Текст книги "Башня одиночества"

Автор книги: Валерио Массимо Манфреди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Он прошел по телу и лицу святого изображения, едва удержавшись на краю плиты, нависавшей над пропастью, и оказался у входа в галерею, под небольшим наклоном идущую вниз. Гаррет медленно двинулся по ней дальше, стараясь осветить все до мельчайших подробностей на потолке, стенах и впереди. В какой-то момент слева он заметил несколько ниш с высеченными на камне изображениями набатейских божеств в римском стиле.

Запах жженого керосина, исходивший от фонаря, становился в неподвижном воздухе все более тяжелым, Гаррет начал задыхаться. За поворотом галереи показалось внушительных размеров строение очень странного вида – подобных он в жизни не видел.

В центре зала, выдолбленного в скале, высилась конструкция кубической формы высотой до потолка, круглый вход в которую был закрыт камнем, похожим на жернов, углубленным в самую толщу фронтальной стены. Больше не было ни ниш, ни других коридоров, ведущих прочь из центрального зала, – только голые, шероховатые стены из прочного камня. Он внимательно изучил систему, при помощи которой закрывался вход, и вспомнил слова Евангелия: «…и положил Его во гробе, который был высечен в скале; и привалил камень к двери гроба». [22]22
  Евангелие от Марка 15:46.


[Закрыть]Такой он всегда представлял себе гробницу Христа.

Он подошел ближе и понял, что камень, закрывавший вход, не слишком велик, а угол наклона не слишком крут. Он ломом ткнул камень и, подобрав с пола несколько обломков породы, положил их в проем, блокируя дверь, чтобы она не вернулась в исходное положение под действием собственного веса.

После этого Гаррет вошел внутрь и оказался в комнате с боковой стеной метра в четыре, в центре которой стоял набатейский саркофаг в египетском стиле из раскрашенного дерева. Фигуры, изображенные на нем, представляли собой картины полевых работ: одни крестьяне толкали плуг, другие сеяли. Третьи сжимали в руках кривые серпы, намереваясь жать пшеницу и вязать ее в снопы. С другой стороны виднелись пастушеские сцены-стада на пастбище, стрижка овец и женщины, ткавшие материи и ковры на своих станках.

Он вскрыл крышку острием кинжала и высоко поднял фонарь, чтобы осветить внутренность. Ящик был пуст, но на дне его кишели скорпионы.

То были преимущественно самки с детенышами, еще прозрачными, гроздьями висевшими на спинах своих матерей. Они обосновались в этом удобном и укромном месте, чтобы производить на свет потомство. Но как они туда проникли?

Десмонд Гаррет налил внутрь немного керосина из лампы, зажег спичку и бросил ее. Высохшее дерево мгновенно вспыхнуло ярким пламенем, поднявшимся высоко вверх, и в погребальной камере стало светло, как днем. Сквозь гудение огня он слышал треск разрывающихся телец и вспомнил, что, по преданию, скорпион, заключенный в огненный круг, поражает себя собственным ядом.

Гаррет смотрел на пламя, словно загипнотизированный этим празднеством огня: он уничтожил шестую могилу! Теперь оставалась седьмая и последняя, самая удаленная, спрятанная лучше других, самая неприступная крепость, охраняемая ужасными воинами.

Башня Одиночества!

Он повернулся, чтобы вернуться туда, откуда пришел, и картина, представшая взору, ввергла его в самое мрачное отчаяние.

Песок.

Галерея, по которой он сюда проник, была заполнена песком, медленно сыпавшимся в подземный зал, веером ложась на пол. Он бросился вперед, чтобы найти проход, по пояс утонул в песке, изо всех сил карабкаясь, чтобы пробраться вверх по пандусу, но песок затапливал каждую щель, мешая движению. На сей раз он действительно оказался в ловушке.

Гаррет посмотрел на веревку, на кирку и железный лом – он взял все эти предметы, наученный горьким опытом, пережитым в Алеппо. Теперь они оказались совершенно бесполезными. Глупец! Вот что сыграло с ним дурную шутку. Он решил, что обойдется теми орудиями, что могли бы выручить его из беды в первый раз, но здесь были прочный камень и сыпучий песок – материалы совершенно иные. Ему не подвластные. Создавший защитные механизмы шестой могилы заранее предвидел, чего будет ожидать человек, победивший пятую. Но откуда проникает песок, если свод галереи и стены высечены в плотном камне?

Плита с распятием! Смещение плиты, вероятно, запустило механизм замедленного действия, вбрасывающий песок в галерею из резервуара, расположенного выше. И он, Десмонд Гаррет, последний охотник, оказался пленником в нижнем сосуде клепсидры. [23]23
  Водяные часы в древних Индии, Китае, Египте. Греции и Риме.


[Закрыть]Когда этот сосуд заполнится, пробьет час его смерти.

Он осмотрел галерею: она еще была свободна под потолком, и воздух оттуда проникал в достаточном количестве, но там не было опор, способных обеспечить ему путь к спасению. Он снова стал бить киркой в стены, ища скрытых пустот или более тонкого места, но тщетно.

Время от времени он делал перерыв и садился в углу, наиболее удаленном от входа, чтобы немного восстановить силы и дыхание, и предавался последней надежде: быть может, камень, глиняный блок или другое препятствие преградят путь песку и остановят его поток. Насколько велика вероятность, что верхний резервуар остался гладким и отполированным, словно стекло, по прошествии стольких веков? Возможно ли, что там не произошло обвалов и оползней? В глубине скалы Петры состояли большей частью из углеродных соединений, растворимых в воде. А вода за двадцать веков в изобилии изливалась на эти земли, подверженные разрушению. Вот и сейчас идет дождь…

Он подумал о Филиппе.

В кромешном мраке ночи он заметил странный трепещущий свет, на мгновение показавшийся в долине, будто внизу горел костер, но откуда взяться костру в этом месте, где дождь льет уже более трех часов? Он направил коня в ту сторону рысцой, чтобы животное не споткнулось о выступ скалы, и успел увидеть, как последние отблески пламени угасли в какой-то яме.

Гроза утихала, и Филипп, укрывшись под навесом ближайшей скалы, принялся вытирать своего коня губкой, которую всегда держал в седельной сумке.

И вдруг ему послышался глухой, но довольно отчетливый звук, некий стук, идущий из ямы, и он зажег фонарь, чтобы осмотреть ее дно. Действительно, ритмичный звук шел именно из провала в камне. Он достал веревку, привязал ее к высохшему стволу акации, нависшему над провалом, и осторожно спустился на дно. Звук усилился, но Филипп не мог понять, чем он вызван. Время от времени он прерывался на несколько минут, а потом раздавался снова.

Решив выяснить, в чем дело, Филипп заглянул в отверстие и, дождавшись тишины, прокричал на арабском:

– Кто там?

Десмонд Гаррет замер, опустив руку, сжимавшую кирку, и напряг слух: возможно ли?

– Кто там? – вновь прозвучал знакомый голос.

– Филипп? – проговорил он вне себя от удивления и заорал изо всех сил: – Филипп, Филипп!

– Папа! – Голос, проникавший сквозь толщу земли, был глухим и искаженным, но узнаваемым.

Десмонд Гаррет закричал, пытаясь произносить слова внятно, чтобы наверняка быть услышанным:

– Филипп, это я, твой отец! Я закрыт в подземелье, которое заполняет песок. Тебе видно, что здесь происходит?

– Подожди! – Филипп медленно спустился в провал, нашел надежную точку опоры и зажег фонарь. Яма, в которой он находился, представляла собой естественную воронку, отчасти усовершенствованную человеком так, чтобы по гладкой поверхности ползла огромная масса песка. В отверстии, через которое сочился песок, оставалось пространство сантиметров в пятьдесят, оттуда проник отблеск костра, привлекший его внимание во мраке ночи, и раздавался голос отца.

– Песок поступает из большого резервуара! – закричал Филипп. – Я не в силах измерить его глубину, но я мог бы спуститься при помощи веревки через отверстие, откуда он течет.

– Какая длина у твоей веревки? – спросил отец.

– Около пятнадцати метров.

– Этого недостаточно. Один только коридор, ведущий в камеру, где я нахожусь, имеет в длину восемь метров.

– Я все-таки попытаюсь спуститься!

– Не делай этого, ради всего святого! Ты утонешь в песке.

– А как ты туда попал?

– Через долину Петры. Через большую гробницу в скале с коринфским портиком.

– Я смогу добраться до тебя оттуда?

– Нет, не получится. Придется одолеть целую реку песка, да потом ты и не сможешь двигаться: галерея заполнена на две трети!

– Проклятие! – воскликнул Филипп. – Должен же быть какой-то выход. Что у тебя есть с собой?

– Кирка, стальной лом и веревка. В моем положении все это бесполезно.

– А вот и нет, – возразил Филипп. – Послушай, мне пришла в голову одна мысль. Какая длина у твоей веревки?

– Примерно десять метров.

– Тогда привяжи к ней что-нибудь тяжелое. Например, лом. Кажется, я нашел способ спуститься.

– Будь осторожен! Если ты упадешь в песок, мы оба погибли.

– Не волнуйся, – ответил Филипп, – мы справимся.

Мысль вызволить отца из ловушки, в которую тот попался, как мышь в мышеловку, весьма взволновала его. Это будет реванш за все те загадки, которые ему пришлось разгадывать, за все испытания, выпавшие на его долю в поисках отца.

Он поднялся к жерлу провала, где привязал веревку к акации. Как он и думал, ствол ее оказался длиннее, чем ширина отверстия в основании ямы. Он выбрался наружу, к своей лошади, достал топор и начал рубить корни дерева. Филипп знал, что древесина акации – одна из самых прочных, но и представить себе не мог, насколько она прочна. Казалось, он рубит камень.

Он трудился изо всех сил, понимая, что жизнь отца зависит от нескольких минут промедления. Наконец последний корень был побежден и ствол диаметром сантиметров в двадцать упал на землю. Филипп двойной петлей закрепил на нем конец веревки, вторым концом обвязался вокруг пояса и, оттащив дерево вниз, положил его поперек отверстия в дне ямы. Обвязав рот платком и вставив в уши затычки, он начал спускаться вниз. Ощутив под ногами песок, Филипп пополз дальше на четвереньках, упираясь ладонями, чтобы не провалиться, и соскользнул вниз. Через нижнее отверстие он попал в галерею, ведущую в погребальную камеру; закрыл глаза и задержал дыхание, словно собирался нырнуть.

На него обрушился поток песка, и Филипп, задохнувшись, испытал острое чувство паники, но не выпустил веревки и выбрался на поверхность, сделав над собой огромное усилие. Песок забился в каждую щель, сердце в груди разрывалось, но, едва лишь вынырнув на поверхность и вдохнув воздух, он понял, что теперь все получится. Молодой человек спускался вниз, регулируя свое движение при помощи веревки, и через некоторое время почувствовал, что скорость песчаного потока уменьшилась. Он добрался почти до того места, где галерея переходила в подземную камеру, как вдруг почувствовал, что веревка натянулась и удерживает его. Филипп очистил лицо от песка, прежде чем открыть глаза, и увидел отца. Десмонд Гаррет стоял перед ним в четырех или пяти метрах. Песок уже затопил весь пол и доходил ему до пояса.

– Бросай! – закричал молодой человек.

Десмонд Гаррет метнул железный лом, к которому была привязана его веревка, и после двух бесплодных попыток Филиппу удалось скрепить оба конца.

– А теперь отправляемся наверх, – сказал он. – Завяжи рот платком, закрой глаза и заткни уши. Теперь начинается самое трудное: нужно пройти сквозь поток песка. Другого способа нет!

– Я следую за тобой, – ответил Десмонд Гаррет. – Вперед!

Филипп начал подниматься по веревке и без особых проблем добрался до песчаной реки. Задержав дыхание, он бросился в струю песка, падавшую на него всей своей тяжестью. Ему показалось, что сейчас у него сердце вот-вот разорвется от натуги и невозможности дышать, но он помнил, насколько долог был его путь, помнил о тысячах препятствий, которые ему пришлось преодолеть, и о человеке, с трудом карабкавшемся по веревке вслед за ним. Он чувствовал, что держит в руках собственную жизнь, и сжимал веревку из последних сил. Песок царапал голые руки, проникал под одежду, увеличивая вес, и мешал двигаться вперед. Но он точно высчитал высоту потока и каждый раз, перехватывая руки, знал, что преодолел еще двадцать сантиметров на пути к цели.

Вынырнув из песка в широкий верхний резервуар, он чуть не потерял сознание, сорвал платок с лица и несколько раз судорожно вдохнул. Кислород вернул жизненные силы и ясность рассудка. Филипп обернулся, продолжая карабкаться наверх, и закричал:

– Остановись перед потоком, отец! Слышишь меня? Не ныряй в поток!

– Я слышу тебя, – ответил тот.

– Хорошо! Подожди, пока я доберусь до поверхности, а потом прыгай, когда натяну веревку. Тогда я тоже смогу помочь тебе.

– Ладно, я подожду.

Филипп продолжил подъем и заметил, что верхняя часть резервуара теперь свободна от песка. На последнем участке он уперся ногами в голую стену, подпрыгнул и дотянулся до ствола акации, превосходно выполнившего свою задачу в качестве крепежа. Теперь он был на поверхности, и последние капли грозового дождя доставили ему огромное облегчение, а при виде звезд, блиставших в разрывах облаков, Филипп вспомнил прекраснейший стих, которым Данте завершил свой «Ад». Он обернулся к отверстию и дернул за веревку.

– Я поднимаюсь! – крикнул отец. И Филипп начал тащить изо всех сил, упираясь ногами в ствол акации. Вскоре он почувствовал, что отец преодолел опасное место, но продолжал тащить, помогая тому выбраться на поверхность. Увидев голову Десмонда Гаррета, показавшуюся в отверстии, он протянул ему руку, схватившись за которую отец выбрался наружу, на свежий ночной воздух, и встал перед сыном.

– Привет, отец! – спокойно сказал Филипп.

Десмонд Гаррет стряхнул песок с лица.

– Я рад тебя видеть, сын.

Филипп тысячу раз представлял себе их встречу и размышлял, что скажет отцу. Упрекнет за нелепое поведение? Обзовет мерзавцем за то, что вынужден был заниматься этой дурацкой игрой в прятки? Или же они пойдут врукопашную, а потом обнимутся, подобно Улиссу и Телемаху?

– Привет, отец! – Вот и все, что он смог выдавить из себя.

– Давай спустимся в долину, – предложил Десмонд Гаррет. – У меня в сумке есть галеты, соль и оливковое масло. Быть может, осталось даже немного виски.

– Но, отец, – возразил Филипп, – сейчас три часа ночи, не время ужинать.

– Как раз самое время. Я уничтожил шестую могилу, и теперь мы вместе. Ты ведь знаешь, о чем я, не так ли?

– Знаю, – произнес Филипп.

Дождь кончился, от земли поднимался душистый запах растений и влажной пыли, звезды ярко блестели в разрывах облаков.

– Собери немного хвороста, – попросил Десмонд, когда они спустились в долину. – Этот дождь смочил только поверхность земли. И разведи костер, если получится: поджарим хлеб.

– У меня тоже кое-что есть, – проговорил Филипп. И пошел за сумкой с одеждой, данной ему девушкой в Алеппо, чтобы переодеться. Он развел костер под скалистым навесом, и сучья, поначалу дымившиеся от сырости, наконец загорелись, затрещали, испуская легкий горьковатый аромат. Потом Филипп разложил на платке свои сокровища: мед, финики, печенье, фруктовый мармелад и орехи. Но на самом дне сумки пальцы его внезапно наткнулись на предмет, который он никак не ожидал там обнаружить.

Ошеломленный, Филипп вытащил его и повертел перед огнем, охватившим кучу хвороста.

– Боже, какое чудо! Но что это? – изумленно спросил отец.

– Пегас, венчающий башню.

Десмонд Гаррет восхищенно рассматривал изысканное украшение, изготовленное, вероятно, в эпоху позднего эллинизма или Римской империи. Крылатый конь с удивительными сапфировыми глазами стоял, подняв передние ноги, а маленькая башня под ним была изображена весьма реалистично, с сохранением рельефа кладки.

– А что он символизирует?

Филипп положил украшение на камень перед огнем и молча смотрел на него, словно зачарованный игрой отблесков на сверкающей поверхности, на анатомически точно отлитых мышцах маленького скакуна.

– Так что это? – снова спросил Десмонд.

– Это седьмая могила, отец. Последняя.

11

Свет маленькой лампы ритмично мерцал на вершине стеклянной пирамиды, в потайном кабинете падре Бони. Перед старым священником лежал молитвенник падре Антонелли, на стене за спиной висела большая звездная карта Северного полушария. Большой рабочий стол был завален бумагами, испещренными расчетами. Труд, потраченный на эту огромную работу, оставил отпечаток на лице ученого, бледном и изрезанном глубокими морщинами. Он оторвался от бумаг, которые читал, услышав осторожный стук в дверь.

– Это вы, Хоган? Входите, садитесь.

– Вы больны, падре Бони, – сказал Хоган. – Вам нужно отдохнуть, уехать на несколько недель подальше от этого проклятого текста, или вы окончите свои дни так же, как Антонелли.

– Вы странный человек, Хоган, – устало улыбнулся ученый. – На наших глазах вот-вот произойдет исключительное событие, неповторимое в истории Вселенной, а вы говорите, что я должен уехать на несколько недель.

– Я вовсе не странный. Я – священник и верующий. А посему убежден, что моя душа переживет мою биологическую смерть, и узрит лик Господа, и познает его разум со всеми содержащимися в нем секретами и тайнами. Я уверен, что время, отделяющее меня от этого события, пусть даже несколько десятилетий, – ничто по сравнению с вечностью и даже с историей нашей планеты и человечества.

– Да. А значит, о чем беспокоиться? Значит, прав был Беллармино, заткнувший рот Галилею.

– Я сказал, что я верующий человек, а не идиот, – возразил падре Хоган, – и вы хорошо меня знаете. Меня, так же как и вас, волнует завершение этой авантюры, но я считаю преступной ошибкой то, что мы все это скрыли. Нам нужна помощь. Участие в исследовании других ученых, огромный опыт и знания Церкви. Наших мизерных сил не хватает. Мы рискуем потерпеть неудачу, только и всего. У меня все время стоит перед глазами растерянное лицо падре Антонелли, тревога в его взгляде, лихорадочная дрожь его рук.

– Мы привлекли Гульельмо Маркони, вам этого мало?

– Мало. К нам в руки попала Священная Книга надменной цивилизации, нарушившей все законы природы и попытавшейся достичь высшего знания, пренебрегая путем, начертанным для человечества Богом.

– Да. Безумный полет. И именно этот титанический вызов зачаровывает меня. Вы знаете стих об Улиссе из «Божественной комедии», не так ли?

– Знаю. Это одни из высочайших строк в мировой литературе. Именно этого я и боюсь: вы зачарованы историей цивилизации, пожелавшей подчинить себе природу и бросить вызов Богу.

Лоб и виски падре Бони покрылись обильным потом, веки задергались.

Хоган продолжал настаивать:

– Скажите мне, чего вы ждете от этого открытия! Скажите! Мне нужно это знать.

Падре Бони стремительным движением вытер лоб, словно пытаясь скрыть следы своей слабости.

– Хоган, – произнес он, – в том-то все и дело. Подумайте, ведь, согласно нашей вере, человек каждую минуту бросает вызов Богу: когда убивает, творит насилие или произносит ругательства. Но Бог не отвечает на эти оскорбления. Он записывает все в вечную книгу своей бессмертной памяти, и однажды каждый предстанет пред его судом за то добро и то зло, какое совершил. Свобода, дарованная человеку, объясняет все. Иными словами, он свободен даже оскорбить Бога, свободен навечно приговорить себя.

– Это так, – согласился падре Хоган.

– Именно поэтому Бог не отвечает, когда ему бросают вызов. Как говорят в Италии, Бог платит не по субботам.

– Верно.

– Но тут другой случай. Перед нами цивилизация, бросившая ему открытый вызов. Она оскорбила его в лицо, попыталась выманить на просторы космоса и вернулась назад во времени, чтобы застать его в момент Творения. Вы понимаете? Понимаете? – Ученый преобразился, в глазах его горел фанатичный огонь. – Хоган, вы помните, как я читал вам «Таблицы Амона»? Вы сказали, что это миф, не так ли? Вы помните?

– Конечно. И могу еще раз подтвердить это.

– А я вам возразил, что мы имеем дело не просто с мифом, а с эпическим сказанием или же литературной обработкой реального события…

– Но источник столь древнего эпического сказания для нас недосягаем…

– Нет. Я могу объяснить вам, что означает тот фрагмент, где рассказывается, как жители Дельфуда возвели бастион и дежурили днем и ночью на протяжении многих поколений, ожидая, пока Ангел-Страж задремлет, чтобы взломать ворота Сада Бессмертия и снова добраться до древа познания Добра и Зла. Этот рассказ таит в себе удивительнейшее начинание, когда-либо предпринятое в истории человечества, – путешествие к истокам Вселенной с намерением понять замысел Божий в момент Творения или даже нарушить его, изменить… и перепрограммировать на Земле, там, где будет принято это послание, в самом сердце палимой солнцем пустыни, где высится Башня Одиночества.

Лицо священника изменилось, на щеки вернулся румянец, глаза возбужденно блестели, словно в бреду.

Падре Хоган посмотрел на него мрачно. Но не осмелился противоречить.

– Продолжайте, – сказал он.

– Хоган, никто из нас не защищен от сомнений. Даже папа римский.

– И что?

– Я не хочу ждать смерти, чтобы узнать. Я хочу знать раньше. Сейчас. Видите ли, я считаю, что, если Бог существует, он не может не ответить на столь ужасное оскорбление. А значит, когда передатчик соединится с абсолютно черным телом, находящимся в центре созвездия Скорпиона, то есть через двадцать три дня, семнадцать часов и тринадцать минут, мы получим ответ на все вопросы, какими задается человек с того момента, когда начинает осознавать свое существование, или же ответ Бога на оскорбление Дельфуда. В таком случае мы услышим Его голос и получим Его послание, пусть даже то будет рык гнева… Больше никаких книг с неясным толкованием, никаких знаков и символов, Он уже не станет прятаться за неуловимой игрой случая. Мы услышим и навсегда запечатлеем Его живой голос…

– А если не будет никакого послания? Никакого ответа? Вы должны учитывать и такую вероятность.

Падре Бонн долго молчал, и мерцающая лампочка на вершине пирамиды отражалась в его расширенных зрачках.

– Посмотрите. – Он повернулся к маленькой лампочке. – Интервалы между сигналами за несколько дней стали гораздо короче, сократились почти до одного процента; знаете, что это значит? – Он указал на кучу бумаг, испещренных расчетами. – Если вы взглянете на эти цифры, то поймете, что мне удалось доказать свою гипотезу: передатчик приближается к нам по параболе с невероятной скоростью, превышающей скорость света. Он движется в космосе, искривляя перед собой пространство-время, перепрыгивая с одного гребня искривления на другой, словно камень, брошенный над поверхностью озера с огромной силой…

Падре Хоган задержал взгляд на бесконечных строках уравнений, затем снова посмотрел в глаза священнику и повторил все тот же вопрос:

– А если не последует никакого послания? Никакого ответа?

– Тогда это будет значить, что…

Что Бога нет? – перебил его падре Хоган.

Старик опустил голову.

– Хуже, – ответил он, – гораздо хуже.

Падре Хоган закрыл лицо руками, скрывая слезы, навернувшиеся ему на глаза.

– О Боже! – только и вымолвил он.

Но падре Бони уже успокоился и продолжил свою речь:

– А теперь забудем об этих рассуждениях. Я позвал вас не беседовать о философии, а сообщить новость: мне удалось высчитать точное место и время этого события. Маркони продолжал работать на нас, создав удивительную машину – приемник на ультракоротких волнах, подсоединяемый к другому прибору с революционными свойствами. Вы окажетесь в том месте в момент прибытия сигнала, наш приемник поймает послание из самых отдаленных областей Вселенной и запишет на носитель, который позволит сохранить его на долгие годы и расшифровать… Я все подготовил, до мельчайших деталей, Хоган. Мы воспользовались важными связями и получили поддержку, необходимую в вашем путешествии в это пустынное и труднодоступное место, находящееся вдали от последних бастионов цивилизации. Но мы должны будем дать им кое-что взамен. Другого способа не было.

– Что именно?

– Они попросили посвятить их в результаты нашего эксперимента.

– И как вы…

Падре Бонн сделал красноречивый жест:

– Это весьма общее исследование – таким и будет наш им ответ.

– Больше ничего?

– Есть еще одна вещь, на которой они особенно настаивают.

– И что это за вещь?

– Они охотятся за одним типом, который весьма их интересует. Так случилось, что у нас есть об этом человеке очень важная информация, в суть которой я вас сейчас посвящу. После этого вы отправитесь в дорогу. Как можно раньше.

– Что значит «как можно раньше»?

– Самое позднее – послезавтра.

– Я не могу. Я не успею… собраться.

– Не нужно ничего собирать. Все уже готово, даже ваш багаж. Все детали путешествия устроены. Сегодня же вечером ваш секретарь принесет вам билет и деньги, которые могут вам понадобиться.

Падре Хоган на минуту задумался.

– Ну хорошо, я поеду. На который час назначен отъезд?

– На десять вечера. А теперь будьте добры, выслушайте меня: человек, о котором я вам только что сказал, – это офицер, дезертировавший из Иностранного легиона, известный под именем Сельзник. Десять лет назад он тесно сотрудничал с Десмондом Гарретом в его исследованиях юго-восточного квадрата Сахары, но через какое-то время эти двое стали заклятыми врагами и даже устроили беспощадную дуэль на саблях, после которой у Сельзника осталась незаживающая рана на правом боку, усугубляющая его ненависть. Дело в том, что истинная личность Сельзника никому не известна. Кроме нас. В этом запечатанном конверте, который я вам даю, написано все, что мы о нем знаем. Вы сможете по необходимости частями сообщать им эти сведения, но только получив нужную нам поддержку. Сегодня же вечером личный врач папы сделает вам прививки от основных тропических болезней, однако, надеюсь, в этом нет необходимости: пустыня – одно из самых чистых мест на земле. Я приду попрощаться с вами перед отъездом.

Падре Хоган вернулся в свой кабинет и набрал секретный номер.

– Это падре Хоган, я звоню из Ватикана и хотел бы поговорить с синьором маркизом.

– Мне жаль, падре, – ответил мужской голос, – но синьор маркиз в данный момент занят.

– Передайте ему, что я звонил и мне совершенно необходимо переговорить с ним завтра лично и строго секретно. Я подожду его ответа у телефона.

Прошло несколько минут, и тот же голос произнес:

– Синьор маркиз примет вас завтра в семь часов вечера.

Следующим вечером падре Хоган, переодевшись в мирское платье, взял напрокат машину, отправился в один из самых изысканных кварталов города и вышел у особняка восемнадцатого века, возле которого стоял швейцар в форме. Он поднялся на третий этаж и остановился у двери из темного ореха без какой-либо надписи. Позвонив, он услышал звук приближающихся шагов, и мажордом в черном фраке и белых перчатках знаком попросил его следовать за собой.

– Синьор маркиз ждет вас, ваше преосвященство, пойдемте, я покажу вам дорогу.

Он усадил его в большом кабинете с паркетным полом и ореховыми шкафами до самого потолка, полными древних и современных книг. Возле окна находился письменный стол, тоже ореховый, массивный, с лампой в стиле модерн в виде полуобнаженной нимфы, поддерживающей абажур из матового зеленого стекла. В этой большой комнате пахло пчелиным воском и не было даже намека на сложные технические устройства, прославившие на весь мир великого хозяина этого жилища. Возле стола стоял античный глобус, а на стене за спинкой кресла висела планисфера фра Мауро.

Гульельмо Маркони появился через несколько минут, войдя через боковую дверь.

– Я рад вас видеть, – сказал он. – Я был уверен, что вы позвоните. В противном случае я сам позвонил бы вам.

– Синьор Маркони, – начал падре Хоган, – я скоро уеду в пустыню Сахара с построенным вами прибором.

– Я знаю, – ответил Маркони. – Когда вы отправляетесь?

– Завтра. Но прежде я должен найти ответы на кое-какие вопросы, не дающие мне покоя. Некоторые из них напрямую касаются вас.

Маркони кивнул. Лицо его не выдавало ни тени волнения.

– Слушаю вас.

– Год назад падре Бони обратился ко мне за помощью в исследовании, представлявшем, по его словам, огромный интерес и исключительное значение. Я с воодушевлением принял его предложение, оставив преподавание в Университете Корка. А теперь я стал пленником кошмара, участником эксперимента, ни результатов, ни последствий которого не могу предвидеть.

– Думаю, мне понятны ваши чувства, – проговорил Маркони.

– Когда мы попрощались с вами той ночью, возле Ватиканской обсерватории, вы посоветовали мне быть осторожным, помните?

– Да, отлично помню.

– А почему?

– Потому что падре Бони так и не рассказал мне, каким образом предвидел появление этого сигнала, и не сообщил, что собирается делать потом.

– И тем не менее вы работали на падре Бони в строжайшей тайне и создали свой аппарат будущего. Чего вы ждете взамен своего молчания?

– Ничего. Иногда для ученого нет иного вознаграждения, кроме результатов его работы.

– Но вы знаете, что хочет получить падре Бони от этого предприятия? Вы в курсе, как мы используем ваши изобретения?

– Это не составляет для меня проблемы. Падре Бони – священник, и вы тоже.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Я знаю, что мы получаем сигнал из космоса и в этом сигнале содержится разумное послание от стремительно приближающегося к нам источника. Мы с падре Бони заключили договор.

– Вы можете открыть мне его суть?

– У меня нет причин скрывать ее от вас. Падре Бони обещал мне поделиться содержанием этого послания, когда получит его.

– Техника в обмен на знание.

– По сути, да.

– А теперь я должен уехать, чтобы через двадцать восемь дней оказаться в определенном месте… в месте, где передатчик сосредоточит окончательный поток информации.

– Я так и думал, что эта задача выпадет вам. И поэтому тоже советовал вам быть осторожным.

– А что может случиться?

– Этого никто не знает…

– Падре Бони сказал мне, что аппарат, который я увезу с собой в то место в пустыне, способен записать послание на носитель, способный сохранить его… Это верно?

Ученый молча кивнул, и падре Хоган заметил, что по виску его стекает маленькая капля пота, как и в ту ночь в обсерватории, когда он слушал проникающий из космоса сигнал.

– Можете рассчитывать на меня, Хоган, – проговорил он наконец. – Делайте то, что от вас требуется, а потом приходите. Понимаете? Приходите ко мне. Прежде чем вернуться в Ватикан.

– Я так и сделаю.

Они направились к выходу, и перед тем как открыть дверь, Маркони протянул ему руку.

– Удачи, – сказал он и долго смотрел вслед, пока тот пускался по лестнице, исчезнув в темноте вестибюля.

Филипп смертельно устал, но продолжал рассказывать, восстанавливая во всех подробностях свое путешествие из Рима в Неаполь – как он нашел дом Авла Випина, о своей встрече за воротами Баб-эль-Авы и происшествиях в Алеппо и Пальмире.

– А это седьмая могила, отец. В папирусе памятник описывается как цилиндр, увенчанный Пегасом. Увидев ту девушку и рассмотрев украшение у нее на шее, я подумал, что, возможно, это изображение седьмой могилы… Я знаю, невероятное совпадение. Но как иначе истолковать подобную вещицу? Посмотри, мне кажется, сомнений быть не может: цилиндр, увенчанный Пегасом.