Текст книги "Выстрелы в ночи"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Он говорил, чуть похлопывая по столу ладонью, а в печи от этого скакали конфорки.

– Сообщаю кратко предварительные результаты экспертизы. Выстрелы произведены из пистолета-пулемета образца 1940 года марки МР-40, состоявшего на вооружении германской армии до мая 1945 года. Особенностью его является низкий темп стрельбы, достигаемый... и т. д. По расположению пулевых отверстий в стене и крыше дома можно предположить, что стрельба велась неумелой, неопытной рукой... Патроны девятимиллиметровые пистолетные 08 (парабеллум). Тип пули – оболочечная, тупоконечная. Гильза – латунная, цилиндрическая. Автоматика оружия скорее всего имеет незначительную неисправность. Смею высказать и еще одно соображение стрелявший по каким-то причинам не осуществил наводки на цель, поскольку первые пули из выпущенной очереди находятся слишком далеко от нее, чтобы предположить обыкновенный промах...

– На болоте стреляли из этого же оружия? – сразу спросил Платонов.

– О полной идентичности пуль, изъятых из трупа и бревен дома, можно будет сказать лишь после соответствующих исследований. Пока же можно отметить, что такая возможность не исключена.

– Следы сапога на болоте и здесь, в кустах, идентичны, – продолжил Платонов. – Ратников, найдешь сапоги?

– Чего проще, – усмехнулся Андрей. – Размер очень редкий – сорок третий. Таких на моем участке пар четыреста, не больше.

– Смотри-ка, он шутит. Я рад. Но продолжим. Я привез пленку из магнитофона орнитолога. Кое-что можно разобрать. Послушай, Андрей, может, узнаешь, хотя вряд ли, там одна фраза только разборчиво сказана.

Платонов включил магнитофон.

Зашипело, затрещало, загудело. Защелкало, похоже на птичий щебет. Опять шум. Тишина. Шум. Истеричный выкрик: "Бей, дурак!" Короткая – в три-четыре патрона – очередь, ясная, четкая. Тишина. Шум. Долгая тишина. И тот же незнакомый, брезгливый голос: "Допрыгался, зайчик!"

Все вопросительно смотрели на Андрея. Он молчал. Потом сказал:

– Голос не знаю. Да если бы и знакомый был, не узнал бы. А фраза про зайчика... Где-то слышал.

– Как это? – привстал Платонов.

Андрей сжал ладонью лоб, сильно потер лицо...

– Ну, ну, – торопил следователь.

– На днях. В магазине. А! Я сам ее сказал... Зайченкову Егору.

– Ах ты черт! – выразился Платонов, когда Андрей рассказал об этом случае, об автомате. – Ищи теперь его! Ты спугнул его, он решил, что ты все знаешь. Потому и стрелял в тебя. А теперь он, – Платонов подумал, теперь он, самое лучшее, за полтыщи верст отсюда... Очень жаль, – добавил он таким тоном, будто уронил на мосту в воду коробку спичек.

Тут дверь приоткрылась, и Галка просунула голову.

– Чаю вам сделать? – нахально опросила она. – Или обедать будете?

Муромец сладко потянулся, Андрей нахмурился, Платонов кивнул. Галка вошла и посудой загремела.

– Хозяйка? – спросил Андрея Муромец.

– Напрашиваюсь, – ответила за него Галка, – а он все не берет. Совратил девушку, а сам в кусты.

– Зазнался ты, Андрей, – серьезно осудил Платонов. – Потому и ошибаться стал в работе.

– Кто ее совратил? – закричал Андрей. – Слушайте ее больше, она наплетет!

– А ты не оправдывайся. Признай свою вину, исправь ошибку и женись на бедной девушке.

– Ну как? – спросила Галка, расставляя посуду на столе. – Берешь? Или заявление в местком писать?

Тут в окно постучали, и Тимофей со двора закричал:

– Андрей Сергеич, имей в виду, я никаких покрышек не крал и в бане не прятал! Об этом я тебе под дверь официальное заявление подсунул и ответственность с себя снимаю!

– Видала? – спросил Андрей Галку. – Хорошо еще, не в два часа ночи заявление принес. Поняла, что тебя ждет?

– А если я тебя люблю?

– Да ты не запугивай ее, – пригрозил Муромец. – Женись, и все.

Галка собрала чай и попрощалась.

Позже, когда все обсудили и предварительные меры наметили, Андрей вышел к машине товарищей проводить.

– Ты, вернее всего, первый на него выйдешь, – сказал Платонов, поставив ногу на подножку "уазика". Не спеши действовать. Помни, он уже не человек, его остановить только пулей можно. Так что инициативу в разумных пределах проявляй.

– Соблюдай технику безопасности, – шутливо добавил Муромец. – Мне бы он попался...

Андрей вернулся в дом, походил из угла в угол, прилег, почувствовал, как сильно устал. Он стал задремывать, и ему представилась такая картина...

Заросший овраг. Птичьи голоса. Шум ветра в верхушках деревьев. Где-то высоко солнце. На траве шевелятся тени от листьев. В кустах лежит на животе пожилой человек в детской курточке с зайчиком на спине, возится с приборами, поправляет очки.

Вдали, где шоссе, слышится шум приближающейся машины. Человек недовольно морщится, и вдруг совсем рядом громко стучит топор и падает с треском и шелестом большое дерево. И голоса:

– Ты с "керосинкой" – на дорогу, к машине. Как станет, подходи и бей внутрь. Чтоб никаких следов и свидетелей. Ты – с другой стороны. Мешки возьмешь. Пошли!

Он видит три неясные фигуры, черный автомат в руке одной из них, все понимает, и его охватывает нестерпимый ужас, как в кошмарном сне, когда остается одно желание – проснуться, пока не разорвалось от страха сердце. Он кричит, вскакивает, бежит в лес. И слышит: "Бей, дурак!" И чувствует сильно ударило в спину, немыслимой, мгновенной болью что-то горячее вырывается из груди. Видит, как быстро растет под ногами черный муравей, становится громадным и закрывает собой весь белый свет...

Андрей встает и включает лампу. Завтра понедельник, думает он. Завтра повезут в село зарплату и премию за посевную...

Кто-то барабанит в дверь. Андрей хватается за пистолет и впервые в жизни, прежде чем откинуть крючок, спрашивает: "Кто?"

– Я!

Андрей распахивает дверь.

На пороге стоит Галка, босая, под мышкой – подушка, в руке – чемодан.

– Ты что?

– Знаешь, Андрей, в тебя уже из пулеметов садят – пропадешь ты без меня. Я к тебе совсем. Мне уже восемнадцать сегодня исполнилось. Полчаса назад. Не веришь – у мамы спроси.

– А босиком почему?

– На всякий случай. Чтоб пожалел и сразу не выгнал.

– Тебя выгонишь, как же!

– Имейте в виду, доктор, что дело

будет опасное. Суньте себе в карман

свой армейский револьвер.

А. К о н а н Д о й л. Записки

о Шерлоке Холмсе

Т о т ж е д е н ь, б л и ж е к в е ч е р у

– Нынче я до своей избушки, что на болоте, опять не дошел, – сказал леший Бугров. – Больно тропка туда заметная стала. За последние дни не раз по ей в обе стороны протопали. Я и остерегся, издалека посмотрел. Не сказать, чтоб чего заметил, но прячется в сторожке какая-то чужая личность. Я без тебя трогать не решился. По всему – твоя это забота. Тот человек. Пойдем, что ли?

Андрею недолго собираться было: сапоги на ноги, пистолет на бок, фуражку на голову. "Наши-то, – подумал он, – еще туда не доехали, а уж обратно надо".

Позвонил в район, обрисовал ситуацию, получил указания: организовать наблюдение, ждать помощи, до приезда группы самому никаких действий не предпринимать.

– Я тебя провожу, Андрюша, – попросилась Галка.

Андрей с Бугровым говорили тихо и так спокойно, буднично, что она всего не расслышала, а что слыхала – не поняла и потому не встревожилась.

– Нет уж, – строго сказал Андрей. – Ты и так уж через все село с подушкой под мышкой маршировала. Дома сиди.

– Сперва ко мне зайдем, – сказал Бугров, когда они вышли на улицу. А дружину свою после соберешь, успеешь.

Дома Бугров отпер старый скрипучий шкаф, достал из него винчестер, а с верхней полки – коробку с патронами.

– Не бойсь, он на меня записанный по закону. Посиди пока, я быстро управлюсь.

Он вытер винтовку тряпочкой, передернул скобу, поднял откатившийся патрон, обдул его и стал не торопясь набивать магазин. Потом глянул на Андрея, будто померил его глазами, и укоротил немного ремень.

– Знаешь, как с им управляться?

Андрей кивнул.

– Держи.

Участковый покачал головой и хлопнул ладонью по кобуре.

– Зря. Эта штука много верней.

Из села вышли по отдельности и собрались под ветелкой. Андрей каждому объяснил, как себя вести, что делать и чего делать ни в коем случае нельзя.

– Особенно это тебя, Богатырев, касается.

– Я не боюсь, – ответил бравый командир дружины и поправил свою любимую милицейскую фуражку. – Я маленький, в меня попасть трудно.

– Фуражку оставь здесь. Вон на сучок повесь.

– Почему? – огорчился Богатырев.

– Потому что, если он нас заметит, в тебя первого стрелять станет... Раз ты в фуражке.

– Я не пойду, – вдруг сказал один парень и отошел в сторону.

– Не ходи, – согласился Андрей. – Только передай от меня председателю, чтобы он к развилке через полчаса машину послал.

И они пошли. Андрей с Бугровым – впереди, рядышком, а дружинники цепочкой, следом.

Вот и овраг. А за ним – Соловьиные болота.

– Здесь рассредоточиться, залечь и ждать меня, – распорядился Андрей. – Федор Михалыч, где тропа начинается?

Тихо было в лесу. С одной стороны – хорошо это, с другой – плохо. Но погоду не закажешь, участковый, бери что есть.

Андрей почти до края болота дошел. Оставалось полянку пересечь. Он постоял на ее краю, осмотрелся, прислушался. Тихо, страшно тихо. Тихо и страшно.

Андрей отпустил ветку, за которую будто держался, и шагнул на полянку. Несколько шагов сделал, и на ее противоположной стороне кусты разошлись, и вышел навстречу Агарышев.

– Что, мент, ты опять живой? Опять пулю просишь? – Он чуть приподнял автомат. – У меня много, выбирай любую.

Андрей не успел ни растеряться, ни удивиться – он только с интересом, даже как-то задумчиво смотрел на этого парня и видел обычное русское лицо, туго подпоясанный ватник (Егоров, отметил Андрей машинально), кирзачи с подвернутыми голенищами (тоже Егоровы), а в руках – немецкий автомат прошлой войны. В кино такой парень был бы смелый партизан, а этот – нет, спокойно, размеренно думал участковый, этот больше похож на фашиста, которого забросили в партизанский лагерь. Андрей чуть улыбнулся и даже покраснел от своих детских и совершенно неуместных мыслей.

Так они и стояли друг против друга, будто столкнувшись на узком бревнышке через пропасть, и ни один из них не хотел уступить дорогу Агарышев в кустах, Андрей на открытом месте.

Лес совсем затих, напряженно молчал, словно замер в ожидании: чем эта встреча кончится, кто на своем тверже настоит? И вдруг...

– Стой! – закричал, выламываясь из зарослей и размахивая корзинкой, Тимофей Елкин. – Ты что делаешь, гад? На кого ты оружие наставляешь?

И побежал к Агарышеву, подняв руку, будто хотел ударить его своей плетушкой.

Андрей ничего не успел: прогремел, прыгая в руках Агарышева, автомат, и сомкнулись кусты там, где он стоял.

Андрей бросился к Елкину, упал на колени, приподнял его голову.

– Вот и посчитались мы с тобой, Сергеич, нашими жизнями, – тихо, с трудом сказал Тимофей и закрыл глаза. – Ты – мне, я – тебе.

Из уголка рта выползла алая струйка, быстрой змейкой побежала по подбородку, по шее, скользнула за воротник.

– В машину! Быстро! – скомандовал Андрей подбежавшим дружинникам. Подгоняй ее сюда!

– Лучше на руках отнесем к дороге, – возразил дрожащий Богатырев. Здесь, в машине, растрясет его сильно.

Дружинники приподняли Елкина. Он открыл глаза, нашел взглядом Андрея.

– Сергеич, помни, я покрышки не крал, баньку не жег... Зойку позови...

Андрей скрипнул зубами, сжал его руку и бросился в чащу – туда, где еще дрожала испуганно ветка и стоял едкий запах сгоревшего пороха.

– Взять его там нетрудно будет, – гулко шептал Бугров. – Сторожка заросла кругом, видишь, к ней вплотную с любой стороны подойти можно. А из нее далеко не уйдешь, трясина кругом без дна. Только надо ли его живым брать, я думаю...

Андрей не ответил. "Сколько у него патронов осталось? Если магазин был полный... В меня они восемь пуль выпустили. В орнитолога – четыре. Сейчас штук пять. Значит, пятнадцать еще есть. На весь мой отряд хватит..."

– Обходи, ребята, потихоньку. Не высовывайтесь. Федор Михалыч, ты рядом будь, позади меня. Если что – бей и не думай.

Андрей натянул потуже фуражку, вскочил, перебежал, пригнувшись, вперед и упал за деревце, стоящее прямо на тропе. Из черного окошка сторожки засверкало, загремело. В ствол березки ударила пуля и стряхнула с нее вечернюю росу. Несколько капель попало Андрею за воротник, он вздрогнул и чуть не вскочил.

Слева зашевелилась трава, и большим грибом поднялась над ней голова Богатырева. Из сторожки отчетливо донеслось яростно брошенное ругательное слово.

"Ага, или заело, или патроны все, – догадался Андрей. – Везет Богатырю".

Он вздохнул, наметил взглядом новый рубеж – высокую лохматую кочку, на которой чуть покачивался тоненький стебель кипрея, и снова бросился вперед...

Тишина. Выстрелов нет.

Еще рывок и падение. И опять тихо.

Андрей вынул пистолет, встал и во весь рост, не спеша пошел к сторожке.

Выстрелов не было.

Он подошел почти вплотную. Дверь, ржаво скрипнув, отворилась, и вышел Агарышев, держа автомат за ремень.

Андрей вскинул пистолет.

– Брось оружие! – сказал он. – И протяни руки!

– А это ты видел, мент! – истерично выкрикнул Агарышев и, перехватив автомат за ствол, отвел наотмашь руку. – Мне один конец! Раньше, позже едино! Стреляй!

А с Андрея уже все схлынуло, он теперь только усталость чувствовал и о Тимофее думал. И о том, что и он, участковый, теперь должен искать, за кого бы свою грудь подставить. Иначе ему теперь жить нельзя, надо людям свой долг отдавать. И уж не только по службе, но и по совести.

Смотрел он на этого Агарышева, который за свою короткую жизнь столько бед и горя уже другим успел сделать, и боролся с собой, с какой-то темной силой, которая в нем откуда-то из глубины поднималась, росла и пеленой глаза уже задергивала, чувствовал, как немеет палец на спусковом крючке...

Агарышев тоже ему в глаза смотрел. Сначала со злобой и страхом, а потом уже по-другому, не понять как. Не выдержал – выругался осторожно, тихонько автомат в траву опустил и протянул, усмехаясь, руки.

Вздохнул Андрей. И не сразу смог сделать то, что надо, – палец, ненавистью скрюченный, никак не разгибался.

Обратно другой дорогой добирались, покороче. Впереди, повесив винтовку на шею и положив на нее сверху тяжелые руки, шагал Бугров. За ним – в наручниках – Агарышев. Потом Андрей, а сзади тянулись дружинники за своим боевым командиром, который сосредоточенно топал маленькими ножками и придерживал прыгающую на голове фуражку. Вид со стороны получился интересный. Шли молча, бесшумно и словно на ниточку нанизанные: где один под ветку нырял, там и другие ей кланялись, как передний из-за пенька крюк делал, так и все за ним повторяли.

Тропа все выше забирала и наконец на краю леса, на верхушке горы Савельевки, кончилась. Тут они голоса услышали. И крики. Андрей отряд свой остановил и один из леса вышел – осмотреться.

Похоже, все село здесь было. Все столпились на краешке и, заслонясь ладонями от заходящего солнца, смотрели в небо. Там, раскинув крылья, летали синереченские мальчишки. Андрей только сейчас вспомнил, что его звали дельтапланеристы посмотреть их первые полеты.

– Гляди, гляди! – кричал Куманьков-старший, стуча кому-то в спину кулаком. – Мой-то выше всех забирает! Вот тебе и потомственный хулиган.

– А Васька Кролик ногами болтает – трусится!

– Сам бы попробовал, боевитый! Ты небось только с печки летал.

– Ах, хорошо. Ах, хорошо-то! Ну и деревня у нас – крылатая. Давай, давай, Ленька, не боись, ближе к небу старайся. Ах, хорошо...

Андрей тихо отступил в лес и повел свой отряд кругом горы, чтобы не портить людям радость.

Спустились заросшим склоном, обойдя Савельевку стороной. Андрей приостановился, оглянулся. В тихом, бронзовом на закате небе бесшумно парили большие разноцветные птицы, мелькали на крутом зеленом склоне горы их быстрые тени.

Зайченков отыскался быстро и не за пятьсот верст: прятался недалеко, по соседству, у веселой разведенки – она невольно выдала его, в открытую купив в магазине одеколон и бритвенный прибор, что и стало известно тамошнему участковому, предупрежденному Андреем.

На первом же допросе Егор дал исчерпывающие показания. Заявил, что в ученого стрелял по указке Агарышева Игоряшка Петелин, что сам он, гражданин Зайченков, стрелять в синереченского участкового не хотел, но больно боялся проклятого Агарышева и согласился, чтобы только самому остаться живым, задумав сразу же после стрельбы скрыться и от Агарышева, и от закона, что нарочно мимо целил, что он чистосердечно раскаивается в содеянном, окажет большую помощь следствию и будет просить у советского суда снисхождения.

Тимофей Елкин выжил. Зойка домой вернулась и в больницу к нему каждый день бегала. А Паршутину кто-то втихую набил морду, и он в милицию жаловаться не стал. "Так мне, дураку, и надо", – наконец сделал Паршутин правильный вывод.

Андрей женился, и на его свадьбе было очень много гостей, и очень многие из них были в милицейской форме и с орденами и медалями.

Следствие по делу Агарышева шло долго, и все это время Платонов, когда встречался или созванивался с Андреем, шутливо называл его Шерлоком Холмсом из Синеречья.