Текст книги "Приключения Буратино в свете психоанализа"

Автор книги: Валентин Лохоня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

«Приключения Буратино» в свете психоанализа литературной символики или Алексей Толстой как зеркало сексуальной революции

Концептуальный пересмотр литературного наследия – дело столь же плодотворное и заманчивое, сколь рискованное и трудоемкое. Укоренившиеся догмы в восприятии культурного феномена препятствуют любым попытками переосмысления его содержания; заметнее всего это проявляется в отношении к художественной прозе, всегда являвшемся одним из наиболее трудно преодолеваемых стереотипов. В то же время, адекватная оценка этих произведений далеко не всегда бывает доступна современникам писателя, особенно в тех случаях, когда высказываемые им идеи опережают собственное время. В результате искаженное представление о замысле, фабуле, сути произведения довлеет над потомками, не позволяя им в должной мере оценить глубину книги и проникнуться истинной интенцией ее возникновения. Возложивший же на себя задачу ревизии критериев оценки ставшего классикой литературного наследия должен быть уверен в своих силах и обладать немалым гражданским мужеством, позволяющим преодолеть устоявшиеся в обществе стереотипы и отстоять собственную новаторскую точку зрения.

Но в первую очередь необходимо быть твердо убежденным в том, что искомая точка зрения имеет не меньше прав на существование, чем привычная, уходящая корнями в догматическое прошлое. Именно с инерцией прошлого, с устоявшейся трясиной стереотипов, с субъективным авторитетом прошедших лет приходится бороться каждому ретроспектору-аналитику, вдобавок, приобретающему в глазах общества репутацию осквернителя могил. Собственно суть опровергаемых догм отходит на второй план, ибо являясь бессознательным наследием, она способна оказывать сопротивление лишь под прикрытием аргументации суррогатного происхождения, выражающегося в ссылках на общеморальные императивы, эвфемизмы силы привычки. Надо ли говорить, что борьба эта начинается с самого себя.

Мне было ровно пять лет, когда я впервые ознакомился с чудесной сказкой Алексея Толстого "Приключения Буратино". Уже на первых страницах у меня мелькнула такая мысль: «А является ли случайностью, что первая встреча ребенка с этой книгой приходится, как правило, именно на период инфантильной сексуальности?» К сожалению, мелькнув, мысль эта затерялась в красочном мире сиеминутных образов любопытного ребенка, и всплыла повторно более чем два десятилетия спустя. К этому моменту герой сказки отождествлялся уже не только с участником эпизодов, созданными Алексеем Толстым, но и с персонажем бесчисленных анекдотов, идиом и спекуляций на тему великого произведения русского классика. Однако, разделив судьбу Чапаева, Винни Пуха, Чебурашки и Красной Шапочки, Буратино по праву занял первое место в списке главных действующих лиц жанра «Вторая Производная», вытянув на сцену харизматичностью своего образа персонажей второго плана – Мальвину, папу Карло, Карабаса Барабаса и многих других. Это не может не наводить на мысль, что автор «Буратино» изначально заложил в героя своего произведения гораздо больший смысловой потенциал, чем предполагали его современники – литературные критики и простой читательский люд, обманчивыми впечатлениями которых мы руководствуемся до сих пор. Наша задача – обнаружить доселе лишь интуитивно подразумеваемые смысловые пласты и сделать их доступными читателям, чтобы те смогли, наконец, полностью оценить это прекрасное и глубокомысленное произведение.

Сейчас уже трудно судить о мотивации возникновения первоисточника – итальянского "Пиноккио". Из нижеизложенного станет ясно, что для решения этой задачи от нас потребовалось бы безупречное владение языком оригинала и панорамное представление социально-культурной атмосферы Италии того времени. Оставим задачу определения генезиса этого произведения римским литераторам; повесть Алексея Толстого является достаточно автономной и самодостаточной, чтобы рассматривать ее не как авторский перевод, а как самостоятельный труд, в котором уникальным образом поднят и рассмотрен один из классических хрестоматийных сюжетов – сексуальное становление и самореализации героя, символизирующего один из базовых архетипов коллективного бессознательного. При этом, классифицируя произведение в ранг онтологико-философских и аналитико-психологических изысканий на фрейдистской подоплеке мы не должны забывать о том огромном новаторском элементе, который без преувеличения можно отнести в заслугу не просто Толстого-переводчика, но Толстого-писателя, Толстого-психолога, Толстого-философа и даже Толстого-пророка. Прозрачность литературных образов, раскрытых им в данном произведении, позволяет нам без малейших колебаний утверждать это.

Пришло время обратиться непосредственно к этому литературному артефакту. Наше переосмысление его феномена будет базироваться на рассмотрении знаковой атрибутики художественных черт главных героев книги, чтобы, исследуя их детерминанту в аспекте философско-психологической проблематики, разглядеть в них скрытый до сих пор предикат. С перечисления этих внешних штрихов мы и начнем наш анализ. Напомню вкратце картину произведения.

Старик Джузеппе, попытавшись выстругать из куска бревна некую полезную вещь, встречает трудности с доведением своей задумки до конца и передает полено своему приятелю Карло. Тот создает из полена деревянного длинноносого мальчика, которого хочет отдать учиться, дабы тот стал помощником Карло в его старости. Мальчик, попав в мир соблазнов, бросает учебу ради развлечений, попадает в истории, борется с врагами, обретает друзей, и в конце-концов, возвращается к своим "родителям", где и встречает хэппи-энд, который успевает заслужить последовательным воспитанием своей натуры. Частности и нюансы воплощения этой фабулы здесь не играют большого значения, ибо в аспекте той морали, которая, как многим кажется, выводится в конце книги, кот Базилио без потерь может быть заменен на кота Баюна, а лиса Алиса – на Бабу Ягу. Сам же Буратино оказывается совершенно инвариантен к замене на Иванушку-дурачка, как и Карабас Барабас – на Змея Горыныча.

А теперь я позволю себе задать вопрос – могла ли быть интересной кому бы то ни было подобная книга, если бы в изложении этого сюжета не участвовал мощнейший и очевидный элемент подтекста – иногда скрытый, а иногда откровенно до эпатажа выложенный на поверхность «ведущей» фабулы? Ведь никому не придет в голову, что «Приключения Буратино» обязаны своей популярности исключительно таланту писателя или той тривиальной морали, которая в сегодняшнем стереотипе отношения к книге считается безальтернативной. Наверняка в этом произведении есть еще какая-то мощная смысловая грань, настолько яркая, что один лишь отблеск ее существования придает книге столь громкое звучание и обеспечивает неувядаемую славу.

Это завуалированное содержание проглядывает в героях сказки только тогда, когда мы преодолеваем собственную зашоренность и начинаем открытыми глазами смотреть на книгу.

Здесь я позволю себе сделать небольшое методологическое отступление и напомнить читателю некоторые общеизвестные положения, на которые мне придется впоследствии опираться, а также изложить концепцию предстоящего экскурса.

В ракурсе психоанализа процесс развития личности раскладывается на несколько психологически определенных фаз, обычно достаточно устойчиво ассоциируемых с возрастом – настолько, что отклонения в ту или иную сторону называют патологиями. Каждая фаза определяются по организации либидо человека, его актуализации и сосредоточении на внешних и внутренних объектах. Соответственно, каждой фазе развития либидо соответствует своя эрогенная зона; классификация этих фаз, предпринятая еще в начале нашего века З. Фрейдом, выделила следующие пять этапов (в хронологическом порядке следования): орально-каннибалистический, анально-садистический, фаллический, латентный и генитальный.

Нет необходимости конспектировать здесь работы праотца психоанализа – желающие пополнить свои знания могут обратиться к его знаменитым работам: "Психология бессознательного", "Толкование сновидений", "Психоанализ, религия, культура". Мы же воспользуемся основными (проверенными временем) выводами, оперируя которыми в качестве инструментального средства, произведем кесарево сечение интересующему нас артефакту. И хотя ребенок давно просится на свет, называть переношенным его не рискнет никто, едва только наша операция подойдет к концу. Перечислим основные черты этих фаз.

Согласно психоаналитической дифференциации стадий развития, либидо начинает свое становление с орально-каннибалистической фазы. Соответствующая этой фазе эрогенная зона – слизистая оболочка полости рта. Сексуальная цель – сосание. Направленность либидо – аутоэротическая. Характерно проявления стремления к обладанию в инкорпорации, т.е. – поглощение предметов своего вожделения.

Анально-садистическая фаза характеризуется агрессией, деструктивностью, негативизмом и обусловленным внешними причинами гневом. Подобные черты в поведении человека в последующей жизни являются типичными проявлениями этой фазы развития либидо и пережитков этой фазы. Также характерно проявление инстинкта смерти, Танатоса. Для этой фазы свойственно стремление подчиниться, парадоксально сочетающееся со стремлением повелевать (почтение к авторитетам, склонность к занятию положения тоталитарного лидера).

Третья по счету – фаллическая фаза. В центре ее – фаллос (или его отсутствие). Открытие пениса, обладание им расценивается как самодостаточная ценность, как качественный знак отличия. Этой фазе характерны проявления гомосексуальных тенденций, а также бессознательной враждебности к противоположному полу. Весьма симптоматично агрессивное отношение к аналитику. В ней концентрируется энергия либидо и связанная с ней агрессивность. На фоне обостряемого интереса к строению гениталий происходит открытие анатомической дифференциации полов. После подавления либидозных импульсов либидо переходит в следующую, латентную, фазу.

Латентная фаза – предпоследняя фаза детского развития, продолжающаяся с момента изживания комплекса Эдипа до половой зрелости (генитальной фазы). В этот момент сексуальное развитие как бы прерывается, а энергия либидо сублимируется и десексуализируется (примеры результатов замещения: техника, эстетские изыски, политика, деньги). Сексуальное любопытство обращается на познание окружающего мира. Фрейд обращает внимание на то, что не во всех случаях индивидуальное развитие включает эту фазу. Мы вернемся к этому замечанию немного позже.

Генитальная фаза – высшая стадия, рассмотрение которой в ее чистом виде, без примесей предшествующих фаз, обычно опускается (в анализе патологий) ввиду обретенной гармонии в отношениях личности к себе самой и к окружающему миру. На первый план выступает отсутствие нарциссизма, активность, поиск контактов с окружающими – без какой-либо патологической атрибутики. Основные черты: отношения с людьми развиваются в наиболее естественном (и продуктивном) виде, происходит полноценное задействование соответствующих эрогенных зон в цели достижения наивысшего и полноправного наслаждения с актуализированным объектом страсти в самом высоком смысле этого слова, будь то сексуальный партнер или творческий процесс. Мы также вернемся к дешифровке этой стадии в конце нашего опыта.

Теперь пришла пора связать психологические максимы, описывающие конкретного индивида, с поведением надличностных образований – социума в масштабе, значимом для нашей цивилизации. Именно подобная символика и методология использовалась Алексеем Толстым в написании рассматриваемого произведения, и доказательство этого не заставит себя ждать.

Социально-психологические исследования, доказавшие существование общих черт между законами, описывающими поведение отдельного человека, и категориями, определяющими развитие общества, вошли в хрестоматию современной науки с именами Юнга, Фромма и их многочисленных последователей. Результатами этих исследований воспользуемся и мы, когда наложим вышеописанную матрицу, построенную на типологии единичного субъекта, на совокупность этих субъектов. Эта совокупность, в которой утрачиваются черты каждого индивида, тем не менее несет в себе полный набор психологических предикатов, поддающихся классификации на стандартной основе. Так, немало трудов написано о т.н. "психологии толпы", о "бессознательном этноса", и даже об "Ego нации". Нет никаких причин, запрещающих экстраполяцию вышеописанных категорий на поведение цивилизации в целом.

Приложим выбранную матрицу к нашему объекту рассмотрения. Естественно, нам потребуется умение абстрагироваться от внешней, побочной атрибутики предметной области используемых принципов – фаллос, как орган нижней части тела, принимается даже не в метафорической форме (этот прием использовал писатель, мы еще дойдем до него), а в значении тех комплексов, которые вытекают из обладания им.

Остается определиться с последним критерием. Развитие личности оценивается по уровню ее отношений к самой себе и к окружающему миру. Глобальная оценка социумом самого себя ляжет в одну половину нашего критерия. Но что займет вторую? Альтернативы отношения общества к мирозданию, похоже, нет. Воздействия извне, которые получает ноосфера в масштабе значимых для нее событий, могут исходить лишь от окружающего мира в его глобальном философском понимании.

Таким образом, фазы развития отношения человечества к самому себе и к миру определяются организацией определенной интенции, выполняющей роль либидо на уровне цивилизации (хотя с не меньшим, а может и большим основанием можно предположить, что именно либидо конкретной личности является отголоском этого энергетического канала). Под либидо будем подразумевать все тот же инстинкт жизни, стремление к активной творческой деятельности, антитезой которым будут выступать скрыто-пассивная или направленно-деструктивная позиция, Танатос. Организация психологического характера (интенциальной парадигмы) ноосферы может быть прослежена в стадиях, изложенных ниже. Как и в индивидуальной психологии, каждая из них соответствует акцентированию внимания на тех или иных внутренних и внешних объектах. Эрогенные зоны, другими словами – зоны повышенной возбудимости, участки, подвергаемые первоочередным раздражениям, развиваются соответственно смене этих фаз, т.е. – в полном согласии с исходной теорией.

Сохраним существующее название каждой фазы развития без изменений – это послужит ассоциативной связью между двумя сферами приложения теории. Примеры, соответствующие протеканию каждой фазы, я оставляю подыскивать самому читателю – эта несложная работа послужит хорошей практикой для усвоения материала.

Общественное либидо начинает себя проявлять уже с самых ранних ступеней развития человеческого общества. Здесь буквально перенесенный денотат фазы – орально-каннибалистической – сам избавляет нас от лишних объяснений. Общество в своей первоначальной организации аутоэротично, "сексуальная" ориентация его – самонаправленная, уровень представлений о мире – минимальный (а точнее – практически никакого, ввиду исключительной концентрации интересов на вопросе выживания). Эрогенная зона – вопросы пищи и крова, крайне острая постановка которых понуждает общество (путем обращения внимания на эту эрогенную зону) развивать познавательские процессы – предтечу развития производственных отношений. Сексуальная цель – удовлетворение первичных потребностей – свободна от каких-либо рефлексий о причинах их возникновения, иных вариациях, и, будучи достигнутой в основных чертах, знаменует наступление новой фазы, в которой решающую роль принимают попытки организовать, кроме прямой, обратную связь между миром и собой.

Наступившая анально-садистическая фаза характеризуется зарождением и первыми проявлениями инстинкта самовыражения ноосферы в мироздании. Именно в этот период примитивные верования, ориентированные на поклонение вождю племени, вытесняются религией, в которой ведущую роль играет трактовка природных процессов. Стремление к обладанию в инкорпорации уступает место желанию проявить собственные качества – по отношению к окружающему миру мазохистские, по отношению к себе – садистические. Симптоматична вытекающая из фанатического следования трансцендентным принципам агрессия по отношению ко всему живому, деструктивность к зачаткам собственного самосознания, как к достаточной ценности, а также негативизм – как следствие комплекса вины перед лицом внешнего мира и непрестанно ожидаемого гнева извне. Сразу замечу, что вплоть до наших дней в цивилизации остались рудименты, вынесенные из каждого периода, в том числе и этого, и их проявление мы воспринимаем так же, как жабры у новорожденного – их наличие есть безусловная патология, хотя в то же время мы помним, что внутриутробное развитие плода обязательно включает в себя их "прохождение". Сексуальная цель очень близка к Танатосу, ибо отождествление происходит в первую очередь с неживой природой, одухотворение которой не может происходить без ущерба для собственной витальности цивилизации. Стремление вобрать в себя цель существования природы, реализованное на примитивном уровне представлений о мироздании, актуализирует эрогенную зону цивилизации – волюнтаризм. Его концентрация приходится на власть, обратная сторона которой для самой цивилизации оборачивается насильственным (удовольствие от самопринуждения) подчинением мазохистски сформулированным задачам мироздания. Естественно, подобное положение вещей не может быть вечным – наилучшим выходом из него для цивилизации является формулирование принципов собственной значимости, автономных по отношению к окружающему миру. Таковым является определившийся к этому моменту огромный познавательский потенциал ноосферы – ее способность отражать в себе окружающий мир, анализировать его природу, внедряться в его суть, скрытую за внешне неприступным и строгим фасадом. Мы имеем полное право провести параллель между этой познавательско-креативной (рефлексивной) деятельностью и самим фаллосом в рамках теории индивидуального психоанализа.

Мы вплотную подошли к третьей фазе развития сознания человеческого общества – фаллической. В центре ее – фаллос, т.е. активно развивающаяся натурфилософская интенция социума. Человечество подвергает резкой переоценке те идеалы, которые в предыдущей стадии с готовностью принимала в качестве руководящих. Формирование парадигмы бытия происходит по нарциссическому принципу упивания "самодостаточностью фаллоса", т.е. – исключительно в рамках "чистого разума", "чистого мышления". Тем не менее, выводы, которые получаются в результате, ненамного отличаются от ранее сформированных. "Гомосексуальные" тенденции данной стадии надо понимать в ракурсе все той же ложно понимаемой самодостаточности. Которая, кстати, обуславливает и агрессию по отношению к попыткам связать воедино внешний и внутренний мир; эти попытки обречены на провал по той причине, что внешний мир воспринимается через паранойю комплексов прежней стадии, а внутренний – через манию текущей. Тем не менее, данный этап развития весьма важен, т.к. именно в нем концентрируется энергия либидо, которая выплескивается наружу через глобальные социальные катаклизмы все той же агрессивностью (по отношению уже не только к самому себе, но и ко всему окружающему миру). Развитие гносеологических дисциплин и рост их значения соответствует обострению интереса к строению гениталий в исходной предметной области нашего инструментария, следовательно именно на этой стадии происходит открытие анатомической дифференциации полов: на обладающего инструментом для познания мира, и на предоставляющего эту возможность (и даже – стимулирующего применение оной). Однако этот этап еще далек от зрелости цивилизации, и опыты с "фаллосом" обычно заканчиваются разочарованностью в объекте своих притязаний (сказывается не только недоступность на текущем уровне, но и относительная неготовность используемого инструмента, который – как станет ясным в последней стадии – следует применять лишь комплексно). Эрогенной зоной становится наука, и после продолжительного академического всплеска ее развития, она передает свой акцент прикладным сферам. Актуализация их знаменует наступление предпоследней стадии – латентной. Либидозные импульсы подвергаются обязательному подавлению, ибо период созревания собственно силы уже позади, а адекватного применения ей еще не найдено.

Латентную фазу с полным основанием можно назвать этапом рационализма. Собственно фаллос (в описанном выше значении) ценится очень мало, зато очень много внимания уделяется практической пользе от результатов применения этого инструмента. В данном случае речь идет не о построении углубленной картины мироздания, а о составлении классификационной картотеки разрозненных фактов, общая цельность которых уступает по значимости результатам прикладного использования отдельных акцентированных фрагментов. Эрогенная зона – стремление к потреблению; глубиной этой возможности человечество оценивает собственный потенциал. Исходя из этого, решающим фактором становится организация и власть, как имеющие первостепенное значение в развитии производственных отношений (десексуализация в исходной теории). Следует заметить очень характерную деталь – как и в случае индивидуальной психологии – именно Эдипов комплекс мешает ноосфере подняться над сексуально вытесненным интересом по отношению к родителю, выйти за границы простого потребления. Как ребенок в этой стадии обращается на познание окружающего мира – набирая впечатления, но не вдаваясь в их суть – так и человеческая цивилизация ограничивает проявление своего либидо поверхностно-статистическими изысканиями, имеющими прагматическую подоплеку. Неинтересную игрушку ребенок даже в руки не возьмет, несмотря на то, что она может быть той самой вещью, которая впоследствии пригодиться ему в жизни больше всего. Однако латентная фаза не вечна. В результате последовательного преодоления комплексов, свойственных любому субъекту, обремененному психикой, человечество способно вступить на завершающую фазу своего развития – генитальную.

Естественно, находясь в настоящее время на стадии рационализма, в латентном состоянии ноосферного либидо (я отношу это не ко всей части цивилизации, но в первую очередь к западному миру, хотя фаллическая стадия полностью не пройдена даже в нем), о характере генитальной фазы мы можем лишь строить предположения. Ибо она наконец открывает перед нами мир полноценных гармонических отношений между двумя полами, двумя субъектами – мужчиной и женщиной, человечеством и мирозданием, ноосферой и ойкуменой, – отношений, доселе являющихся достоянием исключительно малого числа людей. И здесь пришло время вплотную заняться произведением великого русского писателя Алексея Толстого "Приключения Буратино".

Во-первых, в свете вышеизложенного примем за доказанное, что ведущие архетипы среза общества, сделанного в ракурсе реализации психосексуальной энергетики (либидо), способны представлять тенденции крупного общественного порядка, а на основании анализа их деятельности можно строить перспективы дальнейшего развития цивилизации. За каждым героем книги закреплен не просто архетип, ему соответствует определенная доминанта той или иной фазы развития психики социума, а следовательно взаимоотношения героев отражают борьбу не за торжество тривиальной морали, а за достижение конечной генитальной фазы. Для анализа истинных смысловых пластов "Приключения Буратино" нам потребуется динамическое рассмотрение либидозной атрибутики характеров героев книги – как форм проявления целенаправленных и, как правило, скрытых от сознания интенций и влечений, находящихся между собой в нерасчленимом единстве и неустанной борьбе... Здесь и далее предикативный анализ героев книги будет производиться в следующем порядке: сперва индивидуально-психологического символа, а затем – соответствующего ему архетипа общественного бессознательного или ведущей парадигмы в отношениях человечество-природа.

Начнем со старика Джузеппе. Очень интересный характер, причем понять замысел, который вложил в него автор, можно лишь рассматривая этого героя в совокупности с другим – Папой Карло, и именно под ракурсом их ролей в появлении Буратино на свет. Итак, сюжетно-смысловая пара Джузеппе – Папа Карло. Сразу заметим – появление Буратино происходит с подчеркнутым неучастием женской составляющей: двое мужчин производят на свет третьего – главного действующего персонажа. Эта моносексуальность не случайна, в ней сокрыт намек на извечную мечту мужской половины человечества – зачатие, вынашивание и рождение ребенка без задействования женской особи. Однако при этом роль матери вынужден принимать на себя один из них, и таковым становится т.н. "папа" Карло. Именно поэтому его дальнейшее упоминание в книге прямо-таки просится на заглавные буквы – Папа Карло. На самом же деле отцом Буратино в этой диаде является старик Джузеппе. Вспомним, как обладая неким поленом, а говоря другими словами – толстой палкой, он пытается самостоятельно извлечь из нее какой-либо прок. Естественно, результаты у него нулевые. Тогда он, договорившись с Папой Карло, передает ему бревно-эстафету, говоря народным языком – «кидает палку» (еще один коннотационный ход, превосходно использованный автором) Папе, который(-ая) уже вынашивает сынка, рождает его на свет, становясь его генетической матерью. Инициатива же зачатия ребенка принадлежит старику Джузеппе. Приняв ее, Папа Карло лишь завершает этап формирования Буратино из предоставленного истинным отцом материала и рожает его на свет.

Именно так это выглядит в символическом ряду, построенном писателем. Я особенно хочу обратить внимание читателя на этот момент, ибо с него стартует та многогранная семиотика книги, раскрытию которой посвящен настоящий труд. Словарный оборот с бревном-палкой, столь превосходно переданный автором на жаргонно-ассоциативном уровне, дает прямые и недвусмысленные указания к верному восприятию текста, и, проигнорировав его подтекст, читатель лишается возможности дальнейшей трансляции символического содержания книги. Не стоит забывать, что А. Толстой превосходно владел не только салонной речью, но и уличным языком – факт, замалчивание которого пуританами от литературы до наших дней дает метастазы недооценки его литературного творчества.

Кстати, стоит заметить, что отношения между стариком Джузеппе и "папой" Карло лишены малейшего намека на гомосексуализм, т.е. в акте передачи бревна-зародыша из одних рук в другие настолько нивелировано чувственное, эротическое начало, что подозревать какую-либо страсть между этими двумя почтенными стариками просто абсурдно. Здесь воплощена чистая идея действительного непорочного зачатия, идея, ставящая под сомнение кажущуюся безусловность женского участия в процессе появления новой жизни. Результат ее воплощения, конечно, довольно симптоматичный, но – лиха беда начало! – и это еще один смысловой слой произведения, прекрасно коррелирующий с остальным содержанием.

Естественно, у "папы" Карло от всего этого не мог не появиться комплекс кастрации, т.е. ощущение неполноценности по отношению к нормальному мужчине. С первых секунд появления Буратино на свет Карло борется с желанием «укоротить нос» своему отпрыску (о символической роли носа Буратино см. ниже), но, к счастью, справляется с искушением. Эта внутренняя борьба – безусловная плата за «материнство», и автор неоднократно подчеркивает в тексте собственное сочувствие данному герою – Папе Карло. И хотя сюжетная роль его невелика, без транссексуального материнства Карло метафорическая картина была бы неполной. Оценивая характеры Джузеппе и Папы Карло в целом можно заметить, что оба они определенно положительны, эмпатически выдержаны, социально активны, но в то же время самостоятельной выразительностью не обременены. И это тоже играет на руку авторской концепции – чем ближе характер человека к социальному характеру, тем наиболее полна его общественная адаптация – но в то же время тем меньше у него остается подлинных человеческих черт, присущих индивиду, способному заявить о себе. Стать героями произведения эта пара уже не способна, их задача – отразить идею мужчины-родителя и детерминировать появление главного героя – Буратино. При этом сам Буратино получает в наследство от своих родителей Эдипов комплекс, преодоление которого становится одним из центральных сюжетов главного контекста книги. Но об этом речь пойдет немного позже.

Подведем итоги под этими двумя типажами. Что они символизируют в масштабе modus operandi земной ноосферы? Очевидна параллель между действиями двух стариков и настойчивыми попытками творческой половины человечества найти тайну жизни, самостоятельно создать нечто новое in vitro, не прибегая к помощи матери-природы с ее капризным характером и вечно непредсказуемым результатом. Подчеркнутая симпатия автора этой идее вкупе с ее откровенно фантастическим допущением дает нам понять, что хотя ее образ и привлекает умы и чувства, но само воплощение если и станет когда-либо возможным, то лишь по прошествию не столько многих, сколько долгих стадий развития. Пройти которые, возможно, нам доведется по пути Буратино.

Вот и пришел черед главного героя. Если парочка Джузеппе-Карло еще находится в стороне от каких-либо стадий развития либидо, символизируя собой достаточно самостоятельную идею, то Буратино сразу окунает нас в мир фаллической фазы – со всеми ее комплексами и эрогенными зонами. Однако в первую очередь выясним – что символизирует сам Буратино, его внешний вид, его характер, его цели и поступки, направленные на их достижение. Учитывая знаковую окраску всего произведения и обстоятельства появления героя на свет, путешествующий одушевленный кусок бревна предстает перед нами метафорой высвобожденного либидо, раскованной сексуальности. Его символом безусловно является фаллос, сюрреалистическое акцентирование которого заключается не только в прообразе – исходной палке-бревне, но и в длинном носе (здесь писатель продемонстрировал прекрасное владение семантическими конструкциями – и нос, и ассоциированный с ним прототип являются братьями-близнецами, обладая массой общих черт: как морфологически – по выделяющейся части тела, так и лингвистически – по длине вульгарного (народного, т.е. – популярного) его названия). Также вспомним старую русскую поговорку, приписывающую прямую зависимость длины мужского члена от размера носа. Кроме этого, можно еще привести множество художественных параллелей между двумя этими органами. Так, народный фольклор оставил нам убедительные доказательства того, что простой люд не мог не догадываться об истинной подоплеке и значении выдающейся части лица Буратино; это отразилось в анекдотах следующего образца: «Кто такой Буратино? Это Казанова вверх ногами». Но на самом деле, Буратино представляет собой не просто сексуального гиганта, он – гипостазированная идея либидо, воплощение мужской сексуальности, ищущий приключений на свой длинный «нос». А чем, как ни классическим либидо, оборачивается на деле его пресловутое «любопытство»? Толстой изящно владел искусством комбинаторики – слово это раскладывается на «любовь» и «пытать», т.е. – искать, достигать, находить выход и удовлетворение своей сексуальной энергии.