Текст книги "Позывной: «Колорад». Наш человек Василий Сталин"
Автор книги: Валерий Большаков
Жанры:
Попаданцы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Кровать, застеленная солдатским одеялом. Вешалка в углу.
Бездумно пощупав китель и шинель, Быков вздохнул.
Неприятные ощущения по поводу чужого тела оставили его, зато появились иные назойливые мысли.
Кем бы он ни был в будущем, но представлял себя самого, Григория Алексеевича Быкова, капитана, участника и прочая, и прочая.
Здесь же его не стало. Хотя…
Если хорошенько подумать, не стало как раз Василия Иосифовича Сталина. Остался пустой сосуд, содержимое которого выплеснуто.
Григорий усмехнулся: старое вино влили в новые меха.
Да, он не сможет заявить о себе, как о Быкове, но кто ж ему виноват?
Пятьдесят пять лет он грелся под солнцем и мок под дождями, и кому нужна была его личность?
Кому интересны были его мысли и суждения?
Кто вообще знал, что живет на свете такой индивид, как Г.А. Быков?
Славы Чкалова или Кожедуба ты не добился, Гришенька, да и не слишком-то и стремился. Верно?
А теперь тебе, по сути, второй шанс даден.
Свою жизнь ты, извини, просрал – дерево не сажал, дом не строил, сына (а лучше дочку!) не растил.
Врагов, правда, положил кучу, и за это тебе, может быть, зачтется.
Или уже зачлось?
В общем, «нэ журысь», товарищ Быков, как «Медведь» говаривал.
Давай, хоть чужую жизнь проживем так, чтоб не стыдно было людям в глаза глядеть!
«Колорад» подошел к окну.
Стемнело. Затихла аэродромная жизнь.
Заборовье выглядело точно так же, как и любой другой аэродром в прифронтовой полосе – землянки да капониры с краю летного поля.
В любую минуту могли поднять тревогу, избушки да землянки моментом наполнятся галдежом и топотом, забегают технари и красноармейцы БАО, готовя «Яки» к вылету, и – в бой.
Но пока было тихо.
Быков прижался лбом к холодному стеклу.
Далеко на западе, за пильчатой линией елок, слабо позаривало – это были отблески далекой канонады.
Шла война.
Цитата из политдонесения:
«1 марта 1943 г. во время осмотра самолета «Як-9», принадлежащего командиру 32-го гвардейского истребительного авиаполка гвардии полковнику Сталину В.И., обнаружено в соединении первой тяги от хвоста рулей глубины воткнутое техническое шило, которое заклинивало управление самолета. Предварительным расследованием выяснилось, что самолет последний полет имел 26.02.43 г., с тех пор на нем производилась работа по проверке шасси и съемка бензобаков…
Считаю: совершен акт с диверсионной целью.
Необходимо немедленно: для личной охраны гвардии полковника Сталина, штаба полка, самолетов Сталина и капитана Микояна прикомандировать к полку 2-го отделения по 10 человек автоматчиков из внутренних войск НКВД.
Заместитель командира 32 ГИАП по политической части, гв. майор Стельмашук».
Глава 3 «Дело о шиле»
– Контакт!
– Есть контакт!
– От винта!
Техники, прокручивавшие пропеллер в поиске утечек масла, живо отскочили.
Тезка Быкова, Григорий Вавула, обслуживавший сталинский «Як», крикнул:
– Есть от винта!
Быков провернул кран самопуска, тот пшикнул.
– Воздух!
Самолет ворохнулся, как живой, словно просыпаясь.
Винт лениво, будто нехотя, описал круг.
Продуваемый мотор зачихал, стрельнул выхлопом – и тут же зарычал, как разбуженный зверь, завыл, засучил невидимыми шатунами, пуская дрожь по корпусу.
– Убрать колодки!
Григорий стал прогревать движок, варьируя обороты, и огляделся. Пилоты сидели по кабинам «Яков» или выруливали со стоянок, соблюдая очередь.
– «Колорад», как слышишь? – прохрипели наушники голосом Бабкова.
– Слышу хорошо, – ответил Быков.
– Первая эскадрилья – по самолетам. Вылет по мере готовности.
– Вас понял! – вклинился Долгушин.
– Полковник Сталин в паре со старшим лейтенантом Ореховым, – официальным голосом сказал «Петрович», – и капитан Холодов в паре с лейтенантом Макаровым вылетают прикрывать боевые порядки 1-й ударной армии в районе Демянска. Понято?
– Так точно!
«Як-9» плавно тронулся вперед, чуток покачивая крыльями.
Быков добавил газу, выруливая на старт.
Глянул на полуобвисший «колдун» – ветра нет. Почти.
«Почти» не считается…
Истребитель взлетел легко, будто птица вспорхнула.
Четыре самолета потянули к линии фронта.
Летели на тысяче метров, и Быков только головой покачал – ориентироваться тут было сложно, глазу не за что зацепиться. Сколько тот глаз хватал, сплошь черный с бурым отливом лес, да белые пятна приваленных снегом озер и болот.
Вскоре, однако, «достопримечательности» появились – сожженные дотла деревни, воронки, брошенные окопы…
Линия фронта походила на степной пожар – по кривой пылали подбитые танки, дома без крыш, перевернутые машины, не понять, свои или чужие.
Сверкали вспышки выстрелов, взрывы подбрасывали грязный снег и комья мерзлой земли.
И дым, дым полосой…
От самого Демянска, крошечного городишки, мало что осталось.
Год назад в этих местах образовался самый настоящий котел, Демянский котел – Красной армии удалось тогда окружить части 16-й армии вермахта и дивизию СС «Тотенкопф» – «Мертвая голова».
Правда, гитлеровцы прорвали-таки кольцо – самолеты Люфтваффе перебрасывали окруженцам боеприпасы по «воздушному мосту».
Каждый божий день сотни транспортников – «Юнкерсов -52» и «Хейнкелей-111» – сновали по этому мосту челноками, хотя долетали не все.
Быков был предельно внимателен и сосредоточен – это только на глупых плакатах немцы изображаются трусами и неумехами.
Нет, Красной армии противостояло умелое, упорное, сильное и опасное воинство.
Только попробуй, дай слабину – все, сомнут.
Что ж, тем весомей победа над фрицами…
– «Колорад»! – резануло уши. – Вижу самолеты противника! Шесть «худых» и четыре «фоккера»!
– Аллес гут, – буркнул Быков.
Немцы, пользуясь своим численным преимуществом, сразу набросились на «Яки».
По всей видимости, вся их десятка была группой расчистки воздушного пространства – в задачу таких «чистильщиков» входил разгон истребителей противника, чтобы свои бомбардировщики могли спокойно сбросить смертоносный груз.
Холодов первым повел в счете, подранив «Фокке-Вульфа» – тот, оставляя тающий след вытекающего масла, потянул к своим.
Ну, одним меньше…
– Командир, отходи, – послышался голос Володьки Орехова, – я прикрою.
– Атака! – резко сказал Григорий.
Чертова дюжина самолетов закрутилась и завертелась – стая против стаи.
Красные звезды и черные кресты так и мелькали.
Казалось невозможным уцелеть в этой свалке, но летчики уворачивались.
Самый наглый «фоккер» примерился, как бы зайти в хвост Холодову.
Быков дал по нему короткую очередь, и немец ушел боевым разворотом наверх.
Сверху, уже от «мессера», протянулись хлесткие жгуты трассеров.
Григорий заложил глубокий вираж, аж в глазах потемнело от перегрузки.
Крутанул «бочку», наблюдая, как пара «худых», только что атаковавших его, пикирует вниз, и нажал гашетку, посылая вдогон снаряды и пули.
Вспышки на киле ближнего «Мессершмитта» высветили попадание, потом сталь разящая добралась до кабины пилота, раскалывая стекло и брызгая кровью.
Готов.
– Есть! – крикнул Орехов. – Командир, «худые» сзади!
«Колорад» даже высматривать опасность не стал – резко отдал ручку от себя, уходя к земле.
У Орехова был настоящий талант – он всегда первым замечал противника.
Ведомый «мессер», будучи в запале, ушел вперед, слишком поздно доворачивая, а вот ведущий оказался умнее – с полста метров затрепетал огнями пушечных очередей.
Быкова спасло мимолетное предвидение, мгновенный расчет: немецкий пилот только-только нажимал боевую кнопку, а он уже тянул ручку вбок и на себя – «Як», постанывая всеми членами, выворачивал, карабкаясь с «горки» на «горку».
Дымные шнуры трасс прошли под крылом, минуя хвост, и Григорий вывел машину из виража, загоняя ее на вертикаль. «Мессер» ведущего скользнул прямо над ним, синея брюхом.
Туда-то и вошли снарядики, маленькие да удаленькие. «Худому» оторвало хвост, пестревший отметками побед, и закувыркался аппарат вниз.
Быков глянул мельком, дожидаясь раскрытия парашюта, но кабину «месса» так никто и не покинул.
– Аркаша! Отходи со снижением на сто!
– Володь, а ты, давай, еще набирай. Будь выше!
– Понял!
В этот самый момент одному из «фоккеров» удалось зайти в хвост Макарову.
Григорий видел это очень отчетливо, хоть и был далеко.
Ведущий не бросил ведомого – Холодов открыл огонь с дальней дистанции, но немчура не унимался.
Тогда Иван пошел на таран, левой плоскостью нанося удар по хвосту «Фокке-Вульфа».
Протараненный истребитель посыпался к земле, но и Холодову худо пришлось – у «Яка» у самого крыло отвалилось, и краснозвездный истребитель вошел в штопор.
Самолет крутило, как центрифугу, Ивана до того прижало к спинке кресла бешеным вращением, что выпрыгнуть с парашютом не хватило бы никаких сил человеческих.
– Срывом! – заорал Быков. – Срывом!
Холодов не ответил, но то ли сам припомнил, то ли советом воспользовался, но выбросился-таки из гибнущего истребителя методом срыва – прямо в кабине дернул за кольцо парашюта.
Купол раскрылся и буквально вытянул пилота на волю.
«Фокке-Вульф», круживший поблизости, тотчас же атаковал Ивана, но и тот был не промах – опытный парашютист, Холодов потянул часть строп на себя и заскользил к земле, уходя с линии огня.
Зато не ушел «фоккер» – Григорий загнал его в прицел, вынес упреждение, и…
Разрывы так и усеяли нос немецкой машины.
Двигатель у той заклинило, факел огня полыхнул, вытягивая по ветру жирный копотно-черный дым.
Самолет как летел со снижением, так и продолжал лететь, пока не чиркнул по земле законцовкой крыла.
Завертелся, рассыпаясь, вспыхнул, подкидывая горящие обломки на подтаявший снег.
– «Колхоз», «Колхоз»! – закричал Быков в микрофон, вызывая аэродром. – Холодов сбит!
– Живой? – испуганно переспросили в наушниках.
– Живой! Срочно высылайте «У-2»!
– Вас поняла! – ответил высокий звонкий голос девушки-связистки. – Высылаем санитарный «У-2»! Ждите!
– Ждем!
«Як-9» под двенадцатым номером описал круг над речкой, по льду которой распростерся шелк парашюта.
Холодов поспешно гасил купол, и видно было, что руки-ноги целы.
Оглядевшись, Григорий заметил лишь парочку немецких самолетов – «худых», размалеванных на страх врагам.
Остальные были либо сбиты, либо улетели, от греха подальше.
Зато эта парочка оказалась назойлива, как слепни в жаркий день – так и вились.
Макаров с Ореховым отогнали ведомого, атакуя «мессер» вдвоем, но тот не сдавался, выписывая такие кренделя, что любо-дорого.
Опытный, гад, попался.
Но ведущий оказался еще круче.
Как он насел на Быкова, так тот и забыл обо всем, едва поспевая за противником.
Мигом взмок.
«Мессершмитт» шел, как по ниточке, ни на один лишний метр не выходя из идеально описанных виражей.
Пилотировал его явный ас, или, как сами немцы говорили, – «эксперт».
Трижды вражина посылал очереди по «Яку», но Григорий пока что выворачивался, уходил.
Но именно то, что немец прессует его, вынуждая уходить в глухую оборону, злило и выводило из себя.
Хотя вывести из себя «Колорада» – это надо было уметь.
Эксперт сумел.
Быков прильнул к прицелу, поминая конструкторов, расположивших тот так неудобно, и дал очередь по размазанному силуэту.
Тень «худого» мелькнула слева выше, мазнув черным выхлопом форсируемого мотора, а секунду спустя пуля провертела в борту дырочку, едва не расколотив приборную доску.
Еще одна отметина появилась на лобовом бронестекле, расходясь этакой «снежинкой».
– Врешь, не возьмешь…
Застучала пушка, потянуло порохом. Трасса прошла чуть в стороне, и Быков довернул, снова вжимая гашетку.
Блеснула звездочка попадания на крыле у «мессера».
Немец переложил машину резко, нервно, уходя влево на вираж.
Энергичным переворотом Григорий ввел «Як» в вертикальное пикирование, шатнул ручку, выводя «Як» на линию огня, дал левую ногу и нажал гашетку.
Белесые, дымчатые росчерки трассеров прошли совсем рядом с «худым», но не зацепили.
Немец шустро пошел вверх, набирая высоту, и Быков мгновенно потянул ручку на себя.
Перегрузка навалилась такая, что он еле видел, но вот «мессер» словно сам вплыл в прицел.
Небольшой доворот, очередь в упор по мотору и кабине.
Истребитель затрясся, и снаряды сказали свое веское слово, изрешетив капот «месса», расколачивая фонарь.
«Худой» вспыхнул весь и сразу, взобрался на вершину «горки» – и обессиленно свалился в штопор, разваливаясь в воздухе.
Готов…
Быков расслышал хрип и не сразу понял, что это его же дыхание.
Вымотал его фриц. Ох, и вымотал…
Под регланом все так и хлюпает…
– Горит, сволочь! – донесся ликующий голос Орехова. – Горит, горит! Командир, уходи домой!
– Не командуй тут… – проворчал Григорий. – Раскомандовался…
– Двенадцатый, двенадцатый! Э-э… «Колорад»! «Колхоз» на связи! Звено «У-2» на подлете! Комзвена лейтенант Савельев. Понято?
– Понято…
– Двенадцатый, это Савельев! Прикройте!
– Прикроем.
«Яки» закружили в небе, дожидаясь, пока легкий биплан сядет на речной лед, подберет хромающего Холодова и взлетит.
– Ведомые, посматривайте… Уходим.
Боевой вылет длился всего-то час, но Быков чувствовал себя тряпкой, хорошо выжатой и вывешенной на просушку.
С трудом отстегнув пояса, он полез из кабины, вытягивая непослушное тело на свежий воздух.
В зеркальце мелькнуло его лицо – серое, глаза красные…
Едва не «капотировав» с крыла, Григорий тяжело спрыгнул на землю – и рухнул на колени.
Ноги не держали.
Чьи-то сильные руки подхватили его, помогли встать. Уцепившись за крыло, Быков разглядел своих – Микояна, Котова, Коробова.
От землянки КП еще бежал кто-то, и Володька Орехов, едва заглушив мотор, ковылял навстречу, сдирая шлемофон и встряхивая мокрыми волосами.
– Команди-ир! – завопил он. – Ты четырех завалил! Трех «худых» и «фоккера»!
– Да и черт с ними, со всеми, – устало проговорил Григорий.
С ним ручкались, ему улыбались – открыто, искренне, уважающе, – поздравляли с победой, а он мечтал лишь об одном: скорее б в душ!
Вода в душевой брызгала едва теплая, но и это было счастьем. Отмыться, освежиться, да еще и с мылом – тяжелый брусок «Хозяйственного» обещал избыть вонь, пот, гарь, пыль…
…На этом участке фронта русским летчикам противостояли асы из эскадры «Мельдерс», одной из самых прославленных в Люфтваффе.
И вот, что интересно – немецкие летчики, попадая в плен, хвастались, что им-де не позволяют делать более двух вылетов в день.
А уж сами они даже не подумают поднять свои самолеты хотя бы в третий раз – зачем? Это ж нарушает их права!
Зато русские совершали по четыре, по пять боевых вылетов ежедневно и почитали сей ратный труд за честь.
Попробуй только, запрети тому же Долгушину такой вылет – обидится насмерть!
Обтеревшись так, что кожа горела, Быков едва не застонал от наслаждения, натянув чистое исподнее.
Вместо дурацких галифе он надел синие бриджи.
Стиранную и выглаженную гимнастерку.
Заученным движением намотал портянки – чистые!
Влез в хромовые сапоги. Затянул ремень. Причесался.
Готов к труду и обороне.
О, и личико порозовело… М-да.
Годы, как и размер, имеют значение.
В дверь постучали, и тут же в комнату заглянул Микоян.
– Разрешите? – растянул он губы в улыбке.
– Входи. Скоро вылет?
Степан замахал руками.
– Какой вылет, дарагой? – воскликнул он, коверкая русскую речь. – Бабков дает передых до завтра. Слушай, Вась…
Посерьезнев, он присел на подоконник.
– Я не только сам по себе ворвался… – сказал Микоян, приоткрывая форточку. Спохватившись, он спросил: – Можно?
– Кури.
Степан закурил.
– Тебя то шило не беспокоит? – осведомился он.
– Шило? – не понял Быков.
– Забыл, что ли? Четыре, нет, пять дней назад! Помнишь? Шило в твоем «Яке» нашли, оно еще тяги клинило.
– А-а, это… И что?
– Охотятся за тобой, Вася, – строго сказал Микоян. – Облаву устроили. Меня наш замполит подослал, чтобы тебя как бы… это… подготовить. Скоро он сам придет…
В дверь постучали.
– Разрешите?
– Заходите, товарищ майор!
Вячеслав Георгиевич Стельмашук, замполит командира полка, был истинным комиссаром.
Он полагал, что главное в борьбе с врагом – это должным образом проводимая ППР – партполитработа, включая охват масс выпусками стенгазеты.
Осанистый и упитанный, одетый по форме, как на парад, майор вошел и отдал честь.
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– Рассупонивайся, – по-простому ответил Быков, – не в штабе.
Стельмашук снял фуражку и аккуратно повесил ее на гвоздь.
– По «делу о шиле»… – продолжил Григорий. – Новости есть?
– Новостей по делу о шиле нет, – ответил майор. В его голосе явно чувствовался украинский говор. – Однако есть мнение, что немецкие диверсанты могут повторить попытку…
– А с чего вы взяли, что шило подсунули немцы?
– К-как?
– Да так. Наш это был.
Микоян почесал в затылке, сбивая фуражку.
– В общем-то, да… – протянул он. – Открыто подойти к самолету и ковыряться в нем мог только человек, на аэродроме давно известный, примелькавшийся. Тут у нас десятки «Яков». Что ж, немецкий диверсант будет ходить и искать нужный истребитель? Да и откуда ему знать, куда шило совать? Он что, нашу машину изучал?
Майор заволновался, поглядывая то на Сталина, то на Микояна.
– Т-товарищ полковник, – еле выговорил он, – вы что же, наших подозреваете? Среди коммунистов полка, комсомольцев и беспартийных не может…
– Может! – осадил его Быков.
Рассудив, офицеры решили устроить ловушку диверсанту.
Степан должен был распустить слух, что сталинский «Як» на сегодня в ремонте.
Так, дескать, подтянуть кой-чего надо на «двенадцатом», дырки залатать, сальники набить…
А замполиту было поручено устроить засаду, прямо на стоянке. Подогнать полуторку, выставить бочки…
Будет, где укрыться парочке скорохватов.
– А что? – взбодрился Стельмашук. – Может сработать!
– Сработает.
– Никуда, гад, не денется! – поддакнул Микоян.
– Действую по вновь утвержденному плану! – торжественно провозгласил замполит.
Из речи тов. Сталина 7 ноября 1941 года на Красной площади:
«…Три четверти нашей страны находились в восемнадцатом в руках иностранных интервентов…
У нас не было союзников, у нас не было Красной Армии, – мы ее только начали создавать, – не хватало хлеба, не хватало вооружения, не хватало обмундирования.
14 государств наседали тогда на нашу страну…
В огне войны организовали тогда мы Красную Армию и превратили нашу страну в военный лагерь.
Дух великого Ленина вдохновлял нас тогда на войну против интервентов…
Теперь положение нашей страны куда лучше, чем 23 года назад. Наша страна во много раз богаче теперь и промышленностью, и продовольствием, и сырьем, чем 23 года назад.
У нас есть теперь союзники…
Мы имеем теперь сочувствие и поддержку всех народов Европы, попавших под иго гитлеровской тирании.
Мы имеем теперь замечательную армию и замечательный флот… У нас нет серьезной нехватки ни в продовольствии, ни в вооружении, ни в обмундировании.
Дух великого Ленина… вдохновляет нас теперь на Отечественную войну так же, как 23 года назад.
Разве можно сомневаться в том, что мы можем и должны победить немецких захватчиков?
Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики…
Если судить… по действительному положению Германии, нетрудно будет понять, что немецко-фашистские захватчики стоят перед катастрофой…
Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки!
На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожать грабительские полчища немецких захватчиков.
На вас смотрят порабощенные народы Европы, как на своих освободителей.
Великая освободительная миссия выпала на вашу долю.
Будьте же достойными этой миссии!
Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая.
Пусть вдохновит вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!
Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»
Глава 4 Диверсант
День выдался спокойным, заявок на штурмовку и разведку не поступало.
После обеда одна лишь долгушинская эскадрилья вылетала, «пешки» сопровождать. Вернулись без потерь.
«Размяться толком не успели!» – выразился лейтенант Лепин.
Быков лениво приблизился к окну.
Сталинский «Як-9» с номером «12» отсюда почти не был виден, только хвост виднелся под накинутой масксетью.
«Забавно…» – подумал Григорий.
А вот, интересно, изменится ли что в мире из-за него?
Нет, перемены кой-какие есть, взять ту же разницу по сбитым самолетам.
У «Сокола» их один наличествовал, а у «Колорада» уже втрое больше. Да куда – втрое? Всемеро!
И это он еще размяться толком не успел…
Но это все так, мелочи.
Сработает ли «эффект бабочки»?
Пойдут ли изменения волной, аукаясь в будущем?
В принципе он тут второй день всего, рано еще о переменах говорить.
…Закончить войну пораньше, сохранить миллионы жизней, амнистировать зэков… не всех, конечно.
Строить лучшие в мире танки, самолеты, ракеты…
Дома, дороги, автомашины, ЭВМ…
Строить социализм – настоящий, такой, чтобы выиграть в экономической борьбе с «загнивающим империализмом».
Не малевать дурацкие лозунги, вроде «Слава труду!», а платить хорошему рабочему в десять, в двадцать раз больше, чем плохому…
И будет нам счастье.
«Эффект бабочки»… Быков усмехнулся.
Ну, на бабочку он не тянет, скорей уж на мотыля…
Вот только если изменения пойдут вскачь, то и будущее станет иным. Того мира, в котором он жил, не появится.
Да и черт с ним!
Не будет предательского ХХ съезда, ВКП(б) не превратится в КПСС, не случится перестройки-катастройки, вечно пьяный презик не станет прогибаться перед Вашингтонским обкомом и не раздаст по блату нефтянку, не произойдет самое чудовищное экономическое преступление в истории – «прихватизация», не разрушится советская школа, не распадется сам СССР.
Разве плохо?
Фыркнув, Григорий стал рыться в вещах, отыскивая планшет. Минут пять рылся, пока не вспомнил, что оставил его в кабине самолета.
Помянув черта, стал собираться.
Прикинул, что к чему, сунул за пояс наградное оружие – испанскую «Астру», да не простой пистолет, а позолоченный[4]4
В общем-то, это была не награда, а ценный подарок от К. Ворошилова. Но пистолет был хорош.
[Закрыть].
Пригодится…
«На улице» стояли сумерки, то самое время, когда нет ни солнца, ни теней, все расплывчато и даже малость нереально.
Потоптавшись на крыльце избы – не хотелось ему «портить малину» энкавэдэшникам – Григорий поморщился, да и пошел, пробираясь к истребителю окольным путем.
– А ну, стой! – раздалось приглушенно.
– Стою, – спокойно ответил Быков.
– Товарищ полковник? Извиняйте, а то я думал, вдруг кто посторонний…
– Планшет оставил, раззява.
«Колорад» быстренько запрыгнул на крыло, присел и стал шарить по кабине.
Куда ж он его сунул? А, вот он, под пульт свалился…
Было совершенно тихо, и в этом вечернем молчании ясно послышались крадущиеся шаги.
Быков замер в неудобном положении.
Наполовину просунувшийся в кабину, он был мало заметен.
Да и сумрак скрывал фигуру, размазывая очертания в потемках.
Неизвестный нырнул под крыло.
Звякнули гаечные ключи, донесся шипящий матерок…
Григорий медленно-медленно повернул голову, перенес тяжесть тела с немеющей ноги.
Некто в форменке техника ковырялся у стойки переднего шасси.
Та-ак. Уже веселее…
Полязгав, покряхтев, диверсант тихонько собрал зачуханную сумку с инструментами, развернулся, шагнул прочь…
Быков привстал, да и сиганул с крыла, падая на вредителя и заваливая его.
Диверсант оказался вертким и жилистым.
Сбросив с себя Григория, он отскочил, падая на колено, налапал в сумке пистолет «ТТ» и выхватил его.
Ни направить на «Колорада», ни выстрелить техник не успел – за его спиной вырос смутный силуэт.
Резкий удар по шее, залом…
Враг повержен и обезоружен.
– Фонарь сюда! – крикнул невидимый Стельмашук.
Свет тусклого фонарика сначала выхватил встававшего Быкова, затем задрожал на диверсанте.
– Това-арищ Юдин! – насмешливо пропел замполит. – Ну, вот мы и встретились!
– Знакомая личность? – поинтересовался Григорий, отряхивая бриджи.
– А то! Позавчера ночью в самоволку хаживал со старшиной Аникиным. В деревню соседнюю. За тысячу рублей купили поллитра самогону!
– За тысячу? Не слабо…
Летчику за сбитый «Мессершмитт» выдавали премию в 2000 рублей. Две бутылки первача?
– Посветите-ка на стойку шасси.
– Куда-куда?
– Вот, где переднее колесо. Ага…
Быков присел и глянул.
– Ах, ты, сволота поганая… – протянул он, разглядывая гранату, прикрученную проволокой.
А вот и веревочка протянута…
Взлетает он, значит, убирает шасси, веревка натягивается, выдергивает чеку…
И на счет «три» – в крыле дыра.
Даже в свете фонаря было заметно, как побледнел Стельмашук.
– Это ж… Это ж…
Не найдя слов, майор замотал головой.
А тут и Юдин застонал, приходя в себя, заморгал глазами, соображая, где он, и новый стон издал, когда понял, что попался.
Григорий присел на корточки.
– Жить хочешь, сука?
Ответом ему был всхлип.
– Кто тебя послал? Ну?!
Юдин скривился.
– Из пролетариев мы, – быстро заговорил он, знобко вздрагивая, – самые что ни на есть советские! Это все интеллигент этот, с панталыку меня сбил! Споил, зараза, а теперича и на кривую дорожку толкнул! Андрей Сергеич его зовут, фамилие – Пацюк. Учительствует он в деревне, при школе и живет. Это все он, он!
– Разберемся! – резко сказал Стельмашук. – Этого увести. Приказ такой: сохранять полную тайну! Юдина мы арестуем, а о ЧП – никакого шума. Нельзя спугнуть хозяев этого «пролетария».
– Да какой с него пролетарий! – злобно сказал один из автоматчиков. – Шкура это! Извиняйте, та-ащ майор…
– «Эмка» на ходу? – осведомился Быков.
– На ходу, на ходу! К этому… Пацюку наведаемся?
– Да надо бы.
– Едем!
На заднее сиденье «эмки» трое энкавэдэшников не влезли, уж больно здоровы были. Поехали вчетвером.
Быков трясся рядом с замполитом, водителем «по совместительству», и думал, как хорошо быть командиром полка – ни отказа тебе, ни втыка по партийной линии…
Хотя, наверное, та бесшабашность, с которой он вел себя последние сутки, не слишком нормальна.
Осложнение при ментальном переносе?..
Деревня нарисовалась очень скоро – десяток разоренных изб, беленое здание сельсовета, напротив – низкое, похожее на конюшню сооружение. Это и была школа.
Стельмашук не стал светиться – притормозил, не доезжая.
– Выходим, – скомандовал он. – Сержант Ховаев! Ты, давай с той стороны, только не показывайся – туда выходят окна пристройки. Рядовой Кадыров – со стороны улицы… Стоп. Отставить. Ховаев, подойдешь к пристройке и постучишь в окно.
– Есть! – прогудел могутный сержант.
– Только гляди, не подставляйся. Пошли!
Тропа вокруг школы была набита, сугробы вокруг просели – рыхлые, черные от протаявшей пыли и нанесенной сажи.
Кое-где снег был дыряв от мерзких желтых струй или проваливался от выплеснутых помоев.
Стельмашук первым заметил, как в окне веранды вылетело стекло, и блеснуло дуло обреза.
– Ложись!
Быков упал на снег, радуясь, что на «чистый» нанос.
Грохот выстрела расколол вечернюю тишину, пуля злобно взвизгнула, улетая мимо.
Ховаев вскинул «ППД» и дал короткую очередь в ответ.
– Не стрелять! – крикнул майор. – Он нам живым нужен!
Засевший на веранде выстрелил еще раз, еще и еще…
Не целясь, пулял просто в белый свет, то ли пугая, то ли отгоняя собственный страх.
Быков выстрелил по стеклам, метясь так, чтобы не задеть неведомого ворога.
В этот момент распахнулась дверь пристройки, и на утоптанный снежок выпрыгнул молодчик в распахнутом тулупе.
Скача боком, он выдавал короткие, сухие очереди из «шмайссера».
– Уйдет, сволочь! – застонал Ховаев.
– Вали! – рявкнул Стельмашук.
Сержанту только скажи…
Снял из «ППД» в момент.
– Готов, товарищ майор! – сказал Ховаев с глубоким удовлетворением.
Григорий хлопнул замполита, куда дотянулся – по спине, и сказал:
– Я через школу!
– Осторожно, товарищ полковник!
– Да я и так…
Где ползком, где на карачках, Григорий добрался до угла школьного здания.
Пуля из обреза выбила щепки из сруба, мгновенье спустя докатился звук выстрела.
– Врешь, не возьмешь…
Дверь, что вела с нарядного крыльца, была не заперта.
Внутри все еще стоял неистребимый школьный запах – мела и чернил.
Грязный пол был усеян серыми бумажками с орлами и готической прописью – видать, тут у немцев был штаб или что-то в этом роде.
Учебный год начнется не скоро…
Помещения были пустыми и стылыми, но вот потянуло живым теплом, запахом горящих дров.
Григорий остановился у входа в пристройку, поднимая пистолет дулом кверху.
Никаких звуков через толстую дверь не проникало, но нервный лязг засова на двери сработал, как сигнал готовности.
Быков отпрянул, дверь распахнулась, и в коридор вырвался длинный, как жердь, субъект в черном драповом пальто.
В одной руке он сжимал «Наган», в другой держал ушанку, а локтем прижимал к себе потертый кожаный портфель.
Завидя человека в форме, субъект уронил портфель и отступил к стене. Револьвер так и плясал у него в руке.
Дуло «Астры» было почти недвижимо.
– Бросить оружие! – донесся с улицы голос майора. – Вы задержаны, гражданин Пацюк!
Прислушавшись, учитель невесело рассмеялся и покачал головой.
– На кого работаешь, гнида? – вежливо поинтересовался Григорий, следя за глазами Пацюка – те не бегали, выражая страх, усталость и… облегчение, быть может?
Губы учителя дрогнули, складываясь в гримаску.
– О, неужто я вижу перед собой Сталина-младшего? Всегда хотел узнать… Скажите… э-э… Василий, неужели вам не мерзко быть сыном кровавого диктатора?
– Ничуть, – усмехнулся Быков.
– Вот как?
– Я горжусь отцом.
Пацюк так и сверлил его буравчиками глаз.
– Разве вам не снятся миллионы невинных жертв? – тихо произнес он.
– Нет! – отрезал Григорий. – Юдина вы науськали?
Пацюк запираться не стал.
– Ну я, – сказал он обреченно.
– Выходите с поднятыми руками! – послышался голос майора. – Рядовой Юдин дал признательные показания, обвинив вас в подготовке покушения на товарища Сталина!
Учитель засмеялся, да так, что хихиканье больше походило на всхлипыванье.
– Было дело, – сознался он.
– Повторяю, – мягко сказал Быков. – На кого работаешь?
Пацюк посмотрел на него, склонив голову.
– Признаться, Василий Иосифович, – проговорил он, – я несколько превысил свои полномочия. Мне была поручена «тонкая работа» – устроить вам несчастный случай, вроде легкого ранения, после чего, под видом контуженного, вывезти в тыл. Я же счел, что для меня все это слишком сложно. Посланную на помощь команду я отправил в Старую Торопу, чтобы не мешали, а сам решил привести приговор в исполнение. Приговор, вынесенный народом! Думаю, хоть с сыном поквитаюсь, коли до пэра не дотянуться…
– Последний раз спрашиваю, – терпеливо сказал Григорий. – Кто?
Учитель выдавил улыбку.
– Я сам еле вычислил Того-Кто-Приказывает, – хихикнул он. – Никита Хрущев. Не спрашивайте меня, откуда я это знаю. Долгая история… А мне некогда. Увидимся на Страшном Суде!
Пацюк приставил дуло револьвера к виску и нажал на спуск.
Быков поморщился: брызги мозгов, заляпавшие стену, не самое приятное зрелище.