Текст книги "Письмо незнакомке (СИ)"

Автор книги: Валерий Радомский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Конечно, не об этом я думал тогда, когда словно отколовшееся от тишины комнаты эхо, щелкнул, закрывшись, дверной замок, а вслед за этим каблучки Леры отстучали на лестничных пролетах – «Пока!.. Пока!.. Пока!..».

Лера возвращалась в свою взбунтовавшуюся жизнь добела высушенной весенними ветрами дорогой и что-то очень важное, дорогое для меня уносила с собой, точно нечаянно своровала… Вот она сошла с дороги, оглянулась на мои окна. Потом исчезла из виду, растворилась в душистом безмолвии вечера, растаяла, точно снежинка на тротуаре…

(1988 г.)

ТУЧА

Виктор стоял у окна, курил и молчал. Я не знал, чем ему помочь. Когда ты разлюбил и уходишь из семьи – это понятно. Когда тебя разлюбили, и ты вынужден уйти – объяснимо. А здесь ушёл из-за принципа. Одно из двух: или поступил глупо, или по-мужски.

– Да что уж теперь, – участливо вздохнул я.

Он не нуждался в утешении: вроде как не расслышал.

– Сколько можно терпеть?!

Он не принял моей жалости: только брезгливо поморщился.

– Сама позовёт…

Приятель грустно улыбнулся и спросил:

– Я прав или нет?

Я честно ответил:

– Тебе одному будет трудно. Труднее, чем ты можешь себе представить. Ты ведь любишь её?

Он не сказал «да», но и не осмелился произнести «нет»: отмолчался.

Вечерело. Было душно. Но вскоре на небе показались дождевая туча – словно нечаянная обида, она наползала на город, тревожа душу.

Приятель остался у окна – отрешённый, одинокой…

Как вдруг:

– Посмотри! – резко позвал он меня.

Золотистой лентой необычного облачного змея в грозовые кудри тучи вплёлся солнечный луч. И хоть был он упрям, все-таки заметно таял в сумерках над крышами домов.

Грянул гром. Первая капля дождя торжественно ударила в подоконник. Но тут же солнечный луч, прорвавшись сквозь тяжесть тучи, обласкал своей открытой улыбкой улицу, дома, расплакавшееся небо.

Виктор подкурил сигарету, довольно затянулся.

– Не уступил, пробился-таки! Из-за принципа.

– Сквозь тучу…– уточнил я. Туча выплачется, и они поладят. Вот увидишь.

Прошёл нетерпеливый, по-летнему болтливый дождь. Стало свежо и тихо. И в этой уютной, умывшейся прохладой тишине малиной румянились окна.

Приятель зябко передёрнул плечами. Ему не хватало тепла…

(1989 г.)

ПОЯСОК ЧИТЫ

Сейчас я уже и не припомню, кто из дворовых пацанов первым обозвал Юльку Самгину «Читой», но это прозвище прилипло к ней, – не отодрать! Поначалу прозвище заменило ей фамилию, а когда Юлька подросла и на неё стали засматриваться взрослые парни и мужчины, завистницы-одногодки трансформировали прозвище в словосочетание: блядь Чита. Так наше, дворовое, невежество и молва-пустомеля изменили девчонке имя и фамилию, а может – и судьбу. Юлька на это откровенно «клала с высокой горки», что и заявляла каждый раз, когда к ней обращались не по имени, да со временем окончательно утратила связь с двором, что и предопределило на годы вперёд наше к ней пацанье отношение.

Мы встретились с Юлькой случайно, зимой, когда нам было уже по двадцать… Я и имя её не сразу-то вспомнил, к тому же, назвать «Читой» то, отчего глаза мои сразу же согрелись на морозе, означало бы – так и не повзрослел. Но я повзрослел. Только что «дембельнулся», потому и стоял у подъезда, покуривая, в наброшенной поверх плеч армейской шинели.

Юлька не просто приятно удивила – она меня взволновала: расспрашивала о службе в Армии – в каких войсках…, как служилось и когда вернулся…, – а я, откровенно растерявшийся и буквально онемевший, не мог оторвать взгляд от её светлого и чистого лица, от зеленоватых глаз с изморозью на ресницах; меня опоили её запахи, а высокая и большая грудь под кремовым пальто, сбила дыхание; розовые губы искушали и пленили лишь только тем, что я их видел, не говоря уже о возникшем желании – прожить и прочувствовать с Юлькой её же дыхание в поцелуе…

Нет, это не было любовью с первого взгляда. Скорее, чувственное, оттого и горячее-горячее откровение момента встречи с женщиной, какую сразу же захотелось… Поэтому, когда Чита поймала мой восхищённый, пусть и явно похотливый взгляд, блеснув в ответ бирюзой глаз, сказала:

– Я могу прийти к тебе в понедельник…, ты всё мне тогда и расскажешь?

…О, как же я ждал понедельника! Признаться, я и боялся предстоящей близости с Читой, но в то же время и страстно этого желал. Я уже тогда понимал, что она – первая женщина в мой жизни, которая сама поведёт меня к наслаждению собой; отдастся мне не потому, что этого хочу я, а из-за себя: её возжелали (!) как женщину, от которой «снесло крышу», а это, в конечном результате, далеко не совсем одно и то же с тем, после чего хочется спать, отгородившись спиной…

Понедельник. Зима затаилась в облаках, временами просыпая снег.

…Чита, в полуобороте, сидела напротив меня за столом. Маленькими глотками пила вино и слушала. Ей действительно было интересно знать, где и кем я служил… Время от времени она даже перебивала мой рассказ каким-нибудь уточняющим вопросом, …и снова слушала, точно пришла именно за этим: знать, каково это служить за границей? При этом её милое, чуточку порозовевшее лицо то сострадало мне, то бурно радовалось за меня, и в какой-то момент я даже засомневался, что наполовину открытая грудь и пухлые коленки, играющие искорками черных чулок – это для меня. По крайней мере, не сегодня… Но мои сомнения оказались напрасными.

Допив второй бокал вина, Чита встала из-за стола и подошла ко мне. Глазами приказала: «Допей», дождалась этого, и, приподняв мой подбородок своими горячими пальчиками, легонько коснулась моих губ. Точно, и не целовала, а лишь попросила, задержав на мгновение дыхание: «Поцелуй меня». А ещё, в её открытом взгляде и в том, как она уверенно взяла мои ладони в свои, читался один единственный вопрос, который оставила именно для этой минуты: ты готов?!.. Кажется, я даже что-то ей ответил тогда, а она этим, моим нечаянным, словам и не удивилась вовсе.

…Алая роза-заколка, щёлкнув, пролила на спину Чите плёс её огненных волос – я пошёл за ней в спальную комнату, дрожа все телом.

Чита сняла с меня все, что на мне было, и уложила в постель осторожно, словно ребёнка. Робея, но не стыдясь, и сама разделась у меня на глазах, одарив пленительными формами и линиями стройного золотистого тела. Формы были округлыми, а линии выразительно тонкими (будто только что сошла с гравюры). Прилегла рядом, попросила не двигаться, и склонилась надо мной. Её губы неторопливо заскользили по моей дрожащей коже, лаская и обжигая истомой. Руки обнимали и гладили какое-то время мою голову, лицо, а потом сползли по груди вниз к животу, ниже… Впервые я услышал голос, обращённый, вроде как, ко мне, да не совсем ко мне лично:

– …Да-да, красивый мой, я тебя тоже рада видеть. Ух, какой ты, нетерпеливый!.. Я тоже тебя хочу… Вот только сейчас и тебя поглажу, поцелую… Вот так, вот так…, тебе нравится, да, нравится?..

Больше я ничего уже не слышал. Словно провалился в тишину, и лишь стремительно падал, не желая остановки этого по-настоящему головокружительного падения, в сладкое-пресладкое наслаждение. Потом сросся с пахнущим фиалками девичьем телом, мягким и сочным…, вошёл в него…, растворившись в нём, точно в бокале упоительно нежного вина. Так и воспылала страсть двух сердец, если даже и не любовью, то с искренностью обоюдного желания одарить друг друга удовольствием.

Признаться, это была сказка блаженства – такую я ещё не читал и не слышал ни от кого. Мне не хватало рук, чтоб касаться прелестей гибкого, увлекающего тела, не хватало губ, чтоб их целовать, я задыхался от взаимности чувств и желаний – все падал и падал в безграничное безумство неги… Наконец, закричал неистово одержимо, будто сходил с ума от радости переживаемого…, и этот мой самодовольный рык молодого самца, наполнил такую же молодую самку торжеством и умилением от того, что произошло.

Ах, как же чертовски хороша была Чита: ее дыхание подымало меня на гребни ее упругих грудей, секунда, другая… – плавно опускало к чуть приоткрытым зацелованным устам, голова шла кругом от запаха её волос, – растрёпанных, влажных, но пылающих заревом на белой простыне.

Вечер застал нас в постели. Мои губы не могли нацеловаться, а руки по-прежнему не находили покоя на её сладко пахнущем теле. Благодарным щенком я облизывал ей живот (точно блюдце из-под молока), и это очень забавляло Читу. Она была всё так же нежна и непосредственна, ещё и потому, что всё во мне ликовало оттого, что она – рядом. Этого, пожалуй, нельзя было не заметить. Ведь я получил то, чего мог лишь себе желать, а она отдала мне себя, будто знала о таком моём желании.

…Вино придало нам сил, и развязало языки. Вспомнили себя малыми, смешными и глупыми. Посмеялись – покурили.

Я снова припал к её губам, она не отказала в поцелуе, но тут же сказала:

– Давай договоримся, что это будет в последний раз?! После я уйду, и ты забудешь обо мне. Договорились?

Я даже и не понял, к чему это она сказала. Не помню, что согласился, но на миг мне показалось – Чита глубоко одинока и несчастна. Как вдруг, лицо её просияло, стало загадочным. Она спросила:

– А у тебя поясок есть? Ну, в брюках пояс есть?

Конечно, у меня был пояс. Я вытащил его из брюк, что лежали на полу, и показал Чите. Она его взяла, приподнялась и, пропустив пояс вдоль талии, туго затянулась им. Затем легла на спину, никак не отвечая на моё удивление, раскинула ноги, чуть приподняв колени. При этом чёрная полоска темно-прозрачных чулок едва успела отмерять высоту колен, как мои пальцы, скользнув по шёлку, обхватили плоть…

– Постой, – Чита прикрылась руками, – слушай: когда ты почувствуешь, что все…, ну, понимаешь, да, ... скажи мне. Хорошо?

Сказав это и выдержав паузу, она убрала руки, и приняла меня с придыханьем… Ее глаза были открыты, а тело напряжено. Пытливый и в одночасье притаившийся в ожидании взгляд удерживал меня от чего-то лишнего в ласках. Я снова провалился в тишину её дыхания, и снова падал в безмятежность чувственного наслаждения. Сладость обволакивала и пеленала. Сердце разбивало грудь, но не было ни боли, ни страха. Когда же время рассыпало на нас минуты любовной суеты, и только миг вопрошающе сиял её глазами, я – то ли прорычал, то ли проскулил:

– Все!..

Она тут же раздёрнула пояс у себя на талии, и меня стало буквально затягивать в неё. От неожиданности такого нового для меня ощущения ничего другого не оставалось, как упереться ладонями ей в бёдра. На это Чита, вроде, довольно хихикнула или даже рассмеялась, хотя мне ведь могло и показаться. Ошарашенный новизной переживаний, но с ещё ошалелыми глазами, я лишь чувствовал, как что-то живое и постоянно пульсирующее ниже её чрева не отдаёт мне меня самого; оно требовало меня всё больше и больше, глубже и глубже. Было забавно, дивно, вместе с тем хотелось навсегда раствориться в этом новом ощущении. Я расслабил руки, просунул их под Читу и, прижав её к себе так сильно, как только смог, отдал то, что её невидимая фея просила себе в награду… Какое-то время я не принадлежал себе: мной то игрались, то восхищались, то отпускали, но не на совсем… Меня переполняли разные чувства, но лишь одно переполняло до краёв: благодарность!

Прощались мы долго.

Сказать Чите: «Прощай!» – было выше моих сил. Но она ушла сама. Издалека дороги, крикнув:

– Не ищи меня. Мы ведь договорились?!

И, хоть я ей ничего не обещал, не стал перечить и в этот раз. Лишь помахал рукой, а мой взгляд всё цеплялся и цеплялся ей за плечи, покуда ночь не спрятала силуэт и не приглушила шаги. Как тут – повалил снег, плотный и безжалостно холодный, отгородив от меня и наползающую ночь, и Читу. …Юльку Самгину!

Эта декабрьская ночь упадёт в бесконечность моей памяти, а снег будет бесконечно долго падать.

…Май запалит землю маками, июнь прольётся чубатыми и стрекочущими дождями, сентябрь перекрасит все вокруг в жёлтое и серое. …Чита повесится на бархатном пояске от собственного платья, – в квартире, где она родилась, в доме, в котором про неё стали забывать, но куда вернулась …навсегда.

(2016 г.)

ПИСЬМО НЕЗНАКОМКЕ…

Сегодня почтальон принесла ему письмо. От нее… Он принял письмо из суетящихся рук и расписался в его получении. Сразу же отметил – адрес отправителя указан неверно. И имя не такое, какое он знал и уважал, и привык. Но конверт подписывала она, и письмо написала тоже она.

Писала, что помнит, благодарит, не ждет и, поэтому, не зовет назад. Ей нужна лишь его помощь. Какая помощь – он об этом знает.

Да, он поможет ей: простит. Забудет и простит! Может, когда в ее зеленых глазах отгорит и спрячется лето. Или, когда осень прокричит, надрывно, перелетными птицами. Или – зима задует ненастьем и забросает дороги высоким снегом. Может, не забудет, но простит. Уходя – уходи: танго в любви танцуют, а он всегда думал не о ней, наступал ей на ноги и, устал, извиняться за свою показную неуклюжесть.

…А любила ли она сама? Теперь он этого не знает – не позвала ведь! Может быть, потому и застряли оба в ожидании того, чего не было!? Наверное. Но он останется в нем, в ожидании…

И написал ей в ответ – помнит, благодарит, не ждет: любовь – не снег, она не тает!..

Запечатал конверт. Написал «Кому»: «Незнакомке – ты ею стала!», написал «Куда»: «Любви, какой не было!». Указал от кого: «От прошлого…», и адрес отправителя: «Прощание».

Пришел на почту, нарядившись, как на свидание. Подал письмо девушке за стеклом.

– Как будем отправлять? – спросила она.

– С уведомлением о получении, – сказал и выдохнул он.

Девушка всмотрелась в титульную сторону конверта.

– А мне знаком этот адрес…, – вздохнула она.

Он хотел, было, ответить ей на это – ну и хорошо, да прежде подумал: а что в этом адресе хорошего? И промолчал.

–…Отправляем тогда?

– Да.

– А я тоже одна! – призналась девушка.

Можно было ничего не говорить, но он предложил:

– Давайте встретимся сегодня!?

– А где?

Смущение подрисовало девушке чувственность губ.

– В Ожидании…

– Разве, такое возможно?

– …Мы все там. Только не признаемся в этом.

– А вы меня узнаете?

– Я – нет. …Он вас узнает. Он ждет. Вы ведь давно знакомы!

– Но я не хочу его видеть. Он оскорбил мои чувства неверием в меня и жалостью только к себе. …Не хочу! Не хочу!

Волнение и боль добавили девушке года.

– Тогда напишите ему: помню, благодарю, не жду: любовь – не снег, она не тает, она однажды умирает!.. Я передам ему ваше письмо. Я тоже там буду.

– А от кого письмо?.. Как мне себя назвать?

Он посмотрел ей глаза – они верили ему.

– Если еще любите, тогда – своим именем из прошлого, в котором вы оба не стали друг перед другом на колени.

Он ушел.

Девушка вышла из-за стола. Став на колени, произнесла:

– Прости и ты мне. А он…, – она посмотрела в дверь Ожидания, – он никогда ее не простит! Свою Незнакомку, – кем она для него стала.

(2018 г.)