Текст книги "Вольный стрелок"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Анчар все время смотрел на меня. Каким-то непонятным взглядом. Но я его понял.

– Арчи, все правильно. Они теперь вместе.

– Все равно, – признался он, – большой камень на сердце.

– Большой, – согласился я. – Тебе было очень тяжело. Но ты сделал, как тебя просила Вита.

– Очень тяжело, – повторил Анчар. – Очень, да. Еще раз так тяжело. Будто маленькую сестру убил.

И он вышел из пещеры.

Следующим утром Женька надела на палец кольцо Мещерского, и они с Анчаром ушли. Их не было полных два дня. Вернулись молчаливые, заплаканные.

– Как добирались? – спросил, чтобы отвлечь их от печали.

– На машине, как, – коротко ответил Анчар.

– У гостиницы стояла, да?

– Стояла, как догадался? Но совсем другая. Иностранная марка.

Уж не та ли, что Женьку увезла? Она кивнула, чуть улыбнувшись.

– Оставим ее себе, – решил я. – В угоне наверняка не будет числиться.

– Какой угон, слушай? – возмутился Анчар. – Сами отдали.

– А это как?

Просто интересно, Анчар ведь без оружия уходил.

– Как-как? – передразнила Женька. – Не знаешь, как? Выбрал Анчар тачку (я ему показала), сел за руль. Тут какой-то хмырь в белом грязном пиджаке выскакивает из гостиницы. Анчар говорит: это для Серого. Тот – в струнку и отдал честь…

– И ключи, – добавил Анчар. – Уважают тебя.

– Благодарны, – уточнил я. – За то, что я их на косе не положил. Из твоего «Максимова». Ладно, машина нам кстати. Вы цветы от меня догадались положить?

– А то нет, – вскинулась Женька. – Все сделали как надо. Потом вместе съездим. Как тучи развеются.

– Как там, на вилле? – спросил я Анчара.

– Там нехорошо. Чайки улетели все. Вороны появились. Нехорошо.

– Разгоним – время придет. А на Москве что? – это у Женьки. – Какие новости?

– Светлов тебе привет передал. И наилучшие пожелания. К Баксу они уже подбирались, с другой стороны. Но он слинял. Предполагают, что где-то здесь он.

– Где ж ему быть? А шифровка?

– Все сделали, еще при мне. Как ты и предполагал, там были заложены координаты всех точек, по которым рассредоточена коллекция – музеи, частники, еще какие-то адреса и люди. Я уезжала, уже изъятие начали, Светлов мгновенно развернулся. Он тебя очень хвалил. – Женька помолчала – говорить ли? – Просил с ним связаться, дело к тебе есть.

– Не могут без Серого?

– Ну никак. Но я ему сказала: Серый на пенсию идет, женится и дом будет строить. Большой и светлый. Так, да? – это уже грозно, нахмурив брови.

– Кто меня с такой прической возьмет?

– Найдется дура, – успокоила меня Женька. – Ребята, спать хочу – не могу. Устала. Ты чем тут без нас питался? Акридами небось? Мы припасы привезли. Правда, часть по дороге спрятали, не осилили тащить. Вы перекусите.

И Женька юркнула под шкуру.

– Володя для меня ничего не передавал? – спросил я Анчара, когда он завесил вход в пещеру – в горах по ночам уже холодно было – и сел у огня.

– Передавал, – он залез за пазуху, – вот. Телеграмма тебе из Москвы.

Я развернул бланк: «Информация для Серого двоеточ ху тире сорок пять процентов зпт жо тире двадцать пять зпт бы тире шестьдесят тчк безумно любящая Женечка».

Вот постаралась, от всей души. На три буквы сто тридцать процентов набрала. По ее раскладу выходит, стало быть, что остальные буквы в русском языке вообще не употребляются.

Я улыбнулся, представив, какой шум Женька подняла, отправляя телеграмму, каких усилий стоило ей добиться, чтобы приняли этот бред. И здесь, наверное, головы поломали.

Ладно, информацию приму к сведению, может, пригодится когда.

– А на словах что Володя сказал?

– Два слова сказал. Сиди в горах, как орел. Пока не скажу.

– Все?

– Все, да. – Он подложил в очаг дров и забрался под бурку. – Спать буду. До самого раннего утра.

Самым ранним утром я изучил себя в Женькином зеркальце. Остался доволен: испугаться меня можно, а узнать – никак, стало быть.

– Проводишь меня до машины? – спросил я Анчара, который еще нежился под буркой. И кепкой. Он на ночь клал ее на лицо – Женька за храп его ругала.

– Ты куда? – оба, в унисон, дуэтом.

– В город мне надо.

– Давай, – сказала Женька, отбрасывая шкуру, – тебя там давно ждут. Ты уж иди прямо в наручниках.

Анчар сказал (сквозь кепку):

– Я тебя не пущу. Посажу в ведро и крышкой закрою.

А что? Он может. И сверху сядет.

– Дай мне мешочек, небольшой. И кепок свой одолжи.

– Это несерьезно, Серый, – повела свою партию Женька, чувствуя поддержку Анчара. – В таком виде, на иномарке.

– Оно и хорошо. Чем чуднее, тем невиннее.

– Такая сказка есть. Русская, – задумчиво заворчал Арчи. – Про круглый пирожок… Он докатился…

– Колобок, – уточнила Женька.

– Да, – сказал Анчар. – Раз ушел, два раза ушел, а потом его лиса съела. Один раз. Зубами.

– Вы тут друг другу сказки рассказывайте. Один раз, два раза… Пока я не вернусь.

Они переглянулись. Анчар протянул мешок – не мне, Женьке. Женька швырнула его на пол. Я уложил пистолет с запасной обоймой, насыпал орехов, денег, нахлобучил Анчаров кепок.

Потоптался у входа, ожидая Женькиного «счастливо тебе, осторожно», – не дождался.

Она снова легла носом к стенке.

– Стало быть, пошел, – сказал я ей в спину. И Анчару: – Вторые ключи от сейфа у тебя?

Анчар молча отдал мне ключи от сейфа и от машины, стал собираться, «ворча сердито».

Он проводил меня до дороги, показал, где спрятал машину.

– Обратно сам горами пойдешь? Встретить?

– Не надо, уже запомнил. Найду дорогу.

– Ночью не иди.

Еще не хватало. Я днем-то боюсь.

Я бросил на сиденье свой багаж, включил зажигание.

– Арчи, этот человек, следователь, знал, что я не виноват. Можно его простить? И он знает, где прячется Бакс. И я должен знать. И Саше будет спокойней.

– Ты правильно сказал. Но я боюсь за тебя. Подождать надо. Я уже многих потерял. Тебя – не хочу. И Женечку. Сердце не выдержит. Я хочу на вас радоваться.

– Вот добьем врага, тогда и порадуемся.

–

По дороге в город я заехал на виллу.

На ней действительно было нехорошо. Каркали с хрипом вороны, рассевшиеся на крыше сакли, и уже бродил вокруг какой-то сообразительный бомж. Я пригрозил ему пистолетом, и он мгновенно исчез. Впрочем, вполне возможно, что он испугался не пистолета, а разглядел мою прическу.

Ворота были заперты и опечатаны. Да на что мне ворота? Я побродил по дальнему краю пляжа, нашел местечко, вскарабкался на скалу – Анчарова школа – и спрыгнул вниз.

На дверях дома тоже была пломба, я сорвал ее и отпер дверь.

Она скрипнула и пропустила меня внутрь.

Я пришел по делу. Но вместо этого сел в кресло и закурил. И пустил в душу все, что удавалось отторгнуть до этой поры. Воспоминания (уже! А ведь все было совсем недавно), сожаления, печаль, чувство вины. Дом наполнился тенями, светом, музыкой. Заиграли под ветром шторы, затрещали свечи и дрова в камине, побежали по стенам отблески его огня. Я слышал нежный, счастливый смех Виты, красивую речь Мещерского, звон бокалов.

А потом – выстрел, который оборвал все…

Нет, конечно, я прав. Я должен довести дело до конца, разогнать хриплых ворон.

Я встал, стряхивая с себя все мирмульки, и прошел в кабинет… Мещерского. Опечатанный, но не запертый на ключ.

Залитый кровью и прожженный ковер зачем-то скатали к стене. Но на полу, в солнечных лучах, оставалось роковое темное пятно.

Я обошел его стороной, остановился перед сейфом – он тоже был опечатан. Еще бы!

Я сорвал и эту пломбу, отпер его, отвел тяжелую дверцу – сейф был пуст. Ни бумаг, ни денег.

Впрочем, это еще ни о чем не говорит. Но я разберусь, стало быть. И раздам, если что, всем сестрам по серьгам. А братьям – по мордам.

Я закрыл и запер сейф. Задернул везде шторы. Запер за собой все двери. И поехал в город.

Там я со своим мешком денег прошелся по магазинам и ларькам и купил все, что мне было надо. Рубашки, костюм, обувь, шикарную шляпу и галстуки, сигареты и зажигалку, даже подходящую к моему «вальтеру» плечевую кобуру. Купил Анчару табак. Женьке – мыло «Камей» для гладкой и бархатистой кожи, стало быть.

И симпатичный чемоданчик под цвет моей машины и подходящего размера, куда и сложил все покупки.

И поехал к Володе домой, дело к вечеру клонилось.

Открыв мне дверь, Володя сунул было руку в карман домашней куртки, но вовремя узнал меня, посторонился, пропуская в комнату.

– Кто это тебя так? Ты видел?

– Женька, – слабо оправдался я. – Она, вообще-то, умеет. Но у нее не всегда получается.

– Давай я поправлю.

– А ты умеешь?..

– …Но у меня тоже не всегда получается. Рискнем еще раз? Терять-то нечего. Кроме волос.

Рискнули. Вроде получилось. Володя сделал мне короткую прическу (третий день на свободе), привел в порядок бородку. И я сам себе понравился, когда переоделся: искатель приключений, из карантина.

– А ты чего, собственно, приперся? – спросил Володя, когда мы сели за стол. – Нагулялся?

– Поблагодарить тебя пришел. Что, нельзя? Как у тебя, кстати, обошлось?

– А как обходится у того, кто с Серым связался? За отстрел задержанных и твой побег понизили в звании. Перевели в паспортный стол. На полгода.

Я нырнул под стол, щелкнул замками чемоданчика, положил перед ним пачку долларов:

– Компенсация.

Володя встал, подошел к двери и распахнул ее:

– Давай отсюда!

– Ни хрена не давай. Ты работал на Мещерского. Это твой гонорар.

– Я работал на тебя. Я помогал другу. Бывшему.

– Только без истерик, – попросил я. – Не хочешь гонорар, возьми за стрижку.

– За такую стрижку, – засмеялся Володя, – я сам тебе должен заплатить. Если честно.

– Тогда так: ты продаешь мне информацию.

– Служебную? – уточнил предусмотрительно Володя.

– Отчасти, – уклонился я. – Сам решишь.

– Серый, давай, я лучше возьму тебе билет. На самый дальний рейс. Поверь, все будут рады.

– Бакс особенно.

– Он здесь? – Володя привстал – вроде как стойку сделал. Недаром нас когда-то легавыми обзывали.

– Похоже, что так. На месте решил разобраться. И он мне очень нужен, личные счеты. Но обещаю тебе, стрелять не буду. Сам, во всяком случае, – по существу, поправился немножко честный.

– Ладно, что тебе нужно? По порядку.

– Как мои дела?

– Почти так же. Ты в розыске. Обвинение в убийстве Мещерского с тебя сняли, Боксера тоже: эксперты подтвердили, что смерть наступила от укуса ядовитой змеи, не запомнил, какой. Подлинность посмертной записки Мещерского подтвердилась. Правда, по поводу гибели Боксера кое-какие сомнения в твой адрес остались…

– Ну, да, – я кивнул, – я ему змею за шиворот положил. И ущипнул ее за хвост, чтобы злее была.

– …На разборе дела я пытался опровергнуть версию об убийстве Боровской, в основном из-за отсутствия мотивов. Не удалось, они уцепились за твое «признание» – корысть и низменные побуждения. Якобы ты за время пребывания на вилле соблазнился деньгами Мещерского и красотой его супруги…

– Сволочи! – не выдержал я. – Но я тебе благодарен. Особенно за то, что ты назвал Виту его супругой.

– Что ж я, совсем темный душой? – обиделся Володя.

– Что еще?

– С Анчаром твоим воевал. Он с повинной пытался идти, все на себя брать. Изолятор штурмовать собирался. Два дня разведку вел, пока я его не перехватил. Это ведь он тебя в горах пытался отбить?

– Если не ты, то он. Больше некому. Женька твоя примчалась, быстрее своей телеграммы, такой нам разнос устроила… Славная девушка, надежная, – логически завершил Володя.

– Деньги Мещерского конфисковали? Приобщили, так сказать, к материалам дела?

– Вот этого не знаю. – Володя переставил солонку, не под ней ли эти деньги? – Когда тебя мотали, я смотрел дело. Была бумага по автомашинам и другому имуществу, это видел. По деньгам – ничего не попадалось. Обратил бы внимание. – Помолчал. – И большие деньги?

– Очень. Все, что он за свою жизнь… скажем так, заработал. Не сомневаюсь, что он оставил соответствующее распоряжение. В духе порядочного человека. Пересмотревшего свою жизнь на пороге… вечности.

– Ты хочешь их вернуть?

– Правильно понял. Где этот, мой следователь, живет? В конторе-то я до него не доберусь.

– У него свой дом за городом. Большая семья.

– У меня тоже. Одних жен и наложниц без числа. А дома нет. Но я на эти деньги не рассчитываю. Адрес, Володя!

– Точного адреса не знаю, не гостил у него. Где-то в поселке Космонавтов.

– Ну не зря же тебя в паспортный стол посадили. Узнай завтра. Дело ведь не только в деньгах.

– Ты через него на Бакса хочешь выйти? – понял Володя. – Думаешь, он по его наводке против тебя работал?

– И это тоже. Да ведь и не прощать же ему, как он над Серым издевался. Долг, опять же, служебный нарушил. Взятку получил. Деньги государственные, по сути, присвоил. Стало быть, чем меньше – тем чище. Мне таких не жалко. Но и здесь тебе слово даю – пальцем его не трону. – Помолчал, сравнительно честный, признался. – Но морду, конечно, набью. Круто. Но это уже наши с ним дела, сугубо личные. Претензий у него не будет.

Не успеет, подумал я, с претензиями.

Я переночевал у Володи и, когда он ушел на службу, позвонил по коду в Москву, Светлову.

– Удрал? – обрадовался он. – А я уже своих ребят хотел послать на выручку.

– Своими силами, однако, управился, мой генерал. У меня тут ребят тоже хватает. И девчат.

– Леша, ты большое дело провернул, спасибо…

– Это случайно. Скучно было.

– Не кокетничай. Какая помощь нужна? Тебе там виднее.

– Помните, мой генерал, как Серый организовал в городе О, великий Центр по борьбе с преступностью? И как его прибрал к своим грязным рукам зеленый Бакс? И осмелился, сволочь, уничтожить моих друзей и соратников?

– Много говоришь, Леша. Он в ваших краях, так?

– Думаю, так. Значит, мне нужно…

– Я понял, Леша. Ребят я все-таки пошлю. Успеешь до них управиться, твоя добыча. Не успеешь – никакой конкуренции. Все по этому вопросу, – уже с генеральской ноткой. – Но мне тоже нужна твоя помощь… Ты слушаешь?

– Когда мне так говорят, я обычно свой бумажник из кармана в чемодан перекладываю, под нижнее белье.

– …Так вот, я получил очень тревожную информацию, случайно. Хотелось бы, чтобы ты подключился к работе. Дело редкостное. Я бы сказал, страшное по своим возможным последстиям. В огромных масштабах.

– Вы меня пугаете, я сейчас трубку брошу. А что же наши вездесущие спецслужбы?

– Тут все очень непросто, Леша. Особенно по телефону. Приезжай, я жду.

– Ну вот, – протянул я недовольно. – А я жениться хотел. Дом построить. Тостер купить. Хоть я его боюсь, вздрагиваю. Яхту со дна моря поднять. А на яхте – паруса, и – в открытое море, лет на десять, от всех этих мирмулек…

– Потом, а? – жалобно протянул Светлов и напомнил: – Тебя ведь генерал просит.

– Это вы там, своим, генерал. А мне вы не генерал.

– Ломаешься? – загремел бас в лампасах. – Торгуешься?

– Ну как вам сказать…

– Что ты хочешь?

– Так бы сразу… А то – генерал! Я, может, тоже полковник. Частного розыска.

– Лешка, не хами! Выкладывай.

– Вот этот следователь, что пытался повесить на меня три убийства, он очень, по-моему, нехороший человек…

– Еще бы.

– …Он ломал меня по указанию Бакса. За что и получил от него, да, собственно, не от него, тот ему «разрешил» присвоить деньги из сейфа Мещерского. Валюту.

– Это серьезно.

– Так вот, его надо размазать по служебной линии, так, чтобы он уже никогда не собрался. И чтоб другим было неповадно.

– Я займусь этим. Сообщи мне попозже в подробностях. Лучше всего – в форме докладной записки. Причем даже не на мое имя. У нас теперь есть специальная комиссия. Она назначит служебное расследование, а потом – уголовное. Но ты не задерживайся, ладно? Можем опоздать.

– И человечество нам этого не простит?

– Не простит, – серьезно сказал генерал Светлов.

– Да, собственно, у меня тут немного осталось. Деньги у следователя отобрать, передать их куда следует… Ну и так, какие-то мирмульки по линии Бакса.

– Что за мирмульки такие?

– Мирмульки, – пояснил я генералу, – это такие пустяки, которые не стоят вашего внимания…

– Не зарывайся, Леша.

– Первым стрелять не буду, мой генерал, обещаю.

– Ну и вредный ты человек, Серый.

– Вы еще не все про меня знаете, – успокоил его я.

От всей души, стало быть.

К обеду вернулся Володя. Шлепнул передо мной на стол бумажку с адресом следователя.

– Я так понял, ты у меня задержишься, угол снимешь?

– Поживу, если не возражаешь…

– Не объешь, потерплю. – И он положил на бумажку ключи от дома. – Виноград только не воруй у соседей.

– Больно надо. Я богатенький, как Буратино. Могу и на рынок сходить.

– Вот я тоже по рынку походил, послушал, что люди говорят…

– И говорят они…

– Да, говорят они, что никаких денег в сейфе Мещерского отродясь не бывало. Одна старушка – она рваными галошами торгует – мне опись его содержимого показала. Там все есть, даже коробка со скрепками, аттестат зрелости и фотография любимой женщины, но денег в описи – ни копейки. И тем более – ни цента.

– Вот видишь, кто был прав, стало быть?

– Это еще не все. На него было два заявления – о вымогательстве. Хода им не дали.

– Этих людей можешь установить и на меня вывести? Сделаешь?

– Попробую сделать.

– Попробуй не сделать. Я тебя расстреляю. Вот как вернусь – так сразу.

– Ладно, напугал. Тогда прими еще информацию, бесплатно. Ко мне водитель автобуса заходил. Он снова похищенную девушку видел в той же машине, но уже с каким-то грузином в страшной кепке. Номер сообщил, я запомнил.

– Ах, какое совпадение. – Я подошел к окну. – Не она ли?

Володя выглянул, посмотрел на меня, еще раз на машину. Покачнулся.

Я пожалел его:

– Мне ее бандюки Боксера подарили. Когда его имущество делили меж собой, на память о безвозвратно ушедшем командире.

– Так ты поехал? – нетерпеливо спросил он и признался: – Я больше не могу. Передохнуть от тебя надо.

– Поехал, стало быть.

И я опять поехал. В поселок Космонавтов.

Что я там натворю, сам еще не знал. Установлю пока наблюдение, изучу его распорядок, привычки, а там уже – импульсивно, стало быть. Как Бог на душу положит.

Поселок не больно далеко был, как раз на полпути между районом и Майским. Небольшой, уютный такой, совершенно дачный. Весь в садах и виноградниках. Частные домики, дома и домищи с бассейнами. Магазинчик, а вокруг него – базарчик с фруктами и тряпками. Три улицы всего – Первая, Вторая и Третья.

Мой дом был на Второй, центральной, поэтому я поездил по Первой и Третьей, подходы намечал.

Вокруг дома – каменная ограда, за ней хороший сад, в саду – беседка под виноградной лозой. Я остановил машину за несколько домов и вальяжно прошелся по улице, сдвинув шляпу на нос, посвистывая и постукивая по заборам сломленной веткой: собаки у следователя не было.

Приближался вечер. Я выехал из поселка, поставил машину на площадку под большим орехом, поддомкратил, снял переднее колесо и утомленно присел на скамеечку, окружавшую ствол дерева.

В девятнадцать тридцать две проскочил мимо меня зеленый «жигуль» с объектом моего наружного наблюдения за рулем. Стало быть, поборолся с сорняками на ниве справедливости, теперь домой поспешал: в садике повозиться, детишек потетешкать, жену приласкать и чайку перед сном выпить.

Впрочем, об этом уже завтра. Не все же сразу.

И я поставил колесо на место и поехал потрепаться к Володе. Заодно и переночевать.

А к девятнадцати ноль-ноль, оставив машину на обочине, естественно, с той стороны поселка, откуда никак мой следователь не мог приехать, если только спьяну, переодевшись в старое и Анчаров кепок, срезав себе посох, закинув за плечо мешок, вступил на Первую улицу утомленным странником.

Подошел к одному домику (ну понравился он мне, приветливый такой, и заборчик у него общий с одним домом, что на Второй улице), постучал в глухую калитку.

– Хозяин! Передохнуть пустишь? До холодка.

Хозяин оглядел меня от кепки до кроссовок, отворил калитку:

– А украдешь чего?

– А зачем? – Я встряхнул мешок за плечом. – У меня все есть. Вот водички если испить, не откажусь.

– Ага, – заподозрил хозяин, – водички испить, а то так жрать охота, что и переночевать негде?

– Не, – успокоил его я, направляясь в ту точку, где мне больше всего нравилось, – я вот здесь посижу чуток, а после дальше пойду. Мне сегодня в Майском надо быть – там и ужин, там и приют с лаской.

Я снял мешок, расположился рядом с кустом роз, нюхнул одну, закатил глазки в восторге.

Хозяин пошел за водой, а принес вина, расположился рядом. Лучше и не придумаешь.

Расстелил на травке полотенце, разложил яблоки, кисть винограда, поставил кружки. Наполнил. Выпили за знакомство.

– Ты кто ж будешь? – спросил он, яростно хрустнув яблоком.

– Писатель. Хожу по земле, смотрю, как люди живут. То порадуюсь с ними, то огорчусь…

– Чего же пешком-то? – Он опять на

полнил кружки.

А я услышал звук подъехавшей по Второй улице машины, хлопок дверцы, радостный визг детей.

– А машины нет – вот и пешком. Да оно так интересней. Что там в окошко увидишь?

В доме следователя зазвенела посуда.

– Рассказал бы чего? Как, скажем, в других местах люди теперь живут? Давно нигде не был.

– Что так?

– А куда теперь поедешь? Заграница кругом. Деньги разные, цены не поймешь, народ злой…

Я поддерживал разговор, прислушиваясь больше к тому, что происходило на соседнем участке, чем к словам собеседника, хронометрируя каждое событие на сопредельной территории.

Около девяти завершился ужин, и следователь, в рабочей одежде, вышел в сад, и без того ухоженнный без меры, принялся бродить меж посадками и деревьями: там секатором чикнет, здесь тряпицей подвяжет, то на гусеницу ругнется, то лягушки испугается.

– Сосед! – задиристо крикнул мой радушный хозяин, когда на полотенце не осталось ничего, кроме ощипанной кисти винограда и яблочного черенка. – Посиди с нами! Вина выпей!

Это бы неплохо.

– Не пойдет ведь, такая сволочь. Двадцать лет соседствуем – ни разу за стол не пригласил. И не откликнулся.

– Серьезный человек?

– Хрен его знает? Сейчас по саду пошляется и вон в тем окошке чай сядет пить. Водохлеб! – И хозяин в знак протеста пошел за вином.

– А чего он в окошке чай пьет? – пошел я напролом. – Ишь у него беседка какая ладная, под виноградом. Пей – не хочу. В любимом-то саду.

– Он в тую беседку нынче – ни шагу. Там, слышь, в винограде какая-то моль завелась, в чашки стала падать. А раз ему за шиворот попала – вот визгу-то было, всю улицу побудил. Чумной какой-то мужик.

Я дождался, пока «чумной мужик» отпил вечернего чаю и захлопнул окно, поблагодарил хозяина и стал собираться в путь-дорогу.

– А то заночуй, – предложил он. – Вино еще есть. А утром автобусом доедешь.

Соблазнительно. Но уж больно наслежу, и хорошего человека могу подставить – кто знает, как мой визит обернется.

– Не, сегодня обязан быть. Обещал.

– Не иначе любовника застать хочешь? – хитро улыбнулся хозяин.

Я тоже хитро улыбнулся, но ничего не сказал.

– Дорога-то у вас спокойная? – спросил я за калиткой.

– А чего у тебя брать-то? – посмеялся хозяин. – Да и не девка ты.

Это уж точно! Совсем даже наоборот, стало быть.

Я прошел чуток по дороге, свернул в темный проулок и пошел в обратную сторону к машине.

Едва разыскал ее в темноте, переоделся и благополучно вернулся в Майский. Довольный и решительный.

Володя понял меня превратно, попросил мой пистолет, понюхал ствол и пересчитал патроны в обойме, не поленился.

– А чего ты тогда сияешь? – спросил он, возвращая мне «вальтер».

– А вина на халяву нажрался, не повод?..

Еще пару вечеров я набегал в поселок, в разное время проехался мимо дома следователя. Убедился – он был размеренный человек и свои привычки не менял.

Сердце мое нетерпеливо горело местью. К тому же по друзьям соскучился. Пора домой, стало быть. Под шкуру.

Следующим вечером я простился с Володей, пожелал ему больших успехов в деле всеобщей паспортизации населения.

– Где тебя искать, если надо? – спросил он.

Как я объясню, если сам толком не знаю. Да и не хотелось мне открывать Ан-чарово убежище, даже Володе.

– Я тебя сам найду. Подстрахуешь мои разборки с Баксом?

Володя вздохнул:

– Мне терять нечего. В крайности, постовую службу придется вспомнить…

Перед выездом в поселок я еще пошарил по магазинам, ну что я за гостинцы ребятам приготовил? Как нищий, право. И я купил еще один чемодан, который набил всякими вещами, вплоть до полотенец – банных, личных, ножных, кухонных.

За городом опять переоделся во все страшное и прибыл точно к завершению садоводом-любителем его вечернего обхода своих владений. Махнул через забор, укрылся в беседке, щипал со скуки виноградные ягоды и смотрел и слушал, как великий сыщик, едва не погубивший Серого, пьет в окне свой традиционный вечерний чай со «сникерсом».

Задумчиво откусит, покатает во рту, прихлебнет со свистом из чашки и со значением смотрит в темноту сада.

Все, пора. А то весь чай выпьет.

Я скользнул из беседки, пригнувшись, шмыгнул к дому и – по стеночке – до окна. Включил в кармане диктофон.

Перед окном резко выпрямился:

– Здорово, мужик! Ну-ка, посторонись. – И махнул в комнату.

Сначала он вскочил со стула, открыл рот и выронил непроглоченный кусок на рубашку. Постепенно закрыл рот, машинально вытер ладонью подбородок. Потом выбросил руку к пиджаку, висевшему на спинке стула.

Довольно суетливо вытащил из кармана пистолет… и проводил взглядом его полет в окошко, в темный сад.

Отступил в комнату.

– Кто вы такой? – Для следователя довольно глупый вопрос, лучше звучит утверждение: мне все известно.

– Спроси лучше, – подсказал я, – что вам нужно? Только не ори. – И я показал ему кусочек своего пистолета.

– Что вам нужно? – автоматически повторил он.

– Пришел продолжить наше знакомство. Мы остановились на самом интересном месте.

– Гоша? – послышался за дверью женский голос. – Ты собираешься ложиться?

Я успел защелкнуть дверную задвижку. В дверь, с той стороны, толкнулось что-то плотное.

– Отчего ты заперся? – удивленно-подозрительно.

– Я смотрю секретные документы, лапочка, – подсказал я лживым шепотом.

Он повторил, не отрывая глаз от моего «вальтера». Я всегда считал, что пистолет с голым стволом гораздо убедительнее смотрится.

– Не засиживайся, дружок. Я жду.

– Хорошо, я скоро, – пришлось вновь просуфлировать. И грубо уточнить: – Сожительница?

– Вы Сергеев? – догадался он, когда нас оставили в покое.

Я не стал отпираться – бесполезно, такой проницательный, хваткий. От него не уйдешь, не отвертишься. Крутой мент.

– Что вы хотите?

– Хочу, чтобы ты извинился передо мной за гнусную клевету. – Я сел за его письменный стол, положил пистолет. Пусть получше поймет, что мы поменялись ролями. Теперь я буду его допрашивать. Применяя незаконные методы.

– Извиняюсь.

– Ну, – обиженно протянул я, – так не пойдет. В письменной форме. В газету.

– Зачем же так?.. Я искренне…

Я не поленился, встал, подошел вплотную, от души ткнул его пистолетом в лоб. Это он понял.

– Садись, – я указал ему место напротив, за столом. – Пиши.

Он послушно взял листок бумаги, выжидающе посмотрел на меня.

– Так. «Я, такой-то, следователь районной прокуратуры, заведомо неправомерно возбудил уголовное дело в отношении гр. Сергеева А. Д. по обвинению в убийстве трех человек». Написал? Возражения, уточнения есть? Дальше: «Зная о его непричастности к этим преступлениям, в нарушение закона заключил вышеупомянутого Сергеева А. Д. под стражу и незаконными методами добивался от него фиктивного признания своей вины». Согласен? Согласен, вижу. Пиши: «В своих действиях глубоко раскаиваюсь и приношу Сергееву А. Д. свои искренние извинения. В пояснение моего поступка…» Вообще-то, это преступление. Ну, ладно, сойдет. «В пояснение моего поступка сообщаю, что меня вынуди ли к нему следующие обстоятельства…» Дальше – сам. Мне все равно, как ты будешь объясняться. Можешь, если не боишься, даже сказать правду: мол, меня заставил пойти на это (под угрозой или взяткой) крупный авторитет преступного мира, известный под кличкой… Бакс. Он выронил ручку.

– Я не знаю никакого Бакса. Я напишу по-другому.

– Да пиши что хочешь. Только убедительно и самокритично.

Он долго сопел над листком, наконец протянул его мне.

– Вслух, – потребовал я.

Объяснение было невразумительное, да что от него требовать? Это было неважно.

– Все, – сказал я, – молодец. Число, подпись.

Я прекрасно понимал, что все это – филькина грамота, но в совокупности с диктофонной записью сработает где надо.

– Я могу идти спать? – вежливо, с надеждой в голосе спросил он, когда я сложил листок и сунул его в карман.

– Ты помнишь, как со мной работал? – Он стыдливо опустил голову, как первоклашка, уличенный в списывании со стены интересного слова. – Не торопись, еще не вечер.

– Маша будет беспокоиться.

– Что-нибудь придумаешь.

Теперь его надо дожать до Бакса.

– Где деньги Мещерского?

– Какие деньги? – весь лоб в морщинах.

– Не запирайся. Нам все известно. Деньги из сейфа Мещерского.

– Вы что… грабитель? – Это он к моей совести апеллировать попробовал. Догадался, наивный.

– Робин Гуд. Повторить вопрос? – Я снова поднял пистолет. – Человеку, которого обвиняют в тройном убийстве, совершить четвертое…

– Ах, эти деньги? У меня их нет. Я сдал их в установленном порядке.

– Начальству будешь врать.

– Вы не поняли, – выкрутился он, запутываясь. – Эти деньги – да, мне обещали их в качестве… вознаграждения за вас…

Как деликатно объяснился.

– …Но после вашего побега их у меня изъяли. – Поправился: – Я их вернул.

Честный какой.

– Кому?

– Одному человеку. Вы его не знаете.

– И он меня тоже? Зачем же он так старался?

Опять головку вниз, пальчиком край стола колупает.

– Ну вот что, оголец. Мне пора – ехать далеко. А дороги у вас неспокойные. Все сведения о тебе, в том числе и заявления о вымогательстве, я передал в министерство. От меня зависит, что с тобой будет…

Этого он не ожидал, чуть не расплакался.

– Тебя Бакс на меня натравил?

Он сильно и молча кивнул, едва лбом в стол не ударился.

– Где он? Сколько у него людей?

– Не знаю. Я с ним не встречался. На меня Боксер выходил.

Тут уж я не выдержал и дал ему подзатыльник (на этот раз он крышку стола достал – носом):

– Что ты опять врешь, сучонок? Боксер в это время уже пахнуть начал.

Не понравилось, захлюпал носом.

– Как ты держишь связь с Баксом? – повторил я.

– Правда, не знаю. Когда я ему нужен, приходит его человек.

– Всегда один и тот же?

– Нет, разные.

– Кого из них ты знаешь? Не молчи.

– Администратора гостиницы…

– «Лавровая ветвь»? – поторопил я его. Сейчас опять Маша ломиться начнет.

– Да.

Доверенное лицо, стало быть.

– Завтра поедешь к нему и скажешь, взволнованно, с придыханием, что у тебя есть сведения о Сером. Лично для Бакса.

– Он меня убьет…

– А какая тебе разница, кто тебя убьет – он или я? Только, если ты сдашь мне Бакса, у тебя есть шанс. Если наоборот – ни малейшего. Это понятно? Не слышу.

– Гоша! – завопила за дверью Маша. – У тебя совесть есть?

– Отвечай, дурак, – спокойно сказал я. – Все тебе подсказывать надо.

– Машенька, – завопил и он. – Я заработался. Завтра у меня очень сложный допрос. Потерпи, дружок, я уже кончаю.