Текст книги "Через Западный океан"

Автор книги: Валентин Пронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Острова и туземцы

Утром 12 октября 1492 года флотилия бросила якоря возле берега, замеченного в прошедшую ночь. Было понятно, что это небольшой остров, покрытый такой роскошной, пышной, раскидистой растительностью, что большинство мореплавателей не представляли себе столь необычайного природного богатства. Среди перистых, широколиственных и прочих деревьев, переплетенных цветущими лианами, мелькали птицы с перьями самых ярких и разнообразных расцветок, споривших множеством красок с такими же пленительно разноцветными бабочками.

На фоне столь поразительного для европейцев островного леса отсвечивали, словно бронзовые статуэтки, совершенно обнаженные, красновато-смуглые тела вышедших навстречу туземцев. Они оказались более голыми, чем гвинейские негры из португальских колоний в Африке. У тех хотя бы имелись набедренные повязки.

Индейцы, вышедшие сначала к самой воде, тоже были поражены, впервые видя огромные, с их точки зрения, сооружения, какими представлялись им небольшие парусные корабли.

Адмирал Колон и его спутники сели в лодки. Они медленно, с некой невольной торжественностью, плыли к берегу. Все стоявшие на берегу туземцы, ошеломленные внешностью белых, одетых и вооруженных людей, тотчас скрылись в лесу, занимавшему большую часть острова.

Как только лодки подплыли, первым ступил на берег адмирал Кристобаль Колон. Лишь затем вышли остальные. Поднявшись на небольшое всхолмление, чуть дальше от кромки пенистого прибрежья, со шпагой в левой и с королевским знаменем в правой руке адмирал оглянулся на людей из трех экипажей. Судовой священник поднял над головой распятие. Все опустились на колени и запели благодарственную молитву. После чего адмирал объявил о присоединении вновь открытой земли к владениям Кастильской короны.

Тут уж все спутники адмирала Колона безоговорочно признали его «генерал-губернатором Нового Света» и «Великим адмиралом океана» – таковы были официальные титулы водителя флотилии, присоединившего к Испании безвестный остров. Он означен был как «Сан-Сальвадор» в соответствии с именем святого, выпавшего на этот день.

В глазах офицеров и матросов Кристобаль Колон (Кристофоро Коломбо) уже не был чужеземцем и авантюристом, заманившим их в опасный, безрезультатный поход. Теперь он стал великим человеком, представителем королевской власти. Они смотрели на него с благоговением, умоляли его забыть их вину и простить позволивших себе неповиновение и грубость. Адмирал только улыбался, милостиво кивая недавним бунтовщикам. Матросы целовали ему руки и полы его одежды. Офицеры восторженно клялись ревностно служить и безусловно повиноваться ему.

Разбежавшиеся при высадке моряков на берег индейцы с любопытством смотрели из леса на обряд присоединения их острова к Испании, слушали пение молитвы, возгласы и восхваления на непонятном им языке.

Мало-помалу большинство индейцев (особенно подростки) стали приближаться к приплывшим на кораблях странным людям. Видя, что им не причиняют никакого вреда, они осмелели, удивляясь, как дети. Стали дотрагиваться до них, щупая одежду, бороды, головные уборы и оружие.

Подошли и более взрослые мужчины и женщины, но в основном молодежь. Во всяком случае, первые дни не обнаруживалось никого из индейцев (мужчин или женщин) с сединой в волосах и прочими признаками старения.

Все эти создания обладали стройными, гармонично развитыми телами и кожей красновато-бронзового оттенка. У всех были приятные черты лица с большими при некоторой раскосости красивыми глазами угольно-черного цвета, такими же черными, густыми и гладкими волосами. По всей видимости, они совершенно не знали чувства стыда. Индейцы были голые, но с украшениями в виде медальонов – больших перламутровых раковин. Некоторые носили браслеты, сплетенные из пестрых шкурок пресмыкающихся или тоже вырезанные из раковин.

Особенное внимание они уделяли прическам, которые, подхваченные ремешками и тонкими подобиями веревочек, представляли разного вида пучки, из которых торчали яркие перья птиц, какие-то цветы, кусочки темноватого металла различной формы, а у некоторых – настоящие, крупные, сияющие на солнце жемчужины – белые, голубоватые, розовые.

У испанцев округлились глаза. Эти жемчужины на родине стоили бы бесспорно немалые деньги. Кроме того, многие офицеры и матросы с трудом подавляли вожделение, когда к ним подходили близко миловидные, стройные, грациозные (и совершенно обнаженные) девушки. Некоторые испанцы начинали гладить их, класть руки на талию и бедра прелестных туземок. Еще немного и…

Однако адмирал заметил это начало вакханалии и неминуемых ссор, ведущих к дракам и убийствам. Тотчас мессер Кристобаль Колон призвал своих подчиненных взять себя в руки, прекратить разжигание в себе гибельного соблазна, ведущего к срыву продолжения важных государственных дел. Тех, кто не может побороть в себе (понятный в общем-то) огонь любострастия, он предложил вернуться на корабли, пока близкие знакомства с женщинами постепенно станут возможны без насилия и ссор.

Его назидание было признано экипажами справедливым. Несколько испанцев удалились на корабли. Другие, вздыхая, продолжали общение с туземцами, отводя глаза от соблазнительных островитянок.

Надо прямо признать, впоследствии было выяснено, что местные красавицы отнюдь не следуют благочестию и монастырским нравам. Так что, при ловкости и осторожности, можно все-таки добиться взаимного согласия, не вызывая к тому же негодования мужского населения острова. Чем некоторые наиболее хитрые испанские молодцы и воспользовались. Оказалось, что ревность так же незнакома островитянам, как и чувство стыда.

И все-таки адмирал еще и еще раз призвал своих подчиненных к вежливости и осторожности. Тем более, ни в коем случае не обижая этих наивных и беззащитных детей новой земли.

Скоро между туземцами и испанцами завязались самые дружеские отношения. Ребятишки угощали приплывших на кораблях какими-то незнакомыми плодами, напоминавшими по форме огромные сосновые шишки[10]10
  Ананасы.


[Закрыть], но внутри оказавшиеся сочными, вкусными и ароматными, напоминая отдаленно самые спелые и сладкие дыни. Приносили и другие серповидные плоды желтого цвета, у которых под кожурой была вкусная и сытная мякоть. В изящно плетенных корзинах предлагались еще какие-то ягоды, похожие на виноград, а также рыба и мясо (по-видимому, черепашье) подкопченое и зажаренное на костре.

Взамен съестных припасов туземцы (которых как-то незаметно стали называть индейцами), получали от щедрых белых людей разные блестящие безделушки – стеклянные бусы, медные колокольчики и бубенчики, какую-то ярмарочную мишуру и лоскуты ярких дешевых тканей.

Ренцо и молодой матрос Санчес особенно успешно общались с туземцем примерно своих лет, которого звали, как стало понятно после некоторых усилий, Аотако. Индеец оказался очень толковый и довольно быстро стал запоминать имена новых приятелей: Энсо и Сантес. Запоминал он и некоторые понятия по-испански, а его белые собратья тоже пытались усвоить названия некоторых предметов и вещей – таких, как рука, голова, дерево, девушка, рыба, колокольчик и прочие – на языке индейцев.

Конечно, помогали друг другу при помощи жестов, мимики, даже при помощи рисунков на песке.

Наиболее хитрые испанцы легко выманивали у наивных дикарей драгоценные жемчужины, а те с удовольствием отдавали их в обмен на какие-нибудь побрякушки. Однажды Санчес, стоя рядом с Ренцо и Аотако, почистил песком из мелкого ручейка свой нательный серебряный крестик. То же сделал и Ренцо со своим крестиком.

Тогда Аотако вынул из головных украшений полукруглую пластинку темного металла и почистил ее песком. Каково было изумление молодых мореходов, когда темная пластинка Аотако засияла на солнце, как полновесный дублон.

У Санчеса сверкнули глаза, Ренцо разинул рот.

– Золото! – сразу осипшим голосом произнес Санчес.

Он предложил Аотако поменять золотую пластинку на стеклянную плошку для масляного светильника. Тот с восторгом согласился.

Этот случай стал известен всем и слух о золоте мгновенно облетел весь берег. Испанцы начали приглядываться к вещицам и кусочкам темноватого металла, которые имели некоторые туземцы. Они предлагали обмен на любую чепуху из Европы и становились обладателями значительных частиц драгоценного металла.

Происшедшее с Аотако и другими индейцами дало испанцам преувеличенное понятие о богатствах открытого острова и распалило их жадность.

Когда они настолько освоились с туземцами, что более-менее свободно могли объясняться с ними, то узнали: золото здесь получают с большого острова, лежащего на юге, неподалеку, где оно находится в изобилии и не особенно ценится местными жителями.

Об этом тотчас доложили адмиралу Колону. Мессер Колон, конечно, подумал, что это таинственная островная страна Ципанго, богатства которой так заманчиво описал в книге о своих путешествиях венецианец Марко Поло.

Туземцы объявили, что с юга же приходят на больших лодках страшные враги, уводящие отсюда пленных и, говорят, поедающие их. Это тоже напомнило адмиралу рассказы Марко Поло о нравах и обычаях обитателей востока Азии. Там, на восход солнца от империи Катай, лежат острова, на которых процветают жестокость и людоедство. Это еще больше укрепило уверенность мессера Колона, что он достиг богатых стран Азии, описанных знаменитым путешественником.

Адмирал решил идти к югу, чтобы отыскать ту богатую золотом и прочими драгоценностями страну, о которой говорили туземцы. Он взял в качестве переводчиков и проводников семерых островитян, в их числе Аотако. Индейцы охотно отправились с чужеземцами, представлявшимися им сынами неба, настоящими богами.

Удалившись от острова Сан-Сальвадор, Кристобаль Колон заметил на горизонте множество мелких островков. Это еще более укрепило его в мысли, что перед ним восточный край Азии, ибо его самым достоверным указчиком того, что так и должно быть, являлся все тот же Марко Поло. К некоторым островам, наиболее крупным, адмирал приказывал пристать.

Туземцы везде встречали пришельцев из неведомых стран самым радушным образом, с благоговением и почетом. На расспросы о стране, богатой золотом, они так же, как сан-сальвадорцы, протягивали руки на юг. Там, объясняли они испанцам, находится весьма большой остров, целая страна, и называется она Куба.

Итак, следуя всем этим мнениям островитян, три каравеллы продолжали плыть к югу, пока действительно не увидели большую землю с удобной гаванью, полной местных легоньких лодок, в которых умело управлялись короткими веслами, похожими на лопаты, рыбаки с плетенными из лиан сетями или воины, державшие в руках тонкие копья с наконечниками из кости.

– О, да эти туземцы гораздо пригляднее живут, чем наши прежние знакомые, – посмеиваясь, говорили между собой испанцы. – Они даже прикрывают срам лоскутком или передником. Некоторые носят на головах корзины с фруктами, совсем как наши кастильские деревенские торговки на рынке. Здешние-то красотки имеют юбку до колен, накидывают на голову что-то вроде мантильи (шаль, покрывало в Испании).

– Хижины у них вообще не хуже, чем у наших пастухов, ночующих в горах Сьера-Невады. В хижинах кое-какая мебель, так сказать, – острил язвительный обычно Крот Гонсалес. – Гляди-ка, скамеечки, столики с глиняными горшками. Циновки на полу постелены. А спят-то в плетеных постелях, привязанных к столбам посреди жилья. Знай, качайся себе туда-сюда… И спать, верно, некогда. К чему бы это?

– Я думаю, – серьезно высказался опытный пожилой матрос, бывавший в разных далеких странах, – это чтобы ночью не подползла да не укусила ядовитая змея, вот к чему это.

– Что ж неглупо, – решили между собой матросы.

– Надо бы побывать в глубине этого большого острова, – заявил молодой матрос Санчес. – Порыскать, как следует, насчет золота.

– Я слышал, у них в глубине леса большой город, а в нем живет главный вождь. Вот уж где, наверно, богатства, – зашмыгал острым носом Крот Гонсалес.

Адмирал Колон послал отряд матросов с аркебузами и пиками, чтобы предстать перел индейским вождем во всем могуществе испанской короны. Возглавил отряд его родственник де Арана.

Однако, найдя «столицу», испанцы были разочарованы. Огромный, по понятиям туземцев, город был просто большой деревней, такой же бедной и жалкой, как виденные мореплавателями на других островах. В середине деревни стояла большая (опять же в сравнении с прочими лачугами) хижина с двумя переходами в соседние помещения. А главный вождь острова Кубы тоже выглядел довольно убого – полуголый, старый и бестолковый.

Единственная новость, принесенная отрядом, вернувшимся из «столицы», состояла в странных занятиях некоторых жителей, нередко державших в руках коричневые трубочки из свернутых листьев. Эти трубочки поджигали с одного конца, а с другого втягивали ртом дым, который затем выдыхали. На вопрос «зачем они это делают?» туземцы отвечали: они отгоняют злых духов леса и укрепляют свое здоровье.

Все-таки после долгих расспросов испанцы выяснили у кубинских туземцев наличие значительного количества золота неподалеку, в некой стране Бабек. Впрочем, приятель Ренцо сообразительный Аотако добился у кого-то из местных (он понимал их лучше приплывших «сынов неба»), что посыл жаждущих золота в страну Бабек неправильный. Аотако заявил: «Бабек плохо. Да, там есть золото. Но его мало. Вон как у той девушки с золотым колечком в носу. По-настоящему много золота… уэх! уэх! (Он взмахнул обеими руками, словно сгребал нечто сыпучее.) Много золота на острове Богио. Плыть целый день. И увидите большую-пребольшую (он опять махал руками) страну с горами».

Ренцо и Санчес пошли к адмиралу и доложили о настоящем золотом рае. Адмирал Колон тотчас отдал приказ всем трем каравеллам плыть к югу.

Когда же суда испанцев отвалили от Кубы и направились на поиски Бабека или Богио, еще один из проводников с Сан-Сальвадора, коверкая слова по-испански: «золото», «плыть» и «очень много», помотал головой, ткнул пальцем в Аотако и твердо объявил:

– Нет Богио. Мало золото. Много золото… страна Каритаба.

Тогда Аотако подошел к своему собрату, тоже молодому индейцу. И дал ему крепкую затрещину. После чего меднокожие юноши поссорились. Испанцы едва их растащили.

– У… язычники безмозглые! – хмуро сказал пожилой матрос, некогда побывавший севернее Англии. – Еще раз будете путать, выброшу за борт акулам на ужин.

Адмирал Колон решил продолжать поиски таинственной страны.

Корабли побывали еще на нескольких островах и скоро приблизились к большому острову, признанному туземцами за Бабек. Он уже собрался отдать приказ пришвартоваться к довольно высокому гористому берегу, как ветер с юга усилился. Океан заревел, пена на гребнях волн закипела – плыть на юг стало невозможно. Пришлось возвращаться в удобную бухту Кубы.

Но когда флотилия приблизилась к ней, каравелла «Пинта», которой командовал старший брат палосских мореходов, капитан Алонсо Пинсон, неожиданно повернул назад и скоро скрылся из вида.

Побег капитана Пинсона

Когда каравеллы «Санта-Мария» и «Нинья» по приказанию адмирала повернули в сторону Кубы, «Пинта» постепенно отдалилась от них и растаяла в наступившей тьме тропической ночи.

Некоторые матросы на «Пинте» встревожились, не могли понять: что происходит? Почему они остались одни на краю океана? Однако большинство было предупреждено помощником капитана Пинсона, расторопным и преданным своему хозяину Санчо Родригесом.

– Мы не станем тащиться за генуэзцем и подбирать крохи от его добычи, – сказал Родригес. – Мы сами найдем места, где можно будет приобрести золото. С нами толковый индеец Нетамури и еще двое. Индейцы эти чуть-чуть научились мекать по-нашему. Конечно, уши ломит, когда они стараются объясниться с сеннёром Пинсоном, а все-таки хоть что-то понятно.

Сам Алонсо Пинсон только усмехался, когда, вытаращив глаза и шевеля растопыренными пальцами, Нетамури указывал, что сначала следует плыть на юг, а потом снова на запад… и тогда возникает земля, называемая Бабек. Вот уж где полно этого темного вещества, которое, если почистить его, блестит на солнце, хотя от него нет больше никакого толка.

В таком примерно смысле выступал запомнивший несколько испанских слов Нетамури.

– Ладно, Санчо, готовь со своими молодцами всякие бубенцы и стеклянные бусы для обмена с дикарями. – Пинсон был в хорошем настроении, несмотря на побег из флотилии адмирала Колона. А что, собственно, ему стыдиться?! «Пинта» законная собственность семьи Пинсонов. Правда, помочь генуэзцу попросила сама королева Изабелла и настоятель палосского монастыря, досточтимый Перес… Однако личная выгода и возможная будущая удача заставили Пинсона решиться на устройство собственного предприятия в этом плавании. К тому же он оставил в распоряжении адмирала двух своих братьев, опытных мореходов, которые будут честно служить королеве и ее избраннику настойчивому генуэзцу. Надо сказать, негодования адмирала Пинсон не боялся, да и королева в общем довольно снисходительна к бравым водителям каравелл. Особенно, если они приволокут ей сундук, полный золотых слитков.

Правда, с королем Фердинандом следует быть осторожным. Как говорят, монарх Арагона человек мстительный и жадный, а своевольства от подданных вообще терпеть не станет. Вот пусть он и разбирается с авантюристом из разбойничьей Генуи, если тот не оправдает его надежд в расчете на обогащение. И все же, хоть король и королева обвенчаны и совместно правят Испанией, но все-таки каждый прежде всего монарх и хозяин у себя: Изабелла – в Кастилии, Фердинанд – в засушливом Арагоне. Но свой флаг король повсюду выставляет впереди и приказывает изображать на нем стоящего на задних лапах кургузого, ощеренного льва. Потому, мол, и наследственное владение он стремится обозначить не только как Арагон, но и также Леон (лев).

Поутру после побега от адмирала Пинсон, выйдя на палубу, увидел, что волны несут его «Пинту» резво и плавно в благоприятном направлении. И ветер был хорош, умеренно крепок и постоянен. Каравелла плыла, чуть вскидывая корпус на гребнях волн, и паруса её слегка гудели от приятного напора воздушных потоков.

К концу дня вахтенный матрос крикнул «земля». Показался остров, не отличавшийся от открытых адмиралом Колоном. Роскошная растительность, яркие птицы в темной листве леса, жалкие хижины почти голых островитян, стройные девушки с распущенными волосами, причем некоторые детали их украшений явно сделаны из золотых пластинок, змеек, кружков, которые обнаженные красавицы без всякого принуждения обменяли на стекляшки, колокольчики, куски ткани и мишуру, которой в Испании украшают храмы, таверны, лавки и собственные дома по случаю какого-либо церковного праздника.

Справедливости ради, можно было убедиться и в том, что меднокожие жительницы острова так же сговорчивы при близком общении с бледнолицыми бородатыми мужчинами, как и во время обмена товарами, вызывавшими у них восхищение. Словом, испанцы с удалившейся «Пинты» были чрезвычайно довольны сложившимися обстоятельствами. Как всё хорошо! Много вкусных плодов, много рыбы из прибрежных вод острова, весьма доступные красивые девушки и на удивление неревнивые островитяне другого пола… То есть просто рай, кроме одного, но самого главного. Золота у туземцев оказалось совсем немного. Они обменяли на бубенчики все имевшиеся у них украшения из этого столь желанного для матросов Пинсона и для него самого металла.

– Бабек? Это Бабек? Узнай, как следует… – шпыняли испанцы «своего» индейца Нетамури и двух его приятелей. Нетамури объяснялся с местными, долго с ними спорил и заявил совершенно определенно:

– Нет, это не Бабек. Бабек там… – он махнул в сторону юго-запада. – Надо туда… Там Бабек и много-много вот этого… – Он с трудом вспоминал, как будет «золото» на языке бледнолицых.

Алонсо Пинсон без задержки приказал направить «Нинью» в указанном направлении. Они отплыли под радушные выкрики туземцев, довольных приобретением редких вещиц, обмененных у испанцев, под ласковый щебет своих случайных подружек и устремились по пенистой поверхности приветливых волн.

– Уж нужно было бы протрясти как следует этих дуроломов, – бурчали самые жадные. – Не припрятано ли у них все-таки золотишко? Прижечь их раскаленным лезвием ножа…

– Еще раз услышу про такое средство дознания, – предостерег особых сквалыг капитан Пинсон, – оставлю на безлюдном острове. Чтоб не было таких разговоров о бедных дикарях. Только лаской и мирным обменом можно уговорить их показать, где в этих местах находятся золотоносные залежи. Жестокостью и грубостью только распугаете этих детей, не имеющих даже одежды. Я уверен: в отношении золота туземцы были честны. Всё золото, имевшееся у них, дурачки обменяли на нашу ничего не стоящую чепуху.

Пинсон в отношении индейцев был такого же мнения, как и адмирал Кристобаль Колон, который требовал доброты и честности в общении с островитянами. Кстати, Пинсон с лукавым видом напомнил об этом матросам, которые весело заржали, особенно при нажиме в речи Пинсона на слове «честность».

Еще несколько островов обследовали беглецы с каравеллы «Пинта», кое-где успешно поменялись с наивными островитянами, немного золота как-никак все же положили в самом укромном месте.

Погода временами портилась; иной раз океан начинал бурно вскипать и заявлять о себе свирепым завыванием ветра. Испанцы становились угрюмыми, старательно тянули канаты, следили за наклоном парусов, безоговорочно выполняли приказания капитана Пинсона, ибо знали: нерадивые и неопытные мореходы при штормящих водах могут вполне закончить здесь свою жизнь, оказавшись вместе с судном на дне неведомого океана.

Как только ветер стихал и менялся, беглецы из флотилии адмирала Колона плыли на юго-запад, пока не миновали еще несколько островов, где все было по-прежнему. Наконец в одном месте, вблизи простершегося вдаль гористого рельефа, судьба удивила испанцев поразительным зрелищем. В каком-то заливе, куда через скалы низвергалась полноводная речка и где сквозь чистые глубины всё было видно, как на ладони, матросы узрели, как с самого дна всплывают, поднимаясь к поверхности тихой бухты, невероятные существа. Явно сказочные подводные обитатели женского пола. Насколько испанцы могли понять, у них были круглые лица, большие глаза, широкие бедра, переходившие в русалочьи хвосты, короткие руки и пышные белые налитые женские груди.

– Глядите-ка, сеннёр капитан, – обратился к Пинсону Родригес, – да это настоящие подводные бабы. Ух, до чего ж грудасты, прямо оторопь берет…

Матросы вытаращили глаза и поразевали рты: такого они и представить себе не могли.

– Кто же это? – размышлял вслух Пинсон. – С ума спятить можно…

– Насколько я могу припомнить, – улыбаясь, произнес молодой судовой врач Санчес, получивший образование в знаменитом университете города Саламанки и знавший неплохо латынь, да и вообще, кажется, человек начитанный, – когда мне приходилось разбирать книги про древних греков, где-то там написано про языческого бога Нептуна и разных других… Например, Тритоны – парни с рыбьими хвостами, а так же дочери подводного старца, которых вроде бы называли Нереиды. Нет-нет, стойте… были еще, по-моему, и Океаниды. Жили они, ясное дело, на дне моря… А тут-то океан… Я, конечно, понимаю: всё это сказки для простаков. А вот вам и…

– Значит, перед нами Океаниды, – перебил врача Пинсон.

– Чего же нам делать с ними? – спросил у начальства Родригес. – Сеть, что ли, под них опустить? Выловить этих… как там… Океанид и затащить их к нам на «Пинту»…

– Ха-ха! – развеселились матросы. – Вот уж позабавимся! Давайте несите сеть… Где-то должна же быть сеть для рыбной ловли…

Внезапно завопил индеец Нетамури, увидев грудастых подводных баб с хвостами:

– Скорей готовьте палки, плюющие огнем! (Так индейцы называли наводившие на них ужас аркебузы.)

Дальше индеец ничего не мог сказать, потому что у него не хватало испанских слов. Однако через некоторое время, глядя на жесты Нетамури и двух его собратьев, Пинсон уяснил, что странные женоподобные существа являются для краснокожих объектом охоты.

– Вроде бы Нетамури хочет сказать: у этих с грудями и хвостами… очень вкусное мясо.

У одного из индейцев появился в руках лук. Он старательно наложил стрелу, натянул и спустил тетиву. Но стрела до подводных баб не достала. «Океаниды», видимо, встревожились из-за вида парусного судна и его шумных, суетящихся обитателей. Они неожиданно изменили свое движение через бухту. Всплыв неподалеку от «Пинты», показав на несколько мгновений круглые лица, подводные жительницы погрузились глубоко под воду и, повиливая хвостом, двинулись куда-то в тень от прибрежных скал… после чего стали видны их круглые тела, ускользающие в подводную расщелину.

– Ну, теперь их не достанешь, – разочарованно толковали матросы. – Жаль, уплыла такая забава.

А индейцы явно сетовали на то обстоятельство, что из-за промедления стала недоступной очень хорошая еда. Нетамури вздыхал, тряс головой, поглаживал себя по животу, а потом горестно разводил руками.

Один из матросов, побывавший когда-то на торговой каравелле далеко к северу от Испании – дальше Англии и даже датских земель, – высказал предположение: увиденные здесь странные подводные существа могут оказаться разновидностью тюленей. Ластоногие животные иногда напоминают издалека плавающих в море людей[11]11
  Вполне возможно, похожие на грудастых женщин подводные существа были ламантины – тюлени, называемые в старину «морские коровы».


[Закрыть].

Время шло, «Пинта» пристала в удобном месте к невысокому прибрежному косогору. Пинсон вызвал Родригеса, двух старших матросов и кого-то еще из бывалых морских бродяг. Разговор пошел, конечно, о золоте.

– Давай, Санчо, – обратился к Родригесу капитан, – подбери себе десяток людей из команды для похода в глубину этих мест. Сдается мне, судя по всему, что земля здесь распространяется на много миль вправо, влево и вдаль, прямо на запад. Либо перед нами очень большой остров, либо неизвестный материк, который вообще-то надо бы исследовать и освоить. Но нам сейчас не до того. Нам следует пройти возможно дальше от берега и постараться определить: есть ли здесь золото? Если есть, постараться его добыть, обменять или приобрести другим способом, и тут уж без всякой жалости к населению, без кривляний, сомнений и всего такого прочего… Понял?

– Как не понять, сеннёр, – пожал плечами Родригес. – Захватим с собой три аркебузы да три арбалета на всякий случай. Ну, там еще тесаки, топоры… походной еды недели на две…

– Даже воды взять надо, – встрял старший матрос Рамиро. – Мало ли… а вдруг впереди нас ждет засуха… Наплачешься тогда без воды.

– Берите, что вам надо, и отправляйтесь, – нахмурился вдруг Пинсон. – Если вы найдете приличное количество золота, тогда мне плевать будет на адмирала Колона. Мне не страшны тогда будут ни гнев короля Фердинанда, ни упреки королевы. Мне все простят, если я раздобуду золото.

На следующий день десять человек из двадцати четырех членов команды Пинсона во главе с Родригесом покинули каравеллу. Пошли за золотом также врач Санчес и индеец Нетамури. Двое других туземцев остались с Пинсоном.

– Мы будем здесь вас дожидаться, – сказал капитан. – А если заштормит, постараемся маневрировать где-нибудь поблизости.

Отряд под началом Родригеса направился прямо на запад в глубь неизвестной страны. Вокруг была каменистая, открытая местность с отдельными кущами деревьев. Пройдя около двадцати миль, испанцы увидели густой лес, неожиданно начинавшийся после каменистого пространства. На краю леса находилась уже обычная для испанских мореходов индейская деревня.

Туземцы встретили отряд Родригеса с большим удивлением, но без страха. Нетамури начал переводить вопросы Родригеса и ответы вождя этого поселения. Язык островитян отличался от их наречия. Нетамури сердился, пытаясь наладить переговоры между начальником испанского отряда и старым сухопарым индейцем в плетенном из травянистых волокон переднике. На голове старика был некий странный тюрбан. Торчали приколотые к ремешку яркие перья невиданных птиц, вкрапленные каким-то затейливым способом блестящие камешки и большая круглая, золотая бляха на лбу украшали головной убор.

Вождь держался с большим достоинством. Родригес постарался улыбаться и приветливо кивать на все ответы седовласого индейского старейшины.

– Плохие люди, плохо говорят, – жаловался Родригесу Нетамури. – Совсем мало понятно… А он (Нетамури показал на старика) называется Чадапако. Он приглашает бледнолицых на еду. – Что такое? – не сразу сообразил Родригес, озабоченный тем, как бы поменять принесенные испанцами стеклянные бусы и куски красной шерстяной ткани на бляху в головном уборе вождя.

– Он положит перед бледнолицыми еду и питье. – Нетамури всякими уморительными гримасами старался изобразить сколь вкусные вещи можно отведать на пиру, который решил устроить седовласый вождь.

Индейцы расставили рядом с хижиной вождя низкие чурбаки и покрыли их гладкими досками, соорудив таким образом нечто вроде столов. Тут же постелили циновки для гостей и наиболее почетных индейцев. На столы принесли, как обычно, множество уже известных испанцам фруктов. Некоторые фрукты, плоды и злаки, сваренные в глиняных горшках, они пробовали впервые. Впервые ели поджаренное на костре мясо, напоминающее крольчатину и какое-то другое – неизвестного европейцам животного, но чрезвычайно вкусное. Были также жареные птицы, похожие на голубей и дроздов. В горшках и выдолбленных из дерева сосудах пенились фруктовые и медовые напитки. Некоторые показались испанским морякам явно хмельными, наподобие легкого вина.

После пира индейцы запели довольно приятные, протяжные песни. Затем начали постукивать в небольшие бубны с натянутой на деревянные рамы кожей, разрисованной непонятными знаками, дуть в большие раковины, издающие унылое гудение. Засвистели и тростниковые местные свирели. Потом молодежь – парни и девушки в одних коротеньких юбочках – пошла плясать: очень задорно, весело и забавно. Некоторые молодые матросы присоединились к их танцам. Припомнили свои испанские «хоты» и отплясывали весьма горячо, как в Испании на больших праздниках.

Тогда Родригес достал из объемистого мешка стеклянные бусы и торжественно надел на шею старого вождя. Старик обомлел от восторга. Он велел своим детям принести ожерелье из розовых жемчужин и надеть на шею дорогого гостя.

Родригес прижал руки к груди, благодаря за «равноценный» подарок. Потом он достал из мешка медный колокольчик и зазвонил им над ухом вождя. Тот закатив глаза от счастья. Остальные индейцы издали вопль восхищения.

Родригес застенчиво указал на золотую бляху в головном уборе старика. Вождь без малейших раздумий отцепил ее и отдал неожиданному дорогому пришельцу, обменяв бляху на колокольчик.