Текст книги "Псих против мафии"

Автор книги: Валерий Ильичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Тон, каким были произнесены последние слова, не понравился Ильину. Но случай представлялся благоприятный, и он решил им воспользоваться. Быстро поднявшись на мансарду, Ильин мгновенно выставил из гнезда шпингалет и чуть приоткрыл окно. Путь Губину был открыт.

Он не спеша спустился вниз. "Невеста" уже накрыла стол. И когда только успела? Разносолов не было, но свежие помидоры и огурцы, разложенные вокруг колбасы, радовали глаз. Правда, внушал подозрение графинчик с настойкой. Но ведь можно отведать напиток только после неё или открыть бутылку вина, предусмотрительно захваченную с собой. И Ильин вытащил из сумки вино, упаковку сыра и банку лосося. Женщина бросила на него настороженный взгляд:

– Давайте ваши припасы уберем в холодильник, в следующий раз будем пировать за ваш счет, а сегодня угощаю я.

Помня совет Кондратова не перечить ей, Ильин согласился: "В конце концов, я здесь затем, чтобы создать хозяйке все условия для нападения".

Уловив донесшееся сверху поскрипывание раскрываемого окна, Ильин громко заговорил, отвлекая внимание хозяйки:

– Да, действительно, дача у вас чудесная. Я был в мансарде. Какой замечательный вид открывается сверху на пруд и лес.

– О да, – оживилась Муравская, – в доме три комнаты, не считая мансарды, да ещё во дворе кухня и баня. Отдельно душ и туалет. Но мы ещё успеем осмотреть все это вместе с вами.

"Вот так новость! А вдруг она захочет расправиться со мной, к примеру, в бане, тогда рассчитывать можно будет только на собственные силы", – обеспокоился Ильин.

Муравская налила настойки ему и себе. Произнесла тост за судьбу, которая их свела, и опорожнила рюмку. Чуть задержавшись, Ильин последовал её примеру и прислушался к своим ощущениям: вроде бы ничего страшного. Обедали недолго. Ильин произнес тост за хозяйку, такую же прелестную, как и её дача, а Галина Сергееевна, снова наполнив рюмки, многозначительно произнесла:

– За успех того дела, ради которого мы сюда приехали.

Зная об истинной цели этой опасной женщины, Ильин внутренне содрогнулся.

От выпитой настойки и плохо скрываемого волнения она раскраснелась, глаза возбужденно блестели. Ильин интуитивно почувствовал приближение развязки.

Встав из-за стола, Муравская с некоторой торжественностью в голосе сказала:

– Ну, а теперь займемся оценкой моей дачи.

– Зачем? Я же не собираюсь её покупать.

– Но вы должны знать, чем будете владеть в случае моей смерти.

– Такой цветущей женщине рано думать о смерти.

– Я-то как раз и не думаю. Но давайте приступим к делу.

"Вот оно, начинается". У Ильина холодок пробежал по телу.

– Оценивать будем все по отдельности. – Муравская подошла к старому комоду и, достав тонкую тетрадь, раскрыла её. Ильин, заглянув через её плечо, увидел аккуратно расчерченную таблицу. В разлинованных графах слева были обозначены комнаты, хозяйственные постройки, погреба. Справа стояли цифры, видимо, цены, назначенные предыдущими претендентами. Заполненных колонок было не три, а четыре. Для Ильина это явилось неожиданностью: оказывается, здесь побывало до него не трое, а четверо женихов.

Муравская, взяв карандаш, объявила, словно на аукционе:

– Гостиная на первом этаже!

Ильин назвал явно завышенную цену. Продолжая перечислять свои владения и записывать называемые женихом цифры, женщина удовлетворенно улыбалась, не то одобряя эти цифры, не то радуясь, что не ошиблась в новом претенденте.

Закончив с комнатами, хозяйка предложила осмотреть хозяйственные постройки. И тут Ильин догадался подсмотреть последнюю графу в таблице: напротив записи "кухонная постройка" никаких цифр не было.

"Теперь все ясно: именно там произойдет нападение. – И, проверяя свою догадку, Ильин спросил:

– Сейчас пойдем на кухню?

– Нет, осмотрим сначала сарай и баню, а кухню в последнюю очередь.

– А почему кухню в последнюю очередь?

– Во-первых, потому, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а следовательно, через кухню, а во-вторых, мне так хочется.

– Ну что же, пусть кухня будет последней!

Эту фразу Ильин произнес громко, чтобы там, наверху, Губин её услышал и понял, где должны развернуться главные события.

Выйдя из дома, Муравская попросила его немного подождать, сославшись на то, что ей надо взять фонарь для дальнейшего осмотра, и на несколько минут скрылась в кухонной пристройке.

"Значит, я не ошибся, все должно произойти в кухне, – уверился Ильин. – Сумеет ли сориентироваться Губин?"

– Вы устали? – заметив некоторую его рассеянность, озабоченно спросила хозяйка. – Ну ничего, скоро ваши мучения кончатся. Теперь осталась только кухня.

Перед тем как войти в низкую дверь кухонной постройки, он оглянулся в надежде увидеть Губина или других сотрудников из прикрытия, но никого не было.

"Медлить больше нельзя", – подумал Ильин и решительно шагнул в полумрак помещения. Его внимание приковала огромная кастрюля с кипящей водой на газовой плите. Пар заполнил все помещение.

Галина Сергеевна, проследив за его взглядом, объяснила:

– Это для мытья посуды. И кроме того, для нас. Не можем же мы лечь в первый раз в постель, не помывшись как следует.

И она, чуть прикрыв глаза, словно в любовной истоме, шагнула к нему. Ее лицо было совсем рядом, и губы приглашали к поцелую. Ильин купился на этот отвлекающий маневр и, на какой-то миг забыв о кипящей кастрюле, потянулся к Галине Сергеевне. И тут же взвыл от боли: струя из газового баллончика обожгла глаза. Ильин бросился на пол и откатился к двери, навалившись на неё спиной и пытаясь открыть. Но с ужасом вспомнил, что дверь открывается вовнутрь. Он свернулся калачиком и прикрыл голову локтями: сейчас она плеснет в него кипятком!

Но в это мгновение послышался звон разбитого стекла, звук покатившейся по полу кастрюли, рычание и ругательства и, наконец, истошный женский крик: "Убивают!"

Распахнулась дверь, ударив его по спине, и сотрудники милиции ворвались в помещение.

Ильина подхватили под руки и вывели на улицу. Муравская продолжала кричать. И вдруг затихла. Ильин услышал голос Кондратова:

– Ну вот, все уже позади. Врачи сделали Муравской успокаивающий укол. Я вызвал их на случай, если тебе понадобится помощь. Сейчас они перевяжут руку Губину и займутся тобой. С глазами все будет в порядке, не волнуйся.

Где-то рядом продолжал материться Губин, которому, как догадался Ильин, медики обрабатывали обваренную руку. Эта брань была для его ушей как музыка.

Через два дня Ильин сидел у Кондратова в кабинете. Губин стоял у окна и, словно ребенок куклу, укачивал свою забинтованную руку. Кондратов рассказывал им о законченном уже деле.

Врачи после нескольких бесед поставили Муравской почти окончательный диагноз: шизофрения. В её доме нашли статью из одной популярной газеты с описанием похождений брачного афериста, обкрадывавшего, а при удобном случае и убивавшего доверчивых женщин. Эта заметка сильно её расстроила и напугала. Прочитав о подобных случаях и в других газетах, Галина Сергеевна решила принять меры и, выявляя негодяев-мошенников, уничтожать их физически. С этой целью она стала помещать брачные объявления в периодических изданиях. Каждого жениха тщательно проверяла. Больное воображение подсказывало: если очередной жених, напуганный нелюбезным приемом, уходил, значит, он честный человек, если же, несмотря ни на что, оставался и изъявлял желание ехать на дачу, то, безусловно, мошенник, задумавший злое дело.

Таким образом, согласившись поехать на дачу, чтобы оценить её, очередной претендент фактически подписывал себе смертный приговор. А Курин, сначала сбежавший от нее, позже, на свою беду, решил, что обустроенная дача в ближнем Подмосковье все же лучше, чем дом в Тульской области. И вернулся к варианту с Муравской. На свою погибель.

– Всех четверых женихов-неудачников мы вытащили из пруда рядом с дачей Муравской. Каждый раз она действовала, как и в случае с тобой: ослепляла мужчину струей из баллончика, тут же обваривала кипятком, а затем добивала молотком по голове. Ночью отвозила труп к пруду на хозяйственной тележке. Все трупы с привязанными к шее камнями были утоплены рядом с берегом. Пруд этот давно превратился в болото, и в нем никто не купался. Так что ты, Ильин, чудом избежал исполнения приговора, вынесенного тебе Муравской.

Между прочим, она не устает нас благодарить за чудесное спасение, так как считает Губина твоим сообщником, желающим её убить и завладеть дачей. О совершенных преступлениях рассказывает спокойно, даже буднично, со всеми подробностями. Откровенно гордится найденным ею способом избавления общества и слабых женщин от гнусных стяжателей, способных на все ради завладения чужой собственностью, и искренне убеждена, что поступала справедливо. О наличии четвертой жертвы мы и не подозревали: никто не заявил об исчезновении одинокого холостяка.

Ну что, ребята, вот мы и раскрутили ещё одно крупное дело. Так что можем три дня гулять. Начальство разрешило. Конечно, премия была бы лучше. Но хоть отоспимся, отдохнем.

Однако отдыхать им долго не пришлось. Уже вечером следующего дня домой Ильину позвонил Кондратов и сообщил:

– Все, Ильин, кончай ночевать, как говорят в армии, сюрприз нам Парамонов преподнес, в бега ушел.

– Да ты что? Он ведь совсем на супермена не похож. Как ему удалось?

– Да он за компанию ноги сделал. Рецидивист Толик Ручеек сбежал и Парамонова с собою прихватил.

– Ну что, мне прямо сейчас приезжать?

– Да нет, пусть те, кто его упустил, на ночь глядя бегают, только ты ничего не планируй на утро. Начальство приказало искать Парамонова. Твой Карпов в курсе и дал добро. Беглец – человек опасный, и его надо побыстрее изолировать, а то как бы не натворил новых "убойных дел".

Положив трубку, Ильин стал ломать голову: как же такое могло произойти? И лишь наутро узнал детали чрезвычайного происшествия.

Незадолго до этого злосчастного дня следователь Тихонов сидел в своем кабинете и, отпечатав постановление о направлении арестованного Парамонова на судебно-психиатрическую экспертизу, заколебался в правильности принятого решения. С одной стороны, все как будто обоснованно и логично: Парамонов стрелял в своих обидчиков из чувства мести. Но есть все-таки сомнения в психическом здоровье субъекта, совершившего убийство, скажем, из-за мелочной ссоры. По крайней мере в трех случаях из пяти он поступал именно так, движимый исключительно ненавистью. И вряд ли суд вынесет ему приговор без заключения специалистов-психиатров.

К тому же Кондратов сообщил, что, по полученным агентурным данным, братва вынесла этому Парамонову смертный приговор и за убийство Журавлева, и за безвинную гибель Сивого, и за нелепую попытку поссорить криминальные группировки, застрелив любвеобильного коммерсанта.

"Отправив Парамонова на судебно-психиатрическую экспертизу, я, пожалуй, лишь оттяну исполнение смертного приговора, вынесенного ему мафией. В следственном изоляторе срок его жизни будет исчисляться даже не днями, а часами, ну, а в институте имени Сербского он какое-то время ещё проживет".

Тихонов взял авторучку и, приняв окончательное решение, расписался на бланке.

Парамонова перевозили из следственного изолятора в крытой машине вместе с худым жилистым парнем, с резкими движениями хорошо тренированного тела. Обильные наколки на руках свидетельствовали о том, что парень, несмотря на молодой возраст, уже не раз был судим.

Парамонов сел на жесткое сиденье напротив парня и, поймав на себе его колючий взгляд, не выдержал и отвернулся.

В голове мелькнула мысль: "И чего психует? Ведь не в суд же везут, а на экспертизу. Впрочем, это не мое дело. Странно, почему нас не сковали наручниками? Хотя их здесь трое с автоматами. Но все равно странно. Может быть, просто забыли?!"

И тут, словно угадав его мысли, один из конвойных достал наручники, и, велев Парамонову пересесть к рецидивисту, сковал его правую руку с левой рукой товарища по несчастью.

– Так оно вернее! – Старшина остался доволен собственной бдительностью. Зато рецидивисту это явно не понравилось, и он, сорвав зло на Парамонове, оттолкнул его так, что тот прижался к самому краю перегородки, отделяющей кабину водителя.

Машина тронулась. На поворотах Парамонова бросало из стороны в сторону, и как только он приближался к рецидивисту, тот локтем отшвыривал его от себя. Парамонов не прислушивался к разговору конвойных между собой. А зря! Разговор сыграл немалую роль в его дальнейшей судьбе. Речь шла о какой-то важной посылке, которую до зарезу надо захватить на улице Веснина по пути в институт Сербского. Старшина с горячностью объяснял:

– Остановимся там на пару минут. Я мигом сбегаю на третий этаж, возьму ящик и вниз. И пары минут не понадобится. Сдадим этих двух типов и рванем на Киевский вокзал, чтобы успеть к отходу поезда. Знакомый проводник обещал взять посылку. Там у меня продукты для жены и детей, они гостят в деревне у тещи. Все скоропортящееся, и поэтому надо отправить сегодня же. Ну что вам стоит, ребята?! С водителем я договорился. Он тормознет возле моего дома.

– Ну ладно, дело житейское. Главное, чтобы начальство не узнало, а то нам несдобровать, – нехотя согласился пожилой конвоир.

Парамонов просто физически ощутил, как напрягся рецидивист, и с недоумением посмотрел на конвоиров: "Неужели они ничего не заметили?"

Машина резко затормозила и остановилась. Дверца открылась, и водитель спросил:

– Ну что решили, Василий? Сбегаешь?

Пожилой кивнул:

– Пусть идет.

– Спасибо, командир. – Старшина легко спрыгнул на землю и, перекинув через плечо дулом вниз автомат, скрылся в подъезде. Водитель не стал закрывать дверь автозака, обошел машину и исчез из виду.

Тут рецидивист мощными ударами ног "вырубил" оставшихся в машине двух конвоиров, и оба оказались на полу. Один, с разбитым в кровь лицом, попытался приподняться, но преступник нанес резкий рубящий удар ребром ладони по его затылку, и тот затих.

Казалось, у этого жилистого парня нет нервов. Он спокойно вытащил из кармана конвоира ключи от наручников, сбросил их и, соскочив на землю, спрятался за машину. Отшвырнув ногой лежавшие на полу наручники, Парамонов устремился за ним и только успел увидеть, как рецидивист добивает зазевавшегося водителя. Тут Парамонов испугался, что сейчас этот владеющий в совершенстве приемами каратэ парень примется за него и поломает ему кости, чтобы избавиться от ненужного свидетеля. Подгоняемый страхом, Парамонов бросился прочь из маленького дворика. И, лишь добежав до угла переулка, оглянулся. В этот момент рецидивист как раз залезал в "Жигули" седьмой модели. Машина рванула с места и скрылась из вида.

"Похоже, побег был заранее спланирован и автомобиль с сообщниками рецидивиста следовал за автозаком все время, ожидая, когда дружку удастся сбежать", – мелькнула у Парамонова догадка. В этот момент из дворика выскочил конвойный, ходивший за посылкой. Он держал автомат наготове, и Парамонов помчался прочь. Заметив его, конвойный бросился следом.

"Пожалуй, не успею уйти. Если все подстроено и уцелевший конвойный знал о побеге, то он меня сейчас пристрелит, чтобы хоть частично реабилитироваться".

И тут из боковой улочки с грохотом вынырнул грузовик. Как когда-то в детстве, Парамонов изловчился, догнал ехавшую на не очень высокой скорости по узкому переулку машину и, ухватившись за задний борт, из последних сил подтянулся и с трудом перекинул тело в кузов. Там, на его счастье, никого не было. Отдышавшись, Парамонов заглянул в щелку в заднем борту машины и на повороте успел увидеть конвойного. Тот метался по переулку, выскочив на проезжую часть с автоматом, в поисках неизвестно куда девшегося преступника.

Грузовик свернул на Садовое кольцо, миновав Зубовскую площадь, и, не доезжая до Крымского моста, затормозил перед светофором. Воспользовавшись этим, Парамонов выпрыгнул из грузовика и, лавируя среди начавших двигаться машин, вызывая гнев нервных автолюбителей, выбрался на тротуар. Он направился к метро, но тут вспомнил, что у него в кармане нет ни гроша.

"Значит, первое, что надо сделать, – это достать деньги", – решил Парамонов.

О том, что будет потом, когда пройдет эйфория первых минут неожиданно обретенной свободы, сейчас не хотелось думать.

Он осознавал лишь одно: вынесение ему приговора откладывается.

VII

Продолжение следует – А побег этот, похоже, был хорошо организован. И подозреваем мы того конвоира, который заезжал за посылкой. Все на это указывает. Ведь машина с бандитами неотступно следовала за автозаком, ожидая, когда развернутся события возле дома конвоира. Наверняка были у них и запасные варианты освобождения Ручейка из-под стражи. – Кондратов немного помолчал и добавил: – Что-то я подозрительным стал в последние годы. Даже следователю не доверяю, который Ручейка на экспертизу направил. И не важно, что тот "косить" начал, во всем винить инопланетян, приказавших ему совершать преступления. Ясно, что все это туфта. Просто Ручейку надо было, чтобы его в институт Сербского повезли. Вот побег и удался. Только попробуй докажи, что следователь по их указке действовал. Он – лицо процессуально независимое. Что хочет, то и делает.

– Что-нибудь известно о машине, которая увезла Ручейка после побега?

– Нет, конвоир, ходивший за посылкой, утверждает, что те "Жигули" вообще не видел. Но нам удалось выявить двух свидетельниц, выглянувших в окно на шум во дворе и видевших, как Ручеек садился в поджидавшую его машину.

– Ну, а почему тогда конвоир врет, что "Жигули" не видел?

– Да говорю же, замешан он, а машина, скорее всего, не угнанная, кому-то из преступников лично принадлежит. Теперь многое будет зависеть от показаний Парамонова, когда разыщем его. Скорее всего, он эту машину видел. Может быть, и номер запомнил.

– Слушай, а ведь это понимает и братва. Значит, не только мы его искать будем.

– Да, скорее всего, они должны были его ликвидировать ещё за старые дела, и в первую очередь за убийство химика Журавлева – изготовителя нового синтетического наркотика. Ну, теперь будут искать с удвоенной силой.

– Ну, а Ручейка тоже мы искать будем?

– Нет уж, его пусть ребята из Управления по борьбе с организованной преступностью ищут. Они и все его связи знают, и адреса, где он может появиться. А мы с тобой должны заняться Парамоновым Павлом Георгиевичем. Он дворами оттуда убежал либо на проезжавшем мимо грузовике скрылся. Преследовавший его конвоир точно сказать не может. Только сдается мне, от Парамонова они планировали избавиться ещё там, на месте, прикончив при попытке к бегству. Не нужен им свидетель побега, да и за старые "убойные дела" братва жаждет его крови. Есть у меня такие данные. К тому же убийство его при попытке к бегству могло смягчить вину уцелевшего конвоира и послужить ему оправданием. Так что теперь и они его ищут, и у нас с ними как бы негласное соревнование.

– Ну, а где его искать, есть какие-нибудь наметки?

– Пока маловато. Дачи у него нет. Знакомых женщин, я имею в виду постоянных, всего две. И то с одной из них, последней, он расстался с полгода назад. Ни с кем из сослуживцев на предприятии, откуда уволился более месяца назад, близко не сходился. Так что, кроме домашнего адреса, мы ничего не имеем.

– Ну что же, тогда с него давай и начнем. Пусть следователь Тихонов выпишет постановление о повторном обыске. Покопаемся в его бумагах, записных книжках, фотоальбомах. Может быть, и выйдем на какую-нибудь старую связь, где он может скрываться.

– Что же, мысль верная. Первый обыск мы проводили формально: дело-то в общем ясное. Значит, есть смысл съездить туда ещё раз.

Сыщики отправились по уже знакомому адресу. Подойдя к дверям квартиры Парамонова, Кондратов с Ильиным обнаружили, что бумажная лента с печатями, наклеенная следователем на дверь после обыска, сорвана. Это настораживало, впрочем, сорвать её из озорства могли и подростки. Пригласив супружескую пару стариков-пенсионеров из соседней квартиры в качестве понятых, они открыли дверь и вошли в квартиру.

– Похоже, нас уже кто-то опередил, побывал здесь.

– Книги по-прежнему лежали в шкафу, а не валялись на полу в беспорядке. Если это был сам Парамонов, то наверняка приходил за деньгами, которые, скорее всего, держал в томиках Чейза.

– А как он мог сюда попасть без ключей?

Тут вмешалась старушка-понятая:

– Вы у Марии Евгеньевны спросите. Она вчера вечером во дворе на скамеечке сидела, рассказывала, что Парамонова отпустили. Он невиновным оказался, а ключи, когда его освобождали, отдать забыли. Вот она ему и позволила перелезть через её балкон на его. А там он уже через форточку попал к себе в квартиру.

– А разве милиция вчера сюда не приезжала?

– Приезжала, как не приезжать. Постучали, позвонили ему в квартиру. Никто не отозвался, они и ушли.

"Да, ребята из местного отделения милиции не перетрудились, выполняя задание по проверке его квартиры, – подумал Ильин, – хотя никто и мысли не допускал, что он здесь появится, зная, что по этому адресу его будут искать в первую очередь. Но именно такую возможность следовало предусмотреть прежде всего, поскольку Парамонов не имел денег и ему не у кого было их взять. Плохо, конечно, когда нет денег, но ещё хуже, когда нет друзей, к которым можно обратиться в трудную минуту. А у одинокого и озлобленного Парамонова не было ни того, ни другого. Вот он и рискнул прийти к себе домой за деньгами и одеждой".

Кондратов ни минуты в этом не сомневался.

Действительно, так оно и было. Войдя в вестибюль метро "Парк культуры", Парамонов решительно направился к кассам и обратился к женщине средних лет, отошедшей от окошечка с несколькими жетонами в руке.

– Простите за беспокойство. Но у меня вытащили в троллейбусе кошелек. Не выручите меня жетоном, а то не могу добраться до дома? Заранее благодарю.

Парамонов прибег к испытанному приему студентов, промышляющих таким образом у касс метро. Только студенты, накопив жетоны, тут же сдавали их в окошечко кассирше, делясь с ней выручкой, а Парамонов, получив из рук добросердечной дамы жетон, кинулся к турникету и, благополучно миновав кровожадные челюсти готовой захлопнуться преграды, помчался вниз по эскалатору. Надо было попасть в квартиру до того, как милиция спохватится и устроит там засаду.

"Пожалуй, ещё часик они будут раскачиваться. А мне тут ехать всего тридцать минут без пересадок. Авось успею".

Добравшись до дома, он быстро юркнул в подъезд.

"Хорошо еще, что из-за жары старушки пока не заняли своих привычных мест на лавочке у подъезда".

Взбежав по лестнице, Парамонов остановился перед дверью, опечатанной листком с печатью, и тут вспомнил, что у него нет ключей. Но замешательство длилось всего доли секунды: "Не может же меня, беглого преступника, остановить жалкий листок, пусть даже и с печатью грозного учреждения".

Он уже хотел вышибить дверь, но в последний момент подумал, что шум привлечет внимание. И тут на память ему пришел случай, когда примерно полгода назад он пошел выносить мусор, а дверь захлопнулась и пришлось возвращаться домой через соседний балкон. С замиранием сердца Парамонов позвонил в соседнюю дверь. На его счастье, старушка Марья Евгеньевна открыла дверь, и он, на ходу объясняя, что его освободили из тюрьмы как невиновного, но забыли вернуть ключи, вошел в квартиру. Благодушная старушка поверила Парамонову. Он перелез через железную ограду и завис над грозной высотой. Боясь смотреть вниз, сделал какой только мог широкий шаг над пропастью и поставил ногу на узкий каменный уступ перед металлическими прутьями на своем балконе. Чувствуя, как замерло от страха сердце, резко оттолкнувшись, ухватился за спасительные железные перила и, с усилием перекинув через них тело, оказался на своем балконе. Фрамуга, к счастью, оставалась все это время открытой и была достаточно широкой. Встав на наружный подоконник, Парамонов сумел в неё пролезть и медленно соскользнул на пол. Он сразу бросился к книжному шкафу. Толстые тома собраний сочинений полетели вниз. Во втором ряду стояла книга о вкусной и здоровой пище, в которую он и спрятал отложенные на "черный" день пятьсот долларов. Схватив их, он достал из другого шкафа куртку, переобул ботинки, побросал в спортивную сумку кое-какие вещи и направился к двери. Тут он вспомнил, что у него нет никакого оружия, вернулся на кухню, достал из ящика стола нож с коротким острым лезвием из отличной стали, который с легкостью резал мелкие кости. Нажав на рычажок внизу рукоятки, он закрыл лезвие и положил нож в карман, сразу почувствовав себя намного увереннее, словно этот небольшой металлический предмет мог помочь ему отбиться от вооруженных милиционеров или бандитов.

Открыв дверь изнутри, он услышал характерный звук разрываемой бумаги, наклеенной на косяк двери. И почувствовал удовлетворение от проявленного столь явно пренебрежения к представителям закона.

"Мне теперь можно все, – не без гордости подумал он. – Я – беглый преступник и могу не считаться с глупыми, написанными слабыми и хитроумными людишками правилами и законами, обязательными для исполнения".

Эта мысль вселила в него горделивую уверенность, что все у него теперь будет хорошо. Сбежав вниз, Парамонов выскочил из подъезда, воровато озираясь. Убедившись, что все спокойно, он быстро пересек двор и, отойдя метров двести, вздохнул с облегчением: его не схватили, и у него теперь имелись деньги, хотя бы на первое время пребывания на свободе.

Отправившись прямо в сберкассу, он из-за отсутствия паспорта вынужден был продать доллары случайному покупателю, значительно продешевив.

Пока все было прекрасно. Обрадованный Парамонов пошел прочь от сберкассы и внезапно остановился, ясно осознав, что не знает, куда идти и что делать дальше.

Увидев неподалеку небольшой скверик, он зашел в него и сел на скамейку. "И зачем мне эта свобода? Что мне теперь с нею делать? Нет дома, нет крыши над головой, нет друзей, нет любимой женщины. Ничего нет. И самое страшное, что ничего уже не будет. Не б-у-д-е-т". Последнее слово он произнес вслух, нараспев, и заметил, как удивленно на него оглянулись играющие рядом дети, строившие из песка замок. Глядя на их невинные забавы, Парамонов попробовал вспомнить себя вот таким же несмышленым ребенком, но почему-то не смог.

"Да и был ли я таким когда-нибудь? А что станет потом, через много лет, с этими малышами, которые сейчас так испуганно смотрят на меня? Кто из них будет счастлив, а кто нет? Да разве угадаешь это по их нежным симпатичным мордашкам?"

Внезапно его двойник взвился вверх и теперь смотрел на него с насмешкой и презрением. Жалкий усталый старик с затравленным взглядом и опущенными плечами.

Он не знал, что делать дальше, и это больше всего его тревожило.

"Уехать в другой город? Так я и здесь совершенно одинок: ни родственников, ни друзей. Есть правда тетушка, но где-то в Тамбове. Лет семь не виделись. Да и муж её меня всегда недолюбливал. Что я там не видел?!" "Мальчик едет в Тамбов", – некстати всплыл в памяти припев модной песенки. "Как ни крути, а деваться некуда. И зачем тогда я бежал? Внезапно появившаяся мысль обожгла его: – А ведь живут ещё на свете мои обидчики. И немало. Вот пусть теперь кровью и умоются".

Он резко поднялся, почувствовав прилив сил и энергии. У него снова появилась цель. И он готов был действовать, теперь уже твердо зная, зачем судьба позаботилась об его освобождении. Его двойник стал смотреть на него совсем по-другому. Презрение и жалость уступили место уважению, даже восхищению. И эта незримая поддержка радовала душу: враги заслужили возмездие, и он их покарает.

Усилием воли он заставил двойника, отделившегося было от него и попытавшегося зажить самостоятельной жизнью, вернуться на место. И, воссоединившись с ним, почувствовал себя гораздо сильнее, к нему вернулась прежняя холодная расчетливость.

"Итак, что мне нужно в первую очередь? Оружие? Пожалуй, нет. Это потом. Сейчас надо найти крышу над головой, хотя бы на короткий срок. А потом уже думать об остальном. Но куда и к кому идти?" Он стал перебирать в памяти всех, с кем когда-либо доводилось встречаться, начиная со школьных лет.

Перед ним, как в старом документальном фильме, мелькали давно забытые лица, какие-то эпизоды. Не яркие, нет, будничные, обыденные, но почему-то запомнившиеся.

От школьных времен, таких беззаботных, он перешел к институтским и тут вспомнил Константина Стеблова, с которым месяца два назад случайно встретился возле большого дома на Кутузовском проспекте. Они не виделись более двух десятков лет и, хотя никогда не были особенно близки, обрадовались встрече. С удовольствием повспоминали забавные случаи из студенческой жизни, пообсуждали однокурсников, о жизни которых что-то знали. Прощаясь, Костя, улыбаясь во все свое круглое лицо, пригласил Парамонова забежать как-нибудь к нему в гости и, указав на подъезд, возле которого они встретились, назвал адрес и сказал, что живет на третьем этаже.

"Номер квартиры я, конечно, не помню, но дом и подъезд найду. А этот Стеблов всегда был не от мира сего: слишком уж добрый для нашего жестокого общества. А что, если заехать к нему? Может, и приютит на ночь. Сошлюсь на пожар, протечку или что-нибудь ещё придумаю. А там видно будет".

И, следуя внезапно принятому решению, Парамонов ближе к вечеру поехал на Кутузовский проспект.

По пути к институтскому товарищу он придумал неплохой повод своего внезапного появления. "Должно сработать", – решил он, довольный собой.

Нужную квартиру удалось найти довольно легко: позвонив в первую же дверь на третьем этаже, он узнал, где живет Стеблов. Ему повезло: Стеблов как раз перед его появлением возвратился домой с работы. Его удивление приходом Парамонова, случайно встреченного два месяца назад, сменилось сочувствием, когда он узнал, что Парамонова из дома выгнала жена-истеричка.

– Я теперь как бомж. Не знаю, куда идти. Эта стерва хочет завладеть жилплощадью и уже не раз провоцировала меня на крупную ссору. Я решил окончательно с нею порвать. К знакомым и родственникам идти не хочу, ещё разыщет меня и устроит скандал с мордобоем. А здесь, у тебя, это мне не грозит.

Стеблов не умел отказывать и согласился его приютить, хотя и не был в восторге от такой перспективы.

– Хорошо, Паша. Но послезавтра, в пятницу, жена с дочерью с дачи приедут помыться и постираться. И тебе придется уйти, ты уж извини.

"Он ещё извиняется! Мало кто в наше время согласился бы дать приют давнему знакомому, попавшему в беду. Вот чудак!" – подумал Парамонов и прочувствованно сказал:

– Спасибо, дружище. Ты у нас в группе всегда был общественником номер один. Вижу, ещё не растерял былой юношеской верности дружбе.

Сидя за столом и с удовольствием закусывая водку колбасой и консервами, Парамонов вспоминал отвратительную тюремную пищу и не без самодовольства думал: