Текст книги "Чистилище. Книга 1. Вирус"

Автор книги: Валентин Бадрак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава пятая
Фея бетонных джунглей

1

– Ну и палата у нас дебильная! Ни ящика, ни даже какого-нибудь дерьмового радио, от этой беспредельной скукотищи выть хочется! – Лантаров обращался неизвестно к кому. «Палата живых трупов, твою мать, ни поговорить, ни издохнуть по-человечески!» – он выплескивал избыток эмоций яростным хлопаньем ладонью по подушке. Обитатели соседних коек понимающе переглядывались и многозначительно помалкивали.

Лантаров обвел глазами унылое пространство. По-прежнему переполненная разбитыми, иногда постанывающими, но чаще просто угрюмо-молчаливыми телами, палата, как воздушный шар гелием, была наполнена напряженностью. Пациенты менялись, а напряженность росла. Ноющего от боли молодого парня, которого родители забрали домой, заменили упавшим с дерева садоводом преклонного возраста, а в противоположном от Лантарова углу неподвижно и беззвучно, будто парализованный и потерявший дар речи, лежал некогда резвый мальчик-велосипедист, сбитый в сумерках большим автомобилем с шикарной дамой за рулем. Заносчивая дама откупилась, но убогому мальчишке из люмпенов помогать не стала. Вот он и оказался в убойной палате. Подросток лежал неподвижно, как тщательно спеленатый младенец, и его большие немигающие красноватые от слез глаза смотрели прямо на Лантарова. Тот понятия не имел, что с пареньком, но от этого кроличьего взгляда, как будто из потустороннего мира, ему становилось жутко. Казалось, что его душу медленно и неотвратимо заковывают в кандалы страха. Он еще помнил красивое и беззаботное лицо жизни, но в последний месяц ежедневно сталкивался с ее другим обликом – изувеченным и омерзительным. Еще сам того не понимая, он испытывал беспокойство, что его сосед Шура через неделю выпишется и на его месте окажется какой-нибудь недвижимый истукан. И он опять останется наедине с собой.

– Да ты, я смотрю, оживаешь, – констатировал Шура тихо, но четко. – А что телевизора нет – так и хорошо. Современное телевидение – это парад примитивов в эпоху обывателей.

– Это почему?

– Ну хотя бы потому, что главным героем телеэкрана давно стал худший. Воспеваются или освещаются насильники, изощренные убийцы, порочные или совсем убогие, жалкие личности. Не те, что сумели чего-то добиться, а те, что совершили что-нибудь придурковатое, какую-нибудь эпатажную выходку. Из двух десятков программ хорошо, если хотя бы одну нормальную, интересную передачу отыщешь. Впрочем, я уже лет пять не смотрел телевизора, может, что и поменялось там.

– Да ни черта там не поменялось! – с ожесточением вклинился в разговор неудачный садовод, перекочевавший в палату из-за падения с дерева. – Бездарные сериалы, секс и политика.

– Ну, вот, слышишь, что люди говорят. Суди сам, пышногрудые девицы тебе сейчас ни к чему – нет смысла расстраиваться. Да и остальное тоже, потому что все это отравляет сознание…

– Да нет уж, лучше на телок глазеть, чем на грязный потолок. И так уже кажется, что не только внизу окаменело, но и душа превратилась в камень…

Шура пожал плечами, давая понять, что спорить он не собирается. А Лантарова пробило на разговор. Вообще он за месяц лежания в больнице заметно привязался к Шуре, ощущая в нем нечто похожее на отеческую поддержку. В этом грубоватого вида человеке, излучавшем невозмутимое спокойствие и внутреннюю силу, Лантаров находил признаки того стоического мужского начала, которого ему самому так не хватало. Казалось, ничто в этом мире не могло вывести его из себя, спровоцировать взрыв гнева или вспышку нетерпимой злости. И Лантаров догадывался: дело было не в постоянном контроле своих эмоций, а в естественном мире со всей окружающей средой. В этой простоте общения прикованный к постели Кирилл искал нечто похожее на иммунитет от плесени, которой рискует покрыться всякий, оставленный наедине со своей болезнью. Умиротворение же бородача, его отрешенное, без тени удивления, восприятие происходящих в жизни порясений помогало Лантарову преодолеть ужас своего нынешнего, жалкого положения. То, как легко Шура преодолевал собственную недвижимость, поражало и поддерживало Лантарова на плаву. Однажды ночью его одолел жуткий прилив тоски, и он впервые стал подумывать о сведении счетов с жизнью. Заметив что-то, Шура сказал: «Ты думаешь, что ты никому не нужен в таком состоянии? Прежде всего ты нужен самому себе. Ведь это испытание, после которого ты выйдешь прочнее и сможешь достичь, может быть, чего-то очень важного», – убежденно сказал тогда Шура в ответ на отчаянное признание Лантарова, что ему жизнь не мила. После чего стал рассказывать бесчисленные истории о разных людях. Некоторые обанкротились, но именно это помогло потом построить на пепелище новый, более устойчивый бизнес. Некоторые тяжело болели, но вера в себя и в будущее позволила им победить недуг, который казался неизлечимым. Когда же Лантаров стал ныть, что его никто не любит, Шура выдвинул неожиданный аргумент, что это результат его, Лантарова, нелюбви к себе. «Ты должен полюбить себя, только тогда сумеешь полюбить весь свет, все живое, по-настоящему полюбить женщину». Больше всего Лантарову помогло откровение Шуры о том, что он сам испытывал такие же проблемы, но преодолел их. После этого ночного разговора они как-то особенно сблизились, и Лантаров больше не стеснялся соседа. Он незаметно стал относиться к нему как к более опытному товарищу, и даже как к некому прообразу отца. Только после этих разговоров парень ощутил, каким невосполнимым пробелом стало в его жизни отлучение от родного отца, которого он почти не видел. Эти мысли еще больше усилили в нем неприязнь к матери.

В сущности, его тоска была вызвана тем, что Шура вот-вот должен был покинуть больницу.

– Шура, – через какую-то минуту Лантаров неожиданно сменил тему, и его лицо стало необычно серьезным и сосредоточенным. – Ты вот сказал, что болезнь – это как бы наказание?

– С чего ты взял? Ты что, кого-то здорово обидел и теперь привязываешь это к своим переломам?

– Да нет, не припомню, чтобы я кому-то слишком насолил. Но вот главврач сказал, правда, не мне, а своей ассистентке – я просто случайно подслушал, – что все аварии – вроде Божьей кары. Я тогда почти без сознания лежал, а это почему-то запомнил. У меня эти слова в ушах звенят и неотступно преследуют.

Шура задумался – лицо его в такие моменты становилось похожим на одухотворенный облик священнослужителя или профессора философии, размышляющего о сакральных таинствах бытия. Лантаров интуитивно чувствовал, что этот человек более глубок, чем представлялся на первый взгляд, и что в его светящихся спокойным умом глазах можно отыскать нечто новое и важное, ранее скрытое и ведущее к ответу на его персональную загадку.

– Кирилл, я могу рассказать тебе, что я лично об этом думаю. Исходя из моих исканий и жизненного опыта. В мире действует единственный, причем уникально справедливый закон – закон причины и следствия. Бог же, который в каждом из нас и одновременно везде, откликается одинаково ко всем – с неизменной любовью. Он не может наказывать, он лишь позволяет ситуации развиваться так, как мы ее программируем. Потому я убежден, что болезнь – вовсе не наказание, а лишь некое логичное следствие. Следствие того, как и что мы думаем, как живем, как поступаем. Ведь и хорошие люди болеют и умирают. А иные чудовища с человеческим обликом живут долго и беззаботно, словно прикрытые волшебным зонтиком от недугов.

– То есть моя болезнь – не кара?

– Конечно, нет. Да и с чего ты взял, что болен? Ты – нормальный, здоровый молодой человек с большим потенциалом. Как подавляющее большинство молодых. Просто ты, как мне представляется, запутался во взаимоотношениях с окружающим миром. И как следствие – возник какой-то сбой.

– Но в чем же тогда хитрость?

– Все мироздание состоит из энергий, и все его составляющие части тесно связаны между собой и влияют друг на друга. Что же касается человека – все находится внутри него, – тут он пальцем коснулся головы, – ключик спрятан вот здесь. Так вот, положение этого ключика одновременно отвечает и за благополучие, и за болезни. Человек может быть умен, обладать множеством знаний и талантов, быть добрым и щедрым. Но если он не наладил отношения с Богом – со своим внутренним Богом, – его ожидают различные проблемы. Это могут быть болезни, а может – и непонимание близких либо отвержение окружающими. Или же просто душевное неравновесие, вечное беспокойство. И ничто не может изменить эту ситуацию – ни достижения медицины, ни деньги, ни успех, ни признание. Но, с другой стороны, такое состояние – это всегда еще и подсказка. Как жить дальше, чтобы действительно жить? Иногда человек пользуется ею, а иногда не видит или не может принять.

– И как же наладить это… отношения с Богом? Ведь люди пытались это сделать веками? – Лантаров смутно улавливал суть. Но ему становилось интересно – Шура говорил вещи, почти противоположные тому, что Лантаров знал о жизни.

– Я думаю, проблема в том, что человек часто отказывается жить в согласии с внешней Природой, Богом. Отказывается понимать и принимать ее. И оттого он рано или поздно оказывается в разладе и с собственной внутренней природой. Я не стану тебе рассказывать о всяких понятных проблемах нашей цивилизации – таких как всеобщее загрязнение воздуха, воды, пищи. Это слишком ясно, чтобы его не видеть и не понимать. И это имеет отношение к засорению, отравлению тела. Что конечно же приводит к болезням. Если, к примеру, человек в потенциале может жить сто пятьдесят или двести лет, но слишком быстро превращается в живой контейнер для мусора, пищеотходов, всяческих ядов, то вполне естественно, что его тело становится камерой пыток для его души. И век его тогда составляет, может быть, пятьдесят, а может, шестьдесят лет. Или тридцать. В зависимости от того, как сильно он себя травит и занимается ли хотя бы иногда очищением. И все-таки нет худшего зла, чем допустить загрязнение мыслей – ведь с них все начинается. Вот мы только что говорили о телевидении, а ведь это форменное засорение мозгов. Добавь сюда интернет, пустое окружение, отказ от цели в жизни – и ты уже конченый жизненный проект.

Теперь, чтобы придвинуться поближе к собеседнику, он так сильно повернулся всем туловищем к Лантарову, что тот даже слегка оторопел: как человеческое тело способно так скрутиться? Ведь нога Шуры оставалась на растяжке. Сам же он, ничуть не обращая внимания на такое положение тела, невозмутимо продолжал:

– Так вот, человек, вместо того чтобы спокойно принимать энергию Вселенной и мудро распоряжаться ею, попросту борется с ней, и так возникают вихри проблем и воронки болезней для большого числа людей, живущих в непосредственной близости друг к другу. Как в больших городах. Например, в средневековье были эпидемии холеры или чумы, а теперь – рак или СПИД. А порой между людьми возникают неполадки в отношениях, и часто губительные эмоции злости, обиды, страха, отказа от прощения ближнего вызывают те самые разрушения, что приводят к болезням. Мудрецы давно утверждали: глобальная проблема человека в его непонимании, что он – часть Божественного Духа, а не просто отдельно существующий материальный организм. А большая часть хворей и бедствий возникает из-за неспособности наладить отношения с миром. А когда случаются слабо контролируемые скопления людей, как в современных мегаполисах, даже праведники рискуют попасть в маятники разрушителей гармонии. Ты не задумывался, отчего на отшибе цивилизации часто люди живут долго и счастливо?

Лантаров многого не понимал в словах Шуры. Его мозг все еще сверлила собственная проблема, а думать о глобальных проблемах человечества ему не хотелось. Потому он ответил вопросом на вопрос:

– Но как все-таки человеку наладить отношения с Богом?

Собеседник не отстранился, но сделал небольшую паузу.

– Я лично думаю – но это, конечно, не последняя истина, – после глубокого осознания и искреннего желания изжить поврежденность своей человеческой природы. Кто-то обращается к Библии, кто-то идет в церковь молиться, кто-то просто ищет единомышленников и читает глубокие, непростые книги. Кто-то обращается к воле, занимается развитием сознания. Мистическое христианство, например, требует просто покаяния, дзен-буддизм – успокоения ума и страстей…

– Может, все ищут разных богов?

– Ищут-то, может, и разных. Но приходят неизменно к одному. Если ищут и верят. Потому что одной из главных проблем человека всегда оставалась утрата Бога. С которой он неизменно теряет самого себя.

– Думаешь, Бог существует?

– Конечно! И Бог – один, он единственный. Терпимость к инакомыслию – тоже одна из важных истин. Поскольку она позволяет избежать необоснованной растраты энергии. Нет смысла спорить о разобщенности с Богом, но есть смысл искать пути единения с ним. Вот куда стоит направлять энергию.

Лантаров вроде и понимал и не понимал Шуру. И когда нить рассуждений от него ускользала, медвежьей тушей наваливалась пугающая неизвестность. Он чувствовал себя пещерным человеком, лишенным всякой опоры, отлученным от своего племени, и поиск Бога мог иметь один-единственный смысл – объединиться со своими отвернувшимися сородичами. И опять в голове возникало убеждение, что это из-за болезни, вследствие его немощи он оказался удручающе одинок. Он невольно подумал: почему именно он попал в аварию, если его жизнь была рациональной и никакого вреда окружающим он не нес?

– Но перелом костей в результате аварии – это ведь не болезнь. Это… ну, как там можно классифицировать? Механический ущерб, что ли… Или я, по-твоему, что-то в своей жизни сделал не так?!

– Этого я пока не знаю. Но наверняка ты что-то сделал не так. Не обязательно в смысле «ты поступил с кем-то плохо», хотя и это может быть. Это тебе ни я, ни врач не расскажут. Только ты сам. Но, может быть, все гораздо проще. Например, ты жил не в согласии с собственной сутью. Или не в гармонии с внешней природой. Не думай, будто ты один такой. И со мной такое случалось, да еще и похлеще. И таких людей вообще большинство – ведь одни негармоничные невежды воспитывают других – и возникает порочный круг и набирает свою разрушительную силу. Прокрути свою прежнюю жизнь в памяти, чтобы лучше ее понять. Как на пленке, как кадры кино о себе самом – иногда, между прочим, для этого и приходит болезнь. Чтобы дать новый шанс, открыть новые возможности, не упустить что-то важное, что могло бы ускользнуть, будь ты здоров.

Его слова что-то переворачивали в мозгу Лантарова. Шура же, казалось, проникал в его мысли, читал на его измученном лице невысказанную часть вопроса. Он продолжил свои рассуждения низким, грудным голосом:

– Есть множество проблем мышления, вызывающих сбой жизненной программы. Например, чрезмерного возбуждения, возникающего в результате непрестанного поиска адреналина. Ты должен сам себя протестировать, хорошенько проанализировать свою прежнюю жизнь. Причина любой проблемы – в голове, тело лишь реагирует на заблуждения души. Смотри, Вселенная – это гигантское облако энергии. А ты, и я, и любой человек – маленькая точка энергии, и наша энергия взаимодействует с энергией Вселенной. И самое интересное, что это исполинское энергетическое поле расположено к нам, склонно нам помогать. Или, другими словами, наши намерения отражаются в этом энергетическом поле. А теперь подумай. Если намерения будут нехорошие, будут состоять из мести, гнева, вины и прочих негармоничных эмоций, что будет?

– Но во мне не было ненависти к кому-либо, я со всеми жил в мире, я вообще неконфликтный…

– Сейчас мы не можем пролистать всю твою жизнь. В течение пяти минут невозможно понять, отрабатываешь ли ты кармическую ошибку прошлого или платишь за свою собственную, совершенную ошибку. Это путь долгих размышлений, и это путь твоих размышлений. – Шура голосом выделил слово «твоих» и внимательно посмотрел на молодого друга. – Я лишь могу повторить, что болезнь, как и авария или катастрофа, не может прийти из ниоткуда. Они притянуты, и ответственность за это лежит только на тебе. Наша жизнь – всегда цепочка из причин и следствий, плотно перевязанных между собой. И исправлять всегда только нам самим. Ведь болезнь – это вовсе не зло. Это подсказка твоего тела для души. Намек, что с душой произошел какой-то сбой программы. Думай!

Лантаров молчал, завороженный. Он вдруг впервые понял слова Шуры, впервые осознал его логику. Сам же говорящий уже теребил неутомимыми пальцами край простыни – его разум работал в полную силу, хотя и без излишнего возбуждения.

– И еще запомни вот что. Вселенная не зла, только невежество или коварство самого человека могут привести к такому отражению вселенской энергии. Наши мысли, наши истинные помыслы создают наш персональный неповторимый мир. Ну и нашу линию жизни.

– А то, что ты говорил о Боге… При чем тут отношения с Богом? Я этого не понял.

– Это довольно просто. По меньшей мере, мне это представляется несложным. Давай разберемся, что есть Бог. Ты как думаешь?

– Ммм, – промямлил Лантаров, – не знаю, я никогда об этом не думал…

– Но в Бога-то ты веришь?

– Ну, верю, вообще… Иначе – почему одному на голову кирпич падает, а другому золотой дождь?

– Что ж, пойдем дальше. А как ты себе его представляешь?

– Ну, в виде такого старика-мудреца. Как Дед Мороз, то только резиденция его где-то на недостижимом небе…

– Ну, пусть и так. Хотя есть и другие идеи. Скажем, в Библии написано, что Царствие Божие находится внутри каждого из нас. То же, кстати, можно отыскать и в анналах восточной религии. Дзен-буддизм трактует, что истина заключена внутри каждого из нас. Приверженцы крийя-йоги убеждены, что Бог есть гармония и Бог есть истина. Заметь, совсем разные религии, различные подходы в понимании мироздания, а твердят об одном и том же. Мудрые люди давно говорили, что Бог внутри нас, что каждый из нас носит в себе частичку Бога. И вот когда мы эту частичку теряем, начинаем ее отвергать, вот тогда с нами случаются проблемы. Но не потому, что Бог нас наказывает. А потому, что мы сами себя наказываем: ведь это мы делаем выбор – поступить так или иначе. На самом деле, возможности человека определяют лишь границы его веры и то, насколько открыто его сердце.

Лантаров задумался. Он подвигал шеей, которая затекла от напряженного наблюдения за соседом. Нить разговора опять стала ускользать от него, но он не мог сосредоточится. Лантаров, как ребенок, не понимающий объяснения школьным учителем замысловатой теоремы, безуспешно пытался нащупать путь и не мог.

– Вроде получается складно, но… Ну, хорошо, а как все же иной злодей живет сто лет и не болеет даже? А праведница с тремя детьми и мужем-подлецом заражается и умирает?

– Я попробую развить свою мысль. Мы договорились, что наша мысль является первоосновой всего сущего и в нашей конкретной жизни. Но мысль должна быть ответственна. То есть каждый день, каждый час мы сталкиваемся с необходимостью сделать выбор. Улыбнуться или нахмуриться. Простить или разозлиться. Полюбить или возненавидеть. Улавливаешь, куда я? Мы ответственны за свои мысли. И вот если женщина вышла замуж в силу определенных обстоятельств или совсем не думая, то она все равно запустила определенную программу этим шагом. И если потом цепь событий происходит с ломкой ее воли или вообще цепь ее других выборов оказывается неверной, с ослабленной ответственностью, то и результат оказывается трагическим. Та же ситуация с твоим злодеем: если он живет в согласии с собой, не боится, не испытывает вины, не впадает в приступы злобы и мести и вообще всякие желания у него уравновешены, то есть не находят критических всплесков, он может жить долго. Тут еще, Кирюша, такой момент – ты мне говоришь конечный результат, задачу без исходных данных. Потому мой ответ – не более чем предположения. И это – далеко не главное в отношениях с Богом.

– А что же тогда главное? – Лантаров недоумевал.

– Правильно расшифровать сигналы. Потому что болезнь, как и всякое событие, несет с собой сигнал. Болезнь – это крик, срабатывание защитной системы организма, намек на нарушение баланса – внутреннего или в отношении со Вселенной. Твоя авария, как и мой перелом, тоже результат какого-то конфликта. Это сигнал лично тебе, что в твоей жизни что-то было не так и что-то следует менять. А если бы ты заболел смертельной болезнью, то соображал бы в разы, а может быть, и на порядок быстрее.

– Ого! – присвистнул Лантаров и негодующе замотал головой. – Не надо мне такой перспективы!

Но Шура со спокойным взглядом, устремленным куда-то вдаль, продолжал – было видно, что тема доставляла ему особенное удовольствие.

– Отчего же? Говорят, что если ты знаешь, что тебя завтра повесят, твое сознание становится кристально чистым. И мысли безукоризненны. А вообще, когда человек всерьез сталкивается со смертью, в нем многое переворачивается, ценности меняются со скоростью света. Ничто ведь в нашей жизни не происходит бесследно. Наше подсознание, независимо от нас, будет помнить потрясения детства. И воспринимать мир сообразно поступкам, которые мы совершили или побоялись совершить…

– И что же, мы тогда обречены?

– Ничуть! Наша жизнь течет, мы способны меняться, если хватит сил прислушаться к себе, расчехлить сознание, измениться, сделать новые выборы. В этом смысле к болезни вообще стоит относиться как к Божьему благословению. Недуг меняет мир вокруг тебя, неминуемо заставляет тебя думать и принимать новые решения. Конечно, если человек не способен оценить новую обстановку, он попросту умирает. Или ответ Вселенной на нерешенную задачу и ошибки выбора может длиться годами тяжелых мучений. Но если человек принимает новые решения, он всегда становится сильнее, а его жизнь – насыщеннее и содержательнее. А с тяжелым недугом вспоминаешь, что все мы смертны. А мысль о смерти закаляет нас, как ничто иное. Поверь мне! И самое главное: ничего в этом мире не случается просто так. Все, решительно все имеет свои причинно-следственные связи, всякие события мы притягиваем, и за все приходится платить. За каждое действие приходится отвечать!

Лантаров еще долго думал о разговоре. Он хотел спросить Шуру, откуда он все это знает, как именно он сам верит в Бога и расшифровал ли он свой собственный случай? Но отвлекся, потрясенный новыми открытиями и новыми мыслями. Впервые с того момента, как попал в больницу, он ощутил прилив невиданного воодушевления. Как будто, долгое время находясь в холодной и влажной, непроницаемой для глаз, мерзкой облачности, вдруг увидел, как она неожиданно рассеивается, освобождая путь теплому дружелюбному солнцу и свету.

2

Память понемногу возвращалась к Лантарову, выстраивая в просыпающемся, еще одеревеневшем сознании не столько долгожданную хронологию событий, сколько порой обескураживающие осколки. Но он постепенно учился жить в созданном обстоятельствами узком коридоре. Каждый день приносил простые задачи – умыться, пошевелить теми частями тела, которые хоть как-то слушались его. Все это – на грани с болью, которая не так изводила его физически, как напоминала о страшных перспективах неясного будущего. Но простое, бесхитростное общение с неунывающим соседом дало ему смутный импульс осознания, что он не зря заперт в беспомощном теле.

Оптимизм Шуры иногда выводил его из себя, но чаще вызывал неподдельное восхищение. И даже зависть, потому что феноменальной способности отыскивать позитивное в гиблой трясине у него-то и не было.

Однажды Шура предложил показать простое и действенное упражнение, чтобы вызвать прилив воодушевления.

Он дал ему маленькое круглое зеркальце, легко умещавшееся на ладони. И попросил закрыть глаза и настроить себя на улыбку. Лантаров был озадачен: улыбка у него не получалась, как он ни старался. Он напрягался, но ощущал внутри себя лишь озноб паники. А когда открывал глаза и смотрел в зеркало, с ужасом обнаруживал удручающе вымученную мину. Идея Шуры – перейти от благообразного выражения лица к изменению внутреннего мира – не срабатывала. Лантаров понял: поражен не только его таз, а он весь, вся его система жизнеобеспечения парализована. Где-то в глубинах сознания возникла пробка из сгустка дрянных и ненужных мыслей, похожая на ту, что забивает в доме водяной сток.

– Ничего страшного, – спокойно сказал Шура, – просто еще рановато использовать такую визуализацию.

– Ты же назвал ее простой, – чуть не плача, с укоризной лепетал Кирилл.

– То, что кажется сложным одному, бывает простым для другого. И наоборот – мы все живем и развиваемся неравномерно. Не придавай этому слишком много значения. Оставь себе зеркальце. Старайся выполнять это упражнение хотя бы раз в день, и все получится.

– Послушай, Шура, а что это ты иногда за упражнения делаешь? То ногу за голову закидываешь, то цепляешься за поломанную ногу у таза?

Шура улыбнулся дружеской, располагающей к себе улыбкой.

– Да это йога. Шикарная вещь для самоконтроля над телом и разумом и приведения их в гармонию с духом… – Шура запнулся, увидев непонимание в глазах собеседника. – Ну, в общем, универсальная штука, которая помогает не терять форму. Система разных упражнений. Если захочешь, когда-нибудь научу.

– А-ааа… – протянул Лантаров, – а я-то думал, что йоги – это типа снежных людей, живут в Гималаях, в пещерах. И греют телами лед, чтобы не умереть от скуки.

Вместо ответа Шура ухмыльнулся, но опять беззлобно, простодушно.

– А откуда ты знаешь все эти штучки?

– Да просто я учусь все время. Это занимательно, интересно – все больше познавать себя и мир. Да, и вот еще. Коль твоя память вернулась, пробуй покопаться в прошлом – это составит неоценимую помощь для налаживания будущего.

3

Это воспоминание всплыло само собой так же внезапно, как появляется на тихой морской глади подводная лодка.

Все началось, когда на четвертом курсе в поисках стабильного заработка Лантаров забросил свою анкету на несколько сайтов. Подозрительно избирательная Фортуна одарила его одним-единственным шансом. Теперь он был уверен: то был заговор мистических сил или еще каких-нибудь тонких космических сигналов!

Судьбоносный звонок мобильного раздался через несколько дней:

– Лантаров? Кирилл Игоревич? – уточнил грудной женский голос, в меру нежный, но скованный ровным тембром социального задания.

– Да-а, – ответил он протяжно, немного опешив от непривычного официоза.

– Вас беспокоит компания «Стелс-Инфо», по поводу работы. Вы заинтересованы в получении штатной должности? – продолжал голос все тем же мягким тоном, которым можно и убаюкивать ребенка, и сообщать об увольнении сотрудника.

– Да, но… – Кирилл хотел объяснить, что его пока интересует только неполный рабочий день, поскольку он еще студент. Но учтивый голос невозмутимо и настойчиво, не меняя тональности, как будто был специально включенной звуковой программой, вежливо перебил и сообщил, что его ждут в компании в пятницу в семнадцать часов. Электронный след в его телефоне подтвердил, что этот звонок – реальность.

Поразительным было то, что до пятницы больше никто не заинтересовался его анкетой, хотя структурно оформленные данные студента-международника ему самому казались впечатляющими. Собеседование также удивило соискателя вакансии предельной лаконичностью, как будто в компании служили суровые потомки спартанцев. Замдиректора по кадрам, лощеный седеющий мужчина с внимательными глазами под линзами изящных очков, уделил потенциальному сотруднику не более пяти минут. В своем дорогом, великолепно сидящем костюме мышиного цвета он был похож на безукоризненный манекен с витрины бутика, над которым отменно поработали дизайнеры. Пару конкретных вопросов без жестов и эмоций. И пронизавший студента, как укол шпагой, взгляд. Компании, которая занимается продвижением на рынке интересов крупных клиентов – банков, страховых компаний, сервисных структур и других представителей бизнеса, необходим специалист по связям с общественностью. Простым языком, как понял он, наполовину курьер, наполовину помощник одного из менеджеров, смышленый малый с подвешенным языком, у которого буквы «PR» не вызывают усиленного потоотделения. Кирилл поспешно дал согласие…

По ходу открылось, что с испытательным трехмесячным сроком компания взяла сразу нескольких «мальчиков» с гарантированной, хотя и весьма низкой оплатой их эпизодических услуг. Он был разочарован и, верно, бросил бы гнилую перспективу курьерского служения, если бы не респектабельный облик самой компании. Но состязание с претендентами подстегнуло его тщеславие, вызвав азарт и тщательно скрываемое озлобление. К тому же ему пообещали, что наличие необходимых коммуникативных качеств будущего работника компании совершенно изменит размер его оклада.

Эти веские аргументы вынудили парня в течение трех месяцев беспрекословно, с молчаливой одержимостью преданного лакея выполнять любые поручения. Он сделался тенью, покорной и ловкой, – эдакий волшебный гномик для исполнения желаний. Сам же он казался себе неутомимым кочегаром паровоза – он должен был разогнать по колее тяжеленную массу металла, а уж потом наступит передышка. Впрочем, расположение «Стелс-Инфо» в новом первоклассном офисном центре на улице Анри Барбюса оказалось чрезвычайно удобным. Отсюда в любой конец города на метро можно добраться за считаные тридцать-сорок минут. Изворотливый и скрытный Лантаров умудрился покорить менеджеров неброской настойчивостью, без лишнего шума влился в их безразмерное сообщество. Покладистый, неболтливый студент осознал это, когда подписал сложный документ, больше похожий не на контракт, а на список предостережений и ограничений в отношении конфиденциальности информации о клиентах. С этого времени ему, правда, порой приходилось, подобно гребцу на стремнинах, лавировать между учебным процессом и выполнением конфиденциальных поручений. И все-таки Кирилл был счастлив: то была первая самостоятельная победа, открывшая новый, совершенно неведомый уровень свободы. Правда, еще до контракта в рассудительной голове нового сотрудника возник один неожиданный пунктик – в виде навязчивого женского образа.

Веронику он заметил сразу. Эта молодая женщина явно выделялась из преобладающей в компании женской массы персонала. Нет, вовсе не красотой. Пожалуй, в «Стелс-Инфо» работали и более эффектные, более броско одетые девицы, к тому же они могли порадовать глаз своими соблазнительными формами. Нет, никакого электрического разряда, как порой бывает между мужчиной и женщиной при роковой встрече, не было. Никакого намека на влюбленность. Но все-таки, когда траектории их взглядов на долю секунды пересеклись, он внезапно уловил колдовскую искру, настолько короткую, что визуально она неприметна, но непременно чувствуется всем естеством. Внешне глаза ее оставались бесстрастными, даже холодными и несколько насмешливыми. Но он-то ведь уловил! Эта искра была сродни вспышкам пламенеющих, похотливых взглядов, рожденных оргиастическими ночами у жарких костров, вокруг которых под покровом девственного леса в многозначительном заговоре топчутся шаманы. Лантарову показалось, что в ее уверенных и спокойных глазах под пеленой строгой благонамеренности, как в адском колодце, обитали возбужденные демоны. Снаружи – смесь иронии, неизвестной ему игры. Внутри – что-то невообразимое. Пугающее, словно ночной кошмар. Твердое, как алмазная грань. Циничное – до режущего глаза блеска. И… до головокружения манящее.