Текст книги "Велесова ночь (СИ)"

Автор книги: Валерий Пылаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 10

– Давно меня так не называли. Очень давно.

От неожиданности я даже вздрогнул. После стрельбы, воплей умирающей нечисти, ругани и грохота стен, которые мы только что задорно крушили телами друг друга, звук самой обычной человеческой речи вдруг показался чем-то странным. Непривычным и почти неуместным, и поэтому немного пугающим.

Тишина продлилось несколько минут. И если сердитому и помятому фельдфебелю явно не слишком-то хотелось разговаривать, то я пришел сюда именно за этим. И для меня молчание оказалось всего лишь ни к чему не обязывающей паузой, которую стоило потратить… Да хотя бы на разглядывание – больше заняться было, в общем, и нечем.

Лицо напротив изменилось. И не только оно: ни в одежде, ни даже в фигуре под ней не осталось почти ничего от плотного солидного господина, по чьей милости – в каком-то смысле – я оказался в мире по ту сторону Прорывов. Человек, которого я за последние полвека успел привыкнуть называть шефом, состарился.

Волосы на голове поседели и отросли, и теперь падали на лоб грязно-серыми прядями. Скулы заострились, губы будто высохли, превратившись в блеклую узкую полоску, а в уголках глаз собрались усталые морщины. Борода, которую шеф тщательно брил примерно с середины двадцатого столетия, вернула прежнюю длину, но выцвела и истончилась, поредела.

Два года в мертвом мире не прошли бесследно. Выживание среди руин, недобрый местный климат и вездесущая радиация проникли так глубоко, что подточили даже почти неуязвимое здоровье сверхчеловека. Шеф превратился в тень себя прежнего, и теперь ничуть не походил ни на былинного героя и защитника русской земли, ни на центрального персонажа картины Васнецова, ни на того, кого я знал под разными именами не одну сотню лет.

Прежним остался только взгляд. Суровый, внимательный и до сих пор поблескивающий серой булатной сталью.

– Так ты уже и есть как… не знаю, – вздохнул я. – Плохо выглядишь, Илья Иванович. Краше в гроб кладут.

– Игорь, – буркнул шеф. – Не надо мне тут этих… Ивановичей. Я уже привык – переучиваться не стану.

– Ну, значит, Игорь. – Я пожал плечами. – Приятно познакомиться… снова.

– Снова?

В чуть хриплом голосе уже не осталось злобы – только настороженное любопытство. Драку мы закончили, и теперь настало время задавать вопросы. Однако шеф пока еще не мог сообразить, какие именно, поэтому просто сидел напротив и сверлил меня глазами.

– Никак не пойму, кто же ты такой, – тихо проговорил он, прищуриваясь. – Будто из наших… А будто и нет – рожа незнакомая.

– А ты на рожу не смотри, Илья… Игорь! – тут же поправился я. – Тогда сразу и поймешь.

Разумеется, шеф никогда не встречал Володю Волкова, чье тело я унаследовал. И тот, кто сейчас сидел на камнях в чем мать родила, пытаясь соорудить из остатков разорванной трансформацией одежды хотя бы штаны, был ему нисколько не знаком.

Зато второго он наверняка видел не одну сотню раз: не знаю, сколько и чего именно удалось прихватить из прежнего мира, однако моя звериная ипостась определенно мало отличалась от той, что была прежде. И пусть в Петербурге по ту сторону Прорывов Владеющие встречаются чуть ли не на каждом шагу, оборотней среди них уж точно не так много. А тех, кто способен за считанные мгновения перекинуться в трехсоткилограммовую зубастую махину – и того меньше.

Но дело не только в этом. Пусть шеф так и не сравнялся со мной в колдовской силе, пусть не стал выдающимся знатоком ритуалов – смотреть он все-таки умел, и не только глазами. И даже в мире, где энергия хлещет буквально со всех сторон, ему наверняка под силу заглянуть чуть глубже. И увидеть не голого пацана, вчерашнего гимназиста, не волчару-переростка, а…

– Вот я и удивляюсь. Вроде да, а вроде… – Шеф снова прищурился, будто пытаясь просветить меня насквозь. – Так это что ж получается, ты…

– Теперь я Владимир Волков. И тоже, представь себе, привык к этому имени, – усмехнулся я. – Можно Володя. Можно Владимир Петрович. Можно ваше сиятельство… Вовкой не надо – по чину уже не положено.

– Сиятельство? – Шеф приподнял седые брови. – Быстро же ты… Владимир Петрович. И говоришь красиво. Только одно у тебя, друг ситный, не сходится.

Глаза напротив вдруг полыхнули недобрыми огоньками, и я с тоской подумал, что второй раз так же резво и изящно перекинуться в зверя уже не получится. Но, к счастью, возвращаться к мордобою шеф, похоже, не собирался. Хоть и всем своим видом давал понять, что до доверия и взаимопонимания нам еще…

Скажем так, далековато.

– Помер ты, Владимир. В декабре девятьсот четвертого снарядом разорвало. – Шеф подался вперед, демонстрируя ладони. – Я вот этими самыми руками тебя хоронил.

– И что, даже тело видел? – зачем-то поинтересовался я.

– Да какое там тело… Что осталось. – Шеф шумно выдохнул через нос, отвел глаза – и вдруг снова впился в меня взглядом: – Не бывает такого! Может, ты чужую личину забрал или яблок молодильных нашел – в это я еще поверю. Вот только с того света, Владимир, еще никто не возвращался. Будь ты хоть сто раз крепкий, хоть сам черт, но уж если помер – то помер.

На лице шефа на мгновение мелькнул… нет, не страх – меня древний воитель уж точно не боялся. Хоть в зверином обличии, хоть в человеческом, хоть в каком угодно еще. Но сам факт моего таинственного воскрешения из ошметков человеческой плоти даже для него оказался чем-то запредельным. Из ряда вон выходящим, невозможным, немыслимым… и все-таки случившимся.

Шеф видел под личиной Володи Волкова меня настоящего. Однако при этом точно знал, что я погиб, и даже лично участвовал в похоронах.

Кажется, именно такое и принято называть когнитивным диссонансом.

– Насчет «помер» – тут ты прав. А вот насчет того света… есть нюанс. – Я на мгновение задумался, кое-как собирая мысли в кучу. – Я тебе сейчас все расскажу, ты только не перебивай, ладно?

Начал я издалека – примерно со времен князя Владимира, крестившего тогда еще Киевскую Русь. Почти тысяча лет отечественной истории уложилась минут этак в пять-десять, зато с начала нынешнего века беседа изрядно застопорилась. После русско-японской и революции тысяча девятьсот пятого года пути наших с шефом миров разошлись, и чуть ли каждое значимое событие приходилось разжевывать в подробностях. Не знаю, сколько именно времени занял весь рассказ, но когда я закончил – точнее, прекратил отбиваться от бесчисленных вопросов – света за окном изрядно поубавилось.

– Подожди… – Шеф зажмурился и мелко затряс головой. – Получается, это я тебя сюда… то есть туда отправил⁈

История получилась заковыристая, однако поводов усомниться в моей правдивости было не так уж и много. Если уж помимо обычного Петербурга по ту сторону Прорывов существует и этот, выжженный радиацией и наполненный нечистью, разумный человек просто обязан допускать существование третьего.

– Получается, так, – вздохнул я. – Не веришь?

– Верю. – Шеф сдвинул брови и поморщился, как от зубной боли. – Такое нарочно не сочинишь. А если уж кому выдумки и хватило бы, то только тебе. Второго такого хитрого разве найдешь?

– Смотрю, ты со мной и в этом мире большой дружбы не водил. – Я все-таки не удержался и съехидничал. – Хоть что-то не меняется.

– А ты сам-то с кем ее водил? – без всякой злобы отозвался шеф. – Лучше скажи, зачем пожаловал. В наши места без крайней надобности не ходят.

– Помощь мне твоя нужна. – Я поднялся на ноги и принялся крепить на поясе некое подобие штанов. – Хоть с дружбой, хоть без, а одному мне не справиться.

– Ну… расскажешь тогда про свои печали. Только перво-наперво домой доберемся. – Шеф кивнул в сторону окна. – Темнеет уже. А по ночам тут такая дрянь по улицам ходит, что лучше даже не видеть.

Я не стал спорить. Наша беседа еще не добралась даже до середины, однако продолжать ее определенно стоило в условиях покомфортнее. Я не слишком-то надеялся, что меня поведут в барские апартаменты, но за два с лишним года обитания здесь шеф наверняка оборудовал убежище посолиднее моей берлоги в доме напротив.

– Заодно одежку тебе какую-нибудь подберем, – усмехнулся шеф, спускаясь по лестнице. – И оружие. С «наганом» много не навоюешь.

– Откуда у тебя эта штуковина? – Я протянул руку и коснулся автомата. – В моем мире такие изобрели только в сороковых… Ты вообще знаешь, что здесь случилось?

– Нет. Когда я сюда пришел, все уже так и было. Только развалины и нечисть.

– Однако кое-что все-таки осталось, – отозвался я. – Оружие, патроны, припасы… Может, еще что-нибудь?

– По большей части склады с тухлыми консервами. Ни выживших, ни записей. Я даже трупов не нашел. – Шефу явно не слишком-то нравилось русло, в которое свернул разговор. – Одни Упыри кругом. Мне тут не до научных изысканий было, сам понимаешь.

– Признаться, не понимаю. – Я пожал плечами. – Мне бы, пожалуй, стало любопытно узнать, какая зараза здесь прошлась. И когда.

– Давно. Очень давно, – тихо отозвался шеф. – Почти все сгнило. Ни травы, ни деревьев нормальных, ни зверья, только уроды эти. От воды зубы выпадают… Гиблое это место, Володя. Врагу не пожелаешь.

– Да я уж заметил. – Я переступил через бездыханную упыриную тушу и вышел на улицу. – Поэтому и не понимаю, зачем ты тут остался. Вроде не дурак ведь.

– А тебе какое дело? – огрызнулся шеф. – Остался – значит, надо было.

– Надо… Кому надо-то, Игорь? – Я чуть ускорил шаг. – От кого ты тут прячешься?

Глава 11

На этот раз молчание длилось так долго, что я уже почти перестал надеяться услышать ответ. Тема явно оказалась для шефа болезненной: он дернул ремень автомата, нахмурился, отвернулся и засопел.

Я не стал давить. Просто ждал. Какими бы ни были причины побега из родного мира, едва ли в их число входил страх. Подобные нам живут столетиями и видят смерть слишком часто, чтобы ее бояться. Боль, раны, поражение – все это мы видели и чувствовали тысячи раз, в конце концов отрастив броню даже на том, что обычно называют душой. Шефу хватило бы упрямства схлестнуться с самым опасным противником. С минимальными шансами на победу или вообще без таковых.

И если уж он выбрал бегство, ему или не оставили другого выхода, или любая альтернатива была многократно хуже смерти.

– От кого прячусь? – Шеф посмотрел на меня исподлобья и снова принялся поправлять ремень не плече. – А ты будто не знаешь. Сам, небось, не от хорошей жизни сюда провалился.

– Не от хорошей, – кивнул я. – Тебя искать пошел. Думал – вдруг расскажешь, что у вас там такое случилось, что весь Петербург третий год на ушах стоит.

– Прорывы. И твари, что людей жрут. – Шеф чуть понизил голос и огляделся по сторонам. – Это к вам еще не все лезет. А тут иногда такое страхолюдие встречается, что глаза бы не видели.

– Ты про того, что сверху? – Я поднял палец, указывая на темнеющее хмурое небо. – Крылья, хвост, с дом размером.

– Горыныч-то?.. Это я его так назвал. – Шеф едва слышно усмехнулся. – Не-е-ет, он не страшный совсем. Летает себе и летает, а в городе не охотится. Не знаю, почему. Может, вообще одну зелень жрет… Или рыбу заливе ловит.

Я не стал даже спрашивать, какая именно морская или речная живность способна утолить аппетит небесного исполина. Наверняка и в воде теперь водилось что-нибудь крупное. Впрочем, шеф куда лучше успел изучить сухопутную фауну и принялся рассказывать о ней. То ли так хотел поделиться знаниями, то ли упрямо избегал беседы на другую тему.

– Горыныч – это, конечно, в высшей степени занимательно. – Я не без труда встрял в весьма многословный монолог, посвященный всяким зубастым-когтистым. – Однако ты ведь понимаешь, что я не об этом хотел спросить?

– Пришли.

Вместо ответа шеф вдруг свернул с улицы налево и, прибавив шагу, направился к ближайшей арке, а оттуда во двор и на лестницу через дверь. Ржавую, скрипучую, однако куда более свежую с виду, чем стены развалин вокруг. Судя по неровно замазанному по краям проему, ее установили здесь не так давно. Намного позже, чем жильцы дома умерли, исчезли или превратились в кровожадных упырей.

– Сам делал? – поинтересовался я.

– А кто ж еще? – Шеф негромко щелкнул чем-то, зажигая керосинку. – С прислугой тут, как видишь, не очень.

Небольшое помещение за дверью, похоже, служило складом всякого второстепенного барахла, этаким «предбанником». Я разглядел в полумраке здоровенную бочку, пару металлических стульев и несколько ящиков, подозрительно похожие на те, что мы с Иваном отыскали в подземном бункере.

– Тут осторожнее. – Шеф поднял керосинку чуть повыше и первым зашагал вниз по лестнице. – Ступеньки скользкие. Растет дрянь зеленая, хоть что ты с ней делай.

– Без света – и растет? – удивился я.

– Ей много не надо. Воду хоть из земли, хоть из камня тянет, а упустишь – все сожрет: и дерево, и железо, и припасы, и керосин… И тебя самого сожрет.

Раньше я не слишком-то задумывался о таких нюансах, но сейчас сообразил, что истинным владыкой этого мира после катастрофы стала вовсе не зубастая фауна, а флора. Безобидная на первый взгляд, однако в конечном итоге ничуть не менее хищная. Она когда-то захватила город и уже долгие годы понемногу превращала в руины все, до чего мог дотянуться. И остатки… нет, пожалуй, даже останки цивилизации сохранились только глубоко под землей, где света не было совсем, и даже запредельной жизненной силы склизского мха все-таки становилось недостаточно.

Видимо, поэтому шеф и поселился в этом подвале. Когда очередная дверь за нами закрылась, вдоль стен одновременно вспыхнули огоньки керосиновых ламп, всего около дюжины. Сработал какой-то хитрый самопальный механизм… А может, и магия. Шеф никогда не был по-настоящему силен в колдовстве, но с местным уровнем энергии такое заклятье, пожалуй, осилил бы.

Я огляделся по сторонам и первым делом направился к стойке с оружием. Явно местного производства, сделанные еще до катастрофы, в родном мире шефа таких игрушек еще не придумали. Одна подозрительно напоминала снайперскую винтовку, а две других – то, из чего меня чуть не прикончили полчаса назад.

Старина «Калашников» изменился. Приобрел перфорированный кожух ствола, как у ППШ, слегка раздулся и округлился в области затвора, подрос в длину и обзавелся прямоугольной формы магазином. Слишком уж массивным по сравнению с привычным – похоже, промежуточный патрон в этом мире так и не успели изобрести.

Но зато рукоять, приклад и цевье из дерева оказались не просто похожими, а абсолютно теми же. Одного прикосновения к прохладной лакированной поверхности хватило, чтобы тут же снова ощутить знакомый вес оружия, его баланс, расположение всех рычажков… Я ничуть не удивился бы узнав, что и здесь автомат сошел с конвеера того же самого завода в Ижевске. Что над его созданием корпели те же самые люди, в моем мире создавшие символ чуть ли не любой войны второй половины двадцатого столетия.

– Понравилась? Забирай, у меня еще есть.

Понравилась – она. Видимо, шеф про себя называл оружие винтовкой, а не как-то иначе. Хотя объективно это скорее был пулемет, пусть и компактный, в несколько раз меньше здоровяка «Максима», который в конце прошлого века перевозили на артиллерийских лафетах.

– И где ж ты добыл такое богатство? – поинтересовался я.

– Схроны уцелели, три штуки на весь город. Может, больше, я пока не нашел. – Шеф уперся прикладом автомата в пол и тяжело опустился на скамью у стены. – Винтовки, пистолеты, патроны. Бинты с лекарствами, керосина пара бочек. Вода вся протухла, зато консервы… Гадость, конечно, но нам с тобой есть можно, не помрем.

Все примерно как я и ожидал: в подземных убежищах, куда не добрались ни Упыри, ни зеленая зараза, кое-что сохранилось. Не слишком много, но все же достаточно для одного неприхотливого и сверхчеловечески выносливого старца. Шеф сумел раздобыть все необходимое и выжил там, где без следа пропали несколько отрядов отборных солдат, которые император Александр отправил изучать этот мир.

Обычный человек на его месте, пожалуй, имел бы достаточно причин гордиться собой. Но для древнего воителя побег через Прорыв и два с лишним года бесцельного ожидания стали… Нет, даже не пыткой – такие, как мы, умеют терпеть любую боль и выносить тяготы. Однако вынужденное бездействие ломало шефа сильнее дюжины палачей, а вина засела глубоко под кожей и терзала гниющей занозой. Он говорил размеренно, и все же я почти физически ощущал, каких усилий ему стоит снова ускользать от больной темы.

На его месте мучился бы любой из нас. Кто-то непременно попробовал бы заткнуть голос долга резонными размышлениями о собственной шкуре или о бессмысленности драки, которую в принципе невозможно выиграть… и все равно бы не смог.

А для шефа все это оказалось в сто, в тысячу раз тяжелее и сложнее. Не знаю, когда именно сложилось так, что он стал… нет, не то, чтобы главным или самым крутым – просто первым среди равных старикашек, которые никогда и никому не подчинялись напрямую. Я родился на два с лишним века раньше и превосходил в колдовской силе любого из себе подобных. Среди нас были те, чья физическая мощь потрясала горы – почти в буквальном смысле. Кто-то умел сражаться на любом оружии, кто-то овладел необычными способностями, а кто-то обладал даром вести за собой остальных.

Но никто из них не стал народным героем еще до того, как прожил отпущенный простому смертному век. И даже когда большую часть наших истинных имен давно забыли, шефа всегда называли первым. Ему порой приписывали и чужие подвиги, и те, которых никто и никогда не совершал вовсе. И пусть в персонаж из древнего фольклора в конце концов осталось не так много от ныне здравствующего прообраза, это… пожалуй, это обязывало – куда больше, чем обязывало прочих из нас.

Для любого бегство стало бы позором. Для шефа – было многократно хуже смерти.

– Думаешь, я здесь прячусь?

Глаза напротив сердито сверкнул в полумраке, отражая огоньки керосинок. Нарыв, который назревал чуть ли не самой нашей встречи, лопнул. Без шума и спецэффектов – шеф просто перестал сдерживать то, что бурлило внутри, и на мгновение меня затопило чужой тоской. Холодной, густой и черной, как жижа, что хлещет из мертвых Упырей и Жаб.

– А ты думаешь, я здесь для того, чтобы читать нотации? – Я поставил автомат обратно на стойку. – Или обвинять тебя в трусости или еще в чем-то?

– А я себя, Владимир, уже сам во всем обвинил. И сам приговор вынес… Казнить только пока не получается. – Шеф нервно усмехнулся. – Но ничего, рано или поздно Леший…

– Я тебе сам сейчас голову отгрызу, – буркнул я. – Без всяких Леших.

– Может, оно и лучше было, если б отгрыз. Все одно помирать, так хоть весело, а не гнить, пока эта гнида там бал правит.

Шеф указал куда-то вверх, в потолок, однако явно явно имел в виду не улицы мертвого города над убежищем, а свой родной мир. Где действительно торжествовал очередную победу и правил бал… скажем так, наш общий знакомый.

– Вот про гниду ты мне и расскажи подробнее. – Я подхватил с ящика керосинку и шагнул вперед. – Только без помирания и прочей трагедии, медленно и обстоятельно. Торопиться нам с тобой, брат, уже некуда.

Глава 12

– В Петербурге после войны появился колдун.

– Это я уже знаю. К сожалению, – вздохнул я. – То ли сразу за Прорывами, то ли чуть раньше. Очень могущественный и древний, старше тебя. А может, и меня тоже… Откуда он вообще мог вылезти?

– А откуда они обычно вылезают? – Шеф мрачно усмехнулся. – Спал. Или сидел где-нибудь в Сибири, в самой глуши. Копил силу триста лет, а потом выполз на свет, как таракан. Сам знаешь, как это с ними бывает.

Я молча кивнул. В моем родном мире наука за сотню лет не раз шагнула вперед, и в моем арсенале прочно укрепились тезисы вроде «избыточная энергия требует точки приложения» или «энтропия системы, однажды начав, продолжит возрастать до экстремального значения». Однако грузить шефа знаниями не было никакого смысла, тем более, что суть он, разумеется, понимал не хуже меня: колдун, впитавший мощь хаоса, должен непременно пустить ее в ход. Или его просто-напросто разорвет, как перебравшего крови комара.

– Колдун появился, а я его про… прозевал. – Шеф явно хотел выдать что-то покрепче, но в последний момент все-таки сдержался. – А мог еще во время войны догадаться. Когда в конце девятьсот четвертого тебя снарядом убило, а через неделю…

– Еще одного из наших, – кивнул я. – А потом еще троих, последнего в Петербурге около двух лет назад. Этот гад уже тогда подчищал, поляну себе готовил. Знал, зараза, что мы его достанем.

Теперь, когда в моей дважды простреленной из «нагана» голове лежала вся нужная информация, картина складывалась легко и непринужденно. Можно сказать, сама собой, и от шефа я ожидал разве что каких-нибудь подробностей. Воспоминаний человека, который, в отличие от меня, прожил в мире за Прорывами не одну сотню лет – с самого рождения. И лично наблюдал творящийся там бардак. И пусть последние два года ему пришлось провести здесь, среди нечисти и руин, я определенно не отказался бы от подсказки.

Хоть чего-то, способного пролить свет на истинную личность колдуна… Или хотя бы на его цели.

– Вон как ты все красиво разложил… Голова, – вздохнул шеф. – А я, дурак, не догадался даже, пока меня самого не нашли.

– В Муроме, – подсказал я. – Ты видел колдуна?

– Если бы видел – пожалуй, сейчас бы с тобой тут и не сидел… Шпиков он за мной отправил, из самого Петербурга. Они, наверное, сами меня найти не ожидали, случайно в тот кабак зашли. И приказа брать, наверное, не было. – Шеф поморщился. – Так нет, полезли зачем-то… Куда им вдвоем против меня?

– Муромский потрошитель, – вспомнил я газетный заголовок. – Наслышан, наслышан.

– Да тьфу на тебя! Я поначалу и вовсе не заподозрил даже. Ну, надо государевым людям бумаги проверить – значит, надо. А потом гляжу, пока один с паспортом моим ковыряется, второй уже финку достал. И заходит со спины, паскуда…

– А ты чего? – зачем-то поинтересовался я.

– А я его на пол, второго мордой об стол – и бежать. – Шеф пожал плечами. – Чего еще делать было?.. Только потом узнал, что обоих насмерть положил.

– После этого тебя стали искать по всей стране. – Я на мгновение задумался, вспоминая вырезки из газет и полицейские записи, которые мне раздобыли Фурсов с Петропавловским. – Полагаю, примерно тогда ты и задумался, кому могло понадобится избавиться от стариков вроде нас.

– Ты меня уж совсем-то за дурака не держи, – буркнул шеф. – Об этом я задумался раньше, еще до того, как вернулся из Японии. Но сыскарей-то за мной прислали из Петербурга, а слухи всякие тогда уже ходили, с полгода точно.

– Один плюс один – это два. – Я плюхнулся на скамейку рядом. – Наш колдун как раз тогда вовсю подминал под себя столичную знать. И заодно понемногу убирал всех, кто мог представлять для него опасность… Даже удивительно, что тебя нашли одним из последних.

– Меня не так просто найти, – отозвался шеф. – Особенно когда я сам этого не хочу. Но после Мурома я очень даже хотел.

– И приехал в Петербург, насколько мне известно.

Боевой старец, несмотря на сотни лет за плечами, не всегда соображал быстро. Порой слишком уж верил в лучшие человеческие качества и за всю свою немыслимо долгую жизнь так и не научился хитрить, обманывать и разгадывать чужие планы. Случалось ему оказываться и чересчур медлительным, но когда доходило до дела, остановить шефа было уже невозможно. Он действовал в лоб и предпочитал переть напролом, дополняя запредельную силу запредельным же упрямством.

Расколов нехитрый ребус с подосланными шпиками, шеф тут же направился в столицу. Где его, конечно, уже ждали: я не стал уточнять детали, однако почти не сомневался что георгиевцев подняли по тревоге на Прорыв чуть ли не в первую же ночь. Туда же, где сыскари искали страшного Муромского потрошителя.

По странному стечению обстоятельств.

Вряд ли тогда колдун уже носил личину Геловани – иначе все, пожалуй, сложилось бы иначе. Но в ту злосчастную ночь от рук шефа пострадал еще настоящий Виктор Давидович. И около дюжины полицейских и солдат.

– Осторожнее надо было, – поморщился я. – Знал ведь, небось, что ловушка – и все равно в самое полымя полез. Как всегда.

– А мне, Владимир, терять тогда уже нечего было. Я еще в Муроме решил, что эту гадину достану и удавлю – и сам богу душу отдам. – Шеф сжал кулаки. – А на деле оно вон как вышло…

– И тогда ты удрал в Прорыв. – Я потер отросшую щетину на подбородке. – Разумный ход, я бы и сам лучше не придумал… Но почему остался здесь? Почему не вернулся, почему не нашел остальных, почему…

– Некого там искать, Владимир.

Шеф оборвал меня тихо, почти незаметно. Без криков и злобы, без всего того, что обычно бросают в ответ на несправедливый упрек. Не огрызнулся, а просто констатировал факт и дальше продолжил так ровно, будто все это случилось не с ним, а с кем-то другим – невесть когда.

– Никого из наших не осталось. Всех сожрал, паскуда, – проговорил он вполголоса. – А я до него так и не дошел. Он ведь не просто так, а за людьми прячется. Я как сейчас лица этих солдатиков помню, которые меня брать приходили. Совсем пацаны еще, мы таких в каждую войну в атаку водили… Они же как дети мне все! Наши, свои люди, понимаешь⁈

Под конец шеф все-таки сорвался. Не перешел не крик, не начал трясти кулаками, даже голоса почти не повысил – но чем-то невидимым и неслышным хлестнул так, что у меня в груди тут же поселилось тоскливое чувство… Будто кто-то крохотный, слабый и беспомощный, но очень упрямый вдруг принялся скрести коготками изнутри по ребрам.

– Понимаю, – так же тихо ответил я. – У нас ведь тоже такое было, Игорь… Через восемь лет только.

– Революция? – догадался шеф. – Про которую ты рассказывал?

– Она самая. – Я оперся лопатками на чуть влажную холодную стену. – Одни против других, и все свои, со всеми бок о бок и в японскую войну, и с немцами тоже… Знатно тогда нас трясло, Игорь. Из одной семьи братья уходили: старший за белых, младший за красных, а средний – в лес с обрезом.

– А ты за кого? – Шеф рывком поднялся и, подхватив автомат, зашагал к стене напротив. – За этих за других?

– Да ни за кого. – Я пожал плечами. – Когда в Петербурге брали штурмом Зимний, я на фронте был, под Галичем. Там и остался, даже когда мир подписали.

– В Галиче? – зачем-то уточнил шеф.

– В Бресте. Сначала в госпиталь лег, демобилизовался по ранению… Женился даже, – усмехнулся я. – Почти год прожил тихо. По тем временам, считай, как целый век.

– Тоже, выходит, удрал от греха подальше. А еще у меня спрашиваешь – зачем, зачем… Затем. – Шеф смерил меня недовольным взглядом и снова отвернулся. – А дальше что было?

– А дальше обратно в ружье. – Я встал с лавки и направился следом за шефом, который как раз устроился за верстаком и принялся лязгать металлом, разбирая автомат. В девятнадцатом году наши с поляками по-новой закусились.

– Наши? Это которые?

В голосе шефа прорезались ехидные нотки. Впрочем, он не собирался подначивать меня – похоже, действительно хотел узнать, чью сторону я в конце концов выбрал после того, как бывшая Российская Империя раскололась на куски и с головой нырнула в омут гражданской войны. Еще со времен киевских князей мы старались не участвовать в междоусобицах.

Будто это хоть когда-то бывало возможно.

– Наши – это наши, – буркнул я. – И надо мне тут. Два года бодались. Потом Афганистан, потом Китай, потом снова немцы…

– Да уж. Чудное дело, Владимир. Это что ж, получается, у нас тоже все это будет?

– Не хотелось бы, – вздохнул я. – Только сейчас нам с тобой и без поляков с немцами работы хватит.

– Да какая уж тут работа. – Шеф легонько ударил ребром ладони по ствольной коробке, вытряхивая застрявшую деталь. – Мне в тот мир обратно ходу нет.

– Да не ищет тебя там никто! Давно уже мертвым объявили, даже в газетах писали. – Я уселся на край верстака. – Еще в седьмом году. Вылезешь обратно – не заметят даже.

– Заметят, Владимир. И искать не перестали. – Шеф отодвинул железки и грузно облокотился на столешницу. – Думаешь, ты первый по мою душу сюда пришел?

Я прикусил язык. И в очередной раз пообещал себе еще раз этак десять думать перед тем, как снова начать себя самым умным, хитрым и проницательным. Колдун – то ли уже в личине Геловани, то ли пока без нее – не тратил времени даром и быстро «похоронил» Муромского потрошителя. Однако полагаться на удачу все же не стал. И, видимо, уже не раз отправлял в этот мир охочих до заработка следопытов, чтобы если не убить, то хотя бы отыскать последнего уцелевшего защитника мир по ту сторону Прорывов.

Спрашивать о судьбе этих несчастных я, конечно же, не стал.

– Ну… Может, и ищут, – проворчал я. – Но не сидеть же здесь, пока и у меня седая борода не вырастет.

– Резкий ты стал, Владимир. Как курьерский поезд. – Шеф наклонился и принялся греметь чем-то в ящике под верстаком. – Ну вернемся мы обратно – а дальше-то что?

– А дальше найдем этого гада. – Я легонько ударил кулаком по стене. – И упокоим, как положено.