Текст книги "Авария"

Автор книги: Валерий Цыганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Цыганов Валерий
Авария

Валерий Цыганов

Авария

1

Это становится невыносимым, подумал Клод Мастерсон и открыл глаза. На кухне вновь что-то грохнуло, и Мастерсон вздрогнул от неожиданности, хотя уже не менее четверти часа прислушивался к разбудившему его шуму.

Господи, что она там вытворяет?!

– Роза! – крикнул он – Ну, что там у тебя?

Ответа не последовало, и Мастерсон стал одеваться, бормоча под нос бессвязные угрозы.

Роза была его пятой – за последние три года – женой и с ней, как и со всеми предыдущими, происходило что-то невообразимое: она била посуду (в том числе и небьющуюся), забывала закрыть водопроводные краны; едва ли не ежедневно у нее выходило из строя что-нибудь из кухонного оборудования; рубашки, побывавшие под ее утюгом, можно было не глядя отправлять в утилизатор, а приготовленная ею пища требовала мужества, явно превосходящего возможности среднего мужчины.

Ворвавшись на кухню, Клод поперхнулся от чада и на мгновение растерялся.

Роза даже не обернулась в его сторону. Она стояла у плиты с тряпкой в руке, растрепанная, облаченная в коротенький и словно изжеванный сзади халат Плита была залита варевом неприятного ржавого цвета:

Мастерсон застонал от омерзения.

– Ты встал, дорогой? – прощебетала Роза, с изумлением уставившись на тряпку.– Тебе нездоровится?

– Ты с кем разговариваешь? – прошипел Мастерсон. – С тряпкой?..

Роза затравленно оглянулась, с ее лица еще не сошло выражение глуповатого изумления, а на глазах уже поблескивали слезы.

– Прекрати сейчас же! – рявкнул Мастерсон и упал на стул, внезапно обессилев.

Убирайся вон, – сказал он тусклым голосом, – сию же минуту проваливай, слышишь?!

Он ударил кулаком по большой красной кнопке на вделанном в стену пульте, и Роза исчезла вместе со всей кухонной обстановкой в неяркой вспышке света.

Мастерсон провел ладонью по лицу и поднялся. Сидеть на пустом месте было не менее удобно, чем на исчезнувшем стуле, но неприятно чисто психологически, хотя Клод прекрасно сознавал, что стул – всего лишь видимость силового поля.

Он не испытывал сожаления – только легкую опустошенность, которая в последнее время, как он иногда с беспокойством отмечал, становилась для него почти привычной.

Он прошел в ванную, отделанную редчайшими сортами венерианского перламутра, и механическими движениями пальцев набрал на клавиатуре нужную комбинацию символов.

Потолок комнаты подернулся легкой дымкой, теряя жесткие геометрические очертания, прогнулся вверх и поголубел. Матовое свечение сползло со стен и сконцентрировалось почти в зените в жаркое полуденное солнце, а сами стены растаяли, обнажив панораму морского побережья. Прогретый соленый воздух мягко пахнул в лицо, и одновременно к ногам Мастерсона подкатила, шурша и оставляя на песке обрывки прозрачной пены, сонная волна.

Клод глубоко вздохнул, обозрел пустынный и почти неразличимый в плотном мареве испарений горизонт и с облегчением сел – почти упал – на песок.

Хватит, подумал он, с меня довольно. В конце концов, жена в наше время не более, чем условность...

Босыми пятками он прочертил в песке две глубокие борозды и зябко пошевелил пальцами, когда очередная волна наполнила их водой.

Хотя... Нет, поначалу они не так уж плохи. И это изумительное ощущение новизны... Наверное, прав все же Чивер, который меняет своих подруг каждые четыре-пять месяцев – до тех пор, пока они не распоясались. Правда, есть в этом что-то... Но если не слишком увлекаться, стоит, может быть, попробовать?

Заложив руки за голову, Клод лег на спину, закрыл глаза и несколько минут лежал неподвижно, расслабившись и впитывая каждой клеточкой кожи солнечное тепло и воздух, шепот волн и запах моря:

Каталог куда-то запропастился (Розина работа, с остатками раздражения подумал Мастерсон) и пришлось заказывать новый.

Роскошный фолиант в переплете тисненой кожи прибыл почти мгновенно.

Мастерсон раскрыл его наудачу, примерно посередине и скептически воззрился на стерео-фото, запечатлевшее пухленькую блондинку в бикини на фоне комплекта кухонной мебели, сработанного под старину – из темного некрашеного дерева. Собрав губы куриной гузкой, так, что верхняя губа почти касалась носа, Клод с сомнением покачал головой. В его вкусе были более стройные женщины, к тому же, как следовало из краткого пояснительного текста, блондинка была одного с ним роста.

А эта рухлядь... Видно, умники из компании "Совет да любовь" воображают, что каждый тип женщины наиболее удачно сочетается с конкретным типом мебели, иначе чем объяснить отсутствие вариантов обстановки?

Мастерсон хмыкнул, пожевал губами и с ощущением скользящего холодка в груди набрал на пульте номер модели, указанный в верхнем правом углу фотографии.

Выполнение заказа, он знал по опыту, занимало не более пяти минут, из которых большая часть уходила на проверку платежеспособности клиента, тем не менее он успел задремать и проснулся от прикосновения узкой прохладной ладони к своему лицу.

– Доброе утро, милый! – прозвучало у самого его уха, и Клод с удовлетворением отметил мелодичность голоса новой жены. Больше всего он любил эти первые волнующие минуты узнавания и не спешил открыть глаза. Он высвободил правую руку, закинул ее назад, и она безошибочно легла на полную и неожиданно гибкую талию жены.

– Мари: – пробормотал он и почувствовал благодарное движение ее тела к нему навстречу. У нее были полные свежие губы, и Клод едва не задохнулся от долгого, полного затаенной страсти поцелуя.

– Ты завтракал, дорогой?– спросила Мари.

Клод с улыбкой покачал головой и открыл глаза.

2

Чивер появился из транспортировочной кабины ровно в шесть. Прежде чем открыть дверь, он дал предупредительный звонок.

Мастерсон вышел в прихожую и обомлел – Джон был облачен в тесный фрак, который смотрелся на нем как последняя парижская модель на огородном пугале.

Сдерживая усмешку, Клод проводил гостя в комнату, усадил в кресло и подкатил поближе столик с напитками.

– Займись пока этим, я мигом.

После недолгого раздумья он облачился в тогу римского сенатора и украсил голову изящным лавровым венком. Несколько массивных золотых перстней и красные сандалии довершили наряд. Удовлетворенно шевеля губами, он оглядел себя в зеркале, испробовал несколько поз, приличествующих облачению, и тут его осенило.

– Мари!– позвал он.

– Да, милый?– прозвучал из кухни ее звонкий голосок.

– У тебя все готово?

– Можно подавать?

– Подожди несколько минут!

Клод вернулся в гостиную и, не обращая внимания на обалдевшего от его вида Чивера, занялся трансформацией комнаты. За несколько минут он превратил ее в подобие древнеримской пиршественной залы: раздвинул стены и поднял потолок, стену с окном убрал вовсе и заменил ее открытой колоннадой, сквозь которую открывался вид на пейзаж к западу от усадьбы; он превратил материал постройки в нежно-розовый мрамор и на высоту человеческого роста забрал стены панелями массивного червоного золота с барельефами на мифологические темы.

Зеркальной гладкости пол украсила мозаика, изображающая битву богов с гигантами, и в центре зала забил рубиновый фонтан вина в виде Кастальского ключа. Несколько светильников на стройных треножниках придали картине законченность. В воздухе густо запахло благовониями.

К концу трансформации Чивер оказался возлежащим на ложе возле круглого мраморного стола; стакан в его руке превратился в высокий серебряный кубок. По всему было видно, что он уже вполне освоился.

– Т-твою жену тоже зовут М-мари? – слегка запинаясь, спросил он Да...– рассеянно сказал Мастерсон и обернулся к двери – Да вот и она.

Чивер поперхнулся и мучительно закашлялся.

– Ну-ну, дружище,– сказал Клод.

Мари тактично выскользнула из зала.

– Извините,– сипло сказал Чивер.– Я как-то не привык... кхы!.. пить лежа:

– Пустяки! – небрежно бросил Клод. Чивер, багровый, во фраке, с высоко торчащими острыми коленками выглядел презабавно.

– Мари, – сказал Клод, – позволь представить тебе нашего соседа и, смею надеяться, друга, Джона Чивера.

Вошедшая Мари с непринужденной улыбкой подошла к Чиверу и протянула ему руку.

Они обменялись какими-то любезностями. Мастерсон не слышал, какими именно, потому что его поразило поведение Джона – руку Мари он пожал с таким видом, будто прикоснулся, по меньшей мере, к гремучей змее.

– Кстати, – сказал Мастерсон, – ты разве не будешь переключать сюда свою жену?

Чивер смешался, краска вновь проступила на его лице.

– Прошу прощения, – пробормотал он, – но она... ей нездоровится и...

Мастерсон всхлипнул и повалился на ложе, в восторге дрыгая голыми ногами.

Он хохотал с повизгиваниями, стуча кулаками по парчовой обивке и пытаясь что-то произнести в короткие перерывы между пароксизмами веселья.

Наконец, он поднялся, обессиленный, со слезами на лице и, дотянувшись до Чивера, хлопнул его по плечу.

– Так она... ха-ха-ха... приболела чуть-чуть, говоришь... Отлично, старик!

Впервые слышу от тебя шутку, зато наповал! Выпьем, дружище! Твое здоровье, Мари!

И он подмигнул жене.

3

Очнулся Мастерсон на рассвете. Он привстал на ложе и увидел в ногах спящую Мари.

Она лежала, свернувшись калачиком, почти касаясь головой коленей. Клод усмехнулся, вспомнив вчерашнее, и осторожно встал.

Чувствовал он себя прекрасно, если не считать легкого головокружения и скверного вкуса во рту. Он отыскал на столе кубок с остатками вина и сделал несколько глотков. Вино было теплое и безвкусное.

Он вышел на улицу, поеживаясь от прохлады, и спустился к громадному обомшелому валуну, наполовину вросшему в землю. Камень был приятно шершавым на ощупь и хранил еще дневную теплоту. Мастерсон обернулся и – в который раз – залюбовался своим домом.

Белоснежный, отделанный под замок средневековья, он возвышался на гребне холма, словно естественное его продолжение Островерхие круглые башенки по углам здания напоминали торжественные свечи и золоченые шпили на них тускло светились в неверном свете занимающегося дня. Вековые дубы окружали здание с трех сторон и редкой цепочкой спускались к подножию холма, где сквозь прозрачную пленку тумана поблескивала темная гладь озера.

Над каменистыми вершинами дальних холмов стремительно занимался розовый рассвет.

Он был такой неправдоподобной чистоты, что даже угрюмые облака, низко повисшие над горизонтом, приобрели в его отсвете прозрачность и теплоту.

Вертикальный луч света, вспыхнувший в центре зарева, в считанные секунды превратился в столб ослепительного пламени и неожиданно рассыпался веером узких лучей почти по всей видимой части горизонта, и вслед за этим показался краешек солнца.

4

У Клода, как у большинства живущих ныне людей, родителей не было. Редкая женщина отваживалась теперь на тяготы беременности и родов. Дети рождались искусственно и в этой практике без труда усматривались очевидные преимущества:

возможность строгого генетического отбора, благодаря чему на свет появлялись лишь полноценные во всех отношениях особи, а также полный контроль над рождаемостью.

Впрочем, в повседневной жизни поддерживалась иллюзия естественности продолжения рода, и Мастерсон был искренне счастлив, когда жена сообщила ему о своей беременности.

– У нас обязательно будет сын,– сказал он.

– Ты так хочешь, дорогой? – сказала Мари и порозовела под его пристальным взглядом.

Спустя положенное время в доме появилось крохотное существо, и они с Мари нередко спорили, на кого похож сын.

– У него твои глаза, – говорила Мари, – и губы. Посмотри, как он улыбается!

Мастерсон с деланым сомнением качал головой.

– Нос твой,– говорил он,– да и глаза, если присмотреться внимательно...

Такие же голубые, как у тебя.

Мальчик рос на удивление быстро. Он с аппетитом ел и исправно пачкал пеленки, зато был поразительно спокоен, и по ночам Мастерсон никогда не слышал его плача.

Ходить он начал восьми месяцев от роду. Спустя неделю по комнатам уже разносилось уверенное шлепанье его маленьких ножек.

Мари заметно похорошела после родов. И хотя в ее облике и поведении уже просматривались черты, столь раздражавшие его в прежних женах, Мастерсон ничего не замечал и был совершенно счастлив.

5

Клоду снилось, что он медленно падает в глубокий колодец. Снизу тянуло промозглой сыростью, воздух был затхл и нечист, и дышалось с трудом. Он тщетно протягивал в темноту руки, пытаясь дотянуться до стенок колодца и приостановить падение.

Время от времени его сильно встряхивало, словно он уже достиг дна, но тут же обнаруживалось, что внизу нет никакой опоры, и падение продолжалось. Все его тело ныло от ощущения мучительного дискомфорта: конечности казались отяжелевшими, неловкими и ненужными, он непрерывно менял позы, но облегчения не наступало. Его снова тряхнуло, на этот раз особенно ощутимо, затылок и плечи ударились обо что-то твердое, и руки нащупали холодную шершавую поверхность...

Мастерсон проснулся, открыл глаза и обмер, не веря себе. Было темно и холодно, пальцы его судорожно сжались, и он почувствовал в ладонях песок и мелкий щебень:

Земля качнулась, вздрогнула, и он вскочил на ноги. Он был в одной ночной рубашке, острые обломки камня врезались в босые ступни. Он сделал несколько шагов и обессиленно присел на корточки. Ему сделалось страшно. Он обхватил плечи руками, стараясь согреться, но не мог сдержать дрожи. Вокруг была непроглядная ночь, вверху – ни звездочки, и он решительно не понимал, как оказался под открытым небом. Вчера вечером он вместе с Мари смотрел очередную серию телеспектакля и спустя полчаса после его окончания отправился спать. Или он что-то путает?.. Нет-нет, все именно так и было!

От ледяного ветра не было спасения Мастерсон, уткнувшись лицом в колени, старался дышать через ткань рубашки, чтобы не чувствовать нестерпимого зловония.

Время от времени он поднимал голову и озирался вокруг. Ему показалось, что небо с одной стороны постепенно светлеет, и он настолько обрадовался близкому рассвету, что на какое-то время забылся, а когда очнулся, было уже достаточно светло, чтобы оглядеться.

Он находился на голой вершине одинокого холма. Вокруг, насколько хватало глаз, лежала выжженная бесплодная земля. Не видно даже было признаков растительности, лишь кое-где зловеще торчали почерневшие стволы высохших деревьев. В отдалении неровной полосой висела тяжелая грязная мгла, сквозь которую смутно проглядывали многочисленные трубы, извергающие клубы ядовитого дыма. Весь горизонт, словно чудовищным частоколом, был утыкан трубами. Мастерсон захлебнулся от ужаса.

Он совершенно не узнавал окружающей местности. Он был один в этой безжизненной пустыне.

Он закричал, запрокинув голову к свинцовому небу, бросился вниз по склону холма.

Он спотыкался и падал, обдирая в кровь колени и руки, вновь поднимался и бежал дальше, ничего не видя перед собой.

Он бежал до тех пор, пока не упал, как подкошенный посреди громадной свалки, в которую была превращена цветущая некогда Земля:

* * *

Землетрясение продолжалось несколько минут и не принесло особых разрушений, если не считать нескольких зданий старинной постройки и поврежденного транслятора, снабжавшего энергией один из малонаселенных районов штата. Аварийная команда, вооруженная противогазами, спецкостюмами и необходимой техникой, приступила к восстановлению установки через полчаса после прекращения подземных толчков.

Еще до полудня подача энергии была восстановлена, и на изъеденном эрозией холме, словно по мановению волшебной палочки, поднялся белый четырехбашенный замок, зазеленела трава, и зашумели листвой деревья – это включились силовые поля и телевизионное изображение, искусная комбинация которых и представляла собой современное жилище и внешнее его окружение.

На пороге появилась молодая красивая блондинка в небрежно запахнутом пеньюаре.

Она обошла здание, всматриваясь в окружающие поля с пожелтевшей пшеницей, скользнула глазами по живописно всхолмленной линии горизонта и, бросив взгляд на безоблачное небо, неторопливо вернулась в дом.