Текст книги "Поздняя исповедь"

Автор книги: Валерий Горшков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 15

Реаниматор и Лобастый, закончив ликвидацию и стерев отпечатки с брошенного трофейного оружия, покинули коттедж и, настороженно оглядываясь по сторонам, быстрым шагом направились к трассе. Поселок спал. Не было видно ни души. Только где-то вдали заливалась хриплым лаем потревоженная кем-то среди ночи собака, да и та быстро заткнулась.

– Дай закурить, – смяв и выбросив в траву пустую пачку, попросил Леха. Лобастый протянул ему «Мальборо», взял и себе, остановился, щелкнул зажигалкой. Спросил словно между прочим, глядя на быстро заалевший кончик сигареты бригадира:

– Что думаешь с девчонкой делать? Вернуть папаше за просто так?

– Придумаю что-нибудь, – по голосу было ясно, что вопрос Реаниматору неприятен. – Чего это вдруг ты так заинтересовался?

– Не каждый день приходится заложниц освобождать, тем более таких ценных, – фыркнул Лобастый. – Тихий, бля буду, уже очко на фашистский крест изорвал. Слышь, Леха, а может, ты ее решил… того… на правах спасителя? Ха-ха!

– Хлебальник закрой, – угрожающе рыкнул Реаниматор, схватил Лобастого за рукав и толкнул кулаком в грудь. – Я сам знаю, что мне делать!

– Э, ты че завелся?! – вырвав руку, отскочил на шаг браток и взмахнул распальцовкой. – Спросить нельзя, бля? И про бабки – тоже нельзя?!

Леха не ответил, лишь смерил Лобастого презрительным взглядом и двинулся дальше, ускорив шаг. В руке его, магнитом притягивая жадный взгляд Лобастого, болтался в такт шагам тяжелый пакет с серьезной добычей. Этих, заработанных на кровавой, отдающей мертвечиной порнухе, гринов по прикидкам братка хватило бы на покупку сразу нескольких новеньких «Мерседесов». Отдавать такой куш в общак, довольствуясь смехотворной долей, – это клиника. Добычу однозначно следовало поделить между ними, участниками наезда.

– Так что с лавами? – продолжал напирать Лобастый. Голос его заметно дрожал. То ли от совершенного только что убийства, то ли от предвкушения крупной поживы, а может, от всего вместе братка явно лихорадило.

– Короче, так, – не вынимая зажатой в зубах сигареты, оглядевшись по сторонам, сухо произнес Реаниматор. – Нас здесь вообще не было, и ни о какой порностудии мы никогда не слышали. Бабки делим на троих, и баста.

– А девчонка? Она же заложит нас отцу, Тихому!.. Кто его знает, как потом карта ляжет. А если вдруг Петрович узнает, что мы здесь были и скрысятили море «капусты»? Тогда нам полный звиздец!

– Девчонка скажет отцу, что до ночи торчала на дискотеке, а когда ехала домой, ее чуть не изнасиловал таксист, но ей удалось сбежать. Это я беру на себя, не ссы, – заверил Леха.

– Не пойдет, – дернул щекой Лобастый. Поколебавшись, он все-таки решился сообщить бригадиру самое главное. Браток вообще был сейчас готов на все, только бы без риска для жизни отхватить жирный кусок добычи. – Пока ты шмонал гараж, звонил Колян… Наш Петрович что-то круто не поделил с Тихим, сегодня началась мочиловка. Быки старика наехали на нескольких наших коммерсантов и обстреляли «мерс» Вероники. А наши вроде как долбанули из гранатомета по дому Тихого. Есть жмурики… Но старик жив. Больше пока ничего не знаю. Короче, хипеш поднялся гилой.

– Вот бля! – окаменев лицом, заиграл желваками Реаниматор. – Но почему я, бригадир, узнаю о начавшейся войне только ночью, от какого-то долбаного пехотинца?

– Колян сказал, что слышал краем уха, будто шеф подозревает тебя в сговоре с Тихим, – глухо сообщил Лобастый, стараясь не смотреть в колючие и холодные глаза Реаниматора.

– Но ведь это бред! – вскипел Леха. – Да я этого старого пердуна только издали видел!

– Знаешь, что я тебе скажу, братила, – процедил Лобастый. – Мне лично насрать с колокольни, бред это или не бред, но я так мыслю: на хате или где-то рядом тебя уже наверняка ждет зондеркоманда Густава. Для обстоятельного базара в более подходящем укромном подвальчике. Так что на твоем месте я бы в квартиру сегодня не совался. Только это не все… Представь, отпустишь ты девчонку. Она случайно трепанет. А вдруг в ближайшем окружении старика у Саши есть свой стукач? Возьмут тебя за жабры, и – привет. И нас вместе с тобой. Густав большой мастер языки развязывать. Вот и всплывет до кучи тема, как мы сегодняшний экшен в этом долбаном поселке скрыли, барыг кончили, а баксы в немереном количестве прикарманили, не заслав долю в общак. Кранты! Понял, к чему я клоню?

– Как не понять, Лобастый, – оскалился Леха. – Значит, если заявим о разборке в студии, о бабках, если отдадим девчонку в заложницы, дав папе главный козырь в войне с Тихим, тогда и обвинения левые с меня автоматически снимут, и конфетку дадут. Так?

– Есть еще один вариант, последний, – покусав губу, совсем тихо произнес боевик и в упор взглянул на Леху. – Мочкануть девчонку и… Верзилу. Трупы зарыть. Деньги поделить на двоих. Прикинуться, что этот боров вечером куда-то пошкандыбал, и – все, пропал. С нас взятки гладки. А потом ты – сам кумекай, как именно, – конкретным делом доказываешь папе, что никаких контактов с Тихим отродясь не имел и готов крошить его кодлу направо и налево. Благо повод теперь есть – война… Рискованно, конечно. Саня может сгоряча, не разобравшись, дров наломать. Зато какой куш! – Лобастый ткнул пальцем в тяжелый пакет с деньгами. – Кусков по сорок пять—пятьдесят каждому! Как минимум!

– А ты, значит, беленький и пушистенький, – ухмыльнулся Леха. – Как одуванчик.

– Так меня же ни в чем не подозревают, – резонно напомнил Лобастый. – К тому же вообще спасибо скажи, что Колян мне отзвонился, а я тебя вовремя предупредил. Втерся бы на хате по самое не хочу!

– Короче, вот что! – сурово отрезал Леха. Свернув с чавкающей грязью грунтовки, они наконец вышли на шоссе. «БМВ» стоял слева, в пределах видимости. – Деньги делим на троих. А девчонка сегодня же вернется домой. Целой и невредимой. Я сказал. Точка!

– Ну и хрен с тобой! – огрызнулся Лобастый. – Тогда выпутывайся как знаешь. Я тебе не помощник. Только если сучка проболтается, кранты придут всем троим!

– Ша, я сказал! – вскипел Реаниматор. – Кончай базар! За свои с толстяком жопы можете не волноваться. Если вдруг возникнут проблемы, я все возьму на себя. Два раза не убьют. А сейчас садись за руль и представь, что опаздываешь на самолет, но при этом везешь хрусталь…

Распахнув дверцу джипа, Леха запрыгнул на сиденье рядом с Аленой и бросил пакет с деньгами к заднему стеклу взревевшего мотором внедорожника.

До самого Петербурга никто не проронил ни слова…

Лобастый, на предельно возможной скорости лихо крутя руль и закладывая виражи, непрерывно думал о деньгах, о причитающейся ему доле, которая могла бы быть значительно больше. А еще о том, что подозрения Петровича насчет связи Реаниматора и старика явно не беспочвенны… Иначе почему бригадир так ревностно оберегает девчонку и не хочет не то что развлечься с ней и потом тихо замочить, но даже отдать шефу в заложницы?! А ведь этим можно было бы враз прекратить войну и поставить Тихого на колени. Братва, вынужденная насмерть биться с боевиками старика, вряд ли оценит такое гнилое милосердие бригадира…

Развалившийся на соседнем сиденье Верзила, широко зевая, мечтал о холодном пиве, мягкой постели и сисястой длинноволосой блондинке. А еще после сытной халявной еды Васе очень хотелось какать.

В это время Алена и Реаниматор, передавая друг другу компьютер, вели безмолвный диалог.

«Что вы с ними сделали?»

«Оставили там».

«Мертвыми?»

«Какая разница? Главное – тебе уже ничто не угрожает. Скоро будешь дома».

«Рана сильно болит?»

«Почти нет».

«Извини. Почему вы их убили? Не ври, что из-за меня».

«Эти скоты заслужили. Или ты думаешь по-другому?»

«Нет. Только вряд ли вы нагрянули без приглашения только для того, чтобы совершить этот благородный акт возмездия!»

«Не прикидывайся дурочкой. Конечно, мы приехали за бабками. Но если бы эти уроды вместо тебя похитили обычную шлюху, то, возможно, сейчас были бы живы. Братве нужны деньги».

«Хочешь отметиться перед отцом?»

«Для сведения: с сегодняшнего дня твой отец и мой босс находятся в состоянии войны. И если бы я хотел… короче, лучшего заложника, чем дочь врага, трудно придумать. Победа была бы обеспечена».

«Но ты отпустишь меня?»

«Как обещал».

«Почему? Ведь если об этом станет известно твоему боссу, у тебя могут быть неприятности. Не боишься, что твои братки тебя заложат?»

«Кишка тонка. Все, давай подвяжем с этой темой. Лучше скажи, что ты делала в центре, одна, без колес и охраны? Разве Тихий не позаботился о личной безопасности своего драгоценного чада?»

«Отец, наоборот, вконец свихнулся на безопасности. Я банально сбежала. Достал он меня своей опекой, хотелось просто прогуляться, одной».

«Понятно. Зачем ловила частника? Таксистов мало?»

«Так получилось… У меня есть знакомый парень, я назначила ему встречу возле Медного всадника, а он не пришел. Расстроилась до слез. Плюнула на все, вышла к набережной и махнула рукой первой попавшейся машине. Вот и приехала…»

«Ты же говоришь, отец опекает. Откуда тогда дружок?»

«Зачем тебе?»

«Простое любопытство. Можешь не отвечать. Хотя, конечно, интересно, как можно познакомиться и встречаться, если рядом все время ошивается телохранитель с пушкой».

«Очень просто. Через Интернет».

«Надо же, как романтично! Нормальный пацан?»

«По письмам трудно судить, но мне показалось, что он хороший человек. Кстати, вы тезки, его тоже зовут Алексей. Он уже предлагал встретиться, но я отказалась. А сегодня… то есть уже вчера… в общем, на выставке сбежала от охранника через окно в туалете, зашла в ресторан, выпила слишком много шампанского. А тут вдруг реклама по ящику. Интернет-клуб «Наутилус». Приехала, отправила письмо… Глупо, конечно».

«Значит, дружок не пришел, а ты обиделась. А вдруг он просто вовремя не заглянул в почтовый ящик компьютера?»

«Теперь уже не важно. Я поняла, что сделала ошибку. Больше никаких писем не будет».

«Любовь прошла, завяли помидоры…»

«Давай не будем больше об этом. Я очень благодарна тебе, Алексей, правда, но я жутко устала».

«Скоро отдохнешь. И будет лучше, если не скажешь старику о похищении. Что-нибудь соври. Мол, просто гуляла по городу, потом была на дискотеке в «Экскаваторе» или «Старом диктаторе», собиралась уже ехать домой, но на улице привязался пьяный козел, стал лапать. Ты врезала ему по шарам, убежала и поймала такси. В общем, чтобы было просто и убедительно. Надеюсь, поняла, зачем это мне нужно?»

«Конечно. Пусть будут дискотека и маньяк-насильник. В конце концов, видок у меня тот еще. Надо же как-то объяснить порванную одежду и синяки».

«Теперь не скоро сбежишь».

«Ошибаешься. Напротив, отныне у меня будет полная свобода. А вздумает опять доставать – вообще объявлю голодовку!»

«Я смотрю, ты девочка с характером».

«Какая есть!» Алена показала Лехе экран блокнота, нажала на сброс и жестом дала понять, что не расположена продолжать диалог. Убрала чудо-компьютер в сумочку, легким прикосновением рук поправила водопадом падающие на плечи длинные волосы цвета спелой ржи и отвернулась к тонированному стеклу «БМВ», оставив своего угрюмого собеседника один на один с его невеселыми мыслями.

Девушка, конечно, не могла даже предположить, что бок о бок с ней, с окровавленной повязкой на раненом плече, с залегшими под глазами темными кругами и ранней сединой на висках, сидит тот самый «двадцатилетний» юноша, которому, растаяв от откровенных писем, она заочно призналась в любви, о встрече с которым еще сутки назад мечтала и которой боялась больше всего на свете. Тот единственный и загадочный негодяй, ради которого она четыре часа кряду проторчала возле Медного всадника, а в результате разревелась, тормознула первую попавшуюся машину и едва не пропала без вести, угодив в лапы убийц… Алена даже в горячечном бреду не могла представить себе, что тот милый юноша Алеша, портрет которого она не раз рисовала в своем воображении, может оказаться тридцатипятилетним бандитом по прозвищу Реаниматор, с некоторых пор пристрастившимся к виртуальному компьютерному миру, членом одной из влиятельных преступных группировок Питера, для которого придуманная им однажды от скуки, тоски и одиночества красивая сказка очень скоро чудесным образом превратилась в неотъемлемую, не менее реальную, чем вид за окном, часть жизни, без которой уже нельзя было обойтись. Шестнадцатилетняя немая Алена стала для бандита всем: и психоаналитиком, которому, изменив лишь антураж, имена и декорации, можно рассказать самое сокровенное, и настоящим другом, которого, если вдумчиво разобраться, у Лехи никогда не было, и той единственной девушкой из сладкой и наивной подростковой мечты – доброй, обворожительной, чистой, принадлежащей только ему одному в целом мире! Короче, всем тем, слитым в единый образ, дорогим и действительно значимым, чего за пределами бескрайнего компьютерного пространства, как ни горько это признавать, увы, просто не бывает…

Леха дорожил этой виртуальной иллюзией и не хотел ничего менять, мечтая лишь об одном – чтобы сказка длилась как можно дольше. Он отдавал себе отчет в том, что первая же встреча с Аленой откроет его ложь, раз и навсегда уничтожит этот бережно хранимый хрупкий мирок. Ведь в жестоком и лишенном сантиментов реальном мире нет и не может быть точки пересечения судеб тридцатипятилетнего бандита и наивной шестнадцатилетней девчонки. Существуя одновременно во времени и пространстве, они словно находились по разные стороны вселенной – так широка и бездонна была пропасть, разделяющая Реаниматора и Алену.

Когда после его необдуманного, вызванного сиюминутным глупым порывом и чрезмерной дозой выпитой в одиночестве на кухне текилы предложения о встрече девушка прекратила отвечать на письма, Лехин мир покачнулся…

И вот она здесь, рядом с ним, в одной машине! Как в сказке… Если бы хоть на миг найти в себе силы забыть всю мерзость этой ночи. Проклятый настоящий мир, с его дерьмом, кровью и цинизмом, вновь вторгся в бережно сочиненную ими друг для друга красивую мечту, с уханьем прошелся по ней грязными вонючими сапогами…

Сидя рядом с Аленой, ощущая ее дыхание, запах ее волос, Леха, хоть и испытывал смятение чувств, все же вынужден был в эту самую секунду решать другой, более насущный вопрос. Ибо прекрасно представлял себе, чем может закончиться для него освобождение дочери старика на фоне начавшейся войны группировок и возникших у папы подозрений на его, Лехин, счет. Свобода Алены могла стоить Реаниматору жизни. Для того чтобы спасти шкуру и доказать свою преданность братве, отмести все высосанные из пальца обвинения, от него требовалось всего ничего – взять телефон, набрать номер Мальцева и сообщить о разборке с барыгами и захвате дочери Тихого. Но кем он будет после содеянного? Ублюдком? Гадом? А может, скотиной?! Слишком ласково. Подходящего для такой гнусности емкого словечка даже в великом и могучем русском языке попросту не придумано.

Вот же попал так попал! Врагу не пожелаешь…

Реаниматор заставил себя отвести глаза от красивого, с мягкими правильными чертами лица Алены, нервно закурил и, отвернувшись от девушки, уткнулся невидящим взглядом в стекло, за которым проносились высокие тополя, придававшие унылое однообразие пригородным пейзажам Таллинского шоссе.

Короткие сумерки питерских белых ночей закончились, уже совсем рассвело…

Глава 16

Выпроводив ментовского капитана из кабинета и получив в обмен на солидную взятку в десять кусков не только свободу, но и твердые заверения опера, что подозреваемый в похищении Алены ссученный телохранитель Тимур завтра утром будет непременно освобожден и прямо у входа в РОВД передан для допроса и расправы Пал Палычу Клычкову, Тихий постарался взять себя в руки и отрешиться от мыслей о раненой жене и случайно убитом при обстреле коттеджа наркологе. Сев за огромный, по старой моде обтянутый зеленым сукном огромный письменный стол, старик закурил трубку и, обхватив голову руками, задумался.

Нет, не прогадал он, когда много лет назад отказался стать вором в законе. Корона криминального генерала, лишая маневра, требовала от своего хозяина неукоснительного следования закону, а закон гласил: интересы сообщества превыше личных. Иными словами, честь и авторитет превыше жизни собственного ребенка. Да и детей, по крайней мере признанных официально, законнику иметь запрещалось. Ну разве не идиотизм? Нужно быть полным отморозком, чтобы, прикрываясь понятиями, отдать ребенка на растерзание, а самому, гордо задравши нос, нанести удар возмездия по мальцевской империи.

Открытый удар.

Идея, как именно наказать развязавшего войну обидчика, спасти дочь и одним скачком одержать победу, пришла в голову старика неожиданно, словно озарение. Несколько раз прокрутив в голове молниеносно придуманную им двухходовку, Тихий поразился ее простоте и гениальности. Поднявшись из-за стола, он направился к встроенному в стену бару, открыл резную дубовую дверцу, налил и залпом выпил полфужера пшеничной водки, поморщился и занюхал кусочком шоколада. Закрыв бар, шаркающим шагом подошел к двери кабинета, уверенный, что Бульдог с парой боевиков из группы Дольфа торчит снаружи, ожидая распоряжений. Так и оказалось.

– Зайди, – приоткрыв дверь и поймав по обыкновению настороженный взгляд начальника гвардии, сухо приказал Тихий. Развернулся, проковылял к столу и угнездил тощий старческий зад в огромном кожаном кресле. Клычков прикрыл за собой дверь и присел на стул напротив.

– Докладывай, Паша, – раскурив погасшую трубку и нахмурив кустистые седые брови, приказал Тихий.

– Я связался с Выборгом. Морпеховский снайпер, профессионал из проверенных, прибудет в наше распоряжение в течение часа и будет находиться в готовности столько, сколько потребуется. За всеми точками, где регулярно появляется Мальцев: его квартирой, квартирой любовницы, офисом и принадлежащими группировке ресторанами «Янтарь» и «Парус», – установлено скрытое наблюдение. Как только Саша засветится… Одним словом, при благоприятном развитии ситуации физическое устранение Мальцева в ближайшие двое суток я гарантирую на девяносто девять процентов.

Поймав на себе явно недовольный взгляд хозяина, Клычков уточнил:

– Конечно, если не останется другого выхода и последует такая команда.

– Это все, что ты успел сделать? – с угрозой в голосе проскрипел Тихий.

– Не совсем, – качнул подбородком Бульдог. – Я послал специалиста и двух толковых пацанов из группы Дольфа на квартиру Бирюкова.

– Это еще кто такой? – поморщился авторитет.

– Казначей Мальцева, – чуть приподняв брови и наблюдая за реакцией Тихого, спокойно сообщил Клычков. – Сегодня до конца дня он будет у нас в руках, Олег Степаныч. Гарантирую.

– Толково, – помолчав пару секунд, одобрительно пожевал губами старик. – Но слишком мало!

– Я тоже так подумал, шеф, – согласился Бульдог, сохраняя на лице непроницаемую маску. – Поэтому и рискнул побеспокоить полковника Чижикова и напомнить ему о данном некогда обещании в случае необходимости оказать вам посильную помощь. Разумеется, снова упомянул об известных нам фактах, для слуха полковника не слишком приятных и способных в случае разглашения повлечь крупные неприятности… Как и следовало ожидать, господин Чижиков не обрадовался. Но помочь обещал. Переговорил с кем нужно в ФСБ, и теперь, начиная с сегодняшнего дня, буду прослушивать запись всех телефонных разговоров Мальцева по сотовому немедленно после их окончания. Номер, которым в настоящее время пользуется этот конь педальный, спецам с Литейного, разумеется, известен. Стало быть, мы будем в курсе всех планируемых против нас акций еще на стадии подготовки. Правда, в обмен на услугу пришлось пообещать Чижу вернуть все компрометирующие документы…

– Вот это уже другое дело, – чуть заметно растянул губы в довольной улыбке Белов. – Еще что-нибудь, Паша?

– Диспозиция, – вздохнул Клычков. – На сегодняшний день у нас двадцать три боевика, готовых исполнить любой ваш… или мой приказ, а также арсенал на выбор. Если сравнивать это с возможностями группировки Мальцева, то мы, – нахмурился Бульдог, – заметно уступаем. Раза в четыре, это как минимум. Но в создавшейся ситуации… я считаю разницу в количестве пушечного мяса не слишком существенной. Не зря говорят: кто предупрежден, тот вооружен. Так что, если сумеем быстро решить вопрос с Аленой, я уверен в успехе.

– Быстро решить? – эхом повторил авторитет слова Пал Палыча, но уже с другой интонацией.

– Олег Степаныч, вы точно уверены в причастности Тимура? В том, что он сдал вашу дочь Сашке? – дипломатично осведомился бывший всеволожский опер.

– А у тебя, чую, другое мнение? – не скрывая язвительности, рявкнул старик. Черты его морщинистого лица заострились, бороденка затрепетала, губы вытянулись в прямую линию, впалая грудь под стильным карденовским пиджаком, надетым на свадьбу Пузыря, угрожающе заходила вверх-вниз.

– Да, другое, – слова Бульдога прозвучали жестко и одновременно почтительно. – Я думаю, все эти словесные игры капитана с угрозой задержания – не более чем фикция. Или он полный дурак, или… вы уж извините, шеф, просто взял вас на понт. Хотел узнать, из-за чего весь сыр– бор, и, если повезет, по-легкому срубить деньжат. Быстро просек, в каком вы сейчас психологическом состоянии, понял, что такое для вас… для нас в создавшейся ситуации трое суток в КПЗ. Судя по роже, с которой он покинул ваш кабинет, и по той скорости, с которой уехал, прихватив сержантов, вы кое о чем все-таки договорились. Ведь так?

– Я дал легавому десять кусков, чтобы оставил меня в покое и завтра же освободил Тимку, – сдавленно, по– змеиному прошипел авторитет. Глаза его забегали из стороны в сторону и наконец остановились на Пал Палыче. – Как ни крути, а оформить задержание этот пес мог запросто… С чего ты вдруг взял, что Тимка здесь ни при чем? И где тогда сейчас Алена?

– У меня нет никаких доказательств, – не отводя взгляд, сказал Клычков, – но я хорошо знаю этого парня. Если не забыли, каждый из ваших личных телохранителей проверен мной лично, со всем усердием и пристрастностью. Не может быть, чтобы Тимур, сдав вас, набрался наглости вернуться в дом. Тем более зная, что ему грозит за столь серьезный прокол. Если бы он действительно сдал Алену как заложницу в предстоящей разборке, то, опасаясь возмездия, первым делом лег бы на дно. А когда… а если Мальцев решил бы конфликт в свою пользу, тогда уж вышел бы из тени и примкнул к его группировке. Но Тимур честно признался, что Алена сбежала через окно в женском туалете. Поставьте себя на его место. У телохранителя практически не было возможности предотвратить побег! – с нажимом, горячо убеждал Бульдог. – Так что напрасно вы отмаксали оперу такой жирный кусок. Для него десять тысяч баксов – целое состояние. Можно и подавиться с непривычки.

– Это мне решать, кому и сколько давать! – в сердцах осаживая Клычкова, истерично рявкнул Тихий. Однако, трезво взглянув на ситуацию и поняв, что в доводах Паши есть рациональный стержень, уже совершенно другим тоном уточнил, хитро прищурившись: – Значит, на все сто процентов в Тимке уверен? Отвечаешь за свои слова?

– Да, Олег Степанович, – уверенно произнес начальник гвардии.

Старик заметил, как по складчатому лицу Бульдога пробежала едва уловимая тень. Бывший мент прекрасно отдавал себе отчет, какую огромную ответственность брал сейчас на себя. Окажись телохранитель предателем – взбешенный старик ничтоже сумняшеся в буквальном смысле порвет его, Пал Палыча, на куски. С Тихого станется…

– И где тогда, по-твоему, сейчас может быть Алена? – опустив глаза и сделав вид, что вычищает трубку, глухо обронил Белов.

– Мало ли где, – пожал плечами Бульдог. – Помните, я однажды уже предупреждал насчет психического фактора навязанной ей круглосуточной охраны. Вот и намаялась девчонка, устала от вечного «хвоста» за спиной, глотнуть свободы захотелось… Не волнуйтесь. Я уверен, уже сегодня она как миленькая возвернется. Пошастает по городу, в кафе зайдет, самое страшное – шампанского бокальчик выпьет, ну, еще на дискотеку сходит, чтобы в уголке тихонечко посидеть. А потом поймает такси и домой, баиньки.

– Твои бы слова, Паша, да богу в уши, – вполголоса выговорил Тихий. – Ну ладно… Тимку завтра с утра встретишь – сразу веди ко мне. Не боись, не удавлю. Если ты лично готов за парня мазу держать, так уж и быть, пусть живет. Сам говоришь, до утра все на свои места и встанет. А если нет… пеняй на себя. Ты наши законы знаешь. Я тебя за язык не тянул.

– Все будет ништяк, шеф, – с видом пророка, на которого внезапно снизошел дар предсказания будущего, упрямо пообещал Бульдог. – Самое позднее – под утро, часикам к шести, когда все ночные заведения закроются, сможете лицезреть свое беглое чадо. Надеюсь, ни в какой блудняк она в городе не влипнет.

– Я тоже надеюсь, – словно заклинание, чуть слышно прошептал Тихий и вдруг неожиданно для самого себя размашисто, неумело перекрестился. Откинулся на спинку кресла, сложил высохшие стариковские руки на впалой груди и исподлобья долгим взглядом воззрился на начальника своей гвардии. Удивительно, но Бульдогу всего парой фраз удалось успокоить его гудящие нервы, пролить бальзам на свежие зияющие раны и, главное, вселить надежду на благоприятный исход всех обрушившихся на его голову за сегодняшний сумасшедший день неприятностей.

– Анастасия Эдуардовна поправится, девчонка найдется, а баклана Мальцева мы разделаем под орех. Или я, к чертям, ухожу в отставку! – словно читая мысли шефа, спокойно, но с непреклонностью индейского вождя перед решающим сражением с бледнолицыми сказал Пал Палыч. И добавил: – У меня есть план. Он вам понравится…

– У меня тоже есть план, Паша, – словно отойдя от гипноза, старик резко подался вперед и хлопнул обеими ладонями по зеленому сукну письменного стола. – Помнится мне, года полтора назад ты вскользь упомянул о кейсе, доставшемся тебе в наследство от одного покойного профессора, всю жизнь проработавшего в подшефном Лубянке секретном медицинском институте. Не потерял еще кейс-то?

– Есть такой, – надув губы, что означало крайнюю степень сосредоточенности, глухо подтвердил Клычков. – Только это скорее не кейс, а аптечка. Двадцать четыре ампулы. По двенадцать каждого препарата. Один – из широкой группы психотропов, в обиходе называемых «сывороткой правды», другой – сильнейший болеутоляющий транквилизатор. Экспериментальная партия, в закрытую серию так и не запущенная. Вызывает торможение нервной системы и нечувствительность к боли. Правда, через двенадцать часов, когда действие проходит, отходняк тот еще… Подопытные на стенку лезли. Поэтому препарат и завернули сразу после эспериментов над заключенными.

– Вот-вот! – терпеливо выслушав и без того известные ему характеристики, воздел указательный палец к потолку Тихий. – Только сейчас меня больше всего интересует другое, Паша. Я имею в виду те две специальные капсулы для инъекции при посредстве снайпера, которые обнаружились в твоем чемоданчике помимо ампул. Сдается мне, экономили мы их, на черный день приберегая, достаточно. Настало время воспользоваться половиной комитетского наследства… А сразу после выстрела, когда дурь подействует, я позвоню Сашке и легко выверну его наизнанку. Если понадобится, пугану так, что штаны обделает, – с ухмылкой добавил авторитет. – Скажу, вогнал ему такую долгоиграющую хреновину, что без ежедневного противоядия не прожить. Хочет проверить? Пожалуйста. Начнет корчить паскудника – сам на брюхе приползет и хвостом вилять будет за таблетку. Что скажешь, Пашенька? Клюнет ирод?

– На такой блеф грех не купиться, – хмыкнул Клычков, и глаза его, выдавая взыгравшее в крови нешуточное возбуждение, ярко блеснули. – Идея, прямо скажем, недурственная. Ч-черт, а я, признаться, о таком простом варианте даже не подумал! Ништяк тема, Степаныч…

– Знать, рано молодые да шустрые волчата нас, стариков, уже в покойники записали, – с гордостью за самого себя во весь рот ощерился патриарх, – и шкуру нашу, тюремными вшами проеденную и пулями да заточками попорченную, меж собой поделили! Так что работа для твоего морпеха найдется…

В кармане Клычкова запиликал мобильник. Бульдог извлек телефон, молча выслушал сообщение, утвердительно хрюкнул, отключился и с прищуром поглядел на шефа:

– На ловца и зверь бежит. Исполнитель уже в Питере. Будем начинать, папа?

– Давно пора, Пашенька, – открывая бархатный кисет и вновь набивая трубку крепкой ванильной «Амброзией», небрежно обронил Белов. – Только для начала нужно пошуметь как следует. Нагнать на Саньку жути кошмарной. Откровеннее будет, падла!