Текст книги "Не стреляй первым"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

В комнате находились еще трое. Они вольно сидели за столиком и делали вид, что спокойно пьют кофе. И нисколько не волнуются, полны решимости и мужества,

– Привет, – шутливо и нагло сказал Серый. – Я за алиментами. От Рустама.

И тут же почувствовал всей шкурой, как изменилась после этих слов атмосфера. Его наглость укрепила их решимость. Они одновременно встали, и в руках «хороших, добрых людей» появились арматурные прутья.

– Вот что, – сказал тот, что был постарше, – мы тут посоветовались и решили…

– Так деловые люди не поступают, – с угрозой перебил его Серый, стараясь, однако, не переиграть, не перегнуть палку, а то потом их уже не остановишь. – Была договоренность. Вам грозят большие неприятности…

– Неприятности будут у тебя. Для начала…

Что-то, вероятнее всего здоровый инстинкт самосохранения, заставило Серого сделать шаг в сторону. Мимо него пролетел, зацепив рикошетом, «мясник» и опрокинул столик, Зазвенели чашки, забулькал кофе из горлышка упавшего кофейника, Серый тоже не удержался на ногах.

– Вася, врежь ему тубареткой, – скомандовал старший.

Серый оценил приказ, откатился в сторону, а на его место грохнулся и разлетелся на куски тяжелый дубовый табурет.

Серый вскочил и перемахнул через письменный стол, отделившись им от противников.

Трое молча пошли на него, увесисто помахивая прутьями, примеряясь.

Серый толкнул на них стол, отступил к стене и вскочил на подоконник. Правда, окно было забрано снаружи решеткой, но если они начнут опять швыряться «тубаретками», то наверняка разобьют стекла и привлекут внимание. А прутьев Серый не больно-то боялся.

Но тут «мясник», который все это время поднимался с пола, встал наконец на ноги, нагнулся, пошарил за опрокинутым столиком в «кофейном бое» и вытянул дерьмовый одноствольный дробовик. Щелкнул курок. С ружейного цевья звучно в наступившей тишине падали на пол густые кофейные капли…

– Слазь с окна, паскуда! – заорал «мясник» и прижал приклад к плечу.

– Подождите, ребята, – сказал я. – Может, еще договоримся?

– Поговорили уже. Слазь!

Двое стали приближаться ко мне. «Мясник» остался на месте, держа меня под прицелом. Это хорошо, потому что глупо: когда я схвачусь с ними, он не сможет стрелять без риска зацепить кого-нибудь из своих.

Но тут кто-то спутал чьи-то карты. За моей спиной раздался звон разбитого стекла и между прутьями решетки просунулся короткий ствол автомата. Одновременно распахнулась (мягко говоря) дверь, вошли двое, тоже с автоматами.

– Оружие на пол, – сказал один из них, с пластырем на щеке. – Сами к стене. Живо!

Другой передал мне «дипломат», очень похожий на тот, которым снабдил меня золотозубый Рустам. Я взвесил его в руке:

– Маловато будет. Расписка нужна?

Он усмехнулся:

– Я же сказал, что мы договоримся.

«Усталые путники» переглянулись в недоумении.

На обратном пути я чуть не столкнулся с Юриком. Он, с квадратными глазами, мчался мне навстречу и, как собака, вновь обретшая хозяина, не скрываясь, визжа колесами от радости, развернулся и успокоенно пристроился мне в хвост. Бедняга, побегал-таки, поволновался… Отдохнешь скоро.

Я устало сел в кресло, положил «дипломат» на колени.

Сабир молча улыбался. За его спиной стояли Оганес с Асланом – усатые неразлучники, Один из солнечного Баку, другой из не менее солнечного Еревана. Их народы периодически воюют друг против друга, а эти всегда дружат, вместе «работают», вместе, видимо, сядут. Если до суда доживут.

Вообще же, не контора, а интернационал какой-то, стало быть. И ходят парами. Митрохин с Голубковым, Аслан с Оганесом. Серый с Ларисой. Сабир только в одиночестве, бедняга. Но улыбается.

– Ну, художник, – спросил Аслан, – нарисовал дело?

– Не совсем…

– Что такое? – Улыбка настолько физически ощутимо поползла с лица Сабира, что на голове его зашевелилась тюбетейка,

– Да нет, – успокоил я его. – Просто не успели всю сумму собрать, две трети вручили, а за остальное извиняются, Обещают завтра, оно к кстати – купюры у них нынче мелкие, еле «дипломат» застегнул. Вся сумма и не вошла бы.

Сабир опять улыбнулся:

– Не грубили тебе? – Он радостно смотрел на ссадину на моей щеке.

– Нет, хорошие, добрые люди. Угостили кофе… Точнее, кофейником. Но потом мы поладили. Завтра в два ждут меня на шашлык. Из телятины.

– Ты не поедешь, – Сабир подозрительно ткнул в меня пальцем. – Они тебя не полюбили. Пусть Юрик едет.

– Пусть Юрик, – равнодушно согласился я и передал Сабиру «дипломат».

– Считал?

– Пачками считая. Не каждую же купюру.

– Э! – недовольно крякнул Сабир, – Ты не деловой человек. Сегодня никому нельзя верить, считай. А потом будем опять весело ужинать.

Вернувшись в гостиницу, я позвонил Ларисе.

– Пойдем, погуляем. Я тебе песенку новую спою. Про любовь.

– Не могу, у меня гость.

– Я его выкину, стало быть. В окно.

Гость действительно был. В распахнутых дверях номера застрял пьяный Рустам, упираясь расставленными руками в косяки, в глубине комнаты, у окна, стояла бледная Лариса.

– Подвинься, – сказал я дружелюбно.

– А зачем? – Он с трудом повернул голову.

– Так надо.

– Кому? – Пьяная логика его была безупречна.

– Мне.

– А ты кто такой? – Это прозвучало уже угрозой.

– Ференц Лист.

Он так резко, с таким удивлением повернулся, что чуть не упал.

– А… Это ты? Не нравишься ты мне.

– Взаимно, – вежливо подчеркнул я.

Облизывая губы, покачиваясь, Рустам долго смотрел мне в глаза, пьяно обдумывая, как бы пожестче ударить, но что-то сдержало его. Он оттолкнулся от двери и пошел по коридору, строго по ковровой дорожке, обернулся:

– Ларка едет с нами на юг, А ты останешься здесь. Тебе дело есть. Сабир скажет. Все понял? Иди.

Я вошел в номер.

– Он приставал к тебе?

– Не очень. На юг звал. У них командировка. У него и у Оганеса с Асланом. Какое-то очень важное дело.

– Все разбегаются, – пожаловался я. – Некоторые даже на юг. Чего их туда несет? Там же сейчас опасно. Война.

– Вот именно.

– И Юрик завтра едет трактирщиков щипать.

– Надо же! И этот туда же. Небось с самого утра попрется? С первым лучом солнца? Халявщик.

Я поднял два пальца.

Действительно, всех одолела охота к перемене мест. Застоялись, что ли?

Сабир отправился в Москву на переговоры, как он важно объявил, с зарубежными партнерами. Митрохин с Голубковым поехали «инспектировать подведомственные предприятия» – заводик, где выпускался малый сельхозинвентарь для арендаторов, фермеров, и садоводов, и цех, где налаживалась линия по производству «лучших в мире фруктовых и овощных соков». Юрик собирался на встречу со строптивыми «путниками». Рустам и Оганес с Асланом в самом деле отбыли на юго-восток страны «с миротворческой миссией». Разбежались…

Что-то затевалось интересное. И хотелось, чтобы меня взяли в долю. Уж я бы постарался… оправдать доверие…

Лариса попросила отвезти ее к отцу – соскучилась. Я подвез ее к конторе «Пахаря», проводил до кабинета председателя и, ожидая ее, от нечего делать поболтался по зданию, познакомился с инженером-строителем, с бухгалтером, гл. экономистом, с другими интересными людьми.

Наконец столкнулся в коридоре с Ларисой. Она уже искала меня.

– Ты меня не жди, – сказала она. – Я дома останусь. Батя тоже в какую-то командировку собрался. Вечером позвоню. Привет тебе.

Привет так привет. Я поехал в город. По дороге заглянул на знакомую ферму. Тети Дуни не было, а Федюня таскал в грузовик порожние молочные фляги. Проходя мимо машины, он узнал меня и дисциплинированно отдал честь. Или просто попытался прикрыть ладонью синяк под правым глазом. Видать, «деды» навесили.

Наверняка этот парнишка мне пригодится – родственные души: у него синяк, у меня ссадина. Найдем общий язык, стало быть.

Лариса Серому не позвонила. Позвонил вернувшийся из Москвы Сабир и пригласил в «котеш» на какой-то серьезный разговор.

По дороге Серый позвонил куда-то по автомату, достал из тайника газовый пистолет и сунул его в карман.

Волновался он не напрасно. Правда, опасность выскочила совсем не из-за того угла, откуда он ее ждал…

Сабир привез целый портфель каких-то бланков и проспектов. Откуда он их взял, установить не удалось. Скорее всего давно таскает в портфеле, И с кем он встречался в Москве – тоже мимо. Он оказался неплохим конспиратором и ушел из-под наблюдения. Это было обидно. Сотрудник, который умел на слух определять цифры набираемого на диске телефона номера, уловил только три первые – в самый неподходящий момент рядом с автоматом начал газовать дизельный грузовик. Очень обидно, потому что именно с этих цифр начинались телефонные номера управления…

– Ты хвалился, что по-английски можешь? Посмотри, дорогой, эти бумажки. Переведи, а Лариса потом отпечатает. Большое дело получается, хорошее. – Сабир сощурил глаза, оскалил зубы и потер руки.

Серый сложил проспекты в «дипломат»,

встал…

Ударилась в стену входная дверь, и в холл ввалились Митрохин с Голубковым.

– Юрика взяли! – крикнул Митрохин и выкинул в сторону Серого руку так, будто держал в ней пистолет: – Ты навел! Насквозь вижу: Я тебя сразу не полюбил…

– Не поторопились мы с Кузьменковы? – выразил сомнение Светлов. – Не подставили Серого, а? Группу не спугнем?

– Ему там виднее, – резонно заметил Иван Федорович. – Правда, судя по его информации, Серый немного ушел в сторону от основной задачи.

– Вот, вот, совершенно неуправляемый… На него уже несколько заявлений в милицию поступило. Вот, полюбуйся, – Светлов раскрыл папку, – Кооператив «Незабудка» (ритуальный), «Семья» (служба знакомив), «Весенний аромат» (цветочный магазин), «Белочка» – все в один голос просят оградить их от наглых посягательств рзкетмена Сергеева. А сколько не заявили?

– Хорошо! – улыбнулся Иван Федорович. – Молодец! Плотно в доверие вошел. Растет. Глядишь, и возглавит весь «Биядинг» и строем приведет их сдаваться.

Светлов не выдержал и тоже улыбнулся:

– Твоя школа, старый хрен.

– Не обижай его, – неожиданно заступился Сабир. – Он не виноват, что Юрик глупый.

– А если он расколется? – закричал Митрохин, падая в кресло,

– Юрик? – искренне удивился Сабир. – Юрик глупый человек, но даже сильный дурак не враг себе. Он знает, что лучше жить на нарах, чем не жить на воле.

– Ас тебя я все равно глаз не спущу, – сказал мне Митрохин. – Что ты молчишь?

– А что говорить, если я ничего не знаю?

– Узнай, – подсказал Сабир,

Я пожал плечами;

– Попробую. Этот московский? – указал на телефон.

Митрохин настороженно, готовый вскочить, наблюдал за мной.

Сабир закрыл глаза. Я набрал номер:

– Петя? Сергеев тебя обнимает. Узнал? Почти по-прежнему. Конечно» для того друзей и держим. Помоги по старой памяти, посмотри сегодняшнюю сводку. Да, по области. Кузьменков Юрий. Отчества не знаю. Перезвоню.

Я положил трубку:

– Подождем. Правда, сегодня он мог еще в сводку не попасть. Тогда завтра утром наверняка. Когда мне наконец Рустам часы отдаст?

– Если с «Белочки» деньги получишь, я тебе золотые подарю, – пообещал Сабир, поглядывая на телефон. (Какого черта?) – И тоже надпись сделаю…

Я снова набрал «Петин» номер.

– Ну что? Секунду. – Я поманил пальцем Митрохина и дал ему возможность прослушать сообщение моего старого друга. – Спасибо, родной. Обязательно. Хоп!

– Сука! Придурок! – взорвался Митрохин и заходил вдоль стены, злобно задевая стулья.

– Скажи толком, дорогой, – остановил его Сабир.

– Управление автотранспортным средством в состоянии алкогольного опьянения – раз! Дерзкое хулиганство – два! Сопротивление сотруднику ГАИ – три! Вот три и получит, не меньше. – Повернулся ко мне: – А тебя я все равно достану.

– Не ссорьтесь, дети, – примирил нас Сабир. – Дела предстоят большие и трудные. Давайте жить дружно, – и засмеялся, блеснув ослепительными зубами на смуглом лице.

В день приезда Рустама и К° ко мне зашла Лариса. Взяла за руку и вывела на балкон, под которым шумела центральная площадь.

– Привет тебе, – негромко сказала она. – Ты что-то не то делаешь, паренек. Беги отсюда!

– Куда? – спросил я. – К тебе в номер?

Она слабо улыбнулась. Оперлась локтями на перила, посмотрела вниз, где сидели на скамейке Митрохин с Голубковым, пожаловалась:

– Плюнуть хочется. Или вазу уронить.

– Ну и урони. Чего ты?

– Мы первыми не стреляем. – Она помолчала. – Сегодня у Сабира «сбор всех частей». На втором этаже. В его кабинете. Тебя не зовут.

– Переживу, – сказал я. – А за тебя обидно.

– Я там уже сегодня побывала.

– Привет тебе! – прервал ее я. – Пойдем погуляем.

Мы вышли из гостиницы и традиционно пошли к реке – все равно больше некуда. Митрохин с Голубковым вскинулись было нам навстречу. Лариса демонстративно положила голову мне на плечо. Я обвил рукой ее талию. Стало быть, так!

Работа оперативной группы Светлова по ТОО «Билдинг» вступала в решающую фазу. Лаконичные сообщения Серого, словно короткие вспышки фонарика в ночи, указывали направления поиска и розыска, давали ход многочисленным следственным мероприятиям. По его скупым информациям рассылались запросы и ориентировки, разъезжались люди, изучались, пока еще негласно, официальные и иные документы, банковские счета, выявлялись и осторожно привлекались свидетели и потерпевшие.

Все это, из деталей и эпизодов, постепенно формировалось в обитую картину преступной деятельности группировки Сабира, давало надежный следственный материал, который мог в скором времени безупречно лечь в основу развернутого обвинительного заключения. Руководство опергруппы отлично понимало, что только неопровержимые доказательства смогут сломить предстоящее сопротивление преступников, не дать ИМ уйти от ответственности с помощью самого разного рода и широкого диапазона «адвокатов» и покровителей в государственных сферах.

Более того, задержание и нейтрализация многочисленной, хорошо организованной и вооруженной, по-своему дисциплинированной группы даже с чисто технической стороны представлялись сложной и опасной задачей.

Было ясно, что арестовать преступников нужно одним ударом, накрыть враз частой сетью. Иначе вспорхнут стаей напуганных ворон, размечутся по свету – и где осядут, в каких лесах, Бог весть! И дело не только в том, что кто-то уйдет от наказания. Оставшиеся на свободе смогут эффективно организовать сперва оборону, а затем ответное выступление, сумеют поднять мутную волну активной защиты, которая вынесет подсудимых из зала суда на свободу без особых потерь в «личном составе». Такое уже случалось. И не раз.

Все это было ясно. Неясно только одно – как завершить операцию? Правда, Серый предлагал использовать в этих целях какую-то очень крупную акцию, планируемую, по его мнению, «Билдингом». Эта акция, если подтвердятся догадки Серого5 потребует концентрации всех основных активных сил группы Сабира.

Заманчиво, конечно, провеете такую разовую дератизацию, захлопнуть крышку сундука, когда в него жадно заберется полакомиться сыром вся крысиная стая. Заманчиво, Но трудно и опасно, особенно для самого Серого. Тем более что основное свое задание он пока не выполнил.

И уже долго молчит…

«Котеш» из леса был хорошо виден. Я терпеливо за ним наблюдал, приглядывался, чтобы не напороться на неожиданность. Возле него уже стояли две чужие машины. И при мне подъехали еще две. Пора, а то опоздаю, самое интересное пропущу.

Иномарки гостей меня не беспокоили, в поле зрения их водителей я не попаду, тем более что они вели себя хорошо – дисциплинированно сидели в машинах, в кустики не бегали, и если выходили размять ноги, то от своих тачек не удалялись.

А вот Митрохин с Голубковым явно несли сторожевую вахту. Один гулял по дорожке, другой топтался у входа, изредка заворачивал за угол и поглядывал в сторону леса.

Смеркалось. Митрохина позвали в дом, и Голубков перестал показываться, – видимо, плотно осел на крыльце. В окнах зажегся свет, с крыльца донесся храп.

Я стал подбираться к дому. Последние метры, когда остались позади деревья, а впереди только открытое пространство, пришлось ползти. Не здорово, конечно: если меня увидят на брюхе – все, уже не выкрутишься. Удрать-то я смогу, да дело испорчу, опять же – Светлов расстроится. Но и ждать, пока позовут, мне нельзя. Я все время должен идти хотя бы на шаг впереди, чтобы мне, не догадываясь о том, диктовали те условия игры, которые я смогу использовать в своих интересах…

Все, я добрался до задней стены дома, поднялся на ном и прижался к ней. Ближайшее окно, как я и рассчитывал, было не заперто. Более того, под ним вверх дном стояла бочка, да не гулкая железная, а дубовая, устойчивая. Привет тебе!

Я сел на подоконник и разулся. Спустился на пол – хорошо бандюги строят, ни одна доска не скрипнула.

Поднялся через холл на второй этаж, беззвучно миновал кабинет Сабира, где проходило «заседание», и скользнул в соседнюю комнату. Она, как и холл, была еще не отделана, более того, в нее сложили остатки материалов – обрезки досок, куски пластика, рулоны обоев, чуть ли не строительный мусор. Но свет сюда уже подвели, даже была телефонная розетка. Свет-то мне сейчас вовсе ни к чему, а вот розетка может пригодиться.

Я подошел к окну, растворил его. Голоса из кабинета доносились слабо, неразборчиво, иногда их совсем заглушал шум ветра в деревьях, зван посуды, но суть разговора удалось уловить:

«…Котяра сообщает, что у нас где-то мент окопался… Депеши (нрзб.) шлет… Не художник ли этот, мать его (нрзб.)… Пусть Котяра узнает… Не может… не вхож куда надо… все перекрыто (нрзб.)… тоже готовятся… А этим (нрзб.) займитесь посильнее… Ваши проблемы… Нет, это наши проблемы… Уточняем – что берете?… Все, что будет… нужда крайняя… «Калаши», «макарки», патроны, гранаты, взрывчатка, жилеты, каски, все возьмем… большие дела начинаем… Цена… Цена хорошая… Все честно… Главное, чтобы взять это чужой рукой… На этом человеке все должно оборваться… в любом случае. Хоп! Есть такой человек (нрзб.)… Ему так и так – один финиш… Согласится – глаз (нрзб.) не спускать… Но Котяра пусть постарается… Обещай побольше…»

Внизу затопал по лестнице отоспавшийся Голубков. Я затворил окно, скользнул к двери и стал так, чтобы она прикрыла меня, если Голубков спросонок сюда сунется.

Но он деликатно постучал в дверь приемной и неделикатно спросил, видимо, внутреннюю охрану:

– Ну, скоро там наши парламентарии разберутся? Продрог уже. – И нагло соврал: – Спать хочется.

Я, как бабочка, не касаясь ступеней, спорхнул с лестницы и вылетел в окно, Короткими перебежками добрался до леса. И только в лесу, напоровшись пяткой на острый сучок, заметил, что до сих пор еще не обулся. Хорошо, что туфли там не оставил, им ведь мой размер известен, в милицию заявят, за ту самую бабушку…

Повезло мне отчаянно – не иначе Ларискин волшебный камешек помог. И больше всего в том, что подвернулся Сабиру «такой человек, которому так и так финиш». Это Серый, стало быть. Который, как дурак, первым не стреляет.

Ладно, с Серым все ясно. Я его знаю – не подведет. А вот кто такой Котяра? Клички с потолка не берутся, это известно, они обязательно привязаны к конкретным деталям либо биографии, либо внешности человека, да мало ли к чему. Но обязательно к чему-то.

Так что есть котяра?

Мартовский кот, бабник – годится.

Любитель потаскать рыбку из мутной водички – тем более.

Ворюга, охочий до сливок – вообще горячо.

Гнездышки разоряет, яички крадет – тоже неплохо.

Индивидуалист, сам по себе – это не пойдет, надо Киплинга знать.

Охотник на мышей. Мышей ловит. Мышелов – в точку!

Господи, как просто! И все на нем сходится. Только не путать с Поручиком. Этот никогда не предаст, проверенный в бою товарищ. Шкурку свою в угоду очередному хозяину не меняет.

Интересно, как оценит Светлов этот мой вклад в суровые будни вверенного ему управления? И что он сделает с Мышеловом? Или Мышеловым? Запутаешься с ними, стало быть…

На тринадцать часов, форма одежды – произвольная, г-н Сабиров пригласил меня к себе. Оказывается, свою недоделанную корчму они называют офисом. А ты. Серый, – все «котеш» да «котеш». И сами они никакие не ворюги и не бандиты, а коммерсанты и предприниматели. Деловые люди. Бизнесмены, стало быть.

И все у них почти как у людей. Ну, кроме, наверное, совести, чести и другой подобной ерунды, не из вечных ценностей. Тогда почему же я так их ненавижу? Ненавижу настолько, что совершенно не боюсь. Знаю, что в любую минуту, если понадобится, успею выхватить дедов «вальтер» и… – никаких моральных трудностей, как воду в туалете спустить.

Но Сабира я сейчас, поднимаясь на второй этаж «офиса», очень любил. За то, что не верит мне, за то, что выдвинул мою кандидатуру. За то, что не собирается оставлять меня в живых после выполнения его «задания» (стало быть, конспирация ослабнет, проговариваться при мне будут, мол, все равно – что разнюхает, далеко не унесет). За то, что он дает возможность посмотреть его кабинет.

Впрочем, совершенно обычный. Приемная, в которой за секретарским столом сидела Лариса – вся из себя деловая и сосредоточенная. Тамбурочек двухдверный – сказалась привычка к райкомовской атрибутике. Сам кабинет – тоже в ретросоветском стиле. Вдоль стены ряд стульев. Хороший сейф. К огромному письменному столу приставлен торцом еще больший, под зеленым сукном, – прямо для заседаний бюро райкома. Телефонный столик, заставленный разноцветными аппаратами. Может, и не все они подключены, но душу хозяина радуют. Не хватало только великого символа – правительственной «вертушки» и портрета вождя на стене. Тут, видно, Сабир растерялся, не определился еще, не смог решить – какого именно повесить над собой. Я бы ему посоветовал Ф. Э. Дзержинского или Ю. В. Андропова (но не генсека, естественно). Как-то больше по теме…

Когда я вошел, Сабир встал и, сделав приглашающий жест, направился в угол кабинета, где стоял журнальный столик – бутылка легкого вина и ваза с фруктами.

Мы сели, Сабир наполнил бокалы, я закурил.

– Что, дорогой, как переводы? Уже удалось?

Я поморщился:

– Не стоило и возиться. Все это старье, низкого качества, никаких шансов на спрос. Кто это вам подсунул?

Сабир развел руками:

– Всякие люди есть. Но забудем об этом…

– Не забудем, Сабир Каримович. Уверен, вы навели обо мне справки и знаете – я человек мстительный, жестокий, обид не прощаю. Вся эта липа – рустамовская с бабушкой и ваша с «ценными» бумагами, которые не годятся даже на…

Сабир поднял руку:

– Остановись, не говори лишнего. Давно понял – ты человек не простой. Работаешь четко. За тебя трех Рустамов отдам. Хочешь?

– Не хочу. Куда я их дену? И вообще… – Я выпил вино, отщипнул от кисти виноградину и встал. – Я так больше не играю. Салям!

– Сядь! Ты опять прав, давай играть так: ты выполняешь мое поручение, я дарю тебе много денег, свободу и жизнь.

– Не слишком ли щедро за одно поручение?

– Сейчас скажу, сам решишь. Мне поручили заказ. От солидной организации. На партию оружия. – Он спокойно, маленькими неторопливыми глотками отпивал вино в паузах. – Оно здесь, дорогой, совсем рядом. В воинской части. Ты его вывозишь. Как – твое дело. Я знаю – ты справишься. Сдаешь его нам. Берешь деньги и живешь дальше. Очень хорошо живешь. Где хочешь, там и живешь.

– Только-то? – Я направился к дверям. – Давай грузовики, сейчас привезу. Где сваливать, во дворе?…

– Боишься?

– Нет, – я покачал головой, – ~ Но этого я делать не буду,

– Почему?

– Не хочу,

– Моральные соображения? – улыбнулся (оскалился), спрятал веселые глаза между веками «соратник по партии, старений товарищ».

– Скорее политические, – улыбнулся и я. И подумал – сколько он еще будет меня уговаривать? Не переиграй. Серый. Операция без меня, конечно, не сорвется, но может принять неуправляемый характер, это опасно.

Сабир хорошо чувствовал партнера, но козырь придерживал.

– Повторяю: не сделаешь, будет очень плохо

– Выговор объявишь?

– Еще хуже.

– Из партии исключишь?

– Ларису Рустаму отдам. Прямо при тебе.

Я сжал в кулаке камешек. Не переиграй, Серый, Вернулся к столу, сел, налил полный бокал, выпил залпом, снова закурил. Выдержал паузу.

– Но мне нужно время. Неделя,

– Три дня, – поправил Сабир. – Больше нельзя, момент удобный. Часть передислоцируется. И люди ждут. Подумай, как будешь делать?

– Уже подумал. Знаю там одного хорошего паренька, первогодка, Его «деды» сильно обижают. Если их наказать, он все сделает. Совсем дошел парень.

Сабир опять прищурился в улыбке:

– Скажи Рустаму, он сделает. А с парнем что? Потом? Оставлять нельзя.

– Почему?

– Подумай.

– Подумаю.

– Ты неглупый. Я тобой доволен. И ты будешь рад. Лариса горячо любить будет. Чем больше денег, тем горячей любовь. Хоп?

– Хоп! – Я.сунул в карман банан и вышел в приемную.

Серый вышел в приемную. Лариса, вытянувшись в струнку, поправляла штору на окне.

– Это чья же такая славная фигурка? – спросил Серый,

– Моя, – гордо согласилась Лариса. – И больше никовойная. Ты что сияешь? Зарплату получил?

– Премию, – и Серый отдал ей банан, украденный у Сабира.

В эту горячую и тревожную пору отмочил шуточку Гридин. Явился в РУВД с повинной, практично захватив с собой в толстом мятом портфеле некоторые бумаги, изобличающие его как расхитителя, туалетные принадлежности, табачок и пижаму в розовых цветочках, к которой приучила его Лариска.

В «собственноручном» заявлении, обдуманном и предельно искреннем, Гридин указал побудительные причины, толкнувшие его как на сознательные, так и вынужденные преступные действия, выразил «искреннее раскаяние и готовность оказать всяческую помощь правоохранительным органам в разоблачении сообщников, потерявших всяческую совесть».

«Что я сделал, – писал дальше Гридин, – в чем виноват, что нарушил для блага людей, за то отвечу полной мерой по закону. Но быть пособником матерых преступных волков больше не желаю».

Далее он сообщал важные сведения о деятельности этих волков, существенно дополняющие общую картину следствия. Конечно, Гридин не был глубоко посвящен в махинации и другие дела, которыми занимались люди Сабира, – его использовали как прикрытие, но о многом он догадывался.

Особо обращал внимание Гридин в своем заявлении на нового члена «бандитского формирования» Сергеева. «Парень он хороший, не до конца испорченный, нужно его вовремя остановить, пока он не замарал себя и не увяз окончательно в болоте преступности».

И в заключение Гридин просил строго наказать его, «чтоб другим дать хороший урок на моем примере и чтоб им неповадно было хозяйствовать таким неправильным манером».

О Ларисе в заявлении не было ни слова.

Своим покаянием Гридин, однако, поставил опергруппу в сложное положение. Задержать и арестовать его – значит рискнуть всей предварительной работой, тотчас же лягушки брызнут во все стороны. Подписка о невыезде как мера пресечения тоже не годилась.

Поэтому прямо из райотдела Гридин, по распоряжению областной администрации, отправился в командировку-(благо портфель уже был собран) и в скором времени пересекал границу с дружественной Беларусью, где намеревался изучить передовой опыт местных «бульбоводов».

Около полуночи Серый начал собираться. Взял фонарик, отмычки, отвертку, нож.

Садясь в машину, он сразу почувствовал, что кто-то посторонний здесь побывал. «Ну и напрасно. Во-первых, не там ищете, а во-вторых, ничего не найдете. Честному человеку нечего прятать, стало быть».

Настроение у него было отличное, он включил приемник, покачивал головой в такт музыке, поглядывал в заднее зеркальце.

В небе сияла полная луна (нигде больше такой нет, только в городе детства), близился конец операции. «Выпью тогда с Максимычем, заберу Поручика, отдохну немного и снова женюсь», – мечтал Серый, поглядывая в зеркальце.

Вот и они, провожатые. Сколько же с ними пустых хлопот! Даже сейчас приходится ехать совсем не в ту сторону, куда ему надо.

Серый свернул под указатель «Колхоз «Пахарь» и поехал к воинской части. Провожатые, посветив ему вслед фарами, успокоились. На всякий случай он все-таки не вернулся той же дорогой, а выскочил на шоссе южнее и поехал обратно. Так и есть, у поворота на «Пахарь», приткнувшись к обочине, дежурила «шестерка». Митрохин с Голубковым, не иначе. На него не обратили, естественно, никакого внимания – не с того края едет.

У поста ГАИ Серый остановился, ненадолго зашел в будку. Поговорил по телефону. Потом с инспектором. И поехал дальше. А инспектор вышел на шоссе – и теперь «шестерка» с известным ему номером раньше срока мимо него не пройдет.

До Выселок Серый не доехал с километр-полтора, загнал машину в кустарник и дальше пошел пешком.

Ночь была ясная, лежали на земле тени деревьев, над головой они сонно шелестели еще не опавшей сухой листвой. А палый лист шуршал под ногами. И славно так пахло началом осени…

Луна освещала заднюю сторону сабировского «офиса». Фасад был в тени. Окна во всем доме – черные. Тишина.

Серый долго осматривался, выжидал. Ни шороха кругом, ни звука в доме.

Он поднялся на крыльцо, достал отмычки. Дверь тихо отворилась. Прислушался. Шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.

Лунный свет из окон квадратами лежал на полу. Мягко стучали настенные часы.

Серый поднялся наверх, рассчитывая каждый шаг.

Дверь в угловую комнату – рабочий кабинет Сабира. Она была не заперта, и Серый знал – по чьей «оплошности». Он пересек приемную, полную лунного света – можно было и не брать фонарик, – остановился перед тамбуром, поковырял в замке – эта дверь тоже послушно и беззвучно отворилась.

Серый постоял на пороге, прислушался, разулся – вполне вероятно, что как раз под ним, в нижней комнате, добротно похрапывает Сабир или еще кто-нибудь из его команды.

Кабинет тоже был обильно залит луной. И, может быть, из-за этого Серому казалось, что кто-то внимательно, настороженно и враждебно наблюдает за ним.

Он обошел стол и опустился на пол около телефонной розетки. Положил рядом носовой платок, чтобы не стукнула ненароком отвертка, вскрыл розетку, отсоединил один проводок – аппарат на столе коротко звякнул, подсоединил то, что ему нужно, и поставил крышку розетки на место…

Задумку Серого в общем-то одобрили. Ну, не то чтобы одобрили – вариантов других все равно не имелось, – а были вынуждены принять ее за основу.

Суть ее была проста: Серый выводит машины с оружием, и в момент его перегрузки в транспорт Сабира вся его группа блокируется значительными силами. Задержание фактически с поличным. Ну а дальше – полная раскрутка по имеющимся материалам следствия.

Слабые места, как и в любом плане, здесь, конечно, были. Особенно в том, что касалось личной безопасности Серого. В то же время его непосредственное участие в акции Сабира давало возможность контролировать и, если потребуется, корректировать ее ход.

Правда, никто не догадывался, что у Сабира были свои соображения на этот счет и свои планы.

Теперь пора подумать и о себе. Я свернул на Никольскую и остановился напротив бывшей гостиницы, которую новые владельцы перестраивали то ли в «шоп», то ли в «супермаркет». Мне пора было забрать у Максимыча пистолет, свой жидкий арсенал я хранил в его подвале. Думаю, для Максимыча это не было секретом.