОССКАЗНИ

Вечерами, когда все знакомые и знакомые зна-комых отоваривались с белого и черного ходов, Хозяйка Марьиванна уезжала на очередной бан-кет, а ворота базы крепко запирались, золотые мыши собирались на веранде и рассказывали зна-менитые мышиные истории. Истории эти нельзя было назвать рассказами, потому как мыши дове-ли их до нашего сведения слегка приукрасив, то есть приврав. Но и сказками их не назовешь. Что ни говори, а большая часть в них, увы, правда. И пошли они гулять по свету, эти мышиные рос-сказни.

Кот Гаврила по долгу службы обязан был нести свою вечную вахту при золотых мышках. И, если бы они не переходили иногда границ дозволенно-го, как то – прижигали свечами коту усы или под-паливали шкуру, бросали ему не глядя кости со своего стола или грязные тарелки, от которых шишки на Гаврилиной голове не успевали прохо-дить, – если бы не эти мелочи, кот почитал бы сою жизнь вполне сносной. Но и при таких издержках Гавриле нравилось сидеть в этой домашней обста-новке и слушать, усмехаясь в усы, байки. Чем-то домашним, давно забытым веяло от мышей. Вспоминался старый деревенский дом, где он ро-дился и сделал первые шаги, огород и подполье, где еще ловились маленькие серенькие мышки, забор и крыши, где любил сидеть, разглядывая в полудреме мир через узкие прорези глаз.

И облезлая кошка приобщилась к этим вечер-кам, стала ждать их как праздника, который ока-зывается в тысячу раз прекрасней пустого время-провождения возле чуждого ей телевизора. Каж-дый из нас может вспомнить хотя бы один такой случай, когда вся семья собирается ввечеру в од-ной комнате. У всей дела, но и у всех общее дело – идет неспешная беседа, семейное общение, когда никто голоса не повышает, кто-то вслух прочита-ет, кто-то спросит, а ему спокойно ответят и не-описуемая обстановка тепла и покоя витает вокруг и сближает домашних, делает не просто нужным, а необходимым эти минуты дружеского общения. Если вы сами не припомните таких вечеров, спро-сите родителей – они-то выросли в такой среде, они-то знают и помнят то, что всегда в народе на-шем именовалось такими красивыми, но полуза-бытыми сегодня словами – посиделки и вечерки…

Вечер опускался на землю, опутывая все вокруг покоем и легкой истомой от утомления долгого рабочего дня, зажигал свечи на богато сервиро-ванном столе, и умиротворение, охватившее вас в мягком кресле, поневоле располагало к высоким словам, к прекрасным временам и к чудесным мечтам.

Золотые мыши, утолив голод, пускали шапку по кругу и тянули жребий – кому первую рос-сказнь зачинать.

Россказнь Картофель-Агроновской

Жила я, мышки-подружки, на природе, в кар-тофельном поле. Жизнь, скажу вам, не в пример нонешней – воздух чистейший, закаты – рассветы – залюбуешься! А весело то как! Соберется ввечеру в ботве море мышиное – народу полно – тут тебе и салки, и лапта, и танцы-манцы, и чижик-пыжик, и хороводы. Чего только не напридумывали предки наши! Успевай развлекаться. Ну, в поле жизнь, сами знаете. То в брюхе густо, а чаще пусто. Да только эти вечерние игрища все скрасят. Я вот из прежней жизни их помню хорошо, а голодные дни ни один почему-то не отметился. Верно у нас го-ворят – плохое быстро забудется. А хорошее на то и хорошее, что грех его забывать.

А рассказать я вам, мышки-подружки, вот о чем хотела.

Был у нашего поля Агроном. Он не только у нашего поля был, но и у других, но мы в чужие владения не ходки и не нам судить, как он там ра-ботал, а только то, что у нас было – истинную правду я вам поведаю. Был он как солдатик – кто ему чего скажет, он тут же под козырек. – "Есть!" и айда выполнять. Скажут зерно в мерзлую землю бросить – сделает; прикажут молоком свеклу по-ливать – польет и не поморщится. Своя голова была только кепку носить.

Осенью уродилась картошка, собрали ее. Что в город, что в план поставок, а лучшее на семена, в закрома засыпали. Все путем, как, значит, поло-жено. Ну и мы свое дело знаем. Год урожайный – поболе возьмем, расплодимся на сытых харчах, а не уродится картопля, ну и мы честь знаем – лиш-него не тронем. В своем огороде много не гадь. Оне нас не трогают, а мы уж и повода не дадим. Так нас прадеды учили: жить с людьми по-людски, с соседями по-соседски.

Случилось однажды с нашим Агрономом-солдатиком казус. Посадили раненько по весне картошку, а она и взойди один да наполовину. И шуму-то, и разговоров-то, хоть уши затыкай, все не переслушаешь. Машина за машиной, и все у солдатика нашего дознаться пытаются – как же он так оплошал? Мычал, мычал Агроном, да и оте-лись. Придумал небылицу, что де мы это, мыши, значит, всю картошку у него попортили. Он ее по-сеял, а мы, паразиты, следом прошли и, как есть, из гнезд ее повыели. И даже для примеру где-то порченных картофелин дюжину раскопал и пред глаз начальственных представил.

"Ладно, – говорят ему, – снимать тебя мы спе-хом не поспеваем. Но с мышами разберись. Изни-чтожить их следует. Под корень! Ишь, развелось без меры."

Говорят ему так и задание выдают – докладную подробнейшим образом написать и в район доста-вить.

Наши все в панике – такой поклеп кому терпеть охота? Ну и пошла я добровольцем на выручку своего рода-племени. Выкрала ту докладную у Агронома прямо в райкоме вместе с карманом. Он и расчухать не успел. Вот так одним делом два добрых дела сделала. Мышей спасла – они как бу-магу прочитали, последние сомнения оставили, мелить не стали – в лес ушли. И Агроном голову уберег – показал дырявый карман – и начисто от-мылся. Мало того, еще премию получил за актив-ную борьбу с грызунами-вредителями. А ведь ви-новен был! Картошку он за зиму поморозил и, ве-дая о том, в землю побросал.

А меня, как узнали о таком геройстве, сюда за большие деньги купили, словно спортсмена-профессионала, по контракту на пять лет. Где ка-кое ювелирное дело намечается, кличут: "Карто-фель-Агроновская, на выход!" Меня, значит, до-кументик какой выкрасть или акт ревизии унич-тожить, а то и компромат добыть. Работенка эта по высшему разряду ценится. И у меня в ихнем банке довольно приличный капиталей скопился.

Картофель-Агроновская закончила свою рос-сказнь. Ей вяло поаплодировали и понимающе улыбнулись. Мол, одна ты здесь такая ценная! Мы тебе и в подметки не годимся! Как же, держи кар-ман шире. Не на тех напала.

После небольшой паузы слово взяла вторая зо-лотая мышь.

Россказнь Зав-Котовны.

Ну что говорить, все мы от земли. У меня тоже крестьянское происхождение. На колхозном току родилась, оттуда и в свет вышла. Только кого этим нынче удивишь? Откуда мы еще взяться можем, как не от земли? Но выпячивают, хвастают. Всяк себя попроще показать норовит, поближе к наро-ду. И я не лучше, и я такая же. Не смотри, что вид барский, работать раньше ох как умела! Не каждая за мной угнаться могла. Кабы не случай один, и доныне мне там трудиться.

Вот о случае том и поведаю вам. Хвастаться не буду – все истинная правда. А верить или нет – са-ми за себя решайте.

Был у нас заведующий током. Кот. Для кратко-сти звали его Зав-Кот. Толстый, ленивый. Что мышей не ловит, это каждому понятно. Ворон не считает, тоже ясно как божий день. Ну и честность его на сытой роже аршинными буквами написана. А жизнь на току, скажу я вам – раздолье! Амбары под прогоны ячменем – рожью забиты; землица под зерном в любой мороз не промерзает – тепла и податлива, норку завсегда к желанной кучке про-бьешь. Запасов раньше апреля-мая делать ни к че-му, и то, проспишь время – не беда: травушка взошла, чуток – и свежий колосок полез, да и под-ружки завсегда при таком достатке безвозвратно поделятся горсточкой – другой пшенца либо овсе-ца. Разносолов у нас, ну, всяких! Благодать! Мы, сами понимаете, живем смирно, да жуем верно. Гадить? Ни-ни! Зав-Кот про нас слова плохого сказать не может. Где надо – только намекни – уберем и мести нет нужды. Законы мышиные они везде силу имеют.

Единожды кот сдурел и в распыл пошел, то есть, проворовался. Метался, метался, и на нас де-сятки тонн зерна повесил. Обиделись мы на такую несправедливость. Собрала я всех токовских мы-шей и ушла. Конечно, жаль было от такого добра уходить, да что поделаешь.

Однако, не долго пришлось горевать. Пошны-ряли мы, пошныряли и пристроились еще слаще. В доме Зав-Кота. Посмотрели – славно живет наш живоглот! Обошли окрестные поля и всех мышей на зиму к себе, то есть, к Зав-Коту, пожить при-гласили. У него запасов – лет на пять должно хва-тить, даже если он на току своем ни зернышка бо-лее на нас, невинных, не спишет. Он еще, вину свою заглаживая, нам проводы устроил, подарка-ми каждую одарил, в пояс кланялся, благодарил. А глазки масляные бегают, в каждом и неграмотный прочитать может – идите, идите, мол, на ваше ме-сто навалом новых придет.

Да где ему знать про наше мышиное братство. У Зав-Кота на току мышей пусто, а в доме густо. Мы только годик один у него и пожили, но зато как постарались! Не только все пятилетние запа-сы, а и нижние венцы дома съели. Аккурат к но-вому урожаю подгадали.

Пришел Зав-Кот домой. Мы в кусточках при-таились, ждем – так ли сработали? Так, все так. Он и дверь не успел хлопнуть, дом осел и его навеки укрыл. Знай наперед, как честный народ прода-вать. С предателями иного способа и не надобно.

Мы кота, естественно, помянули и вновь по своим рабочим местам вернулись: кто в поле, кто на птичник, а кто и на ток.

Слава о мести моей далеко пошла. И вот я здесь, среди вас, подружки, на хороших харчах, да на хорошем счету. Работу свою знаю, когда надо не зеваю, да и обиды не прощаю. За хозяйку нашу любого разорю, под удар подведу, а от Марьиван-ны беду отведу. Знает она этот мой талант и, чуть надобность в серьезном деле. – "Зав-Котовна" – кричит. – "Порадей, голубушка." – А я тут как тут. И порадею. Для хорошего человека, да за хорошие бабки я что угодно. Год хозяйке служу, а запасу уже до конца дней накопила. Хороший у нашей благодетельницы закон – дело выполнил – отчи-тайся. А что к лапам прилипло, себе оставь. Вот стимул, так стимул. Помнится, у нас один участ-ковый в неделю спекулянтов извел. "Проблема! – кричат. – Неразрешимая! Обнаглели, закона нет на них!" А этот, плюгавенький такой, раскопал закон, еще при царе Горохе принятый, собрал бригаду добровольцев. Выловили барыгу, закон под нос и штраф на месте. А закон-то с хитринкой – полови-на штрафа в карман бригаде идет. Они лучше со-бак по следу ходили. Бедный спекулянт не знал – куда прятаться. Весь который еще не попался, с повинной пришел, сдался добровольно. Есть за-кон-то, да только кое-кому выгодно иметь поболе жуликов и барыг. На них свалить, а самим тво-рить. Лакомый кусочек заразен – его попробовал и заболел – еще и еще надо. А его на всех не хватит. Ну ничего – у всех отнимем, себе возьмем. И дурят всех, и живут за счет всех. Одно слово – паразиты.

– Вот и вся моя история, – объявила Зав-Котовна.

Россказнь Тормоз-Идейной.

– Слыхала я про твои проделки, – зачала разго-вор еще одна золотая мышка. – В наших краях де-ло было, шум большущий стоял. У котишки ваше-го сберкнижек – что у иного любителя литературы собраний сочинений на полках. Ну да ни о нем речь. Поведаю-ка я вам свою россказнь, мышки-подружки. А россказнь вот какова.

Место мое прежнее было, по нонешним мер-кам, совсем плохонькое. Ни доходу, ни приходу. Что нашел, тем и сыт. Никто рядом особливо не набросал, чтобы просто так прийти и взять. За ка-ждым зернышком ни один круг дашь. Опять же, чем труднее кусок хлебца достается, тем слаще он кажется. И жили мы своим семейством: бегали ногами и никого не ругали. День пройдет, новый наступит. И не знаешь с утра – то ли что найдешь, то ли кто отлупит.

– Да где ж ты маялась так?

– Бывает же такая поруха. При дележе наша старуха рта раскрыть не успела и досталось нам ни то, ни се. До поля далеко, а до хозяйских по-гребов совсем не близко. На окраине села между фермами и бывшей церковкой, по-нонешнему клубом, протянулся пустырь. На совете предпола-гали – раз место культурное, садом величаемое, знать, богатый сбор будет. Кто-то помнил бабуш-кины россказни о том, как сладко жилось и сытно пилось под звон колокольный, ну и легонько так позавидовали семейству нашему. "Скоро, – гово-рят, – заживете вы лучше всех! А пока чуток по-терпите, а на работе покорпите. люди в селе с по-нятием, земле пустовать не дадут."

Ну мы чего, мы народ терпеливый. Ждем год, ждали пять. Уж и десяток поколений наших на пустыре этом народилось. Как весна – смекаем – колокольного звона не слыхать, знать, желудкам нашим опять отдыхать.

Я, небось, утомила вас своей присказкой. Пора и к сказке перейти.

Единожды приехал трактор. Все наши норы перекопал, траншей наделал. Но мы не в обиде, мы чуем – что к чему. Поселились рядышком, за делом наблюдаем, ждем-ожидаем. Дом построят – кто в нем жить будет? Ясно дело мы! На нашей земле, мы и главные претенденты, нам и ордер на вселение… Тем временем всякого материалу на-везли.