Текст книги "Габриэль"

Автор книги: Валерий Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Мои родители тоже погибли. Я был совсем мальчишкой. Мы с няней долго прятались в лесу. Потом она пропала…

Габриэль вздохнул.

– Это так вы меня развлекаете?

– Простите, ради бога!

– Ну вот, он опять извиняется.

– Простите…

– Ещё раз попросите прощения, и я вас никогда не прощу. Расскажите лучше, что вы делали до того, как стали лесничим.

– Это не очень весёлая история.

– Ничего. К тому же весёлых историй, боюсь, я от вас всё равно не дождусь.

– Как я уже говорил, родители мои погибли. Мы с няней долго жили в лесу у одного человека, затем, когда она бесследно исчезла, мне пришлось идти в Эдинбург. Там совершенно случайно меня взял на службу один человек, который зарабатывал себе на жизнь…

– Да вы настоящий разбойник! – воскликнула Мариам, когда Габриэль закончил рассказ.

– В мире, где соблюдение законов обрекает человека на жалкое существование, любой сделает всё, чтобы стать разбойником.

Весёлый и обходительный, Габриэль никогда раньше так не терялся перед девушкой, и дело было совсем не в неловкости из-за вчерашнего происшествия, оно было забыто. Несмотря на то, что он знал Мариам всего один день, Габриэль не мог представить себе жизнь без этой красавицы. Мариам была настолько живой, настолько неугомонной, что казалось, будто сама жизнь бурлит в ней с неистовством горного потока. Простая, но не простушка, весёлая, жизнерадостная, красивая…

И эта девушка скоро должна умереть!

Ей оставалось всего несколько месяцев. В лучшем случае. Душа Габриэля разрывалась от боли. Он полюбил Мариам чистой, нежной любовью, и предстоящая смерть девушки обостряла все его чувства до предела. Сама же она вела себя так, будто бы и не знала, что её ожидает.

Хотя нет. Именно ожидание смерти, жизнелюбие и мужество позволяли девушке радоваться каждому дню, каждому мгновению.

Габриэль не мог покорно ждать, но разве он мог что-то сделать? Он вновь почувствовал себя тем маленьким ребёнком, у которого в одночасье исчезла почва из-под ног. В очередной раз он был бессилен что-либо изменить в судьбе близкого человека.

– Ты должен успеть сделать себе лицо, – вспомнил он такие важные и такие непонятные слова Джеймса.

Джеймс! Конечно же, он сможет найти выход, дать совет или, на худой конец, просто выслушать и поддержать! В этом Габриэль был совершенно уверен, как был уверен и в том, что сможет найти Джеймса в лесном доме.

Предчувствие оказалось верным. Джеймс сидел на пороге лесного дома. Он был таким же, как и несколько лет назад. Казалось, что даже время не властно над этим загадочным, больше похожим на сказочного героя, чем на существо из плоти и крови, человеком. Вот только кафтан сменил длинный охотничий сюртук.

– Ты искал меня? – спросил Джеймс, совершенно не удивившись этой встрече.

– Мне нужна твоя помощь.

– Всё, что в моих силах.

– Спаси её! – выпалил Габриэль. Он был уверен, что Джеймс знает, о ком идёт речь.

– Это выше моих сил, – в этих простых и в какой-то степени даже банальных словах было глубокое понимание сущности бытия, смирение, основанное на этом понимании и глубокий внутренний покой. В устах Джеймса они совсем не были банальными.

– Но ты же можешь что-нибудь сделать?! – в глазах Габриэля была мольба.

– Боюсь, что я не в силах что-нибудь сделать.

– Ненавижу это бессилие! Почему каждый раз я должен бессильно наблюдать, как самые лучшие, самые близкие люди умирают, а я…

– А ты как раз и можешь кое-что изменить.

Отчаяние Габриэля сменилось надеждой.

– Помоги ей. Сделай так, чтобы эти дни были наполнены через край. Только глупцы отмеряют жизнь годами, не понимая, что жизнь – это волшебное покрывало, сотканное из мгновений, действительно ярких, наполненных светом и красотой мгновений, достойных того, чтобы стать частью покрывала жизни. Только эти мгновения имеют силу. Остальное не в счёт. Тот, кто видит меру жизни, понимает, что мгновение, по-настоящему прожитое мгновение перевешивает долгие годы существования. Большинство же, доживая до глубокой старости, не живут на деле и нескольких секунд.

Габриэль понял, что надо делать.

– Любите сюрпризы? – спросил он Мариам. Прошло два дня после его возвращения.

– Очень.

– Тогда, может, прогуляемся в беседку?

– Это моё любимое место.

– Моё тоже.

– Я всегда любила там сидеть, смотреть на небо и мечтать.

– А я любовался водой. Мне часто кажется, что она живая, что вода безмолвно говорит со мной, и если хорошенько прислушаться, можно услышать её шёпот.

– Ух ты! – воскликнула Мариам.

В беседке был накрыт стол: бутылка дорогого вина, закуски, мясо…

– Это все для нас?

– Для вас.

Едва они сели за стол, заиграла музыка.

Вы любите танцевать? – спросил Габриэль.

– Люблю.

– Позвольте вас пригласить.

– С удовольствием.

– Послушайте, Мариам… Я понимаю, вы почти меня не знаете… но… поймите меня правильно… Я… я полюбил вас… полюбил со всей страстью… я не знаю, как об этом сказать… слова вылетают из головы… я хочу просить вашей руки… и…

– Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?

– Я мечтаю об этом!

– Милый Габриэль, если мы будем делать всё, как принято, я не доживу до брачной ночи. Если хочешь меня любить – люби сейчас. Скоро уже будет поздно.

Она совершенно спокойно говорила о приближающейся смерти, словно речь шла о чём-то обыденном.

– Ты любишь меня?

– Конечно, глупенький, но я не могу ждать.

– Ты так спокойно говоришь о смерти, – вырвалось у него.

– У меня достаточно было времени, чтобы смириться с тем, что придётся умереть молодой. На самом деле смерть не такая уж и страшная. К тому же она научила меня любить и ценить жизнь. Знаешь, когда у тебя не так много времени, приходится быть бережливой. Когда я поняла, что скоро умру, я дала себе клятву не пропустить, не потратить зря ни одного мгновения. Конечно, можно начать горевать или умирать от страха, но этим ничуть не поможешь, а только отравишь остаток жизни. Когда остаётся так немного, само время начинает течь по-другому. Время сжимается, секунды становятся как минуты, дни как года… Не смотри, что я такая молодая. Я не боюсь. Я не боюсь смерти. Я не боюсь отправиться в этот путь. Не боюсь того, о чём шепчет лес. Не боюсь, даже если там нет ничего. Если нет ничего, значит, нет ничего страшного. Смерть – это путешествие в неведомое.

Габриэль слушал и удивлялся мужеству этой хрупкой, совсем ещё юной девушки.

Казалось, сад был бесконечен. Деревья, цветущие большими благоухающими белыми цветами, были повсюду, до самого горизонта, со всех сторон. Габриэль шёл по ярко-зеленой траве под руку с Джеймсом, который почему-то был одет как слуга.

– Она умерла, – грустно сказал Габриэль.

– Я знаю, сэр, – почтительно ответил Джеймс, решивший, наверно, до конца играть роль слуги.

– Она умерла раньше срока.

– Простите, сэр, но позвольте вам напомнить, что отмерять срок…

– Я знаю, Джеймс, – оборвал его Габриэль, – но ты, ты-то мог бы вмешаться.

– Нет, сэр. Не нарушать, но исполнить… Я здесь, чтобы постигать реальность и жить согласно её законам, а не перекраивать её по своей прихоти. В этом и заключается принцип смирения, сэр.

– Смирение хорошо монашкам.

– Это не смирение. Это бегство.

– Не вижу разницы.

– Печально это слышать, сэр.

– Она умерла, – повторил Габриэль.

– Люди будут умирать и дальше, сэр, но если вы и дальше будете отказываться от понимания, их смерти для вас так и останутся бессмыслицей.

– Хорошо, что я, по-твоему, должен понять?

– Позвольте спросить, готовы ли вы это понять, сэр?

– Боюсь, у меня нет выбора.

– Выбор есть всегда, вот только мы далеко не всегда готовы принять свой выбор. Я спрашиваю ещё раз, готовы ли вы сгореть в огне понимания, чтобы подобно Фениксу возродиться вновь?

– Готов.

– Я должен спросить трижды. Готов ли ты к тому, чтобы войти в огонь понимания? – Джеймс отбросил «маску» слуги. Теперь это был адепт, готовящий своего ученика к первому посвящению.

– Готов.

– Готов ли ты к этому преображению?

– Готов.

– Тогда следуй за мной.

Сад сменился лесной поляной, на которой горел костёр. Было темно.

– Здесь всегда ночь, – сказал Джеймс Габриэлю.

– Почему?

– Потому что так устроен мир, что костёр понимания должен гореть в мире вечной ночи сознания. Отныне только твой собственный огонь будет освещать тебе путь.

– А как же солнце и звёзды?

– В мире понимания есть только собственный свет. Солнце и звёзды видят здесь только слепые, которые ни за что не согласятся прозреть.

– Почему?

– Страх. Стоит открыть глаза, как первое, что ты увидишь – будет тьма. Затем, если ты выдержишь испытание тьмой, ты увидишь свет. Это будет огонь понимания. Но только после того, как ты войдёшь в него и сгоришь, ты увидишь свой внутренний огонь. И только после того, как ты смиришься с тем, что надо идти во тьме с собственным светом, свершится чудо. Ты поймёшь, что тьма и есть свет, только из-за его яркости ты видел его как тьму, скрывающую от тебя всё.

Габриэль не заметил, когда Джеймс оставил его наедине с огнём. Он подошёл к костру. Страха не было. Был интерес и спокойствие. Габриэль сбросил с себя одежду и вошёл в огонь.

Пламя приняло его, словно возлюбленного. Это действительно было похоже на встречу с возлюбленной, с той самой возлюбленной, отражение которой мы видим в самых близких нам людях, если отбрасываем страх перед любовью и полностью, сжигая за собой мосты, отдаемся этому чувству, не думая ни о чём, ни о каких последствиях.

Пламя не тронуло тело Габриэля, но очистило душу от страдания. Выйдя из огня, Габриэль вновь оказался в саду. Джеймс его ждал уже с чашей в руках. В чаше было вино.

– Это вино понимания. Понимание всегда пьянит. Выпей его и сделай то, что должно, – сказал слуга.

Габриэль принял чашу.

– Судьба, мой друг, похожа на кузнеца, который своими ударами придаёт необходимые свойства стали. Только в нашем случае судьба выковывает лица. Каждому её удару предшествует искра понимания, которая должна подобно кузнечному горну разогреть до нужной температуры исходный материал. Обычно мы теряем большую часть понимания, поэтому удары судьбы приносят такую боль, но если ты научишься впитывать эту искру без остатка…

Габриэля разбудил крик петуха.

Прошло около года со дня смерти Мариам. Её не стало теплым октябрьским днём. Умерла она, как и жила, с улыбкой на лице. Похоронили её в лесу, возле любимой беседки, – так она захотела сама.

Габриэль, с огромным трудом сдержавший слёзы на похоронах, плакал ночами, закрывшись у себя в комнате. Он рыдал, уткнувшись лицом в подушку, стараясь не шуметь, чтобы… Он сам не понимал, почему так стремится сохранить тишину ночи. Дни он проводил в беседке, возле могилы любимой. Там он вспоминал вновь и вновь каждое мгновение своей короткой любви, вспоминал их встречи, вспоминал каждое слово, каждое объятие, каждый поцелуй, каждый взгляд… словно воспоминания могли вернуть любимую или, на худой конец, заглушить боль, которую они делали ещё более сильной. Больше всего он хотел остаться там, в прошлом. Настоящее, как и будущее, умерло вместе с любимой, и он делал всё, чтобы не замечать движения времени.

Со временем боль сменилась апатией. В нём словно выключили все чувства разом. Он чувствовал себя мертвецом, который по каким-то нелепым причинам всё ещё продолжал жить. Габриэль вставал по утрам, ел, шёл работать, возвращался домой… Он был словно механическая кукла из музыкальной шкатулки или часов с хитроумным боем. Габриэль цеплялся за всё, что помогало ему сохранить это состояние душевного анабиоза, которое вместе с чувствами выключило и боль.

Мануэль и в лучшие времена был не особо разговорчивым, любившим одиночество или привыкшим к нему человеком. После смерти дочери он полностью замкнулся в себе и часто даже не отвечал на приветствия друга. Он или бесцельно бродил по лесу, словно заблудившееся привидение, или молча сидел возле могилы. Часто они сидели возле могилы вдвоём: каждый сам по себе, словно рядом не было никого.

Так прошло около года.

…Проснувшись, Габриэль не сразу понял, что с ним произошло. Было что-то иначе, не совсем так… Странный сон, который он помнил только обрывками, каким-то чудесным образом изменил Габриэля. И только за завтраком юноша понял, что к нему вернулась жизнь. Он так же продолжал любить Мариам, так же горевал от её потери, но теперь он больше не хоронил себя заживо, не прятал лицо от жизни.

– Пора возвращаться, – сказал он себе вслух, – а заодно и возвращать Мануэля.

Как он и предполагал, Мануэль был в беседке. Только сейчас юноша обратил внимание на то, как изменился лесник. Он сильно похудел и ссутулился. В волосах появилась заметная седина. Лицо постарело. За какой-то год Мануэль из крепкого мужчины превратился в старика. Словно о чём-то задумавшись, Мануэль сидел на скамейке, тупо уставившись в никуда.

Габриэль молча сел рядом. Он достал из сумки бутылку красного вина, откупорил, сделал большой глоток прямо из горлышка, затем молча протянул её другу.

– Спасибо, – сказал тот.

Они сидели, молчали, передавали друг другу бутылку. В первый раз за этот год они вновь были вдвоём.

– Пойдём, – сказал Габриэль, когда вино было выпито, – пора заниматься делами.

– Пора, – согласился Мануэль и посмотрел на друга.

– Спасибо тебе, – сказал он, глядя Габриэлю в глаза, – благодаря тебе она умерла счастливой.

– Ты знал?

Он кивнул.

– Она сама не захотела венчаться.

– Я знаю, – перебил его Мануэль, – с тобой она была счастлива. Остальное не имеет значения.

Была середина осени. Друзья возвращались с дальнего участка леса, где проработали целый день. Каждый год в это время герцог разрешал крестьянам из окрестных деревень запасаться дровами на зиму. Крестьяне убирали валежник, прореживали слишком густые участки леса, спиливали умирающие деревья. С одной стороны, это помогало сохранять порядок в лесу, с другой давало возможность людям спасаться от зимних холодов. Целыми днями лесники наблюдали за тем, как идёт заготовка дров.

Был уже вечер. Становилось темно. Они ехали медленно, отпустив поводья. Погода была чудесной, а домой можно было не спешить, тем более что они очень хорошо поужинали в лесу и выпили пару бутылок замечательного вина, которое располагает к общению и совсем не терпит спешки. Разговаривали они ни о чём, обсуждая текущие дела и свежие сплетни.

– Подожди, – перебил Мануэль друга. Он остановил коня и прислушался.

– Что-то не так?

– Ты ничего не слышишь?

– Нет, а что?

– Мне показалось, что там, – он указал рукой в сторону, откуда дул легкий ветерок, – кто-то кричал. Показалось.

– Давай на всякий случай проверим. Это недолго, а вдруг… – предложил Габриэль. – Спешить нам всё равно некуда.

Они развернули коней и медленно поехали туда, откуда мог доноситься этот загадочный крик. Через несколько минут они ясно услышали крики о помощи.

– Что за чёрт! – выругался Мануэль.

Друзья проверили ружья и помчались на теперь уже ясно слышимый крик.

На лесной поляне трое молодчиков делили пожитки какого-то бедолаги. Тот стоял там же, в одном белье, и громко голосил на весь лес. Перепуганный насмерть, он даже не пытался бежать. Подобные происшествия здесь были большой редкостью, и наши друзья немного опешили.

– Прекратить! – рявкнул Мануэль и выстрелил из ружья в воздух.

Габриэль, более опытный в подобного рода потасовках, не стал столь бесполезно тратить патроны. Почти не целясь, он выстрелил в одного из грабителей. Ружьё было заряжено слишком мелкой дробью, чтобы наверняка причинить ему серьёзный вред, но для того, чтобы вывести его на какое-то время из строя, такого заряда было вполне достаточно.

Грабители выхватили шпаги. Друзья соскочили с коней и тоже обнажили оружие. Пользуясь неразберихой, пострадавший от грабителей бедолага быстро схватил одежду и скрылся в лесу. Началась схватка. Мануэлю, практически не знакомому с искусством фехтования, было нелегко. Его противник, к счастью, тоже не был искусным воином, но всё равно садовнику приходилось защищаться изо всех сил. Габриэлю тоже не удавалось быстро справиться с противником. К тому же ему приходилось поглядывать на раненого бандита, который мог в любой момент вступить в бой.

– Чёрт побери! – выругался Мануэль.

– С тобой всё в порядке? – спросил его Габриэль.

– Муравьи, чёрт бы их побрал. Этот гад загнал меня в муравейник.

– Терпи, друг. С муравьями будем разбираться позже.

– Стойте! – закричал раненый. – Остановитесь!

Габриэль узнал его голос.

– Маб! Дружище! Ты?!

– Да, чёрт тебя подери!

– Стойте!

Противники отступили друг от друга на безопасное расстояние.

– Кто бы мог подумать, что мы здесь встретим друзей, – сказал один из разбойников и рассмеялся.

Габриэль склонился над другом.

– Маб, дружище, ты в порядке?

– Ты ещё спрашиваешь. Как ты вообще меня не убил?

– Ты как?.. Я тебя сильно задел?

– Не настолько, чтобы слагать об этом стихи, но ноге, чувствую, досталось.

– Лучше как можно быстрее вернуться домой, – подключился к разговору Мануэль. – У нас найдется, чем обработать раны, есть несколько бутылок вина, не говоря уже об ужине и крыше над головой.

Габриэль уступил раненому другу коня, и компания отправилась в путь.

– Откуда вы взяли этого несчастного? – спросил Габриэль, имея в виду бедолагу, благодаря воплям которого он встретился с другом.

– Сами удивляемся, – ответил один из приятелей Маба. Маб, борясь с болью, ехал молча, стиснув зубы, чтобы не стонать. – Мы расположились в лесу на ночлег. Только собрались отходить ко сну, как к нам выходит богатенький еврейчик. Сам. Разве можно упускать такое? До сих пор в голове не укладывается, что такой тип, как он, мог делать в этой глуши.

По дороге домой новоиспечённые приятели успели познакомиться. Габриэль рассказал, как Маб спас его от неминуемой смерти, представил всем Мануэля.

Друзей Маба, если верить тому, что они рассказали о себе, звали Джон и Грегори. Они оба были из Глазго, где одно время работали грузчиками в порту. Джон был высоким здоровяком с большой рыжей бородой. Худой, среднего роста Грегори казался рядом с ним карапузом. С Мабом они познакомились во время потасовки в кабаке. Он тоже занимал какую-то незначительную должность в порту. Найдя общий язык, они решили заняться вольным трудом.

Так, за разговорами, они незаметно добрались до дома.

Дома, при свете лампы Габриэль заметил, что Маб значительно повзрослел. Он стал немного полнее, правда, ранение сделало его ещё более бледным, чем обычно.

Рана оказалась не настолько пустяковой, как об этом говорил Маб. Основной заряд, к счастью, пролетел мимо цели, но довольно много дроби попало в бедро, и будь она чуть-чуть покрупней… Повезло ещё и в том, что ни один крупный сосуд не был повреждён.

– Кто тебя только учил стрелять! – повторял Маб каждый раз, когда Габриэль вытаскивал из ноги очередную дробинку.

– Ты бы лучше радовался вместо того, чтобы стенать, – не выдержал Габриэль.

– Это точно, – согласился с ним Маб.

Пока Габриэль оказывал другу медицинскую помощь, Мануэль накрыл на стол. После сытного импровизированного ужина все отправились спать, и только Габриэль с Мабом остались немного поговорить по душам.

– Тогда я тоже не вернулся к Филину, – рассказывал Маб. – Всё равно он бы меня убил. Ему надо было кого-то наказать, чтобы его авторитет оставался в силе. В конверте были деньги и записка, саму возможность потери которой он бы мне никогда не простил. Записку я уничтожил, а деньги забрал себе. На первое время хватило. Надо было уходить подальше от Филина, и я подался в Глазго. Там я долгое время работал в порту, где и встретил Джона и Грегори. С тех пор мы вольные странники. Собираем налоги в честь духа свободы. А ты?

– Я всё время здесь.

– Никогда бы не подумал, что ты станешь лесником.

– Думаешь, я мечтал об этом всю жизнь?

Маб рассказал, что Филин уже несколько лет как умер, его банда распалась. После смерти Филина (поговаривали, что он умер не без помощи людей герцога), все дела перешли старому другу Габриэля, Кадору, который практически работает на герцога. Кадор подгрёб под себя всё, а те, кто не захотел идти к нему в услужение, погибли или были вынуждены уйти из города.

– Кстати, Кадор все ещё хочет с тобой поквитаться, так что старайся не попадаться ему на глаза в каком-нибудь тёмном городском переулке, – сказал Маб, весело подмигнув другу.

– Он всегда был сволочью. Как, собственно, и герцог…

– Кстати, на всякий случай. Возьми вот это, – Маб положил на стол перед Габриэлем недорогое латунное кольцо. – Помнишь «Трёх китов»?

– Ещё бы!

Это была их любимая таверна.

– Покажешь хозяину, и я приду.

– Спасибо, друг.

– Это тебе спасибо.

Было уже далеко за полночь, когда кто-то настойчиво постучал в дверь.

– Ты кого-нибудь ждёшь? – спросил Мануэль друга.

Они как по команде одновременно вышли из своих комнат в коридор.

– А ты?

– Я пойду узнаю, кому это не спится по ночам, а ты приготовь ружья. Не нравятся мне ночные гости, – тихо, почти шёпотом сказал Мануэль, направляясь к двери.

Габриэль проверил ружья. На всякий случай они всегда были заряжены. Мануэль тем временем подошёл к входной двери. Он встал чуть сбоку, возле стены, – вдруг кто захочет подстрелить его через дверь, – и громко спросил:

– Кто там?

– Мне нужен садовник Габриэль, – услышал он мужской голос.

– Кто вы, и для чего его ищете?

– Моё имя – Ральф. Он меня знает. Остальное я скажу только ему.

– Ты знаешь какого-нибудь Ральфа? – тихо, чтобы не было слышно снаружи, спросил Мануэль.

– Если это тот Ральф, о котором я думаю, у него должен быть медальон.

– У вас есть что-нибудь для Габриэля? – громко спросил Мануэль.

– Тоже, что у него есть для меня, – ответил Ральф. – Кстати, наша беседа – прекрасный повод, чтобы разбудить всю округу.

Габриэль кивнул головой. Мануэль отворил дверь. На пороге стоял постаревший Ральф. Он был всё такой же крепкий и жилистый. Ральф заметно похудел, и черты его лица стали ещё более жесткими. Одет он был в достаточно дорогой, хотя и повидавший кое-что на своём веку дорожный костюм.

Ральф с Габриэлем обнялись как добрые друзья.

– Надеюсь, ты с хорошими новостями? – спросил Габриэль.

– По крайней мере, уж точно не с плохими.

– Мануэль, это – Ральф. Он друг покойной герцогини.

– Мануэль – герцогский садовник и хозяин этого дома.

– Очень рад знакомству, – сказал Ральф и протянул Мануэлю руку.

– Всегда рад встрече с другом покойной госпожи. Может, вы пока выпьете и поедите, а я тем временем согрею воду?

– Чуть позже, господа, если вы позволите. Дело в том, что я не один, и чтобы не подвергать лишний раз своего спутника опасности, я решил сначала заглянуть к вам один. Мало ли кого я мог здесь застать.

– Я могу сходить с вами, – предложил Габриэль.

– Не стоит. Даже в самом безлюдном месте иногда можно встретить людей. Особенно, когда хочешь остаться незамеченным.

– Вы правы.

Буквально через несколько минут Ральф вернулся с мальчиком лет пятнадцати.

– Позвольте представить, господа: Артур – юный герцог Корнуэльский.

– Для меня большая честь принимать столь высокого гостя у себя дома…

– Не надо. Я привык к более простому обращению, – оборвал Мануэля Артур.

– Артур воспитывался по-спартански, – заметил Ральф.

Маленький герцог был симпатичным мальчиком среднего роста, худой, но не истощённый. Было заметно, что он много времени уделял физическим упражнениям. Его волосы были достаточно давно острижены коротко, и теперь они слегка отросли и немного торчали в разные стороны непослушным ёжиком. Лицом он был похож на мать, причём лицо имел мужественное, «мужское». Благодаря серьёзному взгляду больших светлых глаз он казался старше своего возраста. Габриэль на собственном опыте знал, как у детей появляется такой взгляд.

– Надеюсь, что-то хорошее заставило вас вернуться в родные края? – спросил Габриэль, когда поздние гости сели за стол.

– Есть время разбрасывать камни. Есть время собирать. Наши друзья в Эдинбурге сообщили, что сейчас самое подходящее время воскреснуть из мёртвых. Правда, для этого надо ещё подготовить почву, так что Артур здесь пока инкогнито.

– Вы вполне можете сойти за моих родственников. Вы, Ральф, будете моим дядей, а Артур – кузеном. Если, конечно, вы или Мануэль не станете возражать. Всё-таки хозяин здесь он, – спохватился Габриэль.

– Я всегда был верным слугой герцогине, – ответил Мануэль.

– Вот и хорошо. Только останется один Артур. Я покину ваш дом немедленно. Меня здесь слишком хорошо знают, чтобы лишний раз рисковать. Дядя приедет к вам завтра. Это стряпчий. Дядя Гурт. Нам порекомендовал его Август.

– Мы можем чем-нибудь вам помочь? Может, у вас трудности с деньгами или… – спросил Мануэль. – Думаю, здесь вам не стоит стесняться.

– Нет, всё хорошо. Главное, уберегите Артура. Да, бутылка виски в дороге мне совсем бы не помешала.

Дядюшка приехал, едва взошло солнце. Ему было на вид около сорока лет. Невысокого роста, полный, с приятным, хорошо поставленным голосом актёра. Его лицо имело довольно заметные семитские черты, хотя чистокровным евреем, скорее всего, он не был. Его глаза светились умом и пониманием, а совершенно необыкновенная улыбка вселяла в собеседника уверенность, что, окажись противником Гурта даже сам дьявол, ему всё равно бы ничего не светило.

– Я – поверенный Гурт, – представился он, предварительно удостоверившись, что перед ним те, кто ему нужен.

– Здесь вы для всех– мой дядя Гурт.

– Рад знакомству, племянник.

– Надеюсь, вам здесь понравится.

– Увы. У меня на это совершенно нет времени. Сегодня же я должен буду уехать в столицу. Суд – это всегда суд, а верховный суд Шотландии – это верховный суд Шотландии, – сказал он и весело рассмеялся над собственной шуткой. – С господами судьями надо всегда держать ухо востро, а руку на кошельке.

– Я слышал, что если вы берётесь за дело, всегда доводите его до конца. До победного конца, – заметил Габриэль.

– Несмотря на то, что у Артура есть все законные основания претендовать на герцогство, битва предстоит серьёзная. Оскар чертовски влиятельный человек. В общем, дело сложное, но не безнадежное. У него тоже есть пара хороших врагов. Будем надеяться на успех, но не будем гневить бога, заранее предсказывая результат.

– Ваши слова подтверждают ещё один слух о вас.

– Да?

– Говорят, вы никому ничего не обещаете. Особенно вашим клиентам.

– Шотландия – маленькая страна. И стоит нарушить данное слово хоть раз… Вы понимаете. Репутация в нашей профессии – это основной капитал. Всё остальное – проценты. Моя репутация позволяет мне избегать обещаний и клятв.

В тот же день дядюшка Гурт уехал в Эдинбург. Начались долгие дни ожидания.

Мануэль, который очень трепетно относился к герцогине, принял Артура как родного. Габриэль тоже быстро нашёл с ним общий язык. Мальчик совсем не воображал и не кичился своим происхождением. Он с большим удовольствием помогал лесникам в работе. Сначала Мануэль пытался возражать, дескать, Артур – герцог, а не садовник, на что тот ответил:

– О чём вы? Сейчас я – кузен Габриэля. К тому же физические упражнения на свежем воздухе мне только полезны, да и время за таким занятием идёт веселей.

О себе он ничего не рассказывал, да друзья и не старались особо расспрашивать. Они уважали чужие тайны. Пару раз, правда, Артур обмолвился, что жил где-то на юге Шотландии у небогатых фермеров, арендовавших землю у какой-то его родственницы. Пару раз он даже видел убийцу отца – по отношению к Оскару он не питал иллюзий.

Прошло больше месяца, прежде чем Гурт появился вновь. На этот раз он приехал вместе с Ральфом в нанятом экипаже.

– Собирайтесь, ваша светлость, – сказал он герцогу, – пора.

– Надеюсь, назад вы вернётесь уже признанным герцогом, – сказал на прощание Мануэль.

– Не будем забегать вперёд, – ответил Артур тоном прилежного ученика.

И вновь потянулись долгие недели ожидания.

Наконец, появился Ральф. Казалось, он ещё сильней похудел и постарел, но на его лице играла довольная улыбка. Друзья набросились на него с расспросами.

– О, это был настоящий поединок Геракла с Гидрой. Иногда мне казалось, что на старине Гурте под мантией надеты доспехи, а в руке острый меч. Как он был красноречив! Старая лисица Оскар долго не хотел признавать Артура в качестве сына своего брата, но когда его приперли к стенке, разрыдался, как кухарка, чистящая лук, и запел, как сладкозвучная сирена.

– Думаю, ему не трудно было заплакать, – сказал Габриэль.

– Ещё бы! Вот только слёзы выглядели далеко не такими радостными, как он уверял всех присутствующих в зале суда. К сожалению, мы не смогли прищучить этого старого прохвоста. Он всё же успел вновь заполучить расположение короля, так что нам пришлось ограничиться возвращением Артура.

– Где он сейчас? – спросил Мануэль.

– Оскар?

– Артур.

– Они оба в замке. Обливаясь слезами, герцог Оскар клятвенно заверил Артура, что теперь, после его чудесного возвращения, он не отпустит любимого племянника от себя ни на шаг.

– Это плохо. Очень плохо. Того и гляди, жди беды, – недовольно проворчал Мануэль.

– Согласен, но большего мы не смогли бы добиться.

– Уверен, что вы сделали даже больше, чем было возможно, – сказал Габриэль.

– В любом случае что сделано, то сделано. Артур восстановлен в своих правах. Скоро он станет совершеннолетним, а пока, граф, вам придётся ещё немного поработать на свежем воздухе.

– Граф? – удивился Мануэль.

– А вы не знали, дружище, что командуете графом? – удивился Ральф.

– Я уже и забыл, когда меня так называли в последний раз.

– Ничего, думаю, очень скоро вы сможете об этом вспомнить.

– Если не произойдет ничего экстраординарного, – мрачно заметил Габриэль. – Герцог никогда не прощает врагов. Можете мне поверить. Перед тем, как подослать к кому-нибудь очередного убийцу, он говорит очередному исполнителю кровавой работы так: «Я привык следовать Библии, она учит нас любить врагов, а любить их я могу только мёртвых. Господь не оставляет мне выбора».

– Надеюсь, мы сможем уберечь юного герцога, ну а ваше участие, господа, в этом деле, думаю, пока пусть хранится в тайне. На всякий случай держите ухо востро.

Душа Габриэля заныла, когда он увидел город. Как и тогда, много лет назад, он подъезжал к городу с северной стороны. Был легкий туман, придававший городу некоторую мрачную таинственность. Он словно прятал своё лицо за серой дымкой вуали. Как и тогда, Габриэля привела в город беда. Правда, на этот раз у него был конь, он не умирал от голода, за ним никто не гнался, а в городе у него был друг. Только сейчас, глядя на расположенный на утёсе замок, на шпили и крыши домов с дымящимися трубами, он осознал, как повзрослел за эти годы.

Нечто похожее происходит с нами, когда мы перечитываем когда-то забытые книги. Вспоминая свои впечатления, сравнивая их с новыми, мы видим, как изменилось наше сознание за это время.