Текст книги "Преторианец"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Валерий Большаков
Преторианец

Глава 1

1

Таджикская ССР, 1988 год

– «Стингер» слева! – закричал командир вертолета. – Т-твою-то ма-ать!

Семиклассник Сергей Лобанов прилип к иллюминатору. Огненно-дымный шлейф, оранжевый и загогулистый, догонял их Ми-восьмой, а на земле, в месте пуска, поднимались клубы пыли, сверху походившие на облако. Ведомый вертолет ушел влево, вычерчивая лопастями пунктирный световой круг, и канул за Памирские горы.

– Уходим! Живо!

– Берегись!

Лобанов-старший, полковник и начальник заставы, рявкнул командирским голосом:

– Вверх рви, вверх!

– А я что делаю?! – огрызнулся пилот.

Сбоку просунулся штурман-оператор Федя Манюта, бледный до синевы.

– Это засада! – завопил Манюта, глаза по пять копеек. – Все, вешалка[1]1
  Вешалка (воен. жарг.) – конец, гибель.


[Закрыть] нам!

– Молчать, «правак»![2]2
  Правак – штурман-оператор.


[Закрыть] – заревел полковник.

Надрывно свиристя, «вертушка» пошла набирать высоту. Поздно!

«Стингер» угодил в правый двигатель. Гром взрыва ударил по ушам, а вертолет так подбросило, что Сергей вцепился в свой откидной стульчик, боясь вылететь вон. Чудилось ему – прямо над ним проходит железнодорожный состав, грохоча и скрежеща металлом. «Все, – мелькнула паническая мысль, – отгулял я свои каникулы!» Приложив усилие, он оторвался от иллюминатора и глянул за дверь со стеклянным окошком, задернутым зеленой шторкой. Там гудел и качался грузовой отсек. У правого борта жались на жесткой скамье Искандер со смешной фамилией Тиндарид и Гефестай Ярнаев, одноклассники Сергея и наперсники детских забав. Рядом с ними, хватаясь за пульт, сидел дядька Искандера и Гефестая, борттехник Терентий Воронов. Это был немолодой жилистый мужчина с жестковатым загорелым лицом и шапкой густых седеющих волос, одетый в потертый комбез и коричневую кожанку с косыми молниями на карманах.

– Серый, надень! – Лобанов-старший сунул Лобанову-младшему шлем с ларингами и натужно пошутил: – По ТэБэ полагается!

С трудом разлепив пальцы, Сергей натянул шлем-«горшок» и сжался, оцепенело глядя на горный склон. Склон, качаясь и кренясь, надвигался титанической клюшкой. Щас как вдарит по «шайбе»…

– Пытаюсь сесть! – проскрипело в наушниках.

«Да куда ж тут садиться?!» – ужаснулся Сергей.

Скат горы от седловины шел полого, а затем резко обрывался, падая почти отвесно до самого дна долины Кала-и-Нур, километра на полтора вниз. Только по самому перегибу кручи белела тропа, расширяясь в одном месте, но и этот пятачок усыпали валуны. По тропе «в ниточку» брело человек двадцать, ведя в поводу навьюченных лошадей.

– Это банда Рахмона Наккаша! – прокричал Воронов. – Руин[3]3
  Руик – героин.


[Закрыть] прут, заразы!

– Держись! Вырубаю движки! А то сгорим, на хрен!

Гул стих настолько, что стал слышен рев воздуха, рассекаемого лопастями. И непрерывно звенел предупреждающий сигнал – запредельный, запрещенный режим!

Падая, вертолет за что-то задел, и его развернуло задом наперед. Машина врезалась в валуны, нечеловеческая сила подняла Сергея и выбросила через расколоченный блистер.[4]4
  Блистер – остекление кабины пилотов.


[Закрыть] От пилотской кабины остался только пол, крышу снесло взрывом. Отвалилась хвостовая балка, грузовой отсек вывернуло, как вскрытую консервную банку. Искандер с Гефестаем удержались, а Терентия Воронова швырнуло на исковерканную грузовую створку, и он, в позе распятого, медленно съехал по ней, замирая и обмякая по-неживому. Лицо его залила кровь, она была густо-красной и блестящей.

– Дядька! – заорал Гефестай.

Перепуганного Искандера, сухого, черного, остроносого, украсил свежий шрам на левой щеке. Судорожно всхлипывая, Тиндарид подхватил запястье Воронова и стал щупать пульс.

– Дядь, ты чего?!

Заплакав, Искандер уронил дядину руку, и та упала безжизненной плетью.

Загрохотало, глуша слабые людские голоса, полыхнули клубы огня. Грузно кувыркаясь, ускакала в пропасть пылающая турбина. С шипением и треском рвался боекомплект.

Полковник Лобанов, упакованный в новенький серый горник,[5]5
  Горник – серый комбинезон с капюшоном для горных условий.


[Закрыть] стоял на четвереньках и ошалело мотал головой. Подняв искореженный РПК,[6]6
  РПК – ручкой пулемет Калашникова.


[Закрыть] он с проклятием отбросил горячий ствол.

– Укрыться! – скомандовал Лобанов. – Где Федька?

– Ушел во мраки…[7]7
  Уйти во мраки (жарг.) – погибнуть. «За речкой на юге» – в Афганистане.


[Закрыть]

– Ведомого вызывай!

– Слушаюсь, товарищ полковник, – по-уставному ответил пилот и доложил: – Не выйдет, рация вдребезги!

– А, едрить твою! Серый, пригнись и не высовывайся! Гефестай, Искандер! Это и вас тоже касается!

Сергей откатился под хлипкую защиту исковерканного борта и переполз к крутобокому валуну. Мыслей не было. Совершенно. Эмоций тоже. Даже древнейшая реакция на опасность – страх – отсутствовала напрочь. В щель между каменными глыбами Сергей разглядел «вооруженных нарушителей границы». Все они были одеты по моде «той» стороны – в короткие, до щиколоток, матерчатые штаны, в длинные незаправленные рубахи-камис. На ногах – высокие ботинки с застежками, а на головах – нуристанские шапочки поколь, похожие на береты, коричневого или табачного цвета. Банда Рахмона Наккаша… Как поспевал «за речкой на юге» урожай опийного мака, так и начиналось – со всего «Золотого полумесяца» перли в Россию наркоту, транзитом до Европы. В Колумбии были наркобароны, Рахмон Наккаш был наркохан…

Пригибаясь, поводя автоматом, по осыпи прокрался совсем молодой еще контрабандист и выпрямился, не углядев в руках «шурави»[8]8
  Шурави – советский.


[Закрыть] оружия. Нарушитель был великолепен – одетый во все новое, в дымчатых очках, с переброшенной через плечо плоской сумкой-планшетом. Удлиненное красивое лицо, плечи развернуты, спина прямая. Он крикнул, подзывая своих, и непринужденно спустился к летунам и их пассажирам.

Командир вертолета майор Швыдкой, жгучий брюнет с хрящеватым, горбатым носом, повредил ногу и стоял, прислонясь к искореженной стойке шасси. Рядом топтался растерянный второй пилот, ушастый и светловолосый старлей Бубликов. Лобанов-отец попытался загородить собой Лобанова-сына, но Сергей воспротивился и утвердился рядом с батей, напрягая ноги, чтобы те не дрожали.

– Ну, командор, – неумеренно восхитился наккашевец в темных очках, – ну, ты и живуч! Полгода тебя выцеливал, сегодня только попал! Ну, думаю, сбил кафира![9]9
  Кафир – неверный, немусульмакик.


[Закрыть] Нет, опять он живой!

– Кончай выеживаться, Мир-Арзал! – оборвал его полковник Лобанов. – Тебе сколько стукнуло? Небось четвертак еще не разменял? Прикажи своим людям сложить оружие, тогда я смогу гарантировать вам ваши поганенькие жизни!

Контрабандисты загоготали.

– Не наглей, командор! – выговорил, отсмеявшись, Мир-Арзал и поугрюмел. – Деньги мы тебе давали? Давали! Почему не берешь? Чтоб не мешал, говорили? Говорили! Почему мешаешь? У Рахмон-джон из-за тебя голова болит! Даврон! Шавкат! – рявкнул он, подзывая подельников.

Вперед вышел Даврон в серо-коричневой шинели, видимо снятой с мертвого сарбаза,[10]10
  Сарбаз – солдат афганской армии.


[Закрыть] в чем уличали запятнанные дырки в полах. Лицо у Даврона было припухшим, с толстыми усами, которые, как у гайдука, спускались ниже подбородка. В руках он с усилием держал ДШК.[11]11
  ДШК – крупнокалиберный пулемет Дегтярева-Шпагина, китайского производства.


[Закрыть] Рядом, в засмальцованной «пакистанке», встал Шавкат, нескладный, прыщавый парень с фантастическим носом, со слезящимися глазками под белесыми бровками. Он постоянно фыркал, продувая ноздри, а пальцы его ласково поглаживали курки двух автоматиков «ези».

– Будем лечить головную боль! – глумливо усмехнулся Мир-Арзал. – У Даврона ха-арошие таблетки есть, калибра двенадцать и семь!

Бандиты хором загоготали.

– Не вибрируй, Серый… – тихо проговорил отец. – Щас наши прилетят…

– Я не… – пискнул Сергей. Вознегодовав на себя, прокашлялся.

Полковник переступил с ноги на ногу, и, когда покачнулся, боком скрываясь за Сергеевой спиной, его рука скользнула под клапан комбеза. Тихонько щелкнул предохранитель табельного «Макарова».

– Отставить! – крикнул Мир-Арзал, и Даврон разочарованно опустил ствол. – Что прижухли? – Мир-Арзал решил продлить удовольствие и выпендривался: – Ну-ка, спойте чего-нибудь, а то так неинтересно! Гряньте «Интернационал»! Просим, просим!

Бандюганы обрадовались нежданному развлечению, оживились, стали рассаживаться на валунах, на оторванной лопасти, легшей этакой скамейкой между скальных обломков. Тут сзади, от горящего вертолета, донесся стук и скрежет. Сергей дернулся в обороте и увидел Воронова – живого, только без куртки, со слипшимися от крови волосами.

– Я буду запевалой! – сказал борттехник, растягивая губы в кривой ухмылке. Нижняя губа лопнула и набухла красной каплей.

– Дядька! – завизжал Искандер.

Гефестай только лыбился счастливо, шмыгал и подтирал пятерней припухший нос, размазывая копоть по щеке.

– Дядя Терентий! – радостно прошептал Сергей, и тут же его продрало испугом.

Воронов пригнулся, расставив ноги пошире и разведя руки в стороны. И он превращался в кого-то иного, чужого и страшного, будто вурдалак в полнолуние! Все суставы бортача[12]12
  Бортач – борттехник (воен. жарг.).


[Закрыть] дрожали, ступни и колени выкручивались. Кости смещались, а мускулы вздувались, становясь величиной с голову младенца. А потом дядя Терентий исчез. Вот только что тут был, и нету его! Пропал!

Сережа растерянно повернул голову и уловил размытую тень, как порывом ветра, сдувшую пару нарушителей с обрыва. Он с большим трудом удерживал Воронова в поле зрения и толком понять не мог, что тот делал такое руками и ногами, – слитное, отточенное движение длилось не дольше, чем вспархивание птицы.

Терентий проявился, замерев на долю секунды, и просто взорвался движениями! Левая рука его работала как щит, то ребром ладони, то всею пятерней отбивая ножи-печаки или приклады автоматов. Гибкая рука так и мелькала, звонко ударяя влево-вправо, вверх-вниз. Контрабандисты толклись, как бараны в отаре, кричали, щерились, утробно хэкали, полосовали лезвиями вокруг себя, тыкали дулами автоматов, но все в воздух, все попусту!

А правая рука Терентия заменяла ему меч или саблю. Вот, увернувшись от удара штык-ножом, он стегнул кончиками пальцев по бочине рослого бандита в куртке-«пакистанке» и распорол ткань! И кожу – до кости! Бандит дернулся, и ребром ладони Воронов, словно топором, рассек мышцы плеча противника. Хлынула кровь, заливая рукав цвета хаки черно-багровыми потеками. Ослабевшие пальцы выронили АКМ.[13]13
  АКМ – автомат Калашникова.


[Закрыть] «Калаш» еще не достиг земли, когда Терентий сделал выпад, складывая пальцы в острие копья, и вонзил руку в грудь контрабандисту, проламывая ребра и обрывая пульс разорванного сердца…

Сергей смотрел на бой, замерев, не дыша и не моргая. Грузный нарушитель границы в сером халате и грязной чалме заслонил Воронова широкой спиной и тут же смялся, скукожился, попав под удар закаленных локтей бортача. Локти бешено заработали, как шатуны безжалостной машины. Они измолотили нарушителя, вымесили его, и тот упал размороженной тушей – легкие проткнуты сломанными ребрами, печень расплющена, перебитый позвоночник похож на коленвал.

– Бей, бей! – кричал Мир-Арзал с безопасной дистанции. – Мочи его!

На Воронова набросились сразу трое, потом кинулись еще двое, и бортач закрутился колесом, выпрастывая то ногу, то руку. Посыпались хрясткие удары. Хватило секунды, чтобы покалечить всех, попавших под «колесо». Парочка нарушителей в бушлатах забралась на здоровенный валун позади Терентия, забралась явно с дурными намерениями – каждый из них сжимал по пистолет-пулемету «ингрэм», излюбленной «железке» террористов. Остановив убийственное фуэтэ, Воронов с места, не приседая даже, взвился выше своего роста, как лосось в период нереста, и нанес парочке двойной удар, растягивая ноги в поперечном шпагате. Совсем как тот танцор, что отплясывает гопак на сцене Колонного зала. Вот только Воронову никто не аплодировал, а парочка разлетелась в разные стороны, теряя «ингрэмы» и жизни.

– Даврон! – голосил Мир-Арзал, перепрыгивая валун. – Огонь! Огонь!

Куда там… Воронов на какое-то мгновение присел на четвереньки и тут же разжался спущенной пружиной, прыгая, как гигантский кот, метров на восемь! В прыжке он обрушился на бритоголового контрабандиста, двинул ему по шее, почти снося голову с плеч, а ударом ноги отправил в полет Даврона. ДШК достался Швыдкому. Летун, с натугой скалясь, выставил пулемет и пошел садить по нарушителям. Дуло ДШК цвело розочками огня, похожего на сварку.

– По врагам рабочего класса!.. – хрипел Швыдкой.

Полковник Лобанов, опустившись на одно колено, палил из ПМ.[14]14
  ПМ – пистолет Макарова.


[Закрыть] Даже Бубликов подобрал оброненный «Калашников» и пускал короткие очереди по врагу.

«А я как же?!» – возмутился Сергей. Он оглянулся. В сторонке от него лежало переднее колесо вертолета, блок с НУРСами,[15]15
  НУРС – неуправляемые реактивные снаряды.


[Закрыть] блестела лужа расплавленного дюраля. Искандер с Гефестаем тоже высматривали орудия убийства. Сергей посмотрел за спины стрелявших. Там Воронов побивал ворога – пяткой проламывал черепа, ребром ладони перешибал шеи… Контрабандисты разлетались, как кегли.

– Сзади! – завопил вдруг Искандер. – Дядя Корней! Сзади! Там еще!

Лобанов-отец и Лобанов-сын обернулись одновременно. По тропе бежало человек десять в «пакистанках», в чалмах и поколях. Они потрясали АКМами и американскими винтовками М-16, щерили рты и славили Аллаха.

– Паха! – проревел полковник Лобанов, обращаясь к Швыдкому. – Туда!

Командир сбитого вертолета развернулся, проследил, куда указывал старший по званию, и затрясся, удерживая колотящийся ДШК. Пули крупного калибра швыряли нарушителей наземь, ломали в поясе, пускали кровь струей и вышибали мозги. Крики и стоны заглушили священную формулу «Аллах акбар!», но щелчок бойка прозвучал куда громче. Патроны кончились, «сварка» тухла.

Тогда в военную игру вступил Гефестай. Он на четвереньках подбежал к разбитой кабине вертолета и снял с убитого бандита чалму. Развернул ее, взял в руку, как пращу, вложил увесистый шарик от рассыпавшегося подшипника, покрутил и метнул. Шарик величиной со сливку влепился в лоб бородачу с автоматом наперевес, и небритая личность вытянулась на тропе.

– Аллах акбар! – разнеслось многократно и покрылось отчетливым треском пулеметных очередей, беспорядочным стрекотом автоматов, протяжными, надсадными криками.

Мир-Арзал юркнул в щель, как в норку. Перепуганно визжа, проскакала раненая лошадь.

Искандер Тиндарид, скалясь, как череп на плакатике «Не влезай, убьет!», подобрал здоровенный нож-боуи и бросился в атаку, орудуя клинком, как мечом. Он увернулся от удара прикладом и полоснул бандита по ноге. Тот взвыл, замахиваясь. Тиндарид проткнул ему руку и отпрыгнул, тут же развернулся и ударил ножом следующего бандита – под мышку. Нарушитель грохнулся навзничь, выпуская автомат из скрюченных пальцев. АКМ с двойным рожком, обмотанным синей изолентой, доскакал по щебенке до Сергея, и тот сразу схватил оружие. Наконец-то!

Вскочив, Сергей пробежал пару метров до застреленной лошади, шлепнулся на пузо и выглянул поверх вьюка. Пули долбили неустанно, уходили рикошетом, искрясь и обкалывая камень. Одна полоснула по переметной суме – посыпались палочки анаши, полезли брикеты опия-сырца – резко пахнувшей неаппетитной массы, упакованной в пленку, покатились белые мешочки с печатями – арабской вязью, львами, пальмами, соколами и тремя семерками – так «за речкой на юге» паковали героин. А потом перед самым лицом Сергея возникли грязные ботинки – здоровенный амбал в засаленном халате вспрыгнул на валун, опуская ствол черного «люгера». Сергей закричал и нажал на спуск. «Калашников» коротко затявкал, Сергею в лицо брызнула теплая кровь. Первая кровь… Спазм скрутил сына полковника, но он таки поборол тошноту.

И тут сверху, из-за перевала, донесся глухой стрекот – на выручку шел ведомый. Когда Сергей разглядел за скалистым уступом круговой промельк лопастей, у него даже слезы на глазах выступили.

– Наши! – заорал он. – Батя, наши!

Вертолет заметили все – головы в круглых шлемах, в поколях и чалмах одинаково задрались в небо.

Ми-8 был серьезно поврежден, левая турбина испускала сизый дымок, но пилоты кое-как удерживали машину на одном движке. «Вертушка» угрожающе наклонила нос, и с боевой подвески сорвались НУРСы, дымными указками тыча в скопление коней и людей. Вспухли шары огня, забухали взрывы, сразу же прорезались крики и ржание.

Командир ведомого повел машину прямо на склон, резко погашая скорость. Винтокрылый аппарат упал на кручу и покатился вниз, грузно шатаясь на стойках шасси, все ближе к пылящей земле опуская лопасти.

– Швыдкой! – заорал полковник Лобанов, скидывая с себя труп в полосатом халате. – Под колесо!

Сергей понял отца быстрее майора. Заозиравшись, он подхватил оторванный блок из-под НУРСов и кинулся по склону вверх. Блок оттягивал руки, сердце билось о ребра, как хищник о прутья клетки, а сверху наползала огромная туша вертолета, гремя и грохоча, сдувая камни тугими воздушными струями. Передняя стойка шасси плугом вспахивала щебнистую осыпь.

На карачках, задыхаясь, Сергей подсунул блок под колесо. Вертолет тут же накренился, его развернуло. Сергей вжался в землю, с ужасом чувствуя, как хлещут лопасти, почти касаясь каменного крошева. Сплевывая пыль, он повернул голову и увидел отца, разевавшего рот в неслышном крике. Воронов шкандыбал рядом, опираясь на АКМ, как на костыль. Их обогнали Искандер с Гефестаем, под руки волоча раненого Бубликова, – тот еле ноги переставлял, будто пьяный был, а голова в ЗШ[16]16
  ЗШ – защитный шлем.


[Закрыть]то падала на грудь, то закидывалась в небо.

Нарушителей видно не было, их словно сдуло винтами, потом Сергей приметил подозрительное шевеление на возвышенности – кто-то в чалме разлаписто лез на скалу, волоча за собой «трубу» – РПГ…[17]17
  РПГ – реактивный гранатомет.


[Закрыть]

Крепкая пятерня отца впечаталась Сергею в спину.

– Молодец, Серый! – гаркнул Лобанов-старший. – На борт!

На коленках Лобанов-младший добрался до бокового люка и юркнул в салон. Половина иллюминаторов щербилась осколками выбитых стекол, а борт был прострочен вдоль и поперек рваными дырками попаданий. Досталось ведомому!

– Держитесь, там! – крикнули из пилотской кабины. – Будем сваливаться!

– А взлететь? – проорал Воронов и закашлялся.

– А на чем?! Левый гавкнулся!

Винт закрутился пуще, напрягая последние лошадиные силы, и вертолет, качаясь и грохоча, сполз на обрыв, перевалился за край…

– А-а-а! – заорал Тиндарид.

– И-и-и! – визжал Ярнаев.

Сергей молчал, сжимая зубы и обмирая.

Добрых полкилометра падал в пропасть Ми-восьмой, пока не перешел в горизонтальный полет. Потянул, сбрасывая САБы,[18]18
  САБ – светящиеся авиабомбы, отвлекающие ракеты на себя.


[Закрыть] те разлетались слепящими «головастиками», приманивая ракеты. Одна такая канула сверху, с возвышенности, прочертила зыбкий дымный шлейф и тюкнула по САБу, окатив вертолет дробью осколков. Пронесло…

– Боестолкновение с вооруженными нарушителями границы! – надрывался радист-связюга. – На Высокой тропе, ниже седловины! Один двухсотый, два трехсотых![19]19
  200-й – убитый, 300-й – раненый.


[Закрыть] Шлите «мигаря»![20]20
  Мигарь (воен. жарг.) – истребитель МиГ.


[Закрыть]

Сергей устало прислонился к теплому борту.

Мерцало рассеченное лопастями солнце, вертолет гудел, дрожал мелкой дрожью в такт грохочущему ритму турбины, укачивал. Понизу вилась долина, ближе к воде устланная курчавой зеленью худосочных рощиц. Стлань эту прерывали пирамидальные тополя, вскидываясь листвяными колоннами. Склоны окрестных гор были пологи и пустынны, щетинились низкорослым типчаком или опадали изветрелыми скалистыми ребрами. На выходе из каньона открылся кишлак Ак-Мазар, ниже по долине угадывался Юр-Тепе – единственные следы человеческого присутствия в долине Кала-и-Нур. На пологом склоне паслись овцы, по крутизне щипали травку большерогие архары. Овцы пугались рева железного птаха-подранка, архары тоже удирали от вертолета, но с оглядкой – поскачут, поскачут, станут и смотрят: экая тварь! И снова скачут.

Правда, Сережа плохо видел зелень и прыгучих горных козлов – красная кровь так и стояла перед глазами, а мертвые тела все валились, валились, валились… А по отцу незаметно, чтобы он переживал особо. И дядя Терентий спокоен, «как пятьсот тысяч индейцев»…

На последнем моторесурсе Ми-восьмой дотянул до заставы и плюхнулся на грунтовую аэродромную полосу. Оглушенный, Сергей вылез из вертолета. Сощурившись, осмотрелся, будто впервые увидев знакомый пейзаж.

За взлетно-посадочной полосой торчали в ряд пирамидальные тополя. По сторонам неасфальтированного плаца выстроились сборно-щитовые модули. Перед зелеными воротами с выпуклыми красными звездами гнулись полукруглые крыши клуба и столовой. Отблескивал стеклами походный магазинчик военторга с плоским верхом. Отовсюду к вертолету бежали люди в камуфляже, пронеслась пара дюжих санитаров с носилками, а Сергей, понурый и отрешенный, почапал домой. Мимо П-образного модуля политотдела и штаба, где в полузамкнутом Дворике стоял чей-то бюст, мимо шеренги длинных, прямоугольных палаток с плоскими крышами, над которыми торчали печные трубы, мимо линейки машин и прицеповсалонов, темно-зеленых, со скользкими лесенками у дверей, прямо к жилому модулю. К дому.

Это был одноэтажный, приземистый барак, «сочиненный» из фанеры. По широкому, с низким потолком, всегда сумрачному коридору Сергей прошествовал в свою квартирку, разгороженную шкафами на две комнатки.

Давешний бой все не отпускал его, цепко держал, нагоняя тошные воспоминания. А дома все по-прежнему – тот же погромыхивающий холодильник «Юрюзань», те же полки с книгами… Мама в фартуке жарит котлеты.

– Вернулся! – всплеснула мама руками и заохала: – Ты где так измазался?

– Да так… – просипел Сергей уклончиво. Прочистил горло и задал свой любимый вопрос: – Есть есть?

2

На другой день, после «разбора полетов» и ночных кошмаров, Сергей встал поздно, мокрый весь и вялый. Откинув фиолетовое солдатское одеяло, он подцепил пальцами тапки и прошаркал по коридору в душ, самое капитальное помещение модуля, отделанное кафелем. Тепленькие ржавые струйки принесли облегчение.

Малость освеженный, Сергей вернулся в комнату и лениво оделся – в школу идти только на следующей неделе, каникулы еще… Внезапно он замер, натянув на голову футболку, но не просунув руки. Коварная память шепнула, и голова загудела колоколом: «Вчера ты убил человека!»

Сергей сморщился. Погано как… И тут же озлился: а что, у меня выбор имелся?! Или надо было забиться в уголок и поскуливать, пока хорошие дяденьки побьют плохих и Сереженьку вынесут на ручках?

Энергично завершив облачение, Сергей вышел во двор. По плацу маршировали погранцы в камуфляже, где-то далеко рокотал танк, взревывая двигателем и лязгая «гусянками». Завывание мотора послабее слышалось совсем рядом, за углом модуля, становясь различимым и ясным. Приседая на повороте, вырулила «шишига» – ГАЗ-66. Место водителя занимал Воронов, рядом подпрыгивали племяннички.

– Привет! – закричал Сергей, махая рукой друзьям и, что там ни говори, братьям по оружию.

«Газон» затормозил, и Воронов высунулся в окно.

– Сережка, здорово! – воскликнул он. – А мы как раз за тобой! Прокатимся до Ак-Мазара?

– Давайте! – обрадовался Сергей.

Обежав «шишигу», он забрался в тесную кабину.

– Подвинься! – отжал Сергей Гефестая. – Расселся тут, как фон барон!

– Спать меньше надо! – парировал Искандер.

– А сам-то! – фыркнул Гефестай.

– Вот гад! – вознегодовал Тиндарид. – Я ж тебя защищаю, балда!

– Сам балда! Защитничек нашелся…

– Отставить! – весело скомандовал Воронов и включил первую передачу.

«Шишига», перестукивая хлябающими бортами, покатила. Миновала решетчатые ворота, проехала окопы передового охранения и последний сторожевой пост: БМП, но не вкопанную, а обвязанную по бортами запасными гусеничными траками, – отличная защита от гранатометов.

Навстречу «газону» попался КамАЗ с цистерной, и Воронов, шепотом ругаясь, завертел ручку, поднимая стекло – наливник тащил за собой непроглядную тучу пыли.

– Дядь Терентий, а мигаря посылали? – деловито спросил Сергей.

– Куда? – рассеянно поинтересовался Воронов.

– Ну, туда, где мы вчера… Чтоб БШУ[21]21
  БШУ – бомбово-штурмовой удар.


[Закрыть] – и всем капут!

– А-а… Посылали… Капут тропе пришел – вся площадка вниз ухнула…

Неожиданно Воронов притормозил и сказал серьезно:

– Разговор есть. Как я вчера намял мир-арзалам по организмам? А?

– Класс! – воскликнул Сергей. – А что это, вообще, было? Кун-фу?

– Да какое там кун-фу… – пренебрежительно отмахнулся Воронов. Подняв палец, он торжественно провозгласил: – Панкратион! То бишь «всеборье»!

– А че это? – округлил глаза Сергей.

– Это такое боевое искусство было у нас… – проговорил Искандер. Воронов вскинул голову, и Тиндарид торопливо поправился: – …У эллинов, у древних, в общем…

Запутавшись, он смолк и нахохлился. Неодобрительно поглядывая на Искандера, Воронов объяснил:

– Панкратион не эллины изобрели, они просто переняли его у египтян, а те толк знали… Жрецы бога Тота еще в эпоху первых фараонов учили избранных «страшной борьбе» – так еще называли панкратион…

– Да, страшно было, – признался Сергей.

– Не потому, – улыбнулся Воронов. – Понимаешь, для эллинов панкратион был чем-то вроде смеси из борьбы и кулачного боя, они ж спортсмены были, занимались панкратионом, как мы боксом или карате. Но жрецы Тота не для болельщиков старались… Считалось, что боец в стиле панкратиона мог не просто хорошо драться, посылая в нокаут любого, но и противостоять злому богу или демону ночи! А уж тут обычной силы и скорости реакции будет не хватать… Надо тренировать иные способности, уже как бы не совсем и человеческие, – сверхсилу и сверхбыстроту, чтобы наносить удары не столько на физическом, сколько на энергетическом уровне! Мне трудно объяснить… Фантастику читаете? Ну вот… Бить надо и кулаком, и биополем! Ясно? Иначе не одолеть бесов!

– Ясно… – выдохнул Сергей.

– Ясно ему… – проворчал Воронов и построжел: – Все, что я говорю сейчас, – великая тайна, и разглашают ее лишь для посвященных! Улавливаете?

– Вы нас… – спросил Сергей и сглотнул от волнения, – научите?!

Вероятно, Терентий не уловил или не понял той надежды, что прозвучала в Серегином голосе. Ее и Гефестай не почуял – Ярнаев с младенчества рос крепышом, румяным и толстым, как пупс. Сергею повезло меньше, он пошел в первый класс худым и болезненным ребенком, кривоногим и большеголовым после перенесенного рахита. А детская стая не любит слабых. Сергея «Головастика» лупили в раздевалке, на переменках, после уроков. Правда, он всегда давал сдачи, но толку-то? Каждый раз, засыпая, он представлял себе, как однажды выучится хитрым приемчикам и покажет «этим всем»! Неужели мечта сбылась?!

– Сами научитесь, – усмехнулся Воронов, – а устод[22]22
  Устод – мастер, учитель.


[Закрыть] Юнус даст вам уроки. В Ак-Мазаре тайно действует единственная в мире школа панкратиона, где Юнус тренирует избранных. Вчера я видел всех вас в деле и готов поручиться перед устодом… – Воронов спохватился: – А вы-то как, согласны?

– Да-а! – завопили мальчишки вразнобой.

Воронов рассмеялся и тронул машину с места.

Устод Юнус жил в просторном доме на окраине кишлака, а сад за домом разросся так, что занимал места больше, чем пришкольный стадион. Высокие тутовые деревья и южные платаны выстроились в каре, освобождая квадратную поляну.

– Поклонитесь и поздоровайтесь, – наставлял Воронов «избранных».

– Угу… – рассеянно отвечал Искандер. Гефестай кивал только, а разволновавшийся Сергей едва ли слышал слова Терентия.

– И поменьше говорите, устод терпеть не может болтунов!

– Угу…

– Вот вам и «угу»! Заходите! Э, разуйтесь сначала!

Сережка скинул кеды и зашел в прохладную комнату, как тут говорили, «семибалочную», – ровно столько расписных балок удерживало потолок. Три высоких окна бросали голубой, зеленый и желтый свет сквозь разноцветные стекла. Весь пол был устлан громадным пестрым ковром, у стен лежали аккуратно сложенные курпачи – узкие стеганые покрывала, заменяющие таджикам диваны. Мебели почти что не было, только невысокий резной столик – хантахта – стоял посередине, и все.

Было приятно вминать голыми ступнями тугой ворс ковра… еще бы сердце не колотилось как ненормальное, совсем хорошо было бы!..

В свете, лившемся из окошка, Сережа рассмотрел седого, но крепкого человека в одних лишь коротких штанах. Человек сидел на ковре, подложив ноги под себя, и то ли медитировал, то ли дремал.

Сергей неуверенно оглянулся на Воронова, и тот знаками показал: кланяйся!

– Здравствуйте, устод! – сказал Сережа и поклонился. Племянники почтительно согнулись за его спиной.

– Здравствуйте, – тут же откликнулся устод, открывая необычные для здешних мест голубые глаза. Повернувшись к Воронову, он слегка склонил голову: – Приветствую тебя, Хранитель.

– Это те мальчики, устод, – негромко сказал Воронов, – я говорил вам…

Устод Юнус покивал и скомандовал:

– Раздевайтесь!

– Как? – растерялся Сергей. – Совсем?

– Совсем, – спокойно сказал устод.

Сережа сжал губы и разделся, искоса поглядывая на оголявшихся друзей. Гефестай, если и смущался, то не своей наготы, а двух складок на животе – был он отроком упитанным и плотным, «краснощеким богатырем с мышцами». Искандер же скинул с себя одежду так спокойно, будто стоял в закрытой душевой, где его никто не видел.

Устод внимательно оглядел всю троицу, а потом положил свою ладонь Сергею на лоб. И словно благодать ниспослал – так вдруг покойно стало, а лоб ощутил приятную прохладу.

– Сколько тебе? – спросил Юнус. – Тринадцать есть?

– Мне четырнадцать уже! – сказал Сережа и испугался: а вдруг мастер не берет в ученики таких «старых»?! Он добавил торопливо: – Я только в восьмой перешел…

И стал себя ругать – болтаешь много!

– В секцию ходил? – продолжал расспрашивать устод, глядя на сбитые Серегины костяшки.

– Нет! – помотал головой Сережка. – Только с пацанами… Иногда…

– Всегда побеждал? – с интересом спросил устод.

– Когда как… – признался кандидат в ученики.

Устод перешел к Искандеру.

– Александрос, сын Тиндара? – спросил Юнус.

– Да, – ответил Искандер.

– Эллин?

– Д-да… – с запинкой сказал Тиндарид и покосился на Воронова.

– Фехтуешь?

– Да так… – замялся Искандер. – На «троечку»…

Устод кивнул и занялся Гефестаем. Ярнаев сразу заулыбался, заблестел белыми зубами. Юнус пощупал его бицепс, и Гефестай гордо напряг мускул.

– Что я говорил? – сказал Воронов. – Бойцы!

Устод отнял руку и велел «избранным» одеваться.

– Не слушайте его, – сказал он, – вы не бойцы, вы только зародыши бойцов. А станете ли ими, зависит от вас. – И добавил скромно: – Ну, и от меня тоже… Будете приходить по вторникам, четвергам и субботам. Не опаздывать, не спорить, не лениться, не болтать. Ступайте…

Часы до вторника тянулись неимоверно долго, по капле-секунде перетекая из сегодня во вчера. Но вот, наконец, за отрогами Шугнанского хребта затеплилось солнце, блеснуло меж пиков. Настало утро. Отец собрался и ушел на службу. Едва дверь за ним закрылась, Сережка встал. Все! Время пошло!

Ровно в семь нуль-нуль он вошел во двор к устоду. Устод сидел на суфе[23]23
  Суфа – глиняное возвышение.


[Закрыть] под чинарой, безмятежно глядя на пильчатый хребет вдали. Потом посмотрел на часы, встал и запер ворота. Посторонним и опоздавшим вход строго воспрещен!

Устод не скомандовал построение. Он разулся и сказал негромко:

– И вы снимайте обувь… Все снимайте!