Текст книги "Рукопись из Тибета (СИ)"
Автор книги: Валерий Ковалев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 5. В номенклатурной среде
Шел четвертый год, как я жил с вновь обретенными родителями.
Страной правил очередной Генсек Леонид Ильич Брежнев, она под его чутким руководством шла семимильными шагами к коммунизму, пела, бухала и штурмовала Космос.
По утрам в семье Волобуевых горничной подавался обильный завтрак: кофе со сливками, черная икра, буженина и горячие тосты. После него, чмокнув жену в щечку, Вилен Петрович уезжал на своей черной «Волге» в обком. «Руководить и направлять» в областном масштабе.
Мы, с Элеонорой Павловной, благоухающей парфумом, уезжали чуть позже. На второй, бежевой. Принадлежавшей семейству.
Нора, так звал я про себя приемную мамашу, водила автомобиль лично и завозила меня в школу, а сама отправлялась в свой трест[40]40
Трест – разновидность объединения предприятий в СССР.
[Закрыть], организовывать общепит жителей и гостей Крыма.
Школа, в которой я продолжил образование, была старейшей в городе, но самой обычной. Отпрысков элиты тогда еще обучали с детьми пролетариата.
Но расслоение уже чувствовалось. Первые старались держаться вместе, порой демонстрируя превосходство и положение в обществе, а вторые относились к нам с некоторым отчуждением. Что, впрочем, не мешало общению и учебе.
Особо близко я не сходился ни с кем, поскольку одноклассники были дети, Никита же только внешне, и имел другие интересы.
А поэтому, реализовывал свой план. Неустанно и целенаправленно.
Достаточно легко усваивая по известным причинам учебные дисциплины, я активно занялся изучением французского, который когда – то неплохо знал по учебе в ВКШ, но потом, не имея практики, почти забыл. Хотя и понимал многие фразы.
Наша «француженка» Елизавета Генриховна, в свое время работавшая переводчицей в торгпредстве, весьма обрадовалась прилежному ученику, и Никита вскоре стал «парлеть»[41]41
Парлеть – говорить по французски (жарг.)
[Закрыть] как в доброе старое время.
Кроме того я занялся дайвингом[42]42
Дайвинг – подводное плавание.
[Закрыть], основами которого владел со времен службы в подплаве, записавшись в городской кружок Юных водолазов.
Там я сначала плавал и нырял с другими «ихтиандрами» в бассейне, а потом в море, которое плескалось в сотне метрах от охотничьего домика Волобуевых на мысе Сарыч.
Для этих целей всемогущий «папа» организовал сыну акваланг с ластами, которые притаранил в особняк командир Севастопольского учебного отряда – его приятель. На каникулах, встав с восходом солнца, я брал снаряжение с собой, облачался у кромки шипевшего прибоя, после чего, зайдя по пояс воду, нырял в глубину. Пуская пузыри и каждый раз восхищаясь аквамиром[43]43
Аквамир – водный мир.
[Закрыть].
Отбарабанив в прошлой жизни на подводных крейсерах шесть лет и ни единожды побывав в Атлантике, я воспринимал глубину только внутри прочного корпуса и теперь наверстывал упущенное.
Царство Посейдона было неповторимым. Без людей, суеты и общественного устройства. В подсвеченных сверху солнцем глубинах шла своя жизнь, по законам природы.
В золотом донном песке колыхались розовые с зелеными цистозейры[44]44
Цистозейра – род бурых водорослей.
[Закрыть], меж них ползали крабы и отсвечивали перламутром рапаны, над которыми искрился фитопланктон, сквозь который проплывали более солидные представители экосистемы.
Я не нарушал установленного порядка и только наблюдал за устойчивым балансом.
– Хорошо бы стать дельфином, или на худой конец морской собакой[45]45
Обыкновенная морская собачка (лат. Parablennius sanguinolentus) – морская рыба семейства собачковых отряда окунеобразных. Наиболее обычный вид собачковых в Чёрном море.
[Закрыть], – думал про себя, чуть шевеля ластами. – Путешествовал бы себе в глубинах без забот, свободный и независимый.
Впрочем, вряд ли. В нашем мире это невозможно. Все охотятся друг на друга, поскольку хотят кушать.
Потом я всплывал, освобождался от акваланга и валялся на песке, бездумно глядя в высокое голубое небо. Где-то там вершили свои дела Творец. Вернувший меня на грешную землю в каких-то своих целях.
А еще размышлял о своих приемных родителях, которые оказались насквозь фальшивыми.
Вилен Петрович был липовым фронтовиком – в годы войны отсиживался парторгом на хлебокомбинате в Ташкенте. Но при всем этом имел медали «За боевые заслуги» и «Победу над Германией», а также ряд послевоенных. Призывая партийцев и других граждан Крыма к новым трудовым свершениям «во имя и на благо», он активно ковал его для себя. Между делом обогащаясь.
Квартира Волобуевых в центре Симферополя, площадью под сотню метров, напоминала мини Эрмитаж. С дорогими предметами старины, картинами известных мастеров и антикварной мебелью, а также не виданными тогда американским телевизором, плюсзападногерманским магнитофоном.
Впечатлял и охотничий домик, напоминавший Орлиное гнездо из фильма «Кавказская пленница». Только вместе известной троицы, его охраняли сенбернар[46]46
Сенбернар – порода крупной собаки.
[Закрыть] Джим, да сторож – грек из местных.
Под домом, окруженным стенами из дикого камня, увитыми плющом, имелся обширный подвал. Туда, по линии Элеоноры Павловны регулярно доставлялись крымские марочные коньяки, дорогие вина с шампанским, а также всяческие деликатесы.
Вне службы мои «родители» общались только с подобными себе, составляя замкнутую касту, именуемую номенклатурой. В ней были только первые лица региона с женами, относящие себя к элите, а также приближенные.
Остальные же считались людьми второго сорта и исполнителями.
А еще, как выяснилось, Нора имела любовника, что я узнал совершенно случайно. Услышав обрывок ее разговора по телефону, когда «папа» уехал в столицу на какую-то партийную сходку.
– …так что котик приезжай. Завтра в десять на наше место Моего козла не будет целых три дня. Целую, – проворковала она, положив трубку.
И это для меня было не ново.
В той жизни приходилось вести дела по двум партократам и лицезреть их «скромный» ареал обитания при проведении обысков. А также изучать в ходе следствия моральный облик бывших небожителей. Который оказался «не того». Чем грешили многие руководители.
Тем не менее, своего негативного отношения к старшим Волобуевым я никак не проявлял. Внимал их наставлениям и был примерным «сыном». По известному в мире принципу Макиавелли[47]47
Макиавелли – итальянский мыслитель, философ и писатель.
[Закрыть] «цель оправдывает средства».
И единственным моим другом в среде избранных, был уже упомянутый сенбернар. Которому при встречах я говорил есенинское «дай Джим на счастье лапу мне!» и тот шлепал ее в ладонь. Блестя честными глазами.
К семнадцати годам я был довольно рослым парнем, с хорошо развитой мускулатурой, а еще смуглый, поскольку предки были из сербов. Как следствие, впал первородный грех. Пришло время.
Искусительница явилась в образе московской подруги Норы.
Ее звали Ольгой, и она регулярно навещала нас в курортный сезон с мужем – чиновником «Интуриста». Тот был вдвое старше своей жены, много ел, пил и подремывал на пляже под тентом в шезлонге. Супруга же предавалась активному отдыху. На вид лет тридцати, Ольга была жгучей брюнеткой с хорошей фигурой, а еще явно «слабой на передок»[48]48
Слабая на передок – склонная к сексу (жарг.)
[Закрыть], как говорят шахтеры.
В чем-чем, а в этом я разбирался, поскольку в свое время ни один год работал с женской агентурой.
По утрам, при встрече, Ольга часто ерошила Никите голову, «привет малыш!» а когда мы оставались одни в комнатах или саду, вроде как ненароком показывала стройное колено или часть полушарий груди в легком шелке японского кимоно, в котором она напоминала гейшу[49]49
Гейша – японская женщина для приятного времяпрепровождения.
[Закрыть].
Срабатывал безусловный рефлекс – у меня кое-что напрягалось.
– Надо ее непременно приобщить[50]50
Приобщить – завербовать (жарг.)
[Закрыть], – профессионально советовал внутри чекист.
– Лучше посадить, за совращение младенцев, – недовольно бурчал прокурор.
– Да пошел, ты! – цикали на него шахтер с моряком. – Такие сиськи!
Короче, я пал, как когда-то библейский Адам. Окончательно и бесповоротно.
В один из летних вечеров, необычайно красивых на Форосе, когда солнце опускалось за горизонт, над ним алели облака и вдали белел парус, я сидел на подоконнике своей комнаты на втором этаже у открытого окна. Листая справочник Брокгауза и Эфрона[51]51
Справочник Брокгауза и Эфрона – один из справочников, широко использовавшийся в СССР.
[Закрыть].
Родители с мужем Ольги уехали в Ялту на концерт Эдиты Пьехи, а она, сославшись на мигрень, осталась. Так что в доме мы были одни, не считая лохматого друга Джима.
Сенбернар лежал на ковре, положив голову на лапы, вздыхая и грустно помигивая глазами (как известно они склонны к меланхолии), а Ольга прогуливалась в саду. Дыша запахами ночной фиалки и жасмина.
– А-у, Ник! Спустись на минуту сюда! – раздался оттуда ее голос. Продвинутая москвичка звала меня по европейски «Ником».
– Щас! – отложив в сторону словарь, спрыгнул я с подоконника, после чего вместе с Джимом, который увязался вслед, мы спустились вниз. Откуда вышли в легкую прохладу вечера.
Миновав небольшой фонтан с «писающим мальчиком» во дворе, мы прошли по тенистой аллее к центру сада, где в кронах трещали цикады. Там, в беседке на скамейке у круглого стола, в живописной позе сидела искусительница. Обмахиваясь легким веером.
Полы ее кимоно были распахнуты больше чем всегда при таких встречах, открывая часть загорелого округлого бедра, то же относилось и к пышному бюсту, который порывисто вздымался.
– Иди ко мне, малыш, – защелкнув веер, томно сказала Ольга, что я, сглотнув слюну, незамедлительно исполнил. Присев рядом.
– Ближе, еще ближе, – скользнул с плеч расшитый цветами шелк, мою шею обвили руки, и мы слились в страстном поцелуе.
– Возьми меня, – на миг оторвавшись, прошептали ее губы.
Ну, я и взял. С учетом опыта прошлой жизни.
В СССР, как известно, секса не было, что с избытком имелось в постсоветской России. Дома, на работе и даже в политической жизни.
В следующее мгновение я вздел обнаженную искусительницу на руки (кимоно осталось на скамейке) брякнул упругой попой на стол, а ноги, раздвинув, забросил себе на плечи.
– З-з-з, – раздернул молнию летних шорт, и грехопадение началось.
Все по «Камасутре». Поза номер семь «зямба». Или вроде того. Их там не меряно, причем все с названиями.
Ольга стонала на столе, я частил как спринтер в забеге на короткие дистанции. В итоге, довольно быстро пришел к финишу.
– Что ж ты так? – тяжело дыша, разочарованно протянула партнерша. – Надо помедленнее и дольше. Начинай снова.
– Не вопрос – утер я пот со лба, после чего снял ее с крышки, развернул и упер в стол. По принципу избушки «в лес передом, ко мне задом». Как это зовется по пособию брахманов[52]52
Брахман – представитель высшей касты в Индии.
[Закрыть], не знаю. Но у нас, русских, четко и понятно.
Замечание было учтено (неверная жена довольно ахала впереди), а я, обхватив ее за бедра, размеренно сопел сзади. Теперь дистанцию прошли минут за десять.
– Хорошо то, как, – затрепетав в конце, обернула ко мне порозовевшее лицо довольная Ольга. – Да ты Ник душка. А еще можешь?
– Могу, Петька, могу, – ответил я фразой из уже тогда известного анекдота.
После чего попросил обнять ее меня руками за шею (что было немедленно исполнено), подхватил под колени, и мы учинили еще одну Камасутру. Правда, минут на пять. Красотка была не особо тяжелой, но силы были на исходе.
– Все, спекся Буланчик, – сказал я, когда мы завершили цикл. Усадив разморенную и довольную Ольгу на скамейку.
В беседку вошел все это время наблюдавший за нами Джек, облизнулся, вернулся к рядом стоявшему нарциссу[53]53
Нарцисс – самовлюбленный человек.
[Закрыть] и задрал на ствол ногу.
Типа, я тоже так умею. Но не с кем.
Чуть позже мы все втроем купались в теплом ночном море. С неба вниз мигали пушистые звезды, откуда-то издалека доносило звуки танго.
– Где ты всему этому научился? – спросила заколов волосы Ольга, когда мы направились по скрипящему песку к дому.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Помню только, когда еще был младенцем, нянечка сказала «кобель будет».
– Шутишь? – лукаво покосилась на меня она, грызя травинку.
– Честное слово.
Судя по тому, как через несколько дней в отсутствии «папы» на меня стала поглядывать Нора, Ольга проболталась подруге о том, что случилось между нами.
– На фик – на фик, – думал я, отворачиваясь от ее зазывных взглядов. – У тебя уже один е… есть. Только семейного инцеста не хватало.
Вскоре мне довелось лицезреть самого Генсека. В той, первой жизни, я его тоже наблюдал, но в основном затылком, когда стоял в оцеплении перед трибуной Мавзолея в дни майских шествий и военных парадов. Теперь же случился, как говорят, «личный контакт». При следующих обстоятельствах.
Наш охотничий домик на Форосе, в числе еще десятка таких же, принадлежавших лучшим людям полуострова, находился всего в нескольких километрах от главной правительственной дачи. Имевшей одноименное название.
Когда-то там была резиденция русских царей, а потом ее облюбовал товарищ Сталин. Далее эстафету принял Никита Хрущев, а теперь в Форос временами наезжал Леонид Ильич Брежнев. Со товарищи.
Внешне это никак не афишировалось, но кому положено, знали. В том числе мой усыновитель.
Однажды в августе, это было за год до окончания мною школы, он прикатил вечером на служебной «Волге» из Симферополя и сообщил, что отдыхающий в резиденции Генсек желает встретиться с талантливой молодежью Крыма.
– Ты будешь в их числе, – покровительственно похлопал меня по плечу. – Постарайся произвести впечатление.
– Может взять баян и там чего-нибудь сбацать? – вопросил я, проникаясь важностью услышанного. В доме имелся подаренный мне Норой «Хонер» о пяти регистрах[54]54
Регистр – в данном случае часть звуков объеденных каким-либо признаком, главным образом тембровым.
[Закрыть] на котором, по вечерам, я нередко играл для папы «Интернационал», а ей кое-что из зарубежной эстрады.
– А что? Умная мысль, – воодушевился родитель. – Леонид Ильич любит искусство. Сыграешь для него Гимн или на худой конец «Прощание славянки».
– Нет вопросов, – воодушевился я. – Все, что пожелает!
На следующее утро, около десяти, в отутюженных брюках и белой рубашке со значком ВЛКСМ на груди, прихватив инструмент, я уселся вместе с Волобуевым на заднее сиденье автомобиля.
– Трогай, – кивнул тот фетровой шляпой водителю, после чего мы выкатили за ворота и взяли курс на правительственную дачу.
На въезде в нее Вилен Петрович предъявил охране пропуск, вслед за чем автомобиль въехал на территорию и встал на стоянке неподалеку одного из помпезных зданий, под тропическими пальмами.
Там уже блестели хромом еще несколько. В том числе правительственная «Чайка». Тихо прикрыв дверцы, мы вышли из машины.
– Вам туда, – возник из ниоткуда рослый амбал в темных очках, таком же костюме и портативной рацией в руке. Кивнув на мраморную, с ковровой дорожкой, лестницу.
– А это что? – насторожился, увидев извлекаемый водителем из багажника футляр с «Хонером».
– Это, товарищ, баян, – предупредительно сказал папа. – Мой сын, так сказать, талант. Будет играть Гимн для товарища Брежнева.
– Понял, – кивнул башкой амбал. – Предъявите.
Убедившись, что все действительно так, он разрешил, – проходите. После чего забубнил что-то в рацию.
Я прихватил инструмент, папа снял шляпу, и мы поднялись по мраморной лестнице вверх. В пенаты.
Они впечатляли архитектурными формами и дизайном.
В небольшом, отделанном розовым туфом и позолотой зале, на кожаных диванах вдоль стен, напряженно сидел десяток юных дарований. Празднично одетых девушек и парней. Некоторых я знал. Они, как и я, были детьми местной элиты.
Здесь же, у зеркальных окон, и двустворчатой закрытой двери, стояли еще двое церберов из «девятки»[55]55
Девятка – 9 управление КГБ СССР, занимавшееся охраной высших должностных лиц и партийных функционеров. Цербер – сторожевой пес.
[Закрыть]. С каменно застывшими лицами и скрещенными на яйцах руками. Как того требовала инструкция.
Указав мне пальцем на диван и пожелав удачи, Волобуев тут же испарился в смежную комнату, за стеклянной дверью которой виднелись другие сопровождающие.
Под любопытными взглядами сидевших на диванах, я поставил инструмент у ног, сделал рожу ящиком и опустился на прохладную кожу.
Минут через пять напряженного ожидания в зале появился первый секретарь Крымского обкома партии (начальник отца), внимательно оглядел нас и проскрипел:
– Сейчас вы встретитесь с товарищем Брежневым. Никаких вопросов не задавать. Отвечать только на его. Всем ясно?
– Да, – втянули головы в плечи приглашенные. Я тоже. Сказались гены партийной дисциплины.
– Все. Идем, – поправив галстук, первым пошагал секретарь в сторону арочной двери. За ним робко двинулись остальные. Открыв футляр, я взял баян подмышку (тот хрюкнул) и последовал их примеру.
На подходе охранники распахнули створки. В глаза ударил яркий солнечный свет, и бескрайняя синь моря, из которых нарисовалась открытая, с балюстрадой, белая терраса. Посреди нее, удобно устроившись в легких креслах, сидела царственная группа.
В центре Сам, в белой рубашке с короткими рукавами, еще довольно крепкий и с густыми черными бровями; по сторонам 1-й секретарь ЦК Компартии Украины Шербицкий с министром иностранных дел СССР Громыко и еще какие-то менее значительные лица.
– А вот и наши молодые таланты, Леонид Ильич! – сделав нам знак остановиться, бодро изрек наместник Крыма.
– М-м-м, – пожевал губами хозяин Страны Советов, окинув нас благосклонным взглядом. – Здравствуйте товарищи. Присаживайтесь, – сказал густым басом. После чего сделал приглашающий жест рукой. С золотой «Ракетой» на запястье.
– Всем сесть, – обернувшись назад, тихо продублировал Крымский секретарь. Мы опустились на стоявшие у балюстрады стулья, я аккуратно положил «Хонер» на свободный сбоку.
– Так какие тут у нас таланты, а, Николай Карпович? – обратился к подчиненному Щербицкий с породистым лицом – Давай, докладывай.
Тот было с пафосом начал, но Брежнев его остановил, чуть подняв руку.
– Пусть сами расскажут, по порядку. А мы послушаем молодежь. Кто первый?
Возникла короткая пауза, как нередко бывает в таких случаях, а потом с противоположного от меняя края, встала девушка.
– Я Галя Ланская! – звонко сказала она. – Пишу стихи и публикуюсь в «Комсомольской правде!».
– Похвально, – шевельнул бровями Генсек. – Почитай нам что-нибудь, дочка. Окружение, изобразив улыбки, одобрительно закивало.
Девица, набрав в грудь воздуха, выдала поэму про молодых строителей Братской ГЭС. Все внимали с интересом, после чего Леонид Ильич констатировал «хорошо», а остальные немедленно захлопали в ладоши.
Потом встал лет пятнадцати хмырь в очках, оказавшийся мастером спорта по шахматам и стал излагать теорию Капабланки[56]56
Капабланка – кубинский гроссмейстер. Третий чемпион мира по шахматам.
[Закрыть], что также вызвало удовлетворение сановных слушателей.
За ним выступил еще один. Явно не нашего круга. Он был юным мичуринцем и рассказал о новом сорте огурцов. Выведенных юннатами на селекционной станции.
– Да, – Гимн или «Прощание славянки» здесь не канают, – мелькнула в голове мысль. – Надо что-нибудь такое, что бы сразу раз – и в дамки.
И тут меня осенило. Исполнить «Малую землю!» Была такая песня, написанная четырнадцать лет спустя композиторшей Пахмутовой на слова поэта Добронравова. По спецзаказу.
В 1943 году Брежнев был начальником политотдела армии на Малой земле и, помнится, высоко ее оценил. Даже написал книгу.
Этот ход мне показался безошибочным, поскольку тут я действительно мог произвести впечатление. Не то, что какая-то там теория Капабланки.
Все мои составляющие решение одобрили. Кроме прокурорской.
– Сие есть мошенничество – изрекла она. – Присвоить чужое произведение.
Остальные на нее зашикали, внутри чуть захрипело. Не иначе придавили.
Я демонстрировал свой талант последним. По принципу «не лезь в герои, пока не позовут». Усвоенному за последние двадцать лет жизни в демократической России.
– Песня «Малая Земля»! – встал и четко доложил. Когда уставший от талантов Леонид Ильич, вяло поинтересовался, что я имею сказать, а Громыко тайком зевнул, поглядывая на часы. Видать куда-то торопился.
– Вот как? – чуть оживился Генсек. – А ну давай, парень, исполни.
Я шустро извлек из футляра блестевший перламутром инструмент, одел наплечные ремни и нажал оркестровый регистр. Для большего впечатления.
– Музыка моя! Слова тоже мои! (сбрехал). Исполняет Никита Волобуев!
Потом выдал вступительные аккорды – баян звучал как оркестр, и голосом Магомаева затянул
Малая земля. Кровавая заря…
Яростный десант. Сердец литая твердь.
Малая земля – геройская земля,
Братство презиравших смерть!
старательно выводил, отмечая реакцию главных слушателей.
В глазах бывшего политотдельца, ставшего маршалом, возник неподдельный интерес, его окружение косилось на Брежнева и тоже внимало.
– Так, вроде процесс пошел, – подумал я и выдал второй куплет. С надрывом.
Малая земля. Гвардейская семья.
Южная звезда Надежды и Любви…
Малая земля – российская земля,
Бой во имя всей Земли!
Судя по всему, патетика передавалась старшему поколению, поскольку все сановники подтянулись и сделали героические лица.
Последние два куплета я проорал на максимальном творческом подъеме. Правда, в конце сорвался на фальцет, но это не сказалось на общем впечатлении от шедевра.
Будущий генералиссимус и четырежды Герой даже прослезился, а его свита стала перешептываться, одобрительно кивая головами.
– Дай я тебя поцелую, композитор, – прочувствовано сказал Леонид Ильич. После чего встал с кресла, подошел вплотную и облобызал меня в обе щеки. Пахнуло коньяком и хорошим одеколоном.
– Вот это талант! – полуобернулся к соратникам. И сказал одному, в роговых очках: – Дмитрий Федорович, надо бы определить парня в оркестр Александрова[57]57
Военный оркестр Александрова – оркестр министерства Обороны СССР.
[Закрыть].
– Ба! – так это же Устинов[58]58
Устинов Д.Ф. – секретарь ЦК КПСС, впоследствии Министр Обороны.
[Закрыть], – вспомнил я. В бытность моей службы на флоте он был секретарем ЦК, возглавлял комиссию по приему в строй нашего подводного ракетоносца и даже выходил с командой в море.
– Кстати, ты сынок как? – похлопал меня по плечу Генсек. – Желаешь быть солистом военного ансамбля?
– Никак нет! – по уставному вытянулся я. А про себя подумал «во поперло!» И выдал:
– Хочу быть чекистом и охранять безопасность нашей социалистической Родины. Как Феликс Эдмундович Дзержинский!
– Однако! – поползли вверх густые брови. – Ну что ж, чекистом так чекистом (опустились вниз). Там всегда нуждаются в талантах.
Затем Леонид Ильич пожал нам всем руки, пожелав всяческих успехов, а потом крымский секретарь негромко произнес «все на выход».
Далее молодых дарований угостили мороженым, фруктами и соками в уже накрытом зале (фуршетов тогда еще не было), после чего все отправились домой. Выполнять полученные заветы.
Мотор «Волги» ровно жужжал по асфальту горного серпантина, с одной стороны зеленели сосновые леса, кедры и эвкалипты, с другой голубело море с куда-то плывущим белым лайнером.
– Ну, ты даешь, сынок, – сказал мне до этого ошарашено молчавший родитель. – А мы с Элеонорой Павловной планировали тебя в МГИМО[59]59
МГИМО (Московский государственный институт международных отношений) – один из ведущих, готовящий специалистов по 12 образовательным программам, в том числе: международные экономические отношения, международные отношения, регионоведение, международное право, политология, государственное управление, журналистика, связи с общественностью, экономика и торговое дело. По юридическому направлению подготовки вуз входит в так называемую «большую тройку» российских вузов. В состав университета входят восемь факультетов и шесть институтов. Также в университете действует военная кафедра, осуществляющая подготовку офицеров – военных лингвистов. Официально занесен в Книгу рекордов Гиннесса как вуз с преподаванием самого большого количества государственных иностранных языков (54 иностранных языка, включая русский как иностранный).
[Закрыть]. Стал бы дипломатом, как Громыко.
– Не, – отрицательно покрутил я головой. – Хочу быть как Дзержинский.
– Оттуда такое желание? – покосился на меня родитель. – Книжек про шпионов начитался?
– Ага, – кивнул я. – И еще смотрю фильм «Адъютант его превосходительства».
– Ну-ну, – вздохнул Волобуев.
