Текст книги "Люблю тебя сильно-сильно (СИ)"
Автор книги: Валентина Ad
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– Хорошо мамуль.
– Тогда не стану тебя отвлекать. Раньше нагуляешься, раньше вернешься. Обязательно отзвонись, как будешь дома.
– Хорошо мамуль.
– Где-то я уже это слышала.
– Да позвоню, честное слово. Папе привет.
Попрощавшись с мамой Летта со страхом взглянула на дисплей своего айфона с ужасающей на нем цифрой – 108 пропущенных от Андрея. Только она отвела взгляд желая поразмыслить «быть или не быть» в смысле «звонить или не звонить», потом вымолить прощение, при встрече, как в руке завибрировало, а затем раздался рингтон.
– Слушаю, – максимально спокойно прошептала Летта.
– Что, серьезно? Неужели действительно – слушаешь? – не заметить в этих вопросах сарказм мог только глухой.
– Да. Представь себе.
– Летта!..
– Стоп. Милый, прежде чем ты начнешь меня обвинять в безответственности и эгоизме, позволь объясниться. Деревня, которая является моей исторической родиной, находится на конце географии, в жопе мира, извини за мой французский. Соответственно цивилизация сюда дошла не совсем, и связи кроме как на третьем этаже моего дома, практически нигде нет. Я спала на первом, поэтому не слышала, как телефон разрывался на последнем, где я его специально оставила, чтобы в последствии видеть кто пытался дозвониться. Проснулась я только что и в самую первую очередь набрала тебя. Вот такая забавная история. Поверь, никакого криминала.
– Верю. Вот только мне минуту назад позвонила Антонина Антоновна, с которой мы практически ночь напролет «мило» общались, и сообщила что ты уже на связи и у тебя, слава Богу, все в порядке.
– Нет, ну если ты меня хочешь упрекнуть в том, что я первой набрала мать, то извини.
– Я ни в чем не хочу никого обвинять. Рад что у тебя все в полном порядке. Что ж, не стану отвлекать от одиночества.
Разговор как-то непривычно быстро подошел к концу и то, что инициатором этого «конца» стал Андрей, Летте не очень пришлось по душе:
– И что, даже никакого – «я так соскучился». Или – «когда моя девочка уже вернется? Когда мы уже наконец встретимся?» Ну, или чего-то подобного?
– Нет. Зачем тратить время на вопросы, на которые я и так знаю ответы.
– Это как?
– Скоро. Я просто уверен, что мы встретимся очень скоро, и мне больше не придется скучать. Ведь моя девочка не собирается провести в своей деревне всю оставшуюся жизнь?
– Нет, конечно.
– Тогда я совершенно спокоен. Что ж, удачи. Обещай что сегодня ты обязательно меня наберешь, ну или хотя бы ответишь на мои звонки.
– Обещаю.
– Люблю тебя. Цем.
– Цем.
Попрощавшись с Андреем, у Летты осталось непонятное послевкусие недосказанности. Легкость и ненавязчивость в общении были точно не достоинствами Андрея, а тут… Разговор показался каким-то неправильным, но это ощущение мучило Виолетту не долго. Спустя несколько минут она решительно настроилась отдаться другим ощущениям. Говорив маме, что собирается сегодня прогуляться по деревне, она еще никуда не собиралась, но прогулявшись по пустому огромному дому, поняла, что стоит рискнуть.
– Что ж, Снежок, ты со мной? – Пес моментально оказался у ворот. – Тогда вперед. Вспомним молодость.
Легкого прикосновения к дверной ручки хватило, чтобы железная калитка резко распахнулась.
– О-о-о, Летта, день добрый. – Летта испуганно схватилась за сердце, а из калитки на нее смотрел широко улыбающийся дядя Вася. – Неужто напугал?
– Да нет, что вы, – выдохнула Летта. – А вы, наверное, снова в сад?
– Да, детка, проверить как там мои подопечные, а то съедят их разные насекомые, а вам тогда и есть нечего будет, усохнет все, – бормоча под нос, мужчина медленно продвигался в сторону сада, минуя Виолетту и Снежка. – Кстати, как березовик? Надеюсь Серега донес?
– Да-а-а, спасибо большое. Очень вкусно. – Летте пришлось соврать, но она была уверена, что напиток, о котором дядя Вася рассказывал с таким восторгом – не может быть не вкусным.
– То-то.
– Спасибо еще раз. Ну, вы тогда занимайтесь своими делами, а я пойду, прогуляюсь.
– Иди, конечно, да тут-то и гулять негде.
– Я что-нибудь придумаю.
Встреча с дядей Васей заставила Летту содрогнуться, а его глаза вновь напомнили о Сереже и о том, что произошло этой ночью. Странно, но разговаривая с Андреем она ничуть не чувствовала себя предательницей, хотя и изменила ему не глядя. Почему-то она не расценивала это как измену, почему-то чувство вины отсутствовало напрочь. То что произошло прошлой ночью, казалось было в далеком прошлом, до того, как она встретила Андрея. Там, где этой страсти и было место. Это должно было случиться несколько лет назад, а к чему бы это могло привести, одному Богу известно. Вот только в настоящем, эта страсть казалась прошлым. Далеким и пройденным этампом. Чуть ли не впервые за все время прошедшее со злосчастного Нового года, ее сердце продолжало биться спокойно при упоминании о Сереже. Она больше не утруждала себя неимоверным усилием силы воли, заталкивая малейшие воспоминания в самые потаенные закрома своей души. Виолетте не пришлось насильно избавляться от навязчивых мыслей и воспоминаний, они сами испарились, стоило ей выйти за пределы собственного дома. Глава 5 Летта впервые с момента своего приезда покидала родной двор и ее это немного пугало. Она давно стала жительницей мегаполиса и отвыкла от пустых улиц и стареньких домов. От не асфальтированных дорог и вечно путающихся под ногами соседских уток, гусей, кур, индюков. Выбравшись из дому после полудня, Летта радовалась, что улицы пустынны, как и когда-то в это время, а практически в каждом огороде копаются в земле хозяюшки, заботясь о хорошем урожае. Снежок радостно бежал впереди изо всех сил стараясь поймать каждую попадающуюся на его пути бабочку, стрекозу или большую муху, а Виолетта еле-еле перебирая ногами внимательно разглядывала мир вокруг себя. Виолетта в очередной раз убедилась, что время не властно над ее маленькой деревушкой, и все здесь по прежнему на тех же местах, разве что еще больше постарело и поблекло и опустело. Через один, дома были поросшие высокой травой, что говорило о том, что они не жилые, вряд ли кто-то специально станет выращивать репейник и полынь. Возможно – хозяева уехали, возможно – умерли, дома просто были брошены и пустовали. Те немногие, которые миновала такая участь, были мало-мальски ухожены, а главным показателем того, что в доме кипит жизнь была вытоптанная трава и кучи разнообразнейшего дерьма вокруг. От того, что видели ее глаза, сердце Летты сжималось и ныло. Ей было больно понимать, что деревня, в которой прошло все ее детство и юность, постепенно становится никому ненужным хутором. Она долгие годы ходила по этой земле. Она долгие годы дышала этим воздухом. Она росла, впитывая все лучшее, что только могла деть ей далекая деревенская жизнь – любовь к природе, здоровую пищу, включающую в себя парное молоко и яйца прямо из под курицы, море свежего воздуха, и бескрайние девственные просторы, по которым она неоднократно гуляла босыми ногами. В детстве она просто обожала свою деревню, да, в принципе, она и сейчас испытывает нечто похожее. Нынешние ее чувства были схожи на отменное вино, которое долго томилось в бочонке из ее сердца, прежде чем его вкус стал насыщенным и высоко оцененным. Любуясь всей деревенской скромность, в голову невзначай прокрались мысли о Сереже, точнее предположения, фантазии. Сложись все по-другому в ее жизни, она запросто могла бы остаться здесь и, возможно, воспитывала бы уже не одного ребенка, в свои двадцать пять. Она бы стояла сейчас согнувшись над грядками, как все эти женщины, выставляя свою нежную кожу на съедение палящему солнцу. Потом она бы шла в дом и накрывала на стол, кормила семью, убирала, мыла, стирала. А ближе к вечеру встречала с пастбища корову, а то и не одну, как было принято у многих. Доила бы корову, кормила свиней, телят, лошадь, кроликов, уток, овец… да мало ли еще кого, они бы с Сережей держали в своем хозяйстве. А вечером, когда их трое, или четверо, или двое, деток ложились спать, они бы предавались любовным утехам. Сережа любил бы ее так, как прошлой ночью, а она отдавалась бы ему изо дня в день, как в первый раз… Из размышлений и непонятных фантазий Виолетту выдернула противная детская кричалка, которая раздавалась в двух шагах от нее, и мысль, что здесь, оказывается, даже дети водятся.
– Ирка-дырка, алкашня! Ха-ха, ха-ха, ха-ха-ха!
Сделав эти шаги, Летта замерла. Возле скамейки одного из заброшенных домов, вроде в нем когда-то жили Тополевы, смирно отдыхала на траве Ирка Огурцова, чуть ли не в обнимку со скамейкой. Возле нее носились пятеро ребятишек и бросая прямо в нее камнями и палками, выкрикивали дразнилку, весело хохоча. Похоже, это было привычное для них занятие, да и одно из не многих здешних развлечений в общем.
– Вы что это творите! – Летта решительно подошла к компании. – А ну, перестаньте!
Двое замызганных до немогу ребят – замерло на месте. Еще двое – бросились кто куда. А один, видимо самый храбрый выпалил:
– Тетенька, будете проходить мимо – проходите.
Глаза Летты округлились:
– И от куда мы такие умные?
– От верблюда! А вы откуда такая? – парнишка явно не был из робкого десятка.
– Какая разница. Оставьте Иру в покое.
– А тебе какое до нее дело?
Летта не могла поверить в наглость пяти-шести летнего чумазого лопоухого мальчугана:
– То есть?
– Тетенька, ты куда-то шла, вот иди. А этой алкашке ведь все равно, а нам весело.
Ошарашенная Летта практически подбежала к ветхому забору, над которым повисли ветки клена.
– Я тебе сейчас покажу, засранец малолетний, какое мне дело! – сломав приличных размеров прут, Виолетта бросилась за мальчуганом, который мгновенно набрал скорость и исчез, словно его никогда здесь и не было. – А вы чего ждете?
Двое, которые остолбенев от страха, наблюдали за происходящим, моментально последовали его примеру:
– Господи, Ира, что же с тобой произошло?
Виолетта склонилась над неподвижным телом. Понимая, что больше помочь ничем не сможет. Девушка молча втупилась в изуродованное алкоголем лицо. Огурцова никогда не была красавицей, но всегда стремилась к этому, и старательно ухаживала за собой. Она не была красавицей, но сумела подать себя так, что все считали ее деревенской звездой, а сейчас она была деревенским алкоголиком. Как девушка, которая пользовалась популярностью среди парней, была дочерью зажиточных фермеров и студенткой какого-то там ВУЗа, смогла скатиться до того, чтобы спать на улице в собственной моче забросанная камнями соседской детворы? Виолетта просто отказывалась верить собственным глазам на которых самопроизвольно накатывали слезы.
– Что, страшно?
Женский голос прямо над головой, заставил Летту испуганно встать:
– Страшно, – выпрямившись, Летта увидела перед собой тучную молодую женщину, понятия не имея, кто это, но голос был знаком.
– Вижу, ее ты быстрее узнала, чем меня.
Только когда женщина продолжила разговор и ткнула пальцем в Ирку, Летта поняла, с кем ей посчастливилось встретиться:
– Я бы ее никогда не узнала, просто это не первая наша встреча. – Виолетта старательно отводила глаза, боясь показать весь ужас от увиденного, стопроцентно отражавшийся в них. – Так что Таня, у вас ничья.
– Что, я так сильно изменилась? – вперевалочку, Таня подошла к скамейке, ножки которой уже крепко обнимала Ира. – Ты тоже, не осталась на месте, вот только у меня нет твоих миллионов, а приходится пахать словно лошадь ломовая, видимо поэтому мы в разные стороны-то и изменились.
Второй раз за пару дней Летта вновь услышала укор в голосе практически ровесниц. Сначала Ирка, хотя она более тактично оценила ее внешний вид, теперь и Кобылова. Что им мешало устроить свои жизни? Кто их здесь удерживал? Почему спустя годы им вздумалось ее упрекать? Да и что ей теперь их укоры, каждый, видимо, получил то, на что заслуживал. Ну или так – каждый получает то, к чему стремится, а они стремились к славе в местном масштабе, что ж теперь? Голос Таньки Кобыловой, как и много лет назад был для Летты сопоставим со звуком пенопласта по стеклу, или ногтей по железу, но раньше ей не была так противна картинка. А сейчас Таня и выглядела не лучше, чем звучал ее голос. Они с Огурцовой были одноклассницами и обоих года не пощадили. Хотя, какие уж тут года? Всего каких-то семь с половиной лет, а одна спилась, а другая похожа на жирную свинью. Нет, Летта не понимала, как можно себя так запустить, пусть даже и в деревне, пусть даже и в безденежье, но ведь на водку деньги есть (как в Иркином случае) и жопу нарастить без зазрений совести, если вокруг сплошной фитнес – сади, копай, паши и не жри (как в Танькином). Осуждающий взгляд полный обиды за ее успех, Летта не могла стерпеть, она точно знала, что она его не заслуживает.
– Тебе не приходило в голову, что мои миллионы мне на голову просто так не упали? – парировала Летта.
– Ты о писанине своей? – Танька взглядом полным зависти и ненависти сверлила Виолетту насквозь. – Читала я твои сказочки, ничего особенного. Подумаешь, великое дело за полдня наклацать пару книжек, то ли дело в огороде сутками – сначала с граблями, потом с плугом, потом с сапкой, с лопатой... Коровы, свиньи, кони, дети! Посмотрела бы я на тебя не сбежи ты в город.
Эти слова снова задели Летту, ей так и хотелось достойно ответить – «Да я вижу, как ты пашешь. Бедная даже от непомерной работы жиром стала заплывать». Ей хотелось это сказать, но Летта посчитала, что будет правильным быть выше. А еще, эти слова вернули ее в тот нелегкий период, сразу, как только она покинула деревню, когда ее пищей был один пакет быстрорастворимой лапши «Мивины» разделенный на два дня. Когда родители лишь раз в месяц передавали кое-какие продукты, а денег у них самих не было, да и Виолетта бы их не взяла. Она жила на стипендию и не могла себе позволить на пропитание больше, чем пятьдесят копеек в день на пакет «отравы». Она не могла себе позволить расслабляться и одержимая своей собственной нелепой местью, ночами на пролет старательно, в ручную, писала по двадцать страниц текста. А днем старательно держалась на парах, за все время учебы пропустив только два дня лекций, да и то, потому что температура была за сорок. Затем она бесконечно предлагала свои рукописи издателям, но кому нужны таланты, которыми и без нее были завалены так называемые «издательские портфели». Но она не теряла надежды. Она знала, все у нее получится. Она верила в себя, и трудилась не переставая, хотя случался упадок сил и ей безумно хотелось бросить все и вернуться под крылышко к родителям. Но она выстояла, не сдалась. В ее жизни были разные периоды. Да, она не «пахала» на огороде и не доила коров, но кто сказал, что изо дня в день разочаровываться в собственных силах, каждое мгновение чувствовать себя неудачницей и бездарностью, а потом находит энергию двигаться дальше, легко? Кто сказал, что легко каждый день выслушивать от соседок по общежитию колкости типа «Летта, да таких как ты миллионы, кому нужна твоя писанина? Пошли лучше, зависнем в клубе, а твои сказки никуда не денутся, Джоан Роулинг недоделанная»? Нет, это все не так уж и легко, как некоторым со стороны кажется, и пусть на двадцать третий раз, но с ней захотели иметь дело. Ее заметили издатели, ее приняли читатели, ее перестали поддергивать подруги, принявшись и себе писать мемуары на досуге, ведь чем они хуже? Некоторые глянцевые издательства в последствии даже писали о ней, как о Золушке, но это было так далеко от истины. Ей ничего не свалилось на голову благодаря принцу. Каждую копейку своего состояния, она заработала своими собственными недоспанными ночами, своей фантазией, свой свинцовой задницей, и не сходящими по сей день мозолями, на среднем пальце правой руки. Да ее серия фэнтези о колдунье-феминистке проживающей в далекой Люмбовии «Гагара Варвара», на сегодняшний день переведено на двадцать языков, а сама Летта стала узнаваемой персоной и зажиточной дамой. Да, она стала миллионершей, но разве она обязана сейчас объяснять Таньке Кобыловой, что в жизни ничто не дается легко, по крайней мере, с ней так не произошло. Разве Танька, которая всю жизнь прожила под маминой и папиной опекой в теплом родительском доме где всегда было сыто и тепло, поймет? Вряд ли. Летта пристально посмотрела на Таню, и поняла – сколько боли и ненависти она вложила в каждое произнесенное негромкое слово. Она была так искренна, что Летте стало ее просто жаль, и что-то объяснять или грубо отвечать, ей уже не хотелось:
– А я и ничего не говорю. Каждому свое. Одинаковых судеб не бывает, каждый несет свой крест.
– Это как сказать, – Таня выдохнула, и Летта поняла, что сейчас будет излияние души, как это уже было с дядей Васей. – Я вот думаю, что ТВОЙ крест несу. Это ведь из-за меня у вас с Серегой ничего не вышло, а любовь-то какая была. Вот если бы я не вмешалась тогда, если бы не позарилась на первого парня на селе, жила бы сейчас, как сыр в масле с Колькой Жирновым с райцентра. Он все время за мной бегал. Сколько признаний, сколько цветов, сколько игрушек мягких, а я… Я видите ль не люблю его! Тьфу! Бес попутал в молодости, а расхлебывать приходиться и по сей день. Сережка то твой любименький не таким уж и идеалом оказался. Лодырь и пьянь! Из года в год под Новый год запивает, и из дому уходит, а на мне все хозяйство, дети… Господи, одному тебе известно, сколько я слез выплакала, сколько молитв прочитала. А могла бы жить в городе, быть женой владельца сети киосков, и наслаждаться всеми прелестями жизни, а приходится в говне днями барахтаться.
Летта смотрела на опустившую вниз голову Таньку, полным жалости взглядом который поймал падающие на землю капли. Ее сердце сжалось, но что она могла поделать, судьба ведь у каждого своя, а кто чей крест несет, потом Господь рассудит.
– Вот, снова слезы. Как подумаю обо всем этом. Как вспомню… А раньше ведь местной красоткой была, глаз не оторвать. Каждый хотел со мной встречаться, каждый просто меня хотел. Любовь… Да в жопу такую любовь, когда повеситься хочется. Может так бы и поступила, если бы не дети. Только они, то счастье, которое мне подарил Сережа, да и то, их тоже иногда удавить хочется, но это пустое, я за них на все пойду. – Танька быстро вытерла ладошкой слезы, подобрала сопли и продолжила. – Посмотри на Ирку, до чего ее любовь довела. А ведь говорила, не нужен тебе этот Валерка, не нужен. Он ведь воровал все что видел, а то что не видел, мечтал стырить. А она все – «люблю я его». Вот и долюбились. Он уже два года как умер, вернее в тюрьме повесили. А она, она горе заливать стала безбожно… Жалко, им Бог детей не послал, может и не докатилась бы до этого, – Таня пнула ногой бывшую подругу. – Вот и вся любовь. Много шума из ничего.
С каждым Татьяниным словом, Летте хотелось просто разрыдаться – что случилось со всеми ними? Они-то по сути и не такие плохие, как ей казалось в юности. Каждая из них тоже мечтала о счастье и стремилась к нему как могла, но почему у них все получилось именно так – печально и горько. Они ведь просто хотели любить и быть любимыми. Может потому, что не по тому пути изначально пошли? Хотя, не ей судить об этом. Танька продолжала говорить, а Виолетта ловить каждое ее не громкое слово.
– Сказочно живется только тебе, да Ольке Олейник, однокашнице твоей. Ты сбежала, куда глаза глядят, и в люди выбилась, а она от учебы чуть с ума не сошла, так из кожи вон лезла. Вот и заметил ее такой же дебил-заучка, сынок мэра, так она теперь у нас первая леди района, и совсем не важно, что как была овцой кривоногой так и осталась. Я только сейчас понимаю, счастье, оно ведь не в красоте вовсе. Что из того что я, Ирка, Зоя, Ксюха, Карина, Юлька, Ленка славились на все близлежащие деревни как самые популярные, веселые и прекрасные? Все теперь красуются у стойла с коровами, да загона со свиньями, только в разных деревнях. Кроме, этой, естественно.
Танька вновь пнула ногой Иру и утирая слезы грязной рукой, подняла голову:
– Я, собственно, чего в разгар рабочего дня по селу гуляю, ты здесь мальца моего не видела? – впервые взглянув прямо в лицо Виолетты, взяв себя в руки, поинтересовалась Кобылова. – Блин, что это я, нашла у кого спросить, ты ведь в глаза его никогда не видела.
– Нет, почему, – Летта вспомнила рассказ дяди Васи о внуке-разбойнике, и в памяти всплыл образ чумазого мальчугана, что всего несколько минут назад издевался над Иркой. – Он только что с компанией здесь был, а потом убежал – вон туда.
Летта не стала вдаваться в подробности на тему – чем он здесь занимался, его мать не далеко от него ушла, тоже не брезгует пинать подругу, что уж с него взять. Она просто указала в ту сторону, куда уносили ноги этого малого, на что Таня удивленно вздернула брови:
– А ты уверена, что это мой Васька?
– Уверена, – улыбнулась впервые за весь разговор Виолетта.
– Ты прости, что я тут разнылась, так… наболело. Туда, говоришь, мое маленькое чудовище убежало? – улыбнувшись в ответ «пошутила» Кобылова.
– Ага.
Больше не проронив ни слова, Танька покинула скамейку и пошла по указанному пути.
– Тань, прости и ты меня, – окликнула уходящую женщину Летта.
– За что? – недоумевая поинтересовалась Таня.
– За все.
– Хорошо.
Скорее всего так и не поняв до конца сути этого «прости», Тяжело дыша, переваливаясь с ноги на ногу, девушка продолжила свой путь, то и дело выкрикивая имя своего сына. Летта же продолжала смотреть в спину Таньке Кобыловой, некогда ненавистной ей до боли, вызвавшей нереальную жалость к себе сейчас. Оказывается, жизнь не пощадила никого из тех, кого она любила или ненавидела в юности и ничего прекрасного в этом нет. Бросив в последний раз взгляд на загорающую Иру, Летта пошла дальше вдоль улицы. Совершенно не задумываясь о своем маршруте, а все еще перебирая в голове услышанное, Летта и не заметила как ноги сами привели ее к детсаду, в который она ненавидела ходить в детстве, и на территории которого было разбито ее сердце в юности. Она разместилась в той самой беседке, присев на ТУ САМУЮ скамейку, под которой поспешно скрутился калачиком и Снежок, словно прячась от болезненных, холодных воспоминаний.
– Что дружок, тоже вспомнил? – почесывая любимца за ухом, поинтересовалась Летта, на что получила вместо ответа собачий взгляд полный страха и благодарности, одновременно.
Летта поудобнее уселась и в ее расслабленное состояние постепенно врывалась ностальгия и меланхолия. Она отчетливо слышала пенье самых разнообразнейших птиц, и вдыхала полной грудью чистый, пьянящий воздух. Небольшое кирпичное здание, которое раньше именовалось детским садом, сейчас пустовало, укутанное неимоверно прекрасной зеленью деревьев, которые раньше просто вырубали, очищая детскую территорию. Но это было слишком давно, еще когда Летта посещала этот детский сад в заштопанных колготах и с большими бантами на голове. Еще тогда, когда Летта была подростком, уже не было для кого наводить порядок на этой территории, а сейчас и подавно. Дикая природа захватывает все, лишь предоставляя возможность любоваться своими красотами, величием и зеленьею. От восхищения и наслаждения, Виолетта закрывала глаза и все никак не могла надышаться чистотой родного села и ароматом цветущего жасмина, липы, и еще каких-то неведомых ей, но очень ароматных растений. Все вокруг просто располагало к полной нирване. Но стоило ей только раскрыть глаза, все исчезло. Исчезла живописнейшая зелень, волшебные запахи и даже нирвана. Вокруг было темно, отчего безумный холод пробежал по всему телу. Вместо роскошных зеленых деревьев, едва проглядывались черные оголенные ветви кустов. Вместо сводящих с ума ароматов, леденящий душу холод и морозная свежесть. Вместо зеленого богатого ковра, вокруг лежал снег. В сердце кольнуло. Виолетта словно перенеслась каким-то неимоверно магическим образом во времени, прямо как в собственных сказочных книгах. Она не только видела вокруг леденящую душу зиму, она вновь прочувствовала силу ее собственной любви, заполнявшую все ее существо. Затем увидела ненавидящий взгляд Сережи и навсегда изменившее ее жизнь – «Шалава!» Испугавшись подобных очень реальных галлюцинаций, Виолетта сильно тряхнула головой и тщательно потерла глаза руками. Помогло, все вновь встало на свои места. Но мгновения, которое она провела в прошлом, ей хватило для понимания того, что ее сердце больше не наполняет ТО безумное чувство к юному вспыльчивому красавцу, которое было ей так дорого. Тогда она любила так, что одной ее любовью могло бы окрылиться маленькое государство. Тогда она любила впервые, но так, словно в последний раз. Тогда она любила так, словно это навсегда. Тогда все имело для нее другое значение. Тогда это было так сладко и так больно. Затем мир раскрасился в два цвета – белый и черный, розовый исчез мгновенно. Все было тогда, а сейчас, сейчас Летта одним взмахом головы избавилась от помутнения. Наконец она поняла – в ее сердце больше нет ТОГО чувства. Все эти годы она любила ту любовь, которая у нее когда-то была, но не того мужчину, которым стал Сережа. Этой ночью все произошло именно так, как она когда-то мечтала. Так, как ей когда-то пообещал в письменном виде Сережа, тогда еще ее Сережа. Каждым их движением управляли чувства, нежданно и негаданно охватившие их сердца. Она так жаждала этого в свои шестнадцать. Она очень глубоко в душе мечтала об этом до сегодняшнего дня. А теперь, теперь мечтать больше не о чем. Все прошло, как и это недавнее навождение. Внезапно Летта поняла, как сильно она заблуждалась в свои шестнадцать, когда вполне искренне считала, что никогда не сможет простить Сережу, но успешно позабудет обо всем, что пережила. Она простила его, причем давно. Хотя поняла это только что. Ее сердце больше не испытывает той любви, и той обиды, которой было переполнено страшной зимой. Она простила, хотя ее память хранила все подробности их последней встречи. Она помнила все его слова, его испепеляющий ненавидящий взгляд, его «прости» и свое «прощай». Она помнила все, но это «ВСЕ» для нее не имело уже никакого значения. Впервые за долгие годы, Летта чувствовала себе свободной от прошлого. Ей даже дышалось по другому, ведь все семь прошлых лет она тщательно карабкалась на вершину пирамиды под названием «Деньги, слава, признание», но не ради всего этого, а ради одного – «Все это, могло бы быть твоим, а теперь, теперь тебе остается только кусать локти!» Она так мечтала воспользоваться этими словами. Унизить, растоптать, ткнуть носом в истину, но все это сейчас не имеет никакого отношения к настоящему, в котором Виолетта стала свободной. Всех, кого Летта хотела унизить, унизила сама жизнь, что не принесло ей никакого удовлетворения, а лишь жалость к этим особам. Она простила. Она успокоилась. Она, наконец-то, пережила всю эту историю. Из полуразвалившейся, заброшенной площадки детского сада, Летта не шла, она выпорхнула, словно освободившаяся из сетей паука бабочка. Ее сердце наполнило то теплое солнце, которое бережно и ласково согревало тело. Сама ее душа светилась, словно это солнышко. Впервые за долгие годы Виолетта достигла полной гармонии с душой, телом, сердцем, и это было прекрасное чувство. Измотанный с непривычки Снежок, ничуть не переняв настроение хозяйки, уже не торопился впереди Виолетты, а плелся позади, едва перебирая лапами.
– Дружище, не хочешь ускориться? Дома нас ждет вкуснятина, м-м-м, а ты еле тащишься. А давай, кто быстрее, а? – Летта подхватила свою длиннющую юбку, Снежок, наконец, подхватил энтузиазм, и оба помчали в заданном направлении.
Глава 6
– Это тебе, – Летта заботливо наполнила собачью миску. – А это мне.
Довольная собака уплетала свое, а Летта с тарелкой ароматной клубники щедро приправленной сметаной и сахаром, отправилась в собственный сад. Под легкое покачивание деревьев и шум листвы девушка больше не возвращалась в прошлое, ей впервые в жизни, захотелось задуматься о настоящем. Не знакомое чувство легкости и свободы слегка кружило голову. Так хорошо, морально, Виолетта себя чувствовала лишь в детстве, до того, как научилась любить. До того, как научили страдать. До того, как весь мир начал вращаться вокруг любимого, а потом рухнул. С тех самых пор она всегда была узницей собственно навязчивой идеи, плана, расчета, а теперь она полностью свободна. Это чувство было несравнимо ни с чем!
– Мамулечка, привет. Звоню, как и обещала, – радостно защебетала Летта не забыв наполнить рот несколькими вкуснейшими ягодами, что только прибавило в ее воспарившее состояние еще и сладкого наслаждения.
– Привет дочка, вот удивила, так удивила. Я раньше полуночи не ожидала услышать твой голос, – возрадовалась мама.
– А мне вот безумно захотелось услышать твой. Мамочка, хочу тебя обрадовать, мой отпуск закончен, и я завтра же возвращаюсь! – выпалила Летта.
– Как?! – сказать, что мама была удивлена – ничего не сказать. – Ты же бредила этой поездкой. Ты даже дом выстроила только ради того, чтобы было куда приехать погостить, а с таким успехом ты могла бы и в прежнем прекрасно «погостить» два дня. Господи, дочка, может случилось что? Так ты не жалей мать, я все стерплю и вынесу. Говори, как есть, – волнение и испуг невозможно было не услышать в мамином голосе.
Летта молниеносно отреагировала на тревожные ноты, принявшись успокаивать маму, которая понятия не имела – зачем ее дочери нужно было выстраивать огромный дом, зачем было лететь на забытую ей родину, да и не узнает уже никогда, это пройденный этап.
– Мамочка, ну что здесь могло случиться? Здесь все прекрасно и замечательно, вот только это все теперь для меня лишь экзотика, которой быстро пресыщаешься. Этот воздух для меня самый свежий и чистый на всем белом свете. Эти деревья, поля и леса – самые живописные, которые только бывают. Здесь птицы и кузнечики даже поют по-особому, солнце встает раньше и светит ярче. Здесь все самое-самое и я все это безумно люблю, но мое сердце и душа уже привязаны к другим вещам. За семь с половиной лет я приобрела много других ценностей. Раньше мне казалось, что уехав отсюда, мое сердце осталось здесь, но мне хватило и пары дней, чтобы понять – мое сердце всегда было при мне, просто мне всегда хотелось думать, что оно привязано к этим местам. Мамочка, я свободна и очень счастлива. Сегодня устрою прощальный вечер последних воспоминаний, а завтра в путь! Нужно жить настоящим, а не заглядывать постоянно в прошлое.
Голос Летты был звонче самых звонких колокольчиков, а радостные флюиды передались по телефонной сети маме.
– Девочка моя, я за тебя так рада! Мы рады. Завтра вечером мы с отцом будем встречать тебя за праздничным столом, обязательно с праздничным тортом. Это ведь настоящий праздник. Будем считать, что это еще один твой день рождения!
