Текст книги "Хорхе Луис Борхес. Алгорифма"

Автор книги: Вадим Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

ЗАВОРОЖЁННЫЙ

Резная кость, светильники, пергамент,

Луна, созвездья, инструменты, розы,

Ноль, девять цифр и их метаморфозы

И выверенный Дюрера орнамент -

Я допускаю их существованье.

Был Рим, был Карфаген – песок пустыни,

Вот что потом осталось от твердыни,

Разрушенной мечом до основанья!

Я даже допускаю, что подножье

Столпов земли изгрызли океаны,

Что есть на свете расы, культы, страны,

Есть всё! Есть все! Но это будет ложью.

Осталось только ты, мой злосчастье,

Слепое и безмерное, как счастье.

ПРОТЕЙ

Гребцов Улисса вёсла утомили

Волну цвета вина лишь на закате,

К Протею мысли сами устремили

Себя, чьи формы, словно облака те.

Пастух морских барашков пред людьми ли

Являл дар прорицанья? Их искать и

Им в уши говорить, чтобы спрямили

Пути свои, как гром на небоскате?

Герой, что знать грядущее дерзает,

Вместо Протея видит льва, костёр да

Всё что угодно! Длань ко мне простёр, да?

Стану водой, в воде что исчезает.

Единый и премногий человече,

С Протеем из Египта ищешь встречи?

ВТОРОЙ ВАРИАНТ ПРОТЕЯ

Таясь среди песчинок боязливых,

Беспамятный Протей извечно множит

Непостоянство сущего: он может

Быть берегом в приливах и отливах,

Быть камнем, ветром, деревом. Второе,

Что может или мог Протей – провидеть

Грядущее, заведомо предвидеть

Коварство афинян и гибель Трои.

Захваченный врасплох, любой личиной

Он тут же обернётся: сном, химерой,

Огнём и вихрем, тигром и пантерой

Или водой, в воде не различимой.

Так знай: ты тоже соткан из летящих

Мгновений, но уже не настоящих.

НЕВЕДОМОЕ

Луна не сознаёт себя луною,

Песок – песком. Явленьям безразлично

Их назначенье. Сущее безлично.

Вода всего лишь названа водою.

Фигуры не имеют никакого

Значения вне шахматного поля

И игроков. А вдруг и наша воля

Есть только тайный инструмент Другого?

Его нельзя постигнуть. Вера в Бога

Здесь не поможет. Существует мера,

Которую не преступает вера.

Ущербны мысли и мольба убога.

Быть может, цель близка, но неужели

Я лишь стрела, не видящая цели?

ЭДИПОВА ЗАГАДКА

О четырёх ногах он в час рассвета,

Двуногий днём, а вечером трёхногий.

Кто этот зверь, единый и премногий?

От смертных сфинкс ждал верного ответа.

Мы есть Эдип. Он, к зеркалу прильнувший,

Есть тот, кто разгадал в отображенье

Египетского монстра – отраженье

Своей судьбы, его не обманувшей.

В эдиповой загадке как в кошмаре

Плодятся формы триединой твари,

Сплошной и непрерывной как мгновенье.

Ваятель этой формы многоликой

Нам ниспослал из милости великой

Спасительный, бесценный дар забвенья.

ЗЕРКАЛА

Я, заглянувший в ужас отражений,

Не только тех, которые застыли

В пространстве за стеклом под слоем пыли

Коростой ледовитых отложений,

Но и в живую гладь, что подражает

Лазури, этой бездне вертикальной,

Чьё колыханье в пропасти зеркальной

Полёт обратный птицы отражает,

И в неподвижность чёрного гранита,

Где мраморная белая колонна

Отбрасывает в вечность монотонно

Свой контур зыбкий, розами увита,

Так, в сполохах полуночной зарницы

У зеркала курящий нелюдимо,

Смотрю, сощурясь, как сквозь толщу дыма

Двойник мой верный сам в себя глядится.

Все зеркала, что мир наш отражают

В согласии с каким-то древним пактом,

Тем, что сравним с одним двуполым актом,

Всё сущее плодят и умножают.

Таинственное зеркало от века,

Словно магнит, влечёт к себе и манит.

Его поверхность иногда туманит

Предсмертное дыханье человека.

Нас поджидает зеркало! Коль скоро

Ты видишь в нём своё отображенье,

Уже ты не один, есть отраженье,

Есть странный театр зеркального актёра.

Весь этот мир обратный обитаем,

В сетях его сложнейшей паутины

Мы, словно фантастичные раввины,

Справа-налево пишем и читаем.

Не ведая, что он – лишь наважденье,

Злодействовал правитель Эльсинора,

Но был разоблачён игрой актёра

И понял, что не будет пробужденья.

Мы часто видим сны, но отраженья,

Они повсюду, о кошмар зеркальный,

Репертуар постылый и банальный,

Всё тех же лиц всё те же отраженья.

Творец вселенной, и я верю в это,

Так создал мир, что всё в нём неслучайно.

В гармонии вещей пребудет тайна.

Что мрак – для сна, то зеркало – для света.

Бог создал сон, в котором всё возможно,

И зеркало, чей долг – отображенье,

Дабы ты знал, ты есть лишь отраженье,

Ты есть ничто. И это так тревожно.

ТЫ

Один, только один человек жил, один человек умер на земле.

Обратное утверждение есть статистическая несуразность, сумма неслагаемых.

Не менее невозможная, чем запах дождя, приплюсованный к сновиденью, случившемуся позавчера ночью.

Человек этот – Улисс, Авель, Каин, первый человек, давший имена созвездиям, человек, сложивший первую пирамиду, человек, начертавший гексаграммы Книги Перемен,

Кузнец, испещривший рунами меч Хенгиста, лучник Эйнар Тамберскельвер, король Людовик Лев, книжный торговец, родивший Самуэля Джонсона, садовник Вольтера, Дарвин на палубе "Бигля", а со временем ты и я.

Один человек пал под Илионом, под Метавром, под Хастингсом, под Аустерлицем, под Трафальгаром, под Геттисбергом.

Один человек умер в больницах, в корабельных каютах, в безысходной тоске, в постели у себя дома и от любви.

Один человек видел огромный рассвет.

Один человек ощутил своим нёбом свежесть воды, сочность фруктов и мяса.

Я говорю об одном, о единственном, о бесконечно одиноком человеке.

ФРАГМЕНТЫ АПОКРИФИЧЕСКОГО ЕВАНГЕЛИЯ

3. Горе нищему духом, ибо под землёй пребудет то, что ныне попирает её.

4. Горе плачущему, ибо не отвыкнет уже от жалких стенаний своих.

5. Счастливы знающие, что страдание лавром не венчает себя.

6. Мало быть последним, чтобы стать когда-нибудь первым.

7. Счастлив, не настаивающий на правоте своей, ибо никто не прав либо все правы.

8. Счастливы прощающие ближних своих, счастлив прощающий самого себя.

9. Благословенны кроткие, ибо противятся раздорам.

10. Благословенны не алчущие и не жаждущие правды, ибо ведают, что удел человеческий, злосчастный или счастливый, сотворяется случаем, который непостижим.

11. Благословенны сострадающие, ибо милосердием счастливы, а не упованием, что зачтётся им.

12. Благословенны чистые сердцем, ибо пряма их дорога к Господу.

13. Благословенны изгнанные за правду, ибо правда превыше для них, чем собственный человеческий удел.

14. Ни один человек не есть соль земли, никто, ни одно мгновение жизни своей не был ею и не будет.

15. Пусть догорит светильник и никто не увидит его. Бог увидит.

16. Нет нерушимых заветов, ни тех, что от меня, ни тех, что от пророков.

17. Кто убивает во имя правды или хотя бы верит в свою правоту, не знает вины.

18. Не заслуживает содеянное человеком ни Царствия Небесного, ни геенны огненной.

19. Не испытывай ненависти к врагу, ибо, возненавидев, станешь отчасти уже и врагом его. Никогда твоя ненависть лучше не будет мира в душе твоей.

20. Если соблазняет тебя правая рука, прости её. Вот тело твоё, вот душа и очень трудно, даже невозможно положить границу, которая их разделяет.

24. Не преувеличивай праведность твою. Нет человека, который в течение дня несколько раз не солгал бы, ведая, что творит.

25. Не клянись, ибо всякая клятва высокопарна.

26. Противься злу, но без страха и гнева. Ударившему тебя по щеке можешь подставить и другую, лишь бы при этом ты не испытывал страха.

27. Я не говорю ни о мести, ни о прощении. Забвение – вот единственная месть и единственное прощение.

28. Делать доброе врагу могут и праведники, что не очень трудно, любить его – удел ангелов, не людей.

29. Делать доброе врагу могут есть лучший способ тешить в себе гордыню.

30. Не собирай себе золота на земле, ибо золото порождает праздность, а праздность есть источник печали и отвращения.

31. Думай, что другие правы или будут правы, а если правда не за тобой, себя не вини.

32. Господь превосходит милостью людей, мерит их иною мерою.

33. Дай святыню псам, кинь жемчуг свой перед свиньями. Всему воздай, что положено.

34. Ищи ради счастья искать, а не находить…

39. Врата выбирают входящего, не человек.

40. Не суди о дереве по плодам, а о человеке по делам. Могут быть лучшие и худшие.

41. Ничто не строится на камне, всё на песке, но долг человека строить, как если бы камнем был песок.

47. Счастлив независтливый бедняк, счастлив незаносчивый богач.

48. Счастливы сильные духом, без страха выбирающие путь, без страха принимающие славу.

49. Счастливы запечатлевшие в памяти слова Вергилия и Христа, коих свет озаряет их дни.

50. Счастливы любящие и любимые и те, кто может обойтись без любви.

51. Счастливы счастливые.
В ЛАБИРИНТЕ

О, ужас! Эти каменные сети

И Зевсу не распутать. Измождённый,

Бреду сквозь лабиринт. Я осуждённый.

На бесконечно-длинном парапете

Застыла пыль. Прямые галереи,

Измеренные долгими шагами,

Секретными свиваются кругами

Вокруг истекших лет. Хочу быстрее

Идти, но только падаю. И снова

Мне чудятся в сгущающемся мраке

То жуткие светящиеся зраки,

То рёв звериный. Или эхо рёва.

Бреду. За поворотом, в отдаленье,

Быть может, затаился наготове

Тот, кто так долго жаждал свежей крови,

Я столь же долго жажду избавленья.

Мы оба ищем встречи. Как и прежде,

Я верю этой меркнущей надежде.

ЛАБИРИНТ

Мир – лабиринт. Ни выхода, ни входа,

Ни центра нет в чудовищном застенке.

Ты здесь бредёшь сквозь узкие простенки

На ощупь, в темноте, и нет исхода.

Напрасно ждёшь, что путь твой сам собою,

Когда он вновь заставит сделать выбор,

Который вновь заставит сделать выбор,

Закончится. Ты осуждён судьбою.

Вдоль бесконечных каменных отростков

Двуногий бык, роняя клочья пены,

Чей вид приводит в ужас эти стены,

Как ты, блуждает в чаще перекрёстков.

Бреду сквозь лабиринт, уже не веря,

Что повстречаю в нём хотя бы зверя.

ХРАНИТЕЛЬ СВИТКОВ

Там есть сады, монастыри, уставы

Монастырей, прямые лады и

Слова прямые – пой, как соловьи!

Только не все очистили уста вы.

Есть 64 гексаграммы,

Есть ритуал – единственно, что

Знать должно в поднебесной всем как то,

Без чего прах, носимый по ветрам мы.

Он – неба Императора и доблесть,

И облаченье, ясный чей покой

Мир отразил, как зеркало. Рукой

Коснувшись, пыль сотри с него – есть проблесть?

Должны плодоносить поля с садами,

И как верны потоку берега,

Так верно, что наскочит на врага

Единорог за срам свой со стыдами.

Вселенной сокровенные законы,

Гармония всей тьмы вещей вокруг

Сокрыта в книгах, свитки же, мой друг,

Со мной хранят небесные драконы.

Нахлынувшие с севера монголы

На маленьких гривастых лошадях

Свели на нет – увы! что делать? ах! -

Все меры Сына неба. Земли голы.

В кострах горят деревья вековые,

Безумец мёртв и тот, умом кто здрав.

Убит привратник. Он-то чем не прав?

Все женщины от них едва живые.

Орда пошла на юг. Зверей коварней,

Свиней невинней. Утром прадед мой

Спас книги. В башне долго можно с тьмой

Бороться… О, эпохи цвет досвинней!

Нет дней в моих очах. Так много полок

И так мало лет жизни… Сон, как пыль.

Чем обмануться? Миф ли в свитке, быль,

Весь день сижу я в башне, свет где долог.

И то правда: жить лучше, не читая.

А утешаю я себя лишь тем,

Что для того, кто видел их тьму тем,

Всё с вымыслом слилось. Блажу, мечтая!

Как в грёзе вспоминаю, чем был город

Прежде орды и чем он стал теперь.

Затворник я дверенеотоперь.

Периный пух мечом зачем-то вспорот…

Кто запретит мне грезить, что однажды

Я вникну в суть вещей и нанесу

Рукою знаки, как гроза росу,

Которая избавит дол от жажды?

Моё имя Шианг, хранитель свитков,

Возможно что последних, ибо нет

Вестей – что с Сыном неба? Звёзд-планет

Дитя от крепких спит, небось, напитков…

ШАХМАТЫ
1

В своём уединенье шахматисты

Передвигают медленно фигуры,

Задумавшись, как римские авгуры…

Два вражьих цвета в ненависти исты!

Глубинными решеньями цветисты

Ходы: проворен конь, неспешны туры,

Ферзь всевооружён, царь строит… чуры (!)

Уклончив офицер, злы пехотисты.

Но даже если игроков не станет,

Быть архетип игры не перестанет.

Война с Востока, где звезда истечна,

На запад перекинулась. Настанет

Финал лишь партии, которая конечна,

А не игры, что – как другая! – вечна.

2

Царь слаб, нагл офицер, зело кровава

Царица, зато пешка – полиглот.

На чёрно-белом поле кашалот

Разинул пасть и крокодил зеваво.

Не ведают, что наперво-сперваво

Просчитаны ходы тех, чей оплот -

Коварство. Есть алмазный светолот,

Высвечивающий то что скрываво.

Только не ты ли Игрока другого

Орудие? Омара дорогого

Здесь вспомянём, его сравненье – мы

Для Бога то же, что для нас фигуры

На шахматной доске. Не балагуры

Над партией сидят до самой тьмы!

ИСКУССТВО ПОЭЗИИ

Глядеться в реку, что течёт, как время,

И вспоминать, что времена суть реки,

Знать, что мы убываем, словно реки

И наши лица изменяет время.

А бодрствованье – то же сновиденье,

Что мнит себя проснувшимся. Плоть смерти

Страшится, а она подобна смерти,

Которая зовётся "сновиденье".

Во дне, году ли видеть просто символ

Дней человека и его лет жизни.

Из оскорбленья нас годами жизни

Поэзию извлечь, молву и символ.

Увидеть в смерти сон, зарю заката,

Ржавеющее золото. Сложенье

Стихов бессмертно и стихосложенье -

Это заря рассвета и заката.

Порой во тьме лицо глядится наше

В себя из глубины своей зеркальной.

Искусство глубине этой зеркальной

Подобно, где лицо глядится наше.

Улисс, увидев после стольких странствий

Зелёную и влажную Итаку,

Расплакался. Поэзия Итаку

Напоминает после многих странствий,

А также бесконечное теченье

Воды непостоянной, и миг тот же

Не повторим по-Гераклиту: тот же

Он и другой, как вечности теченье.

ПРЕДЕЛЫ

Из улочек, что углубляют Запад,

Одна, а вот какая, я не знаю,

Увидена мной – слепоты внезап ад! -

В последний раз – во сне ли? – вспоминаю,

Пред Тем смиренный, Кто назначил нормы

И строгую таинственную меру

Вещам, теням и снам, чьи зыбки формы,

Что ткёт и распускает по примеру

Жены Улисса наша жизнь. Всему есть

Предел, цена, последний раз и больше

Впредь никогда, но тризну по кому есть

В том доме, что хранит память всех дольше?

Через хрусталик мутный уже утро

И через в ряду книг зиянье грани

Центральной бриллианта – "Камасутра"

Там не стоит! – считать мне капли в кране.

На Юге не одна во двор калитка

С террасами, что сложены из камня

И тутами запретна мне. Улитка

Не захрустит: "Мой дом не из песка!" мня.

Есть двери, что закроются навеки,

И зеркало, что тщетно поджидает,

И перекрёсток есть, что в человеке

Четвероликий Янус наблюдает.

Одно среди твоих воспоминаний

Потеряно уже непоправимо -

Ты не увидишь, жертва препинаний,

Светила, что водой остановимо.

Не повторишь того, сказал что розам

И соловьям Омар Хаям, слагая

Стихи назло изгнавшим рифму прозам.

Другое время и страна другая…

Залива гладь, куда впадает Рона,

И всё моё вчера какое ныне

Вернёт мне? Карфаген не без урона

С лица земли стёрт Римом и вечны не

Твердыни… Шуму утра я внимаю

И голоса прохожих различаю.

Разлуку со смиреньем принимаю

С любимыми. Без Борхеса скучаю.

КОМПАС

Все вещи языка слова суть, где

Некто ли, Нечто, ночь и день, слагает

Абракадабру – мира излагает

Историю, но смысл какой в труде?

Я, ты, он, Карфаген, Рим, вечный-де

Преходят. Криптограмму постигает

Кто, если всё случайность постигает?

И Вавилон написан на воде.

За словом то, чему названья нету,

Чьей тени притяжение во мне ту

Иглу задело, что светла, легка,

Как стрелка циферблата или птица,

Летящая во сне. Вдруг очутиться

За окоёмом, нет где нас пока.

ПОЭТ ХIII ВЕКА

В безвестного сонета черновик,

Который всем другим уже преддверит,

Он смотрит и глазам своим не верит -

Как бриллиант попал в мой грязевик?

Царь-случай срифмовать его подвиг

Катрены и терцеты. Достоверит

Открытие: канон не числозверит!

Гром соловьиный вписан в грановик!

Посмеет кто назвать строй стоп шаблоном?

Каким неимоверным Аполлоном

Он вдохновлён, открывший архетип?

Жадный кристалл, который заключает

Все дни и ночи, взор любой отчает.

Твой лабиринт, Дедал? Твой сфинкс, Эдип?

ГОЛЕМ

Коль скоро (утверждает грек в Кратиле)

Имя есть вещи архетип и буквы

Розы цветок содержат, знать чубуквы

Ты накурился, той, что в крокодиле.

А сочетанье гласных и согласных

Содержит имя страшное, чья сущность

Шифрует Бога. Имени присущность

Вещей первична – много ль несогласных?

Так учит каббала. Адам и звёзды

В саду имя то знали, пока порча

Греха их не разъела и лиц корча

Морщины оставляет, как борозды.

Искусства и наивность человека

Безмерны, и мы знаем: народ Бога

Искал имя, что пагубогубого,

Носитель чей имел бы чело века.

История моя – про грех на праге,

Над коим не владычествует автор,

Для книжечки названия избрав тор.

Иуда Лев раввином был из Праги.

Желая знать, что Бог один лишь знает,

Иуда Лев через перестановку

Букв в именах и их рекомпоновку

Нашёл имя, язык что препинает,

Так страшно оно. Меч, Врата в нём, Эхо,

Гость и Хозяин, и Дворец. То имя

Над куклом прошептать, надежду имя,

Решился он отнюдь не ради смеха.

У симулякра приоткрылось веко

И он увидел мир, цветной и разный.

Див встал, шаг первый сделав несуразный,

И тотчас же ходить стал человеко.

Со временем увидел (как и все мы),

Что он в сетях До, После, Вчера, Ныне,

Право и Лево. Как рабы, верны не

Названья, денотанты – слуги семы.

Иуда Лев, за чудищем смотревший,

Прозвал своё творенье кличкой "Голем",

О чём поведал агиограф Схолем,

В трудах своих весьма поднаторевший.

Как рэбэ объяснял мироустройство:

"Твоя нога, моя. Это – ширинка".

Из рыбы как последняя икринка,

Из синагоги вылетело ройство…

Была ли это в графике ошибка

Или в произнесении святого

Имени, только не было готово

Созданье говорить, тупое шибко.

Было в глазах его нечто собачье,

Нет, даже не собачье, но взгляд вещи

Следил за рэбэ пристально, зловеще.

Таким должно быть Вия очебачье.

Весьма ущербным получился Голем,

Так что при его виде кот раввина

Прочь убегал, как если бы кровина

Ублюдка была в смеси с алкоголем.

К творцу своему длани простирая,

Копируя его Творцу моленья,

Руками Голем расточал хваленья

С тупой улыбой: "Рэбэ! Твой икра я!"

Хоть с нежностью глядел, но и со страхом

Раввин на своё детище: "Откуда

Этот сын трудный, пища чья – сок уда,

Столь набожен, безжизненным быв прахом?

Зачем к серии символов несметной

Ещё один добавлен и в напрасной

Путанице явлений нитью красной

Вплетено чудо явью столь заметной?"

В час, скудный светом грех, тот что на праге

Лежит, есть претыканий всем податель.

Кто скажет нам, что чувствовал Создатель,

Взирая на раввина, что из Праги?

ДРУГОЙ

В первом из своих – строка не хила! -

Бронзовых гекзаметров, взывает

К пылкой музе грек: свет одевает

В пурпур, а потом – про гнев Ахилла.

Ведал он, что Некто освещает

Ищущим лучом души потёмки.

Веет там, где хочет чадо тёмки,

И что осенит, то освящает.

Если ты предызбран, испытает

Каждого особо грозный Некто:

Мильтона – стен мраком (вот он мне кто),

Ссылкою Сервантес прирастает.

Что Его – металл, и букв есть память.

Наше же, как шлак, будет стопа мять.

ЗЕРКАЛУ

Что, зеркало, опять подстерегаешь?

Зачем двойник таинственный мне вторит

И вновь навстречу путь во мраке торит,

А ты ему явиться помогаешь?

Что, снова меня взглядом постигаешь,

Который вопросительно риторит:

"Тот ли ты Борхес, бойко тараторит

Который так?" Умолкнуть предлагаешь?

В углах уж амальгамою облезно,

А всё число предметов умножаешь.

Я знаю, что меня ты отражаешь

Как прежде, и слепым быть бесполезно.

Когда умру, копировать ты будешь

Других и быстро Борхеса забудешь.

ЗЕРКАЛО

С детства я зеркал боялся, веря,

Что лицо чужое вдруг покажет

Или же, бездушное, накажет

Маской мертвеца с печатью зверя

На челе, публично достоверя

То, о чём не каждый и расскажет,

Смелости набравшись, чем докажет,

Что у ада есть как бы предверя.

А ещё боялся я, что время

Потечёт в обратном направленье

И пространства будет искривленье -

Не гляди в зерцальное смотремя!

Видит Бог и видят теперь люди

То, что не смешно в старом верблюде.

В ПАМЯТЬ АНЖЕЛИКИ

Сколько возможных вновь и вновь рождений

Бог этой бедной маленькой усопшей

Назначил! Здесь же сколько у особ шей

Столько химер, сказал отец дваждений.

Когда умру, то прошлого не станет,

А с ней ещё не ставшее погибло.

Померкло для неё небоогибло,

День звёздами оплакан, что настанет.

Я умер, как она, для бесконечных

Несбывшихся событий, царь чей – случай.

Из глубины юдольных злополучий

Ко Господу взываю: из венечных

Венцом дел добрых кто как Анжелика?

К добру она стремилась недвулико.

КОТУ

Столь зеркала как ты не молчаливы

И не столь тайно утро приключений,

Красив тигро-пантерый зверь влечений,

И от любви к нему с ума сошли вы.

В силу какого вышних сил декрета

Уму не постижимого должны мы

Искать тебя ночами? А иными

Делами, воплощение секрета,

Когда нам заниматься? Благосклонен

Хребет твой к нашей ласке от дней давних

Настолько, что не вникнуть никогда в них -

Столп нёбный ещё не был свавилонен!

Из времени другого ты, из сферы

Эзотеричной, сон как про новь эры.