Текст книги "Рубеж"

Автор книги: Валерий Брусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Валерий Петрович Брусков
Рубеж

Короткий путь – самый длинный.

Бальтасар Грасиан

Своего прыткого командира Гопкинс отыскал в корабельной рубке, где тот, на зависть розовый и энергичный, уже вовсю колдовал над запылённым пультом.

– А! – сказал Скорынин, не скрывая бурной радости, увидев в пока тёмном экране внешнего обзора отражение скукоженного штурмана. – Очухаться изволили, сударь! Весьма рад за вас, а то я тут уже цельный час скучаю, вас ожидаючи…

– Ты же знаешь, как я отношусь к анабиозу. – Гопкинс, ёжась, плюхнулся в своё заржавевшее кресло. – Одни его не выносят совсем и до самой своей смерти, другие с трудом терпят, пока можно, а третьи совершенно не замечают. Ты вот из третьих, а я терплю, ненавидя. Это только ты можешь сразу бежать по делам, скалывая с себя на ходу вековой лёд, а мне надо со вкусом полежать, оттаять…

– А мне потом после тебя опять сушить анабиоотсек… – ворчливость Скорынина размораживалась вместе с ним.

– Да не страдай ты, – шутливо отбился Гопкинс. – Я его оставил открытым, так что за день сам просохнет. И ты бы лучше не бурчал спозаранку, а о деле сказал. Так я быстрее оттаю.

– Дела у нас – лучше уже некуда! Я даже не ожидал такого откровенного хорошо! Обычно после выхода из рабочей зоны хоть что-то слегка скрипит или хотя бы покряхтывает, а тут после такого марш-броска – ни единой помарочки! Словно и не летали совсем! И себя-то я чувствую будто минимум на двадцать лет помолодевшим…

– Земле сообщил? – невпопад спросил Гопкинс, которому всё ещё было холодно.

– О своём чудном самочувствии пока нет, а об остальном, конечно, обрадовал. Пока, правда, лишь о нашем прибытии в контрольную точку и бортовом благополучии. Основное мы скажем им через неделю, когда будем уже на самом месте.

Он включил наконец экран, и приближающаяся бета Гидры ярко засияла на его краю.

– Вот она, голубушка… Осталось совсем немного, всего несколько световых часов.

Скорынин сместил обладательницу многочисленной планетной свиты в самый центр экрана, и повернулся к заждавшемуся Гопкинсу вместе со скрипучим креслом.

– Я поздравляю вас, сударь, с новым успехом человечества на пути в глубины Космоса!

У Гопкинса на лице оттаяло удивление.

– А ты ведь и вправду помолодел… – опять невпопад сказал он с завистью. – Совсем мальчик!

– Ты так считаешь?.. – Скорынин погладил себя ладонью по шевелюре, потрогал пальцами затылок. – И лысина не прощупывается… У тебя случайно нет зеркала?

– Зачем оно тебе? – сказал Гопкинс. – Я гораздо лучше всякого трельяжа, и раз я говорю сейчас, что ты посвежел на пару десятилетий, можешь мне смело верить!

– Ну, уж нет! Для пущей верности я всё-таки поговорю с первым попавшимся зеркалом! – сказал Скорынин, вставая. – Тебе, кстати, тоже не помешало бы с ним слегка пообщаться. Может быть, я иду на поводу у твоего богатого воображения, но и мне сильно кажется, что ты выглядишь теперь несколько иначе, чем прежде…

– Пойдём… Пойдём… – сказал Гопкинс, которому сейчас больше всего хотелось интенсивно двигаться, чтобы побыстрее согреться. – Только что-то мы не тем занимаемся, досточтимый сэр. Две облезлых красотки интересуются, как сказались на их прелестях два десятилетия, проведённых в летающем холодильнике…

К зеркалу он подошёл первым, оставив в нём немного места для Скорынина, чтобы было с кем себя сравнивать.

– Тут определённо что-то не так… – чуть эмоциональнее сказал он после нескольких минут обоюдного молчаливого лицезрения самих себя. – Бывает, что от анабиоза отдельные индивиды слегка свежеют, но чтобы сразу оба и до такой безобразной степени… Биологически нам по сорок с хвостиком, но визуально – от силы тридцать.

Гопкинс вертел перед зеркалом головой, точно во всех подробностях разглядывая свою заиндевелую причёску.

– Мне это начинает нравиться! – радостно сказал он. – Я ложусь в анабиоз ещё на десяток лет, а потом посещаю Бродвей в лучшем своём костюме. Гарем мне обеспечен!

– Слушай, Фил… – сказал Скорынин озабоченно. – Не знаю, как ты, но я себя теперь действительно не узнаю не только внешне. Перед полётом у меня кое-что слегка поскрипывало, а теперь я себя чувствую, как после длительного цикла реабилитационной терапии. Бегать хочется, и, что самое странное, высоко прыгать…

– Как козлу? Тождественно! – Гопкинс поскрёб пальцем густые брови. – Хотя льда во мне сейчас гораздо больше, чем горячей крови. Тут что-то действительно не так… Думаю, после зеркала нам следует обратиться к медицинской технике. Надо нам себя прозондировать, а то всё это становится совсем интересным…

***

…Скорынин содрал с себя цепкие датчики ошалевшего диагноста и стал одеваться.

– То же самое… – сказал он с каким-то беспросветным отчаянием в голосе. – Вот ведь влипли, так вляпались! Значит, тебе теперь двадцать три, а мне – двадцать пять…

– А может, наш анализатор сдрундил? – предположил Гопкинс, в котором кровь уже начала закипать.

– Скорее уж – мы с тобой! – Скорынин выключил ошеломлённую аппаратуру. – Он сообщает одно, а нам мерещится другое. И глаза наши тоже врут?! Нет, вероятнее всего, это законы Природы.

– Это, конечно, пиггство с их стороны…

– Согласен, – сказал Скорынин. – Свинство чистейшей из вод! Выходит, дальние межзвёздные перелёты накрылись ба-а-альшущей пустой кастрюлей. Что бы было, если бы мы с тобой летели не на двадцать два светогода, а на целых шестьдесят?..

– Два сушёных сперматозоида… – тут же подсчитал в уме Гопкинс. – Вот было бы смеху! Они бы не дождались сеанса связи с нами, автоматика вернула бы корабль обратно, а экипажа в нём нет, хотя посадок на планеты и не было…

– Огорчительно весьма, – сказал Скорынин. – А сколько надежд все возлагали на межпространственный прокол! Вообще, ерунда какая-то получается! Чушь голимая! Запускали же автоматы и животных, как это они проглядели самое главное?!

– Да перестань ты! – отмахнулся Гопкинс. – Будто не знаешь, как это делается! Суть, по-видимому, не в обратном ходе Времени, а в реверсе внутренних процессов биологических систем. Да, запускали много чего, но техника, скорее всего, ничего не зафиксировала, а животных в целях экономии и средств посылали на малые расстояния, чтобы лишь убедиться в безопасности таких полётов. Спешка… Спешка… Поскорее нужны результаты, чтобы срочно запихать в корабль людей! Срочно, ибо световые скорости себя изжили, а долго топтаться на месте человечество не желает! Физически живые объекты возвращались здоровыми, а на сдвиг биологического возраста их, по всей видимости, никто и не проверял.

– Доигрались, практики – теоретики… – едко сказал Скорынин. – Хотели, как лучше, а вышло как?.. Как…

– Хотели добиться успеха в одном, а получили его в другом, – сказал Гопкинс. – Путь в дальний Космос оказался дорогой к биологическому бессмертию человека, как вида!

– А как же мечта о далёких мирах? – с грустью спросил Скорынин, которого волновало совсем другое. – Теперь, значит, на дальние расстояния только роботы, а мы – лишь на субсветовых?..

– Придётся как-то комбинировать: часть полёта в одном режиме, а часть – в другом.

– А у нас с тобой нет субсветового двигателя, – проворчал Скорынин. – Только планетарный и для гиперпрокола…

– Что ты этим хочешь сказать? – Гопкинс удивлённо уставился на командира.

– Я хочу не сказать, а лишь деликатно спросить… – Скорынин взъерошил свои уже почти мальчишеские тёмные вихры. – Как мы теперь будем возвращаться домой, и кем, малыш?..

Годы берут не только своё, но и чужое…