Текст книги "Ярмарка невест"
Автор книги: Валери Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
12
Марджори села на стул рядом с сэром Литон-Джонсом, пытаясь успокоить неистово колотившееся сердце. У этого джентльмена были все мыслимые и немыслимые достоинства. Ум ее работал так напряженно, что она с трудом воспринимала его слова. Ей казалось, что он напрасно так подробно ей объясняет, почему он пользуется тростью. Важно было то, что говорил сэр Литон-Джонс именно с нею.
Миссис Вэнстроу танцевала с распорядителем, а Дафну пригласил на танец красавец в военной форме, майор Хит, которого ей представили как племянника миссис Причард. Сэр Литон-Джонс около трех недель назад, к несчастью, упал с лошади в Гайд-парке, все еще ходил, опираясь на трость, поэтому и не мог танцевать.
Марджори подумала, как же ей повезло, что из-за своего ушиба ему приходится с ней разговаривать, а не выплясывать замысловатую кадриль. Ведь иначе ей не удалось бы узнать и половины того, что она теперь знала об этом красивом баронете.
Он, безусловно, был очень мягким человеком. Марджори искала для Дафны мужа именно с таким характером. Он говорил спокойным тенором. Его добрые карие глаза смотрели прямо и внимательно, когда он слушал. Когда он улыбался, то выглядел сердечным и великодушным. Он был высокого роста, довольно худой, носил элегантный костюм в стиле Бруммеля, который она горячо одобряла: черный сюртук из отличного сукна, в треугольном вырезе прекрасно накрахмаленные кружева рубашки и белый галстук, красиво повязанный. Миссис Вэнстроу сразу после представления прошептала Марджори весьма ценные сведения: у сэра Литон-Джонса был очень неплохой ежегодный доход – четыре тысячи!
Ему не хватало всего лишь одной незначительной мелкой вещи, которой Марджори охотно бы его обеспечила, – жены! И сейчас Марджори мечтала, что он женится на Дафне!
– Так вы и ваша сестра до конца лета будете гостить у тети? – вежливо спросил сэр Литон-Джонс, поворачиваясь к ней и опираясь рукой о спинку стула, чтобы лучше ее видеть.
Марджори, очнувшись, пыталась осмыслить, что же он сказал.
– Тетя? – уточнила она, помня, что он наверняка ее упомянул в своем вопросе.
– Да, миссис Вэнстроу. Вы будете жить у нее? Ах, вот он о чем. Слава богу, дело прояснилось.
– Что до этого, – весело ответила Марджори, раскрывая веер и обмахиваясь им, – мы еще не знаем, захотим ли остаться с ней или найдем компаньонку и собственное жилье. Эти вопросы надо решать с большой осторожностью.
Сэр Литон-Джонс многозначительно посмотрел на Марджори и кивнул с видом пожившего и все понимающего человека.
– Да, вы правы! И я уверен, что, если вы снимете дом на лето, миссис Вэнстроу с радостью поможет вам упаковать вещи!
Марджори ахнула от изумления, прикусила губу и изо всех сил постаралась не улыбаться. Бесполезно. Он был очарователен и только что сказал нечто неуместное, но очень забавное. Очевидно, он хорошо понимал, что за характер был у их тети.
Он наклонился к ней поближе и прошептал:
– Смейтесь, если хотите. Хотя я нахожу совершенно очаровательными и ваш румянец, и улыбки, которые вы так неумело скрываете.
Марджи опустила глаза и посмотрела на носки своих туфель.
– Вы не должны подвергать подобным испытаниям мои чувства, сэр Литон-Джонс. Моя тетя оказалась так добра, что приютила нас на эти несколько дней. Если я улыбаюсь, то виноваты в этом только вы.
– Вините меня, в чем пожелаете. Продолжайте улыбаться, и я буду доволен.
Марджи посмотрела на него. Она слегка прищурилась, увидев его дразнящий взгляд.
– Вы флиртуете со мной, – сказала она со смехом.
Он кивнул:
– Наконец-то вы это заметили.
Марджори засмеялась и почувствовала, что у нее кружится голова и она очень счастлива. Уже довольно давно она не позволяла себе просто наслаждаться обществом джентльмена. Она настолько была поглощена борьбой за существование, что много раз думала, сумеет ли когда-нибудь вновь смеяться, танцевать на балу, улыбаться и говорить глупости. Теперь она убедилась, что ничего не потеряно.
Еще несколько минут он ее поддразнивал, потом рассказывал анекдот, связанный с недавним лондонским сезоном. Марджори позволила ему свободно вести беседу, но попыталась все же направить его мысли и внимание к Дафне.
– Разве вам не кажется, что моя сестра очень красива? – спросила она, глядя, как Дафна улыбается офицеру, склоняющемуся над ее рукой в то время, как танец близился к концу.
– Действительно, это любой вам подтвердит, – совершенно искренне ответил сэр Литон-Джонс. Он посмотрел на Дафну оценивающим мужским взглядом, отметив каждую черточку лица, каждый белокурый ангельский локон волос, каждую деталь голубого кисейного платья с вышивкой, ниспадавшего до ее точеных лодыжек. – Без сомнения, она напоминает Грацию с Олимпа. Скажите мне, почему она не появляется в Лондоне. Такая необыкновенная внешность. Все окружили бы ее вниманием, ухаживаниями. Кто-нибудь ежеминутно объяснялся бы ей в любви. Ее бы обожали.
Марджи очень ясно и четко объяснила причину их несчастий. Она хотела, чтобы баронет с самого начала узнал, в каком положении находились они с Дафной. Она не собиралась его обманывать.
Сэр Литон-Джонс слушал внимательно и с интересом.
– Я могу лишь гадать, сколько же вам пришлось выстрадать, – сочувственно заметил он. – Но, по-моему, вы очень разумно поступили, приехав в Бат. Наверняка здесь вам вновь улыбнется удача. Вам, без сомнения, станет покровительствовать ваша тетя. Я со своей стороны сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить ваше пребывание здесь.
– Вы очень добры, – ответила Марджори, довольная достигнутыми результатами.
Она уже хотела пригласить его в гости к тете завтра, как вдруг услышала голос мистера Раштона.
– Мисс Чалкот, – сказал он вежливо, улыбаясь ей со знакомым блеском в глазах. Затем он поклонился ей и Литон-Джонсу и продолжил:
– Я здесь, чтобы пригласить вас на танец, который вы обещали мне. Или вы об этом забыли?
Марджори уставилась в удивительно синие глаза Раштона и почувствовала, что сердце ее снова заплясало в груди. Почему она чувствует себя как глупая девчонка всякий раз, когда смотрит на этого человека?! Это ведь нелепо!
– Нет, я не забыла, – ответила она.
Затем она посмотрела на сэра Литон-Джонса и с раздражением подумала, что ей придется его покинуть именно тогда, когда у них так мило шла беседа.
Но оставалось лишь улыбнуться и извиниться. Она обещала танец Раштону и вовсе не собиралась разочаровывать сэра Литон-Джонса, ведя себя невежливо с кавалером.
Взяв Раштона под руку и направляясь к танцующим парам, чтобы занять свое место перед очередным танцем, Марджори впервые заметила, как здесь красиво.
Залы для приемов состояли из бальной комнаты, комнаты для чаепитий и комнаты для концертов или для игры в карты, которые располагались вокруг центральной передней. Длина бальной комнаты составляла свыше ста футов. Она была продолговатой формы, с высокими коринфскими колоннами. На сводчатом потолке горели пять люстр. Оркестр играл на возвышении лицом к танцующим. В комнате чувствовалась элегантность, там было собрано лучшее батское общество. Повсюду виднелись драгоценности, перья, накрахмаленные кружева и отменного качества фраки. Мистер Раштон, к ее немалому удовольствию, пригласил ее на вальс, которому Дафна, проявив несвойственную ей предусмотрительность, обучила Марджори примерно два года назад. В то время Марджори не считала необходимым повторять уроки сестры. Она полагала невероятным, что это ей когда-нибудь понадобится. Но теперь, когда мистер Раштон обнял ее за талию и легко взял за руку, она была благодарна сестре, но все же некоторую неуверенность испытывала.
Когда он мягко увлек ее в нежно льющийся ритм музыки, Марджори притихла и первые несколько минут лишь коротко отвечала на его различные вежливые вопросы и замечания. Она усердно старалась ни в чем не ошибиться.
Через несколько минут она услышала:
– Вам со мной скучно?
Марджи испугалась и взглянула на него, впервые осознав, какими сухими могли показаться ее ответы. Она засмеялась:
– Откровенно говоря, мистер Раштон, не знаю, скучно мне с вами или нет! Я все время думала о фигурах танца. Видите ли, я не привыкла танцевать при всех, особенно вальс, хотя признаюсь, что благодаря вашему умению мне очень легко применить на практике мои небольшие знания.
Мистер Раштон посмотрел в ее улыбающиеся фиалковые глаза и почувствовал, что у него почему-то пропадает способность рассуждать здраво. Его прежнее намерение пофлиртовать с ней растворилось само по себе. В том, как она ответила на его несколько обиженный вопрос, откровенно и не притворяясь, было что-то такое, что сделало нелепой саму мысль об этом. Ее признание в том, что она плохо танцует, в буквальном смысле слова вывело его из равновесия.
– Не сказал бы, что вам чего-то недостает как партнерше, мисс Чалкот. Вы танцуете, сохраняя непринужденность и легкую поступь, которые я нахожу удивительными и восхитительными.
Марджори с трудом удержалась на ногах. Взгляд Раштона ее беспокоил. А в его словах, пусть даже он говорил вежливо и с наилучшими намерениями, звучало нечто, выходящее за рамки обычного внимания. Он покружил ее, потом еще. Ее сердце порхало, как бабочка, а в голове мелькали опасные мысли. Кажется, у нее кружилась голова, вернее, нет. Хотя легкое головокружение было, без сомнения. Ее захлестывала волна эмоций, не поддающихся определению. Что же такое было в Раштоне, что лишало ее способности думать и при этом заставляло ее сердце так быстро биться, что она едва могла дышать? Надо бы что-нибудь сказать. Но фраза никак не желала становиться сколько-нибудь осмысленной, и слова не шли с языка. Почему она в таком смятении? Почему он так красив? Почему он так свирепо на нее смотрит?
– Зачем вы приехали сюда? – спросил он, видимо, и не желая получить ответ. Наконец он отвел от нее взгляд, и беспокойство отразилось на его лице.
К Марджори медленно возвращался слух, как будто до этого кто-то приглушил все звуки. Музыка оркестра достигла ее ушей, окружающее пространство вновь заполнили смешки и хихиканья, обычно характерные для бального зала, донеслось даже еле слышное шарканье ее туфель по гладкому деревянному полу.
Только тогда она поняла, что больше не следит за своими движениями. Казалось, что ее ноги в точности усвоили манеру мистера Раштона танцевать, и легко следовали за ним повсюду. Хотела бы она понять, почему Раштон действовал на нее подобным образом. Может быть, тогда она сумела бы сопротивляться тому, что она начинала получать удовольствие от его общества. Это приводило ее в ужас.
Пытаясь отвлечься от странных нашептываний своего сердца, она спросила Раштона, знаком ли он с сэром Литон-Джонсом.
Казалось, ее вопрос вызвал у Раштона чувство облегчения.
Он ответил:
– Да, и уже много лет. Он достойный джентльмен, выдающийся человек и известен энергичной заботой о своих землях. Я не мог не заметить, что он довольно долго беседовал с вами!
– Почти все время. Я нашла его весьма приятным. Как раз такой человек… – она внезапно замолчала, краснея при мысли о том, что собиралась так прямо и выпалить, – из него получится прекрасный муж для Дафны, – то есть как раз такой человек и способен развлечь даму в бальном зале, даже когда не может танцевать с ней Мистер Раштон слегка сузил глаза.
– Ведь вы не это собирались сказать, не так ли?
Марджори пожалела о такой проницательности и, покачав головой, ответила:
– Прошу вас, не будем об этом говорить. Я бы не хотела обсуждать с вами такие вещи.
– Могу я угадать суть ваших мыслей?
Марджори с каждым так-том музыки, кружившей их по длинной комнате, все больше и больше смущалась. Она взглянула на него и с ноткой раскаяния в голосе вновь попросила его:
– Я бы хотела, чтобы вы этого не делали!
– Я думаю, что мне следует это сделать, – отпарировал он. – Вы уже поставили меня в известность относительно того, с какой целью приехали в Бат. Но я полагаю, что вы делаете большую ошибку, когда пытаетесь связать вашу сестру, пусть даже без ее участия, с первым попавшимся мужчиной. Это попросту неприлично.
Марджори не понравилось содержание его речи, как она полагала, этого ни в коем случае не позволил бы себе произнести ни один истинный джентльмен. И уж совсем ни к чему был пристальный взгляд, которым он как будто намеревался ее запугать.
– Думаю, что с вашей стороны несправедливо устраивать мне головомойку за то, что я пытаюсь устроить дела моей сестры.
– Вы отрицаете свои корыстные мотивы?
– Ах, корыстные?! В конце концов, они не так уж отличаются от мотивов большинства присутствующих здесь дам – не говоря уж о некоторых джентльменах, которым не хватает средств и которые стремятся заключить союз с состоятельными женщинами.
– Но разве вы должны брать с них пример?
Марджори глубоко расстраивала эта тема.
– Вы думаете, это доставляет мне удовольствие? Если бы у меня было достаточно денег, мы бы не только сейчас не танцевали друг с другом, осмелюсь сказать, я бы даже никогда на вас не взглянула. Что бы я стала делать в Бате?! Я бы не выезжала из Лондона и, как и вы, получала удовольствие, ведя праздный образ жизни!
– Как и я, получали удовольствие? – спросил он с холодным смешком. – Я, значит, должен жалеть о том, что моим предкам хватило здравого смысла и ума позаботиться о своей собственности? Думаю, что нет.
Марджори обиделась. Раштон мог бы и не напоминать, каким образом ее отец потерял свое состояние. После его смерти она поняла, что всем было известно о его страсти к азартным играм.
– С какой легкостью вы меня осуждаете, – тихо ответила она, чувствуя себя уязвленной его словами. – Но вот что я вам скажу: я никогда в жизни не встречала более недоброго человека. Позвольте мне предложить вам приберечь свои мнения и обвинения для тех, кто находится не в таком отчаянном положении, как я. А пока что, признаюсь, я очень рада, что этот вальс скоро закончится.
У Раштона был такой вид, как будто она ударила его по лицу.
– Я не собирался… о, черт возьми, Марджори! Я вовсе не собирался… я всего лишь хотел дать вам понять, что мне не нравятся любые махинации.
– Что ж, вы и в самом деле все прекрасно мне объяснили, не так ли? – прошептала она.
Поскольку танец и в самом деле заканчивался, Марджори высвободилась из его объятий и сделала медленный, подходящий к случаю реверанс. После этого она с величавым видом отошла от него, надеясь, что их спор остался незамеченным для множества зрителей, сидевших в зале. Она заняла место возле тети, глубоко вдохнула и приняла спокойный вид. Она обвела взглядом длинную комнату и заметила, что все же привлекла к себе некоторое внимание. Ей не хотелось поддаваться смущению, но она чувствовала, что щеки явно становятся горячее.
Миссис Вэнстроу заметила, что она краснеет.
– Честное слово, Марджори! – заявила она хриплым шепотом. – У тебя на каждой щеке два довольно безобразных красных пятна. Что такое, скажи на милость, ты наговорила нашему доброму мистеру Раштону, что он выглядит скованным и несчастным?
Надеюсь, ты его не обидела. Ты должна знать, что большинство считает его законодателем моды здесь, в Бате. Его обязательно всюду приглашают. Знаешь ли, если тебе хочется пристроить Дафну, совсем не стоит с ним ссориться. Тебе надо перед ним извиниться при первой возможности!
Марджори внезапно рассердил совет искать расположения Раштона, и она ответила, упрямо вздернув подбородок:
– Я скорее покрашу волосы в рыжий цвет!
К немалому ее удивлению, миссис Вэнстроу рассмеялась.
– Что ж! – воскликнула она. – У тебя, без сомнения, нет недостатка в мужестве! Следует отдать тебе должное!
Раштон вышел из бального зала, чтобы подышать воздухом, и остановился у самого входа. Многочисленные завсегдатаи приемов сновали туда-сюда. Некоторые уходили, некоторые как раз только что прибыли, а некоторые, как Раштон, наслаждались отдыхом от утомительных танцев.
Он стоял и смотрел на тех, кто наконец-то прибыл, здороваясь с теми, с кем был хорошо знаком, приветствуя и тех, кого едва помнил, и не обращая внимания на всех остальных. Его спокойствие серьезно нарушил неудачный разговор с Марджори. Он не знал, что о ней и думать, или, вернее, как расценивать непонятные чувства к ней.
Дело было в том, что она заставила его испытывать совершенно новые ощущения. Подумать только, когда он танцевал с Марджори вальс, то на мгновение утратил способность думать, выражать свои мысли, здраво размышлять! Просто наваждение какое-то. Особенно когда она смотрела на него своими очаровательными глазами, которые, казалось, заглядывали ему в душу. Он понял, что больше всего на него действовала ее откровенность. Никогда в жизни он не был знаком с женщиной, которая, подобно Марджори, так спокойно признавала свои недостатки и объявляла о своим стремлениях.
И ему это нравилось! Помоги ему небо, ему это очень нравилось.
Почему же тогда он так свирепо обрушился на нее? Он знал, что ее обидел, и жалел об этом. Но будь он проклят, если когда-нибудь скажет ей об этом.
13
– Но ты уверен, что мистер Раштон не станет возражать против нашего танца и не увезет тебя отсюда немедленно? – спросила Дафна своего прекраснейшего, дивного возлюбленного. Она подала руку Сомерсби, и теперь он вел ее в середину бального зала. Ее рука слегка дрожала.
Лорд Сомерсби улыбнулся и успокоительно похлопал ее по руке. Впрочем, тут же прекратил это делать, боясь, что за ним могут наблюдать. Он слегка наклонил к ней голову и шепотом ответил на ее взволнованные слова:
– Нет! Представь, он сам предложил мне пригласить тебя, по крайней на один танец, Дафна. Да, можешь удивляться сколько хочешь! Он полагал, что, если я этого не сделаю, мое поведение сочтут грубым. Я так рад, что он знает толк в приличиях! Мне никогда не приходило в голову, что все эти церемонии будут так кстати!
– О, Эван! – прошептала в ответ Дафна. – Я так счастлива, что мы танцуем вместе, но, прошу тебя, скажи мне, церемонии – это что? Видишь ли, должна признаться, я так мало знаю. Может быть, это по-французски?
У лорда Сомерсби вырвался смешок.
– Ты очень хорошо все знаешь, дорогая, – ответил он, оглядываясь, чтобы оказаться как можно дальше от Раштона. – Это все равно что приличие и благопристойность.
– Ах, конечно же. Как глупо с моей стороны! Но мне так нравится, когда ты меня дразнишь. О, мой дорогой, что же нам делать? Марджи против нашей любви! Ты и представить себе не можешь!
– О нет, как раз могу! – ответил он, кланяясь ей перед началом танца. – Раштон тоже слышать об этом не желает! Он думает, что мы с тобой не подходим друг другу, ты и я! Можно ли заявить что-нибудь более нелепое?
– О, Эван! Что же нам делать?
– Не беспокойся! Мы что-нибудь придумаем!
Во время контрданса можно было обменяться лишь несколькими словами. Все, что осталось невысказанным на словах, влюбленные, которым мешали, сообщили друг другу с помощью выразительных улыбок и взглядов, щедро одаряя ими друг друга.
Марджори, к которой в начале танца подошла мисс Притчард, беседовала с Оливией, посматривая на Дафну. Та вела себя во время танца с достоинством и вовсе не выглядела нелепой.
Пока пара обменивалась кокетливыми, мечтательными взглядами, Марджори с облегчением поняла, что ничего страшного не происходит. Вообще при виде Сомерсби и Дафны у нее возникла Мысль, что это просто два ребенка, которые выросли, но не поумнели. Что с них взять? Мисс Притчард не склонна была считать все это таким уж безвредным, как казалось Марджори.
– Кажется, его светлость безумно влюблен, – заметила эта элегантная дама. – Я так давно знакома с Сомерсби и, клянусь, до сегодняшнего вечера ни разу не видела, чтобы он с кем-то танцевал с таким блаженным видом, как он танцует с вашей сестрой.
Марджори уже сообразила, что мисс Притчард всегда говорит лишь то, что может каким-то образом послужить ее интересам, поэтому отвечала осторожно:
– Он еще неопытен. Насколько я понимаю, он всего лишь несколько недель назад был на своем первом сезоне в Лондоне. Осмелюсь заметить, что ему еще многое предстоит испытать, прежде чем придет серьезная привязанность.
Мисс Притчард промолчала, и Марджори взглянула на нее. Оказалось, на прекрасном лице ее собеседницы написано немалое изумление.
– В чем дело? – спросила Марджори удивленно.
– Я никогда не была знакома ни с кем, кто был бы похож на вас, мисс Чалкот. Ваши бесстрастные замечания по поводу того, что любой другой мой знакомый счел бы явно обнадеживающим романом, потрясли меня, особенно учитывая положение вашей сестры. Я полагала, что вы будете на седьмом небе от счастья, когда увидите, что с ней флиртует лорд Сомерсби. Что касается меня, видя то предпочтение, которое он столь явно ей оказывает, я бы уже бросилась заказывать подвенечное платье!
– Вы хотите сказать, что я желаю этого брака?
– А разве это не так? Не могу поверить! Какое вы странное создание! Не желаете, чтобы ваша сестра вышла замуж за человека с титулом и богатством. Я, знаете ли, не делаю вид, что настолько лишена интереса к мирским заботам. Будь у меня сестра, я, несомненно, стала бы поощрять ее в таком деле. Тем более, кажется, их чувства взаимны.
Поскольку в тот момент благодаря фигурам контрданса Дафна и Сомерсби встретились снова и жар последовавших за этим улыбок мог бы зажечь дюжину свечей, Марджори не могла опровергать очевидного. Ее немало поразила нежность, которой дышало лицо Дафны. Неужели она неверно судила о сердце своей сестры? Неужели наблюдения мисс Притчард отличались большей точностью по сравнению с ее собственными? Она не могла этому поверить. Она просто отказывалась этому верить. И все же, что, если это правда?
Марджори, честно говоря, не хотела даже думать об этом. Она уже решила, как действовать ей и Дафне, и лорд Сомерсби вовсе не входил в ее планы. Для ее сестры с куриными мозгами требовался кто-то основательный и солидный. Их брак мог обернуться для обоих только несчастьем, в этом она была уверена.
– Поглядите! – настаивала мисс Притчард. – Вы должны признать, что в каждого из них попало по крайней мере три стрелы Купидона. Я никогда не видела, чтобы вокруг еще какой-нибудь пары витал аромат апреля и мая сразу. Признайтесь, что вы ошибались, и я буду удовлетворена.
К этому моменту Марджори сочла свой разговор с мисс Притчард крайне утомительным. Поэтому она решила избавиться от надоедливого соседства привычным способом. Закатив глаза и прижав руки к груди, она сладким голоском затараторила:
– Конечно, вы правы, дорогая! Должно быть, этот брак заключен на небесах. Они так удивительно прекрасно смотрятся вместе, и как я только могла думать иначе! – С заговорщической улыбкой она добавила:
– Я уже позаботилась о подвенечном платье Дафны – точно как вы предложили. Пожалуй, лучше всего выдать ее за Сомерсби раньше, чем закончится это лето. До сих пор я никому не могла довериться. Но, раз уж вас так интересует благополучие милой Дафны, скажите мне, что вы думаете о церемонии в саду, где будет столько счастья, что осенью нам не грозит ненастье.
Мисс Притчард явно понравился ответ Марджори. Лицо ее напоминало хитрую мордочку сытой лисы.
– Как романтично вы выражаетесь, мисс Марджори. Счастья – ненастья, подумать только! Значит, вы не только хорошая сваха, но и поэтесса? Как это очаровательно! О! Я вижу, мне машет рукой мисс Раштон. Простите, я непременно должна сделать ей комплимент по поводу ее платья. Она одна из немногих знакомых мне женщин, которым идет белое. Может быть, мы еще поговорим с вами раньше, чем закончится лето!
Она грациозно прошла мимо Марджори, у которой осталось явное ощущение того, что она только навлекла на свою голову большие неприятности. Кроме того, она вдруг поняла, что просто не в силах отвести взгляд от подола своего собственного белого узорчатого кисейного платья. О, нет – она не позволит острому язычку мисс Притчард, во всем идущей по стопам собственной матери, испортить ей настроение. Она с удовольствием вспомнила, как сэр Литон-Джонс отпустил ей особенно изысканный комплимент по поводу элегантности ее бального платья, заметив, как красиво белое при ее светло-каштановых волосах.
Мысли о сэре Литон-Джонсе и отвлекли ее от неприятного разговора с мисс Притчард о восхитительных перспективах брака баронета с Дафной. Марджори была вполне невозмутима, когда ее представляли кое-кому из круга многочисленных знакомых миссис Вэнстроу. Потом по крайней мере четыре джентльмена пожелали танцевать с нею. Она с удовольствием приняла приглашения.
Прием близился к завершению. Вот-вот должно было пробить одиннадцать. Этой традиции было гораздо больше пятидесяти лет.
Марджи была рада вернуться в «Полумесяц». Бал оказался смесью успешных, но утомительных встреч. Кроме того, что-то смутно беспокоило ее. Марджи чувствовала, что ни мистер Раштон, ни мисс Притчард не желали помочь ей найти Дафне подходящего мужа. Скорее наоборот, каждый из них, будь у них шанс, с удовольствием разрушил бы ее планы.
Все же ей доставляло удовольствие видеть Дафну покорной и мирной, сидящей рядом с ней, сложив руки на коленях и мягко улыбаясь. С ее губ не слетело ни одной жалобы. Похоже, она совсем не огорчалась по поводу того, что Сомерсби за весь вечер не подошел к ней больше ни разу. «Как это непохоже на нее», – подумала Марджори. С другой стороны, когда Дафне представили сэра Литон-Джонса, она заговорила с ним в безмятежной манере, свойственной дамам, что тоже было непохоже на нее. Впрочем, насколько поняла Марджи, баронету это понравилось. Подумав, она пришла к простому заключению, что Дафна начала взрослеть.
С другой стороны, миссис Вэнстроу была далека от состояния мирного довольства жизнью. Она сидела напротив Марджори. Ее белое перо резко дергалось, когда экипаж ехал по городу по направлению к «Полумесяцу». Глаза ее сияли торжеством, а мысли можно было прочесть по взволнованному выражению ее лица.
Ее тетя не произнесла ни одного слова с того момента, как откинулась на подушки и экипаж тронулся в путь. Однако казалось, что она просто неспособна высказать вслух, какое удовольствие доставил ей вечер.
– Я никогда не видела, – начала вдруг с воодушевлением миссис Вэнстроу, – такой зависти в глазах миссис Притчард, как сегодня вечером! О, если бы я могла при каждой нашей встрече праздновать в душе подобную победу! У меня больше не осталось бы никаких желаний. Моя дорогая племянница, ты и представить себе не можешь, какой успех имела сегодня твоя работа. Никто ни о чем не догадался. Знаешь, меня несколько раз спрашивали, кто сшил мне платье. И даже, не прислали ли мне его из одного из магазинов в Лондоне. Никому в голову не пришло, что такую прекрасную вещь могли мне сшить здесь!
Ах! Я вне себя. Будь я более нервной, я стала бы жаловаться на перевозбуждение и сердцебиение. Я сама не своя от радости!
Марджори, понимая, что Судьба предоставила ей долгожданный шанс обратиться к тете с просьбой приютить ее и Дафну на более долгий срок, тихо произнесла:
– Ах, миссис Вэнстроу, у меня в сундуке лежит альбом с набросками. Я, знаете ли, часто этим балуюсь. Там примерно две дюжины рисунков бальных платьев, придуманных мной. Может быть, вы захотите как-нибудь полистать его. Я бы с огромным удовольствием сшила вам столько платьев, сколько вы захотите. Да и не только платьев, ведь я прекрасно разбираюсь в любой одежде: косынках, накидках, рединготах, мантильях… О, простите, мне только что вспомнилась одна печальная вещь!
Миссис Вэнстроу наклонилась вперед. Она явно ловила каждое слово Марджи. Эти последние ее, кажется, серьезно огорчили.
– Что? Что такое, дитя мое?
Марджи вздохнула.
– Не помню, говорила ли я вам об этом, дорогая миссис Вэнстроу, но Дафна и я завтра уезжаем в Брайтон. У нас там есть знакомая. Она обещала мне место швеи в своем довольно модном магазине. Согласитесь, при наших ужасных обстоятельствах просто преступно не воспользоваться ее необычайной добротой. Мне очень жаль! Мы получили бы такое удовольствие, не правда ли?! Я имею в виду шитье платьев для прогулок, дорожных. Шляпки настолько изящные, насколько это можно себе представить. О, я чуть не забыла! Я ведь хотела сшить вам мантилью до колен, бежевого и сиреневого цветов, отороченную соболем, – или, по-вашему, больше подошел бы лисий мех?! Ох, надо же! Я все болтаю и болтаю! Вы должны простить меня! Я всегда так увлекаюсь, когда речь идет о модной одежде! Забудьте все, что я сказала, и пожелайте нам счастливого пути. Мы отправимся на заре. Я только что поняла, что, скорее всего, мы больше вас не увидим. Мне так грустно! – Она достала платок из вышитой бисером сумочки и по очереди прижала к каждому глазу, вытирая несуществующие слезы.
Марджи не смела взглянуть на свою сестру. Она видела боковым зрением, что бедную Дафну вот-вот хватит удар от неожиданного потрясения. При ограниченных умственных способностях сестры, Марджи была уверена, что Дафна ни за что не догадается, зачем она рассказывает тете сказки о поездке в Брайтон.
В то же время на лице миссис Вэнстроу наконец появилось выражение, на которое Марджи так надеялась! Ее тетю явно расстраивала мысль, что она лишится стольких, по-видимому, прекрасных нарядов, о которых только что рассказала племянница. Она приоткрыла рот, вытаращила глаза и довольно сильно побледнела.
– Вы уезжаете? – прошептала она. – То есть, конечно, уезжаете! – На ее лбу появилась складка, глаза уставились куда-то в пространство за окном.
Она растерянно надула губы и медленно что-то соображала.
Марджори ждала не дыша. Для сохранения аффекта она продолжала промокать глаза и сопеть, пока тетя обдумывала все, что она сказала.
Дафна, явно не в силах переносить эту неизвестность, взяла сестру за руку и сильно ее сжала. Марджи повернулась, чтобы на нее посмотреть, но в ответ на страдальческое выражение вопрошающих и умоляющих глаз сестры просто покачала головой.
Дафна расплакалась.
– Я не хочу уезжать! – захныкала она. – Я не хочу ехать в Брайтон! Ненавижу Брайтон!
Марджори, вздрогнув от внезапного бурного проявления чувств сестры, сунула ей в руки платок.
– Но ты же никогда не была в Брайтоне. Я уверена, как только мы увидим этот очаровательный город…
Она и дальше продолжала бы этот фарс, но ее перебила миссис Вэнстроу, чей твердый голос прервал вопли Дафны.
– Вы никуда не поедете! Вы обе останетесь со мной, у меня в доме, до конца лета! Да если бы я отпустила вас бог знает куда, я была бы самым злым человеком на земле. Вам гораздо лучше будет у меня. Пусть никто не упрекнет меня в том, что у Лидии Вэнстроу нет сострадания.
Марджори под воздействием какого-то дьявольского импульса спросила:
– Не хотите ли посмотреть мой альбом с набросками сегодня вечером перед сном?
