Текст книги "Глупец (Читайте знаки - 1)"

Автор книги: Валерий Капранов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Тут его мечты оборвало гулкое журчание льющейся на землю струи.

Илья дёрнулся и встряхнулся как ото сна, тряся головой, словно хотел разогнать охватывающие его грёзы.

Перед ним, возле гаражей сидела разбитная, пропитая баба и справляла малую нужду. Её всклокоченные волосы, торчали немытой копной, перехваченные в небрежный хвост. В оттопыренных пухлых и потрескавшихся губах, дымилась папироса, от чего один глаз был прищурен и слезился. Под другим, красовался фиолетовый с желтизной синячище. Одутловатые щёки несли отпечаток пунцового румянца, что не являлось фактом обладания не дюжим здоровьем. Кисти рук, обхватывающие колени, сидящей на корточках женщины, были испещрены синяками и ссадинами.

– Да ты не стесняйся, жуй, жуй – сквозь зажатую в зубах папиросу, просипела пропитым голосом баба. – Иль не видел чего?... А касатик?...

– Ага, ты с ней ещё поделись. Так она тебе и не такое покажет, раздался рядом хриплый бас, сопровождаемый жутким ржанием.

Кусок колбасы застрял у Ильи в горле, когда он увидел стоящих вокруг грязных, жутко смердящих мужиков. Он с ужасом понял, что место, которое он по ошибке принял за курилку для строителей, оказалось, излюбленным пристанищем бомжей. Как он сразу этого не понял, когда шёл и видел, что рядом, в обветшалом деревянном домике, был оборудован приём стеклотары.

Пока он тут, сидел, наслаждался едой и мечтал, с наступлением сумерек, хищники вышли на охоту. Для нормальных граждан они не представляли особой опасности, так как понимали, на каком дне они находятся. А вот для него, одинокого и беззащитного беспризорника, это было очень серьёзно. Когда униженному и озлоблённому, а если ещё и совсем, избавившемуся от простых человеческих принципов отребью, попадается существо, за которое точно никто не заступиться, то тогда... оно приложит все усилия, чтобы отыграться на нём и выместить всю свою жестокость и боль.

Илья отдавал себе отчёт, в том, что сейчас будет происходить. Ему уже приходилось быть невольным свидетелем, что творили подобные звери, с бездомными детьми, невольно вторгшимися на чужую территорию. В лучшем случае над ним поиздеваются и вышвырнут как надоевшего хозяевам щенка. Или сделают рабом, заставляя собирать для них милостыню и выполнять их мерзкие прихоти. А в худшем, натешатся и убьют...

– Да ты, что не ешь? Может с дядями поделиться надумал?... подсаживаясь к Илье, с ухмылкой, подмигивая своим подельщикам, спросил один из них.

Это был жилистый бритый коротышка в грязной тельняшке. Его загорелые руки, от плеча до запястий, были испещрены лагерными татуировками и рубцами порезов. От натянутого на левый глаз века, через всю щёку, до самого подбородка, пролегла глубокая борозда, уродливо разветвляющегося шрама.

– Нет. Он Клавке-Селёдке оставил. Хочет, чтобы баба его осчастливила... – заржал, бородатый детина в мятой войлочной шляпе.

– Как, Селёдка?... Хорош кавалер? – Вставил, ещё один плешивый бомж.

Он обращался к уже успевшей встать, разбитной опойке, которая теперь поправляла свою видавшие виды, выгоревшую и выцветшую рваную юбку.

– Да... Хороший мальчик. Пойдёшь к тётеньке?

Бомжиха ощерила свой щербатый рот, из которого несло перегаром и, подойдя к Илье сзади, обняла его, прижимаясь к нему щекой.

Илье было мерзко и страшно. Он сжал кулаки и весь напрягся. Панический ужас почти парализовал его.

Нервно заикаясь, он сказал:

– Если вы хотите, есть, то берите. Мне не жалко.

– Вы поглядите на него. Этот щенок, предлагает нам жрать его объедки, – расставляя пальцы веером, зашипел своим товарищам Шрам. – Да ты чё... гадёныш, нас обидеть хочешь?...

– Вы меня не так поняли. Я же от души. Я, по хорошему... – начал было оправдываться Илья.

– От души говоришь,... А вот мы сейчас и посмотрим,... какая она у тебя – душа-то. Когда из тебя, её выпустим.

В руках у Шрама появился ржавый, с зазубринами нож.

Он прижал его к горлу мальчика. В то время, как потаскуха, крепко стиснула его в своих объятьях, так, что стало тяжело дышать.

– Не надо. Пожалуйста. Ну что я вам сделал, – слёзно взывал к ним Илья. – Ну, хотите, деньги возьмите... только не надо...

– Деньги? Вонючка, обыщи пацана, – скомандовал Шрам.

К мальчику хромая подлетел плешивый Вонючка, бросив на землю, полиэтиленовый мешок с пустыми бутылками. Своему прозвищу он соответствовал на все сто. От него разило смрадом, потом и кислой плесенью за несколько метров. Всё лицо, а точнее то, что от него осталось, было покрыто шелушащимися лишаями и язвами. Но особенно мерзким, был изъеденный сифилисом нос.

Он начал шарить трясущимися руками по карманам брюк мальчика и выкладывать на стол, скомканные купюры и мелочь. Обыскать содержимое куртки было неудобно, из-за мешающих, цепких объятий Селёдки.

– А ну-ка... подвинь клешни – буркнул он ей – а то, вцепилась стерва, как Дед Мороз в новогодний подарок.

– А ты сам-то... чего так затрясся? Завидно?... – съязвила опойка и ослабила хватку, для страховки хватая мальчика за волосы. – Ничего и тебе достанется.

В это время Шрам алчно разворачивал и пересчитывал купюры, воткнув в ящик свой ржавый нож. А Борода, пользуясь моментом, запихивал в свой рот, давясь, оставшиеся от Ильи объедки.

Пользуясь этим моментом, Илья резко выдернулся из костлявых рук бомжихи, оставляя в её скрюченных пальцах, клок своих волос. Он, изо всех сил толкнул, не ожидающего от него такой прыти Вонючку и, спотыкаясь о невидимые в темноте корни деревьев, выбежал на улицу.

– Что пасти раззявили суки! За ним. Мигом, – заорал на них Шрам. Упустите пацана, кишки на уши намотаю.

И сам быстрее всех, пустился вдогонку. В отличие от остальных, бежал он достаточно быстро. Остальные же напрягая износившиеся организмы, исходя слюной и отдышкой, старались не отставать, зная свирепость нрава своего предводителя. В прошлый раз за нерасторопность во время взлома старого гаража, Борода лишился одного уха, которое, сам же и съел под пристальным присмотром Шрама.

Выбежав на площадь, Илья решил повернуть вправо на улицу Варварскую, так как запомнил дорогу, когда ехал сегодня днём. Он рассчитывал добежать, до центральной площади Минина, где возле Кремля, в это время должно было быть ещё людно. Ну, а там его вряд ли осмелятся трогать. И будет возможность, что-нибудь предпринять.

Шрам, увидев, куда направляется мальчик, быстро отдал распоряжение своим подельникам, и те устремились в погоню, по обходному маршруту. Сам же шрам, поступил достаточно хитро. Он выбежал на тротуар и, увидев, как мальчик обернулся, изобразил из себя выбившегося из сил. Он сделал вид, что махнул рукой и поплёлся обратно.

Успокоившись, Илья сбавил бег. А после и вовсе перешёл на быстрый шаг, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Тем самым, давя скрывающимся преследователям необходимое время, для возможности его догнать.

Они выскочили неожиданно из-за угла здания типографии. Илья опешил. На мгновение он растерялся. Но, вовремя опомнившись, развернулся и побежал в обратную сторону. Но тут, дорогу ему перегородили Шрам с Вонючкой.

Бомжи окружили его в кольцо. Злобно скалясь и жадно растопырив руки, они быстро сокращали диаметр круга, в который оцепили мальчика. В следующее мгновение злодеи разом набросились на него. И утопая под градом пинков и ударов, Илья повалился на тротуар.

Корчась от боли, он скрутился в калачик, подгибая под себя колени и закрывая лицо руками. Нападающие били его с остервенением, примешивая к своим тумакам, потоки площадной брани и взрывы истерического хохота. Илья чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он потеряет сознание. Закрываться сил уже не было. Всё лицо превратилось в кровавое месиво, а из груди вырывался надрывный кашель. Дальше, боли он уже не чувствовал. В голове пульсировала только одна мысль: "Скорее... Скорее бы конец".

Одинокие прохожие, ставшие наблюдателями этой дикой сцены, испуганно переходили на другую сторону улицы и ускоряли шаг. Никому и в голову не приходило, вступиться за беспомощного ребёнка или хотя бы позвать на помощь. Люди стали черствы к постороннему горю, опасаясь за собственную жизнь и покой. Они стараются оградиться в свой мелкий мирок, словно страус, закапывающий свою голову в песок.

– Всё, хватит. Забирайте его на хату. – Скомандовал Шрам – Там очухается, и позабавимся. Надо бы на место поставить выродка.

– А потом? – хрипя от отдышки, спросил весь взмокший Борода.

– А что потом. Сломаем, куда он от нас денется... – со знанием дела, потирая руки, ответил Шрам. – При таком макияже, кто ж сиротке копеечку не подаст? Будет батрачить. Сучёнок...

– Ну что, потащили? – поплевав на ладони, спросил у бородатого, Вонючка.

– Давай, – пробасил тот.

Вонючка с подельником, взяли Илью за отворот джинсовой куртки и поволокли по дороге. Новые штаны и тенниска, теперь выглядели как видавшая виды половая тряпка, с въевшейся грязью, зеленью от травы и пятнами крови.

Новое знакомство и магические фокусы

Поглощенный с головой в изучение Арканов, я не обращал ни какого внимания на окружающий меня мир. Я отчётливо осознавал, что разгадка находится где-то рядом, и усердно пытался её обнаружить, изучая значение выпавших в моём раскладе карт.

– Вы позволите? – прервал мои исследования, знакомый голос.

Я оторвал взгляд от книги, и поднял голову. Передо мной стоял плотно сбитый крепыш в чёрной футболке, с которой глядели, два огромных кошачьих глаза. В зрачке, каждого из них, был причудливый силуэт танцующей кошки. Под глазами, наискосок, значилась надпись: "Cats". Дополняли гардероб крепыша, широкие, чёрные спортивные брюки и такие же, чёрные кроссовки.

Что меня удивило особенно... так это, то,... что обладателем такого знакомого мне голоса, был негр, с приятными чертами лица. Глаз его мне рассмотреть не удалось. По причине, что их скрывали, чёрные, солнцезащитные очки.

Я задумался,... Если мне не изменяет память, то, среди моих знакомых нет негров, говорящих почти без акцента по-русски. А, точнее говоря, среди моих знакомых, негров нет вообще. Странно, но откуда я знаю этот голос?

– Так вы позволите? – как из сна, вывел меня из нелепых раздумий, широко и приветливо улыбающийся человек.

– А вам, что больше некуда присесть? – попытался я возразить. – Вроде мест свободных хватает...

При этом я сделал жест, указывая, вокруг. Все столы были свободны. Даже пожилая парочка, прикончив пиво с сосисками, уже выходила из-за стола.

– А вы что, расист? – так же, непринуждённо продолжая улыбаться, спросил негр.

– Нет. Я не расист. Просто мне не нравиться, когда меня отвлекают незнакомые люди, причём, если в этом нет, абсолютно никакой необходимости.

– А кто вам сказал, что мы с вами не знакомы? – ответил он, присаживаясь напротив, так и не дождавшись, моего приглашения.

Мои глаза, инстинктивно сощурились от попавшего в них блика, играющих и переливающихся бриллиантов, висящего на его шее, платинового петлеобразного креста.

Продолжая улыбаться белозубой улыбкой, мой собеседник приподнял очки, и сдвинул их на лоб. На меня уставились, два абсолютно разные по цвету глаза. Один из них был тёмно фиолетовым, другой изумрудно зелёным. Из коротко стриженных курчавых волос торчали, едва заметные, чёрные шишечки рожек.

От изумления у меня начала отвисать нижняя челюсть. Подкуривая очередную сигарету, я попытался быстро замаскировать следы, проступившего на лице изумления. И как можно медленней, выпустил в потолок, струю дыма, чтобы успокоиться и скрыть своё волнение.

– Если вы из принципа, будете настаивать, на формальном факте знакомства,... То можете называть меня Клео, – сказал он и протянул свою мускулистую руку для рукопожатия.

Я с недоверием смерил её своим взглядом. Но всё же, после секундного колебания, протянул свою. Ладонь Клео, оказалась сухой и тёплой. Рукопожатие крепким, но не болезненно жёстким.

– Не могу сказать, что бы мне было очень приятно...– сказал я. – Но если уж так складываются обстоятельства...

В ответ, он подарил очередную улыбку. Всем своим видом, показывая, что его очень трудно, чем-нибудь смутить, чтобы вывести из равновесия.

– А вы, молодец. Начинаете вникать... – он кивнул, на раскрытую, передо мной книгу. – Честно признаться, мы думали, что будет хуже.

– Вы – это кто?

– Всему своё время, – ответил Клео. – Не торопите события. Вы и так, уже наломали дров. А ведь, я вас предупреждал, что ваши неосмотрительные поступки, могут повлечь смерть, не причастных к этому делу людей.

– Но что мне остаётся делать, если я оказался заложником чьих-то интересов, в игре, в которой абсолютно не знаю правил? – попытался оправдаться я.

– Вам предлагали помощь, когда можно было предотвратить расклад в самом его начале. Но вы её неосмотрительно отвергли, – нахмурив брови, но, сохраняя, неизменную улыбку, отчитывал меня собеседник. – Теперь будьте добры, быть благоразумным и тщательно планируйте каждый свой шаг. Хотя, о чём я говорю. У вас в России кажется, есть такая поговорка: "С кем поведёшься, ...м-м.."...

– От того и наберёшься, – я попытался за него закончить.

– Вот, вот. Именно. С кем поведёшься – так тебе и надо, – Клео опять засиял, улыбкой чеширского кота.

Я насупился как нашкодивший мальчишка, получающий взбучку от родителей. В то время как мой новый знакомый, с видом истинного ценителя, обнюхивал извлечённую им из воздушного пространства сигару. После чего, обрезал её кончик, неожиданно выросшим из его указательного пальца остро заточенным кошачьим когтем. Так же неожиданно спрятавшимся обратно. Чиркнул по столу длинной спичкой и стал раскуривать, выпуская изо рта густые облака, ароматного дыма.

Клео повернул голову в сторону, ставшей невольной свидетельницей этого волшебства, молоденькой официантке. Подмигнул ей своим фиолетовым глазом. И та, выйдя из оцепенения от восхищения и эйфории, расторопно побежала за стойку бара. Девочка засуетилась, гремя посудой и хлопая холодильником. Из её угла, донёсся звук, откупориваемой пробки и со скоростью пулемётной дроби, стук ножа о разделочную доску.

Пока я наблюдал, как Клео с наслаждением выпускает кольцами дым, перед нами возникла всё та же официантка, водружая на стол внушительных размеров поднос. На подносе в центре стояла бутылка французского красного вина, фужеры и высокая пирамида селёдочниц и тарелочек, заполненных разнообразными закусками.

Девушка моментально переместила эту сервировку на наш массивный дубовый стол. Поставила фужеры и наполнила их до половины вином. После чего, с готовностью молодого бойца в глазах, вытянувшись во фронт, застыла, в ожидании очередной команды от Клео.

Тот удовлетворённо оценил исполнение, повернул голову в сторону официантки и произнёс:

– Вы оказались очень старательны, дорогая. Всё выполнено по высшему разряду. И за это вам полагается награда.

После глубокой затяжки, он выпустил густое кольцо, табачного дыма. Выпущенное в воздух кольцо, стало медленно расползаться вширь и, поднимаясь высоко в пространстве, стало приобретать форму причудливого колье. Проплывая над головой девушки, оно плавно и грациозно опустилось на её нежную девичью шею.

Извивающееся сизым дымом украшение, незаметно преобразовывалось, материализуясь, в настоящий шедевр мастера ювелира. Ещё миг и оно сверкало во всей своей неотразимости и красе, переливаясь искусно огранёнными драгоценными камнями и изысканно переплетенными золотыми и платиновыми лепестками.

– Это мне? – восторженно, не веря своим глазам, изумилась девушка.

– Вам, прекрасная леди, – ответил Клео. – Не стоит благодарностей. Вы ещё сможете оценить эту безделушку по достоинству, когда поймёте, что это нечто большее, чем просто уникальное творение ювелира.

– Могу ли я, что-нибудь ещё для вас сделать? – с благодарными нотками в голосе, поинтересовалась официантка.

– Кто знает? Может быть, и сможете, – с лукавой улыбкой сказал Клео. А пока идите. Нам с моим другом нужно поговорить.

Девушка убежала за стойку и прилипла к зеркалу, восхищённо крутясь и позируя перед ним.

– Вы всегда прибегаете к своим фокусам? – с осуждением спросил я.

– Нет. Только когда на меня нисходит вдохновение, – смакуя тёмно-багровое вино, пояснил Клео.

– А там, в кафе, на Покровке?... Это, тоже вдохновение? поинтересовался я, уже с возмущением.

– Ну что вы,... Это был расчётливый шаг. Если бы я этого не сделал, кто знает, какой фокус вы бы ещё выкинули. А так, я отрезал вам все пути к отступлению, и вам уже некуда было больше деваться, как только принять эти новые правила, предлагаемой вам игры.

В этом, я с ним был полностью согласен. Если бы всё случилось по-другому, кто знает,... не оказался бы я сейчас в психлечебнице, с диагнозом какого-нибудь Мальчика Спальчика или Кота в Сапогах.

– Вы знаете, кто стоит за этим всем и зачем он это со мной делает? задал я вопрос.

Прожевав кусок копчёного окорока, и запив его вином, Клео, смерил меня оценивающим взглядом и с досадой ответил:

– Скажите, что у вас за манеры?... Говорить о своих проблемах во время трапезы – признак дурного тона. От этого может произойти несварение желудка. Наслаждайтесь. Или вам не по вкусу деликатесы? Или может вино? ... Так давайте закажем другое,...Где ещё как не в этой жизни, вам представится такая возможность? Иногда я завидую людям.

– Знаете что,... Это уж слишком, – начал было я распаляться.– Тут всё катится кувырком, переворачивается с ног на голову. А вы говорите наслаждайся...

– Остыньте. Остыньте мой друг. Вы просто ещё не знаете, что может происходить. Поверьте мне, я знаю не мало личностей, кто посчитал бы за счастье, поменяться с вами местами. И вообще я порой не престаю удивляться. На сколько вы люди, не цените, что имеете. Вы можете отдавать всё внимание своим глупым проблемам, не замечая всей прелести окружающего вас мира, наступая ногой на горло, своего же собственного счастья. Где ваше осознание своего предназначения?! Хоть один из вас отдаёт ли себе отчёт, для чего он был сотворён и кому обязан своим появлением. Все хотят не известно чего, и от этого сами страдают. А стоит лишь на какое-то время вмешаться в их жизнь, чтобы им же помочь,... Что мы видим? Столкнувшийся с изменениями иллюзорного быта и лишённый привычных рабских оков, человек – начинает метаться, как загнанная дичь, для того, чтобы снова, на себя же их и напялить.

– Я не нуждался в вашей помощи. И жил нормальной жизнью. И вообще кто дал вам право вмешиваться в неё? – пытался я постоять за себя.

– А мы, если вы будете так внимательны, как раз в неё и не вмешиваемся, – он опять расползся в своей кошачьей улыбке. – И если вы так категоричны, то и помощь свою не навязываем.

– Тогда объясните, зачем вы здесь и к чему весь этот балаган?

Я указал на стол, официантку, сигару.

– Просто вы нам искренне симпатичны. И мы хотели дать вам понять, что мы есть. Чтобы когда наступит время, вы смогли к нам обратиться за помощью.

Он сделал очередную затяжку. Выпустил облако дыма, которое начало приобретать форму, перевёрнутой внутри круга магической пентаграммы.

– А как я узнаю, что это время наступило? И наступит ли оно вообще? спросил я у своего собеседника, сообразив, что погорячившись несколько перегнул палку.

Он встал и как в шпионских кинофильмах, подозрительно оглянулся по сторонам. После чего, перегнулся ко мне через стол и, заговорщицки приложив ладонь к губам, прошептал:

– ЧИТАЙТЕ ЗНАКИ.

Затем снова сел на своё место, озорно подмигнул и сказал:

– А теперь, извините... Пора уходить. Дела...

– Только я попрошу вас. На этот раз, пожалуйста,... без этих... ваших фокусов, – взмолился я, предчувствуя подвох и беспокойство.

– Без этого, никак... Адьё.

Я увидел, как заблестели в усмешке его глаза. Сверкнула, магниевым светом ослепительно яркая вспышка.

И он исчез.

Я зажмурился в ожидании...

Дыма на этот раз, не было. Почти уже успокоившись и расслабившись, я сделал облегчённый выдох.

Но тут раздался истерический женский визг. Меня передёрнуло. Я повернулся к источнику этих воплей.

Моему взору открылась следующая картина: девушка официантка, истошно вереща, билась в истерике. С её шеи, там, где ещё недавно красовалось восхитительное колье, густым, лучащимся веером, в разные стороны, разбегались рыжие тараканы. Выполняя замысловатые зигзаги, они стройными колоннами, возвращались обратно, по определённому и чётко выверенному маршруту, на теле, бьющейся в истерике девушки.

Их были сотни и сотни. Обод былого украшения, был сплошной копошащейся массой, из этих мерзких насекомых. Они кишели везде, проникая под блузку, протискивались в нижнее белье.

Девушка в отчаянии пыталась их стряхивать, но казалось, что они не убывали, возникая из ниоткуда, всё снова и снова. Было такое впечатление, что они были заняты какой-то невообразимой работой, выполняя, чей-то безумный замысел, под чутким и неусыпным руководством.

Вскоре девушка превратилась в сплошную, шевелящуюся массу из насекомых. Она рухнула на пол, потеряла сознание и конвульсивно вздрагивала. По залу разносился неприятный запах. Кислота насекомых въедалась в нежную кожу, оставляя на теле болезненные ожоги.

Я стоял в растерянности и не знал, чем ей можно помочь. Мне было жаль её до глубины души, но кому, как не мне было знать, что, сколько не топчи и не уничтожай эти усатые бестии, от них не избавиться. Потому, что там, где замешены сверхъестественные, потусторонние силы, обычные методы борьбы как правило, малоэффективны и беспомощны.

Двойственные чувства разрывали меня. Я не мог убежать и бросить в таком положении официантку. И в то же время понимал, что мне нельзя было больше здесь оставаться, потому, что слышал как внизу, не смотря на громкую музыку, обратили внимание на громкие, девичьи крики. С минуты на минуту, сюда могли подняться люди. И что тогда, в этом случае, я им буду объяснять?...

Ко всему прочему, если вспомнят ещё, и вчерашние события на Покровке...

Вот уж точно, пути к отступлению все перекрыты.

Расчёт Клео, с предельной точностью, связывал меня по рукам и ногам. Все события, одно к одному, заставляют меня действовать по определённой схеме, исключая возможность уйти с дистанции. Я оказался зависимым от обстоятельств, которые для меня так тщательно подготавливались и пошагово разрабатывались, кем то коварным и не желающим выходить из тени.

Мой слух уловил, что скрипящее копошение тараканов затихло. И я увидел как они, словно по чьей то отданной им команде, с присущей для них скоростью, бросились врассыпную. За несколько секунд зал покрылся сплошным шевелящимся, рыжим ковром, разбегающихся, глянцевых спинок. Как живая волна они заслоняли всё на своём пути.

Под этой волной, оказался и я.

С брезгливостью, я ощутил как тысячи лапок, касались моего лица и запястий, которые не закрывала одежда. К счастью, это закончилось очень быстро, что я даже не успел, толком отреагировать.

Увидев, что всё прекратилось, я поспешил к лежащей без чувств бедной девушке. Она всё ещё находилась без сознания.

Первое, что пришло мне в голову в этот момент – это плеснуть на неё водой из стоящего на столе графина, чтобы привести несчастную девушку в чувства. Но тут, я остановился в неуверенности. Всё тело девушки было воспалено, розовыми, а местами и красными ожогами, и поэтому, я не знал, какую реакцию может вызвать вода. И тогда, опять остановился в растерянности и замешательстве.

Немного подумав, я просто присел перед ней на корточки, чтобы пошлёпываниями ладоней по лицу, привести её в чувства.

На моих глазах, стали происходить невероятные вещи. Места ожогов на теле девушки, начали затягиваться и преобразовываться в чёткие красные контуры. Эти линии начали шевелиться и переплетаться в замысловатые узоры. Через некоторое время они прекратили движение и запечалились в очень красивый орнамент.

Если бы я не был свидетелем тараканьего нашествия, то предположил, что девушка сделала себе неимоверно дорогое декоративное панно, в каком-нибудь экзотическом тату салоне. В этой ярко красной "боевой раскраске", она выглядела фантастически потрясающе. Не могу сказать, что я падок на такую экзотику, но признаюсь честно, девушке это шло.

Увидев, что она начинает приходить в сознание, я решил не испытывать судьбу и взяв свой кейс, проскользнул по крутой извилистой лестнице вниз. Затем, быстрым шагом пересёк нижний зал, стараясь сохранять внешнее спокойствие, под пристальными взглядами посетителей, расположившихся, за столиком, возле входа наверх и устремился к выходу. Это именно эти подвыпившие ребята, могли слышать отчаянные крики официантки. Но по какой-то причине, они никак не отреагировали на мою попытку, поспешно ретироваться.

Я вышел на улицу. Вдохнул ночной, свежий воздух. Подкурил сигарету и направился в арку, ведущую к выходу из кремля.

Посчитав, что на сегодня, приключений с меня достаточно, я поспешил к автобусной остановке. Всё,... Домой... и только домой.

Прозрение

На опушке показалась небольшая избушка. Это был, почерневший от ветхости лет, бревенчатый сруб, с затянутыми паутиной окошками. Покрытая, зелёным с голубым мхом, крыша, съехала на задний торец дома. Одну из стен, подпирала, треснувшая и прогнувшаяся оглобля. На перекошенном крылечке, у входа, сидел Берендей. Он задумчиво, хмуря, кустистые, седые брови смотрел в даль и дымил своей буковой трубкой.

Трубка, периодически, утопала изогнутым мундштуком, в его бороде, отправляя в очередной полёт, клубы густого табачного дыма. Облако медленно поднималось вверх и плавно расплывалось по воздуху. Подлетая к веткам деревьев, оно разрывалось на неровные части и тут же растворялось...

Этот дым, напомнил Фридриху, утренний туман, когда Марфа провожала его в дорогу. Новая волна тоски, накатила на его отягощённое тяжёлыми раздумьями сердце. Чтобы избавиться от этих мыслей, он ускорил шаги по направлению к старику.

Когда барон приблизился к Берендею, он произнёс:

– Здравствуй Берендей.

– И ты здравствуй? – ответил тот, не выходя из задумчивости и не поворачивая головы.

– Про Марфу ты уже знаешь? – с огорчёнными нотками в голосе, всё так же, не глядя на Фридриха, спросил старец.

– Что, про Марфу? – не понимал Фридрих.

– Сегодня в деревню пришла машина из города. НКВД...

– И что?... – спросил барон, чувствуя как по его спине, пробежал неприятный холодок.

– А то,... Не убереглась она, доченька... Видно всё же, прознал кто-то из людей. И донесли про тебя куда следует. Эх, незадача,... Говорил ведь ей,... Да что теперь. Моя в том вина.

Фридрих сжал кулаки от досады. И с надеждой спросил:

– А может не к ней? Ведь никто и не видел меня. Если кто приходил, так она меня прятала. В доме видеть меня никто не мог.

– В доме, может, и нет, но глаза-то, они ведь не только в доме.

– Да, конечно,... А может её предупредить?

– А она тебе разве не говорила? – первый раз за сегодня, взглянул Берендей на Фридриха. – Не могла ведь она не знать.

– Говорила?... Да, нет. Ничего. Вот тебе передать велела, что, мол, знает она... – и тут, до Фридриха дошло, о чем она знала...

Фридрих кулем осел на колени и обхватил голову руками. Его душила обида. Ведь она всё уже знала. Знала наперёд, что за ней приедут, что видятся они в последний раз. Всё-всё,... Но почему? Почему она не сказала? Ведь они могли уйти вдвоём. Могли уберечь её. Спрятать. А потом...

– Надо что-то делать. Я смогу ей помочь. Её ещё можно спасти.

– Стой, – строго сказал Берендей. – Слишком поздно. Они уже там. К твоему приходу, там уже никого не будет. Её увезут.

– Ну, тогда,... Ну тогда я сдамся. Пусть меня заберут, а её отпустят. Ведь её в том вины никакой. Что она?... Выхаживала больного? Может она, и не знала вовсе, кто я такой?

Берендей посмотрел на него сурово и сказал:

– Не такое в России сегодня время, чтобы правосудие по справедливости вершить. А тебя объявили врагом народа – беглым пленным и диверсантом. Чем поможешь ты ей, если сдашься? Только, страдания её увеличишь. Потому как тогда её жертва бессмысленной будет.

– Эх ты нерусь... – с досадой продолжал дед. – Не понять тебе душеньки русской,... Не понять на что, наши бабы способны ради суженного своего... Не бывает доли, их горше. Но в страданиях, всю жизнь пронесет, и согрета любовию будет. Пусть в несчастье, но всё же любима.

– Горько мне. Горько дед Берендей.

– Такова ваша доля, болезный. Видать, понял ты, да не принял. То, что тебе принадлежать должно было. А когда осознал. Так уж поздно...

– Но ведь я не мог. Я...

– Не судья тебе я. Но скажу, одно. Марфа – лесная порода. Видно знала она что-то такое, то о чём тебе пока не известно.

У Фридриха защемило сердце. Нехорошее предчувствие въедалось в его сознание. Ноги ослаблено подогнулись в коленях. Чтобы хоть как-то собраться и взять себя в руки, он присел на крыльцо рядом с Берендеем и попросил закурить.

Дед выбил пепел из трубки. Забил новую порцию табака из расшитого бисером кисета. Утрамбовал его веточкой. Раскурил и подал трубку немцу.

Табак был едким, но по особенному приятным. Не рассчитав его крепости, Фридрих закашлялся от первой затяжки. Из глаз покатились горькие слёзы. Он поблагодарил в душе случай. Есть на что, списать накатившую, изливающуюся в слёзы, слабость. Они струями текли по щекам, а он, намеренно глубже затягивал в свои лёгкие горький и разъедающий дым. В груди разливалась колючая горечь.

Но трубка, всё же его успокоила. Мысли перестали хаотично носиться в голове, дергая струны в самых уязвимых и болезненных закоулках. Стройным рядом, подобно вылетающим порциям дыма из трубки, они находили свои места.

– Пойдёшь дальше. Назад тебе дороги нет. Да и незачем лишний раз ранить душу. Линка проведёт тебя до равнины. Дальше сам. Там разберёшься. Если заблудишься, кличь. Помогу.

Фридрих ничего не сказал. Потупив взгляд, он сидел опустошённый. Ему уже было всё равно. В путь, значит в путь. Поскорее бы только. Дорога она, как и время, помогает залечивать раны на сердце.

– Вот, возьмёшь с собой. – Берендей протянул ему котомку. – Там припасы. Собрал тебе на дорогу. Выходи завтра утром. Сегодня уже вечереет. Отдохнёшь. Тут никто тебя не увидит. Деревенские, это место обходят.

– Спасибо дед, – выдавил из себя Фридрих. – И прости меня. Что из-за меня это всё.

Он так и продолжал сидеть на крыльце, не поднимая головы, с зажатой, мёртвой хваткой в руке трубкой.

– Не казнись. Видно так суждено было вам. – Берендей похлопал его по плечу и поднялся.

Он поднял с земли, резной деревянный посох и сказал:

– Прощай немец. Так мы с тобой и не поговорили. Но, кто знает... авось, когда и свидимся... Пусть удача помогает тебе. А она у тебя есть, не упусти только.

Берендей повернулся к лесу. Расправил широкие плечи. И пошёл размеренным и твёрдым, совсем не свойственным, для его лет, шагом. Как только он скрылся в лесной чаще, Фридрих услышал треск ломаных веток и удаляющийся медвежий рёв.