Текст книги "Торжество тревог"

Автор книги: Валерий Пушной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

10

Аспенский и Печаев сидели в кафе.

Перед обедом Константин позвонил Андрею и предложил вместе перекусить. Печаева удивило это предложение, к тому же у него были иные планы, но он подумал и согласился.

Кафе находилось недалеко от работы, сотрудники фирмы часто заглядывали сюда.

У Аспенского был мрачный скучающий вид. Впрочем, это было его обычное состояние. Грубые черты лица не обладали мягкими линиями веселого человека. Облик Печаева резко отличался, но сейчас и на его лице не было улыбок, которые в обычное время почти никогда не сходили с губ.

Константин выкатывал из себя слова, которые давили на Андрея и сгоняли с его лица добродушное выражение:

– Ну, сколько можно, Андрей, мужик ты или не мужик? Стукни хоть раз кулаком по столу, а может, и не только по столу. Ведь Марина гуляет от тебя по-черному! Накинь уздечку да натяни вожжи как следует!

Печаев молчал и смотрел в свою тарелку. Красное лицо наливалось лиловым цветом.

Константин пригласил Андрея специально для этого разговора. С того дня, когда у него сорвалось с Мариной, Аспенский долго думал, как ему повернуть обстоятельства в свою пользу. И решил действовать через ее мужа. Константин знал, сделать это сложно, но еще знал, что иногда Андрей был способен взрываться так, что эти взрывы сокрушали того, кто являлся их причиной. Хотя Марина умела управлять мужем, все-таки Аспенский решил попробовать, ибо пока не находил другого способа оторвать ее от Печаева.

А если получится, как задумал, то брошенная после этого в свободное плавание Марина непременно начнет искать берег, к которому можно прибиться. И таким берегом станет он, Аспенский. Константин рассчитывал на это.

Он убедил себя, что Марина сможет стать ему хорошей опорой. Прозябать надоело, надо было вновь становиться на ноги. Казалось бы, все так просто и понятно, дело за малым – заполучить Марину. Но это как раз было самым сложным.

Константин смотрел на Андрея и вспоминал слова Марины о доброте Печаева. И думал, как эту доброту вывернуть наизнанку, чтобы у Марины больше не возникало желания возвращаться к Андрею. Он рубил фразы словами:

– Оглянись вокруг, тебя же все клоуном считают, мне уже их шепот поперек глотки стоит. Я не хотел тебе этого говорить. Мне неприятно вести с тобой такую беседу. Но просто все тычут в глаза, открыто трезвонят, называют тебя половой тряпкой. А последний раз, после очередного загула твоей жены, заговорили, что ты превратился в горшок для дерьма. Она же измазала тебя с ног до головы. Скоро тебе в лицо начнут плеваться. Закрути ее крепким узлом. Дай ей пинка наконец. Покажи, что ты мужик! Никуда не денется, приползет назад, – и он еще долго рубил фразы, как поленья топором.

Печаеву не нравился этот разговор. Но он думал, наверно, Константин прав, наверно, со стороны виднее. Наверно, он действительно превратился в бабу, позволил Марине вести себя настолько вольно, что у самого темнело в глазах, когда начинал мучительно думать об этом. Но при всем том понимал, что вряд ли способен воздействовать на жену. За многие годы он настолько привык быть под ее каблуком, что от одной мысли взять верх над Мариной у него начинала кружиться голова. Она заправляла всем, он отвык жить без ее подсказки, без ее толчков, насмешек и требований.

Андрей сглотнул слюну. Он все время предполагал, что внезапные исчезновения Марины связаны с любовниками. И не догадывался, что причина не в них. Жена сильно отличалась от Аллы Истровской, не плодила любовников, как та. За последние пять лет все изменились, и Марина тоже изменилась. Ее отлучки чаще были связаны с желанием побыть одной, полностью уйти в себя, забыть о том, что происходило вокруг, набраться новых сил и терпения для продолжения жизни. Такое изредка наблюдалось и раньше, но наглядно участилось и повелось после гибели сына, а за прошедшие годы укоренилось и стало нормой. Однако Печаев не мыслил глубоко и не понимал, что происходило с женой.

Иногда в ее сети попадали мужчины, но это было не так часто и не было самоцелью. Просто от хороших мужиков грех было отказываться, ибо Андрея давно перестала считать за мужика и думала о нем скорее в среднем роде, нежели в мужском. Марина знала, как воспринимали ее отлучки Андрей и знакомые, но не разубеждала никого, ей даже это нравилось, тешило женское самолюбие.

Печаев слушал Аспенского и все ниже опускал плечи. Слова Константина начинали заплетаться в один большой клубок, который накатывался и давил на Андрея все сильнее. Он заказал графин водки.

Аспенский удовлетворенно свел брови, кажется, ему удалось зацепить мужика за живое. Теперь только раскрутить на всю катушку, заставить действовать.

Печаев налил водку в фужер для сока. До краев. Плеснул Константину в рюмку. И без всякого тоста, один, не дожидаясь Аспенского и не чокаясь с ним, опустошил фужер. Константин ухмыльнулся и выпил из своей рюмки.

Андрей поковырял вилкой салат и снова наполнил фужер. Константин не останавливал. Печаев снова выпил до дна. И почувствовал, как хмель теплом разливается по всему телу, но не пьянит его. Нервное напряжение было настолько высоким, что водка действовала, как простая вода.

Обычно подвыпивший Андрей становился разговорчивым, но на этот раз такого не происходило. Он не раскрыл рта, а неопределенное выражение на его лице ставило Аспенского в тупик. Ведь тот, никогда не любивший жевать мочало, на сей раз так старательно убеждал Печаева, просто «растекся мысью по древу», что, казалось, Андрей должен был немедля вскочить и придушить жену. А тут вдруг неопределенность на лице. Печаев вылил в фужер остатки водки из графина, все до капли, даже потряс его, и Константину представилось, что если бы можно было графин выжать, Андрей непременно сделал бы это. Потом он выпил водку и что-то пробормотал. По этому бурчанью Аспенский понял, что Печаев начал хмелеть, что его стало «развозить».

Они вышли из кафе. Из-за неопределенности на лице Андрея Константин не был уверен, что его попытка увенчалась успехом. Похоже, Андрей просто напился, чтобы забыться. Это совсем не устраивало Аспенского. Это был такой же облом, как с Мариной. Неужто последнее время его окончательно покинуло везение? Но это последнее время слишком сильно затянулось, на целых пять лет.

Машина Печаева подъехала к дому. Он вылез из нее и пошел к подъезду. Старался идти ровно, хотя это плохо удавалось. Знал, что выпил много лишнего, но голова работала четко, и чувствовал, что силы еще есть. Помнил слова Аспенского, они задели его за живое, уж слишком унизительными были, заставляли собрать себя в кулак. Нельзя сказать, чтобы он сам не думал об этом, но одно дело – сам думал, а другое – узнать, что думает все окружение. Самолюбие сильно ущемлено. Глупо было бы мнить, что у него нет достоинства.

Бывало и прежде, когда он проглатывал намеки, переводил их на шутку или делал вид, что не замечал. Но сейчас как будто все в нем перевернулось. Постарел, что ли? Его выворачивало наизнанку. Даже хмель не мог с ног свалить.

Андрей вошел в подъезд, поднялся на этаж, стукнул в дверь. Открыла Марина в длинном бирюзовом халате. Удивленно уставилась на мужа. Тот ввалился в квартиру, грубо оттолкнув жену.

– Ты где налакался средь бела дня? – спросила она недовольно, морщась.

– Не твоего ума дело! – огрызнулся Андрей.

– Ну, раз не моего ума, тогда ложись возле двери на коврик и дальше нос не суй, пока не проспишься, – вспыхнула она и отвернулась.

Печаев схватил жену за плечо, развернул к себе:

– На коврик?! Брезгуешь? А других мужиков пользуешь, не брезгуешь? – Сжал ей плечо.

– Ты чего несешь? Перебрал, и язык развязался? – дернулась она. – Не мели, Емеля! И руки не распускай!

– Это я – Емеля?! – Он пьяно качнулся, пытаясь схватить ее за халат. – Ты людей послушай, что молотят про нас с тобой!

Марина откачнулась, его рука пролетела сверху вниз мимо нее. Посмотрела на мужа с жалостью:

– На то и языки! – сказала. – Я сплетен не слушаю. Это ты, как баба, в рот всем заглядываешь!

– Я – баба?! – Андрей подался вперед и вновь вцепился в ее плечо, причиняя боль. – А ты потаскуха, я тебя задушу! – Его вторая рука легла ей на второе плечо.

Лицо Марины превратилось в холод, глаза вымерзли льдинками, она как бы приняла стойку кобры перед флейтой:

– Задушишь?! – переспросила. – Ну, задуши! – с вызовом выкрикнула и презрительно посмотрела ему в глаза. – Ты вообще-то на что-нибудь способен?! Убери руки, слизняк!

Ее взгляд прожигал Андрея насквозь, этот взгляд делал его ничтожным и беззащитным. Слизняк, конечно слизняк, коли не может справиться со своей женой. Но она ошибается, что он ни на что не способен. Способен, еще как способен. Она должна знать, что он способен, она должна это почувствовать. И он схватил жену за горло и стал душить.

Марина ударила его по лицу, вырываясь. В ответ, неожиданно для нее, Андрей тоже ударил. Невероятно. Сильно ударил, она чуть не упала. Но быстро оправилась и сама кинулась в драку. Ожесточенно, даже не ожидала от себя такой прыти. Началась взаимная потасовка.

Андрей бил и тупо рычал. Она так же хлестала по его щекам, осознавая, что справиться с ним или остановить не может. Наконец оттолкнула и метнулась к выходу. Входная дверь хлопнула перед носом Андрея. Защелкнулась на замок. Пока он спьяну возился с нею, Марина сбежала вниз и выскочила из подъезда. В одном халате и домашних тапочках.

Он засопел, остывая и тяжело дыша у распахнутой двери. Покачиваясь, вернулся в квартиру. Ноги стали заплетаться, голова – тяжелеть и падать на грудь. Пошаркал к дивану. Не раздеваясь, бухнулся лицом вниз и мгновенно провалился в сон.

Проснулся под утро следующего дня. Сел, вспоминая, что стряслось. А вспомнив, ощутил дрожь во всем теле. Как он мог ударить Марину? Что с ним было? Нет, это был не он. Это все водка, водка, будь она проклята. С ним никогда подобного не происходило. Поднять руку на Марину – это немыслимо для него. И вдруг – случилось. Он должен немедленно попросить прощения у жены. Андрей кинулся по комнатам. Марины – нигде. Не у кого просить прощения.

Он ругал себя последними словами, хватался за голову и стонал от бессилия. Что теперь будет? Он унизил Марину, она не простит этого. Она не простит. Она гордая. Это конец. Все, это конец. Она может больше не вернуться.

Его жизнь с Мариной не была безоблачной и сказочной. Хотя человеком он был беззлобным, его добродушный вид со временем превратился в маску. За этой маской он скрывал многое, живя с Мариной. Тем не менее без нее жизнь для него теряет смысл. Без нее он пропадет, без нее он совершенно одинок. Без Марины его жизнь станет походить на жизнь Аспенского, которую тот влачит теперь.

Он вспомнил Константина. Находиться дома было тяжко, сердце рвалось на части. Собрался и поехал к нему.

Своим рассказом Андрей, не подозревая, порадовал Аспенского. Значит, вчерашний разговор, затеянный Константином, все-таки не прошел даром, а он уже не надеялся. Размолвка все же случилась. Можно было потирать руки. Теперь дело за ним. Надо спешить, пока все не вернулось на круги своя. Нужно найти Марину прежде, чем ее отыщет Печаев, хотя Аспенскому не очень верилось, что Андрей пустится на поиски. За многие годы он привык, что Марина всегда возвращалась, поэтому и на сей раз наверняка будет также надеяться, что она вернется сама.

Между тем Аспенский ошибался. Андрей предпринял активные поиски. Объехал всех знакомых, а также побывал всюду, где могла, по его предположениям, хоть на миг появиться Марина. Но все оказалось безуспешно. Марина словно сквозь землю провалилась.

Аспенский усиленно отговаривал Андрея не тратить время попусту, не искать жену, не показывать слабость, дескать, никуда не денется, сама явится. И радовался, что Печаева преследовали неудачи. Сам же в это время тоже рыскал по тем местам, где не побывал Андрей. Однако и его потуги не увенчались удачей.

Оба они, независимо друг от друга, решили, что Марины в городе нет. Ну, а за городом было столько дорог, что искать можно было до посинения. Оба очутились в одинаковом положении. Ничего не оставалось, кроме как ждать, когда и где Марина объявится.

11

У Истровской был подъем в душе. Пекрасов приводил ее в трепет. И хоть всегда она выбирала мужчин, которые возбуждали ее, но с Дмитрием, ей казалось, она получала нечто новое. По обыкновению, Алла не любила затяжных романов, а с Пекрасовым хотела продолжения. Дмитрий был неутомим так же, как она. И это ей нравилось.

Он мало рассказывал о себе и о своем бизнесе, а если что-то говорил, то очень скупо. Обычная мужская сдержанность, думала Алла. Ей всегда нравилась мужская немногословность, она не любила излишне болтливых мужиков.

Пекрасов сумел быстро расположить к себе. Бесконечно влюбляющаяся женщина, она хотела, чтобы Дмитрий был тем мужчиной, с которым ей долго будет хорошо.

В один из которым он позвонил ей и сообщил, что в город приехал его компаньон, Федор Зибиров, и что есть повод встретиться втроем.

Прямо с работы она отправилась в кафе, где ее ждали. Была в открытом светлом топе, джинсах, босоножках с высоким каблуком.

Алла опытным глазом сразу отметила, что Зибиров внешне мог конкурировать с Пекрасовым. Он был несколько выше Дмитрия. Глаза с улыбкой, взгляд спокойный.

Они вышли из кафе навстречу ей. Оба в светлых рубашках с коротким рукавом и потертых джинсах. Алла усмехнулась такому сходству в одежде. Пекрасов обнял за плечи и поцеловал ее в щеку:

– Познакомься, Аллочка, это и есть мой компаньон, Федор Зибиров, – представил Дмитрий, показывая на того.

– Я так и представлял вас, – произнес Зибиров, подавая руку для пожатия. – Дмитрий кроме эпитетов никаких других слов не произносит в ваш адрес.

– Он преувеличивает, – ответила Алла, уверенная, что второй такой женщины, как она, больше не существует.

– Не вижу преувеличения, – пожал ее пальцы Федор. – Вы очень красивая. Повезло моему компаньону. Ему всегда везет больше, чем мне. Но я отобью вас у него, так и знайте. Пусть нос не задирает.

– Вообще-то меня отбить трудно, – заискрились глаза Истровской. – Я сама выбираю.

– Тогда выберите меня, – засмеялся Зибиров. – Даю вам слово, не прогадаете!

Дмитрий нарочито отодвинул Федора:

– Аллочка, ты ведь не поддашься на провокацию?

Истровская стремительно подхватила Пекрасова под руку и потянула в кафе:

– Он – твой компаньон, Дмитрий, вот сам и разбирайся с ним, – ответила уклончиво. Богатый опыт отношений с мужчинами приучил ее к тому, чтобы, выбирая одного из них, она не лишала новой возможности ни себя, ни других поклонников.

За столиком Зибиров откровенно рассматривал ее. Алле это нравилось. Под алчными взглядами мужчин чувствуешь себя не женщиной, которой уже за тридцать, а девчонкой семнадцати лет, когда она впервые узнала мужскую ласку. Безумно хочется всегда оставаться молодой.

Пекрасов начинал нервничать, и это заводило Аллу, он ревновал, значит, боялся потерять. Толкнул компаньона в бок:

– Федя, очнись, ты забыл, зачем приехал сюда!

– С такой женщиной запросто потерять голову, – парировал Зибиров. – Я не удивляюсь, что с нею ты тоже забыл, зачем приехал. Как дела с нашим магазином?

– Алла поможет организовать торговлю, – ответил Дмитрий.

– Вы присмотритесь ко мне, Алла, ведь я лучше, – неожиданно проговорил Федор, не отрывая глаз от Истровской. – Я кое-что понимаю в торговле. Дмитрий ни черта не смыслит в этом, ему доверять – гиблое дело, поэтому я и приехал сюда. Решил сам заняться магазином.

– Прекрасно, Федя, – подхватил Пекрасов, – очень хорошо, вот и займись сам. И не беспокой Аллу. Я хочу, чтобы у нее больше оставалось времени для меня.

– Займусь, займусь, – спокойно отозвался Федор. – Но надеюсь, что Алла не откажет мне, если я обращусь за помощью? – Посмотрел на Истровскую. – Дмитрий приобрел не то, что надо, да еще в плохом месте. Я хочу подыскать что-нибудь получше. Поможете мне? – Не дождавшись ответа от Аллы, повернулся к Пекрасову: – Твои дела в этом городе закончились, Дмитрий. Начинается моя работа, а ты возвращайся назад, делай мебель.

Алла вскинула брови, ей было интересно, что ответит Дмитрий. Пекрасов поднял подбородок с едва уловимой ямочкой на нем:

– Успокойся, Федя. За меня не надо принимать решения, я сам способен делать это. Вижу, тебе понравилась Алла, но ты опоздал, Федя, Аллу я тебе не отдам, как бы ты не изощрялся. – Он напружинился, выпрямил спину и пояснил Истровской: – У нас с Федором один недостаток на двоих. Наши вкусы в отношении женщин сходятся.

– Он умолчал о главном, Алла, – добавил Зибиров. – Нам всегда встречаются женщины, которых устраиваем мы оба.

Истровской показалось, что между компаньонами назревает конфликт. Всегда она бывала не против схваток мужиков за нее, но сейчас не хотела. Ибо Дмитрий уже был допущен к ее телу и вполне ее устраивал, а Федор по внешним данным имел неплохие шансы оказаться в ее постели. Посему возле себя стоило придержать обоих. Но последняя фраза Зибирова насторожила Аллу. Что он имел в виду? Чтобы она принимала в постели сразу двоих? Что это был за намек? И был ли намек? Или она все преувеличивает? Впрочем, как бы там ни было, использовать себя она никому не позволит. Всегда она использовала мужиков, так будет и дальше.

Она импульсивно дернулась, обжигая Федора огоньками глаз:

– Не надейтесь на это, Федор! На этот раз вам не повезло!

– Ты слышал, Федя, – захохотал Пекрасов. – Гуляй, дружок, по другим дворам!

– Прекратите устраивать разборки. Это не смешно и не интересно, – поморщилась Истровская. – Нашли место. Запомните оба, никогда не сравнивайте меня с другими!

После кафе Зибиров распрощался с Аллой сдержанно, сел в машину и уехал, а Дмитрий поехал к ней домой.

В эту ночь Пекрасов был в ударе, как бы доказывал Истровской, что лучше него у нее никого не будет.

Когда отдыхали, она сказала:

– Странный у тебя компаньон, Дмитрий.

– Зависть, Аллочка, – отозвался тот и погладил ее тело. – Разве можно не хотеть такую женщину? Он попытается добиться тебя, – в его голосе сквозила убежденность, что именно так будет.

Истровская покривила красивые губы, села. По интонациям голоса Пекрасова Алла почувствовала, тот не очень уверен, что она не клюнет на Зибирова. Вообще-то, она и сама не была уверена в себе. А ведь еще недавно казалось, что годы изменили ее. Но страсти, страсти, куда от них спрятаться? Сбежать в монастырь? Нет, от себя не сбежишь. И сожалеть она не станет. Сожаление – удел слабых. Она не из их числа.

Но, тем не менее, иногда у нее возникало ощущение притяжения к постоянству, и это ощущение исподволь тоже становилось страстью. Между тем ни в ком из мужчин, с которыми сближалась, она не находила страсти к постоянству. И вот как будто что-то усмотрела в Дмитрии. Но усмотрела ли?

– Ты так спокойно говоришь об этом, – произнесла с некоторым раздумьем.

– Просто я знаю его, – ответил Пекрасов.

– А если он добьется своего? – вдруг спросила, ожидая реакции Дмитрия.

Тот догадался, зачем Алла задала вопрос, обнял, притиснул к себе и прошептал на ухо:

– Я сделаю так, как захочешь ты. Я хорошо запомнил, что выбираешь всегда ты.

Аллу удовлетворил ответ. Власть над мужчинами была основной ее страстью. Особенно приятно покорять сильного, который отступает только перед ее красотой. Не любила мужиков-рабов. Раб изгибается в три поклона, унижается и попрошайничает. Она не видела в Дмитрии раба, видела покоренного ею.

– Тогда сделай, чтобы Зибирова я больше не лицезрела, – проговорила и вновь прилегла рядом с Пекрасовым.

– Вряд ли это получится, – вздохнул тот. – У нас с ним натянутые отношения. Ты не могла не заметить этого. К тому же мне кажется, он что-то замышляет против меня. У меня на это нюх. Вернуть бы прежнее время, я б никогда не взял его к себе в компаньоны. Но что случилось, то случилось. Мне всегда приходится держать ухо востро. И тебя он попытается закружить.

– Не думаю, что ему это удастся! – Стройное тело Аллы передернулось.

– Ты его не знаешь, – сказал Дмитрий, и Алла уловила в его голосе нервный сбой.

Она опять села, посмотрела ему в глаза:

– Ты мне сегодня не нравишься, – и заметила, как он попытался изменить выражение лица, помолчала и энергично выплеснула: – Тебе пора идти! – В эту минуту он показался ей слабым, Алла поморщилась. Если он умный, он поймет, что жаловаться на компаньона это не по-мужски. Настоящий мужчина в любых обстоятельствах должен держать руку на пульсе. Сильному не подобает полагаться на Бога. Алле не хотелось, чтобы Дмитрий разочаровал ее. В таком случае все мужчины в ее глазах превратятся в стадо баранов.

Пекрасов собрался и вышел из квартиры. Она выключила свет и легла на спину. Засыпать приходилось одной. Долго ворочалась, то взбивала подушку, то отодвигала ее, пока наконец сон не сморил. Но сон этот не был крепким и продолжительным. Несколько раз просыпалась, чувствуя, как ее телу не хватает мужских рук.