Текст книги "Экспертиза"

Автор книги: Вадим Кирпичев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Кирпичев Вадим
Экспертиза

Вадим Кирпичев

Экспертиза

– Здрасьте, я принес вам проект модифицированного перпетуум мобиле!

Люська хихикнула и уткнулась в пишущую машинку. Вздохнув, я отодвинул рукопись.

Пиджак помят. Глаза сверкают. В руке черный портфелище, от габаритов которого у меня разом заныли все зубы. В таких баулах наши кулибины из глубинки таскают чертежи фотонного движка, вырезку из районной газеты с заголовком "Есть умельцы в Великих Кочках!" и грязные носки в полиэтиленовом пакете.

– Не может быть.

– Точно, вам говорю!

"Чайник" аж пыхтел от распиравших его эмоций, Новенький, бурлящий энтузиазмом "чайник", еще не битый по инстанциям да редакциям.

– Хорошо, хорошо. Пусть будет вечный двигатель. Но не ослышался ли я? Вы сказали – модифицированный?

– Еще как!

– Это грандиозно. Но почему так скромно? Может, все-таки усовершенствованный.

– Надо подумать... знаете, так точнее. Как приятно встретить в редакции умного человека!

Мужик бросился обнять родственную душу.

– Кстати, кто вы по профессии?

– При чем здесь профессия? Ну лесник.

– Лесник... н-да.

– Моя изба на Лысом Холме стоит. Слыхали?

– Извините.

– Всего час делов от города – места сказочные. Если понадобится душой угомониться, приезжайте. По траве босиком пошлепаете, на холм поднимитесь. Там у меня сюрприз приготовлен!

Глаза мужика горели. Вдруг остро захотелось куда-нибудь к ручейку из нашего цементного мешка.

– Банька?

– Ха! Моя упрощенная действующая модель перпетуум мобиле.

Наваждение сгинуло.

– Понятно. Что, она у вас там воду в бочку качает? Пилу приводит в движение?

– А вы откуда знаете?

– Так. Давайте ваш опус, и до понедельника, Неделя трудная – раньше я экспертизу не проведу. Постойте... как называется место вашего творчества? Лысый Холм? Не о нем ли ходят разные слухи?

Мужик потупился.

– Он самый. Это о нас брешут.

– Ведьмы, лешие, аномальные явления...

Гость совсем помрачнел, глаза его дико сверкнули.

– Суеверия все. Ну вылетают самолеты из-под земли военные шалят, а так обычный кедрач и вообще...

– Товарищ, у вас совесть есть?

В разговор въехала наша Тамара. Голос негромок, но парализующ. Прежде чем осесть в редакции, она работала буфетчицей.

Мужик ей ответил улыбкой. Наивный.

Тамара смотрела в упор. Куда там немецкой овчарке, хотя до воспитательницы детского сада не дотягивала.

– Не мешайте Василию Сергеевичу работать. Вам русским языком сказано – приходите через неделю!

Мужик подставил вторую улыбку. Совершенно благостную. И сгинул, как пришел.

Одобрительно кивнув Тамаре, я стал трясти портфель над головой. Подумал. Бросил на стол. Пару раз заехал с правой, врезал с левой, прошелся серией. Затем швырнул на пол и стал энергично пинать ногами.

– Чем вы таким интересным занимаетесь, Василий Сергеевич? – Люсьен удосужилась поднять бровку.

– Разве не видно, Люся? Провожу экс-пер-ти-зу.

Объяснять было трудно – дыхания не хватало. Я уже прыгал на портфеле двумя ногами.

Завершив экспертизу, пристроил портфель возле стола. Пусть теперь докажет, что я не пыхтел над его рукописью.

– Василий Сергеевич, миленький, и это вся экспертиза?

– Отчего же, могу сжечь автора на костре.

Одно удовольствие – наблюдать за личиком Люсьен. На нем легко читался ход битвы между генами Евы и средним техническим образованием. Битва не затянулась.

– Вы совсем не заглянете в портфель? А вдруг там настоящий вечный двигатель? Или что-то необыкновенное и удивительное?

– Гм... Необыкновенное и удивительное. Люся, вы помните, чего нам стоил последний визит изобретателя перпетуум-мобиле? Пропажи двух лампочек: в коридоре и в мужском туалете. Причем вторую упер из-под зацементированного колпака!

"Необыкновенное и удивительное! Для меня, редактора молодежного журнала со стажем? Для человека, который еще пятнадцать лет назад в один день бросил курить и доказывать теорему Ферма? Мне за сорок – полжизни ушло на суету. И тратить время на безумные прожекты? Нет. Я буду работать над рукописью по истории промышленности Урала восемнадцатого века. Вот чем надо заниматься! Настоящим, реальным, полезным делом. Неужели непонятно?" У меня всегда получались бесподобные монологи. Про себя, молча. Да и что можно объяснить такой молоденькой и симпатичной сотруднице? Вздохнуть и пожать плечами.

Уходя домой, невольно обратил внимание на лампочки. Все целы. Но даже это меня не насторожило.

Входная дверь скрипнула в полночь.

– Беги, встречай своего балбеса, – кивнул я жене.

Мне надо было успокоиться. Сыну предстоял вступительный экзамен в институт, а наш дурачок по дискотекам шлялся. У знакомых в прошлом году сыновья не поступили, потом бездельничали. В итоге: один – мотоциклист, второй – наркоман. А дружки дебильные? А подружки? Слов нет!

Успокоился как мог и поторопился сменить жену на кухне.

Сын читал газету, жевал бутерброд с колбасой, хрустел печеньем и прихлебывал компот. Все одновременно.

– О чем ты думаешь, Игорь?

– Наши в финале продуют, папочка.

– Ты дурачка не строй. Золотая медаль не карт-бланш на глупости. Где шлялся?

И пока Игорь, закатив глаза, любовался лампочкой, я ужасал его судьбами своих старых друзей, талантами грозивших небесам и пошло спившихся, волочил на обозрение по ступеням десятилетий скелеты предков, сгубивших себя водкой и заоблачными мечтаниями, предрекал Игорю стезю тысяч наших российских недоучек, пустивших жизни в распыл на ерунду: поиски снежного человека, лудеж в сараях гравитационных движков, написание трактатов по обустройству всего мира – на весь этот "расейский" интеллектуальный алкоголизм.

В заключение припугнул ребенка последним сумасшедшим.

– А что? Здорово! Вечный движок – это по-нашему. Раз-два и решены все проблемы!

Если я и повысил голос, то на полтона... И почему утром со мной жена не разговаривала?

Очередной понедельник начался в издательстве, где благополучно угробил полдня. Снова нелады с бумагой. В редакцию добрался голодный, злой. И что я вижу...

Тамара лежала на полу, на мятом пиджаке. Краснорожий сибирский мужик вовсю медитировал лапищами над бюстом моей сотрудницы. Люсьен вела себя скромнее: разбросав на стороны света руки и ноги, она принимала нирвану прямо на столе начальника. На моем то бишь.

Когда паника рассаживания стихла и сквозь облако французских духов стали проявляться предметы, я повернулся к гостю.

– Так вы и лечите еще?

Здесь загалдели мои дамы, мол, он чудесным образом снимает головную боль (скорее оригинальным) и снимает не только ее (хорошо бы – только).

Жест получился императорским. Все смолкли.

Вы не ответили на мой вопрос.

– Пытаюсь.

Смущенным мужик не выглядел.

– И многих исцелили?

– Некоторых.

– Понимаю. Что за пустяки для человека, преподнесшего миру перпетуум-мобиле. Извините – модифицированный перпетуум-мобиле.

Помолчали.

Молчать мужик умел.

Врать расхотелось.

– Приходите-ка еще через недельку. Не смотрел я ваш опус со временем туго.

– Знаю. У вас ведь важные дела.

И будь я проклят, если в глазах мужика не мелькнуло что-то похожее на насмешку.

Тамара подхватила целителя под локоток и, тараторя, заглядывая в лицо, повела к выходу.

Чего-то я не понимал. "Чайник" – существо трепетное. Нет у него права на умный взгляд. Прибавьте темное место жительства, замашки экстрасенса – чем черт не шутит!

Заглянуть в бумаги?

Черный портфель, словно подслушав мои думы, высунул свою радостную морду. Я решительно нагнулся и со всего маху локтем впечатался в острый угол стола.

– О, мама мия!

Я вдруг понял в с е. Еще презрительно кривил губы, еще распинался на вольтовом столбе, а тайну мужика, секрет его взгляда знал. Как только сразу не догадался? Он из староверов. Будут очи лучиться, если не пить, не курить да телик сменить на закаты.

Хорош редактор – чуть было не взялся за экспертизу вечного двигателя! Локоть заныл нестерпимо. Слава Богу, я начальник, а босс всегда может поднять себе тонус работой.

О, как я орал! Грозный и неумолимый, как железнодорожное расписание, нависнув над бедными женщинами, я громыхал, я указывал, я буквально стирал в порошок своих подчиненных. В общем, руководил. Люся затихла мышонком. Тамара поедала меня восхищенным взглядом. Она обожала такие минуты. Поставив своих дам на место по крайней мере на год, я закопался в рукопись.

Прошло минут пять. По чадящей мастерской восемнадцатого века разлился запах растворимого кофе и, растолкав тени мужиков да баб, перед глазами нарисовалась джинсовая юбка. И девчачьи коленки.

– Василий Сергеевич, – Люся заерзала на краешке стола.

– Чего?

– Ваш кофе и бутерброд.

– Спасибо.

– Василий Сергеевич, миленький, Посмотрите его бумаги...

Я потер локоть.

– И не подумаю.

– Хотя бы таблицы.

– Люся! Что сие значит?

– Я утром случайно заглянула в портфель, одним глазочком. Знаете, после этого совсем зауважала – я там ничего не поняла! Что-то о вакууме...

– Это все?

– В том-то и дело. В дырке подкладки я нашла его моментальное фото. Никогда не догадаетесь, где он снят!

– Швы не забыла распороть?

Люсьен отмахнулась и для пущего эффекта вытаращила глазки – зрелище, доложу вам, не для холостяков.

– Он снят на фоне Эйфелевой башни, Василий Сергеевич!

– Ясно. Там, слева, плюшевые львы должны быть – у кооператоров снимался.

– Да ну вас. Это настоящий Париж – мне ли не знать. Париж – это...

Кто есть и откуда пошли люди русские? Величайшая загадка истории наполовину разъяснилась. Арии, сколоты, этруски (этрусские!) – от них выводят славянские корни ученые мужи. Не знаю. Насчет всех славян не уверен. Но прародину славянок укажу – Лютеция.

– Париж, как интересно... – борясь с зевотой, я попытался изобразить требуемую эмоцию.

Люсьен полностью утвердилась своим мини-плацдармом на столе и болтала ногами.

– Итак, шеф, что будем делать?

Я посмотрел на коленки, на дверь.

– Хорошо, Люсечка. Возьму домой эту пор-р... этот портфель и посмотрю, что он там наваял.

Удивительно, но до конца рабочего дня мы работали. Да я еще часок прихватил. Не забыл и портфель.

Неделя промелькнула птицей в окне, утомив трудами и ожиданием понедельника. Хорош денек для экзамена? Тут грудь теснит, жена черная стала, а Игорек знай себе улыбочки строит, сопляк. Что-то будет сегодня?

Дверь открылась, едва мои дамы упорхнули в универмаг, ровно в полдень. Хоть часы сверяй. Чтобы не застонать, пришлось ухватиться за челюсть.

– Прошу вас, усаживайтесь, – еле слепил улыбку на лице, надо всерьез обсудить вашу рукопись.

Надо ли говорить – я о ней вчистую забыл!

Мужик сел. Выглядел он не рассеянным, нет. Просто у него были глаза человека, отправляющегося в очень дальнее путешествие.

– Вы далеко не глупы – позвольте прямо сказать: вечный двигатель невозможен. Это нарушение законов природы.

– Само собой. Но я...

– Будьте скромней. Выслушайте человека с высшим техническим образованием.

И я пустился в рассуждения об энтропии, законах термодинамики, принципе Паули и прочая. К концу лекции мой лесник выглядел так, будто его приговорили к пожизненному проживанию в городе.

– Все поняли?

– Да.

– Мой вам совет – займитесь тем, что умеете. Травки там собирайте, зубы заговаривайте. Рукопись я завтра верну.

Гость покачал головой.

– Так вы за ней вернетесь?

– Может быть.

– И когда?

Он повернулся от двери.

– Лет эдак через двадцать.

– Простите...

– Эх вы! Последняя надежда была на вас, русских. А насчет сына не волнуйтесь – все у него будет в порядке.

И ушел.

Впервые в жизни меня смогли напугать закидоном цыганского пошиба. Всеми ребрами я почувствовал молотящее сердце. Успокоился в восемнадцатом веке.

По приходу домой первым делом отыскал портфель, прихватил мусорное ведро и направился к выходу. Историю вечного двигателя надо было доводить до логического конца. Шаги внизу – легкие, частые. По ступенькам взлетел Игорек.

– Пять! Собирайте на сельхозработы!

Когда переполох в квартире улегся, вспомнил о черном портфеле.

Очнулся не скоро – за окном серел рассвет. Не читая, перелистнул последние страницы и ... закурил. Всю жизнь я давил в себе мечту о настоящем великом деле. Сколько лет боялся и мучился, заставляя себя просто жить. Глупец. Судьба дарит один шанс за жизнь. Такой шанс. Нет! Да-ри-ла.

Проект был не просто чудом, а вкуснейшим интеллектуальным блюдом. Плавающие константы, условно-знаковая математика, нестандартная топология, полтора мнимых измерения плюс совсем уж непонятные навороты делали проект невероятно дерзким и гармоничным.

Он не технологий искал, а нашего извечного презрения к мировым законам. Где же тебя носила годков эдак восемьдесят тому назад, родимый?

От внезапной мысли я усмехнулся. Экспертиза таки состоялась! И теперь я точно знал, КТО ее проводил.

Взойти на холм... вовсе не обязательно, если хочешь узреть вечный двигатель. Тихо, чтобы не разбудить сына, я вышел на балкон. Над крышами краем показалось солнце. В небе гасли последние звезды. Наша старенькая, примитивная модель перпетуум-мобиле, Вселенная, сияла во всей красе над моей головой.