Текст книги "Послание мертвеца"
Автор книги: Валентин Пламенов
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Валентин Пламенов
Послание мертвеца
УБИЙСТВО ПО ЗАКАЗУ КЛИЕНТА
БИБЛИОТЕКА „БОЛГАРИЯ
УБИЙСТВО ПО ЗАКАЗУ КЛИЕНТА
ИНТЕРПРЕСС-67
1784 София, бульвар Ленина, 113
Редактор болгарского текста Елизар Декало
Художественный редактор Скарлет Панчева
Технический редактор Донка Алфандари
Формат бумаги 54x84/16 Печ. листов 7
Государственная типография „Балкан"
31/95362-23231/5605-574-90
© Петко Тодоров, составитель и автор предисловия
© Валентина Коцева, Наталья Дюлгерова, перевод с болгарского
© Жеко Алексиев, художественное оформление
© Текла Алексиева, художник
© Интерпресс-67
с/о Jusautor, Sofia
OCR & SpellCheck: Larisa_F
Убийство по заказу клиента: Рассказы / Сост., авт. предисл. П.Тодоров; Пер. с болг.: В.Коцева, Н.Дюлгерова. – София: Интерпресс-67, 1990. – 111, [1] с. – (Библиотека «Болгария»)
Перевод Валентины Коцевой
ТЫСЯЧЕЛИКИЙ ЖАНР
„Рассказ, этот старейший и правдивейший из жанров, долгое время считался литературой второго сорта. Никому и в голову не приходило относиться к нему как к настоящей, или, как еще называют, большой литературе. Такой литературой считался роман. Многие талантливые писатели, заблуждаясь, считали, что в жанре рассказа нельзя создать что-либо серьезное и важное. Писатель не считался писателем, если он не написал ни одного романа. Издатели распространяли это вредное и нелепое утверждение, а критики его поддерживали". Эти слова принадлежат известному американскому писателю Уильяму Сарояну, а недавнее прошлое болгарской литературы служит еще одним подтверждением этого факта. Вот почему задача составления сборника рассказов болгарских писателей, да к тому же таких рассказов, которые принято называть детективами, – задача не из легких. И все же появление сборника под заглавием „Убийство по заказу клиента" лишний раз доказывает, что на свете нет ничего невозможного.
Болгарские писатели, с которыми мне приходилось беседовать при подборе рассказов для сборника, говорили, что хороший детективный сюжет жалко использовать для рассказа: это-де означает изначально сузить рамки повествования, развития образов и характеров, лишиться возможности сделать срез нашей действительности в социальном, житейском и нравственном плане. Выдвигались и причины психологического свойства, например такая, что наш современник, человек второй половины XX века, якобы не любит быстро расставаться с сюжетом и героями и потому предпочитает романы и телесериалы.
Трудно говорить о развитии этого жанра (тем более о его кризисе) без социологических исследований, читательских анкет и серьезных наблюдений. Однако в одном можно быть полностью уверенными -„крими" долгое время только по милости допускалось в нашу социалистическую литературу. Если же это случалось, перед ним ставились ответственные идеологические задачи, несвойственные этому виду литературы. Вместе со всем тем, что шельмовалось как антинародное, пошлое и упадочническое, подвергались риску незаслуженно кануть в Лету и такие колоритные герои классики детектива, определявшие его облик, как Мэгре, Марлоу, „ужасы" Хичкока. Пощажены были только Шерлок Холмс и Эркюль Пуаре. Я напоминаю об этом лишь потому, что, хотели мы того или нет, в болгарской литературе постепенно начали создаваться, по подобию мировых образцов, собственные „крими". На первых порах развитие жанра шло путем разграничения развлекательного чтива и идейно направленных произведений, авторы которых разоблачали шпионов, агентов империализма, заостряя внимание на политических взглядах и личной морали своих героев. Разумеется, нужно отдать должное Аввакуму Захову в серии романов Андрея Гуляшки, Петру Антонову и Эмилу Боеву в романах Богомила Райнова, которые сломали лед скептицизма и недоверия, доказали, что старый добрый криминально-приключенческий жанр пользуется неизменным успехом среди читателей.
В 70-80-е годы в творчестве ряда утвердившихся авторов, сделавших первые шаги в жанре „крими", начали сочетаться занимательность и идейность как основные в то время черты жанра. Остросюжетность, рассмотрение психологических аспектов преступления, исследование серьезных нравственных и социальных проблем, заложенных в мотивации преступления и его расследования, – все эти черты криминальной литературы характерны и для болгарского детектива. Постепенно была создана широкая галерея образов и героев. В широкой печати развернулась дискуссия о состоянии и перспективах криминально-приключенческого жанра и уже вполне серьезно обсуждался вопрос о создании клуба писателей-криминалистов.
Признав, что криминальный жанр в болгарской литературе сравнительно молод, нельзя не отметить и ряд положительных моментов, присущих ему. Многообразие коснулось не только тем, но и авторских позиций, поисков собственного стиля, художественных приемов. В традиционном рассказе появились новые жанровые сплавы. Не случайно критики заговорили о тысячеликом жанре. В предлагаемом читателю сборнике представлены различные формы короткого детектива. Читатель откроет для себя бессюжетный или, наоборот, с двойным сюжетом, лирический, психологический, фантастический, „черный" рассказ, рассказ-случай или рассказ-анекдот, рассказ-очерк, рассказ-этюд или рассказ-монолог. Однако у всех у них есть нечто общее, объединяющее. В центре внимания болгарских авторов – социальные деформации, ведущие к атрофии нравственности, и человек, который пытается им противостоять. В эпоху гласности это означает отказ от стереотипов прошлого, использование литературного метода исследования для вскрытия социальных язв, нравственного очищения общества.
Заглавие сборника – своеобразный вызов тем, кто относится к жанру детектива с некоторым предубеждением. А почему – это поймут те, кто прочтет рассказы, включенные в сборник.
Долгое время не признаваемый и теснимый, не раз ставившийся под сомнение и недооценивавшийся, социально активный и пользующийся любовью читателей и предпочтением издателей, притягательный для молодых авторов, детектив имеет свое прошлое и будущее.
Перемены, к которым стремится наше общество, требуют и от этого вида литературы пристального внимания к социальным противоречиям, ибо за частным случаем нередко скрываются давно назревшие и нерешенные проблемы. К чести болгарского криминального рассказа надо отметить, что по большей части он относится именно к проблемной литературе. Верны собственному стилю и Светослав Славчев, и классик жанра Светослав Минков. Полон иронии Валентин Пламенов. Непохожий на другие почерк демонстрируют молодые писатели Румен Балабанов и Фани Цуракова, что несомненно, гарантирует им прочные позиции в этом жанре.
Если попытаться обобщить сказанное, „Убийство по заказу клиента" знакомит читателя с болгарским обликом этого жанра. От того, понравится ли, запомнится ли он читателю, зависят и будущие встречи с ним. Потому что у пишущего эти строки в запасе еще немало болгарских детективов.
Петко Тодоров
Лицо девушки – багрово-лиловое, опухшее. Рот разбит, верхняя губа вывернута так, что видны зубы, смазанные коричневым раствором. Нос, сломанный в переносице, прикрывает марлевая повязка. Кавалер, итальянец – водитель огромного грузовика международных перевозок, видимо, постарался от души.
– Добрый день, – киваю я, хотя глаза девушки закрыты.
– Катись отсюда, мильтон! – оборвал меня немощный, но полный злобы голос.
Она не может говорить, малейшее движение причиняет ей страшную боль. Но ее ненависть ко мне и тому институту, который я представляю, еще страшнее.
– Слушайте меня внимательно! Без ваших показаний мы будем вынуждены выпустить его на свободу.
– Тем хуже для вас!
– Для него или для нас? Так как его звали?
– Бернд, Шульц, Вильгельм, Антонио, Франсуа, Ахмед, Фейсал, Майкл, Пеппино... Всех не переловишь! Сто долларов за сеанс. Триста за полную программу. Хочешь отыграться на иностранцах? Ха, а тот скот, что сломал руки одной девчонке вроде меня, где он? Стоило папочке звякнуть вам, как вы усадили его в машину и доставили прямо домой! С тысячей извинений! Отвали, мент!
– Прошу вас!
Медсестра, полная женщина лет пятидесяти, смотрит на меня с состраданием, на глаза ее наворачиваются слезы. Черт бы побрал этих сочувствующих!
– Послушайте, – делаю я последнюю попытку. – Есть же у вас хоть какое-то чувство собственного достоинства. Может, хотя бы ради этого стоит помочь следствию?
– Это мне-то? – впадает в истерику девушка. – Ах вы, сволочи! У вас машины, пистолеты, радиостанции, а я вам помогай? Слабо вам сшибать бабки с левачей, когда они превышают скорость на десять километров! А ты только и ждешь, чтобы я заложила кого-нибудь. Как же, тебе – орден, а меня – в каталажку! Чтоб ты сдох, мент проклятый!
Медсестра почти силой выталкивает меня из палаты. Бросаю последний взгляд на девушку – просто так, из приличия – и выхожу на улицу. На крыльце Института скорой помощи имени Пирогова закуриваю, вдыхаю полной грудью дым и... даю себе волю в крике:
– Это же чертовски удобная для вас философия! Здорово придумано, ничего не скажешь! Милиция вам во всем виновата! Таскаетесь с подонками по кабакам, подсаживаетесь к ним на мотоциклы, разъезжаете с ними на машинах, терпите их хамство, восхищаетесь их скотством, млеете от их грубости, помогаете им в разных комбинациях, попадаете к ним в рабскую зависимость, они вытворяют с вами, что хотят – групповой секс, пьянки, наркотики, а потом – караул, милиция!
...Идиотский писк электронного будильника прерывает кошмарный сон. Открываю тяжелые веки, нащупываю на тумбочке сигарету и закуриваю. Четверть седьмого. За окном падают тяжелые капли утреннего дождя. Ранняя осень. В оконном проеме сереет небо, изрезанное антеннами противоположного дома.
Жилой микрорайон „Люлин" начинает просыпаться. На шестом этаже, где находится моя однокомнатная квартирка, слышно, как на стоянке перед домом заводят машины. Первым взревело „пежо" доцента по химии. За ним зарокотала новехонькая „лада" хирурга. Простуженно просипело „юго" математика, ему вторит „вартбург" учителя истории. Через некоторое время дала о себе знать „волга" Петрова. Два года мы живем на одной лестничной площадке, а я так и не понял, где он работает. „Шкода" моей милости, старшего лейтенанта милиции Младена Демирева, пока молчит. Ее обладатель в очередной раз проснулся весь в поту. В сущности, в последнее время мне не удается заснуть по-настоящему. Чуть ли не каждое утро в каком-то полудремотном состоянии веду бесконечные споры. Нет, все-таки нужно что-то сделать, покончить с этими кошмарами на рассвете. Но что именно? Сходить к невропатологу? Так, мол, и так, доктор Иванов, по ночам, особенно на рассвете, веду бесконечные диалоги с подозреваемыми, обвиняемыми, свидетелями. Помогите! Ну и чем он поможет? Самое большее – пропишет что-нибудь успокоительное, вроде диазепама или рудотела. Нет, вряд ли это имеет смысл!
Встаю, разминаюсь, иду в кухню, делаю себе растворимый кофе на холодной воде. Пью. Накануне пришлось лечь где-то после четырех. Вчера ночью в одной квартире на бульваре Патриарха Евфимия произошло убийство. Или несчастный случай. Что это – по всему видать, придется решать именно мне. Потому что убийство и несчастный случай – далеко не одно и тоже. Так ведь? Надо выпить еще чашку кофе. Медленно прихожу в себя. Принимаю душ. Бреюсь. Мужчина, который за полчаса до полуночи был еще жив, тоже хотел побриться после ванны, но умер от удара электрического тока. Так и остался небритым. Натягиваю джинсы, футболку – вчера было некогда взять сорочки из прачечной! – сверху надеваю куртку. Обуваю кроссовки. Сегодня придется много ходить. За четыре года работы в милиции у меня выработался нюх на такие вещи. Не очень-то сложно, честное слово. Причесываюсь. Через пять минут буду внизу. Заведу „шкоду" и поеду в управление. А когда вернусь домой – черт его знает. Между нами говоря, это меня не волнует. Совершенно.
Да и какой нормальный человек мечтает вернуться в пустую однокомнатную квартиру на самой окраине „развивающегося бурными темпами" жилого микрорайона „Люлин"?
* * *
А вот и хорошо знакомый мне кабинет майора милиции Лучезара Иванова. У шефа спортивная фигура, возраст выдает лишь белая прядь среди иссиня-черных волос. Несмотря на утренний дождь, день занимается веселый и ласковый. А в кабинете стоит такой дым, как в пещере у первобытных людей, когда они открыли огонь и еще не успели ему нарадоваться. Мы пьем кофе из термоса и молчим. Лучо так и не научился варить кофе. То, как последний скупердяй, делает его жидким, а то таким крепким, что я потом целый день тайком отплевываюсь от горечи во рту.
– Ну, за дело! – сказал шеф. – Покойный – Стефан Драганов Драганов, студент философского факультета. До происшествия жил в квартире отца, полковника в отставке Драгана Драганова на бульваре Патриарха Евфимия. Родители студента давно в разводе. Мать, Мила Малинкова, бывшая эстрадная певица, в 1965 году вышла замуж за Джованни Розато, таксиста из Рима. Уехала в Италию, когда Стефану было всего три года, и больше не интересовалась судьбой сына. Полковник вырастил его сам. Стефан окончил гимназию, воинскую службу проходил в Национальном училище офицеров запаса имени Христо Ботева, но после демобилизации все в его жизни пошло шиворот-навыворот. В 1984 году получил полтора года условно за участие в ограблении дачи профессора Илиева, одного из самых известных в стране хирургов. По-моему, следствие велось тогда спустя рукава. Я поставил несколько вопросов на полях, ты выясни их по ходу дела. Что нам известно из допроса любовницы Стефана – журналистки модного журнала „Стиль" Бистры Теневой? Они собирались поехать на море вместе с друзьями – Антуанеттой Минчевой, свободно практикующей косметичкой, и ее приятелем Петром Пецевым, бывшим студентом библиотечного института, в настоящее время не имеющим определенных занятий. Около одиннадцати Стефан решил принять ванну. Полковник сидел в гостиной и смотрел по телевидению детектив, а Бистра Тенева была в комнате и собирала вещи. Примерно в одиннадцать двадцать пять внезапно погас свет. Бистра вошла в гостиную. Полковник зажег свечу, и они вместе пошли в ванную комнату, где и нашли Стефана, умершего от удара электрического тока. Вызвали „скорую помощь". Дежурный врач констатировал смерть, о чем уведомил и нас. Остальное тебе известно.
Еще бы! Мы с Лучо как раз готовили заключение по одному расследованию, после чего я собирался пригласить его в бар и там за рюмкой попроситься в отпуск, когда, как это бывает в плохих фильмах, зазвонил телефон. Иногда плохие фильмы начинаются вполне логично, положение дел проясняется в первые же пять минут, то есть сразу после телефонного звонка. Но это только в кино.
– На первый взгляд, классический несчастный случай, товарищ майор!
– Пожалуй, – соглашается Лучо, и я только сейчас замечаю, какой у него усталый вид. Глаза ввалились. Пальцы, в которых зажата сигарета, дрожат. Но светлый костюм, черная сорочка и галстук цвета спелой вишни как всегда безупречны. Если не знать, где он работает, его можно принять за стареющего конферансье.
– Нужно только ответить на несколько вопросов и дело с концом, – продолжает шеф. – Вот тебе первый: почему электробритва была включена в розетку? Второй: почему Стефан решил принять душ именно в одиннадцать часов, когда его ждали четыреста с гаком километров пути? И третий: каким образом электробритва попала в ванну, ведь у нее нет ни крыльев, ни ног, не так ли?
– Нету, не птичка же, – глупо пошутил я.
– Оперативка в семнадцать ноль-ноль. Помощь нужна?
– Пока нет. Разрешите идти?
– Действуй, – кивает Лучо.
Я встаю и бодрым шагом направляюсь к двери. Пока не отвечу на эти три вопроса, не слыхать мне ни одного человеческого слова от своего первейшего и, пожалуй, единственного настоящего друга.
* * *
Полчаса кручусь, как черт, пытаясь припарковаться в узкой улочке, прилегающей к бульвару Патриарха Евфимия. Нужный мне дом оказался старым зданием, недавно перекрашенным в какой-то ядовито-желтый цвет. Вход не со стороны бульвара, а через небольшой дворик, заставленный мусорными баками, увешанный бельем, где меня встретила целая дюжина бездомных котят. Поднимаюсь на четвертый этаж и звоню в дверь с табличкой „Полк. Др. Драганов". Под звонком приклеена небольшая картонка, на которой латинскими буквами выведено: „Стефан Драганов". Нажимаю на звонок, и спустя некоторое время дверь открывает маленький старичок с коротко подстриженными седыми волосами, продолговатым лицом и красными слезящимися глазами. Полковник запаса был в поношенном и слегка потертом от частой химчистки черном костюме. Вчера, когда мы застали его в вязаной кофте и шлепанцах, он показался нам значительно моложе. Несчастье ломает, крушит людей постепенно, когда они начинают осознавать ужас случившегося. От Драганова несло ракией, валерианкой и чем-то приторно-сладким, чем обычно отдает от одиноких стариков. Через мрачную прихожую входим в гостиную, в сущности, комнату полковника. Темно-коричневый пол, половик, характерной для родопского края расцветки, черно-белый телевизор на четырехугольном столике, низкая кровать с двумя репродукциями Шишкина на стене. Через давно немытые окна с пожелтевшими занавесками виден балкон с ржавыми перилами. Посреди гостиной – кресло и журнальный столик, перед креслом – табуретка. Вероятно, полковник смотрит телевизор, закутавшись в плед и вытянув ноги на табуретку. Он слегка волочит левую ногу, вероятно, его мучает ревматизм. Справа от кресла – дверь, ведущая в комнату Стефана. В его комнате на стенах развешаны красочные плакаты биттлов, роллингстоунов, других звезд рока, небольшой письменный стол, полуторная кровать, гардероб, между гардеробом и кроватью – гантели и гири-пудовки, портативный телевизор, библиотечках: книжками карманного формата, в каких обычно издаются детективы и научная фантастика, в комнате стоит запах одеколона „Олд спайс" и дорогих сигарет. Обычная комната современного парня, каких в Софии тысячи, но их обитатели не умирают от удара электрического тока. После комнаты Стефана направляюсь в ванную, расположенную рядом с маленькой кухней. Драганов молча следует за мной. Ванная, как и все остальное в этой квартире, запущенная. Стены кое-как покрашены зеленой масляной краской. Потолок сырой, с него осыпается штукатурка. Ванна старая, чугунная. Над раковиной, на полочке, выложенной кафелем, как-то неестественно, словно напоказ, выставлены модные дезодоранты и одеколоны: „Рексона", „Ален Делон", „Олд Спайс", „Деним". Зубные щетки стоят в побелевшем от подтеков пасты стакане. Зеркало грязное. Злополучная электробритва марки „Филипс", включенная в розетку, лежит на краю полочки. Большой, искривленный крючок, похожий на вопросительный знак, болтается на рассохшемся дверном косяке... Все это я видел и вчера ночью, точнее в начале нынешних суток. При дневном свете впечатление удручающее. Мы переходим в гостиную.
– Хотите кофе или чаю, товарищ Демирев? – я вздрагиваю от сиплого голоса старика. – Или чего-нибудь покрепче?
– Спасибо, не надо.
– Если позволите, я... – он достает из буфета початую бутылку виноградной ракии и отпивает, садится напротив меня в кресло. – Извините, мне не по себе...
– Понимаю, товарищ Драганов.
– Да бросьте вы, – воспользовавшись моментом, полковник запаса отхлебывает большой глоток, – кто на этом свете понимает другого, ну да ладно...
Это „ну да ладно" звучит натянуто. В начале, когда я только начинал работу, меня пугала неадекватная реакция людей на смерть. Постепенно привык. В конце концов, смерть сама по себе абсурдна, и не удивительно, что человек не знает, как держаться перед ее лицом.
– Подумайте только, сегодня я получил открытку от Стефко!
– Письмо?
– Открытку.
– Можно посмотреть?
– Конечно, – Драганов с трудом встал и, едва передвигая ноги, пошел на кухню и вернулся оттуда с посланием от мертвеца. Обычная открытка с Золотых песков, с фотографией отеля „Интернационал", лаконичный текст: „Привет с моря, отец! Стефан". Штемпель от шестого сентября, то есть вчерашнего дня, когда случилось несчастье. Надо же! Незадолго до смерти Стефан отправил открытку с Золотых песков! Я посмотрел на полковника, но тот уже запрокинул бутылку. Для него, одурманенного алкоголем, получение открытки вряд ли имело большое значение. Как, впрочем, и все остальное. Однако мне необходимо разобраться с этим случаем.
– Прошу вас, расскажите подробнее о Стефане. Знаю, что это мучительно, но иначе нельзя установить истину.
Полковник протер глаза:
– Истину? Какую истину?
– Пойдемте! – я повел его в пропахшую плесенью прихожую и открыл дверь в ванную. – Электробритва лежала примерно здесь, да? – показал я на полочку. – Включенная?
– Наверное.
– Наверное или точно? Это нужно знать. Вы чем бреетесь?
– Обычной бритвой. Она у меня в кухне, хотите взглянуть?
– Нет, спасибо. Продолжим дальше. Как, по вашему мнению, электробритва могла оказаться в ванной?
– Упала... – неуверенно ответил полковник. Здесь, в сырой ванной, где несколько часов назад погиб его сын, лицо его казалось пепельно-серым, веки – неподвижными, плечи – бессильно обвисшими от усталости, алкоголя и горя.
– Упала! Это совершенно ясно, – продолжаю я строго, потому что это единственный способ вывести Драганова из состояния прострации, вызванного действием алкоголя. – Но как упала, вот в чем вопрос.
– А-а-а... да так... – сделал неуверенное движение дрожащей рукой полковник. И вдруг, оторвав от полочки изумленные глаза выдавил из себя: – Не хотите ли вы сказать, что...
– Нет, я ничего не хочу сказать! Вы убедились, что при естественном, так сказать, падении электробритва упала бы на пол, а не в ванну?
– А-а-а... – мучительно боролся с алкоголем его мозг. – Тогда что же? Вы правы! – встрепенулся старик. – Проклятая электробритва не может сама упасть в ванну!
– Может! – прерываю я старика. – Но может, она и не сама упала. Представьте себе следующую картину: вы смотрите телевизор, Бистра Тенева проходит у вас за спиной, сталкивает электробритву, в темноте возвращается к себе в комнату и только потом заявляет вам, что Стефан уже давно в ванной и не отзывается. Что вы на это скажете?
– Бистра? Нет! Невозможно!
– Разумеется! – притворно соглашаюсь я. – Это я к примеру. Вернемся в гостиную. И пожалуйста, не пейте больше!
Полковник садится в кресло. Я занимаю место на табуретке, точно перед ним. У меня на глазах этот человек состарился еще лет на десять. Длинный тонкий нос, скверные зубные протезы, синие, искусанные губы, дряблые щеки с большими оспинами, мешки под глазами – развалина. Вряд ли он намного переживет своего единственного сына.
– Стефко рос, предоставленный сам себе, – начал задыхаясь Драганов. – Я вечно мотался по гарнизонам, а его мать работала певичкой в ресторане „Крым" и в пивном баре ресторана „Болгария". До меня доходили слухи о ее похождениях, но я все не верил, мне казалось, что если я спас ее от позора – в свое время ее выслали из Софии за аморальное поведение – раз я дал ей свое имя, она не имеет права... Ха, не имеет права! Опозорила меня на всю жизнь! Жена военного сбежала с итальянцем! Вы представляете себе, что это значило в те годы?!
Забыв о моей просьбе, старик снова приложился к бутылке.
– Заслали меня в глухомань командиром комендантской роты. Стефан стал моей единственной радостью, единственной утехой. Я баловал его, как мог, позволял ему скитаться ночами напролет, возвращаться домой, когда ему вздумается. Давал ему деньги. Пока он учился в гимназии, я с ним горя не знал. Учился он вполне прилично, по крайне мере мне, старому служаке, так казалось. Меньше тройки он не получал. Девушки уже тогда на него заглядывались, он был похож скорее на свою мать, чем на меня. Несколько раз, правда, бывало, что он заявлялся домой мертвецки пьяным, но я молчал. Окончив гимназию, он поступил в университет. Службу в армии прошел без особых отличий, но и без наказаний. Все шло хорошо, пока однажды я не узнал о судебном приговоре. Мне позвонил один друг, адвокат, и все рассказал. Для меня это было, как гром средь ясного неба. Я хотел поговорить со Стефаном, но он сказал, как отрезал: „Отец, занимайся своей службой и не лезь в мою жизнь! Вы с матерью уже достаточно постарались, дальше некуда!"
– А она давала о себе знать после того, как обосновалась в Риме?
– Нет, с тех пор от нее ни слуху, ни духу! Стерва!
Чтобы справиться с нахлынувшими на него воспоминаниями, полковник снова схватился за бутылку, на дне которой плескались остатки ракии.
– Стефан часто приглашал сюда гостей?
– Нет. Только Бистру. Я в гостиной, они – в комнате. Если им приспичит в туалет, нужно через меня переступать. Я все думал, что как умру, мой мальчик сможет устроиться по-человечески. Что я могу сказать о Бистре? Воспитанная девушка, сама зарабатывает себе на хлеб... Когда, бывало, проходили мимо меня, Стефко и слова не скажет, а она любезная такая, милая... „Как вы поживаете?" – спросит, иногда оставит мне журнал, когда там бывали ее материалы. Все писала о любви, о ревности, о моде – о том, что интересует молодых... да и не только их...
– Значит, свет погас во время репортажа о футбольной встрече между Бельгией и Данией, когда бельгийцы забили гол? – еще раз решил я уточнить время происшествия.
– Именно.
– Сколько вы выпили к тому времени, когда Бистра позвала вас и сказала, что Стефан не отзывается?
– Граммов двести, не больше. Если я смог зажечь свечу, которую я держу вон там, за телевизором, переключить пробку и открыть дверь ванной...
– Наверное, это было не очень трудно, крючок-то совсем ржавый!
– Да нет, пришлось как следует поднажать! – с упорством пьяного сказал полковник. – А вот вы мне скажите, Демирев, можно ли вызвать ту стерву в Болгарию и арестовать ее? Я бы рассказал вам о ней много интересных вещей!
Лошадиная физиономия моего собеседника сморщилась в угодливой улыбке, так что заблестели крупные порченые зубы. Нет никакого смысла разговаривать с этим человеком. Дай бог, чтобы он протрезвел к похоронам!
– Мы подумаем над вашей просьбой! – сказал я и попрощался, чувствуя острую необходимость поскорее выбраться на свежий воздух.
Я прошел через захламленный двор, вышел на бульвар, закурил, несколько раз глубоко затянулся и постепенно пришел в себя. Там, наверху, среди плесени и сырости полковник продолжал заливать горе ракией.
Судя по всему, мое предчувствие начинает оправдываться. И дело не только в электробритве, ванне, трагической развязке, а в давно накопившихся наслоениях отношений между людьми, хотя на первый взгляд они выглядят совершенно ясными: симпатичный парень, красивая девушка, отставной полковник-пьяница. В довершение всего – эта затхлая, запущенная квартира. Однако нередко бывает, что кажущаяся ясность потом оборачивается такой путаницей, что становится обидно: ну как же я не понял этого раньше!
* * *
С Бистрой Теневой, журналисткой из модного журнала „Стиль" мы сидим в кафе „Рубин". Перед нами две чашечки кофе и два лимонных коктейля. Черные волосы, матовая кожа, огромные теплые глаза, римский нос, высокий лоб – такой женщине ничего не стоит вскружить мужчине голову. Несмотря на печальный взгляд, в ней чувствуется нечто хищное, какая-то бешеная жажда власти, разрушений, превосходства над другими. На ней легкий розовый костюм. Изящные ухоженные руки с красивыми наманикюренными ногтями спокойно лежат на столе, не выдавая ни капли волнения. Вообще, по виду журналистки никак нельзя предположить, что нынешней ночью погиб ее друг. Сегодня утром я пристально рассматривал фотографию Стефана. Симпатичный парень с круглым лицом и глазами любимца женщин, но ничего больше. Их связь явно была неравностойной и, если не было особых причин ее продолжать, шла к своему логическому концу.
Какими же могли быть эти причины, мне и следовало выяснить, хотя спокойствие этой дамы вовсе не вселяло в меня оптимизма. Я заказал еще по чашечке кофе и улыбнулся своей собеседнице.
– Еще раз прошу извинить меня за то, что беспокою вас в такой момент...
– А что, собственно, такого? – с вызовом ответила мне журналистка. – Давайте договоримся: я буду предельно откровенна с вами, но и вы будете откровенны со мной, иначе это будет напрасная трата времени.
– Согласен, – киваю я, хоть и не люблю, когда мне ставят условия, тем более, если они касаются такого вопроса, как откровенность – будь то с моей стороны или со стороны другого человека. Если же этот человек проходит по какому-нибудь следственному делу, он обязан быть откровенным, во всяком случае, так гласит закон. – Расскажите как можно подробнее обо всем, что случилось вчера.
– С точностью до минуты вряд ли смогу, – начала Бистра Тенева, отпив кофе и слегка поморщившись, то ли от его крепости, то ли от воспоминаний. – Я приехала на такси к нему домой около девяти вечера. Стефан, конечно, еще не собрался в дорогу. Со мной был только саквояж, в то время как он всегда ездил на море с двумя битком набитыми чемоданами. Отец его, как обычно, сидел перед телевизором и сосал ракию. Стефан попросил меня выгладить ему пять сорочек и три пары брюк. Я отказалась, и мы тут же поругались. Мы ругались из-за каждого пустяка.
– Ваши знакомые должны были заехать за вами на машине?
– Да, у Тони „лада", но водит ее Киса. Его зовут Петр Пецев, холостяк, валютчик и барахольщик, – Бистра Тенева презрительно поджала губы. – Тони купила его, как покупают кило говядины в магазине. Вы спросите, зачем мне было ехать с ними? Не могу вам объяснить. Может, я и в самом деле малахольная. Я уже дважды разводилась. Второй развод был особенно мучительным. У меня отобрали ребенка. Отец второго мужа – человек с большими связями. На суде они смогли обставить все так, будто во всем виновата только я. Потом в моей жизни появился Стив. Когда я поняла, что он попросту мыльный пузырь, начались скандалы, драки. Он пытался удержать меня любой ценой. Грозил, что вскроет себе вены. У него был большой набор номеров подобного сорта, но вас это вряд ли интересует. Так вот, мы цапались, как всегда, пьяный полковник смотрел в гостиной футбол, а Тони и Киса опаздывали. В одиннадцать – я совершенно в этом уверена, так как именно в тот момент посмотрела на часы, в надежде, что наши друзья вообще не явятся, – Стефан вспомнил, что ему нужно принять ванну. Он вышел из комнаты, а я начала укладывать в чемоданы его белье. Мне хотелось сбежать от него, но я не смела: он такой, что разыщет меня и под землей. Родители мои давно развелись, им не до меня. Вскоре погас свет. Я вышла из комнаты. Несколько раз окликнула Стефана, но он не отзывался. Тогда я подошла к его отцу и крикнула ему на ухо, что Стефан заперся в ванне и не отзывается. Полковник еще не совсем одурел от алкоголя, разыскал где-то свечу, зажег ее, но по-прежнему тупо смотрел перед собой. Я с трудом заставила его пойти посмотреть пробки. Он переключил пробку и свет зажегся. Я снова позвала Стефана.