Текст книги "Ложный флаг (Предательская западня)"

Автор книги: Валерий Рощин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Часть пятая
"Римский блеск и стамбульское пекло"

"…До сих пор НАТО отказывается говорить о «стратегии дестабилизации» и о терроризме в период холодной войны; НАТО отказывается отвечать на любые вопросы, связанные с «Гладио».

Сегодня блок НАТО используется как наступательная армия, тогда как данная организация не была создана для подобной цели. Ее активировали в этом смысле 12 сентября 2001 года, сразу после терактов в Нью-Йорке. Руководители НАТО утверждают, что блок участвует в войне против афганцев, для борьбы с терроризмом. Однако НАТО рискует проиграть эту войну. В таком случае наступит большой кризис, и начнутся споры. Именно в этих спорах мы и узнаем всю правду: ведет ли НАТО войну с терроризмом, как утверждает его командование, или же мы находимся в ситуации, аналогичной той, что была во время холодной войны, когда секретная армия "Гладио" была замешана в терроризме.

Самые ближайшие годы покажут, вышел ли блок НАТО за рамки своей исконной миссии, ради которой был основан: защищать европейские страны и Соединенные Штаты от советского вторжения – от события, которого на самом деле так и не произошло и которое вряд ли когда-то планировалось. Или же в секретных планах НАТО по-прежнему присутствуют иные цели – захват нефти и газа мусульманских стран, что, по сути, и в первую очередь является глобальным терроризмом мирового масштаба…"

Даниэль Гансер

Глава первая

Италия. Рим. 21 мая

Вглядываясь через лобовое стекло автомобиля в освещенную желтым фонарным светом улицу, Сашка отрывисто прошептал:

– Зэ-знаешь, когда я потерял веру в большое, сэ-светлое, чистое?

Артур почувствовал, насколько взволнован и неспокоен друг. Должно быть, и дурацкие вопросы свои задает неспроста – хочет отвлечься, снять внутреннее напряжение. Дорохов и сам ощущал схожесть нынешней ситуации с теми, что частенько приключались в Чечне: та же неизвестность, тот же накал, аналогичная значимость для положительного исхода каждой маломальской детали. Обоим снова приходилось переживать за Ирину, которой отводилась первейшая роль в разработанной операции…

Сейчас Оська расскажет очередную идиотскую историю.

Однако все его "философские догмы" при очевидной и подчас глуповатой простоте имели одно потрясающее качество – они моментально вылечивали от стресса, напрочь снимали психологический ступор. Исходя из этого, майор не отмахнулся и не послал его, как водится "воровать патроны", а лишь поморщившись, предположил:

– Знаю. Ты в прошлом году рассказывал. Когда нас в учебный центр из СИЗО конвоировали.

– Постой-постой!… Это про что я тогда рассказывал?

– О твоем разочаровании в бабах. Дескать, вечно тебе попадаются с сосками разной величины.

– Типа на левых гэ-грудях больше чем на правых?!

– Вроде того.

– Э-э, маймуно, виришвило! – энергично замотал башкой Осишвили. – Не о том ты говоришь! Я ж когда повстречал в Лионе свою фэ-французскую мамзель, так сразу по этому поводу и успокоился. Линейку к ее сиськам в первую же ночь пэ-приложил и представляешь – совпали, мля, до миллиметра! Ну, я обалдел, конечно, от радости и забыл обо всех прежних недоразумениях.

– Стало быть, разувериться в жизни ты успел еще до того знаменательного момента?

– Ну да! В ранние годы меня, понимаешь ли, постигло первое гэ-глубочайшее разочарование.

У Дорохова дрогнули в улыбке губы; он выдохнул, расслабил уставшие от долгого напряжения мышцы. И приготовился услышать очередную страшную трагедию из насыщенной Сашкиной судьбинушки.

– …Иду я, зэ-значит, в далеком детстве со своим дедулей по обезьяньему питомнику, что был когда-то в Сухуми, – начал торжественно излагать тот. – Хорошо вокруг: пальмы, цветочки, солнышко, запах моря… Слева от асфальтовой дорожки в большом вольере семейство макак бананами давится, дальше шимпанзе кому-то рожи корчат… А сэ-справа прудик небольшой искусственный устроен, – в нем лебеди хороводом плавают. Изящные такие, белоснежные… с черными, будто накрашенными зенками. И вот представляешь, выходит из воды одна такая лебедушка – кэ-красотища неописуемая: стать, величавость, грация… Мы с дедом аж замерли, с места сдвинуться не можем – стоим, любуемся…

Капитан прервал повествование, протяжно вздохнул.

Артур же, заслушавшись гладким повествованием, не выдержал:

– Ну, дальше-дальше рассказывай – не томи!

– Дальше… А дальше отряхнулась, значит, эта краля от водицы и ка-ак наложит цельную кучу посреди раскаленного асфальта!

– От те раз, – едва сдерживал душивший смех Дорохов.

– Вот и я говорю! Наложила и поперлась в раскоряку обратно к водоемчику. Куда подевалась грация, куда исчезла стать – до сих пор понять не могу… Вот и песенке трандец, а кто слушал – молодец! Подозреваю, что именно в тот день мое безоблачное детство со сказочными гэ-грезами, так сказать, безвозвратно скончалось.

– И виной тому проклятая лебедиха.

– Тебе смешно! А я по дороге домой чуть не расплакался, мля, от досады. Дед с перепугу даже мороженого тэ-три порции купил…

В это время ожил мобильный телефон, лежащий на приборной панели автомобиля. Мужчины разом примолкли; Артур схватил телефон, но абонент, сделав короткий звонок, уже прекратил вызов.

Это и был долгожданный сигнал от Ирины.

– Пора, – мгновенно сделался серьезным майор.

И, покинув салон, быстрым шагом пошел вдоль оживленной ночной улицы.

* * *

Так называемый римский «сезон помещений» закончился в середине апреля. С пришедшим на Апеннинский полуостров теплом открылся «сезон уличный», и уже с месяц многочисленные туристы, гости, и жители итальянской столицы стекались к центрам ночной жизни трех римских районов: Трастевере; «Бермудский треугольник» возле пьяцца Навона; и, наконец, квартал Тестаччо вокруг холма Монте-деи-Коччи. Народ слушал живую музыку, глазел на представления артистов; потягивал пиво и коктейли, танцевал и веселился на свежем воздухе…

На мощеной булыжниками улочке, вдоль четырехэтажного дома с деревянными жалюзи на окнах, расположился длинный ряд больших брезентовых зонтов. Под каждым светилась желтая лампочка, освещавшая несколько обустроенных вокруг крохотных столиков. "Blu Bar" на Via dei Soldati предпочитали посетители, говорящие по-английски. Бар был не из дешевых – самый скромный ужин в заведении обходился посетителю в сотню евро. Верхней же ценовой границы попросту не существовало.

За одним из столиков сидела небольшая компания: молодая симпатичная женщина, и двое мужчин, поведением и манерами похожих на англичан. Мужчинам было лет по пятьдесят или чуть больше; оба сыпали комплиментами и ухлестывали за милой барышней. Та скромно прятала улыбку – не отказывала ухажерам, но и не торопилась отвечать на пылкую и отчасти показную страсть конкурировавших меж собой приятелей…

Познакомились они утром на самых верхних ступеньках Испанской лестницы. Мужчины вышли из отеля "Хасслер", а девушка поднималась по последнему пролету навстречу. Неловко столкнувшись с одним из них, она выронила сумочку и рассыпала все ее содержимое. Так, ползая по ступеням, и познакомились. Потом, сраженные ее внешностью англичане, помогли устроиться в отеле и пригласили прогуляться по Риму. Она не смогла устоять перед галантными кавалерами – приняла в номере душ, наскоро облачилась в соблазнительный наряд и выпорхнула из прохлады отеля в тридцатиградусную жару…

Потом они долго бродили по центру Рима, любовались античной архитектурой; на пьяцца Трилусса отобедали в индийском ресторане "Сурия Махал" с чудесным видом на грандиозный фонтан. Сумерки застигли их на Via dei Soldati, и когда переулки с улочками окрасились в золотистый цвет фонарей, троица, не раздумывая, обосновалась в ближайшем баре.

В течение дня сотовые телефоны двух мужчин не умолкали. Звонки беспрерывно раздавались и поздним вечером – то один, то другой знакомец извинялся перед дамой и, встав из-за столика, отходил шагов на двадцать от летнего бара для переговоров. С наступлением полночи, туристов и солидной публики поубавилось; вокруг стало больше молодежи, съезжавшейся к площадям и питейным заведениям на мотоциклах и крохотных мотороллерах. Улицы наводнили девицы легкого поведения и экстравагантные молодые люди…

– Никогда не понимал этих… ребят, – отхлебнув из высокого бокала, покосился на кучку трансвеститов ладно сложенный шатен по имени Фрэнк.

– А что нам до них? – возразил другой – Эдвард. – Я, к примеру, ханжой себя не считаю. Услугами "трансов" не пользуюсь, но и ничего против не имею.

За двумя соседними столиками бесновалась кучка странных существ: силиконовые сиськи, длинные ноги, очаровательные улыбки… Но прикол заключался в том, что соблазнительные мини-юбки этих ярких "девушек" скрывали атрибуты мужского пола.

– Нет уж, увольте. Я предпочитаю настоящих женщин, чей пол определяется богом еще в утробе матери, – с уверенностью настоящего знатока заявил Фрэнк. И посмотрев на сидевшую рядом девушку, уточнил: – Вот, скажем, наша милая Энни. Я не променял бы ее на всех "трансов" нашей планеты!

Девушка одарила его благодарным взглядом; Эдвард же сухо кивнул. В последние полчаса он выглядел неважно – к винным коктейлям не прикасался, зато бокал за бокалом поглощал минеральную воду, часто промокал лоб платком и незаметно кривил губы. Приятели не замечали этой перемены и продолжали тему. Троица разговаривала по-английски, а соседи тараторили на итальянском. И, тем не менее, осторожно рассматривая ближайшую "даму" в черном латексе, молодая женщина почти шепотом произнесла:

– Не знаю… Мне до них тоже нет дела. Но я слышала, будто их услуги весьма недешевы.

– От тридцати до шестидесяти евро! – вскинул ко лбу брови Фрэнк. – На Британских островах за такую сумму можно снять премиленькую девицу на целую ночь!…

– Экзотика стоит дорого, – пожала плечиками собеседница.

– Совершенно верно, – поддержал Фрэнк.

И в этот миг Эдвард не выдержал. Тяжело дыша и прижав ладонь к желудку, он сказал севшим от напряжения голосом:

– Знаете, друзья, я что-то неважно себя чувствую. Кажется, это последствия чрезмерно острой пищи.

– То-то я смотрю, ты совершенно перестал пить, – озаботился приятель. – Изжога? Или острые боли?

– Сам пока не пойму. Непонятная тяжесть в желудке и немного подташнивает.

– Тут неподалеку есть аптека – помните, мы проходили мимо? – заволновалась девушка.

– Нет, Энни, благодарю – я не слишком доверяю лекарствам. Мне бы просто отлежаться, – допил Эдвард минералку и встал из-за столика, – прошу, меня извинить, но я все же вернусь в отель. Если хотите, поедем вместе.

Прежде чем девушка открыла рот, Фрэнк поспешил заявить:

– Знаешь, Эдвард, я сейчас помогу поймать такси и отправлю тебя в гостиницу. А мы еще посидим – что в такую ночь делать в номере? Ты ведь не возражаешь, Энни?…

– Пожалуй, еще часик здесь побыть можно, – согласилась она.

Покачиваясь, нетрезвые мужчины пошли к проезжей части…

Спустя минут пять довольный Фрэнк вернулся.

– Все в порядке – я посадил Эдварда в машину и через пятнадцать минут он будет в номере, – известил он, прикурив сигарету. А, увидев на столике два полных бокала, просиял: – О, Энни, вы молодец – не теряли напрасно времени!

– Я заказала еще по одной порции. Вы, кажется, предпочитаете ром с колой?

– Совершенно верно – мне действительно нравится слегка разбавленный кубинский Бакарди. Благодарю вас.

Он с наслаждением сделал пару глотков и снова затянулся сигаретой. Скоро Энни почувствовала его ладонь на своей коленке – с уходом приятеля-конкурента Фрэнк осмелел – вел себя решительно и вальяжно. На симпатичном личике девицы промелькнула неприметная улыбка – должно быть, она о чем-то вспомнила…

А мужчина, словно пытаясь отвлечь ее внимание от фамильярных прикосновений, не умолкал:

– В девяностых годах мне часто приходилось бывать в Риме. Знаешь, в то время в ночной жизни итальянцев случился непонятный застой. Рестораны, точно сговорившись, закрывались в одиннадцать вечера; в ночных клубах царила скука; центр наводняли полицейские, а молодежь растворялась. Не то, что сейчас…

Она подыгрывала, не замечая его вездесущих пальцев: потягивала коктейль и с интересом наблюдала за обитателями соседних столиков. К чему было противиться? Кажется, здешние нравы дозволяли прилюдно проявлять некоторую вольность. Три молодых итальянца клюнули на призывные жесты трансвеститов и примкнули к разбитной компании. Следом, предугадывая желания разогретых спиртным посетителей, погасли яркие лампы под брезентовыми зонтами, все пространство вокруг погрузилось в тускло-желтое марево уличных фонарей. Официанты куда-то разом исчезли, но музыка не стихала – заведение продолжало работу…

– У нас кончился коктейль, – многозначительно улыбнулась она, когда не встречавший сопротивления Фрэнк продвинул ладонь под юбку.

– Сей момент, – поискал тот взглядом официантов и, не найдя таковых, сам направился внутрь бара к стойке.

Скоро он поставил на столик два полных бокала. Однако предаться дальнейшему изучению податливого женского тела не позволил звонок мобильного телефона. Извинившись, высокий мужчина поспешно отошел к краю тротуара и говорил с кем-то пару минут…

– Наверное, это звонил Эдвард, – с готовностью поцеловала она подошедшего и обнявшего ее Фрэнка, – как он себя чувствует?

– Это был не Эдвард, – устроился он на стуле.

Затем потянул девушку за руку – заставил ее подняться и пересесть к нему на колени. Мужская рука без промедления нырнула под черный топик, ощупала аппетитную грудь…

Энни поглядывала на соседей: "трансы" облепили троих итальянцев, кто-то из компании постанывал, кто-то тараторил на итальянском… И никому не было дела до происходящего в двух шагах. Видно, поэтому девушка не возражала: Фрэнк задрал топик и целовал набухшие соски; она легонько поглаживала его темные волосы…

Скоро мужская ладонь сызнова обосновалась на ее ножках; затем, насладившись гладкостью кожи, забралась под тонкие шелковые трусики…

– Давай выпьем, – прошептала она.

– С удовольствием, – подал он высокий бокал.

Ополовинив же тремя глотками свой, поставил его на стол, смочил в коктейле два пальца и вновь полез под юбку Энни…

Запрокинув назад голову, она еле слышно прошептала:

– Поедем в отель, Фрэнк.

– Видишь ли… Я живу в одном номере с Эдвардом.

– Это не проблема. Я приглашаю тебя к себе – в моей спальне стоит широкая и удобная кровать.

Лицо мужчины озарилось довольной улыбкой: признаться, он и не собирался добиваться близости с нетрезвой девицей прямо здесь, он желал овладеть ею в отеле; и она готова была отдаться в номере! Более того – аппетитная попка нарочито елозила по его бедрам, возбуждая и словно требуя скорейшего продолжения чудесного вечера…

– Я хочу тебя, Фрэнк! Скорее поехали в отель, – шептала девушка, ощупывая его брюки чуть пониже ремня, – купим по дороге мартини и… Мне нужно принять душ, а потом…

– А что будет потом?

– Потом я подарю тебе незабываемую ночь! Ты никогда ее не забудешь! Обещаю!…

Глава вторая

Северная Грузия. 23-24 мая

За несколько минут до рассвета одноглазого растолкал Хамзат.

Лишь под утро все причины для треволнений поблекли, ушли, и удалось забыться долгожданным сном. Оттого и не хотелось пробуждения; не было желания разменивать сладкую негу на неизвестность холодного пасмурного утра…

И все-таки пришлось встать, ополоснуть лицо ледяной водой из ручья и прочитать вместе с соплеменниками молитву. А после короткого завтрака отряд двинулся дальше на юг.

Ближайший час похода преподнес Усману очередное нехорошее открытие. Он немного знал северные районы Грузии – не раз довелось зализывать раны в здешних ущельях. Знал расположение ближайших сел, куда боевики наведывались за провиантом, спиртным и медикаментами. Однако маршрут, по которому повел их Вахтанг, странным образом уходил куда-то в сторону от селений.

"Почему он петляет? – сызнова поражался одноглазый, – почему не перешел приток Андийского Койсу и не направился прямиком к автомобильной трассе? Или опять что-то недоговаривает? Что-то затеял и скрывает от нас?…"

Мелководное русло Койсу, пересекавшее границу и уходящее в Дагестан, извивалось по дну ущелья вдоль пограничных перевалов. Миновав исток с невысокими хребтами по берегам можно было выйти к рекам Иори или Алазани. А потом, прошагав вдоль любой из них на юг, добраться до первых селений. На то потребовалось бы полдня – не дольше. Но нет же – рыжебородый упорно выдерживал курс на запад. Кажется, там тоже были какие-то селения, но из-за опасной близости бойкой трассы "Тбилиси-Владикавказ", петлявшей почти по границе воинственно настроенной против чеченских боевиков Южной Осетии, соплеменники Касаева старались не заворачивать западнее реки Иори.

– Как называется село? – спросил Хамзат идущего рядом Гурама.

– Барисахо, – недовольно пробурчал тот.

В раскинувшейся впереди долине, между двух нешироких рек виднелось селение. Обычное горное селение – те же обступающие со всех сторон долину горы со снежными шапками на вершинах; те же серебристые ленты извилистых рек; такие же неказистые строения в ауле… Разве что площадь село занимало изрядную – верно, народу в нем проживало немало.

Впрочем, в сам населенный пункт Вахтанг не пошел, а повелел отряду остановиться в центре долины – метрах в пятистах от крайних дворов. К пленным вновь приставили охрану, чеченцы расположились неподалеку; девица в красной курточке опять дымила сигаретой, бесстрастно обозревая окрестности; грузины подтянулись к командиру…

– А где же обещанная дорога? – недоумевал одноглазый.

– Кто их знает?… – пожимал плечами земляк. – Может, там – за дальней окраиной. Просто отсюда не видать.

– Что-то не верится. С той стороны две реки в одно русло сливаются, а дальше скалы сплошной стеной…

Вахтанг долго пытался связаться с кем-то по рации – бегал по долине – искал наилучшее для связи место; кричал позывные и вслушивался в ответное шипение. Потом, забросив на плечо "вал", пошел на взгорок, что дыбился посреди равнины перед левой речушкой…

Вернулся нескоро, но с довольным лицом – видно разговор по радио состоялся, и вести были благими.

– Усман! – окликнул он вдруг попавшегося на глаза чеченца.

– Ну? – насторожился тот.

– А скажи, на кой тебе сдался этот заложник? – подойдя к нему, оскалился в странной улыбке рыжебородый. – И сколько ты планируешь за него выручить?

– Сколько дадут – все мое, – с недружелюбными нотками в голосе ответил Касаев.

– Ну, а все-таки?

Не понимая спонтанно возникшего интереса к чеченскому чиновнику, одноглазый набычился и молчал, изо всех сил сжимая правой ладонью приклад лежавшего рядом автомата.

Вахтанг же продолжал издеваться:

– Да ты не напрягайся! Продай его лучше мне – я заплачу тебе тысячу долларов. Договорились?

– Нет, – заупрямился чеченский боевик.

– Напрасно упорствуешь, Усман! В Грузии сейчас тоже неспокойно – политики делят власть, безработица, люди бесследно пропадают…

– Мне-то что до этого?!

– Ладно. На полутора тысячах сойдемся?

– Нет.

– Ну, смотри… Мое дело предложить и предупредить. А дальше уж как судьба распорядится. Как бы, не вышло у тебя неприятностей с ним… – злорадно усмехнулся грузин, кивнув на измученного пленника.

– Это мое дело.

Рыжебородый повернулся и зашагал прочь.

Но Касаев крикнул вслед:

– Утром я снимаюсь и ухожу! Переночую здесь и ухожу!…

– Не торопись, – не оборачиваясь, процедил тот, – до утра еще дожить надо…

И все же настроение Вахтанга не испортилось даже после этого разговора. Он весело шутил с Давидом и Гурамом, любезничал с девицей, улыбка не сходила с его лица. Он даже не воспротивился визиту простых сельчан, навестивших отряд перед закатом солнца. Два старика и пожилая женщина принесли завернутый в тряпицу козий сыр с лепешками из серой муки. Коротко переговорив со стариками, Вахтанг отмахнулся в сторону пленных.

– Поешьте, сынки, – присела возле русских женщина.

– Спасибо, мать, – поблагодарил Бельский, принимая из ее рук пищу.

Внезапно рядом со спецназовцами оказался и Усман. Он молча взял у здоровяка головку сыра, достал из-за пояса небольшой нож и аккуратно разрезал ее на равные части. Уложив куски на тряпицу, подвинул к пленникам; подал свою фляжку со свежей водой.

Офицер-спецназовец удивленно посмотрел на него и, не сказав ни слова, раздал сыр с кусками лепешек голодным товарищам. Два старика тем временем наливали из бурдюка вино в кружку и поили всех, кто подходил.

Это было странное зрелище. Простые сельчане не делили людей из спустившегося с пограничного перевала отряда на своих или чужих; на христиан или мусульман; на грузин, чеченцев или русских; на победителей или побежденных… На всех они смотрели с одинаковой жалостью и участием; угощали всех подряд и каждому желали здоровья с долгими летами жизни…

Наблюдая за старцами, Станислав поражался: "Господи, вот живут они в забытом богом ауле и не знают о близости войны, не ведают о политических баталиях и интригах, не интересуются сплетнями и дрязгами. Счастливые, должно быть, люди. А главное – очень мудрые!…"

Но не меньше его удивил и жест одноглазого чеченца: подошел, помог разрезать сыр, оставил воду. И так же молча ушел… Вероятно, вспомнил тот день двухлетней давности, когда дважды встретились на пыльной поселочной дороге. Когда сперва Бельский был на волосок от смерти, а потом жизнь чеченского бандита зависела от одного слова раненного русского офицера.

И вдруг, размышляя об этих странностях, подполковник наткнулся взглядом на рукоятку небольшого ножа, коим одноглазый резал сыр. Нож словно нарочно был спрятан в углублении между камней, в шаге от Станислава – на том самом месте, где пару минут назад сидел чеченец. Забыл ли он его или оставил нарочно – сейчас спецназовец об этом не думал.

Сердце немедля зашлось в бешеном ритме; он оглянулся по сторонам: пожилая женщина отошла и, стоя в сторонке, со слезами на глазах смотрела то на тела двух мертвых мужчин, то на молодых ребят с жадностью поедающих хлеб с белым козьим сыром. Грузинский охранник слонялся в пяти шагах и неторопливо затягивался сигаретой. Остальные грузины и чеченцы находились много дальше…

Бельский подвинулся ближе к ножу. Затем, будто желая опереться на руку, осторожно накрыл находку ладонью и незаметно засунул в рукав камуфляжки.

"Если он его забыл или выронил, то непременно хватится пропажи и отправится на поиски, – наблюдая за одноглазым, терялся в догадках подполковник. – Но выдать в любом случае не должен – ведь не поднял же шум прошлой ночью, когда я пытался дотянуться до оружия уснувшего грузина. Странный, однако, мужик. Знать бы, что у него на уме…"

* * *

Костер чеченцы разожгли рядом с кучкой связанных пленников и устроились по другую от него сторону. Тела двух мертвых спецназовцев уложили подальше от костра – рядом с ворохом запасенных сухих дров. Туда же загодя два чеченца и пацаны-пограничники по приказу Вахтанга притащили из-под северных склонов куски льда. Эта странная традиция обкладывать трупы на ночь льдом не давала Бельскому покоя – зачем грузинам сохранность тел и как долго продлится загадочное путешествие?

Первым дежурил опять молодой грузин.

"Журналистка" после "отбоя" долго о чем-то беседовала с Вахтангом, затем тот попрощался и отправился спать. А девушка, подняв воротник красной курточки, с полчаса бродила вокруг разбитого лагеря. Несколько раз прошлась мимо подполковника, но заговорить не решилась.

Запрокинув руки за голову, тот смотрел в черную бесконечность неба и словно не замечал ее. Потом не выдержал и раздраженно заметил:

– Не мотайся! В глазах тошнит…

Она послушно опустилась на гору рюкзаков, скрестила на груди руки. Но тут же спохватившись, предложила Бельскому раскрытую пачку сигарет.

Тот демонстративно отвернулся.

– Я пришла попрощаться с вами, – вынимая подрагивающими пальцами сигарету, пояснила Анжелина. – Завтра утром за мной прилетает вертолет.

– Само собой. На свете еще много подонков, нуждающихся в вашей помощи.

Она поморщилась:

– Не о том вы, Станислав. При чем здесь бандиты? Мы поддерживаем молодую развивающуюся демократию во многих странах мира…

– Дурочка ты, якорем ушибленная! – насмешливо взглянул он на позднюю собеседницу. – О какой демократии толкуешь?! Ты приезжаешь в нашу страну под одной личиной, гадости вытворяешь под другой! Это и есть принципы вашей демократии?

– Нет. Это – всего лишь способы достижения поставленной цели. Уверяю вас: в арсеналах агентов российской разведки точно такие же приемы и методы. Уж поверьте – у меня были прекрасные преподаватели.

– Не знаю – в разведке не служил. Я самый обычный солдат, в редких отпусках читающий газеты и урывками слушающий новостные каналы. Возможно, в спецслужбах по-другому нельзя. Однако вы с такой же наглой бесцеремонностью ведете себя всегда и всюду.

Выпуская табачный дым, англичанка вопросительно посмотрела на мужчину.

– Типа не понимаете? – усмехнулся тот. – Вы угробили в Ираке полмиллиона мирных жителей. Вот поезжайте и спросите у тех, кто еще остался жив: нужна ли им ваша демократия?

– Шииты с суннитами сами убивают друг друга…

– Ага, встали вдруг не с той ноги, и принялись друг дружку колбасить! А вы тут, разумеется, ни при чем!…

– В Ираке началась гражданская война, причины которой много лет назад заложил Саддам.

– Да бросьте вы на Саддама свои грехи сваливать! Он при всех идиотских замашках управлялся со страной, и умело сдерживал насилие. А вы – умные, образованные, цивилизованные – творите зло во сто крат большее. Да еще выставляете себя героями, сеющими разумное, доброе, вечное. Идиоты, поверившие в свою божественную миссию…

С минуту они безмолвствовали. Похоже, каждый оставался при своем мнении и признавал бесполезность спонтанно родившейся нервной дискуссии.

– Дайте сигарету, – сквозь зубы процедил подполковник.

Девица с готовностью протянула пачку.

Прикурив от тлевшей ветки, он посмотрел на спящих чеченцев и грузин; негромко спросил:

– Ты можешь хотя бы намекнуть, куда нас тащат? И с какой целью?

– Я не могу об этом говорить. Извините, Станислав…

– Понимаю: молчание – золото. Вернее, фунты стерлингов.

– Прошу вас, не сердитесь на меня. Я такой же подневольный человек как и вы. Я всего лишь выполняла приказ…

– Тогда поясни, кто эти грузины?

Она покосилась на бодрствующего Гурама, выбиравшего из кучи дров самые сухие, и не обращавшего на них внимания.

И тихо шепнула:

– К чему вам знать о них? Что даст вам эта информация?

– Для общего развития, – затянувшись в последний раз, затушил он о камень окурок. И произнес фразу, ответ на которую мог пролить свет на планы командира грузинского отряда: – В этой стране пришли к власти невменяемые кретины; ясно, что и эти из той же колоды. Но все-таки хотелось бы узнать поточнее – от чьих рук придется принять смерть.

Та замялась, секунду поразмышляла и вполголоса произнесла:

– Что ж, мы с вами уже никогда не встретимся, и наш разговор навсегда останется между нами. Пожалуй, я могу сказать немного больше, чем следовало бы…

Бельский молчал в ожидании откровений.

И Анжелина с безучастным выражением лица поведала:

– Вахтанг с товарищами представляют некую грузинскую, радикальную ультраправую партию. Большинство в этой партии – выходцы из молодежной организации "Кмара", принимавшей активное участие в "розовой революции". Самые умные и проворные из этой организации получили теплые места в правительстве или парламенте; ныне они ездят по европейским странам и в Штаты, сидят в роскошных кабинетах… А подобные Вахтангу боевики так и остались боевиками. Правда, с весьма высоким положением и с солидными счетами в зарубежных банках. Такое объяснение вас устраивает?

– "Кмара", ультраправые, боевики… Данные термины, если не ошибаюсь, обычно соседствуют с определением радикальный "фанатизм".

– Не всегда и не везде. В таком свете они преподносятся в российской прессе, – уточнила девушка.

– Какая разница – хоть в африканской! Главное, что ваши американские друзья финансируют всех этих истеричных придурков. Не так ли?

– Вы неглупый человек, насколько я успела убедиться. И ошибаетесь очень редко.

Подсаженная в группу "журналистка", аккуратно подраненная "вертушка", слежка, заботливо сохраняемые трупы спецназовцев… А ныне выясненное "происхождение" грузинских бандитов – все эти, на первый взгляд, разрозненные факты, постепенно сложились в голове подполковника в одну взаимосвязанную цепочку. Более того, цепочка событий вела к скорому и весьма неожиданному финалу…

Он сокрушенно покачал головой:

– Неужели вы всерьез надеетесь завоевать или переделать весь мир?

– Мне плевать на переустройство мира, – поднялась Анжелина с рюкзаков. – Лично я надеюсь только на одно: на обещанную мне в случае успеха операции сумму и на своевременное продвижение по службе.

Более продолжать беседу она не намеревалась.

Извинившись перед русским офицером, молодая женщина сбросила последний тяготивший душу груз. Положив рядом с ним аккуратно свернутый теплый спецназовский свитер, с помощью которого согревалась холодными ночами, она поправила куртку и хотела сунуть пачку сигарет в карман. Да в последний момент передумала – протянула ее бывшему командиру группы:

– Возьмите. И прощайте…