Текст книги "Личный выбор"

Автор книги: Валерий Горшков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Часть третья
Сын Ворона

Разведчик хочет спать

Разведгруппа внутренних войск, в составе которой был старший сержант милиции Иван Северов, вернулась в расположение части с задания гораздо позже, чем предполагалось, – лишь поздней ночью на следующий день.

Выставленный по периметру огороженной колючкой территории усиленный ночной караул вначале даже принял неслышно подкрадывающихся спецназовцев за боевиков-диверсантов, под покровом темноты регулярно минирующих чавкающие от непролазной жижи подъездные дороги вблизи расположения федеральных сил.

Однако, приняв буквально за секунду перед объявлением общей тревоги и открытием массированного заградительного огня условный сигнал фонариком от старшего группы, начальник караула, облегченно перекрестившись, дал приказ опустить оружие и немедленно доложил по рации в штаб о прибытии заочно уже практически похороненного командованием отряда старшего лейтенанта Березина.

Да, они вернулись – пятеро разведчиков, смертельно уставшие, едва стоящие на ногах, перепачканные чужой запекшейся кровью (без единого выстрела вырезали дозор, охраняющий горную базу боевиков) и липкой грязью (ползком пробирались по дну заваленного прелыми листьями и буквально нашпигованного растяжками сырого оврага).

Отряд расстрелял в многочасовом отступательном бою с брошенными вдогонку спецназовцами «национальной гвардии» Ичкерии практически весь походный арсенал.

Они вчетвером поочередно несли на плечах двух своих товарищей, один из которых был убит, а второму разорвавшейся противопехотной миной оторвало обе ступни.

На долю же Ивана выпала доставка в часть целым и невредимым захваченного группой на горной базе «языка», судя по речи и документам – наемника из Иордании.

Непрерывные выкрутасы араба вызывали у Северова жуткое желание открутить ему башку, тем более что их преследовали по пятам бородачи из числа «непримиримых» под командованием Исы Исмаилова, и приходилось периодически открывать ответный огонь.

Даже сейчас, оказавшись у своих, в относительной безопасности, и передав мычащего, по-прежнему упирающегося ваххабита в руки особистов, Иван никак не мог поверить, что удержался от расправы. Особенно во время последнего из огневых столкновений с преследователями, когда иорданцу удалось выплюнуть засунутый в рот кляп и, в надежде быть услышанным боевиками, что-то громко крикнуть по-арабски, а затем, глумливо скривив загорелую рожу, прохрипеть: «Аллах акбар» – и смачно харкнуть Ивану в лицо.

Несмотря на суточное отсутствие пищи и сильнейшее переутомление, есть Ивану не хотелось. Единственным желанием, подчиняющим себе гудящее тело и сузившееся до размеров автоматного курка воспаленное сознание, был сон.

Выпив полную кружку отдающей ржавчиной и болотом мутноватой воды из стоящего в палатке металлического бачка, Иван, как и остальные члены группы, за исключением отправившегося на доклад к комбату старшего лейтенанта, тяжело повалился на застеленный тонким драным одеялом матрац, накрыл стриженную почти под ноль голову подушкой, обеими руками крепко обнял автомат и тут же забылся глубоким, беспокойным, рваным сном вот уже больше полугода находящегося на второй кавказской войне солдата…

Он спал так крепко, что вернувшемуся в палатку пятью минутами позже старлею Березину стоило немалых усилий заставить Ивана снова размежевать веки и окинуть командира, задумчиво нахмурившего брови, ничего не выражающим взглядом покрасневших от недосыпания, блеклых голубых глаз.

– Сержанту Северову приказано срочно прибыть к комбату, – сухо произнес старлей и, вздохнув, добавил уже простым человеческим языком: – Вставай, Вань, Трофимыч к себе зовет… Черт его знает зачем. Так и не сказал… Потом отоспишься, до самого утра…

– У-у! – поморщившись, промычал Северов. Свесив ноги и приняв вертикальное положение, он обхватил чумазое лицо руками, силясь прогнать остатки едва обретенного и такого желанного, затягивающего в спасительную пучину небытия сна. Жалобно скрипнули растянутые пружины. – На черта я подполковнику понадобился?! Из-за того, что козла этого горного чересчур конкретно отхерачил? Так его вообще нужно было… О-о, блин…

Покачиваясь, словно пьяный, сержант встал с койки, поправил повязанный на голове зеленый спецназовский платок, обмыл лицо возле прибитого к центральной палаточной стойке умывальника, утерся рукавом и, подхватив «АКСУ», вышел на продуваемый порывистым ветром промозглый осенний холод, свернув в сторону штабной палатки, рядом с которой на вкопанном в землю столбе горел яркий осветительный фонарь…

Ворон и Али крутят порнуху

Экспертиза таблетки, отданной в «Невбиофарм», оказалась делом не столь быстрым, как хотелось бы Ворону. Вот уже дважды, с интервалом в полтора часа, Сергей звонил в лабораторию и каждый раз слышал от завлаба Рутковского торопливое пожелание «связаться через часик-другой, когда будут готовы окончательные результаты»…

К этому времени Северов уже успел встретиться с Али – единственным в Питере человеком, с которым он мог быть просто самим собой, – и во всех деталях просмотреть подброшенный Ирине шантажистами порнофильм, как выяснилось, сделанный на высоком, если только это определение подходило к данного рода продукции, профессиональном и «художественном» уровне.

Сюжет, как у любой отечественной суперклубнички, был не слишком затейливым – сексуальные приключения русских девушек, проданных в рабство в одну из стремительно впадающих в дикое мусульманское средневековье кавказских республик.

Если верить титрам фильма, данное кино было снято некоей студией «Амадеус-Видео», навряд ли имеющей официальный статус. В отличие от развратной Прибалтики, в России до сих пор производство порно официально находилось под запретом.

В одном из эпизодов фильма Ворон действительно увидел Сосновскую, которая была в прямом телесном контакте с одним из захвативших ее киднеперов. Однако создатели фильма путем монтажа сменили декоративный фон – теперь события происходили не в русской избе, а в кавказской сакле.

– Любопытно, даже очень! – покачав головой, сказал Али, пододвигая к Ворону, сидящему рядом с ним на диване в подсобном помещении похоронного агентства «Ангел», дымящуюся пиалу с зеленым чаем. – С точки зрения силы шантажа ход очень эффективный… – Он положил на край пепельницы сигарету и вопросительно взглянул на молча созерцающего экран видеоплеера Северова.

– Ты прав, полковник. – Ворон нажал на пульте кнопку остановки диска. Взял в руки пиалу, отхлебнул глоток ароматного, вяжущего язык напитка. Одобрительно кивнул. – Обычная видеозапись не столь впечатляет. Совсем другое дело – самый настоящий фильм! Стоит пустить его в свободную продажу, вставив настоящие имена актрис в сопроводительные титры, и сексуальные похождения дочери известного всей стране олигарха станут темой номер один и газет, и телевидения… Пойди потом отмойся от дерьма…

– С другой стороны, не слишком ли сложная комбинация? – немного помолчав, счел нужным уточнить бывший особист Афганской народной армии. – Зачем шантажировать девчонку, подбрасывать таблетки и заставлять травить собственного отца? Огромный риск… В девяти случаях из десяти нормальная дочь не станет этого делать ни под какими угрозами.

– Тоже верно, – нахмурился Северов, снова прикладываясь к расписной пиале. – Гораздо проще нанять киллера, чтобы он одним точным выстрелом раз и навсегда ликвидировал Сосновского, если тот действительно кому-то мешает. Значит, такой расклад их не устраивает и Михаил Борисович нужен этим архаровцам обязательно живым… Почему?

– Хрен его знает. Таблетки – это уже явный перебор, фильма хватает выше крыши, чтобы заставить олигарха под угрозой его растиражирования отказаться от поездки на Кипр. Конечно, в том случае, если именно этот контракт является причиной шантажа, а не что-то другое, – в свою очередь недоуменно пожал плечами Али. – Вряд ли Сосновский захочет, чтобы его единственное чадо опозорили на всю страну. Хотя в твоей державе, возможно, на это и глаза закроют. А вот случись такое на моей бедной родине, и разъяренные люди забили бы девчонку камнями, наплевав на все папины деньги и связи. И ни у кого бы язык не повернулся их осуждать… – Афганец чуть иронично осклабился.

– Короче, куда ни плюнь – одни загадки, – подытожил разговор Северов.

Комбат Бульдог возмущен зверствами контрактника

Комбат, невысокий дородный мужик с лицом бульдога и по прозвищу Бульдог, сидел за столом и вместе со склонившимся рядом незнакомым войсковым офицером, майором, водя карандашом по раскинутой на столе карте, изучал тонкости топографии юго-восточной части горной Чечни.

Тут же стояла ополовиненная бутылка водки, два стакана, вскрытая банка тушенки и обломок горбушки хлеба.

При появлении Ивана, вошедшего в нагретую печкой-буржуйкой палатку в сопровождении бойца охраны, подполковник Волгин поднял одутловатое, с отвисшими щеками лицо, пару секунд разглядывал разведчика-контрактника, а потом сделал понятный без слов жест рукой, после которого охранник козырнул и исчез из палатки.

– Подойди, – буркнул комбат, и Северов приблизился к столу, непроизвольно кинув взгляд на початую тушенку и хлеб.

При виде еды под ребрами сержанта неприятно засосало, да так, что к горлу подкатила тошнота. В последний раз они перекусили захваченным с собой на задание облегченным пайком – ржаными галетами и салом – еще вчера днем, в скалистой расщелине, возле стекающего с гор бурного ручья. За час до внезапного, в светлое время суток, нападения на охраняющих базу бородачей и захвата пленного.

– Как сходили? – неторопливо закурив папиросу, коротко спросил подполковник.

– Задание выполнено, – ответил Иван, чувствуя, как в груди сжимается мерзкий комок, а рот наполняется слюной. – Пленный доставлен…

– Выворачивай карманы, – приказал комбат, махнув рукой. – Содержимое – на стол!

Северов положил автомат на стоящий рядом складной стул и послушно извлек из камуфляжного обмундирования то немногое, что было у него при себе: зажигалку, спецназовский нож-кусачки и портсигар. Перед уходом на задание все личные вещи разведгруппа сдавала на хранение в материальную часть…

Подполковник сразу же сгреб широченной мозолистой лапой портсигар, открыл его, нажав на крохотную кнопочку, заглянул внутрь, но, видимо, не найдя того, что ожидал, бросил на стол.

Потом он вперил в лицо Ивана тяжелый взгляд.

– Ты какого хера пидора поганого изуродовал? Полпальца ему на левой клешне оттяпал?

– Помял я его слегка при попытке к бегству, – пожал плечами сержант. – Но уж точно ничего у араба не отрезал.

– Помял? Опять за старое?! Мало вам шакалов-телевизионщиков, снимающих изуродованные тела похороненных боевиков, а потом визжащих на всю Европу о зверствах Российской армии на Кавказе?! Мало визитеров из ПАСЕ и прочих дармоедов тамошних вместе с нашими столичными жополизами?! У меня эти комиссии гребаные во-от где сидят!

Волгин размашисто провел ребром ладони по бычьей, в складках, шее, торчащей из надетой под камуфляжем тельняшки.

В столь резком поведении, как правило, сдержанного и немногословного комбата Трофимыча, которого уважали все без исключения солдаты, что-то было явно не так. Словно он, сам того не желая, играл навязанную ему кем-то вышестоящим роль беспощадного борца с жестокостью на войне.

– В общем, так… – опустив очи долу, обычным ровным тоном произнес Волгин. – Собираешь личные вещи в мешок и с рассветом вместе с майором Косыревым из штаба округа, – подполковник кивнул на сидящего рядом офицера, – отправляешься в Ханкалу. Там, в ставке, тебе объяснят политику партии более доходчиво… Получишь расчет, пинок под зад и – на гражданку! Мне среди подчиненных нужны бойцы, а не средневековые варвары! А сейчас ужинать и спать. Кру-у-гом!.. Ша-агом марш!.. И чтоб глаза мои тебя больше не видели…

Последнюю фразу батяня-комбат произнес с явным, неприкрытым усилием, что неудивительно. Во всей этой истории определенно прослеживался скрытый, пока совершенно неясный подтекст.

Но Иван понимал, что в присутствии незнакомого худощавого майора с холодными, змеиными глазами ждать каких-либо вразумительных объяснений от действующего по явному принуждению Бульдога бессмысленно.

Значит, придется ждать до Ханкалы. Там, даст бог, все окончательно и прояснится…

Скрипнув зубами, Иван козырнул, вскинув руку к повязанному на голове платку, забросил на плечо автомат, с явным негодованием развернулся на каблуках и, отогнув брезентовую штору, вышел на воздух.

Гуляющий снаружи во всех направлениях, сразу пронизывающий, осенний ветер за время его пребывания в теплом чреве командирской палатки дополнился мелким, моросящим дождем.

Стрельнув у скучающего, мокнущего караульного сигарету, Иван не без труда прикурил от отсыревшей спички, вместо благодарности хлопнул пацана-срочника по плечу и не спеша направился за отложенной для членов разведгруппы пайкой.

Поужинав чуть теплой кашей с глотком вяжущего рот чая непонятного происхождения, вернулся к себе в палатку и, несмотря на усталость, еще целых полчаса лежал на шконке, неподвижно глядя в освещенный одинокой лампочкой потолок и слушая многоголосый храп, пока не уснул…

С рассветом бывший сотрудник питерской милиции, а ныне сержант внутренних войск Иван Северов, до истечения срока контракта которого оставалось три с лишним месяца, не считая последующего, почти неизбежного продления командировки еще на полгода, уже ехал по разбитой, чавкающей от непролазной грязи дороге на сопровождаемом бэтээром армейском «уазике» в сторону главной базы федеральных войск.

Он молча глядел в заляпанное окно на унылые пейзажи истерзанной двумя войнами, сожженной и разграбленной мятежной Чечни, пытался в деталях вспомнить всю свою предыдущую службу, дабы из сотен самых разных событий выделить то единственное, которое стало причиной его столь скоротечного и явно надуманного увольнения из спецназа.

Искал – и не мог найти. Ибо все, что ему, как разведчику, пришлось делать на этой высосанной когда-то из пальца войне, теперь уже превратившейся в настоящую межнациональную бойню, вполне укладывалось в рамки допустимого и в чем-то даже морально оправданного ответа на жестокость чеченцев к русским солдатам.

И от осознания этого явного несоответствия, несправедливости, вызванной чем угодно, но только не «варварством» к обезумевшему, загнанному высоко в горы врагу, на душе Ивана становилось совсем скверно и пусто…

Ему, старающемуся не смотреть в сторону сидящего впереди майора, даже вспомнилась фраза, сказанная давным-давно кем-то из великих: «Нет ничего утомительнее, чем ожидание поезда, особенно когда ты лежишь на рельсах».

Сейчас он как раз был тем самым, кто лежал…

Киллер и Афганец продолжают пить чай

Взглянув на настенные часы, показывающие половину первого ночи, Сергей снова достал телефон и набрал номер институтской лаборатории.

После длинной серии гудков трубку снял сам Рутковский – скорее всего, единственный из сотрудников института, кроме охраны, кто находился на рабочем месте в столь позднее время.

– Ну есть результаты, старик? – не представляясь, сдержанно осведомился Ворон. – Заставляешь ждать, однако! Глядишь, и надбавка за срочность уже не потребуется!

– Слава богу, докопался! – с облегчением и гордостью за самого себя, умницу и почти гения, выдохнул биохимик. – Интересную ты мне подкинул таблеточку, нечего сказать! Впервые с такой сталкиваюсь, раньше только в справочниках с грифом «Секретно» лицезреть формулу доводилось!

– А если ближе к телу…

– Данный препарат – никакой не транквилизатор, а относится к особой группе бета-кортизонов! Точное название определить не берусь, но вот воздействие на человеческий организм примерно описать могу… Если десять дней подряд растворять препаратик в пище, наступает состояние, близкое к тихому помешательству. Возникают неосознанные страхи, человек вздрагивает при любом постороннем шуме, боится даже собственной тени и в конечном итоге превращается в запуганное насмерть животное, неспособное адекватно воспринимать окружающий мир! В общем, внешне – полное впечатление плавно поехавшей крыши. Устраивает такое заключение?

– Более чем, – пробормотал Северов, вытаскивая из пачки сигарету и разминая ее пальцами. – А если прием таблеток прекращается?

– Медленно, но ситуация возвращается в нормальное русло. Все зависит от психики конкретного человека. У одного пройдет без следа, а у другого могут всю оставшуюся жизнь периодически возникать приступы беспричинного страха, сопровождаемые обильным потоотделением, глюки всякие. Психотропные препараты – категория тонкая, до конца не изученная! И еще один моментик… Большинство препаратов данной, так называемой внесписочной группы разрабатывалось нашими гениями исключительно для спецслужб, а поэтому мгновенно растворимы, абсолютно безвкусны и после приема не оставляют в организме никаких следов. Их нельзя обнаружить даже при вскрытии трупа. Теперь, кажется, все.

– Ну в целом понял… Спасибо за помощь, алхимик, надеюсь, в будущем не поссоримся. До встречи!

– Если понадоблюсь – за умеренный гонорар я всегда к вашим услугам, мистер Холмс! – безмятежно выпалил Рутковский и первым положил трубку.

– Смотри-ка, шантажисты не обманули, – покачал головой Северов, прикуривая. – От этих «колес» на несколько дней становишься зашуганной мышью, студнем… Выходит, никто и не собирается мочить Сосновского, его хотят просто на время изолировать. Или напугать… Дескать, это последнее китайское предупреж-дение, потом наступит абзац.

– Первое правило сыщика – скажи, кому это выгодно, и я отвечу, кто заказчик, – со вздохом развел руками Али. – А откуда нам знать, кому это выгодно?

– Если допустить, что исполнители акции заранее были убеждены, что девчонка не станет травить отца неизвестной дрянью, а сразу расскажет о порнухе и шантаже, то налицо уже совсем другая песня… Утром позвоню Ирине, верну ей диск и оставшиеся таблетки, пусть покажет их папочке и Чиркову с нашими комментариями. Кто, как не сам Сосновский, может знать, кому понадобилось его временное помешательство?

– Согласен, шурави, – кивнул смуглый усач Али. – Слушай, насчет пластического хирурга… Деньги, двести семьдесят пять кусков из твоей заначки, как ты просил, я завтра же передам лепиле прямо в руки, через своего человека. Но ты уверен, что этому еврею можно доверять так же, как профессору Романову?

– Доверять нельзя никому, Али, – глубоко затянувшись дымом, тихо пробормотал Северов. – Но у меня нет выбора. Стоит рискнуть.

– Есть одна новость, которая касается того капитана, что тебя вычислил, – наполнив из медного восточного чайника пиалу, после некоторого молчания сказал афганец. – Когда тебя в его квартире ждала группа захвата, он уже был мертв… Прошедшей ночью его убили на Васильевском острове. Один выстрел в спину, точно в позвоночник. Умер сразу, не мучился. Это все, что я пока узнал.

– Вот, значит, как? – дернув щекой, посерьезнел Северов. – Жаль, толковый был мент… Не ссученный. Таких сейчас мало, кругом одна гниль, за пятьсот баксов готовая выпустить на волю любого тряхнувшего лопатником быка…

– Неужели до сих пор за державу обидно? – полушутливым тоном спросил Али, толкнув Северова плечом. – Как в поговорке – ментами не становятся, ими рождаются.

– Не знаю, – покачал головой Сергей. – Может быть, и так…

– Я давно хотел тебя спросить, так, по-дружески… Можешь, конечно, не отвечать… Я очень надеюсь, что такого никогда не случится, но если вдруг… – Али замялся. – Если перед тобой встанет выбор – убить нескольких правильных ментов, скажем, своих, из питерского СОБРа, которые пришли, чтобы повязать, а может быть, и кончить киллера по прозвищу Ворон прямо здесь, на месте? Если у тебя не будет выхода – или ты, или они…

– Знаешь, сколько раз за последние три года я думал над тем же самым? – Ворон поднял на Али задумчивый, пронизывающий буквально насквозь холодный взгляд и, окатив им, словно ведром ледяной воды, отвел глаза в сторону, так и не ответив. Наверное, потому, что однозначного ответа на этот вопрос просто не существовало.

– Так вот… – выдержав паузу, спокойно произнес Али. – На всякий случай, пока не уляжется шухер, тебе не стоит, как раньше, встречаться с кем бы то ни было в одиночку. Это небезопасно. Думаю, будет правильно, если при любом контакте где-то поблизости будет находиться пара моих ребят с оружием. И, прошу тебя, не надо спорить… В случае с маньяком удалось выкрутиться, но, если тебя снова повяжут или пристрелят, я себе не прошу этого до гробовой доски.

– Спасибо, Али. – Ворон несколько оттаял от нахлынувших после неприятного вопроса афганца тягостных мыслей. – Только давай договоримся – я сам буду решать, в каких случаях мне необходима страховка, а когда я должен работать один. Лады?

– Иного ответа я от тебя и не ожидал. – Хозяин похоронного агентства обнял Северова за плечи. – Наивно ждать покорности от грозной вольной птицы, даже если ей угрожает опасность в лице опытных охотников!

Как и многие восточные люди, бывший полковник афганской правительственной охраны, личный телохранитель самого Бабрака Кармаля, в один роковой день вдруг вероломно преданный старшим российским «братом», очень часто вставлял в свою речь художественные, аллегорические обороты.

– Почему ты не спрашиваешь о главном? – немного помолчав, поинтересовался Али.

– Жду, пока ты расколешься сам, – с легкой улыбкой ответил Северов. – Новая информация с Литейного?

– Есть не подтвержденная пока «протечка», что негра плотно обложила ФСБ и очень скоро будет брать. С доказухой полный порядок. Если хочешь кончить его сам, в твоем распоряжении сутки, не больше… – усмехнулся Али. – Потом его уже не достать…

– Баба с возу – кобыле легче, – сухо ответил Ворон, закуривая новую сигарету. – Не придется руки об это дерьмо марать. Жаль только полугодовой слежки… Впрочем, пока я так и не выбрал самый надежный способ его кончить. Этот гад гораздо осторожней любого из криминальных авторитетов. Застать его вне дома, без охраны и бронированного джипа практически нереально! Разве что под видом гаишника тормознуть, заставить из салона выйти и там уже положить. Но тогда, как в дурном боевике, придется очередями валить всех охранников, устраивая мясорубку, а это – полное дерьмо… Висеть круглые сутки на хвосте у кортежа, выжидая удобный момент, – такая же глупость. Амбалы из секьюрити задергаются, одна машина перекроет дорогу и может открыть огонь, а другая мгновенно уйдет в отрыв… Играй потом с бодигардами в кошки-мышки, упражняйся в стрельбе гранатометами с двух рук… Несерьезно. Нужен план, комбинация.

– Если адвокат Свербицкой, крыса ушлая, отмажет нигерийца от камеры, хотя бы на время следствия, он наверняка задергается, потеряет осторожность в мелочах, и, глядишь, у тебя появится реальный шанс найти «окно» в его охране и разрядить в его лысую башку пару маслин, – с обычной легкостью в словах обнадежил Северова бывший полковник правительственной охраны и улыбнулся, убрав лежащую на плече приятеля руку.

– Твои бы речи да богу в уши, – неопределенно дернул подбородком Ворон, глубоко затягиваясь дымом. – Если информация о готовящемся аресте достоверная, подождем, как отработают спецы. А выпустят – я сам что-нибудь придумаю… Знаешь, не хотел тебе говорить, но в телохранителях Лероя ходит один парень, – помолчав, очень медленно сказал Северов. – Я его знаю. В восемьдесят пятом году он служил в Афгане, в моей части, командиром взвода ВДВ. Его зовут Олег Брюсов. И, если я хоть что-нибудь понимаю в организации службы безопасности, именно он возглавляет частную армию ниггера.

– Интересно, – заметно оживился Али. – Толковый специалист?

– Да, – застывая лицом, нехотя кивнул Ворон. – И главное – мы с ним хорошо знакомы. Даже выпивали вместе на базе в Кандагаре, «звездочку» мою первую отмечая. Он был… в общем, я никогда бы не подумал, что лейтенант Брюсов сможет после возвращения в Союз уволиться из ВДВ, примкнуть к бандитам, вышибая деньги с коммерсантов, или охранять такого скота, как нигериец. С его характером и взглядами на жизнь он скорее пошел бы служить в ОМОН или госбезопасность, благо квалификация и послужной список – как у Джеймса Бонда. Взяли бы без разговоров…

– Однако он руководит охраной наркобарона, – заметил, грустно усмехнувшись, Али. – С тех пор много воды утекло, Сергей, люди меняются. И твой лейтенант – не исключение…

– И все-таки становится мерзко, когда парни вроде Брюсова ради больших денег превращаются в цепных псов всякой мрази! – Сергей резким щелчком стряхнул пепел. – Дорого бы я дал за возможность тет-а-тет сказать ему, кто я на самом деле, и услышать ответ, прежде чем нажать на курок и вышибить ему мозги…

– Наше будущее – в наших руках, – философски заметил афганец, вновь наполняя пиалу чаем. – Но, я думаю, твой бывший сослуживец очень бы удивился. Как шеф секьюрити наркобарона, он не мог не слышать про Ворона.