Текст книги "Неуловимая коллекция"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава VII
ОСАДА «РОЗ-МАРИ»

Кольцо улик вокруг Карабаса неумолимо сузилось. За чертой этого круга оставались его соучастники. Но их выявлять мы не собирались – пусть этой мелочью папенька занимается. А вот с заказчиком – месье Робером – нам предстояло серьезно поработать. А для этого надо было каким-то хитрым путем проникнуть в его фирму.

Два дня мы вертелись возле непробиваемых дверей, ловили подходящий момент, чтобы прошмыгнуть внутрь. Придумывали разные предлоги – и все бесполезно. Ни швейцар, ни дверь не поддавались нашим уловкам.

Мы даже применили наш старый добрый трюк. Проходя мимо швейцара, Алешка нахально швырнул в него снежком, показал язык, сказал: «Э!» – и не спеша побежал вдоль тротуара в расчете, что швейцар бросится вдогонку, а я в этот момент прошмыгну в дверь.

И это не сработало. Швейцар отряхнул свою шинель с золотыми пуговицами, подобрал фуражку, погрозил Лешке кулаком и... остался на месте. Ну и дисциплинка во Франции!..

Усталые и разочарованные, мы вернулись домой. А за ужином нас ожидал сюрприз. Не из очень приятных, мягко говоря.

Папа, посмеиваясь, рассказал, что к его сотруднику приходил потерпевший художник Собакин и сообщил, что какие-то пацаны интересовались его коллекцией.

Настучал Собакин!

Лешка хотел незаметно толкнуть меня ногой под столом. Но попал не по моей ноге, а по ножке стола. К тому же не очень удачно. И сам взвыл, и со стола чуть графин с морсом не свалился.

– Что с тобой? – спросил папа, поймав графин.

– Иголка от елки в тапочку попала, – соврал Лешка. (Сколько же мы врем!) – И в палец впиявилась.

– Бедняга, – пожалел его папа и, поставив графин на место, продолжил свой рассказ: – Он даже оставил портреты этих пацанов.

Папа достал из кармана и положил на стол два небольших рисунка, сделанных карандашом.

– Вы случайно не встречали таких в нашей славной столице? – Он улыбнулся.

Как хорошо, что в среде художников существуют эти... как их... ранние постмодернизмы. В этих каракулях, которые могла сделать только пьяная обезьяна, опознать нас с Алешкой не смог бы даже самый умный компьютер Интерпола.

– Вы вверх ногами смотрите, – заметил папа.

Я перевернул рисунки...

Влипли!

Алешка заерзал на табуретке, сполз с нее и улизнул, буркнув на пороге:

– Спасибо, все было очень вкусно. – И предоставил мне возможность выкручиваться одному.

А я, как прикованный, пялился на рисунки. Да, это были какие-то черточки, геометрические фигурки, замысловатые линии. Но чем дольше я смотрел, тем яснее проступал среди них Алешкин образ: распахнутые глаза, полные любопытства, решимости, упрямства; худенькие плечи, хохолок на макушке, который то есть, то его нету... Наверное, и в моем «шарже» Алешка сразу же признал меня. Потому и слинял, поганка.

– Бред кошачий, – с трудом выдавил я под пристальным папиным взглядом. – Впервые вижу. – Я чувствовал себя подозреваемым, который вот-вот станет обвиняемым, а затем и осужденным. К бессрочному, до конца каникул, содержанию в платяном шкафу. Или до задержания преступной группировки Карабаса-Барабаса.

Но я собрался с силами и попытался отвлечь его внимание:

– А что за пацаны? Они ему чем-то помогли?

– Да чем они могут помочь? – вздохнул папа (мне показалось, с облегчением, а может, с разочарованием).

Ага, значит, про пистолет Собакин промолчал. (Вредный хитрец, сказал потом про него Алешка.) А мы, дураки, для него стараемся!

Но тут мама отошла от мойки, вытерла руки и взяла Алешкин «фоторобот» работы постмодерниста Собакина. Посмотрела внимательно, прищурилась, нахмурилась, припомнила...

Я тоже приготовился слинять.

– Где-то я эти каракули видела... А, вспомнила! Алешка точно так же рисовал, когда ему два года было. В такой же творческой манере.

Я с облегчением вздохнул, а тут, очень кстати, вернулся Алешка с телефонной трубкой:

– Пап, тебя.

Папа послушал, что ему говорят, и поучительно сказал в трубку:

– Коля, если невозможно проникнуть в логово зверя, нужно выманить его оттуда. Ты понял? – И отдал Алешке трубку.

Алешка ее взял и незаметно подмигнул мне: ты понял?

Я понял. Понял, как нам выйти на месье Робера. В его логово проникнуть невозможно. Значит, надо отлавливать его на воле. А для этого нужна приманка. Очень соблазнительная.

Мы быстренько разработали очередной план. Главное в этом плане – ошарашить противника, но не клюшкой по башке, а информацией. Условно говоря: подкинуть ему соблазнительную приманку.

Для осуществления этого плана нам требовалось некоторое материальное обеспечение. И я послал Алешку в ванную, где в стенном шкафчике мама держала всякую свою бытовую химию. Ну там, запасную тушь для ресниц, кремы дневные и ночные, моющие средства для посуды, кафеля и окон...

Алешка задание выполнил, но не на «отлично». Когда он схватил аэрозольный окномой, мама догнала его в прихожей и спросила:

– Куда потащил?

Алешка, не моргнув глазом, тут же ответил:

– Мы сегодня в классе окна моем. – И мы выкатились на лестницу.

– Сколько же можно врать? – вздохнул я, когда мы выходили из подъезда.

– Сколько нужно, – спокойно отрезал мой младший брат. А я еще раз вздохнул и подумал: стыдно обманывать таких наивных людей, как наши близкие. Ведь маме даже в голову не пришло – какое может быть мытье окон в разгар зимы?

На Кузнецком Мосту мы рассредоточились и заняли свои позиции. Лешке отводилась основная роль, мне предстояло прикрывать его от возможных опасностей и в случае чего обеспечить ему успешное отступление (бегство, например). Путем подставления своей ноги под ноги преследователям.

Ждать пришлось недолго. Месье Робер вышел из стеклянных непробиваемых дверей, кивнул швейцару и сел за руль своей красивой машины.

Едва он тронул ее с места, откуда ни возьмись выскочил худенький проворный мальчуган и прыснул на ветровое стекло из аэрозольного стекломоя «Секунда». Стекло мгновенно покрылось обильной пеной. Месье Робер нажал на тормоза.

Лешка же – это, конечно, был он – стал усердно тереть тряпкой стекло.

– Эй! – высунулся через боковое окошко француз. – Эй! Не надо мыть. Я не просил тебя. – Он хорошо говорил по-русски.

– Как же не надо! – завопил Алексей. – Стыдно с такими стеклами ездить по нашему городу.

Француз безнадежно улыбнулся. Алешка шмыгнул к нему, зыркнул глазами по сторонам и заговорщически шепнул:

– Дядь, шпага нужна?

– Что? – вытаращил глаза месье Робер. – Какая шпага? – И тоже зыркнул глазами по сторонам.

– Длинная такая, железная. Со змеей на рукоятке, – шепнул Алешка.

Француз снова глянул по сторонам и тоже шепнул:

– Садись в машину.

Тут уже подключился и я и нахально уселся на заднее сиденье.

– Это со мной, – пояснил Алешка. – Охрана.

Месье Робер покосился на меня в зеркальце, но промолчал.

– Будем ехать, – по-московски сказал он.

Но ехать сразу не получилось: все ветровое стекло было покрыто белоснежной непрозрачной пеной. Алешка, наглец, протянул мне тряпочку и, кивнув на стекло, коротко приказал:

– Разберись!

Я покорно выбрался из машины и протер стекло, а когда вернулся, в салоне уже шел оживленный и заинтересованный диалог.

– Наш папа, – вещал Алешка, – из очень древнего рода. Все в нашем роду были воинами. Со всеми воевали: и с татарами, и со шведами, и с турками. И с вами.

– Со мной? – вздрогнул француз.

– А как же! В двенадцатом году, на Бородинском поле. Мы там вашим так...

– Не увлекайся, – перебил я его, предостерегая от международных осложнений.

Алешка недовольно фыркнул. Очень уж ему хотелось продемонстрировать свои исторические познания! Лучше бы в школе это делал, на уроках.

– И вот на Бородинском поле один папин предок взял в плен одного вашего предка и отобрал у него боевую шпагу. С тех пор она хранится в нашем доме как боевая реликвия. Как свидетельство ратной славы наших предков...

Во наплел! Импровизатор.

– И какая же это шпага? – Француз несколько потускнел. Неужели подобные шпаги встречаются на каждом шагу, подумал он, наверное.

– Во такая! – Алешка махом развел руки, насколько позволяла ширина салона, и едва не заехал при этом Роберу в глаз. – Поехали, посмотрим.

Это уж слишком!

Но француз оказался, к счастью, умнее, чем мы думали. И осторожнее.

– В другой раз, – уклонился он. – Я сейчас спешу. Мне нужно заехать в одно место, а потом погулять с собакой. И необходимо еще кое-что уточнить. А потом я поговорю с вашим отцом.

– Зачем? – насторожились мы одновременно.

– Ну это же не ваша вещь.

– Папина, – признали мы. – Но он давно хочет от нее избавиться. Мама все время говорит ему, что держать в доме оружие, где растут бедовые мальчишки, очень опасно.

– Бедовые мальчишки, это кто еще? – забеспокоился осторожный француз.

– Это мы! – с гордостью ответил Алешка. – Давайте вашу визитку, мы вам позвоним. Остановите, пожалуйста, у метро.

И мы вышли из машины, оставив главу шикарной фирмы «Роз-Мари» в смятении и растерянности. Оказывается, в этой стране России полным-полно уникальных, единственных в своем роде шпаг. Ими торгуют даже малые пацаны. Но какая из них настоящая – бог весть...

Едва отъехал от бровки один бизнесмен, как за спиной прозвучал знакомый сигнал другого. Мы обернулись – из своего «мерса» улыбался и махал нам наш дворовый крутой Вадик.

– Эй! Земляки! Домой собрались? Забирайтесь ко мне, подброшу.

Из одной шикарной тачки мы перебрались в другую, еще шикарнее.

– Кто это вас катал, друганы? – спросил Вадик по дороге.

– «Роз-Мари», – сказал я. – Фирмач французский.

– В натуре? – обрадовался Вадик, нахально выскакивая на встречную полосу и не обращая внимания на шарахающиеся от нас встречные машины. – У вас с ним базар был?

– Типа того. На работу меня берет.

– Гендиректором? – заржал Вадик, как конь.

– Не, начальником охраны.

Вадик заржал еще веселее и громче, как два коня, и едва не врезался в светофор. Обругал его, вывернул руль, взвизгнул шинами и помчался дальше.

– А я эту Розу с Мари знаю. Он рядом с нами живет. В шестом доме. Он, типа, квартиру там снимает. Тупой, блин, и жадный.

Тупой – ладно. А что жадный – эта оценка необъективная. Я сразу понял, что Вадик со своими качками наезжал на него, да, видно, много не выжал. Потому и жадный. Специфическая такая логика, бандитская.

Мы въехали в наш двор, поблагодарили Вадика и помчались обедать.

Родителей дома не было. Была записка от мамы с указанием вымыть посуду. Вот тут я и отыгрался за стекло, отомстил Алешке:

– Разбирайся! – И указал на раковину, битком набитую грязными чашками и тарелками. – Твоя очередь.

Но Лешка и тут вывернулся:

– Я знаю, что нам дальше делать. Придумал.

– Ну? – заинтересовался я. Мне казалось, что мы зашли в тупик. Но у Алешки, надо признать, балбешка здорово работает. Когда надо.

– Сейчас эта розовая Мария будет звонить Карабасу, факт?

– Уже позвонил, – согласился я.

– Карабас к нему должен приехать. Факт?

– Факт, факт, – нетерпеливо согласился я. – Дальше что?

Вместо ответа Алешка так недвусмысленно взглянул на раковину, что я взвыл. А он равнодушно пожал плечами: мол, выбирай.

Шантажист! Вымогатель!

Я с такой злостью повернул кран, что струя воды с силой ударила в верхнюю тарелку и швырнула остатки рисовой каши в потолок. Утешило меня немного лишь то, что досталось не только потолку. Но Алешка хладнокровно вытер лицо рукавом и сказал:

– Сейчас мы домоем посуду и... потолок и поедем следить за домом номер шесть.

«Мы домоем»! Хорошо сказано. А «поедем» – еще лучше. Во-первых, зачем ехать, если этот дом – соседний? И во-вторых, – на чем? На лифте? Или на попах со снежной горки?

Все это я бормотал сквозь зубы, злобно терзая мочалкой засохшие тарелки. Скорей бы каникулы кончались!

– Все! – мстительно сказал я, поставив последнюю тарелку в сушилку. – Поехали! Вызывай карету к парадному подъезду.

– Потолок, – поднял палец Алешка.

Я схватил швабру и смел с потолка прилипший рис вместе с побелкой. Хотя мне гораздо больше хотелось хватить этой шваброй по балбешке одного маленького нахального воробья.

Знал бы я, что еще этот воробей мне приготовил!

– Ключи от машины возьми, – сказал он, когда мы оделись.

– Зачем? Она же не заправлена.

– Из машины удобнее следить, – авторитетно заявил Алешка. – Во всех кино так показывают.

– Интересный ты у нас, – ехидно заметил я, – только глуповатый. Что мы на таком расстоянии разглядим? От нашего дома.

Алешка холодно взглянул на меня. Он этому взгляду у мамы научился. Она им на папу смотрит, когда ему зарплату задерживают. И так же, как мама, холодно пояснил:

– Мы до шестого дома доедем.

– Как?

На что он с полной уверенностью заявил:

– Очень просто, – и захлопнул дверь.

Глава VIII
АНОНИМКА В СОБАЧЬЕЙ ШАПКЕ

Мы подошли к машине. Сгребли с крыши и капота снег, отперли передние дверцы.

Я ухмылялся. О, знай я, что он задумал, я бы не смеялся, а рыдал.

– Садись за руль, – деловито распоряжался Алешка. – Сними с тормоза. Сними со скорости. Вылезай. – Он уселся на мое место и сказал, вцепившись в баранку: – Поехали.

Я насмешливо зафырчал, как Фролякин, когда он садился за руль. Да еще и побибикал на весь двор. А зря...

– Давай, давай, – настаивал Алешка. – А то опоздаем.

Мне эта дурацкая шутка уже надоела, но я не стал его огорчать и сел в машину рядом с ним, на правое сиденье.

– Ты куда? – завопил Алешка. – Сзади толкай!

И тут до меня дошел его коварный замысел. Во всей гнусной полноте...

До шестого дома по прямой было не так уж далеко – метров двести пешеходной дорожки. Она была небрежно расчищена, вся в раскатанных ледяных проплешинах да еще заметно шла в горку.

До сих пор не понимаю, почему я не хлопнул дверцей и не вернулся домой. Нет, дверцей я все-таки хлопнул (отчего она жалобно повисла на одной петле), а домой не пошел. Вместо этого я обошел машину, уперся руками в багажник и заскользил подошвами по утоптанному снегу.

Машина не дрогнула. Дрогнул багажник. Крышка его отперлась и взвилась вверх, едва не зацепив мой нос. Я вернулся на место и с облегчением сказал:

– Машина примерзла.

– Ну и что? – Алешка высунулся в окошко. – Ты ее раскачивай, раскачивай...

Уж я ее раскачивал, раскачивал... Пока мои ноги не поехали назад, и я опять едва уберег свой нос – теперь уже от бампера.

– А ну-ка, взяли! – Проходящий мимо парень уперся в багажник.

Я встал, отряхнулся, пристроился рядом.

– Взяли! – командовал он. – Еще раз! Пошла, родимая!

«Родимая» пошла: выползла со своего места и покатилась к дорожке. Поскрипывая и позвякивая. А у дорожки опять встала. Потому что парень свернул в сторону и махнул нам рукой:

– Пока, пацаны. Счастливо доехать!

– И все? – заорал я ему вслед. – А дальше?

– А дальше сами! – И он побежал к автобусной остановке.

Метров десять я еще осилил. Потом остановился и вытер шапкой пот со лба. Хватит!

Машина тем временем задним ходом медленно, но верно вернулась на исходную позицию.

Алешка вышел, смерил меня ледяным маминым взором и задумался. Но ненадолго.

– Ищи буксир.

– А что скажем?

Действительно, как можно объяснить: зачем два пацана перегоняют чужую машину из одного двора в другой?

Алешка и тут нашелся:

– Скажем, что с буксира пробуем завести. Понял? Иди.

Я вернулся в наш двор. В него уже возвращались на ночевку машины. Владельцы выходили из них, хлопали дверцами, поднимали капоты, пикали сигнализациями.

Кого просить?

После недолгого раздумья я подошел к дяде Феде Копытину. Он был из тех автолюбителей, которые не столько сами ездят, сколько всем помогают и советуют. Он вообще был добрый человек. И весь двор звал его дядей Федором. Хотя он больше был похож на Шарика, особенно зимой, когда носил свою старую зимнюю шапку из собачьей шерсти, у которой одно ухо загибалось кверху, а другое печально висело вниз.

– Дядь Федь, – попросил я жалобно, – не дернешь нас? Никак не заводится.

– Зажигание проверял? Искра есть? Топливо подает? Пересосал, значит. Трос есть? Поехали.

Чтобы взять нашу машину на буксир, ему пришлось проехать весь квартал: машина стояла на узкой дорожке так, что ее не объедешь.

Я достал трос. Прицепил. Трос оказался такой же гнилой, как и вся фролякинская машина, – лопнул после первого же рывка. Дядя Федор почесал под шапкой затылок и решил:

– Сзади толкану. Как заведется, сразу давай прогазовку, понял?

Этот совет я пропустил мимо ушей – точно знал, что не заведется.

Чтобы «толкануть сзади», дяде Федору опять пришлось объехать весь квартал. Он объехал, уперся своим передним бампером в наш задний и крикнул:

– Давай!

Я сел за руль, Лешка рядом.

Поехали. Довольно резво. Проскочили всю дорожку, въехали во двор шестого дома.

– Как думаешь, – спросил сияющий Алешка, когда мы поравнялись с подъездом, – может, хватит? Хорошее место.

Я согласился, затормозил и, высунувшись в приоткрытую дверцу, замахал дяде Федору:

– Хорош!

Потом вышел из машины и подошел к нему:

– Спасибо! Бесполезно.

– Наверное, пробка воздушная в топливопроводе. Давай посмотрим.

Этого еще не хватало! Какова будет реакция добродушного дяди Федора, когда он выяснит, что в баке нет ни капли бензина? Неадекватная, как папа говорит.

– Ну че, поехали обратно?

– Не надо обратно. Она нам еще здесь пригодится, – проговорился Алешка.

– Не понял, – заморгал добрыми глазами дядя Федор.

– Ну, это... Здесь папин знакомый механик живет, – выкрутился Алешка. – Он посмотрит.

– Ага! Тогда лады! Пока.

И он опять поехал через весь квартал – еще кому-нибудь помогать... А мы забрались в машину и стали наблюдать за подъездом.

Сначала это было интересно: все время кто-то входил или выходил. А потом надоело. Столько входило и выходило, а «наших» – ни Карабаса, ни француза из Парижа – все не было.

Совсем стемнело. Снег пошел. Мы мерзнуть стали. Наконец с улицы блеснули фары знакомой иномарки. Она плавно вплыла во двор и причалила к подъезду. Мы пригнулись.

Из машины вышел Карабас, настороженно осмотрелся, почиркал пальцами по кнопкам домофона и нырнул в подъезд. В руке у него был длинный тонкий сверток. На одном конце он заметно утолщался. Никакого сомнения – он привез французу шпагу.

Мы переглянулись.

– Надо бате сообщить, – сказал Алешка. – А то уедет этот француз на историческую родину и шпагу увезет.

– Ага, сообщить! Чтобы он нам уши надрал? Или в шкаф запер?

– А мы тайно, анонимку напишем. – И схватил меня за руку: – Прячься, идет!

Из подъезда вышел Карабас, опять огляделся и сел в машину. Длинного свертка в руках у него уже не было. А в кармане, наверное, лежала пачка баксов.

– Поехали в МВД, – решительно сказал Алешка. – Батя наверняка еще на работе.

– А если проколемся? – поосторожничал я. – Может, он ему не шпагу, а какую-нибудь кочергу старинную продал? Или вообще не к нему приезжал?

– А к кому? – Лешкин вопрос, можно сказать, срезал меня наповал: где я на него ответ возьму?

– Все равно нужно проверить, – стоял я на своем. – Давай подождем, он скоро с собакой должен выйти.

– Ага, – съязвил Алешка. – И со шпагой на боку, да?

Я не успел ответить. Дверь подъезда распахнулась, и из нее с суматошным лаем вырвался радостный спаниель. Будто это была первая его прогулка за всю жизнь.

За спаниелем вышел француз, спокойно, без лая. Закурил сигарету и пошел вдоль кустов, засыпанных снегом. А в кустах вовсю шуровал его шустрый пес. Ровно кошелек там потерял. С последней десяткой.

Нас будто что-то одновременно толкнуло. Мы вышли из машины, заперли дверцы и, прогуливаясь, пошли вслед за месье Робером.

Дойдя до угла дома, он повернул назад, и мы столкнулись нос к носу.

– Какая встреча! – сказал я.

– Добрый вечер, – сказал Алешка.

Француз тоже что-то сказал. По-французски. Наверное: «Так не бывает».

– Мы здесь живем, – пояснил я и показал рукой на дом напротив. Не на наш, конечно.

– Очень приятно, – соврал француз.

– Дядь, – прервал Алешка наш светский обмен любезностями, – вы нам за помывку окна не заплатили. Пожалуйте десять баксов.

– Очень дорого, – сказал француз и дал пять.

Алешка сунул их в карман и шепнул на весь двор:

– Берете шпагу?

– Нет! – злорадно улыбнулся г-н Робер. – Не нуждаюсь!

– Гуд бай, май лав! – пропел не менее злорадно мой младший братишка. – И мы удалились в сторону чужого дома.

Под первым же фонарем Алешка остановился, достал заработанную пятерку и стал ее рассматривать.

– Фальшивая небось, – заключил он тоном знатока-валютчика.

– Почему это? – заступился я за честь француза.

– Потому что белая. А баксы должны быть зеленые!

Разбирается...

Алешка сунул деньги в карман и сказал:

– Тебе нужно замаскироваться.

– Это еще зачем?

– Батя наверняка дежурного спросит: кто анонимку передавал?

А ведь он прав. Дежурный опишет меня с ног до головы. И батя сразу сообразит, кто эту анонимку принес.

А как маскироваться? Бороду наклеить? Или маску надеть? Да меня тогда из министерства вообще не выпустят, заметут как подозрительную личность.

Но Лешка и тут оказался на высоте.

– Нужно на тебя какую-нибудь особую примету навесить. Чтобы их с толку сбить.

Я задумался и на манер дяди Федора почесал макушку под шапкой. Это помогло: у меня тут же появилась идея. И Лешка ее одобрил.

Дядя Федор был еще во дворе. Помогал какому-то таксисту выбраться из сугроба, куда тот зачем-то загнал свою желтую «Волгу».

– А ну, братцы, выручайте, – радостно и бодро заорал нам дядя Федор. – Теперь ваша очередь.

Мы втроем приналегли и вытолкнули буксующую машину из снега.

– Хорош! – бросил таксист в окошко. – Привет семье!

– И вашей также, – вежливо ответил Алешка.

А я сказал:

– Дядь Федь, давайте с вами шапками поменяемся, на вечерок.

Он посмотрел на мою шапку, снял свою, повертел в руках, пытаясь, видимо, понять, чем она мне приглянулась.

– А зачем?

– Маму напугать, – брякнул Алешка.

– А она у вас чего, шапок боится? – удивился дядя Федор.

– Не всяких, конечно, – увильнул Алешка.

Похоже, дядя Федор его правильно понял и уже другими глазами, с опаской, еще раз посмотрел на свой собачий треух.

– Ну берите. До вечера. До программы «Время».

Он, наверное, эту программу почему-то в шапке смотрит.

Мы забежали домой, достали с антресолей папину старую пишущую машинку и напечатали на ней «Докладную записку» – анонимку:

«Товарищ полковник, разыскиваемая Вами шпага из коллекции художника Собакина находится в настоящее время на квартире директора фирмы „Роз-Мари“ г-на Робера. Не подписываемся из-за опасения мести вышеозначенного лица».

По дороге мы разменяли баксы (они оказались настоящие, хоть и белые), купили конверт и вложили в него свою анонимку.

Перед входом в подъезд МВД я нахлобучил собачий треух, а Лешка придирчиво осмотрел меня и похвалил маскарад, показав большой палец:

– Здорово, Дим. Вылитый Шарик.

– Ну, я пошел, – тявкнул я и вошел в министерство.

Прапорщик на пропускном пункте был со мной вначале не очень вежлив.

– Передайте, пожалуйста, это письмо полковнику Оболенскому, – сказал я, протягивая ему конверт.

– Я не курьер, – высокомерно заметил великий чин, с интересом поглядывая на мою шапку. – К тому же у нас этих полковников...

– Он у вас один, – по-собачьи рыкнул я, разозлившись. – Служит в Российском отделении Интерпола.

Видя подобную осведомленность человека в такой шапке, прапорщик присмирел и взял конверт.

– Личное? – уточнил он для порядка.

– Оперативная информация, – важно сказал я. – По делу о краже коллекции оружия. Полковник Оболенский... – И я остолбенел: по направлению к нам быстро шагал в группе сотрудников... сам полковник Оболенский. Мне захотелось тут же залезть в эту дурацкую шапку. Вместе с ногами.

– Передайте прямо сейчас, – успел я приказать прапорщику. – Вон он, сюда идет, – и слинял.

Выскочив за дверь, я схватил Алешку за руку и шмыгнул вместе с ним за угол:

– Батя идет!

– Куда? – не понял он.

– Сюда! Замри!

Но батя немного задержался в здании, видимо, из-за нашего письма.

Он вышел из подъезда, читая его на ходу. Остановился, что-то сказал своим ребятам, и вся группа побежала к машине, которая тут же сорвалась с места и помчалась, я думаю, к дому номер шесть по нашей улице.

Я успел только разглядеть, как папа, сев рядом с водителем, схватил трубку телефона и что-то стал в нее говорить. Наверное, согласовывал с начальством свой предстоящий визит к иностранцу.

Мы с завистью проводили глазами машину и переглянулись.

– Может, успеем? – спросил Алешка с надеждой. – Очень хочется посмотреть, как его арестуют.

И мы побежали к метро.

Успели. И, запыхавшиеся, уселись в свой наблюдательный пункт. Даже еще ждать пришлось.

Но наконец из подъезда вышла вся компания: папа со своими сотрудниками и француз со своим спаниелем. Они все вместе уселись в машину и уехали. С мигалкой и сиреной. И лающим в окошко спаниелем. И с длинным свертком с заметным утолщением на конце.

– Наша работа, – с гордостью проговорил Алешка. А я сказал устало:

– Все, на сегодня хватит. Пошли домой.

– Может, поедем, а? – заныл Алешка. Понравилось ему без мотора кататься. – Попросим опять дядю Федора, все равно надо ему шапку занести.

– Садись за руль, – сказал я вздохнув. – До программы «Время» успеем.

Шапка шапкой, но ведь и машину надо на место поставить. А то заявит ее Фролякин в угон.

Попробую откатить, решил я, теперь ведь под горку.

Сначала машина сопротивлялась, но, когда я вытолкал ее со двора, она пошла полегче. В начале пешеходной дорожки я остановился передохнуть.

Алешка распахнул дверцу и крикнул:

– Садись, подвезу! Теперь сама пойдет.

Я устало плюхнулся на сиденье. Алешка снял машину с тормоза, она постояла, словно в раздумье, и, не спеша набирая скорость, покатила к нашему дому. Все быстрее и быстрее. И так разрезвилась, что доехала аж до своего места на стоянке – между двумя помойными баками.

– Давай еще разок, – с надеждой в голосе предложил Алешка.

– Чего – разок? – не сразу врубился я.

– Прокатимся.

– Давай, – сразу согласился я. – Только на горку ты ее толкать будешь. Согласен?

Вопрос отпал.

Мы заперли машину и пошли домой, совсем забыв про шапку. Но мама напомнила. Открыв нам дверь, она испуганно вскрикнула и сделала шаг назад. Так ее все-таки напугала шапка дяди Федора.

– Кто это? Что это? Зачем это? – заговорила она. – Где ты подобрал это чудище? Да еще на голову напялил!

– Дядя Федор подарил, – выручил меня Алешка. – Мы ему помогли – он нам и подарил.

– Не выйдет, – сказала мама, придя в себя. – Дари обратно.

Я вздохнул и поплелся в соседний подъезд. Тетя Люся, жена дяди Федора, заметно огорчилась, когда я принес шапку. Она так надеялась...

Когда я вернулся наконец домой, то даже ужинать не стал. Сразу завалился спать. И сквозь сон услышал, как папа, вернувшись с работы, говорит кому-то по телефону:

– Отдай записку экспертам. По этому шрифту мы разыщем машинку, на которой она напечатана. И найдем этого анонимщика в собачьей шапке...

Я улыбнулся сквозь сон. Как же, найдете! Кто догадается искать машинку в квартире полковника Оболенского? Да еще на антресолях. В лучшем случае дядю Федора найдете. Если тетя Люся его шапку не выбросит...