Текст книги "Принцесса. Сборник новелл о любви"

Автор книги: Валентин Колесников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава десятая

Дон Пино Неро был счастлив таким поворотом событий, одновременно чувствуя неловкость своего положения, как, очевидно, чувствует себя, попавшая в силки охотников добыча, не догадывающаяся еще, куда, и зачем попалась. И это чувство нарастало с каждым мгновением пребывания в этом райском гнездышке прекрасной Клеопатры. В ее объятьях он забывал обо всем, на свете, что беспокоило его, забываясь и откладывая на потом это подсознательное чутье, что нашептывало ему предательское беспокойство. А странность его положения была в том, что как и следовало из его холостой жизни, Дон Пино Неро сам безмятежно выбирал себе женщин, влюблял их в себя и, так же безмятежно бросал, удовлетворив страсть охотника и плотскую потребность своей распущенной натуры. Здесь же было, что– то новое, непредсказуемое и не понятное ему самому, его, а не он, поймали в любовные силки. И мало того, что поймали, но как прекрасно и восторженно для него это было тогда в Мадриде, и происходит сейчас. И в дополнение к его размышлениям, он слышит восторженные слова любви, произносимые нежным шепотом, льющимся из прекрасных губ самой Богиней любви, его Клеопатры.

Прошло довольно длительное время, а за окном их комнаты, все также светло, как в белые ночи, будоражащие влюбленные сердца, которые бывают только в Северных странах.

– Скажи, моя прелесть, – спросил Дон Пино Неро, нежно покусывая зубами ее мочку ушка, – что же не видно сумерек за окном?

– О, любовь моя, мы же в раю. Я не успела показать тебе, где стоит наш дом. Он там, где находится Библейский Рай, который никто не может отыскать. Я покажу тебе Библейский сад Рая, который, как известно из Библии и Святых писаний, но который не может отыскать, никто и никогда.

– И, что, Рай, правда, на Земле? – удивленно спросил Дон Пино Неро.

– Конечно. Но в Раю никогда не бывает темно.

– А, вот почему нет вечерних сумерек. – Догадался он.

– Да, милый. Давай поедим, а то я голодна.

С этими словами Клеопатра вскочила с постели, прошуршав простыней, укрыла себя и, подойдя к столу с уставленными яствами, налила вина Барбареско в бокал, и наполнила бокал для Дона. Дон Пино Неро подошел и уселся за столом. Они выпили вина. Дон Пино Неро не переставал восхищаться райской красотой Клеопатры. На своем веку он видел немало женщин и девушек, но такой красоты ему еще не доводилось встречать. А прекрасным в ней было все. Все было столь совершенно, что не поддавалось сравнению ни с одной из его прошлых побед. И даже прекрасная древнегреческая богиня любви Афродита не могла сравниться с этой красотой. Дон Пино Неро поймал себя на мысли, что прочно и накрепко попался в силки к прекрасной Нимфе, Клеопатре, и выбраться из них он уже не сможет никогда. А, Клеопатра, тем временем продолжала говорить.

– Наше Солнце никогда не заходит. Оно светит вечно и дает нам свет, который не обжигает, подобно чудодейственному огню, возникающему у Гроба Господня. Каждый год в Великую Субботу, накануне Пасхи, в Иерусалиме происходит Великое Чудо – на Гроб Господень сходит Благодатный Огонь.

– Если ваше Солнце дает чудодейственный свет, который не обжигает, то, что это за место такое? Если это так, то такое чудо может быть только в Раю.

– Давай поедим, затем оденемся и выйдем в сад. Я покажу тебе наше солнце, на которое можно смотреть и смотреть на его яркий свет, который не болезнен для глаз.

После обеда, они надели на себя легкие одежды, подобно тех, которые носят в Индии, просторные и свободные для проникновения ветерка, обдуваемого тело. Их белые сутаны в виде накидок приятны для плеч и не стесняют свободы движений.

– Идем! – взяв Дон Пино Неро за руку, Клеопатра вывела его на балкон. Взору Дона открылась сказочная картина райской местности. В голубых просторах редких кучевых облаков светило неподвижно яркое солнце, таким сказочно– необыкновенным светом, что потоки его лучей не падали, пробиваясь сквозь облака, а, словно втягивались в светило целиком, отдавая только свет в пространство. Мягкое свечение исходило от солнца, освещая все вокруг, и от его мягкости буйством цветения благоухал сад у дома и по его окрестностям. Ароматы неведомых цветов носились в воздухе, поднимаясь от буйно цветущего сада. Прекрасные райские птицы порхали меж ветвей, лакомясь плодами. Их звуки, щебетание и свист, складывалось в приятный птичий хор, это пение так воспринимал слух, что казалось, в этом пении птиц влюбленные парят вместе с ними, вдыхая ароматы божественного цветения райского сада. В этот миг Клеопатра взглянула на Дон Пино Неро…

С блаженной улыбкой на устах Дон открыл глаза. Жесткая постель гостиничного номера и полная Луна за окном, вернули его к реальности. На нем был надет костюм, в котором он был на приеме, на ногах туфли. В изумлении он уселся на край постели, свесив ноги на пол. Мысли вертелись в его голове, сменяя, друг дружку, пока, наконец, не пришла одна вразумительная. Конечно, это был сон. Конечно, это ему все приснилось, скорее он пытался уговорить себя в том, что это был сон, и что это ему приснилось, так, как, будто это была правда. Ну, конечно приснилось. Убедив себя в этом, окончательно и бесповоротно, он решил спросить у дежурного внизу портье, как он попал из отеля, где велся консульский прием, сюда в гостиницу? И немедля, сбежал вниз к стойке администратора.

– Чем могу Вам помочь? – сонным голосом спросил портье.

– Любезный, не подскажете, кто помог мне подняться в номер сегодня вечером?

– Нет, это было вчера вечером. Господин, который привел Вас, просил не беспокоить Вас. Он сказал, что Вам нездоровиться, и что Вы отдохнете, и что с Вами все в порядке. Что Вы выпили лишнего, что это все пройдет.

– Выходит, что я проспал, почти сутки? – удивлению Дон Пино Неро не было предела.

– Выходит так. – Безразлично подтвердил портье, и добавил, – Я сегодня в восемнадцать заступил на ночную смену, мне сказали, что Вы должны будете уже быть на ногах.

– Так и есть, так и есть. – Рассеяно проговорил Дон Пино Неро. – А, кто меня привел?

– Такой полноватый мужчина с закрученными усами, во фраке. Он еще сказал, что на приеме Вы как бы, хватили лишнего.

– « Так это был Консуэло или, как его там, Александр Сицилийский» . – Подумал Дон Пино Неро. Он уже не разговаривал с портье, который пытался еще, что– то сказать, а медленно побрел на свой этаж в свой номер…

Дон Пино Неро, поднявшись в номер, решил обдумать все, что с ним произошло в спокойной обстановке на едине с собой. Но, не успев открыть дверь номера, как зазвонил телефон, не смотря на позднее время. Часы показывали 22 часа 30 минут. Когда Дон поднял трубку, раздался приятный женский голос телефонистки: – Это мистер Дон Пино Неро? – девушка говорила по– английски и после того, как Дон Пино Неро ответил утвердительно, сказала, – С Вами будет говорить сер Веньямин Болон, соединяю!

В трубке раздался щелчок соединения, и твердый голос сера Веньямина зазвучал, как металл меча в смертельной схватке двух самураев.

– Приветствую Вас сеньор Дон Пино Неро! Извините, что не смог Вас встретить на приеме, но с этой миссией отлично справилась моя жена, миссис Изабелла Болон. В знак моей признательности я хочу пригласить Вас к нам на ужин в ресторан отеля, где проходил прием. Мы с миссис Болон будем ожидать Вас к девятнадцати часам. За ужином поговорим и о деловом предложении с нашей стороны. – Сер Болон сделал паузу, ожидая ответа от Дон Пино Неро. Чего, чего, но, такого поворота событий он не ожидал. И собравшись с мыслями, ответил:

– Мне, очень приятно слышать Ваш голос, сер Веньямин. Конечно, я с благодарностью принимаю Ваше приглашение и непременно буду к назначенному часу ужина.

– Надо сказать, что Ваше вино Барбареско производит очень приятные гастрономические оттенки вкусовых качеств. Здесь в Лондоне мне доставили сегодня к ужину бутылку тридцатилетней выдержки из запасников моего погреба именно производства виллы Пино Неро (Pinot Noir). Теперь Вы временный хозяин виллы и, надеюсь, что Вы будете покровительствовать и в будущем производство, так, что мы можем обсудить с Вами за ужином долговременное сотрудничество поставок вин сюда в Лондон. Партии вин сорта Барбареско производства виллы Пино Неро быстро расходятся у нас по дорогим ресторанам Лондона. Я звоню из Хитроу, мой самолет через час вылетит в аэропорт Марко Поло, и я скоро буду в Венеции. Ужин на завтра уже заказан, так что до встречи.

– О, да, конечно, сер Веньямин. До, скорой встречи, сер! – Дон Пино Неро положил трубку, когда раздались гудки зуммера.

«Вот это номер, – обескуражено подумал Дон Пино Неро. – Значит Изабелла, ни какая не Клеопатра, и не свободна, а замужняя женщина. Значит, этого ничего не было. Не было никакого дома, в Райском саду, и не было, никакой Клеопатры. Все мне, все приснилось».

Он уселся на постель, не снимая верхней одежды, в великом смятении.

«Ну, что же, – подумал он, – завтрашний день, надеюсь, прояснит ситуацию с моим наваждением. А, то, что я влюбился, факт на лицо, и от этого никуда не деться, факт».

С этими мыслями Дон Пино Неро снял из себя одежду, аккуратно развесил в шкафу костюм с брюками, рубашку бросил в ванную в таз для стирки. В шкафу у него была смена выглаженного белья и рубашек достаточно для выхода. После расслабляющей ванны и душа он тщательно вычистил зубы, и лег спать. В эту ночь ему ничего не снилось…

На званый ужин Дон Пино Неро готовился, тщательно подбирая к своему гардеробу рубашку и бабочку вместо галстука. Разглядывая себя в зеркале, он вдруг обнаружил, что в бабочке он будет смотреться, как официант обслуживающий званый ужин, и решил сменить ее на галстук. Комплект удался, галстук был подобран в тон пиджака. Осталось разгладить брюки и пиджак, чтобы нигде не было складок. С брюками все обошлось хорошо, и они очутились на вешалке. Пиджак лег на гладильную доску, и в нагрудном кармане оттопырившись, оказалась записка. Его как током обдало. Он достал сложенный и исписанный листок знакомым, как бисер, мелким и ровным почерком.

«Милый, так надо. Ты обнаружишь мое письмо, когда будешь собираться на званый ужин. Этот ужин устроила я для нас, чтобы как– то смягчить твое возвращение в отель. Веди себя сдержанно, будто мы не знакомы, так надо для нас двоих. И помни, я люблю тебя, и до скорой встречи, навеки твоя Клеопатра».

От прочитанного послания он застыл неподвижно, пытаясь понять этот явный сон. Неужели ему вновь снится это. С трудом верилось, что это действительность, а не наваждение. Он снова прочел записку, и имя Клеопатра говорило, что все происходило с ним это правда. И видение райского сада, и любовь ангельской девушки Клеопатры, и солнце с не обжигающими лучами, на которое можно смотреть без боли в глазах. С осознанием этого, к нему возвращалась та мужская уверенность, что так нравится женщинам и, что этой мужской уверенностью он мог теперь распорядиться по достоинству, как подобает любимому мужчине перед рогоносцем мужем, не подозревающем о связи жены. Стоп, а как насчет того, что Клеопатра сказала, что она не замужем за Веньямином. Значит, сер Веньямин Болон пускает пыль в глаза перед общественным мнением о своей персоне. И этот факт придал непередаваемой радости, и настроение улучшилось, что Дон Пино Неро, напевая песенку, быстро разгладил пиджак, и аккуратно, с какой– то нежностью развесил на плечиках вешалки. Одежда подобрана, настроение бодрое, а до выхода в ресторан оставалось еще много времени. И, чтобы скоротать время и хорошо себя ощущать физически, он решил отдохнуть в постели, расслабившись, не о чем не думая. Установив будильник на ручных часах на семнадцать часов, лег и не заметил, как уснул сразу же безмятежным, как в юности, сном…

Глава одиннадцатая

В темноте трюма корабля, скованные цепями, застыли на своих местах рабы– гребцы. Был час обеда. В узком проходе разносчик в набедренной повязке и с бадьей полной кусков овсяного хлеба, заранее приготовленных для раздачи, вынимал по одному куску и раздавал направо и налево, рабам– гребцам. За ним шел разносчик воды. Он черпал оловянной кружкой из дубовой бадьи питьевую воду и давал получившему рабу хлеб напиться. Не допитую до конца воду, выхватывал из рук пьющего, часть воды разливалась по трюму, обозначая водными брызгами проход. Следом за водоносом шел надзиратель с плеткой из сыромятной кожи, зорко следивший за тем, чтобы каждый раб получал свой положенный кусок черствого хлеба. Когда последний гребец съел свой хлеб, разносчики поспешили быстро унести свои пустые бадьи, а надсмотрщик, громовым голосом объявил, что на парусах идем к Мессианскому проливу и что можно перевести дух. Вздох облегчения прокатился по трюму, после долгого и изнурительной гребли от Неаполя до самого Мессина. Это был пиратский корабль, которого наняли купцы общины Неаполя, возившие товар в Киликию по приказу сената Римской Империи, дабы задобрить морских разбойников в эти неспокойные времена восстания рабов под предводительством Спартака, а еще лучше склонить их на свою сторону. Пиратская галера, получив вознаграждение золотом в Неаполе, возвращалась в Эгейское море, где расположено множество пиратских островов у берегов Киликии, и где можно было отдохнуть, и подготовится к новым походам и грабежам. Надзиратель был в хорошем расположении духа. На палубе его ждало угощение. Так как галера везла с собой бочки с красным вином.

Пригрозив своим устрашающим хлыстом с металлическим набалдашником на конце рабам, надзиратель поднялся с вонючего трюма на свежий воздух палубы. Как только за надзирателем захлопнулся люк, тщедушный и худой, как скелет, раб, сидящий за крепко сбитым гребцом, недавно прикованным на место умершего, постучал правой рукой по плечу его. Передний резко обернулся и спросил на своем языке:

– Чего ты хочешь от меня?

– Я знаю, что ты прибыл из Востока! – тщедушный ответил на ломаном языке его страны, и продолжал, – Я знаю эту местность. Я был на острове Сицилия, и мы сможем выбраться. Другие рабы внимательно прислушивались к шепоту этих двоих гребцов, но ничего не понимали, так как были из разных стран каждый со своим языком и обычаями.

– Ты безумец! Как ты думаешь бежать? – почти с ненавистью спросил крепыш.

– Мне понадобится твоя помощь. На ночь нас запирают. Ты сильный и можешь разбить шлюпку, чтобы за нами не устроили погони. Ты согласен? – тщедушный выжидательно и с напряжением смотрел в глаза рабу. И тот с кривой улыбкой, смерив ребра, проступающие сквозь кожу тщедушного раба, своими широко поставленными глазами, ответил:

– Да, я согласен. А как ты освободишь меня от этих оков?

– Увидишь. Меня зовут Кшатр. А, как ты зовешься?

– Я Айна.

– Хорошо Айна, когда появится надзиратель, попроси его подойти ко мне. Скажи, что я без сознания. Пусть подойдет.

– Я не знаю их языка.

– Это ничего, позовешь жестами, пусть только подойдет. Он должен подойти осмотреть меня, затем пойдет за ключом от моего замка. Ключи у него в связке. Дальше я буду сам действовать. Освобожу тебя, и мы вдвоем пробьемся к шлюпке. – Он вдруг наклонил голову, давая понять, что надзиратель открыл люк в трюм. Затем послышались его тяжелые шаги. Когда в сумрачном трюме глаза надзирателя привыкли к темноте помещения, он вдруг заметил, что еще свежий и крепкий раб жестом подзывает его к себе, кивая на раба, поникшего на рукояти весла. В пьяном взгляде зло блеснули искорки недовольства.

– Вот поганец, спит! Ну, я тебе покажу! – со злым рыком, надзиратель бросился на Кшатр, ударив наотмашь хлыстом по голой спине. Металлический набалдашник на конце хлыста с грохотом отсек от скамьи щепку древесины. Красная полоса мгновенно обозначилась, выступившей на спине кровью от содранной кожи. Кшатр не шевелился и не издавал признаков жизни.

– Да он сконал! – удивленно пробасил надзиратель и ушел за ключами, чтобы отстегнуть от цепи умершего раба. Когда люк за ним закрылся, Кшатр вдруг сказал:

– Сейчас, когда он явится и откроет замок, я его убью и открою твой замок. Тебя будут просить другие гребцы. Ни одного из них не отвязывай, потому, что мы в свалке не уйдем. Нас всех убьют. Понял?

– Да. – Кшатр принял прежнюю позу. Гремя связкой ключей, появился надзиратель и, подобрав ключ, отвязал ногу Кшатр от общей цепи. Этого только и надо было тщедушному рабу. Кшатр в мгновение одним ударом указательного пальца ударил в шею не успевшего выпрямиться надзирателя. Тот, не издав ни звука, как мешок повалился в проходе бездыханным телом. Связка с ключами оказалась в руках освобожденного гребца Кшатр, который тут же принялся подбирать ключ к замку Айна. Рабы, в изумлении молча, следили испуганными глазами за действиями этих двух самоубийц. А Кшатр и Айна уже пробирались по лестнице к выходу на палубу. Кшатр, перед тем как выйти на палубу, приложил указательный палец ко рту и жестом дал понять остальным рабам, чтобы те молчали. Гребцы затихли и как один старались не шуметь, давая возможность освобожденным двум рабам выбраться беспрепятственно наружу из ненавистного трюма.

Когда Кшатр выглянул на палубу, возле центральной мачты стояла бочка с вином и помощник надзирателя, шатаясь от выпитого вина, с черпаком стоял рядом. Команда, которая не была на вахте, валялась пьяная на палубе. Некоторые пираты храпели. Рулевой стоял у штурвала и нетрезвым голосом пел пиратские песни. Незамеченным Кшатр, тенью подкрался к рулевому и одним ударом в шею умертвил вахтенного. Закрепив штурвал линьком, положил на колесо штурвала рулевого пирата так, чтобы было видно, что он мертвецки пьян и болтается на штурвале. Когда с этим было кончено, он дал знак Айну и тот, крадучись подбежал к Кшатру. Вдвоем они спустили шлюпку на волны и, не обращая внимания на вторую шлюпку, прыгнули за борт. Быстро подплыли к шлюпке, и взобрались в нее. Айна вцепился за весла и начал неистово грести подальше от корабля. Вдалеке виднелась земля. Это был остров Сицилия. Правитель острова враждовал в то время с Римом. Непомерные налоги и поборы в голод еще больше отдаляли Сицилию от Рима, но все же это была территория Римской Империи. И беглецы решили спрятаться там на некоторое время, чтобы решить свою дальнейшую участь.

Итак, Айна налегал на весла, а Кшатр уселся на заднюю часть шлюпки и старался держать направление на Мессину, видневшуюся с пролива своими постройками на возвышающихся холмах острова. Айна еще не до конца верил, что они на свободе и никогда уже не будут рабами. Но Кшатр был вне себя от радости и приподнятого настроения. Несмотря на мучивший их голод, особенно Кшатр ощущал, что от этого его силы уходят. И, невзирая на то, что шлюпка все время меняла направление над привыкшим грести веслами Айном только одним веслом и в одном направлении. Ему никак не удавалось справиться с двумя веслами, но мало по малу Айна все же освоился и воспользовавшись этим, Кшатр решил осмотреть шлюпку. Пираты часто в спасательные шлюпки прятали провиант на всякий случай. Он посмотрел под своим сидением и увидел там мешок, в котором обнаружил небольшой бочонок.

– Айна, я нашел вино! – воскликнул он радостно, – А там, где вино есть и еда. Сейчас буду смотреть. Да вот и вяленая рыба! – с этими словами Кшатр стал рвать зубами рыбину, выплевывая за борт чешую.

Айна с жадностью голодного зверя смотрел на его манипуляции. Затем, бросив весла, схватил рыбину, стал жевать твердь рыбьей чешуи, выплевывая ее и добираясь до живительного рыбьего мяса. Рыба была соленой, и беглецам захотелось промочить горло вином.

– Давай сюда бочонок, Кшатр! Ты там ближе сидишь к вину. – Нетерпеливо сказал Айна.

– Сейчас. – Отозвался Кшатр и стал дергать за мешок, в котором был спрятан бочонок. Но го усилия были тщетны. Бочонок, как прибитый к днищу шлюпки не двигался.

– Ты совсем, брат, слабым стал. Я еще удивился, как это ты такого быка, как надзиратель, одним пальцем смог уложить?

– Знаешь, что, ты бы сам попробовал сдвинуть вино с места.

– Давай иди сюда, сядь, чтобы шлюпка была устойчивой. – Сказал ему Айна. И, когда

Кшатр перебрался на сидение Айна, тот уцепившись за мешок, с трудом вытащил бочонок на середину шлюпки. Пока они занимались манипуляциями, течения пролива отнесло их в открытое море. И обнаружив это, Айна снова схватил весла и стал грести, что есть силы к берегам Сицилии. Спустя час упорной гребли, им удалось приблизиться к пляжу острова, где уже хорошо были видны хижины рыбаков и их суденышка, шныряющих то тут, то там в поисках рыбы. Они решили уплыть подальше от лачуг, чтобы не привлекать внимания рыбаков. И, наконец, найдя безлюдный берег, поросший колючим кустарником, причалили к берегу.

– Надо вытащить шлюпку на берег и спрятать ее в зарослях кустов. – Предложил Кшатр, опасаясь за дерзкий побег. – Нас могут искать пираты, чтобы поймать и казнить для устрашения оставшихся рабов.

– Да, Кшатр, я знаю жестокость этих зверей. – Согласился Айна. И, обладая не дюжинной силой, стал тащить шлюпку на берег. Ему удалось доволочь ее до кустарников. Теперь надо прорубить проход, чтобы спрятать шлюпку.

– Нет, Айна. Это нам не под силу. Нам надо как можно скорее уходить отсюда, пока нас не настигли пираты. – Рассуждал Кшатр.

– Бочонок прихватим с собой. Там все– таки хорошее вино. – Сказал Айна, и с легкостью поднял тяжелый груз. Странным показался ему вес бочонка. Тяжелый, как увесистый камень и не хлюпает внутри, как вино. Конечно там не вино. Молнией промелькнула догадкой мысль. Конечно, это же пиратский корабль, и кто– то из команды решил сбежать спрятав бочонок с деньгами. Не зря же была вскрыта бочка с вином, и вся команда перепилась до чертиков.

– Кшатр, давай скорее вон к тем холмам. Видишь, там развалины замка. Бежим туда. Там посмотрим, что внутри этого бочонка. – Тревожно попросил Айна.

– А, что там не вино разве? – удивленно спросил Кшатр.

– Нет. Там не вино. Там сокровище. А, чтобы узнать, что там, нам надо его вскрыть и увидеть. И еще, если там сокровище, то пираты от нас не отстанут. Они обязательно будут нас искать. Будут искать и купцы, которые дали эти деньги им. Нам надо бежать куда подальше с этих мест и не показываться и не попадаться никому.

– Айна, ты не бойся ничего. Тебя судьба свела со мной, а мы Кшатрии верим, что все, что дает нам Будда это во благо. И мудрость Будды огромна и безгранична, она спасет нас. Я научу тебя, как стать невидимым среди врагов, доверься мне. – Слова Кшатр были так сказаны вовремя и к месту, что приступ животного страха уже обуял Айна, и он готов был выбросить этот бочонок и бежать, куда глаза глядят, без оглядки вглубь острова. С другой стороны, ведь Кшатр, так искусно справился с могучим надзирателем, и похоже он слов на ветер не бросает. И уже совершенно спокойно, он шагал следом за Кшатром, поднимаясь по крутой тропинке, ведущей к развалинам замка…

Когда они добрались до разрушенных стен и осмотрелись отсюда с вершины холма, на котором стоял замок, то взору открылся Мессианский пролив. Еще было светло и пространство хорошо просматривалось. Пролив был чист. К берегам Сицилии не пристало ни одно судно. И это было до такой степени умиротворительно, что Айну хотелось петь от счастья свободы. И даже жажда и голод не помеха этой необузданной радости. Кшатру тоже было хорошо и приятно обрести свободу. Которой, он лишился у себя на родине Индийской провинции Кашмир. За то, что не смог выполнить приказ его непосредственного начальника из клана, в котором воспитывался с раннего детства и затем служил (из достижений борьбы, которую дал по преданию Бог Шива Натараджа возникшей в древней Индии, позднее в Японии возникло течение синоби). За непослушание, убить единственного сына Раджи, Кшатр был продан пиратам, бороздившим океан у берегов Индии.

Позднее беглецы узнали от мореплавателей, что пиратский корабль, с которого они совершили побег, врезался в прибрежные скалы у берегов Италии, так как никем не управлялся и был предоставлен сам себе под полными парусами.

А пока, опасаясь преследования, беглецы первым делом решили открыть бочонок и узнать, что там внутри. В вечерних сумерках Айна разбил камнем верх бочонка. На его широкую ладонь просыпались золотые Римские монеты Ауреусы. В пересчете на вес в граммах одна монета весит 7, 59 грамма. Одна монета в 72– ом году до нашей эры в Римской Империи считалась целым состоянием. Кшатр, увидев золотые монеты такого достоинства, вскричал от восторга:

– Да мы богаче самого правителя Сицилии. Явно это был откупной выданный Сенатом Рима пиратам Киликии, чтобы они не помогали Спартаку и восставшим рабам.

– Что же теперь нам с этим делать? – растерянно проговорил Айна.

– Я думаю, что мы поровну поделим сокровище. И каждый будет делать праведное дело, борясь за то, чтобы на Земле не было рабства. – Мечтательно сказал Кшатр.

– Я согласен с тобой, чтобы поделить сокровище, и потом каждый пойдет своим путем.

– Давай я обучу тебя некоторым приемам, которые держит наш клан храма Шивы Натараджа в секрете и раскрытие этих секретов карается смертью.

– Ого, да это же очень серьезно. Я бы тебе не поверил бы, услышав это раньше до того, как ты смог ударом одного пальца убить надзирателя и освободить нас из рабства. Теперь, конечно, я верю, что твое искусство может многое. И готов стать твоим примерным учеником.

– А сейчас, дорогой ученик, давай обустраиваться на ночлег. А завтра пойдем в город, и раздобудем, чего ни будь поесть…

Утром Айна проснулся от холода и голода, сдавившего все внутренности. Солнце еще не взошло, его багряный предвестник восхода окрасил в розовые тона Восток. Протерев глаза, Айна посмотрел по сторонам, и не найдя рядом Кшатр, встревожено взглянул на бочонок с сокровищем. Бочонок громоздился рядом на примятой Кшатром траве. Айна встал на ноги и выглянул за развалины крепостной стены. Там он обнаружил своего друга на вершине холма в такой невероятной позе, что вначале ему показалось, что он с переломанными костями рук и ног сидит неподвижно на холме и похоже не живой. Испугавшись своих домыслов Айна поспешил туда. Подойдя ближе, крайне удивился, так как фигура Кшатр ожила и совершила еще одну невероятную позу, перекрестив уже ноги за своей шеей, подобно позы лотоса.

– Кшатр, что ты выделываешь? Ты же все себе переломаешь? И как ты обошелся в столько времени без пищи?

– Не волнуйся за меня. В нашей науке боевых искусств храма Шивы Натараджа обучают приемам выживания, во что бы то ни стало, не считаясь ни с чем. Мы можем, до пяти минут находится под водой. Ходить босиком по раскаленным углям. Долгое время обходится без пищи воды и тепла, и при этом выполнять переход до шестидесяти километров за день по местности с порой непреодолимыми для обычного человека препятствиями. Долгое время можем не спать, лечить раны, зашивать на себе глубокие порезы, не чувствуя боли. Знаем множество ядов, умеем находить лекарственные травы и делать из них снадобья, угадывать мысли человека, по лицу, читая его как книгу. И этому всему ты можешь научиться.

– Ты сказал мне много интересного. Но мне с трудом вериться, что я смогу все это освоить. Хоть и очень хочется.

– Ну, вот первый урок я тебе преподам уже сегодня. Мы сейчас пойдем в самое людное место. Я там буду в одной набедренной повязке, и никто этого не заметит. Это искусство менять внешность и быть неузнанным врагом. Задача наша будет такой; добыть одежду и еду. Давай собираемся.

– А, как же золото?

– Идем, я знаю, куда его спрятать.

Кшатр взял бочонок, вытрусил в ладонь одну монету. Спрятал ее за щеку, а бочонок отнес к развалившейся стене и укрыл там камнями.

– А теперь идем к морю. Там умоемся, чтобы быть свежими и не вызывать подозрений. На берегу, они постарались смыть с себя всю накопившуюся грязь и, приведя себя в чистоту телом, ушли в город. Мессина расположена на самом берегу Мессианского пролива и близость моря никого не удивила, что грузчики в порту разгуливают в одних набедренных повязках. Их путь лежал к лавке менялы, где можно было выменять на одежду немного денег, как и совсем на оборот, за деньги купить одежду. Айну смущало лишь то, что золотой Ауреус слишком дорогая монета и меняла мог послать за ними шпионов. Поэтому решили поступить осторожнее. Кшатр пойдет к меняле, а Айна останется на противоположной стороне улицы и будет наблюдать за лавкой менялы.

На том и решили. Кшатр вошел в лавку. За прилавком стоял мужчина в дорогой сутане и вопросительно взглянул на Кшатр.

– Ты кто, житель Мессина, или посланный раб? Да, вижу, тебя на цепь сажали, вон какой след на ноге.

– Да я раб. И на спине, посмотри след. Как ты думаешь, могу я украсть такую золотую монету? Меня послал мой господин, чтобы я купил два одеяния для мужей, его гостей, а остальные деньги ты дал моему господину на сдачу, потому что золотой этот имеет свою цену. Ну а если у тебя не хватит денег, то ты оставь себе монету, а мой господин придет и заберет недостающую сумму.

– Ты, так говоришь, как будто у тебя целый Ауреус, Римского Сената. И, что тебе твой господин доверил целый Ауреус?

– Так я же никуда не сбегу, да и какой резон бегать?

– Ну, показывай свою монету.

– Нет, ты давай мне два мужских одеяния, а потом я покажу золотой. – Настаивал Кшатр.

– Это тебя твой господин научил так со мной разговаривать? Видать знатная особа. Ну, хорошо. – С этими словами меняла выложил на прилавок две дорогих туники.

– О, хорошо я беру. – Восхищенно воскликнул Кшатр, – Вот один Ауреус, возьми и давай что положено на сдачу.

Меняла отсчитал десять серебряных монет, и высыпал в ладонь Кшатру. Бывший недавно раб, умел сдерживать свою радость и подавлять эмоции. Он серьезно посмотрел в глаза менялы и подозрительно спросил, а что я скажу хозяину, что остальные пять монет украл, а ты завтра скажешь, что дал мне пятнадцать серебряных монет. Меняла от бешенства покраснел, затем покрылся пятнами, но ничего не смог возразить, обман карался очень строго в древнем Риме, чего доброго можно и в тюрьму угодить. Скрепя сердцем, меняла отсчитал еще пять серебряников и молча, сунул их в руку Кшатру. И Кшатр в развалку вышел из лавки менялы, услышав в след:

– Наемник хренов, проигрался в кости, вот пришлось жалование все за год отдать. Бьюсь об заклад, если завтра не принесет он мне эти туники в залог.

От такого поворота событий, Кшатр хотел бежать скорее к Айну, и порадоваться удачей. Но конспирация требовала медлительности и неторопливости. Айна издали увидел выходившего из лавки менялы друга и неторопливо двинулся за ним. И только за городом, найдя укромное место в зарослях кустарника, они переоделись, превратившись в богато одетых горожан. Пришлось из– за того, что лавка менялы находилась по пути в Мессину, они решили зайти в город, с другой стороны. Там у самого центра города им попалась закусочная и, заказав себе хороший завтрак и вино, они расплатились серебряной монетой, что было очень щедро в те далекие времена. Наслаждаясь сытостью и свободой, они остановились на ночлег в этой же таверне. Но сон не шел к ним. Слишком стрессовые события не могли отпустить их от себя, избавить от пережитого унижения и страхов рабства.