Текст книги "Удар током (СИ)"
Автор книги: Вадим Яловецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– А что же с лётчиками? Это же выдающийся поступок, пример мужества и тянет на звезду героя. – спросил потрясённый Соболев.
– Знаю лишь, что двоим подарили двухкомнатные квартиры. Про награды не слышал. В каждой избушке свои погремушки. У нас свои секреты, у них свои. Там на верху, происшествие не афишировали, тему засекретили, так что сам понимаешь…
– Но как такое утаишь. Уверен, что весь город знал.
– А ты, Виктор, знал? Вот видишь, так и остальные: кто-то постарался забыть, у кого-то изъяли фотоматериалы и приказали держать рот на замке, публикаций практически не было, страна когда-нибудь узнает, но пока время не пришло.
Серебряков вздохнул и разлил водку. Колёсные пары стучали на стыках рельсов, унося сотрудников в родной Ленинград. Оба размышляли об одном: учёный думал о сенсационных новостях из досье попаданцев, а Серебряков взвешивал, целесообразность посвящения молодого сотрудника в шокирующие подробности будущего. То была воля генерала, аргументировавшего столь смелый шаг, подготовкой новых кадров. На вокзале, протиснулись сквозь сутолоку приезжих к служебной машине. Пока ехали на Литейный, Соболев смотрел на город и будничную суету. Здесь, на площади, через шестнадцать лет будет установлен обелиск “Городу-Герою Ленинграду”, преображённый Невский в будущем украсится отреставрированными домами и уродливыми новоделами, что-то поменяется на Литейном и только Большой дом, неизменной серой громадой, будет напоминать горожанам о годах репрессий и незаметной работе КГБ, а в будущем ФСБ.
Работа над перечнем мероприятий продвигалась с определёнными трудностями. У лаборатории имелся свой план исследований в области пространства-времени. Соболев, ещё до повышения квалификации, представил свою математическую модель, где пространство может быть достаточно скручено для создания локального гравитационного поля. Подобная субстанция напоминает геометрический тор определённых размеров. Гравитационное поле образует круги вокруг этого “пончика”, поэтому пространство и время крепко закручены. Смысл теории Соболева сводился к тому, что биологический объект никуда не исчезает, не проваливается, а просто вокруг него изменяется время, являющееся ничем иным, как четвёртым измерением. Именно такие условия должны создать в недалёком будущем сотрудники во главе с руководителем лаборатории Генрихом Ивановичем Доосом.
С этого и начался разговор в кабинете полковника на четвёртом этаже. Соболев объяснял куратору ОЛИБ, что научная работа не очень вяжется с заданием руководства “совмещать навыки передового учёного и опытного оперативника для работы “на земле”.
– Николай Трофимович, на двух стульях не усидишь. Ничего не надо объединять, а разбить ОЛИБ на две ветки: чисто научную, по уже утверждённому плану со своими выделенными средствами и оперативно-розыскную, с медперсоналом для обследования “пациентов” и аналитиками, как в московском филиале. Информация от “туристов”, может пригодиться при создании будущего опытного образца. Добавлю, что наших возможностей явно маловато, для таких объёмных задач и потребуется помощь научно-исследовательских центров. Вы знаете, что отдельные задания Доос передаёт в конструкторские бюро НИФИ и учёным из Объединённого института ядерных исследований. Где-то так, если вкратце.
– Ну, и что смущает, Виктор? Работы прибавится, позже привлечём новые кадры, медицину обязательно включим, упор на врачей общей практики со специализацией психологов. Тебя я шибко беспокоить не стану, если только по особым случаям, возможно сам изъявишь желание пообщаться с фигурантами. Помнишь генерал говорил про физика. Он живёт под контролем и по своему жизненному сценарию, если можно так выразиться. Тут столько нюансов и заковык. Это нам думать и думать. Да, и обязательно проработать типовые вопросы по профилю для попаданцев, как приедет в Питер, я тебя подключу по научной составляющей. Я, знаешь ли, тоже с трудом привыкаю к особенностями общения с документами и носителями “правды будущего”.
Серебряков достал из стола пачку бумаги. Через два часа черновик плана, перечень мероприятий и вопросы были готовы. Полковник положил несколько исписанных листков в папку и убрал в сейф. Договорились продолжить работу завтра, а в конце недели начальник отправит готовый план в Москву на утверждение. Хозяин кабинета остался разбираться с текучкой, а Соболев засобирался в лабораторию. В раздумьях, он спустился по лестнице, предъявил дежурному удостоверение и вышел на Литейный проспект. С Невы дул холодный терпкий ветерок, однако осень. Учёный повернул налево и двинулся к трамвайной остановке.
Пока тащился в переполненном вагоне до Тихорецкого проспекта, возвращался к сегодняшнему разбору и в который раз прикидывал различные концепции создания машины времени. А не повлечёт ли испытание прототипа парадоксы, на первый взгляд неразрешимые? Но в противоречие здравой логике, ставил свои расчёты, а главное – существование путешественников во времени в реалиях 1968 года. Соболев выписывал все научно-технические журналы по данной тематике. Любые доклады или монографии о гипотезах связанных с перемещениями во времени, не проходили мимо его внимания. На данный момент Соболев выделил шесть теорий, которые могли бы сработать:
1.Червоточины – проход сквозь ткань пространства-времени, предсказанный в рамках теории относительности.
2.Цилиндр Типлера – гипотетический вращающийся объект в космосе.
3.Пончиковый вакуум – собственно теория, которую сам рассматривал, как перспективную и которую кратко пытался довести сегодня до начальника.
4.Экзотическая материя – так называемые тахионы, гипотетические частицы, для которых скорость света – это состояние покоя.
5.Космические струны – одномерные топологические дефекты в ткани пространства-времени.
6.Чёрные дыры – особая материя, оказывающая невероятное влияние на время и замедляющая его.
В лаборатории, взволнованный Доос, потащил его в бронированную закрытую комнату с выделенным энергопитанием, где сотрудники смонтировали и испытывали мини-установку для создания “временного” поля.
– Виктор Сергеевич, техник, шутки ради, поместил таракана на стартовую подложку и запустил стенд. Насекомое исчезло! Слава богу, Николай успел зафиксировать параметры, разбираемся и не можем ничего понять.
4. Куда исчез таракан?
– И как такое могло произойти? Ни чего себе шутки ради! – расстроенный Соболев выпрашивал у Дооса подробности. Ну как же так, Генрих Иванович, планы расписаны, а тут такая вольность: то ли увольнять сотрудника с волчьим билетом, то ли на Нобелевскую премию представлять?
– Факт остаётся фактом, насекомое исчезло с подложки через двадцать секунд после запуска установки. Контейнер оказался пуст!
Вызвали потерянного и встревоженного сотрудника. Николай Чистяков хоть и числился лаборантом, но в этом году закончил физический факультет Универа с красным дипломом, просто в штатном расписании не было лишней должности младшего научного сотрудника. Очень толковый и перспективный работник, Коля любил пошутить к месту и не очень. Весёлого и отзывчивого парня любили все, склонность к проделкам, во вред не шла, но тут особый случай. Если допустить, что объект под воздействием особого поля перешёл в четвёртое измерение и там продолжил существовать вне нынешней реальности, то стоит ли докладывать начальству и праздновать победу? Ведь требуется многократно подтвердить опыт, зафиксировать и описать эксперимент.
– Повторяли несколько раз, задавали одни и те же параметры, насекомые дохли, но не исчезали. Нащупать нюанс пока не можем. Материя зыбкая, не изученная…
Соболев читал журнал. Записи, случившийся феномен, ни как не объясняли. Весь день сотрудники, уже в присутствии Соболева испытывали установку в разных режимах – ничего!
– Можно допустить, что органика проглоченная насекомым особая? Или хитиновая оболочка иная. Может другие особенности, не моя епархия. Лида сегодня в отгуле, выйдет только послезавтра. И тогда будем думать.
Лида – биолог, заведовавшая всей подопытной живностью. Доос покосился на Соболева. Он знал, что Виктор после учёбы является штатным сотрудником КГБ, что помимо основной работы в ОЛИБ, частенько задерживается в Большом доме по чекистским делам завязанным на отслеживании “миграций” попаданцев. Доос целиком отдавался науке и знал о “туристах” очень поверхностно; своих секретов хватало, другая информация его интересовала мало. С некоторых пор Доос относился к коллеге несколько подобострастно, поскольку будучи человеком штатским воспринимал людей в погонах с опаской, выработанной на генном уровне после сталинских репрессий, а, главное, мог знать о связи с лаборанткой. Эту тайну сорокалетний Генрих Иванович и тридцатилетняя кандидат биологических наук Лидия Сергеевна Колыванова тщательно скрывали от коллектива – у обоих семьи. Наука наукой, а личная жизнь занимает не последнее место.
– Хорошо, Генрих Иванович, и всё же сегодня доложу шефу. Как бы там не было, но это прорыв. Дело за малым: подтвердить и двигаться дальше.
Но Серебряков позвонил сам:
– Привет, Виктор Сергеевич, давно не виделись! Сегодня уж ладно, я тебе утром надоел, а завтра к десяти у меня в кабинете, есть новости. У тебя как дела?
– У нас тоже новости, доложу при встрече.
На следующий день Серебряков внимательно слушал доклад подчинённого, изредка задавая вопросы:
– Однако! Есть о чём сообщать в Москву. Извини, это никак не ошибка?
– Николай Трофимович, в нашем деле могут быть только чудеса. Стартовая подложка или попросту основание перед прибором накрывается пластиковым коробом или объект находится в прозрачном контейнере. Делается так, чтобы во время эксперимента, под воздействием гравитационного поля, биологический объект в случае взрыва не разлетелся по лаборатории. В данном случае Чистяков клянётся, что зафиксировал лишь небольшое свечение и прусак исчез.
– Прусак, в смысле?
– Это обычный рыжий таракан, в просторечии “прусак”, якобы усатые попали в Россию из Германии. Собственно и всё. Многократно повторяли опыт по тем же настройкам и ничего. Но теперь есть стимул: рано или поздно опыт получится снова, затем на крысах, а со временем подойдём к испытаниям на человеке. Готов сам испробовать.
– Не торопись, дойдёт до серьёзных испытаний найдём добровольца, а ты, Витя, здесь нужен. Теперь слушай, помнишь разговор о физике-ядерщике? Москва дала добро на поездку “туриста” к нам в Ленинград. Зовут попаданца Зуев Валерий Игнатьевич, сорок восемь лет, с его слов “прибыл” из 1998 года. Работал в НИИ ядерной физики имени Скобельцына, при МГУ. Знаешь такой?
– Конечно знаю. Когда учился изучал монографию Скобельцына “Парадокс близнецов в теории относительности”. Он, кажется, был первым директором.
– Так вот, нам опять на вокзал, только на этот раз встречать гостя. Подробно побеседуем здесь, на месте. Если сочтёшь возможным привлечь к своей лаборатории, попробую договориться с Москвой. Мне интересна его история, ты задавай наводящие вопросы, а главное пробей по своему профилю, тут я ничего не смыслю. Узнай как наука продвинулась в нашем вопросе к тому времени. В Москве он проживает “заново” у родителей, учится на первом курсе МГУ. Подробности узнаем от него самого. Я читал его досье в Москве, с ним беседовали не раз, взяли подписку и приставили “опекунов”. Он подробно рассказал свою историю но услышать от первоисточника гораздо познавательней, согласен? Такие люди – уникальное достояние страны, их берегут как зеницу ока.
У Соболева перехватило дыхание, ещё бы: беседовать с человеком из будущего, да ещё по смежной профессии. Коллеги какое-то время обсуждали план беседы с попаданцем, затем собрались на Московский вокзал. Поезд прибывал в одиннадцать сорок с четвёртой платформы. Чекисты успели вовремя, состав как раз медленно втягивался в пространство между перронами. Из вагона чуть ли не первым выскочил мужчина крепкого телосложения и характерным изучающим взглядом. Выхватив из немногочисленной кучки встречающих Соболева и Серебрякова, мужчина решительно направился к ним и взволнованно обратился к полковнику:
– Здравствуйте, Николай Трофимович. У нас ЧП – Зуев исчез! Вместе садились в Москве, после станции Бологое вышел в туалет и пропал. Вещи на месте, в туалете и в тамбуре никаких следов. Вызвал бригадира, прошли по всему составу – нет и всё тут!
Серебряков нахмурился:
– Тише Андрей, чего голос повышаешь? Знакомьтесь – сопровождающий, наш московский коллега Андрей Николаевич, а это наш куратор ОЛИБ, Соболев Виктор Сергеевич. Давай-ка поехали к нам и всё расскажешь в подробностях. Москва ещё не в курсе?
– Нет, с поезда давать телефонограмму не решился, лучше отчитаться с Литейного.
В кабинете связались с Москвой, сопровождающий сотрудник доложил своему непосредственному начальнику. Затем начался доскональный разбор. Андрей Николаевич не оправдывался, а чрезвычайное происшествие с охраняемым лицом пытался подогнать под особые обстоятельства:
– У меня пока две версии: несчастный случай, например, нападение хулиганов или вагонных бомбил, попытка ограбления, а затем выкинули из поезда. Надо дать поручение в линейные отделы милиции по маршруту на поиски пассажира. Это так же относится к такой версии, как побег, что маловероятно из-за возраста.
– Стоп, стоп, Андрей Николаевич, ты не забывай, что по сознанию это взрослый мужик, почти полтинник и о его прошлой жизни мы знаем только с его слов и досье, собранному из архивов. Так, что сбежать запросто мог. Запаниковал и наутёк со всех ног. У него в подкорке могут быть предубеждения к нашей службе. Решил, например, что собрались выпотрошить и ликвидировать, как опасного свидетеля. Ему же не объясняли, что для таких уникумов, подобные методы не применяются. Причины понятны: вышибешь это звено и потянутся непредсказуемые изменения будущего. Правда, типовая подписка о неразглашении предупреждает об изоляции в психиатрическом стационаре, на случай публичных выступлений и рассказов о будущем.
– Простите, Николай Трофимович, – Соболев встал, – можно рассмотреть ещё одну версию, самую неожиданную и на мой взгляд, самую правдоподобную: естественное поглощение временем. Другими словами, в силу каких-то причин, возник парадокс четвёртого измерения и наш путешественник вернулся назад в девяносто восьмой год. У нас, физиков, есть такая гипотеза защиты временной последовательности. Суть этой гипотезы в том, что сам путешественник во времени просто не сможет создать парадокс, потому что природное течение времени не позволит ему этого в настоящем. Но допустим, он в своём будущем внезапно скончался или работая на прототипе машины времени поместил себя в такие условия, что сбил прошлые настройки и выбыл из нашей реальности. Я понимаю, звучит фантастически, но учёные вполне допускают такой гипотетический императив, вроде как “если хочешь откорректировать настоящее, измени будущее”.
– Ладно, допустим, но отработать бытовую версию обязаны. Андрей Николаевич, пиши рапорт о происшествии, а я займусь немедленно линейной службой милиции Октябрьской железной дороги. А ты, Виктор Сергеевич, просмотри багаж “туриста”, особенно записи, книги, документы.
5. “Туристы”
Изучение вещей Зуева, ровно ничего не добавили к загадке исчезновения. Студенческие конспекты, журнал “Наука и жизнь”, личные вещи и предметы туалета – стандартный набор командировочного. Договорились отрабатывать версию Соболева, как наиболее перспективную и… фантастическую. Соболев взял в руки копию из личного дела пропавшего физика, которую предоставил Серебряков. Молодой учёный с интересом перечитал рассказ Зуева о научных разработках и темах лаборатории, в которой тот работал летом 1998 года. Помимо научной тематики, в рамках собеседования с попаданцем, фиксировались особенности быта, политическая картина мира и страны, культура, промышленность, сельское хозяйство и масса составляющих из тридцатилетнего будущего.
В конце июля Соболева срочно вызвали в Большой дом. Взволнованный Серебряков с порога ошарашил старшего лейтенанта:
– Витя, в нашем полку прибыло! На читай!
На стандартном бланке рапорта сотрудника 20-го отделения милиции Выборгского района города Ленинграда, написано:
” Я, оперуполномоченный капитан Егоров Б. К., принял от дежурного заявление гр. Сноба Ю. М. По существу содержания передал данное заявление по ведомству в районный отдел КГБ, как попадающее под их юрисдикцию. Заявление прилагается”.
Далее стоял штамп входящего документа подразделения КГБ, с резолюцией присвоить документам статус секретности и передать их в особый отдел при главном управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области.
Текст заявления гласил:
” Я, Сноб Юрий Маркович, проживающий…. Довожу до вашего сведения: мой одноклассник Петрушевский Дмитрий, с которым учился два года в 10”А” классе школы N190, начиная с апреля месяца повёл себя очень странно. А именно: он стал общаться со сверстниками непривычным образом, манера разговора существенно отличалась от наших интересов и увлечений. Петрушевский приходил на занятия в состоянии алкогольного опьянения. Именно тогда появились особенности речи, пестрящие антисоветскими лозунгами и малопонятными западными терминами. А именно: “будущее за цветным цифровым телевидением”, “вы бестолочи не знаете своего будущего, где роль коммунистов никакая”, “телефонная связь – анахронизм, впереди технологии мобильных коммуникаций “, “КПСС вчерашний день”, “религия сопутствует процессу взросления”, “даже не знаете бабской анатомии, а всё туда же со своими гормонами”, “Сталин – эффективный менеджер”, “зоны не нюхали, бакланы”, “демократические ценности возобладают над тоталитарным строем” и многое другое. Мне удалось записать почти все его высказывания и реплики. В конце мая, незадолго до выпускных экзаменов, Петрушевсккий бросил школу. Где он сейчас не знаю. Как патриот своей страны, член ВЛКСМ, считаю такое поведение антисоветским. Прошу принять меры и готов дать полные показания по этому гражданину”.
– Что скажешь, Виктор Сергеевич? В свете документов с рассказами о ближайшем будущем – наш клиент. Навели справки, “туристу” только в декабре стукнет восемнадцать, работает на заводе “Русский дизель” учеником токаря. Заявителя вызвал повесткой, а этого Петрушевского надо срочно брать в оборот и повесить замок на длинный язык, не ровён час, натворит бед со своими знаниями. Вот установочные данные.
У Соболева разгорелись глаза, он ещё раз пробежался по строчкам доноса и передал его начальнику.
– Надо же, молодой совсем! Когда поедем в адрес?
– Завтра поедешь один, не маленький справишься. Задержишь прямо на заводе, меньше вопросов и шума. Он малолетка, на работу приходит к восьми. Договорись с начальником цеха. Я дам команду, прокатишься на служебной машине, нечего в общественном транспорте светиться. К десяти вези его в допросную, заявитель придёт на час позже. Начинай допрос, я загляну позже и попробую понять, как строить разговор с этим Снобом, ну и фамилия у стукача.
На следующий день, Соболев в девять утра вызвал на проходную начальника токарного участка. А ещё через пятнадцать минут в конторку мастера явился удивлённый Петрушевский.
– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Меня зовут Виктор Сергеевич, вот моё удостоверение.
На лице Петрушевского на миг отобразилось смятение, затем взял себя в руки и вежливо ответил:
– Здравствуйте. Чем могу вам помочь?
– Надо побеседовать по одному вопросу. Прошу вас переодеться и прокатимся к нам на пару часов. Паспорт у вас с собой? Очень хорошо. Я пройду в раздевалку с вами. Не переживайте: с мастером договорился, он закроет смену.
Ровно в десять старший лейтенант пропустил в кабинет Петрушевского. Предложил присесть, достал стопку бумаги и бланк допроса.
– Не догадываетесь по какому поводу вас пригласили?
– Хорошо хоть не задержали. Спрашивайте я открыт для вопросов.
Соболев внимательно рассматривал “туриста”. Обычный юноша, спортивного сложения, серые глаза, чуть скошенный набок нос, русые волосы, подошедшие к границе приличной длины по меркам времени, на лице пара порезов от безопасной бритвы (парень уже бреется), скромный костюм и поношенные туфли. Ничего особенного, лишь взгляд не подростковый. На сотрудника КГБ смотрели усталые, проницательные глаза, человека с большим жизненным опытом. Человека, который в два с лишним раза был старше и отягощён особыми знаниями.
– Дмитрий Сергеевич, вы не помните номер своего мобильного телефона? – Соболев долго продумывал первый вопрос, который задаст этому необычному человеку. От ответа зависела дальнейшая схема допроса.
– Отлично помню, назвать?
– Спасибо, не надо. Я так понимаю, что разговор у нас налаживается? Теперь расскажите, что изменилось в вашей жизни с апреля этого года. И то, что было до того?
Рассказ Петрушевского для Соболева напоминал увлекательное фантастическое сочинение. Он лишь изредка задавал наводящие вопросы для собранного и логичного изложения в протоколе. Заглянул полковник, сел в уголке и внимательно слушал исповедь “туриста”. В конце часа, он кивнул Соболеву и вышел. В финале своего повествования, Петрушевский глядя в глаза, спросил:
– И что теперь. Мне не надо объяснять, насколько тяжело быть вырванным из будущей жизни и начинать всё с начала. Оно, конечно, интересно, но куда деть груз сформировавшихся привычек и обязанностей 2016 года, а жена, сын, внучка, наши собаки? Я снимаю стресс по старинке: расслабляюсь алкоголем и сдерживаю себя от опасных откровений. Возможно по пьяни и пугал одноклассников, работяг на заводе, может и близких. Не знаю, мне очень одиноко и тяжело.
– А что же не пришли к нам сразу? Зачем понадобилось, чтобы разыскивали вас и везли сюда? Опыта и здравого смысла вам не занимать, ведь догадывались, что рано или поздно на вас обратят внимание органы.
– Виктор Сергеевич, я знаю историю гораздо лучше вас и прошлую, и будущую. Ваша служба всегда стояла на страже государства от внешних и внутренних врагов. Я чужой, а значит потенциальный враг! Вам проще стереть меня и спрятать глубоко в архив историю с этим прецедентом. Главное – всё должно идти и развиваться в русле генеральной линии ЦК КПСС во главе с товарищем Брежневым и так далее. Поверьте, я не антисоветчик, наоборот, истинный патриот, но кому нужна моя правда там, наверху. Вам может интересно, а вашим начальникам – нет! Ещё удивляетесь отчего не сдался сразу. У вас курить можно?
Соболев вместо ответа подвинул пепельницу. Закурил сам и передал протокол допроса.
– Распишитесь. Теперь послушайте меня. Никто вас не собирается “стирать”, как вы изволили выразиться. Не надо так плохо думать о людях нашей профессии. Но определённые ограничения в дальнейшей жизни, сколько бы она не продолжалась в наших условиях, мы обязаны наложить. Ограничения очень простые: держать язык за зубами, своими поступками не вызывать вопросы окружающих и тесно сотрудничать с нашим особым отделом. Вы забыли, что существует советская наука, для которой вы представляете неоценимый интерес. А если допустить, что вы не единственный, что существует особая лаборатория, работающая с попаданцами. Если предположить что учёные уже занимаются проблемами связанными с изучением будущего, парадоксами времени, четвёртым измерением и разработкой машины времени?
Петрушевский удивлённо уставился на комитетчика. Закурил новую сигарету и откинулся на стуле.
– Значит не так всё мрачно? Недооценил своё прошлое, вон оно как непросто.
– Я сказал, “если допустить”. Торопится не будем, насколько я понимаю, всю свою жизнь, вплоть до аварии на подстанции, вы помните? Вот бумага, ручка присаживайтесь к столу и сжато опишите свою историю до момента, как потеряли сознание. Подробно не надо, можно коротко и по порядку, не сбивайтесь на мелочи. Я вас оставлю в кабинете, через часок загляну. В туалет не надо? Вот и хорошо, работайте.
Соболев вышел из допросной и запер дверь. Прошёл пару кабинетов по коридору и постучался к Серебрякову. Тут дело подходило к концу, Сноб расписался в бумагах и пожал протянутую руку полковника.
– Юрий Маркович, значит договорились. Помните, что у нас остаётся ваша расписка о неразглашении государственной тайны. Огромное вам спасибо за выполненный гражданский долг, дальше мы сами, а вы эту историю забудьте как можно скорее. Всего хорошего, вот ваш пропуск.
Проводив заявителя до двери, Серебряков зашагал по кабинету, удовлетворённо потирая руки.
– Садись, Виктор, рассказывай.
6. Сексот
Соболев прокрутил свои впечатления от попаданца. “Объект”, если не знать всей подноготной, обычный подросток, ничем не отличающийся от сверстников. Куцая кепка, невыразительный пиджачок, но явно импортные модные джинсы и замшевые ботинки, подпорченные неаккуратной ноской. Запоминалась въевшаяся грязь под ногтями от работы на станке – типичный работяга, ученик токаря. Среднестатистический гражданин, будущее страны, её рабочий класс. Но глаза, с затаённой печалью и опытом прожитых лет, глаза взрослого, попавшего в непростую фантастическую историю человека. Начальник вопросительно смотрел на подчинённого. Старший лейтенант оторвался от своих мыслей и доложил:
– Парень толковый, но как специалист для нас не представляет интереса. Жизненный путь не совсем простой. Петрушевский рассказал, что в день провала или скачка в нашу действительность, закончил излагать свою биографию. Записи вёл в ноутбуке, то есть портативной электронно-вычислительной машине будущего. Все вехи перечислил, я попросил описать более подробно. Сейчас как раз излагает на бумаге. А пока, вот протокол допроса. Трудно объективно отметить его психологические, волевые и другие качества, ведь перед нами иной человек. Что посоветуете, Николай Трофимович?
– Я вот что думаю, Витя, оформляй его под негласную работу. Прижми за длинный язык по пьянке. Теперь ты его куратор. Когда закончит писать, протокол и остальные бумаги ко мне стол. Перед Москвой так и отчитаемся: оформили подписку на “негласника”. Это удобно: парень под надзором и пригодиться может в особых ситуациях.
Серебряков не уточнил, а Соболев попытался понять, что за особые ситуации. В силу небольшого опыта работы по профилю офицера КГБ, Соболев местами “плавал” в хитрых комбинациях и оперативных разработках авторитетного и опытного руководителя. Иногда жалел, что поддался на уговоры полковника и разменял карьеру физика, а точнее разделил между сотрудником спецслужбы и учёным.
– А если не согласится? Что у него в голове с такими-то знаниями?
– Никаких если, у него выбора нет! Мягко поднажми, этот паренёк тебе нужен в первую очередь. Бесценный экземпляр, будешь знать историю своей страны лучше любого историка. Ладно, чаю хочешь?
Что касается истории, Серебряков угадал и время подтвердило его правоту. Через час, Соболев отпирал дверь в комнату допросов, попросту “допросную”. Пертушевский сидел задумавшись и потягивал сигарету. Лицо парня расправилось, чувствовалось, что определённость подняла настроение и сняла часть вопросов. Соболев присел напротив и вежливо поинтересовался:
– Как ваши дела, Дмитрий? Времени хватило, успели изложить?
– Более-менее полно я изложил в мемуарах и ушло на это два года, На бумаге выжимки, основные вехи жизни, так сразу не опишешь. Лучше на словах, вы ставьте вопросы, я отвечу. И что сказало начальство?
Соболев удивлённо уставился на собеседника, выражение “ставьте вопросы” из сленга разведки. Соболев помнил из курса дисциплин по методам допроса в школе КГБ. Но как сообразил о диалоге с полковником?
– Догадались? Ну что здесь удивительного, субординацию никто не отменял. Вашу судьбу решаю не я один. Давайте побеседуем, расскажите о своих родителях.
Часа полтора они разговаривали, пили чай, курили и приглядывались друг к другу. Со стороны выглядело как обычно: сотрудник ведёт допрос, но в этот раз ситуация была интересней и гораздо глубже. Соболев был старше на шесть лет, носил погоны и работал закрытом ведомстве, вызывавшем у простых людей спрятанный в генах трепет и страх. Зато Петрушевский в перестроечные годы читал массу публикаций о роли органов государственной безопасности, под аббревиатурами НКВД – НГБ – КГБ, в судьбах миллионов сограждан. Закрытая нынче информация, о которой сам Соболев почти не знал, а лишь имел допуск к ведомственным документам, давно прописалась в период гласности. Тут Петрушевский был значительно впереди старшего лейтенанта. И когда подросток как бы в шутку спросил: “вербовать будете?”, Соболев вновь растерялся.
– Будем! С вашими знаниями, Дмитрий, мы просто обязаны предложить вам сотрудничество. Но эта совместная работа будет на взаимовыгодных условия, поскольку я могу принять участие в вашей судьбе с научной точки зрения.
– Я не против. Но как понимать ваши слова?
– Давайте договоримся: вопросы позже. Раз согласны, то вот бумага и пишите расписку о сотрудничестве. Доставайте паспорт, он нам понадобится. Пишите: “Я, Петрушевский Дмитрий Сергеевич, паспорт: номер, серия, проживающий: город Ленинград, Нейшлотский переулок, дом 1, квартира 117, добровольно обязуюсь сотрудничать с отделом “ОЛИБ” при главном управлении КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Информировать своего куратора о тех или иных событиях, связанных с работой отдела и о любых, ставших ему известных действиях, представляющих общественную опасность. Выполнять задания куратора, а в особых случаях вышестоящего начальства. В отчётных документах буду расписываться под псевдонимом “Попаданец”. Я обязуюсь держать в тайне свою деятельность и предупрежден об ответственности за нарушение данных обязательств”. Подпись.
Соболевский перевёл дыхание, забрал листок, ставший с этого момента одновременно дамокловым мечом и пропуском в тайные мероприятия спецслужб для его подшефного.
– Теперь, ознакомьтесь с выпиской из законодательной статьи о нарушении государственной тайны и распишитесь ещё раз своей подписью. Псевдонимом будете пользоваться только при получении заданий.
Петрушевский смотрел куратору в глаза и лукаво щурился.
– Дмитрий, я сказал что-то смешное?
– Да нет, Виктор Сергеевич. Просто я столько читал о подобных вербовочных комбинациях, вы не поверите, почти всё стало явным и прозрачным на телевидении, в книгах, кино и сериалах. Наши будущие граждане юридически подкованы, другой вопрос: нужно ли им это.
– И тем не менее персонально для вас сообщаю, что в случае нарушения взятых обязательств, вы загремите не в тюрьму, а в психушку и надолго, тамошние специалисты позаботятся о вашей памяти.
Петрушевский стал серьёзным и нервно ответил:
