Текст книги "Сага о голубой планете"

Автор книги: Валерий Строкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Строкин Валерий
Сага о голубой планете

Валерий Строкин

(г. Мадрид, Испания)

Сага о голубой планете

(повесть)

Часть 1.

Застывшие облака.

– Тебе никогда ни до кого нет дела! – Клара раздраженно бегала по комнате, напоминая в эту минуту разъяренную пантеру.

Вик грустно наблюдал за ней – он знал, что в такие минуты лучше промолчать, чтобы избежать большего.

– Нет! – Клара всплеснула руками. – Как ты смел?! Я не понимаю, как ты мог отказаться лететь? Тебе больше нравится остаться здесь и заживо гнить, дышать дерьмом, пить неизвестно что, но только не то, что раньше называлось водой? Ты до сих пор не хочешь понять, что здесь жизнь обречена на смерть возрождения не будет, планета умирает. На что ты надеешься? Кто капитан корабля? Корвин?

– Да, – кивнул Вик.

– Позвони ему! – потребовала Клара. – Позвони ему и скажи, что ты передумал – думаю, что для тебя он найдет место.

Вик пожал плечами:

– Он стартует сегодня вечером. Караван летит в скопление Плеяд.

– И ты, – Клара задохнулась от возмущения. – Ты только сегодня об этом сказал?! Я ненавижу тебя! – выкрикнула она и выбежала в спальню.

Вик скорбно поднял брови, поднялся с кресла и подошел к окну. Внизу сеть улиц скрывал густой свинцовый туман – смог завис над площадями и остатками скверов, скрывал первые этажи домов, давно брошенные жильцами, эмигрировавшими или перешедшими на верхние этажи небоскребов. Такого же цвета небо висело почти вровень с квартирой Вика, а его квартира считалась одной из благополучных. Нигде ни одной маленькой черной точечки. "Неужели все-таки вымерли?" – подумал Вик о птицах, с болью и грустью вспомнив, как гонял и кормил хлебом голубей в парке.

Экологическая катастрофа, которая лишь грозила прошлым столетиям в начале 212... вдруг неожиданно разразилась. Всемогущий человек, великан и создатель, сравнивавший себя теперь только с богом, совсем забыл о своей праматери, а когда вспомнил и, оглянувшись назад, ужаснулся и понял, что дороги обратно нет, кризис стал необратимым. Он был, как цепная реакция огромный, смертоносный вал, после которого не остаётся ничего привычного и знакомого.

Реки превратились в гниющие стоки, озера и моря – в бурлящие химические реторты, океаны стали сине-зеленой топью, над водой постоянно стояла фиолетовая дымка: отвратительные, смертоносные запахи гниения органических останков. Быть может, пройдут миллиарды лет и там обнаружат месторождения нефти, газа, угля, чтобы опять обратить их на пользу прогресса. А сейчас жирная нефтяная пленка, переливаясь различными цветами радуги, покачивалась под неожиданно выглянувшим солнцем на неизвестной субстанции, которую называли водой.

Атмосфера не задерживала солнечную радиацию, которая возросла до опасных пределов. Джунгли, саванны, тайга... Не было больше беспредельных зеленых лесов, деревья превратились в однообразные, скрученные радикулитом, чахлые, вырожденные и мутирующие кустики с перекрученными артритом ветками и бледными колючками вместо листьев. Кислород стал проблемой...

Щедрый, некогда плодородный, питающий слой почвы исчез, земля оказалась обнаженной и моментально покрылась сетью морщин – оврагов, трещин, неизвестно в какой ад уводящих провалов. Пустыни и берега океанов атаковали дюны, солончаки и пылевые бури – под их быстрым блицкригом навечно оказались погребенными вечные города вроде Рима, огромные страны вроде России.

Человечество отступало, паниковало, бежало, сходило с ума в оргиях новых религий, революций и продолжало бороться с ожесточенностью бойца, знающего, что это может быть его последней схваткой. Всего лишь дилемма приспособиться или с честью уйти.

Гигантские заводские комплексы-города продолжали работать в безостановочном аварийном режиме, над ними зависли огромные свинцовые облака, которые был не способен разогнать сильный ветер, солнце сквозь них не проникало, заводские зоны называли сумеречными. Застывшие облака... Огромные воздушные острова иногда подергивались рябью, слегка покачивались и медленно дрейфовали – создавалось впечатление, что если когда-нибудь они рухнут, то это будет огромной свинцовой могильной плитой на общем саркофаге Земли.

Редкие кислотные дожди дожигали то, что еще пыталось расти, превращая города в рыжие руины, кое-где вспыхивающие яркими пятнами ядовитого фиолета, серебрянки, пурпура различных окислов.

Животные вымирали, мутировали, как и человек... Районы вне городов стали загадочными безлюдными пустынями: зонами реакций, их не посещали даже исследователи кабинета по охране экологии, он образовался тогда, когда уже нечего было охранять. Никто не мог объяснить, кто и что там живет, иногда на окраинах городов, среди покинутых руин, можно было услышать дикий, леденящий кровь в жилах, нечеловеческий вой, вырывающийся из клубов ядовитых испарений.

Люди выбрали решение проблемы под номерами два, правда, речь уже шла не как с достоинством уйти, а как, пока не поздно, бежать. Человечество в каком-то исступлении принялось строить, выводя на орбиты и там производя монтаж серии Звездных Скитальцев, мега-модулей, рассчитанных на долгий межзвездный перелет, настоящих ковчегов. Строили и спешно покидали планету-мать, превратившуюся в чудовище из-за под глупых шалостей своего ребенка. Чудовище устраивало великолепные проводы человечеству, один философ-юморист объявил новую эру Эрой Дантевого Ада. Его друг математик насчитал в нем тринадцать постепенно меняющих друг друга кругов – по его подсчетам шел всего лишь пятый.

Пришла тьма, что люди давно предвидели, предсказывали, опасались, но по глупости ли, из-за лишней самоуверенности ли, все-таки допустили. Катастрофа стала неуправляемой и необратимой, как взбесившийся реактор на станции.

В страхе и проклятии люди покидали свой дом, уносясь в огромную черную бездну на гигантских Звездных Скитальцах, в надежде обрести новую Родину, похожую на молодую прародину.

Жизнь в городе как-то пробовала функционировать и от этих проб была тяжелой и жуткой. В жилых домах и учреждениях была лимитированная подача воды, энергии, кислорода, без специальных масок для дыхания выход на улицу гарантировал смерть от удушья – что-то похожее на действие иприта. На углах стояли дежурные кислородные будки, которыми мало пользовались из-за дороговизны. На смену изящным костюмам, легким рубашкам, майкам и сорочкам пришли однообразные по фасону, но ярко раскрашенные в соответствии со вкусом и заказом владельца гидрокостюмы, специальные комбинезоны, защищающие от случайных капель кислотных дождей, радиационного фона, накопленного свинцовыми облаками и просто от случайных ядовитых выбросов, которые иногда грибообразным облачком выплывали из канализационных лючков, провалов в местах заброшенных туннелей метро.

Органом государственной власти и фактическим диктатором стал кабинет экологии, поговаривали, что у главного эколога есть супербаза на Андах, но не в этом дело, последнее государство в котором доживал человек, было полицейским государством, при такой нестабильности и борьбе за жизнь демократии не могло быть, побеждал сильнейший, после него – хитрейший.

Что это – затянувший кошмар или апокалипсис?!

– Пришли воздаяния за грехи человечества, станет дом наш геенной огненной: кричали офанатевшие проповедники, прикрываясь Христом, Сатаной или новым богом, символом мутантов – "Я чужой, я измененный".

После мыльных опер, так любимых из-за показа старого мира, теперь никто не снимал кино, с экранов телевизоров вещало лицо в маске из секты Чужих, купивших эфирное время:

– И придет зло, и вместе с ним слуги его, призванные Хаосом, чтобы стереть из памяти воспоминания о матери, что вскормила семя неразумное, некогда прозываемое Человеком.

Только после того, как Вик одел на голову прозрачный пластиковый шлем, шлюзовая камера раскрыла двери, выпуская его из дома, а над входом загорелась красная сигнальная лампочка.

Привычным движением Вик включил на груди зеленый фонарик – туман плотно охватывал всю улицу, вися над землей метра на полтора густым ватным одеялом. Оглянувшись, Вик заметил рядом с собой черные ботфорты полицейского. Вик услышал, как полицейский закричал в мегафон, обращаясь ко всем находящимся в тумане:

– Машинами пользоваться временно запрещается, аварийная обстановка – на седьмом пути крупная авария. Повторяю...

В этот момент он, наверное, по неосторожности вдохнул в себя уличный воздух – послышались кашель и проклятия.

Вик осторожно пошел по улице, придерживаясь края тротуара и видимой части земли. Прохожих почти не было, ушли в прошлое снующие, юркие клерки, рабочие и булочники, все производилось автоматическими линиями в городах-изготовителях. Иногда он слышал сквозь туман чьи-то осторожные шаги, мелькнули ноги и даже Вик чуть не столкнулся с одним толстым господином, присевшим на корточки и что-то рассматривающим на тротуаре. Вик ударил его ногой и тут же извинился.

– А чтоб вас! – рявкнул, выпрямляясь, толстяк.

– Извините, еще раз – всему виной этот проклятый туман.

Толстяк раздраженно отмахнулся, за туманной зеркальной поверхностью шлема черты его лица были искажены и плохо различимы.

– Посмотрите, – толстяк ткнул себе под ноги большим пальцем. – Раньше я такого не видел.

Вик взглянул – возле канализационного люка выросла какая-то невысокая серая кочка, состоящая из тонких переплетенных и подрагивающих волосков.

– Что это? – изумленно спросил Вик.

Толстяк пожал плечами:

– Видимо, новая форма мутации растений – интересно, что это за волоски?! Ха, живет без солнца и почти без кислорода! – в руках толстяка появился небольшой пакетик и скальпель, он осторожно срезал часть верха кочки, растущая рядом лиловая плесень осталась без внимания...

***

Больше часа понадобилось Вику, чтобы дойти до своего департамента. Он с наслаждением стянул с себя после инфекционной обработки защитный комбинезон, одел темный деловой костюм, в котором раньше безопасно гулял по улицам города, не опасаясь ни дождей, ни газов, ни другой заразы.

Вик бодро вошел в приемную, ему навстречу поднялась секретарша молодая, бледная, но миловидная девушка с яркими васильковыми глазами, в которых застыли еще только ожидаемые безысходность и отчаяние.

– Здравствуйте Керолл, что нового?

– Нас распускают, – ответила девушка.

– Что?! -улыбка Вика стремительно испарилась. – Как распускают?

– Позвонил Координатор и сказал, что планета и так обречена, поэтому в услугах Гринписа больше не нуждаются.

– Но он не имеет права нас распускать! – воскликнул Вик. – Я позвоню Главному Экологу.

– Координатор сказал, что согласовал с Кабинетом Эколога.

Вик промолчал – случилось то, что должно было случиться, он это ждал.

– Извини, Керолл, подготовь сегодняшнюю документацию, что ж... будем закрывать дела. Я скоро вернусь.

Вик вышел в коридор – прямая стрела с ответвлениями, красными дверями и синими лифтовыми кабинами, ведущая в бесконечность.

Здание, в котором служил Вик, было поистине гигантским и бесконечным, в нем находились все структуры управления, надзора и координации города-мегаполиса. Этот правительственный лабиринт назывался просто Центром координации.

Вик вошел в кабину лифта, набрал код, лифтовые шахты были вертикальными и горизонтальными, скорость движения можно было регулировать.

Через несколько минут Вик оставил кабину недалеко от резиденции Главного Координатора. В приемной, как всегда, бурлила огромная толпа посетителей: капитаны-межпланетники в темно-синих золотых мундирах (эполеты вместо погон и на них золотые летящие кометы), руководители промышленных отделов в таких же деловых костюмах, что и у Вика, с папками, из которых торчали бумага и машинные ленты, военные, множество незнакомых людей. Кто-то дернул Вика за рукав.

– Вик, привет!

Вик обернулся – рядом стоял вечно улыбающийся, вечно жующий резинку Тур Свиннегура, главный энергетик.

– Сегодня день сенсационных новостей!

– Каких?

– Маленькая новость, это Парижское землетрясение, – ответил Тур.

– Там каждую неделю землетрясения, – отмахнулся Вик.

– Это было последним.

– В смысле?

– Города больше нет, ушел под землю.

– О, Господи! – Вик погладил подбородок рукой.

– У тебя там были родственники?

– Нет, но триста миллионов человек! – прошептал потрясенный Вик.

– Да, они запустили только один корабль типа Ковчега... Не успели.

– Не успели...

– А у тебя какие дела к Координатору?

– Мелочи... Отдел мой распускают, только причем здесь главный Координатор, если я раньше напрямую был связан с Кабинетом Эколога.

Тур рассмеялся и хлопал Вика по плечу:

– Ладно, через час эта сенсационная, большая новость уже не будет новостью.

– О чем ты?

– Еще вчера правительство тихо вылетело на Марс, у них оказался последний Шатлл.

– Они сбежали! – потрясенный Вик схватил Тура за руку.

– Они не сбежали – они воспользовались служебным положением и драпанули! – весело ответил Тур. – Их базу на Андах уже заняли ребята генерала Макашова, это анекдот, но они уже отделились – объявили собственный суверенитет.

– Значит, теперь наше правительство – это кабинет Главного Координатора, – сказал Вик.

– Да, его можно поздравить с повышением, – согласился жизнерадостный Тур. – Пришел час пик.

– Что? – переспросил Вик.

– Повальное бегство – если уж Экологи побежали первыми, они-то могли предсказать ситуацию, теперь сам видишь: иного выхода нет.

– Какой выход?

– Бежать, – Тур выплюнул под ноги резинку, достал новую. – Будешь?

– Нет.

– Напрасно, – Тур ловко закинул в рот розовую резинку. – Координатор сходит с ума, – продолжал Тур. – С сегодняшнего дня начнется закрытие городов-изготовителей и отправка материалов – еще три Ковчега надо закончить. Начнётся отправка людей – кому повезет, не секрет, что всех эвакуировать мы не сможем.

– Да, да.

– Москва объявила, что им скопления Гиады, а нам – скопления Плеяды, все в...

– Созвездии Тельца, – подсказал Вик.

– Правильно, в созвездии Тельца, это слишком далеко – долетят, если долетят, правнуки наших правнуков.

– Зато они точно уверены, что там есть планеты типа Земли.

– Ничего, – Тур подмигнул, – у меня, – шепотом сказал он, – направление на Луну, тоже неплохое место и поближе к старушке-Земле. У меня уже есть лунный паспорт, я прошел все их тесты.

– Тебе повезло, что они лет десять назад объявили о своей самостоятельности.

– Чепуха! – отрезал Тур. – Им нужен хороший генофонд. – Тур гордо выпятил могучую грудь. – Я привлек их только в этом плане, ты ведь знаешь, у меня восемь детей и все здоровые, теперь, наверное, ни у кого нет таких семей. Почти в каждой рождается хотя бы по уроду.

– Матери убивают своих детей, раньше за это...

– Да хватит тебе – раньше! "Раньше" больше нет, осталось только "теперь" и то оно скоро станет "сейчас"! – Тур стал смеяться. – Не хмурься, принимай все с юмором, как я – это не дети, это мутанты.

– Я тоже проверялся вместе с Кларой у врача.

– И что?

– Большая доля риска, как ты говоришь, заиметь мутанта.

– Найди другую женщину, у меня их было...

– Хватит! – раздраженно перебил Вик.

– А у тебя есть эмиграционный билет? Должен быть.

– Я – никак, – Вик пожал плечами.

– Через месяц город полностью лишится любых видов энергии, – сказал Тур. – Все остановится и жизнь замрет. – Тур рассмеялся. – С Луны можно будет наблюдать конец Земли.

– У тебя жизнерадостности хоть в долг бери – прет через край! – хмуро бросил Вик и стал пробиваться к выходу.

– Вспомни лозунг древних "После нас хоть потоп!", они оставили нам такое, что и за век не расхлебаешь! – в спину Вика ударил здоровый жизнерадостный хохот.

"Вот и все, – думал Вик, – никаких проблем, все быстро разрешилось. Вот и все, только почему-то хочется спуститься вниз, в подвал, на самый нижний уровень, чтобы рвануть это здание, а с ним и весь город, черт побери!"

Вик молча прошел к себе в кабинет, на столе ждали последние бумаги. Вик поднял желтую карточку, на которой отмечался уровень радиации в городе и прилегающем к нему районе. Быстро глянув, он отбросил ее в мусорную корзину – что толку в этих показаниях, если Цензор из отдела массовости и передач уже год занижает в три раза те цифры, которые он ему передает. Не посмотрев остальные бумаги, он сгреб всю шуршащую кучу и выкинул вслед за желтой карточкой.

Вик механически, словно находился в глубоком трансе, набрал основной код Электронного мозга, огромного компьютерного центра, объединяющего всю систему информации и приказов их дома, подключенного к центрам других городов. Мозг, окруженный огромной сетью принимающих, передающих, фильтрующих и исполняющих команду компьютеров, обслуживаемых привилегированной и молчаливой кастой операторов, которые часто любили повторять:

– Признак цивилизации – это наш Мозг.

Визор был отключен, но из динамика донесся живой голос:

– Пост 08-148.

– Отдел прекращает работу, передайте информацию дальше и по бригадам.

– У нас уже введена программа ликвидации, – ответил голос и отключился.

Внезапно зазвонил городской Визор. Вик досадливо поморщился, решив что это Клара со своими скандалами. Вик нажал клавишу, на экране появилось лицо – блин утреннего толстяка, с которым Вик, познакомившись, обменялся номерами.

– Ты знаешь, что это за плесень? – сразу заговорил толстяк. – Новый грибок, причем, – толстяк поднял палец, – он нашел новый способ добывать себе пищу, он поглощает кислород! – торжественно объявил толстяк. Если природа уже не может его выделить с помощью своих растений, она придумает такие, которые будут поглощать. Это новый виток на спирали общей цивилизации. Развивается грибок медленно и я еще не знаю пределы его роста. Будь спокоен, скоро он появится везде – тебе надо что-то сделать, чтобы не дать ему расти.

– Спасибо, Бленд, – перебил Вик разговорчивого толстяка, поймав паузу, – но наш отдел больше не существует, смотри новости.

Чтобы избежать вопросов, Вик поспешно отключился.

"Итак, – подумал он, – история человечества на Земле подходит к завершающему концу. Катастрофа ускорила освоение космоса, гений человека безграничен, даже китайцы, перед тем как покинуть Пекин, заявили, что скорость Эйнштейна для них не предел. Небольшая часть счастливчиков останется на старых базах и колониях Луны и Марса, будет наблюдать за Землей, ждать, иногда посещать с целью мародерских проникновений брошенные города в поисках материалов и инструментов. Остальные, остальные – это большинство, что их ждет в великих звездных одиссеях? Где они – райские острова с вечной жизнью?! Говорят, раньше они были на Земле... Раньше..., а теперь новые поиски земли обетованной.

***

Вик отошел от холста, сложил краски – картина его еще не была завершена, рисование для него являлось увлечением, многие знакомые в шутку называли его ретрохудожником.

На полотне был изображен залитый ярким солнцем живой, зеленый луг. Голубой чертой горизонта даль окаймляла лес, взбегая вверх и вниз по крутым холмам. В центре картины почему-то с неба падало хрустальное полотно водопада, окруженное сияющим нимбом радужных брызг.

Вик закрыл глаза: "Это было когда-то, слишком давно, а может, и ничего не было... Детство в зрелом возрасте, оно превращается в миф, кажется, что его не было вовсе. Смешно и грустно, грустно и смешно, у моего отца когда-то было ранчо, я видел такой яркий, заливной луг. Речка, тихая ленивая речка, спящая зимой под ледяным панцирем, отец рассказывал, что в ней когда-то он ловил рыбу – удивительно, смешно и грустно... Прохладный темный лес, он еще дарил ягоды и грибы, после обработки их можно было есть. Я носился по темным лесным тропинкам с воинственными криками древних индейцев, нанеся на лицо черную мамину тушь. Там, в лесу, было небольшое озеро, на котором он построил неловкий и неустойчивый плот, на нем он превращался в отважного путешественника, пересекающего моря и открывающего дикие земли. Это было слишком давно, чтобы оставаться правдой – романтизированная, сладкая история человечества, он застал начало его конца. Если я закрою глаза, то до сих пор вижу свою волшебную поляну, посреди которой стоит старый замшелый пень таких толстых гигантов-деревьев он никогда не видел, остался только пень. Теперь нет ни той поляны, ни того пня – катастрофа в Тэнесси превратила все в пустыню.

Рыжая Стрелка – ему понадобилась целый год, чтоб приручить белку. Каждый день он подносил к дереву сладости, ореховое печенье, шоколад, конфеты, пока однажды не почувствовал прикосновение пушистого хвоста к лицу. Привыкнув к Вику, рыжий товарищ часто восседал у него на плече во время прогулок Вика по лесу.

"Я все помню, я все слишком хорошо помню... Старое ранчо, запах конюшни, напоминающий о лошадях, седлах, стременах, ветре, бьющем в лицо и треплющем волосы. Старый мостик со скрипящими половицами, запахи цветущих трав и радостные крики жизни".

Теперь многое изменилось, многое, если не все. Остались одни болезненные воспоминания, если бы можно было вывернуть, прооперировать душу, чтобы искоренить эти глупые закаулки памяти, разгладить ненужные теперь извилины в черепе, чтобы лишиться этих бессмысленных желаний, вернуть все обратно. Поздно... поздно... Все осталось в далеком прошлом, превратившемся в миф, в закат золотого века.

Дверь мастерской со стуком распахнулась.

***

В комнату походкой локомотива, сметающего все на своем пути, стремительно вошла Клара.

– Мы улетаем! – победно заявила она, смерив Вика не терпящим возражений взглядом. – Звонил Люк, он сказал, что мы полетим на его корабле, билеты он привезет сам. У Цеткиных сегодня вечеринка.

– Куда? Вечеринка? Куда летим?

– Не знаю, разве это так важно? Люк скоро приедет, спросишь у него. Он сказал, что старт через четыре дня, так что готовься.

– К чему?

– К полету, – Клара остановилась напротив картины, в уголках рта появились жесткие складки. – Это все, на что ты способен, – пробормотала она. – Рисуешь всякую чепуху – мечты, мечты..., – она вздохнула. – Не расстраивайся, может быть там, – она указала зеленым ногтем на потолок, – ты найдешь настоящие, а не выдуманные пейзажи, картины с оранжевым небом и лиловыми полями, – Клара рассмеялась. – А здесь, мой милый Вик, – она похлопала мужа по плечу, – этого уже нет и не будет никогда, ты ведь сам это понимаешь. Да-а, полет займет, Люк говорил, около сорока лет, может, тебе повезет и ты доживешь до посадки.

– Ты думаешь, эти сорок лет на борту Ковчега, они будут лучше, чем здесь?!

– Уверена, – твердо ответила Клара.

Вик не спешил отступать, хоть и знал, что отступление будет неизбежным: Клара никогда не меняла своих взглядов и убеждений – то, что она решала, превращалось в закон, а затем и в догму.

– Представь – тесные комнатки-каюты для семей, несвежий воздух...

– Точно такой, как и здесь.

– ...синтетическая еда, однообразная, на корабль не возьмешь сотни километров подземных полей, вода после тысячной очистки...

Клара фыркнула:

– Не говори мне, что здесь тебе живется лучше, там ведь все рассчитано для глубоких полетов в космос.

– Здесь мне лучше, кроме того это будет не полетом, а межзвездным дрейфом, нет никакой гарантии, что колонистам Ковчега повезет у первой же звезды.

– Конечно нет, ты всегда отрицал борьбу и презирал любые соревнования, тебе лучше остаться здесь и заживо сгнивать. О, не делай таких глаз, ты все еще не можешь поверить, что твоя планета мертва, это уже продукт издержки нашей цивилизации, мы взяли от нее все, что хотели, а теперь ничем не поможешь. Ничем! Хватит! И оставь свои глупости!

– Ты не понимаешь меня – это мой дом, другого мне не надо!

– Перестань! – Клара стремительно выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.

***

Что есть наш дом? Дом? Человек считает своим домом ветки шалаша, натянутую, сшитую из шкур, деревянную, каменную, железную, бетонную крышу над головой и такие же четыре стены вокруг, постройку, в которой он живет. Улицу, на которой стоит его дом рядом с домами дружелюбных и злых соседей, поселок, город, в котором проходит большая часть его жизни и при встрече со знакомым переулком или тупичком человек радостно улыбается, шепотом разговаривает сам с собой и с тенистой аллеей, которая росла вместе с ним, пожимает грустно плечами. Такова жизнь, человек замечает, что вместе с ним стареют дома, осыпается штукатурка, стены бороздят трещины, морщины, а то старое дерево вдруг рухнуло после вчерашнего сильного ветра – оказалось, что оно давно сгнило. Дом – жизнь. Дом – Родина, земля, на которой стоит твой дом и дома друзей и соседей, входящих в общее понятие "народ", который живет вокруг тебя и вместе с тобой, который хранит твою и общую память, историю тех, кто жил здесь до тебя и был связан с этой землей. И, наконец, вот оно самое главное. Дом – эта наша память-Земля, она хранит все, эта наша маленькая голубая планета.

С детским восторгом неожиданности умиления и наивности мы готовы часами рассматривать ее из космоса, борясь с искушением взять и потрогать этот мячик, окруженный атмосферной дымкой, покачать его, прижать к груди, словно что-то теплое и живое, может, это и есть наше сердце? Гордимся – смотрите, вот она какая, единственная и неповторимая, самая прекрасная во всей необъятной Вселенной, наша мать, наша колыбель, вскормившая нас и позволившая вырасти такими, какие мы сейчас есть. Может так оно и должно случиться? Может так оно и должно быть? Растем и многим эта колыбель начинает казаться маленькой и ненужной, нужно новое пространство, хочется других миров, других расстояний, мы выросли из этого дома, он перестал быть домом, пришло новое понятие дома.

Домом должна стать Вселенная – так можно покорить и исследовать бесконечность, побывать возле миллионов солнц, обработать миллионы планет. Это невообразимо бесконечное пространство, пронзенное огнями далеких звезд, прошитое облаками туманностей и скроенное хвостами комет и ожерельями метеоритных поясов превращается в новый дом человека.

Дом длинною в бесконечность.

***

С Люком Вик познакомился во время учебы в университете, правда, учились они на разных потоках, но их подружки знали друг друга и вроде бы считались какими-то далекими родственницами: они и свели их на одной из вечеринок.

Высокий и худой, похожий на пустынный саксаул, Люк обладал замкнутым, ненастырным характером, что особенно оценил Вик, и немногословным речевым аппаратом, но сейчас с ним произошли необратимые перемены, превратив его в возбужденного, лихорадочно рыскающего руками по сторонам человека.

– Вик, ты далеко не маленький ребенок, чтобы тебе объяснять, ты сам все прекрасно понимаешь. Город встал, скоро он полностью лишится энергии, люди оставляют его. Ты останешься один в компании жутких мутантов – говорят, у них появился какой-то культ Темного, требующий человеческих жертвоприношений – тебя, старого осла, поймают и сварят живьем! – Люк дребезжаще рассмеялся, довольный своим юмором, его смех – это грохот подземного поезда.

Вик задумчиво улыбнулся:

– Куда вы летите?

– Курс на созвездие Стрельца.

– Далековато это, не похоже на сорок лет.

– Кто тебе сказал?

– Клара.

Снова лязг подземных вагонов:

– Сто сорок шесть.

– Теперь – похоже, – Вик приготовил два коктейля и протянул высокий, холодный бокал Люку.

– Спасибо, – поблагодарил Люк, он пригубил белый ледяной напиток и вздохнул: – Я никогда не научусь готовить этот "Ледяной айсберг", ты мне нужен на корабле в качестве стюарта.

Вик усмехнулся:

– Сколько тебе лет?

– Возраст настоящего мужчины, – Люк подмигнул. – Тридцать восемь кстати, вместе с нами улетает Кабинет Главного Координатора.

– Хорошая новость! Зачем они нужны?

Люк проигнорировал иронию:

– После кризиса кабинета Экологов правительства больше нет, все мегаполисы объявили о своей самостоятельности.

– Меня мутит от политики.

– У нас будут соседи, параллельным курсом идет межзвездный комплекс. Москва.

– Я давно знал, что мы не покидаем землю, а позорно бежим.

– Это не было секретом, – Люк протянул пустой бокал.

– Повторить?

– С удовольствием, эх-эх, – Люк потянулся, расправляя плечи.

Вик отошел к стойке бара, принялся химичить над секретом "Ледяного айсберга", продолжая разговор:

– Сейчас уровень жизни сократился почти вдвое и средний процент составляет шестьдесят лет, несмотря на нашу помпезную медицину.

– Ну и что?

– В полете твои шансы падают до пятидесяти.

– Облучение?

– Да – представь, какие у вас будут проблемы с рождаемостью и с детьми, и с их наследственностью. На ваших кораблях будет еще хуже, чем сейчас на сабобзах-окраинах крупных мегаполисов. У твоих правнуков шансы долететь до желанной планеты тоже очень невелики – до первой крупной катастрофы.

– Ковчег, это десяток отдельных модулей, – перебил Люк. – Ладно, Вик, ты всегда был пессимистом – хватит пугать, все будет не так мрачно, как ты расписываешь, мы сохраним наших детей и род человеческий: для этого есть стазис-камеры.

– На всех не хватит.

– На всех – не обязательно, лет через десять и ты, и я уйдем в стазис-камеры и проснемся уже на финише свежими, здоровыми и отдохнувшими. Где там твой коктейль?

– Несу. Просто я считаю, что мы бежим от самих себя, мы умерли вместе с этой планетой, – Вик протянул Люку новую порцию, – Держи.

– Ты стал исповедовать религию Чужих?

– Нет, просто я не хочу оставлять Землю, я не могу тебе объяснить причин, я сам не понимаю до конца, что меня удерживает, но как капитан на корабле, я должен быть вместе с ней до конца, я ее человек, я должен видеть ее в последний час и принять ее в этот час.

– Вик, перестань меня разыгрывать, мы найдем такую планету, не понравится, найдем другую.

– Такую не найдем.

– Найдем похожую.

– И похожую не найдем. У нас тоже агония, мы стремимся продлить свою жизнь за счет звезд, но не замечаем, как отрезали себе сами свои корни здесь.

– Ха, найдем другие, Вселенная пронизана жизнью, она не похожа на пустыню, это тоже живой организм.

– Новая теория космогонии?

– Нет – старая.

– Люк, ты сам боишься сознаться себе.

– В чем?

– Все эти полеты...Они придуманы вами только для самоуспокоения, а на самом деле это просто авантюра – вы, никуда не долетев, вымрете в этих коробках.

– Хорошо, – Люк поставил пустой бокал и медленно поднялся из кресла. Да, да, да. Да! Я вижу, Вик, мы просто с тобой разные люди и на одну проблему смотрим под разными углами, от этого все путается, ты видишь одно, я вижу и понимаю другое, – Люк рубил словами с таким ощущением, словно он их извлекал из воздуха, топором отделяя друг от друга. – Может, все будет и так, как ты тут каркаешь, но я не привык просто ждать, терпеливо ждать начала Апокалипсиса. Я и другие, похожие на меня – мы бойцы, мы не будем ждать и хныкать – все пропало, это конец, аллилуйя! Конец – это тоже начало. Ты иди своим путем вместе с мутантами, безумцами, Чужими и Темными, а мы полетим своим путем!