Текст книги "Приключения Буратино в свете психоанализа"

Автор книги: Валентин Лохоня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Таким образом, Буратино является объективизацией автономизированного фаллоса, наделенного минимумом ума и максимумом маневренности для достижения единственно возможной цели. Настойчивое подчеркивание принадлежности героя к фаллической стадии, его представительские полномочия и симптоматичные регалии, заставляют нас предположить, что автор вкладывал в эту фазу большое значение. Вероятно, не зря именно она противостоит на страницах книги прочим – латентной, орально-каннибалистической и анально-садистической (большей частью – последней). Ответ на это прост – у Буратино, как у каждого в этой фазе, концентрирующаяся энергия либидо менее всего завуалирована и искажена. Ее безусловная ценность уже свободна от несовершенства двух предшествующих фаз, и в то же время еще не опошлена отвлеченной латентной прагматикой. Конечно, в ней сексуальность Буратино еще не завершила свое формирование, и в настоящем виде представляет собой экспансивную силу, не нашедшую себе достойного приложения. Но ее важность можно оценить уже на данном этапе, перспективы ее применения начинают проглядывать уже сейчас. Поэтому автор открыто одобряет проявляемый героем "генитальный" интерес (пресловутые попытки Буратино повсюду "сунуть нос не в свое дело" – автор дает понять главному герою и читателю, что настоящее дело для носа Буратино еще впереди). За всем этим проглядывает колоссальный по своей глубине смысловой ряд, дешифровку которого мы произведем по мере описания характера героев.

Конечно же, у главного героя должна иметься какая-то маленькая, но весьма беспокоящая его деталь, которая бы разнообразила его неуязвимый характер. Для Буратино ее роль выполняет Эдипов комплекс – характерная установка ребенка по отношению к родителям, которая складывается в фаллической фазе сексуального развития. Автор сознательно ставит своего героя перед необычно усложненным вариантом этого психического гандикапа – отцов у Буратино двое. Папа Карло тоже может считаться таковым, ибо, родив Буратино, он больше ни разу не претендует на какие-либо женские роли. Вариантом выхода из этого комплекса для мальчика является идентификация с отцом. Буратино это сделать трудно, ибо отец у него совсем не "папа" Карло, а старик Джузеппе – и в силу этого главный герой стоит еще и перед задачей половой идентификации, которую он успешно одолевает в ходе поисков себя (ибо две эти задачи неразделимы благодаря онтогенезу Буратино). Однако дается ему это нелегко – свойственная фаллической стадии агрессия ориентируется как на родителей, так и на братьев с сестрами – отсюда первоначальные конфликты Буратино с Папой Карло и друзьями-куклами (случай с Мальвиной достоин отдельного рассмотрения). Агрессия – качество, биологически присущее индивиду, своей бессознательной целью имеет самоуничтожение, питающееся энергией первичного позыва к смерти, Танатоса – тесно связана с развитием либидо, и входит составной частью в его прегенитальные организации. Однако, под руководством интенции либидо, Буратино преодолевает этот порог, за которым его ожидает счастливый финал – психосексуальный катарсис, сторицей вознаграждающий героя произведения за все преодоленные препятствия – позволяя практически миновать латентную фазу развития при достижении вожделенной генитальной.

Здесь уместным будет вспомнить о феномене Золотого Ключика, как об объекте, вокруг которого разворачиваются многие эпизоды книги. Самостоятельной ценностью этот предмет, очевидно, не обладает. Даже в догматическом отношении к тексту его роль довольно-таки символична. Для чего же автор ввел эту сущность в состав произведения? Теперь мы уже понимаем, что целью этого было – помочь Буратино освободить свое "Я", дифференцировать систему ценностей на фаллический символ, как вещь в себе, и на обладающего им субъекта. Лишь открыв для себя несамодостаточность и даже неоднозначность собственно фаллоса вне интенций его обладателя, Буратино начинает видеть в себе не только свой длинный "любопытный" "нос", но и скрытую за ним индивидуальную природу. Которая, как ни парадоксально, пробуждается в нем именно с этого опыта. В этой концепции Буратино кардинально отличается от прочих охотников за Золотым Ключиком – Карабаса Барабаса и Дуремара. Для них вся ценность фаллоса выражена убогими представлениями, характерными для анально-садистической фазы, которую они представляют, – именно это обуславливает их зацикленность на попытках овладеть Золотым Ключиком.

Смысловая нить этой последовательности лежит на поверхности: умение, не погрязая в перверзиях, сублимировать собственное либидо, отличает состоявшихся индивидуумов от механически самовоспроизводящихся агрегатов, грубо созданных природой-матерью. Причем автор дает понять, что латентная фаза может быть сведена к минимуму при условии достаточно глубокой рефлексии об истоках собственного либидо и осторожном абстрагировании его проблематики. Хотя в исполнении самого Буратино это происходит через преодоление внешних препятствий, мы должны понимать, что на самом деле борьба героев произведения моделирует битвы, ежедневно разыгрывающиеся на аренах нашего подсознательного.

Но вернемся к герою произведения. Таким образом, Буратино более не является в собственном самосознании одним лишь фаллосом, и поэтому происходящее в финале произведения ритуальное вставление Золотого Ключика в Замочную Скважину, которое в аксиологии объекта "Золотой Ключик" означает его обесценивание для окружающих, для самого Буратино знаменует начало новой, полнокровной жизни. Жизни "по ту сторону занавеса". Жизни, о которой мы сами можем пока лишь догадываться по скупым колебаниям тяжелой бархатной портьеры, расшитой яркими зелеными звездами.

Анализ психосоматической атрибутики Буратино можно продолжать еще достаточно долго – глубина авторской мысли не может быть полностью оценена столь кратким трудом, каким является настоящая статья. Но уже перечисленные выше качества позволяют отнести харизматичный образ Буратино к архетипу Героя – одному из базовых в коллективном бессознательном. Именно этому архетипу свойственно сочетание гиперсексуальности и отсутствия привязанности к определенному месту пребывания. Транслируя через собственное "Я" проблематику становления либидо, Буратино в первую очередь ценен для нас тем, что достигает искомой цели. Это достоинство, достаточно тривиальное для любого главного героя, не просто тешит наше подсознание указанием на возможность успеха, но и предоставляет недвусмысленные ориентиры для разрешению сверхзадачи. Которая у каждой полноценной личности заключается в гармоничном достижении заключительной фазы сексуального развития. Препятствия, встречаемые на своем пути Буратино, отражают те ежедневные барьеры, преграды и рогатки, которые встают перед каждым из нас. Миновать их нам помогает стремление к интеграции – бессознательное желание сохранить собственную идентичность и целостность, противостоящие внешним и внутренним расщепляющим личность воздействиям. Это не просто одна из потребностей человека, это – первое условие формирования личности. И именно Буратино, несущий в себе огромный сексуальный заряд, является единственным из всех героев книги, кто способен реализовать это стремление – в первую очередь благодаря безошибочному чутью, позволяющему верно сориентировать вектор своего либидо и плодотворно воплотить его.

Итак, каким образом можно ретранслировать характеристику вышеописанного героя на язык онтологических символов? Представляя собой образ-идею ноосферного либидо, сексуальная организация Буратино рассматривается как процесс определения правильного отношения цивилизации к себе самой и к миру, который составляет среду ее обитания. Акцентируя внимание не безусловной ценности, которой обладает наша цивилизация – способности к познанию внешнего мира и отражению его в результатах своей деятельности, автор подвергает тщательному и беспристрастному анализу те парадигмы, которые позволяют в настоящее время этой ценностью оперировать. Да, способность человеческого общества (как и отдельно взятого индивидуума) к рефлексивно-креативной деятельности в процессе эволюции вида homo sapiens значительно возросла. Да, это качество заслуженно воспевается и всеми силами стимулируется. Однако – свободны ли наши попытки применять этот бесценный инструмент от перверзий и комплексов, доставшимся в наследство от предыдущих стадий нашего развития? Наверняка мы эксплуатируем его так же неосмотрительно, как Буратино-ранний – свой собственный "нос", подстегиваемый бесцельной потенцией своего любопытства. Но что же это за комплексы?

Если читатель внимательно следил за ходом анализа, он уже понял, что основная преграда, которую преодолевает Буратино, помимо освобождения от поглощенности "носовой самодостаточностью", это – Эдипов комплекс. Мальчику-герою тяжело определиться в рамках и задачах проявления своего либидо до тех пор, пока над ним тяготеет образ отца, как сексуального конкурента. В случае с коллективным бессознательным, у которого образ матери-природы и отца слиты воедино (Папа Карло и Джузеппе), необходимым решением проблемы может выступить только одно – преодоление своей абсолютной зависимости и подчиненного положения от родителя и прекращение акцентирования своих сексуальных интересов на ближайших родственниках. Другими словами, ноосфера должна оценить ту роль, которую сыграла в ее появлении природа, прекратить бессознательные попытки посягнуть на ее целостность, перенять опыт, который природа всегда готова передать, как каждый родитель своему ребенку, и – выбрать наконец себе объект, достойный себя. Последняя часть, безусловно, относится к генитальной фазе, к рассмотрению которой мы постепенно приближаемся.

Таким образом, цивилизации следует в первую очередь осознать важность имеющегося у нее инструмента, научиться ценить его и понимать возможности, которые открываются при его адекватном использовании. Самоупивание обладанием собственной потенции, перверзии, искажающие представление об ее предметной области – вот то, что мешает нам достичь заветной цели, так же, как Буратино мешали его неграмотность и самомнение. Идентификация с отцом, которую прошел Буратино в процессе развития сюжета, для человеческой цивилизации выражается в эквализации качеств мироздания своим собственным качествам, в сопоставлении интенции, полученной нами в наследство от природы, с самой сутью природы, как бесконечному циклу возрождения-себя-в-потомках. Способность принять участие в этом цикле, увидеть в "носе" не просто "член", а эстафету, которую передает нам лидер, – все это становится возможным лишь при условии освобождения от детских болезней путем осознания себя и мира, используя для обоих сущностей одни и те же императивы.

Образ Буратино безусловно гораздо глубже, чем мы успели показать, но основные его штрихи можно считать переданными. Пора обратиться к остальным героям – как сопутствующим Буратино в его поисках себя, так и противящихся этому процессу. Анализ их характеров, безусловно, не займет столько места, сколько предыдущий, и это не удивительно – в большинстве случаев значение этих героев заключалось лишь в создании ситуаций, которые позволяли проявиться положительным качествам главного героя или заставляли его преодолевать свои недостатки.

Одной из таковых выступает Мальвина со своим верным спутником – Артемоном. В самой книге Мальвина – маловыразительный образ капризной куклы. Ее характер, зацикленный на "хороших манерах", столь раздражающий Буратино, – не более чем пример отношений, в которых комплекс кастрации играет определяющую роль. Едва завидев Буратино, Мальвина пытается подчинить энергию его либидо собственным представлениям о "грамоте" поведения. Зависть к главному герою за то, что он обладает столь длинным носом, вымещается в виде строгих уроков, никому не нужных, но тешащих сознание Мальвины иллюзией причастности к потенции главного героя – опосредованно ее власти над ним, единоличным владельцем "носа". Однако Буратино подсознательно чувствует бессмысленность этих уроков и неквалифицированность учительницы, поэтому откровенно выражает свою им оценку. Буратино издевается над Мальвиной, демонстративно окуная нос в чернильницу, и столь же демонстративно капает с носа на стол. Очевидность и неприемлемость намека настолько шокируют Мальвину, что она прекращает все попытки овладеть Буратино и дистанцируется от того, «у которого капает с...». Еще бы – хэппенинг, произведенный Буратино, полностью исключает его из круга культурных представлений мещанки Мальвины. Буратино показывает, что он уже не допустит к своему либидо первого встречного, а это позволяет нам предполагать, что он начал внимательно относиться к факту наличия у него «носа», равно как и понимать вытекающие из этого факта опасности.

Здесь очень уместным будет рассмотреть постоянного сопровождающего Мальвину – черного кудрявого пуделя Артемона. Каково значение этого образа в сюжетной линии произведения? Представьте себе – оно чисто оформительское; может же Толстой позволить себе проявить чувство юмора! Эта деталь – не более чем эстетическая виньетка, одной лишь аллюзией связанная с основной картиной. Думаю, читатель уже сам догадался – что именно подразумевал автор под образом Артемона – только королевские пудели способны символизировать своей кучерявой шерстью определенную часть человеческого тела – мужской или женский лобок. Его обособившиеся самодостаточные функции в применении к хозяйке-владелице Мальвине – символ той роли, которую соответствующая часть тела выполняет в жизни каждой женщины, обозначая центр внимания ее интересов.

Писатель проявил достаточно злую иронию по отношению к каждой "красивой кукле" нашего общества, продемонстрировав ее нарциссическую натуру в символике игр с собственным "пуделем", и даже дав определенный намек на мастурбационный период в развитии субъекта. Конечно же, эти характеры также отражают проблемы, переживаемые нашим бессознательным. Та подчиненность женским интенциям, та гедонистическая феминизация культуры и переориентация производства, которые происходят уже давно в нашем обществе (даже до того, как оно стало откровенно называться "обществом потребления" – рафинированным образцом женской деятельности) – все это свидетельствует о том, что человечество пока еще слишком слабо, чтобы продемонстрировать самозванным учительницам достойную их действиям оценку. В настоящее время, время подъема латентной фазы, эти преподавательницы ведут нашу цивилизацию за «нос», и она послушно следует за их рукой, хотя рука эта не способна начертать ничего, кроме бессмысленно-изотропного: «А роза упала на лапу Азора».

А рядом стоит Артемон, которого можно потрепать за загривок, но который может и укусить за попытку отклонения от своих обязанностей.

Пришла пора обратиться к антигероям, непосредственно противостоящим главному действующему лицу. Кто и что несет угрозу для Буратино? Кроме его собственных внутренних проблем, извне противником для Буратино является педофоб и некрофил Карабас Барабас, застрявший на анально-садистической фазе. Первое, что бросается в глаза читателю – откровенная нелюбовь этого персонажа ко всему живому. Карабас находит особое удовлетворение в общении с театром кукол – неживых существ, моделей характеров, высушенных деревяшках с тряпичными головами, общении с одной целью – унижения их достоинства, подчинении себе символизирующих этими куклами человеческих качеств. В этом ему составляет компанию гельминтофил Дуремар, у которого в силу характерной для анальной фазы концентрации либидо в области эрогенной зоны слизистой прямой кишки произошло сильнейшее смещение системы ценностей. Вместе они являются хрестоматийным примером т.н. "анальной триады", воплощая в себе три основные составляющие анального характера: упрямство, скупость и сверхисполнительность (или педантизм). Карабас усугубляет эти характерные отличия свойственным ему, как директору "театра кукол", комплексом Геракла – ненавистью отца ко своим детям (куклам).

Причина этого – в свойственном представляемой им фазе развития стремлению к превосходству – одной из невротических и неконструктивных форм преодоления комплекса неполноценности. Субъект стремится к демонстрации своей значимости, ценности, жаждет доминировать в общественных процессах, но в то же время – не способен совладать со своим внутренним миром. Карабас Барабас, управляя своим театром, постоянно руководствуется принципом "экзистенциального выигрыша". Речь идет о мировоззренческом выводе, которые позволяет поддержать устойчивую положительную самооценку и возложить ответственность за конфликт или неудачу на окружающих.

Карабас Барабас изначально идет по неверному пути, когда идентифицирует с собой свои владения, свой театр кукол. О том, что он относится к театру, как к части своего "Я", автор неоднократно упоминает в тексте, причем несколько раз – устами самого антигероя. Включив внешний объект в систему собственного "Я", Барабас начинает относиться к нему, как если бы объект действительно являлся его принадлежностью, а не был позаимствован извне. В результате – полная деградация личности директора, попытки скрепить рушащийся внутренний мир путем овладевания Золотым Ключиком, бесплодные все из-за той же идентификации с предметом вожделения.

Вспомним также вполне характерный для анально-садистической фазы комплекс "маленького пениса", когда субъект испытывает чувство неполноценности оттого, что его половой член слишком мал. Естественно, по сравнению с кем-то другим, кажущимся эталоном или хотя бы нормой. Надо ли говорить – как раздражает Карабаса Барабаса внешний вид и поведение Буратино! Чувство откровенной зависти, уязвленного самолюбия – вот то, чем руководствуется директор кукол, когда подвешивает Буратино вниз головой, подчеркивая тем самым желание видеть его "нос" висящим к низу, а не гордо торчащим на уровне своего густо заросшего подбородка.

Очевидно, что всем вышеперечисленным Карабас Барабас демонстрирует нам "прелести" авторитарного характера – одного из социальных характеров. Биологической базой для развития этого типа является анальная фаза либидо со свойственной ей дихотомической парой качеств "активность-пассивность", порождающих садизм и мазохизм. Главное для этого типа характера – отношение к власти и силе. Фромм писал по этому поводу: «Для него существуют два поля – сильные и бессильные. Сила автоматически вызывает его любовь и готовность подчиниться... Бессильные люди и организации автоматически вызывают его презрение... Человек другого типа ужасается самой мысли напасть на слабого, но авторитарная личность ощущает тем большую ярость, чем беспомощнее его жертва». Для авторитарной личности характерно стремление чувствовать свою принадлежность к какой-либо мощной и непреодолимой силе, полностью подавляющей волю. Эта черта называется экстернальностью, и в произведении соответствует характеру Дуремара.

Подчеркнутое противостояние биофилии Буратино барабасовской некрофилии дает нам понять, что автор считал эти две фазы – центральным участком борьбы как в отдельно взятой личности, так и во всем обществе. Неоправданно возросшая роль неживого в современном мире, деструктивные составляющие в интенциях нынешнего поколения, агрессивное отношение к окружающему миру (прекрасно уживающееся с мазохистскими тенденциями), все это – результат анально-садистического наследия, доставшегося нам от незавершенной фазы развития нашего коллективного либидо. Креативность, расцениваемая как грубая сила, без соответствующей культуры и цели ее применения – может служить только Танатосу; ее приобретения, а говоря точнее – завоевания – создают лишь временную иллюзия обладания. Разрушить эту иллюзию может только осознание истинных масштабов своего потенциала и концентрация усилий на адекватной нашей сексуальности цели.

В настоящее же время вышеупомянутый экзистенциальный выигрыш прекрасно демонстрируется на примере отношения цивилизации с ойкуменой – сколько раз первая возлагала вину за собственные неудачи на вторую! Здесь экзистенция, т.е. – бытие – вписывается в парадигму на уровне представлений, характерных для анально-садистической фазы развития коллективного бессознательного. Механизм идентификации, которым человечество столь неумело обращается, антропоцентрически извратил окружающий мир в виде театра, на котором социум спешит разыграть собственную постановку, претендуя на роль режиссера на том лишь основании, что некоторые из предметов реквизита находятся в его руках. То, что многие из этих предметом являются бутафорией, сделанной "руками" самого социума, к сожалению, не смущает властолюбивое коллективное бессознательное. К огромному сожалению, почти все заслуги, которыми цивилизация гордится в настоящее время, столь же мало выражают ее суть, как и бывшие владения несостоявшегося директора театра кукол. А ведь мы можем не просто быть реальными королями, надевая настоящие, а не фальшивые короны, но и создать свой собственный театр, как это в конце-концов удалось сделать герою книги – Буратино.

Пожалуй, в качестве дополнения к вышесказанному стоит коснуться характеров Лисы Алисы и Кота Базилио. Большой смысловой нагрузки они не несут, всего лишь служа делу оживления действия, когда из фокуса повествования временно выходит герой книги или его главный враг. Оба эти персонажа (Алиса и Базилио) прочно застряли на орально-каннибалистической фазе развития, о чем свидетельствует примат животных удовольствий в их жизни: физиологическая акцентуация (пример реализованной мечты – роскошный ужин в харчевне), паразитическое существование за счет окружения и полное отсутствие какой-либо креативной деятельности. Надо заметить, что используя их характеры автор книги выстраивает строгую иерархию, соответствующую чередованию фаз сексуального развития: орально-каннибалистические Лиса Алиса и Кот Базилио подчиняются анально-каннибалистическому Карабасу Барабасу; тот, в свою очередь, откровенно пасует перед остановившейся на латентной фазе Тортилой; а всех их вместе оставляет позади себя Буратино – последовательно выбираясь из лап или владений представителя каждой стадии, другими словами – преодолевая свойственные им комплексы в самом себе.

Тем не менее, социальное значение характеров нищих, к сожалению, не исчерпалось до наших дней, о чем ежедневно свидетельствуют лидирующие архетипы современного социума. Здесь можно только снять шляпу перед пророческим гением писателя, позволившим ему предугадать непреходящее влияние данной фазы развития на практически любом этапе эволюции ноосферы. Негативный аспект ее роли достаточно безусловен, чтобы добавлять что-либо в ее осуждение.

Вместо этого рассмотрим представителя последней фазы, непосредственно предшествующей генитальной – как в развитии личности и (надеюсь) социума, так и в самой книге. Знакомство Буратино с Тортилой происходит почти в самом конце произведения, во всяком случае, после этого эпизода значащих встреч у главного героя больше не происходит. Поверхностное чтение произведения может создать обманчивое впечатление, что Черепаха Тортила – проходной персонаж. Это действительно так, но не в смысле – маловажный, а в значении – проходная стадия, фаза развития, которая может быть сведена к незаметному минимуму, но может и затянуться надолго, если создать вокруг себя замкнутый мирок, отрезав его от остального окружения.

Однако, сначала рассмотрим содержание самой встречи Буратино с Тортилой. Как ни странно, даже сами обстоятельства их знакомства имеют значение для понимания характера Черепахи и представляемого ею символа. Явление Тортилы происходит именно тогда, когда Буратино нуждается в помощи, совете и поддержке, т.е. – во время кризиса либидо, неизбежно следующего из преодоления анально-садистической фазы. В этом состоянии личность подсознательно готова принять помощь в любом виде, не исключая мистические и неправдоподобные варианты. "Волшебный помощник" – это воплощенная в чем-либо или ком-либо потребность субъекта в защите и опоре, некоей внешней силе, которая бы помогла ему осуществить его заветные желания, а также избавить от чувства страха, одиночества, униженности. Аналогичную ситуацию переживает, например, Золушка в не менее известной сказке. Волшебница в "Золушке", равно как и предметы, наделенные аналогичной силой – суть выражение овеществленных или персонифицированных помощников. Обладающих при этом одной общей чертой – отсутствием собственных желаний, выпотрошенной интенцией, ставшей из вектора скаляром, т.е. – достигшие возможностей реализации за счет утраты персональных потребностей их применения.

И это тоже не случайный элемент, а тщательно продуманный автором штрих, дополняющих характер Тортилы до полного соответствия латентной фазе развития либидо. Апатия – одна из форм психологической защиты в экстремальных условиях, когда психические травмы многократны и чрезвычайно интенсивны. Она проявляется в общем снижении уровня потребностей и активности, а также в отрешенности от окружающего мира. Тортила в своих откровениях неоднократно упоминает преследования, которым она подвергалась со стороны Карабаса Барабаса с Дуремаром, выказывая тем самым не оставивший ее страх перед атавистическими предшественниками ее нынешней стадии. Да, освободившись от комплексов, свойственных первым двум фазам, осознав последствия, которые они несут, трудно не впасть в ужас и не отгородиться от каких-либо внешних раздражителей. Желание остановить собственное развитие можно понять, но ни в коем случае нельзя разделять – ибо в противном случае каждого ждет болото с тихой спокойной водой, зеленой тиной, ручными пиявками и послушными лягушками.

Буратино не остается с Черепахой Тортилой в ее уютном мирке, для этого у него слишком сильно развита его сексуальная интенция. Вместо этого он обретает свое "Я", получив в распоряжение Золотой Ключик, символизирующий с этого момента тот самый инструмент, с которым до сих пор Буратино идентифицировал самого себя. Объективно оценивая свои возможности, представляя предметную область применения своего либидо, владея сформировавшимся Ключом, осознавая свое "Я" – Буратино остается лишь достичь заветной каморки Папы Карло, чтобы наконец реализовать себя, "открыв" свой "театр".

Что можно добавить в пояснение Тортилы как социального архетипа? Думаю, нет нужды говорить, что нынешнее состояние бессознательного цивилизации даже в лучших его примерах может быть отнесено лишь к латентной стадии. В остальной, подавляющей части, безраздельно царят Карабас Барабас с Дуремаром, нещадно эксплуатируя нищих духом – Лису Алису и Кота Базилио. Творческие процессы опосредованны тем убогим утилитарным представлением о нашем "Золотом Ключике", которое осталось нам в наследство из прошлых веков, причем – далеко не из лучшего их опыта.

Думаю, в этом ракурсе будет не лишним вспомнить те самые пять сольдо, с которыми одно время носится Буратино – до тех пор, пока их не выманивают пронырливые нищие. Когда возникает опасность, Буратино прячет их в собственный рот. Казалось бы – просто глупая попытка избежать ограбления, которая удается лишь в соответствии с законами жанра, позволяющим из ничего создавать преграды перед героями, равно как и магически разрушать их. Однако поверхностный взгляд не может быть принят за критерий оценки такого глубокомысленного произведения. В данном эпизоде содержится достаточно прозрачная метафора: понимая истинное значение носа Буратино, его рот может расцениваться как соседствующее с данным органом анальное отверстие. Пять сольдо, это безусловно намек на таланты из известной притчи, которые отец раздал своим сыновьям. Свои таланты Буратино засовывает в (прошу прощения) собственную задницу, вербализируя известную народную идиому (совет), с помощью которой подчеркивается бесполезность той или иной вещи. В конце-концов, для тех, кто не понял эту метафору, автор дает второй, еще более прозрачный намек – Буратино все-таки зарывает свои сольдо в землю, естественно, с той же самой бесперспективной и бессмысленной целью. Здесь Толстой настойчиво проводит мысль о полной независимости путей реализации либидо от каких-либо атрибутов прагматического порядка. Талант, направленный на утилитарное использование, можно зарыть в землю без каких-либо потерь для личности, им обладающей – вот истинная фабула этого плана повести. В приложении к цивилизации эта идея начинает звучать еще более злободневно – успехи общества потребления, создавшего свою систему ценностей, могут оказаться сущей ерундой, если посмотреть на них с высоты, которую эта цивилизация достойна занимать. Может быть, для этого цивилизацию потребуется подвесить за ноги на дереве – чтобы усердно удерживаемые за ее стиснутыми зубами пресловутые пять сольдо выпали-таки на достойную их Землю Дураков. Трудно сказать – какое состояние относительно нынешнего будет для нее более приемлемым в аспекте завершения ее развития – достижения ноосферой генитальной фазы. Зубы, в конце-концов, можно и просто выбить, вопрос: выпадут ли деньги? И в них ли проблема.

На этом мы подходим к рассмотрению финала произведения, к анализу подтекста его содержания. Но для этого вернемся ненадолго в самое начало, чтобы верно понять ту смысловую линию, которая, как принято выражаться: «красной нитью проходит через все произведение».

По сути, все происходящее с героями и антигероями заключено в затяжном акте дефлорации, в проникновении в суть, в лишении девственности, в переходе на половозрелый этап отношений. Вся фабула очерчена с одной стороны – первым надколом, совершенным носом Буратино по его примитивному безотчетному любопытству; и завершающим прорывом (breakthrough), венчающим успешные действия главного героя... Да, апофеозом произведения является великолепно оформленный и эмоционально насыщенный эпизод дефлорации, метафорически выраженный в протыкании Буратино собственным носом полотна с изображением горящего очага. Неприкрытость намеков не оставляет никаких сомнений в задаче, которую ставил перед собой автор произведения; "очаг", он же – средоточие тепла – как совершенно прозрачный намек на женское лоно, на гениталии, на конечный пункт назначения как каждого Буратино вообще, так и его носа в частности. Глубокая психологически-философская подоплека этого события заключается еще и в том, что проткнувши "холст" Буратино не ограничивается засовыванием внутрь "очага" собственного носа, он залазит туда сам, тем самым подчеркивая инфантильное стремление вернуться в лоно матери – раскрывая имплицитное желание каждого буратино-мужчины войти в лоно самому, убегая от смерти, чтобы затем выйти из него в виде детей, обессмертив себя "потомством", образ которого заключен в героях театра, предстающего в распоряжение Буратино за разорванным очагом. Как не вспомнить шекспировское "мир – театр", ведь очевидность парафразы лежит прямо-таки на поверхности аллюзий: лишившись девственности, Буратино превозмогает преследование старого мира, пересиливает его каноны и возрождается в виде потомства преданных детей-актеров, каждый из которых несет в себе частицу великого образа пронырливого и неунывающего фаллоса, твердого и длинного, как сук дерева.