Текст книги "Вокруг света за 280$. Интернет-бестселлер теперь на книжных полках"

Автор книги: Валерий Шанин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Я могу довезти вас до церкви на Валче-стрит. Эту улицу я знаю, как раз буду проезжать в том районе.

Именно так мы и оказались возле Николаевского собора.

Первой нам попалась живущая при церкви бывшая оперная певица из Санкт-Петербурга. Пошли стандартные вопросы: кто? откуда? куда?.. И тут во двор зашла высокая стройная женщина, нагруженная сумками с продуктами из супермаркета. Певица сразу же к ней:

– Таня, это к тебе.

– Идем, – и она почему-то решила, что мы именно к ней и ехали.

Татьяна живет с 16-летним сыном Алексеем в двухкомнатной квартире на втором этаже церковного дома. Как это и принято у русских, «дорогих гостей» принялись усиленно кормить всем миром: одни соседи принесли макароны по-флотски, другие – пельмени, третьи – жареную курицу. Свою квартиру Таня считала недостаточно комфортной для нас, поэтому стала обзванивать своих знакомых. Одних не оказалось на месте, у других и без нас проблем хватало, к отцу Гавриилу дозвониться вообще не удалось… И все же выход нашелся. За нами приехал Юрий Воробьев.

Приехали к Юрию. Сели пить чай. И засиделись до трех часов ночи за разговорами об истории появления русских в Австралии. Считается, что самым первым был Джон Потоцкий, попавший в тасманийский порт Хобарт 18 февраля 1804 г. Его, бывшего офицера русской армии, занесло туда из Англии вместе с английскими каторжниками. Таким же путем до середины XIX в. сюда попало еще около дюжины наших соотечественников. И примерно столько же было моряков-дезертиров, бежавших с русских кораблей, посещавших тогда Австралию.

Ко времени образования Австралийского Союза в 1901 г. на пятом континенте проживало всего около 3500 выходцев из России, большей частью в Новом Южном Уэльсе и Виктории. Через десять лет это число выросло еще примерно на тысячу, а основным центром российской иммиграции стал штат Квинсленд. В Брисбене в 1912 г. была целая улица, заселенная исключительно русскими.

После октября 1917 г. австралийские власти наложили запрет на въезд россиян. Но в начале 1920-х гг. под давлением американцев он был снят. И началась вторая волна русской иммиграции на пятый континент, так называемая белая иммиграция.

150 километров за пять дней!

Выходить на окраину города мы поленились и стали голосовать у въезда на хайвэй, всего в двухстах метрах от Николаевского собора. Место и без того не очень подходящее для автостопа, а тут еще вокруг все было перекопано (как раз делали автомобильную развязку). Хуже найти было трудно. Но, как это чаще всего и бывает на таких «дохлых» позициях, не прошло и трех минут, как остановился микроавтобус, и водитель-китаец, открыв дверцу и ни о чем нас не спрашивая, поторопил:

– Садитесь быстрее. Нашли, где стоять! Здесь же нельзя останавливаться!

И только после того, как мы запрыгнули внутрь и машина вышла на хайвэй, он поинтересовался:

– А вы куда, собственно? В Сидней? Я туда не еду, но довезу вас до окраины города. Там вам будет удобнее голосовать.

Китаец высадил нас у поворота на Ипсвич и подарил на прощанье… буханку хлеба. Где мы оказались, было совершенно непонятно, а главное, неизвестно, по какой дороге и в каком направлении двигаться дальше. Я достал карту, но и по ней не смог сориентироваться – она оказалась недостаточно подробной. На парковку недалеко от нас заехал молодой парень. Он сам вызвался нам помочь.

– Выбросьте вы эту карту, я вам дам лучше.

Он нагрузил нас целым ворохом карт Юго-Восточной Австралии, Нового Южного Уэльса, планами Сиднея, Мельбурна, неизвестной нам Тувумбы… и посоветовал ехать в Сидней по Нью-Ингланд-хайвэю.

– На этом шоссе машин меньше, чем на Пасифик-хайвэе, но люди там более отзывчивые и проехать автостопом легче, чем по берегу через курортные городки.

Он взялся объяснять, как нам найти выезд на хайвэй, но быстро передумал.

– Садитесь, я вас сам туда вывезу. Иначе вы все равно заблудитесь.

Выезд по странному стечению обстоятельств оказался недалеко от Роклиевского собора Русской православной церкви. Я оценил это как знак того, что нам нужно туда заглянуть. Вернувшись назад к въезду, мы тут же застопили легковушку. За рулем сидела женщина лет тридцати пяти, а рядом с ней – девочка-подросток.

– Джуди Фирнлей, – представилась женщина. – А рядом со мной моя дочь Анита. Я обычно хитч-хайкеров не подвожу (вот и я удивился! – Прим. автора), но я видела, как вы стояли с развернутой картой на стоянке у супермаркета и спрашивали у прохожих направление. Тогда я и поняла, что вы, видимо, иностранцы. Вас можно не опасаться. Вы русские? Вот видите, я была права! А вы куда направляетесь? В Сидней? Тогда я могу довезти вас только до Ипсвича. Я потом проеду еще 200 километров до Нананго. Но это вам не совсем по пути. А жаль! Я бы с радостью пригласила вас к нам в гости.

– А мы и не отказываемся! Конечно, поехали в Нананго! – о существовании этого города я только что узнал, но внутренний голос мне усиленно «подсказывал», что не зря мы оказались у стен Роклиевского собора.

Так мы попали в заштатный городок, который не на каждой карте и найдешь.

Кроме Аниты, с которой мы уже познакомились, у Джуди было еще трое детей: мальчики-подростки Джеймс, Роланд и Пол. Живут они в огромном современном доме на вершине холма, с которого открывался прекрасный вид на лежащий внизу город и на окружающую холмистую местность. Веранда построена так, что на ней удобно пить чай с видом на закат. Этим мы и занимались, когда с работы пришел глава семьи.

Джон ничуть не удивился, увидев у себя дома гостей. Он, как оказалось, и сам в молодости немало поездил автостопом. У нас сразу же завязался «профессиональный» разговор, стали вспоминать дорожные байки. Мы рассказали о том, как проехали из Дарвина, а Джон – приключившуюся с ним на Северной территории историю.

– Вы наверняка видели тамошние автопоезда. Это не грузовики, а какие-то монстры. Они обычно автостопщиков не подвозят. Но однажды я попал-таки в кабину к дальнобойщику. Только сел, как шофер меня сразу спрашивает: «У тебя водительские права есть?» Я подтвердил. Он обрадовался: «Садись сразу за руль, а я немного посплю». Я попытался отказаться: «Грузовиков-то я никогда не водил. А вдруг поворачивать придется? Что я буду делать?» Он меня успокоил: «Если увидишь поворот, сразу останавливайся и буди меня!» И представляете, я провел за рулем шесть часов, но дорога все время была абсолютно прямая! Ни единого поворота!

Джон и Джуди одно время очень увлекались Россией, пытались учить русский язык. С тех пор у них сохранились русско-английские словари и книги на русском языке. Они и познакомились-то на почве увлечения Россией. Да и свадебное путешествие у них было необычным. В 1980 г. они проехали на транссибирском экспрессе от Хабаровска (Владивосток тогда был для иностранцев закрыт!) до Москвы. От этой поездки у них остались самые приятные воспоминания и два альбома фотографий.

Весь вечер разговор так или иначе крутился вокруг России и русских. Случайно выяснилось, что у них есть знакомая русская – Ольга из Киева. Она вышла замуж за австралийца и живет неподалеку на цветочной ферме возле Хамптона. Позвонили фермеру и получили от него по факсу подробную схему, как их найти.

На следующее утро мы вышли на трассу с этой схемой в руках. Описание дороги на ферму начиналось так: «не доезжая три километра до Хамптона…». А как определить, сколько километров не доехал, пока не приедешь? Когда мы проехали Крос Нест и следующим поселком на нашем пути должен быть уже Хамптон, я попытался объяснить водителю, где нас высадить.

– Не доезжая три километра до Хамптона, – начал я.

– Где именно? – не понял он.

Я повторил:

– Не доезжая три километра до Хамптона.

Но он опять не мог понять никак, где же нас высадить.

– Вот видите табличку «Хамптон»? – Мы как раз въезжали в поселок. – Нам нужно было выйти на три километра раньше, – я показал ему нарисованную от руки схему.

Но и водитель не смог по ней сориентироваться.

– А номер телефона у вас есть? – и, позвонив на ферму по своему сотовому телефону, он получил точные инструкции, куда нас доставить.

И даже несмотря на такую самоотверженную помощь мы еще несколько раз сбивались с пути, прежде чем набрели-таки на спрятавшиеся в эвкалиптовом лесу посадки странных кустов. Неужели это и есть австралийские цветы? (Так потом и оказалось.)

Ольга, как и все русские, с которыми нам приходилось когда-либо встречаться в Австралии, сразу же пригласила нас за стол и стала усиленно кормить, одновременно рассказывая, как здесь оказалась. Она окончила в Киеве архитектурный институт, работала в каком-то НИИ. С приходом перестройки институт, конечно, развалился. Пришлось зарабатывать на жизнь халтурой: рисовала картины на батике и продавала их иностранцам. Ее двоюродная сестра в Москве, тоже под влиянием новых веяний, открыла «брачное агентство». Ольга стала первой клиенткой. Так она и познакомилась с австралийцем Бредом Воллей. Два раза приезжала в Австралию погостить. Ей, родившейся и выросшей в крупном городе, было тяжело представить, как можно жить даже не в деревне, а на ферме в лесу. И все же решилась. Терять-то было нечего. Ее мать осталась в Киеве, а дочь от первого брака Катя приехала вместе с ней. В Австралии у нее еще и сын Александр родился.

До Тувумбы оставалось километров тридцать пять. Либи О’Нейл (в Австралии нас на удивление часто подвозили женщины!) я успел рассказать, что по профессии психолог, а по призванию – писатель. И надо же было так оказаться, что у нее муж тоже работал психологом, а выйдя на пенсию, стал писать книги.

– Вам было бы интересно с ним встретиться.

Патрик – седой старик лет восьмидесяти, в широкополой шляпе, клетчатой рубахе, рваных джинсах и сандалиях на босу ногу, встретил нас на пороге.

– Я всю жизнь мечтал, выйдя на пенсию, купить дом с большим участком и жить в тишине и покое. У меня здесь все свое. – Он повел нас показывать свои владения. – Воду для питья я использую дождевую, а для технических нужд качаю из пруда. Он тоже на моей земле. Электричество – тоже свое. Я получаю его с помощью солнечных батарей. Они пока очень дорогие, но государство, способствуя развитию альтернативных источников энергии, оплачивает примерно половину их стоимости. Вон там у меня растут мандарины, немного дальше – авокадо и апельсины. На огороде – овощи и зелень, а в сарае живут куры – они каждое утро начинают так громко кудахтать, что долго спать невозможно.

Вечером за ужином разговор зашел на философские темы. Патрик начинал свою врачебную карьеру как лечащий врач общего профиля. Потом стал специализироваться на лечении неврозов и гипнотерапии.

– Коренной перелом в моих взглядах на медицину, на причины и источник болезней произошел после поездки в Бирму, где я в буддистском монастыре три месяца занимался медитацией. Я вскоре на собственном клиническом опыте убедился в банальной истине, что «все болезни от нервов». Именно все, а не только психосоматические. Например, в моей практике был такой случай. Женщина заболела диабетом. Молодой врач пытался ее лечить, назначал диету. Но она не помогала. Когда же я провел с ней сеанс гипнотерапии, выяснилось, что болезнь у пациентки началась после того, как в автокатастрофе погибла ее единственная дочь. У нее не стало больше стимула к жизни, а сознательно пойти на самоубийство она не могла по религиозным соображениям. Вот она и ушла в болезнь…

– А вы сами верующий человек?

– Я родился в традиционной англиканской семье, был крещен. Но сейчас я не могу назвать себя христианином. Хотя я и не атеист. Я верю, что у каждого из нас существует добрый ангел, который ведет нас по жизни. Например, ваш ангел помогает вам путешествовать, мой – лечить людей. И, конечно же, именно от него, а не от усилий медицины зависит, сколько лет отпущено человеку. Вот посмотрите, что сейчас происходит: примерно половина денег, потраченных за всю жизнь на лечение, приходится на последний год жизни. И умирает сейчас большинство из нас в стерильных условиях госпиталя, в окружении профессионалов, а не близких людей. Гораздо лучше было бы не продлевать агонию несчастных, а дать им спокойно умереть. Это было бы и экономически целесообразнее, и гуманнее. Сейчас врач лечит не больного, а интересный случай заболевания. Так и говорят: «В первой палате лежит рак щитовидной железы, а во второй – ишемическая болезнь сердца». Механистический подход в медицине привел к тому, что сейчас проводится неоправданно много тестов. Стоит человеку попасть в госпиталь, как его начинают посылать на все мыслимые и немыслимые анализы. А когда я учился в Оксфорде, мой профессор мог поставить диагноз лишь на основании осмотра больного, только изредка прибегая к результатам лабораторных тестов. Главное же, на мой взгляд, нужно переориентировать врачей с лечения болезней на их профилактику. О том, какая от этого может быть польза, можно понять по примеру американского штата Юта, где живут мормоны, которым их религия запрещает пить и курить. Там количество обращений к врачу в три раза ниже, чем в среднем по США, а количество психических заболеваний – в пять раз!

Утром мы попрощались с Патриком, получив от него в дорогу пакет спелых домашних апельсинов. Либби отвезла нас назад в Тувумбу. На выезде из города в сторону Сиднея мы тепло попрощались, не думая, что еще когда-нибудь встретимся.

Итак: за пять дней проехали от Брисбена всего 150 километров! Такими темпами мы не успеем добраться до Сиднея и за месяц!

Русский философ

Дальше пошло немного быстрее. В Армидейл – столицу Новой Англии – мы попали в обед. Вернее, обед нас там не ждал, просто время было обеденное. Проходя по центру города, заглянули в англиканскую церковь. В холле был установлен массивный круглый стол, заваленный бутербродами, печеньем, пирогами, кексами… Вокруг него прохаживались люди с чашками чая в руках. Как я уже убедился в Юго-Восточной Азии, если большая группа людей собралась вместе поесть, к ним всегда можно присоединиться. Как правило, достаточно проявить свой интерес, чтобы какой-нибудь наиболее активный участник встречи сам это предложил. Если же этого никому в голову не приходит, то можно подойти к любому из гостей и спросить разрешение у него. Так мы и поступили.

Конечно же, первый же встречный поступил как радушный хозяин. Однако поесть спокойно не давали. К нам подходили то одни, то другие. Один из таких любопытных и сказал, что в Армидейле живет русский профессор – Аркадий Блинов. Номер его телефона мы узнали в телефонном справочнике. Я позвонил. Достаточно было сказать, что в городе находятся проездом двое русских путешественников. И минут через десять мы уже встретились.

– У вас какие планы? Никаких? Тогда оставайтесь у нас на выходные (дело было в субботу). В будние дни я работаю в университете, а так хочется пообщаться с соотечественниками.

Аркадий Блинов попал в Австралию по визе «для уникальных специалистов». По ней обычно иммигрируют балерины, всемирно известные художники, профессиональные спортсмены… И действительно, в своей области, в структурной лингвистике, он входит в десятку крупнейших экспертов.

– Первый год мы жили в арендованных квартирах. Потом, когда заработали на первоначальный взнос, стали искать себе дом (чтобы потом выплачивать его стоимость следующие двадцать пять лет). Это оказалось непросто. У меня главное требование – чтобы в своем рабочем кабинете я мог большую часть дня работать за столом при дневном свете. Старые дома в Армидейле вообще оказались построенными «задом наперед» – проектировали их английские архитекторы, и они забыли учесть, что Австралия находится… в Южном полушарии! Вот и получилось, что их дома стоят к солнцу «задом»! Хорошо еще, что сейчас стали умнее. Вот поэтому я и купил этот дом на окраине. И от университета недалеко – на лекции я пешком хожу, и кабинет у меня светлый.

Аркадий уже пятый год живет в Австралии, но душой все еще в России. Каждое утро он обязательно смотрит по австралийскому каналу SBS программу «Сегодня». А если не может, записывает ее на видео. У него дома скопилась уже целая видеотека с записями новостных программ из Москвы.

Кентлинские бараки

В Сидней въезжали с врачом, возвращавшимся после недельного отпуска на море.

– Вас где высадить?

– У какой-нибудь русской православной церкви.

В Сиднее русских церквей оказалось несколько. И Майкл выбрал из списка, опубликованного в справочнике городских улиц, ту, до которой ему было проще нас довезти. Так мы оказались в Блэктауне возле Архангело-Михайловского храма. Вечером в будний день там никого не было, но соседи дали нам телефон старосты. А от него мы попали к Наталье Николаевне Баич. Она, как у нас сказали бы, работала на общественных началах в библиотеке русского дома престарелых в Кабрамате. На следующее утро она как раз должна была туда ехать. Захватила и нас с собой.

После завершения экскурсии по дому престарелых я спросил:

– А нельзя ли нам где-нибудь здесь переночевать пару ночей?

– Ну, что за путешественники пошли! – удивился директор. – Три недели назад в Сиднее проездом был Федор Конюхов. Он собрал с сиднейских русских 100 тысяч долларов на ремонт своей яхты и поплыл себе дальше. А вы! Переночевать два дня! Это разве масштаб!

– Стыдно, конечно, обращаться с такой просьбой. Но все же. Где бы нам можно было остановиться? – не унимался я.

– Обратитесь в женский монастырь в Кентлине. У них есть бараки. Там наверняка найдется место и для вас.

Там с благословения настоятельницы игуменьи Евпраксии Татьяну Александровну поселили в одной из временно пустующих монашеских келий, а меня – отдельно, в здании старой церкви.

За стеной монастыря стоят три деревянных барака, по десять комнат в каждом, плюс общая кухня, туалет и душ. Во время Второй мировой войны там жили австралийские солдаты, а потом их купила русская церковь. Поначалу они использовались для хранения всякого хлама, но, когда в середине восьмидесятых годов в Австралию хлынула новая волна иммигрантов из России, Алексей Павлович Кисляков отремонтировал начавшие приходить в негодность бараки и сделал пригодными для жилья. Некоторые постояльцы жили там годами, другие появлялись лишь время от времени, но «русская колония» существовала непрерывно уже почти двадцать лет. Когда мы пришли туда вечером, «колонисты» собрались вокруг большого пионерского костра: пели песни, рассказывали анекдоты, рассуждали на политические и философские темы.

Там были не только постоянные жители этих бараков – те, кто сравнительно недавно попал в Австралию, подал документы на иммиграцию, как беженец, но еще не получил статуса постоянного жителя. Старые иммигранты, живущие в Австралии уже по 20–30 лет, приезжают сюда не в погоне за дешевым жильем, а из-за ностальгии по оставленной Родине. Сейчас можно поехать в Россию, но это далеко, а, главное, там не удастся «поплакаться в жилетку». Для тех, кто живет в России, все иммигранты, поселившиеся в такой благословенной стране, как Австралия, кажутся счастливчиками. А здесь, на этом российском островке, собираются все свои: можно поговорить по-русски, поделиться своими горестями и радостями. Те, кто жил здесь когда-то, время от времени приезжают для того, чтобы окунуться в эту неповторимую атмосферу, привозят своих детей, чтобы они могли хоть немного практиковать свой русский язык. На типичный вопрос: «И давно здесь?», можно услышать неожиданное: «Нет. На две недели приехал… восемь месяцев назад».

Нынешние российские эмигранты разительно отличаются от своих предшественников. Они не рвались на край света в поисках демократических свобод. Кто-то в России на жалованье врача или инженера не мог прокормить семью, но большая часть – это бывшие «новые русские», скрывающиеся от кредиторов, «русской мафии» или налоговой инспекции… Они прятались от объектива моей видеокамеры и запрещали даже мельком упоминать их имена в печати.

Сидней

По Сиднею можно гулять часами. Легкий ветерок с океана сбивает жару, а многочисленные парки и скверы дают возможность среди белого дня поваляться на чистейшей травке. Среди обильной зелени в городе, где сейчас живет около четырех миллионов человек, не чувствуется обычной для мегаполисов давки и толкотни.

Мы приехали в Сидней для того, чтобы найти работу. А проще всего это сделать через русских. Уж они-то наверняка в курсе текущей ситуации. Часть русских из бараков работала на грибной ферме, но лишь по два-три неполных дня в неделю. Это идеально подходит для тех, кто томится в ожидании получения гражданства – и на жизнь хватает, и свободного времени много остается. Но заработать там нереально. Зарабатывают все на «джибровке». Так называют отделку плитами сухой штукатурки внутренних стен и потолков. Работа это тяжелая, но хорошо оплачиваемая – от 70 до 150 австралийских долларов в день. И, главное, для нее не нужна рабочая виза. Большая часть фирм основана бывшими россиянами, а они излишним формализмом себя не обременяют. Мы уже стали договариваться, к какой компании примкнуть, но выяснилось, что в связи с предстоящей Олимпиадой строительство заморозили, и рабочие пока не нужны. Все остальные предложения были совсем несерьезные. Например, можно было ловить в курятнике кур. По словам тех, кто этим уже занимался, делать это можно только ночью, при свете тусклых лампочек, когда куры, страдающие «куриной слепотой», становятся легкой добычей. За каждую сотню пойманных и посаженных в клетки кур платят по 10$. Хотя опытные ловцы зарабатывают за ночь по 100–150$, после бессонной ночи нужно полдня отсыпаться, а запах куриного помета не отмывается неделями, никакое мыло не помогает.

Чтобы легально работать в Австралии и платить с зарплаты налоги, каждый работающий должен иметь ТФН (tax file number – индивидуальный номер налогоплательщика). Тем, кто приезжает по туристической визе, его, естественно, не дают. Мы же приехали с бизнес-визами. А можно ли с ними получить ТФН? По мнению Евгения Киселева, с которым мы познакомились в «русской колонии», это зависит от того, в какое именно подразделение Австралийской налоговой службы мы обратимся.

– Да не может такого быть! – удивился я. – Австралия ведь демократическая страна. Все здесь делается по закону. Даже взяток не берут!

Хотите – проверьте. В Сиднее есть два отделения налоговой службы. Одно находится в самом центре города, недалеко от телевизионной вышки. Там вам с вашей визой ТФН не дадут, а вот в Парамате – пожалуйста!

Я не мог поверить, что не только в одной и той же стране, в одном и том же штате и даже в одном и том же городе могут быть разные законы. Но на следующий день мы убедились, что бывает и так. Все произошло, как и предсказывал Евгений. В центральном офисе на нас посмотрели, как на идиотов.

– С бизнес-визой? И хотите получить ТФН? Идите отсюда!

Но идиотами мы были бы только в том случае, если бы не отправились сразу же в Парамату. Там, в другом отделении Налогового управления, посмотрев те же самые паспорта, с теми же самыми визами, нам спокойно, даже как-то буднично, выдали бланки.

– Заполняйте.

Через пять минут мы стали обладателями зеленых справок. Там было написано, что у нас приняли документы на оформление ТФН. Сами номера обещали выдать в течение двадцати восьми дней.

Вооружившись справками, мы попрощались с монахинями и отправились опять на север в Квинсленд на поиски работы.

Сквот в Голубых горах

Сидней и Брисбен связывают три шоссе: Пасифик-хайвэй идет по берегу Тихого океана, Нью-Ингланд-хайвэй (по нему мы приехали в Сидней) – практически проходит параллельно ему, но километров на двести-триста западнее, а Великий западный хайвэй (Ньюэлл-хайвэй) – находится еще западнее, на границе между густозаселенным «Побережьем бумеранга» и бескрайним австралийским бушем.

Именно этим путем шли первые английские колонисты, отправлявшиеся из Порт-Джексона на поиски земли, пригодной для культивирования. Представления у них о географии были довольно туманные. Так, например, в среде каторжников бытовали слухи о том, что якобы неподалеку находятся поселения свободных белых людей, или о том, что существует сухопутный путь в Китай (в том, что в нем существует разрыв, мы убедились на собственном опыте – в Австралию действительно «только самолетом можно долететь»). Это-то и подстегивало интерес к географическим открытиям.

Непреодолимую преграду на пути первопроходцев представляли Голубые горы. Несколько экспедиций безуспешно пытались найти в них проход. Удалось это только в 1813 году. И уже в течение ближайших двух лет была проложена дорога, по которой пошел поток переселенцев на запад. Нынешний Великий западный хайвэй идет примерно по тому же маршруту, где прошли первооткрыватели примерно за двести лет до нас.

Голубые горы для первых поселенцев были всего лишь препятствием на пути. В наше время – это самый популярный в Австралии национальный парк с зелеными холмами, глубокими каньонами и темными ущельями. В австралийской прессе то и дело появляются статьи о том, что здесь якобы нашли то ли снежного человека, то ли пантеру, то ли живого динозавра. Остается верить на слово отдельным смельчакам, рискующим погибнуть от недостатка воды, но все же отправляющимся на исследование бескрайнего австралийского буша.

Большинство же ограничивается посещением только смотровой площадки в Кутумбе. Именно отсюда делаются фото на открытки с неизменными «Тремя сестрами» (три крутых меловых утеса) – туристическим символом этого национального парка.

Пока мы любовались «сестрами» со всех возможных точек зрения: справа, слева, сверху, снизу… стемнело, начался сильный, пронизывающий до костей ветер, и холодно стало так, как было до этого только в январском Китае.

В поисках ночлега мы зашли в англиканскую церковь, где в это время шло собеседование с семьями алкоголиков. Нас вежливо, но настойчиво, послали.

– Вот вам номер круглосуточного телефона Армии спасения, обращайтесь туда.

Я позвонил. Меня сразу же спросили:

– А какая у вас виза?

– Туристическая, – не говорить же, что мы «бизнесмены».

– Туристическая? Значит, у вас должны быть деньги, – возмутились «спасатели».

Кутумбу мы прошли вдоль и поперек. Такого количества домов престарелых нет ни в одном другом городе. Естественно, что и церквей там было много. Но ни священников, ни прихожан в них не нашлось. Спать же под открытым небом не решались. Лечь-то еще можно, а вот удастся ли проснуться? Дождя ночью, конечно, не будет. Слишком уж холодно. А вот снег вполне мог пойти (в августе в Южном полушарии конец зимы). В поисках хоть какой-нибудь крыши над головой мы и обнаружили заброшенное двухэтажное здание.

Скорее всего, это была школа или колледж. Все стекла и двери (кроме входной) были выбиты, стены разукрашены граффити, пол засыпан строительным мусором и битым стеклом. Единственное место, где можно было спрятаться от пронизывающего ветра, – в углу большого зала на первом этаже. Пол там был хуже некуда: битое стекло, ржавые железяки, стекловата… Но и с этой проблемой удалось справиться. Мы притащили туда найденный в одной из комнат толстый войлочный палас.

Я тут же уснул, а Татьяна Александровна всю ночь промучилась. Она неуютно чувствовала себя в роли «сквотера» и вздрагивала от всех звуков: как хлопали двери и окна, скрипели деревянные перегородки, позвякивали водосточные трубы, бились о стены ветки деревьев…

Цветочная ферма у Хамптона

Поиски работы начали сразу же, как только вернулись назад в Квинсленд. Кто-то из водителей сообщил, что в Гатоне вот-вот начнется уборка лука. Но тут же предупредил:

– Конкуренция будет большая. У тех, кто не имеет своей машины, шансов нет вообще.

Можно было бы завербоваться на уборку перца. Им были завалены все поля в округе. Но… его не убирали. Цены упали слишком низко, фермеры ждали, когда они поднимутся. Капитализм! Пусть лучше перец сгниет на полях.

В Тувумбе мы были проездом. Зашли в офис туристической информации, просто чтобы бесплатно попить горячего чая – очень хотелось согреться после ночевки в буше под холодным моросящим дождиком. А на выходе столкнулись с… Либби (с ней мы познакомились во время своего первого посещения этого города). С ее помощью мы нашли себе и работу и жилье – дом, который продавал сосед Либби.

С понедельника мы вышли на работу. На ферме как раз в самом разгаре шел сезон уборки «леди Стефани» – так называют кустарник с непритязательными белыми цветочками. Европеец вряд ли обратил бы на него внимание, но японцы – известные эстеты – готовы платить бешеные деньги.

Мы жили практически не в доме, а на открытой веранде. Поставили там кровати, стол, повесили гамак. Вниз уходит широкая деревянная лестница, заканчивающаяся у сколоченной из обтесанных бревен беседки с душем и раковиной для стирки белья, немного левее растут четыре дерева «ботлбраш» («щетка для мытья посуды» – так их называют в Австралии за форму цветов) еще левее – разлапистое мандариновое дерево, немного впереди – высокий эвкалипт. Удивительно шумный! Весной он был весь усыпан цветами, чем привлекал к себе рой пчел, гудящий, как работающий под высоким напряжением трансформатор; а летом с него слезала и с сильным грохотом ошметками отпадала кора.

В Австралии, как ни в одной другой стране, можно ощутить свою близость к природе. Вот и мы в этом доме жили, как в центре зоопарка. На чердаке поселилась пара опоссумов. Эти смешные зверьки напоминают по внешнему виду смесь кошки, белки и обезьяны. Они каждый вечер, а иногда и половину ночи, с неимоверным грохотом носились друг за другом по крыше, периодически сваливаясь оттуда с громкими истошными криками. Но хуже всего было, когда они просто молча гуляли. Тогда они издавали звуки, до такой степени похожие на размеренные человеческие шаги, что и по прошествии трех месяцев я все еще вздрагивал и прислушивался.

В кустах возле дома живет полутораметровая ящерица игуана; а под дощатым полом у входа в душ устроила себе лежбище змея. Длиной она была меньше одного метра, но степень ее ядовитости мы проверять не рвались, поэтому, идя мыться, приходилось специально сильно топать, чтобы ее спугнуть. Время от времени через двор пробегала семейка кенгуру или волби (животные, похожие на кенгуру, но не коричневые, а серые и раза в два-три меньше). В ручье жили утконосы – единственные австралийские животные, чуждые публичности. Чтобы их увидеть, нужно долго сидеть в засаде. Пауков в заброшенном, долго пустующем доме было великое множество – всех видов и размеров. Некоторые из них были страшнее, чем в самых жутких фильмах ужасов. Впервые увидев быстро бегущее по полу мохнатое чудище размером с блюдце, я рефлекторно подпрыгнул, вмиг очутившись на высоком стуле. Но потом я к ним привык и, когда какой-нибудь паук пробегал мимо, всего лишь следил за ним краем глаза, или, если он оказывался в непосредственной близости, поджимал ноги. О мышах и говорить не стоит – им там было полное раздолье. В одной из пустых комнат поначалу жила семейка летучих мышей, но им наше шумное соседство не понравилось, и они куда-то перебрались. И, конечно же, нас окружало неимоверное количество птиц – начиная от простых черных ворон и заканчивая экзотическими попугаями всевозможных размеров и расцветок.