Текст книги "«Гремя огнем». Танковый взвод из будущего"

Автор книги: Вадим Полищук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ГЛАВА 4

– Есть что-нибудь интересное?

Капитан Кондратьев по диагонали пробежал «Вестник маньчжурских армий», прошуршал бумагой, переворачивая лист, и передал газету Сергею:

– Ничего существенного, можешь сам взглянуть. Новостей о Цусиме ждали со дня на день, но пока ничего, кроме мелких происшествий и сообщений о перестрелках с японцами, в единственной регулярно доступной прессе не было. За неимением официальной информации армия питалась слухами. Прибывающие эшелоны выплескивали на Маньчжурские предгорья все новые и новые части, солдат, орудия, лошадей, повозки. Время от времени солдатский телеграф приносил весть о предстоящем наступлении. Стоянки войск оживали, начальство устраивало смотры, проверяло лошадей, артиллеристы вкручивали в шрапнели дистанционные трубки. Через день-два тот же источник приносил опровержение, и все опять замирало.

А пока в связи с отсутствием нормальных карт местности, начальство гоняло офицеров на маршрутные съемки. Поскольку капитан Кондратьев по-прежнему был приписан к штабу четвертого корпуса, запрягли его по полной программе. Дело несложное: проехать до места по определенному маршруту, по дороге записать названия населенных пунктов, занести на бумагу встретившиеся по пути реки, мосты, леса. Расстояния определялись по часам и скорости лошадиного аллюра. По параллельному маршруту на удалении три-четыре километра следовала другая партия, и так далее. Точность такой съемки была плюс-минус лапоть, но все лучше, чем вообще ничего.

Дело было не хитрое, вот Кондратьев и предложил лейтенанту Иванову составить компанию в этих поездках. Пришлось Сергею осваивать новый вид транспорта, хорошо хоть, кобылу ему подобрали смирную и уже в почтенном, по лошадиным меркам, возрасте. Но все равно из первых съемок танкист возвращался с отбитой о лошадиную спину задницей, даже седло не спасало. Да и сейчас, не попав в такт хода лошади, неудачно соприкоснулся с седлом и болезненно поморщился.

– Это тебе не танк, – заметил ехавший справа Кондратьев, – так что терпи, лейтенант.

С некоторых пор они перешли на «ты», капитан генерального штаба Российской императорской армии и лейтенант-танкист Красной Армии. Сергей покосился на ехавших позади казаков – эти с детства к седлу привычные, им такая поездка все равно что детская забава, а он страдает.

– Нет, в танке все же как-то проще.

– Только голову беречь надо, – подхватил капитан.

Съемщики выехали на развилку дорог.

– Сколько?

Иванов поднял к глазам часы на запястье левой руки, оттянул рукав шинели:

– Шестнадцать минут.

Капитан сделал пометки на листе бумаги и аккуратно убрал его в полевую сумку.

– Едем дальше. Ты, кстати, хорошо продвинулся в верховой езде. Надо будет еще фехтованием заняться и танцами…

– Чем? Танцами?!

– Да, да. И этикет подучить тоже. Без этого русскому офицеру никуда. Здесь, в Маньчжурии, не до танцев, но война-то скоро закончится, пора определяться.

– Мне еще никто к царю на службу пойти не предлагал, а если предложат, то я еще подумаю.

– Предложат, – усмехнулся капитан, – можешь не сомневаться. А насчет подумать… Что ты еще умеешь делать, кроме как танковым взводом командовать?

Сергей задумался. А в самом деле, что? Школа, училище, фронт. Ни профессии, ни высшего или хотя бы среднего специального образования.

– Например, я мог бы пойти учиться.

– А аттестат у тебя есть? – разрушил его планы Кондратьев. – К тому же в твоей школе латынь и Закон Божий не изучали. Да и кто тебя с такими знаниями в голове из-под контроля отпустит? Уж не наши жандармы точно. В армии же тебя контролировать проще, а в случае чего и приказать можно. Загонят в какой-нибудь дальний гарнизон, куда Макар телят не гонял, от социалистов и иностранцев подальше, и будешь армейскую лямку тянуть.

– А взвод?

– А что взвод? За вами всеми пригляд нужен, да и ценных специалистов среди вас хватает. Думаю, соберут всех в одной части, тебя и Мирошкина аттестуют в офицеры, остальных на сверхсрочную. Я уже и рапорт подготовил, предлагаю создать экспериментальную танковую роту.

– Трех танков на роту не хватит. А назвать ее лучше автомобильной или тракторной. И с точки зрения секретности лучше, и материальную часть найти проще.

Подумав буквально пару секунд, капитан согласно кивнул.

– Здравая мысль, до тех пор, когда мы получим что-либо способное двигаться и стрелять одновременно, можно готовить водителей тракторов и автомобилей.

– Только во взводе не все к работе с техникой пригодны. Да и в армии остаться тоже согласятся не все.

Ответ на этот вопрос у Кондратьева был подготовлен.

– Конюхи и огородники в армии тоже нужны. А что касается «не согласятся»… Кому они здесь нужны? Родственники их знать не знают, и сомневаюсь, что знать захотят. Денег у них нет, образования нет, жить им негде. А в армии они будут на всем готовом, заниматься привычным делом, да и платят сверхсрочникам неплохо.

– Хочешь, чтобы я донес до взвода это предложение?

– Да, лучше будет, если солдаты услышат это от тебя. И давай-ка этот овражек отметим.

Кондратьев полез в свою сумку за бумагой, Сергей автоматически, мысли были совсем о другом, бросил взгляд на часы.

– Четыре минуты.

Капитан сделал отметку и вернулся к прежней теме:

– Ну так что, пойдете ко мне в роту субалтерном?

– Подумать надо, – осторожно ответил Сергей. – Да и роты еще нет.

«Да и будет ли, еще неизвестно». Но эту мысль лейтенант озвучивать не стал, предпочел перевести разговор на другую тему:

– Надеюсь, та деревенька конечный пункт нашей съемки?

– Я тоже надеюсь, – откликнулся Кондратьев.

Вскоре всадники остановились у крайних фанз.

Получив приказ, казаки шустро прочесали брошенные фанзы и притащили полуглухого и полуслепого старика. Капитан попытался узнать у него название деревни.

– Шима пуцза – дзяо ши маминза?

Старик только качал головой и твердил одно слово:

– Путунда.

«Путунда» означает не понимаю. В начале съемок некоторые офицеры принимали этот ответ за название деревни. Так на листах съемки появлялись «Путунда 1-я», «Путунда 2-я» или «Путунда большая» и «Путунда малая». От старика толком ничего не добились, и его пришлось отпустить. Обратно возвращались другим маршрутом. Сергей думал о будущем, механически отмечая прошедшее время, Кондратьев решил его не отвлекать, лейтенанту предстояло принять важное решение, может быть, самое важное в своей жизни.

– Да не ори ты, младшой, – одернул не в меру разошедшегося Мирошкина Ерофеев. – Тут глоткой не возьмешь, тут думать надо.

Младший лейтенант хотел было одернуть обнаглевшего сержанта, но не рискнул. Оба были в одинаковых солдатских шинелях без погон, к тому же механик почти вдвое старше.

– А без присяги никак? – поинтересовался наводчик Рябов.

– Никак. Где ты видел офицера или сверхсрочника, не принявшего присяги?

Тут опять влез неугомонный Мирошкин:

– Но ведь придется присягать на верность царю, да еще и перед Богом!

– Бога нет, – донеслось откуда-то сзади.

Сергей в дискуссию до поры не влезал, смотрел за реакцией остальных. Кроме Мирошкина и еще пары-тройки солдат, высказавших резкое неприятие, и еще нескольких угрюмо промолчавших, остальные отнеслись к идее устройства своей послевоенной жизни пусть и без энтузиазма, но и без отрицания. Сам он еще окончательно ничего не решил, но и другого приемлемого пути не нашел.

– Есть, нет, какая разница? В семнадцатом царь все равно отречется, – заметил один из пехотинцев.

– А если нет? Если все по-другому пойдет? – это уже радист Малышев.

– В конце концов, товарищи Буденный и Рокоссовский тоже эту присягу принимали, – заметил Ерофеев. – И кому это помешало?

– Никому, – подвел итог Сергей. – Короче, приказывать в этом деле не могу, думайте сами, время еще есть.

– А что будет с теми, кто откажется? – поинтересовался Рябов.

– Не знаю, но думаю, что ничего хорошего. В лучшем случае сошлют куда подальше, чтобы языком не трепал. Все, расходимся.

Сергей поднялся с нар, давая понять, что дискуссия окончена. Идея вброшена в массы, теперь умы должны перебродить, что получится на выходе – увидим.

Сергей осторожно, стараясь не делать лишних движений, сполз с седла, с облегчением вздохнул и с трудом размял ноги. Капитан Кондратьев проделал то же самое, но гораздо легче и не без изящества. Сопровождавшие их казачки слетели со своих лошадок легко и непринужденно. «Кентавры, иху мать», – позавидовал им танкист. Пока штабист ходил сдавать результаты съемки, Сергей привязал обеих лошадей, присел на грубо сколоченную скамейку, вытянул ноги и блаженно расслабил спину. Хорошо! Отдых был внезапно прерван взволнованным Кондратьевым с газетой в руке.

– Цусима, лейтенант, все-таки состоялась!

Забыв о гудящей спине, Иванов вскочил на ноги.

– А результат? Результат какой?

– Японцы понесли огромные потери! Правда, телеграмма о начале сражения между русским и японским флотами очень короткая, подробностей нет. Вот, взгляни.

Капитан протянул Сергею все того же «Вестника». Лейтенант с бешено бьющимся сердцем развернул газету и внимательно изучил скупые телеграфные строчки.

– Насколько я помню, дата начала сражения совпадает, а что касается потерь… Давайте подождем до завтра.

А в голове металась только одна мысль: неужели Цусимской катастрофы удалось избежать и история уже пошла по другому пути? Вечером та часть пакгауза, где располагались танкисты, напоминала растревоженный улей. Из попавших в девятьсот пятый год про это поражение России знали почти все, кое-кто и произведение Новикова-Прибоя прочитать успел. Основной вопрос был тот же – удалось избежать поражения или хотя бы катастрофических потерь? И если удалось, то куда история пойдет дальше? Угомонились ближе к полуночи, так ничего и не решив, оставалось ждать новых известий.

Следующий день ясности не внес. Газету из штаба привез Кондратьев. По его лицу решительно невозможно было понять, хорошие новости или плохие. «Вестник» тут же пошел по рукам.

– Наши крейсера соединились с Владивостокским отрядом… Сражение продолжается… Тяжелые потери с обеих сторон.

Теперь уже с обеих сторон, и опять никакой конкретики, гадай как хочешь. Гадали долго, до хрипоты, но сторонников нашей победы со вчерашнего вечера заметно поубавилось, надеялись хотя бы на ничью.

– Просто не хотят говорить всю правду сразу, – высказал свое мнение Сергей, – вот и выдают известия по частям.

К сожалению, он оказался прав, полностью масштаб катастрофы стал ясен только через неделю. Никаких надежд не осталось, дальнейшую бессмысленность сидения на Сыпингайских позициях начали понимать даже самые темные солдаты. В пакгаузе воцарилось уныние, только Мирошкин еще продолжал горячиться:

– Ни хрена эти царские адмиралы не могут! Ведь все, все знали, где, когда, какими силами, и так обделаться!

– Сомневаюсь, что до Рожественского хоть что-нибудь дошло, – высказал свое предположение Сергей.

– Значит, вся система сгнила, если ничего исправить не может!

– Вот с этим трудно не согласиться, – резюмировал лейтенант, – однако наших проблем это не решает, скорее, наоборот.

Горечь Цусимского поражения была неожиданно приукрашена прибытием капитана Леруа с неизменным фотоаппаратом, двумя новомодными пишущими машинками в футлярах и предлагавшимися к ним барышнями со своим обширным багажом. Барышни были милы, юны и непосредственны, чем вызвали живейший интерес со стороны немногочисленного местного офицерства. Собственно, любое существо соответствующего пола было обречено на повышенное внимание, и не только носителей золотых погон. Дефицит женского пола был дичайший, а европеек в радиусе десятка верст не было вовсе. Хотя некоторые штабные ухитрились выписать себе жен и воевали с комфортом.

Представлением девиц местному обществу занялся, естественно, штабист.

– Господа офицеры, разрешите представить, Варвара Николаевна Ладыжинская.

Варенька – милая сероглазая девушка, явно имела малороссийские корни. Бежевое пальто подчеркивало тонкую талию и впечатляющий бюст. Мужское воображение тут же бесстыдно норовило представить это богатство без всяких покровов, и, надо сказать, картина получалась весьма соблазнительная.

– А это…

– Лиза, – скромно потупилась настоящая русская красавица, не забыв стрельнуть глазками, оценивая произведенное впечатление.

– Елизавета Андреевна Селиванова, прошу любить и жаловать.

Да-а, тут было, что любить! Русая коса ниже пояса и голубые глаза, в глубине которых можно тонуть бесконечно, причем всю жизнь. И где только капитан нашел таких красавиц? В Харбине, естественно, среди семей служащих КВЖД. А дальше был большой переполох, вызванный бытовым обустройством, ибо в расположении саперной роты размещения лиц противоположного пола никак не предполагалось. Пришлось срочно импровизировать, чтобы разместить девушек хотя бы с минимальным комфортом. Им выделили отдельную фанзу, которую срочно привели в порядок, заколотив выбитые стекла досками и расчистив внутренние помещения от мусора. По такому случаю даже мебель кое-какую нашли. Вот с постельными принадлежностями вышла проблема, но она разрешилась с помощью девичьего багажа. «Знали, куда ехали, практичные барышни», – отметил для себя Сергей.

У всех свободных и не очень свободных от службы саперов тут же нашлись в расположении роты дела. Правда, не наглели, глазели с приличного расстояния, понимая, что мамзели не для их рыла. Но все равно, девушки так трогательно смущались от их внимания, что Петров накрутил хвост ротному фельдфебелю, а тот шуганул зрителей, быстро найдя им занятие, преимущественно требующее огромных затрат физических сил и времени.

Вечером по случаю прибытия и для знакомства в фанзе, где разместили барышень, состоялись посиделки. Поначалу Иванов и Мирошкин от приглашения хотели отказаться, но на них коршуном налетел капитан Леруа:

– Как можно, господа, две столь очаровательные девицы приглашают вас в гости, а вы смеете отказаться? Как старший по званию, я приказываю вам прибыть к девятнадцати ноль ноль и при полном параде!

Эстафету от контрразведчика приняла более бойкая, чем ее подруга, голубоглазая блондинка Лиза:

– И я присоединяюсь к Борису Владимировичу! Нам было бы очень приятно видеть вас, правда, Варя?

– Да, нам было бы очень приятно, – мило покраснела обладательница осиной талии.

В подтверждение своего приглашения Лиза положила свою ручку на левое предплечье Сергея. Нежная, бело-розовая ручка казалась инородным телом на грубом сукне солдатской шинели, и суровое лейтенантское сердце дрогнуло.

– Хорошо, – голос предательски охрип, – мы придем.

Мирошкин, соглашаясь, кивнул.

– Вот и отлично, – засуетился Леруа, – пойдемте, барышни, подготовимся к встрече героев.

Лизина ручка соскользнула с рукава шинели. На мгновение взгляд Сергея встретился с глазами Вари, тут же прикрытыми пушистыми ресницами. Капитан с обеими девицами под ручку, одна справа, вторая слева, вышел из пакгауза.

– Серые.

– Чего? – не поняв, удивился присутствовавший при этой сцене Ерофеев.

– Глаза у нее серые.

– Дурак ты, лейтенант! Какие глаза? Там…

Ладони Иваныча вдвое, как минимум, преувеличили достоинства Варвары Николаевны.

– На себе не показывай! И вообще, прекрати ржать над командиром.

– Ладно, ладно, – механик прокашлялся, рукавом стер с края глаза слезу, – идите уже. Я бы и сам сходил, да меня не пригласили. Только знаешь что, какие-то они…

– Слишком уж милые, – подхватил Сергей.

– Во-во, поэтому смотрите там, здесь вам не тут, и в случае чего война не спишет.

– Ну ты, Ерофеев, скажешь тоже, просто пойдем, посидим, пообщаемся. Все будет пристойно, – пообещал Мирошкин.

Посидели неплохо. Вместо опостылевшей чумизы Варя и Лиза привезли домашние разносолы и даже посуду из Харбина, Леруа выставил три бутылки китайского сливового вина, весьма недурного, кстати. Жаль только, музыки никакой не было. Зато весело щебетали девушки, соловьем заливался Леруа. Петров пытался изображать бравого вояку, но это у него плохо получалось и служило мишенью для острот контрразведчика. Кондратьев и Щербаков больше отмалчивались, вежливо улыбаясь капитанским шуткам.

Сергей чувствовал себя не в своей тарелке. Его усадили как раз между барышнями: справа Варя, слева Лиза.

– Ах, простите!

Варина ручка потянулась к блестящей вилочке (невиданная по местным меркам роскошь) и неловко задела руку Сергея. Слева нос улавливал аромат фиалковых духов, смешанный с чем-то неуловимо женским. Попробуй расслабься в таком окружении, даже слабенькое китайское вино не поможет, танкисты больше к водке привыкли. Или шнапсу.

– Взгляните, господа, я вам тут списочек вопросов приготовил.

Под вечеринку с девочками Леруа ухитрялся еще и служебные вопросы решать. Сергей взял протянутый ему лист желтоватой канцелярской бумаги, правый локоть – ах, простите – задел руку Вари. Вчитался в недлинный список и попытался его осмыслить. Так, пути развития техники. Отдельно по стрелковому оружию, артиллерии, танкам и авиации, именно в таком порядке. О флоте ни слова – видимо, морское начальство к этому списку отношения не имеет. Дальше, ближайшие события в мире, которые могут повлиять на ход истории, тоже понятно. Что характерно, на внутренние дела и намека нет. Или рука жандарма этой бумаги не касалась, или боятся спугнуть, не хотят сразу в эти дела втравливать. Дальше – проще: тактика общевойскового боя и танковых войск.

– Что вы все о делах да о делах, капитан, – выговорила Леруа Лизочка, – мы с Варенькой совсем заскучали. Сергей Николаевич, расскажите что-нибудь интересное. Борис Владимирович говорил, что вы почти всю Европу проехали, даже в Вене побывали! Я так хочу поехать в Вену! И в Париж!

Собираясь на вечеринку, Сергей некоторое время колебался, надевать на гимнастерку погоны и награды или не надевать. Решил пойти как есть, понимая, что на фоне золотых погон русских офицеров и портупей с шашками все равно будет выглядеть бледно. Тем не менее в качестве рассказчика девушка выбрала именно его, ждала чего-нибудь интересненького, что невозможно услышать в глухой китайской провинции ни от местных чиновников, ни от заезжих офицеров.

Сергей посмотрел на Лизу: барышня ждет, остальные тоже притихли, тоже ждут. А он вдруг понял, что ему нечего им рассказать, особенно этим милым провинциальным девицам. Рассказать про зенитные башни, серым бетоном изуродовавшие облик красивого старого города? Или как ревущее соляровое пламя милосердно заглушает крики сгорающих заживо танкистов? Или как детонация боекомплекта срывает с «тридцатьчетверки» многотонную башню? Нет, пусть и дальше живет в блаженном неведении, что в мире бывают такие вещи. А больше-то и рассказывать нечего, до войны была жизнь как жизнь, ничего особенного.

– Простите, Елизавета Андреевна, рассказчик из меня никакой.

И тут его неожиданно выручил Мирошкин:

– А вот у нас в училище случай интересный был…

Рассказ младшего лейтенанта Сергей слушать не стал, ему вдруг стало как-то неуютно между двумя чистенькими, надушенными барышнями, захотелось выйти на прохладный вечерний воздух, рвануть ворот гимнастерки и вдохнуть полной грудью. А потом вернуться в провонявший солдатскими портянками и табачным дымом пакгауз. Там, среди «мазуты», он свой, а здесь, в этом обществе, – чужой, лишний. Даже Мирошкин, несущий какую-то чушь, вроде отдалился.

Но беспокоить барышень Сергей не решился, налил себе почти полную кружку китайского пойла и в три глотка осушил ее, поставил на стол и поймал на себе удивленный, даже чуть осуждающий взгляд Варвары Николаевны. А ему жаль только было, что в кружке не водка. Сделал вид, что слушает Мирошкина, и с трудом досидел до конца рассказа. Спас лейтенанта Щербаков, прапорщик первым поднялся из-за стола:

– Прошу меня простить, но мне завтра ранним утром в Гунчжулин.

Воспользовавшись моментом, следом встал Сергей:

– Я тоже, пожалуй, пойду.

– Куда вы так рано? Посидите с нами еще, – возмутились обе барышни.

Сергей остался непреклонен. Из фанзы вышли одновременно с прапорщиком и направились к пакгаузу.

– Почему сбежали, Сергей Николаевич?

– Душно как-то, да и на съемку завтра.

– Капитан тоже завтра на съемку едет, однако он выспаться успеет.

В темноте лейтенант не мог увидеть усмешки на лице прапорщика, но интонацию понял. Возле пакгауза их окликнул часовой. Станция со всех сторон окружена биваками русских войск, и бандиты сюда уже давно не совались, но служба есть служба. Здесь они и разошлись.

– Чего так рано, лейтенант?

– Да-а, – отмахнулся Сергей, – скучно там.

– А младшому, стало быть, весело? – ехидно поинтересовался наводчик Рябов.

– Вернется – спросишь.

– Что-то ты рано от девок сбегать начал, – влез Ерофеев.

– Иваныч, отстань!

Поняв, что командир не в духе, отстали. Мирошкин вернулся приблизительно через час после Сергея. Последними, церемонно расцеловав барышням ручки и не посрамив репутации выпускников Академии Генштаба, фанзу покинули капитаны Леруа и Кондратьев. По дороге, воспользовавшись уединением, обсудили текущие дела.

– Как прошел разговор с этим лейтенантом?

– Можно сказать, хорошо. Мое предложение он воспринял без истерики.

– Наше предложение, – поправил сослуживца Леруа.

– Наше, – согласился Кондратьев. – Кстати, зря ты к нему так относишься, Иванов не так прост, как может показаться. Похоже, твою сегодняшнюю игру он раскусил.

– Нашу, ты в этом тоже участвуешь. А этому губошлепу Лизочка, видимо, вскружила голову.

– Похоже. А ведь когда Иванов передал наше, – Кондратьев сделал акцент на последнем слове, – предложение взводу, Мирошкин орал громче всех.

– У всех есть слабые места. А как отреагировали остальные?

– Нормально. Конечно, пошумели немного, но большинство, думаю, согласятся, хотя человека три-четыре могут отказаться.

– Три-четыре – не страшно.

– Иванов предложил назвать роту не танковой, а тракторной или автомобильной. Пока танков не будет…

– Я думаю, их вообще не будет, – перебил увлекшегося Кондратьева более прагматичный Леруа. – Вряд ли в ближайшее время мы сможем сделать что-нибудь подобное.

– Подобное – нет, – согласился Кондратьев, – но сможем сделать танк на базе нашей техники. К тому же прогресс не стоит на месте.

– Анатолий, возможности нашей промышленности ты знаешь не хуже меня.

– Но ты обещал поддержать мое предложение.

– Раз обещал, поддержу. И барон поддержит. Тракторная тяга для артиллерии и автомобильный транспорт русской армии нужны не меньше, чем танки, для которых на сегодняшний день разве что только броня проблемой не будет, а всего остального и в помине нет. И не надувайся, Анатолий, даже твой лейтенант это тоже понимает.

– Поживем – увидим.

Леруа предпочел уйти от этой темы и перевел разговор на менее скользкую:

– Завтра едешь на съемку?

– Да. Иванов остается в твоем распоряжении, только он этого пока не знает.

– Ничего, заодно сюрприз ему будет. Ну вот мы и пришли.

Возле пакгауза маячила одинокая тень часового с поблескивавшей в лунном свете иглой штыка над плечом.

– Боевой машиной командует ее командир.

Диктовать приходилось медленно, в паре «Ундервуд» – пишбарышня сдерживающим скорость печати фактором была именно госпожа Ладыжинская. Вот опять вскинула свои серые глазищи.

– Не так быстро, Сергей, я за вами не успеваю.

– Хорошо, Варвара Николаевна, я постараюсь помедленнее. Командир подразделения боевых машин одновременно является командиром своей боевой машины…

Леруа, сволочь, с утра всю душу вымотал, лучше бы с Кондратьевым на съемку поехал! Лучше весь день в седле трястись, чем под чаек с этим капитаном беседовать. Все в душу норовил залезть, гад, да только не обломилось ему. Потом распределил машинисток, Мирошкину досталась Лиза, а ему – Варя, и умотал обратно в свой Гунчжулин. Сергей с трудом оторвал взгляд от идеально ровного пробора темно-русых волос.

– Командиром строевой, транспортной и специальной машины является…

На кой черт предкам нужен Боевой устав Бронетанковых и механизированных войск Красной Армии образца сорок четвертого года? Еще и войск-то таких нет, но хотели – получите. Неизвестно только, насколько он будет соответствовать реалиям предстоящей войны, техника-то совсем другая. А еще духи эти с мысли сбивают… Так, на чем я там остановился? Задавшись этим вопросом, Сергей вдруг поймал на себе взгляд серых глаз машинистки и понял, что молчит уже непозволительно долго.

– Извините, Варвара Николаевна, на чем мы остановились?

– Транспортной и специальной машины является…

– …старший по званию из лиц, едущих на машине, – подхватил фразу лейтенант.

Девушка опять застучала пальчиками по клавишам машинки, та отозвалась звонким цоканьем отбиваемых литер. Было видно, что профессию эту Варвара освоила совсем недавно. А за тонкой перегородкой машинка почему-то затихла, слышны только голоса Мирошкина и Елизаветы, перекур устроили и просто треплются.

– Сергей, а вы сегодня вечером очень заняты?

Лейтенант едва не поперхнулся очередной фразой, которую готовился произнести. С ходу едва не ляпнул «ничего особенного», но вовремя успел прикусить язык. Еще пара секунд потребовалась на осмысление вопроса и поиск нужного ответа. Чего-чего, а столь откровенного приглашения на свидание от этой в строгости воспитанной провинциальной барышни он никак не ожидал, вот и растерялся.

– Да, очень. Надо будет танкам профилактику траков сделать, а то заржаветь могут.

Варенька разочарованно вздохнула, Сергей с трудом отвел глаза, чтобы не смотреть на колыхнувшиеся под лиловым жакетом выпуклости.

– Давайте продолжим. При отсутствии в числе едущих лиц…

Отойдя за спину склонившейся над «Ундервудом» Варвары, Сергей еще раз внимательно рассмотрел девушку. Интересно, она у капитана на жалованье или добровольная помощница? А вторая машинка за перегородкой по-прежнему молчала.

Вечером в пакгаузе Сергей появился один.

– А Мирошкин где? – поинтересовался Ерофеев.

– Занят он.

– Понятно, – усмехнулся механик. – Ох, чую, окрутит его эта Лизка.

– Эта может, – согласился лейтенант.

А ведь действительно может, надо бы предупредить парня, а то влипнет в историю. Мирошкин вернулся ближе к полуночи. Сергей отвел его в сторону:

– Ты там поосторожнее со своей Елизаветой, не иначе, этих барышень нам контрразведка подставляет.

Сам будучи еще юношей, пусть и рано попавшим и повзрослевшим на войне, с этой областью человеческих взаимоотношений Сергей еще практически не сталкивался. Нельзя влюбленному пацану такие вещи о предмете его страсти в лоб говорить! Ну и нарвался, конечно.

– А может, ты просто ревнуешь, что она не тебя выбрала?

Тут бы Сергею притормозить, но он не сдержался:

– Дурак, это не она, а капитан Леруа тебя выбрал! Ему расколоть нас надо, вот он ее под тебя и подкладывает.

– Не смей, – взвился Мирошкин. – Она не такая! Слышишь? Не такая!

Только тут Иванов понял, как все зашло далеко и младшему лейтенанту профилактику траков делать поздно, коррозию уже не остановить. Крохотный островок советского взвода не сможет уцелеть в бурных волнах моря Российской империи, его просто смоет. Пришла пора договариваться с сильными мира сего.

– Ты меня еще на дуэль вызови, твое благородие!

Пока Мирошкин переваривал ответ лейтенанта, Сергей развернулся и решительно направился к фанзе, в которой квартировал капитан Кондратьев. Уже в спину прилетел весьма обидный ответ очухавшегося младшего лейтенанта, Иванов с трудом удержался от того, чтобы не ответить, только ускорил шаг.

Капитан уже завалился спать. Сергей несколько раз грохнул кулаком в хлипкую дощатую дверь, прежде чем она отворилась. Кондратьев предстал перед ним белеющим в тусклом свете свечи исподним. В левой руке он держал свечу, в правой – наган.

– Что-то случилось?

– Случилось, завтра мы едем в Гунчжулин.

Капитан мушкой револьвера почесал успевшую со вчерашнего дня отрасти щетину на правой щеке. Заодно оценил решительность настроя лейтенанта.

– Как я понимаю, настроены вы категорично и эта поездка не обсуждается.

– Не обсуждается, – подтвердил Сергей.

– Хорошо, завтра поедем.

– Извините за вторжение, капитан.

Выехали после завтрака в сопровождении двух казаков, конвой и охрана в одном лице. Хотя бежать некуда, а опасаться некого: кругом масса войск, мышь не проскочит. Движение существенно сдерживала запряженная единственной лошадкой повозка, ротный артельщик воспользовался случаем и увязался с офицерами в Гунчжулин, там продовольствие для приварка купить можно подешевле.

Вообще ротное хозяйство поручика Петрова вызвало у лейтенанта Иванова немалое удивление, поскольку в корне отличалось от порядков, принятых в Красной Армии. Во-первых, оно было полностью автономным. В роте готовили пищу, сами пекли хлеб и выдавали солдатам прочие виды довольствия. Сам поручик был полновластным управителем своего хозяйства, и никто – ни батальонный командир, ни полковой – в хозяйственные дела роты не вмешивался, за все отвечал Петров. Во-вторых, отличалась структура командования. Субалтерн-офицеры, единственным из которых был призванный из запаса прапорщик Щербаков, взводами не командовали, они являлись младшими офицерами роты. Командиром взвода был унтер-офицер. Ротный фельдфебель, в отличие от советского старшины, прямого отношения к хозяйству роты не имел и никакой ответственности за него не нес. Он выступал лишь в роли наблюдателя и контролера. Ротным имуществом занимался каптенармус, а оружием роты – его помощник.

Но наибольшее удивление вызывала должность артельщика. Прежде всего, она была выборной на срок полгода. Причем в выборах артельщика участвовали все солдаты и унтер-офицеры, кроме фельдфебеля, каптенармуса и прежнего артельщика. О такой демократии в Красной Армии никто и помыслить не смел. А суммы в распоряжение артельщика попадали немалые, особенно если смотреть с позиции обычного солдата, получавшего в месяц двадцать две с половиной копейки.

В Гунчжулине с помощью Кондратьева Сергею удалось добиться почти невозможного: Куропаткину о них доложили, но в приеме генералом было отказано.

– Их превосходительство занят, – вежливо, но непреклонно отрезал лощеный поручик.

Пришлось покинуть штабной вагон.

– Как я понимаю, к Линевичу идти бесполезно?

– Правильно понимаешь, – подтвердил догадку Кондратьев.

– А где квартирует этот ваш барон?

Оказалось, тут же, в штабном поезде. Подполковник устроился с комфортом, штабной вагон – не китайская фанза и не грязный пакгауз. Даже жену в Маньчжурию выписал и воевал со всеми удобствами. Винекен принял их в тесноте служебного купе, Леруа, непосредственно курировавший потомков, также присутствовал.

Разговор не заладился с самого начала, стремление лейтенанта Иванова сохранить взвод как единое целое натолкнулось на глухую стену. Оба контрразведчика понимали силу своих позиций и на уступки идти не желали. Минут через сорок Сергей сорвался и выдвинул ультиматум: