Текст книги "От Москвы до Бреста (СИ)"

Автор книги: Вадим Розанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

   ВИРУС-2

   ОТ МОСКВЫ ДО БРЕСТА

   Этот теплый сентябрьский день начинался отвратительно. Первым номером в списке встреч Ильина в это утро стоял человек, с которым он предпочел бы вообще дел не иметь. Посетитель владел в области целой сетью текстильных предприятий. Весной он сумел очень во время сориентироваться и наладить производство дефицита – масок разных видов, защитных костюмов и прочей одноразовой медицинской утвари, спрос на которую тогда подскочил до небес.

   Именно с ним Ильину и пришлось тогда договариваться о поставках всего этого добра для больниц области – это было чуть ли не первое его самостоятельное действие на посту вице-губернатора. Дело было давнее, но запомнилось надолго.

   Поскольку большая часть продукции шла в Москву, которую вопрос цены ну совсем не напрягал, то «Ткач», как про себя называл его Ильин, так уж и быть был готов снизойти до проблем родной области и потребную квоту выделил, но вот цены... Заломил от души, скинув с «московской» цены лишь процентов 20. Ильин, в представлении которого в такой ситуации следовало бы все же, как говориться, «не борзеть», попытался воззвать к местному патриотизму собеседника и надавить, но в результате получил прямо в лоб:

   – Странно такое от Вас слышать, – внешний респект собеседника полностью аннигилировала суть его слов, – ну уберу я еще процентов 30, но ведь это будут уже Ваши 30 процентов! Накладные расходы никуда не денутся, налоги заплатить надо, себе я уж, так и быть, оставлю самый минимум, но Вам-то я должен положенное отдать!

   – Мне?!

   – Да мне все равно кому: Вам лично, брату Вашему, кому другому – властям нашим губернским, одним словом. Порядок есть порядок, хотя согласен: с учетом особой ситуации размер этой «благодарности» можно и уменьшить слегка.

   Ильин тогда уцепился за эту мысль, разговор о ценах на медицинские расходники свернул и вечером пришел с этим делом к брату Александру. Обострять не стал, но дал понять четко: он такими делами заниматься не будет.

   Тот слушал молча, и молчание это затянулось. Сидели в кабинете Александра. Он к этому моменту оставался врио губернатора – выборы должны были состояться только в сентябре, а до него было еще ох как далеко. В отличие от кабинетов всех вице-губернаторов, которые выходили окнами на площадь перед зданием администрации и смотрели прямо в спину пятиметровой статуи вождя – классическая шутка еще с советских времен: за спиной Ильича спрятались, кабинет губера выходил окнами во внутренний двор обкома, извините, здания администрации. Было в его блоке и помещение для приемов с окнами на площадь, но вот кабинет... как-то понадежнее с видом во двор. Руководство областью-губернией не терпит суеты. Кстати, это не у них в губернии придумали. Кабинет Генерального секретаря на Старой площади окнами выходит в узкий проезд между зданиями Администрации. Тоже совсем никакого вида нет.

   Что-то про себя обдумав, Александр нажал кнопку селектора:

   – Меня сегодня больше нет ни для кого, – сказал он секретарю, – Ну, если только из Москвы... А так, все. Да, и пусть чаю нам принесут. И бутербродов можно. Пригодятся.

   После этого достал из бара бутылку коньяку и жестом предложил Ильину пересесть в кресла в углу кабинета. Это было уже странно. Горячка в последние дни была такая, что большинство вопросов решались не то что в креслах, а вообще на ходу. Часто и к столу совещаний посетители не присаживались.

   Дождавшись буфетчицы с чаем, бутербродами и прочим и устроившись, наконец, по-человечески, Александр плеснул в рюмки коньяк и жестом предложил выпить. Он вообще был странно немногословен, видно готовился к серьезному разговору. Так и получилось.

   – Я так и думал, что рано или поздно нам с тобой придется говорить на эту тему, да сам видишь, все не до того было. Я правильно понимаю, что ты брать ничего не хочешь? И, если можно, объясни почему? Ясно, что ты не нуждаешься, но устроился-то вполне скромно квартира съемная и совсем не роскошная, хотя семья у вас, по нашим меркам, более, чем состоятельная.

   – Сам видишь, что семья у меня теперь новая образуется. Пока развода не оформляли, и на многое из имущества я не претендую, но дело не в этом. Вот ты спросил, буду ли я брать. Деньги – никогда и ни под каким видом. Это для меня вопрос принципа. Подарки в разумных пределах – на праздники или день рождения корзину с деликатесами и выпивкой – можно. Все равно все сразу уйдет друзьям, коллегам, нужным людям или на стол пойдет. Спросишь, почему так? Профессиональная школа, наверное. И жизненный опыт. Случалось видеть, как люди давали слабину, только вот в нашем деле это плохо кончалось, вплоть до стенки.

   – Ого? Даже так?

   – Знаешь, был у меня еще в институте знакомый. Сам волгарь. Типичный русак, как с плаката. Детина под два метра, белобрысый, улыбка – Голливуд отдыхает. И не без талантов был, большие надежды подавал. А потом зацепили на мелочи в командировке. И все. Стенкой кончил.

   – Это у вас так круто было?

   – Нет, он по соседней линии пошел. Но и потом тоже, были случаи. В том числе и с нашими. Так что ты меня понял.Но уж если такой разговор пошел. Мои взгляды – они мои. Навязывать их никому не буду. У вас тут своя жизнь. Просто избавь меня от этого. Да и вам удобнее будет.

   – Понял. Но, скажи, все же, мне просто интересно. Неужели готов довольствоваться зарплатой? И соблазнов нет? Ведь столько всего интересного есть сейчас.

   – Как тебе объяснить... Соблазны? Какие? Часы дорогущие? Авто навороченное? Особняк с прислугой на вашей местной Рублевке? Брюлики для Регины? Знаешь, пошлость все это. Что мужики с миллионными часами, что бабы, которые друг перед другом камнями хвастаются. Особенно здесь, у вас, где зарплата в 20 тысяч уже чуть ли не роскошной считается. Врать не буду – к комфорту привык, но ведь он имеет свои границы, а дальше – уже просто баловство. А расплачиваться за баловство, знаешь, глупость это.

   – Ну, знаешь, мы все то ли под богом, то ли под прокуратурой ходим. Это сейчас чуть ли не правила игры – наличие компромата, за который при нужде тебя быстро оформят. Все к этому уже привыкли. Тут главное, всегда по возможности на нужной стороне оказываться. Разве не так?

   – Так, да не совсем. В принципе, согласен, любой власти всех основных действующих лиц держать на коротком поводке очень выгодно. Больше того, с учетом ее нынешнего профиля она, похоже, именно этим способом управления лучше всего владеет. Но, знаешь, из каждого правила бывают исключения. Мне тут в Москве рассказали про одного знакомого. Жена у него в мясорубку попала. Причем по глупости, по религиозным делам. И дела-то толком не было, но Патриарх возбух, Самого попросил и завертелось. Самое смешное, что группа эта совсем не оппозиционной была, в Донбасс помощь собирала и возила, но ЧеКе ведь всегда было все равно, кого сажать – был бы приказ. А тут приказ ясный и определенный. Так вот, знакомый мой не стерпел. Раскопал все, что мог, и вывалил наружу. Скандала особого не было, но все равно неприятно. Так славно секточку оформляли, и вдруг вас полными идиотами выставляют. Попытались на него наехать, а брать-то его толком и не за что. Нет компромата. Не брал. От слова вообще. И вот ведь как бывает: всю жизнь работаешь на одну репутацию, а потом она и вывезет тебя в трудную минуту.

   – И чем дело кончилось?

   – Да ничем хорошим. Жену посадили, сам он с работы ушел, хотя сидел высоко и крепко. Но ушел сам.

   – Да, повезло по нынешним временам. Ладно, вернемся к нашим делам. Обременять тебя не буду. Честно говоря, твой подход мне даже нравится, и я бы в другой ситуации, может быть, попробовал двинуться в этом направлении. Помнишь, как раньше были почины? Вот так бы и запустил. Но есть одно «но».

   – И какое?

   – А очень простое. Ребята из нашего местного Большого дома. Понимаешь, своих, здесь, в администрации, я, может быть, еще бы и сумел удержать. Или, по крайней мере, ограничить их аппетиты хотя бы на время всей этой канители, но над теми я совсем не властен. А ты думаешь, этот твой «Ткач» им не отстегивает?

   – Да, действительно, война сословий...

   – Это ты о чем?

   – А ты никогда не задумывался, что на самом деле происходит в стране? Ну, если без всей этой пропаганды, криков либералов и сказок про «войну кремлевских башен»?

   – И что же, по-твоему? Классовая борьба, что ли?

   – Нет, классовая борьба тут не причем. С точки зрения классовой теории обе стороны в нашей сегодняшней войне принадлежат к одному и тому же классу – собственников. А вот сословия они представляют разные. С одной стороны, третье сословие, классическая буржуазия, но в новых одеждах. Собственники и созидатели бизнеса. Те, кто после 91-го года вроде бы пришли к власти в стране. А с другой – и в этом глубочайший парадокс – те, кто нанят именно ими, правящим классом, для управления обществом и защиты интересов того самого правящего класса, то есть военно-бюрократическое сословие с упором на органы безопасности. Классическая война сословий – вот, что мы сегодня имеем. И смысл этой войны – максимальный контроль над собственностью, средствами производства, недрами – да всем вообще, что может приносить прибыль. А ваши откаты – мелкие трофеи в этой войне и не более. Основная добыча совсем по-другому выглядит.

   – Дааа, это тебя в твоем МГИМО такому научили?

   – Почему, тебя тоже учили основам такого анализа, если ты на занятиях по политэкономии и марксизму совсем не спал. А схема происходящего мне стала понятна на примере Китая. Там, примерно, тоже самое происходит, но с учетом их восточной специфики.

   – Подожди, а все эти либералы наши тогда кто?

   – Ох, там по-разному. Есть неудачники, которых просто во власть не взяли. Или вылетели из нее, накосячив уже просто выше всякой меры. Но большинство реально отстаивает интересы третьего сословия, пусть даже неосознанно. Думаю, многие на уровне интуиции понимают, что ничего путного тайная полиция в плане управления экономикой сотворить не может. Ей известен только один способ управления всем, чем угодно, – контроль. А бизнес, извини, это, все же, прежде всего творческая свобода.

   – То есть, кончится все это...

   – Однозначно. На коротких временных отрезках военно-бюрократическому сословию иногда удавалось одерживать победу в подобной борьбе, но в историческом плане оно обречено. Хотя в нашем случае агония может затянуться.

   – Это ты что имеешь в виду?

   – Личностные особенности. Ты никогда не задумывался, что является чуть ли ни доминирующим личностным фактором у известной персоны? Нет? Очень просто же и видно – боязнь предательства. Не знаю, что там в основе. Допускаю, что и опыт 91-го года, когда, по идее, вся его служба должна была костьми лечь, защищая режим. Они же для этого и существовали – вооруженный отряд партии! А что получилось? Я вовсе не имею в виду, что таким образом можно было страну спасти, не знаю, боюсь, уже слишком поздно было, но их дело было не рассуждать, а защищать! И сейчас события тех дней, думается мне, довлеют над ним, заставляют искать какие-то гарантии, что такое больше не повторится. Последствия мы с тобой наблюдаем каждый день. Так что можно сколько угодно говорить о поддержке бизнеса, но развитие независимого бизнеса прямо противоречит основному вектору, которому следует наша политика.

   Тогда разговор продолжался еще долго, братья разошлись за полночь. Александр сдержал свое слово, и Ильину не приходилось заниматься сомнительными делами. Работы и так хватало. Администратором он был опытным, людей чувствовал хорошо, с широкой публикой умел разговаривать – спокойно, уважительно, с аргументами.

   Но вот сейчас предстоял новый разговор с «Ткачем». Начавшийся учебный год, да и вообще осенний сезон был чреват сюрпризами. Резервы кое-какие у губернской медицины имелись, но надо было договориться о возможных дополнительных поставках в случае осложнения ситуации.Да и кто назвал ее простой? Официально «короновирусный штаб» отчитывался о числе заболевших как весьма умеренном, но хитрость состояла в том, что статистика в отношении умерших на этот счет как бы «утроилась». Медики считали по диагнозам – и выходило одно, статистики – по превышению усредненных годовых показателей – и выходило в три раза больше, а областная администрация на основе этих показателей изобретала для регулярных докладов в Администрацию что-то свое, держа при этом в уме и крайне неблагоприятный возрастной состав населения области – умирали-то, в основном, старики, и желание получить кое-какие дополнительные средства для медицины, и многое другое.

   Отдельной темой стояли выборы. Серьезных соперников на пост губернатора у Александра не было – он бы может и не побоялся с кем-нибудь пободаться по-настоящему, но Москва не одобрила и всех потенциально опасных кандидатов заранее предупредили: не лезьте! Дело было в другом. Надо было обеспечить пусть не выдающийся, но приличный результат. Чтобы и явка была, и большинство достаточно убедительное. А какие тут явка и результат, если все население области – и сельское, и городское – стройными рядами отправится в единый день голосования копать картошку.

   Сколько уже вспоминали в русской провинции тихим добрым словом того великого государственного деятеля, который на голубом глазу заявил, что ко второму воскресенью сентября все сельские работы бывают закончены и можно отдаться всей душой процессу выборов. Чувствуется, человек с большим жизненным опытом...

   Так вот, «Ткач», на предприятиях которого в области работало тысяч десять народу накануне выборов откровенно банковал. Как уж он там со своими трудящимися договаривается насчет уборки картофеля, Ильин и знать не желал, но Александр отдельно просил его проявить в отношении сегодняшнего собеседника максимум респекта – оно того стоило. Голоса были нужны.

   Третий вопрос, по мнению Ильина, был вообще из разряда идиотских. Дело в том, что к концу лета их губернский центр охватило какое-то дурацкое поветрие – народ начал массово носить майки с перечеркнутым нулем. Цвета, оформление и прочие детали менялись, но суть оставалась все той же и всем была прекрасно понятна. Руководство губернии и силовики рвали и метали, а что сделаешь? Вроде, и нет ничего неприличного. Дошло до того, что как-то вечером, вернувшись домой, Ильин увидел такую майку и на Регине. Проследив за его взглядом, она с энтузиазмом пояснила:

   – Извини, твоего размера не было. Разбирают сразу. Но обещали, что завтра еще подвезут. Тебе какого цвета брать?

   Александр из-за всего этого даже собрал у себя узкое совещание с участием силовиков и Ильина. Тот, к своему удивлению, очень скоро понял, что больше всего всех участников волновал вопрос, как бы эта зараза не перекинулась в соседние области, а уж соседи тогда сразу доложат в Москву, откуда это все взялось. Полиция, вроде бы, была готова пресекать, но кивала на прокурора, который хмурил брови и никак не мог подобрать подходящую статью. Ильину все это крайне не понравилось, и он обрисовал присутствующим перспективу судебного процесса, на который подтянутся адвокаты и правозащитники из Москвы, что там до нее езды-то.

   – Вот тогда уж точно прогремим на всю страну! – закончил он свое выступление.

   Местный безопасный начальник, который до этого больше отмалчивался и хмурил брови, после этого вкрадчиво заметил:

   – Вообще нам удалось установить, что продукцию по большей части шью на местных фабриках. Может, надавить на производителя?

   «-Как же, установили они, – подумал про себя Ильин, – там на этикетке все написано – сам вчера видел».

   Идею поддержали. А как же иначе? Решили давить на производителя и торговлю. А производителем был тот самый «Ткач»... Что уж он там думал об обнулении – кто его знает, но майки уходили как горячие пирожки.

   И вот об этом теперь тоже предстояло разговаривать.

   Настроение, может быть, и было бы получше, но из головы не шел вчерашний – практически ночной – разговор с сыновьями. Они с семьями оставались в Австрии. Анну там и похоронили. На похороны Ильин не попал – и границы были закрыты, да и сам он в этот момент лежал в больнице под аппаратом ИВЛ. Ситуацию с Региной Ильин не скрывал. Сыновья вроде бы все и понимали, но отчуждение определенное возникло. Еще больше оно стало после открытия дела о наследстве. Конечно, в компании Анны были свои адвокаты, но выяснилось, что в области наследственного права они не очень, и предпочтительнее обращаться к специалистам. Пошли рассуждения о целесообразности применения разных режимов к личному имуществу и различным бизнесам, которых у Анны оказалось столько, что Ильин и со счету сбился. Да еще все в разных странах, а коммуникация нормальная нарушена. Сыновья, вроде, и не возражали против того, чтобы Ильин всем этим занимался, но просили все значимые решения согласовывать с ними. Окончательного решения пока не было. Общую сумму наследства он даже прикидывать боялся, а вот все эти многочисленные адвокаты уже все давно посчитали и никак не могли понять, почему их клиент даже не хочет приехать в Москву, да и зачем ему теперь это вице-губернаторство вообще.

   Как раз накануне, завершив разговор с сыновьями, Ильин вспомнил рассказ деда о том, как в первые послевоенные годы на него вдруг упало небольшое наследство из-за границы. Семья тогда жила трудно, а дед, старшие братья которого в гражданскую явно оказались не на той стороне, к тому же всего боялся. Отвоевав самые тяжелые военные годы, он реально считал наступившую мирную жизнь чуть ли не более опасной. А тут вызывают его в «Инюрколлегию» и говорят, что его отец, управлявший до революции крупной табачной плантацией на Кубани, был, оказывается, застрахован в бельгийской компании и теперь, после его смерти, она готова эту страховку выплатить. Дед сходу попытался от всего отказаться, но ему вежливо объяснили, что государству нужна валюта, а ему что-то там какими-то бонами выдадут. Конечно, если он все бумаги правильно подпишет. Куда же деваться, все подписал, да и боны лишними не оказались. Кое-что из продуктов на них купили, когда дочка заболела.

   А тут все решай сам, причем, судя по тому, как множилось число юристов, обеспечивающих процесс, результат мог оказаться если и не таким же, как у деда, но не особо от него отличающимся. Основную массу наследства Ильин собирался в любом случае передать сыновьям.

   И вот, когда секретарша Ильина доложила ему о приходе «Ткача», он уже даже успел встать из-за стола и натянуть на лицо самую доброжелательную улыбку, вдруг зазвонил телефон прямой связи с секретариатом Александра. Ильина просили немедленно подойти туда, поскольку его срочно вызывали на телефонный разговор с Москвой по «ВЧ». Пришлось на ходу извиниться перед «Ткачем» и пообещать созвониться с ним сразу же после того, как удастся разобраться с Москвой. Похоже, и тому не так уж и хотелось личного общения, а объяснение было вполне приемлемым.

   Ходу до секретариата губернатора идти Ильину было всего минут пять, по дороге он успел сломать голову, кому и что от него могло понадобиться. Принципиальные вопросы столица всегда решала с Александром. Выборы? Это, вообще, чисто его тема. Было странно, что секретарь не объяснила, кто вызывает его к телефону.

   Аппарат «ВЧ» стоял в секретариате в отдельной комнате, туда же выходили линии связи с военными и УВД, по которым можно было выходить напрямую и на их отдельные подразделения. Помещение, обычно, было закрыто, а на столе у секретаря была отдельная тревожная лампочка, которая зажигалась, когда проходил звонок по «ВЧ». Строго говоря, аппарат должен был стоять у самого губернатора и налицо было определенное нарушение правил, но прежний губернатор потребовал сделать именно так, поясняя, что он, таким образом, получает пару минут, чтобы приготовиться к разговору. Пока он дойдет до «связной» комнаты успеет настроиться на разговор. А на все упреки отвечал, что принимать звонки по «ВЧ» надо всегда, даже когда его нет на месте, а делать из своего кабинета проходной двор, чтобы туда кто-то заходил в его отсутствие, он не желает.

   Ильина сначала такие заморочки немного удивляли, а потом он привык, убедившись, что жизнь в провинции вообще очень отличается от того стандарта, который с завидным постоянством пытались писать в Москве.

   Пройдя в губернаторский блок, он кивнул секретарю и направился в уже открытую дверь связной комнаты. Как раз и новый звонок аппарат «ВЧ» раздался.

   Сняв трубку, Ильин к своему удивлению услышал характерный говор старого знакомого, одного из руководителей МИДа. Первые же слова собеседника удивили его еще больше.

   – Привет! Ну, что собираешься? Когда ждать тебя? А то нам надо бумаги срочно запускать.

   – Добрый день, – машинально ответил Ильин, – извини, что и куда ты запускать собрался?

   – Так тебе еще не звонили из Администрации? А ведь обещали: с самого утра поговорим, и просили побыстрее все оформить! Ну, ладно, тогда я сам коротко. Тебя решили отправить в Брест. Нам дана команда срочно укрепить кадрами все учреждения в Белоруссии, а в тебя с учетом твоего опыта в провинции на Старой площади просто вцепились. Коротко если, идея такая, чтобы в случае нужды ты мог там перехватить бразды правления. Опыта, мол, хватит. А формально, ты, вроде как, переходишь с руководства одним Генконсульством на другое. О своем вице-губернаторстве распространяться не будешь. Все понятно и логично. У предшественника как раз срок командировки истекает. Но задачи перед тобой, как понимаешь, будут ставить другие люди.

   – Это все надо понимать...

   – Да как хочешь, так и понимай. Между нами скажу тебе одно: сейчас никто толком не знает, чем все это кончится. Обстановка меняется каждый день, и даже не потому, что там происходит не пойми что,а поскольку у нас генеральная линия стала уж очень ломанной. Курс больно часто меняется. Того, что там происходит, никто не ждал. А теперь, с одной стороны, искушение подобрать все к своим рукам огромное, и вроде бы, предпосылки для этого есть – без нас батька не удержится, а, с другой, колется. Так что я бы не исключил в будущем никаких вариантов.

   – Ты меня прости, пожалуйста, но зачем мне все это нужно? Думаешь, мне тут забот не хватает? Ты хотя бы представляешь, что мы уже пережили и что еще будет?

   – Кого это волнует. Тут же у нас высокая политика делается! Как там твои китайцы говорят: кризис рождает возможности. Или что-то в этом роде. А о себе подумай. Я не удивлюсь, если твою фамилию – естественно в комплексе с другими вопросами – Самому называли. А он, как известно, больше одного шанса никому и никогда не дает. Готов рискнуть? Смотри, как бы не пожалеть потом. Ты же теперь уже не наша номенклатура, под Администрацией ходишь. В общем, я тебе все сказал, и даже больше, чем надо. И вообще, радуйся, что тебя сейчас не в ОЗХО представителем отправляю. Так что ждем.

   И попрощался.

   Шепча про себя что-то неразборчивое и явно не предназначенное для чужих ушей, Ильин направился в кабинет к губернатору. Секретарь открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, но увидел выражение его лица и счел за лучшее промолчать.

   Глубоко погруженный в свои бумаги, Александр недовольно дернулся на резко открывшуюся дверь, но при виде брата только глубоко вздохнул.

   – Позвонили тебе, все же... Мне вчера намекали, что может так повернуться, но настоятельно просили тебя пока не дергать, поскольку решения наверху еще не было. Значит, определились...

   В кабинет без стука сунулся секретарь.

   – Вас, – обратился он к Ильину, – опять Москва. Там зам главы Администрации. Будет говорить прямо сейчас.

   Дальше понеслось. Переездами и новыми местами Ильина было испугать, но вот поставленные задачи пугали. Строго говоря, место в Бресте было традиционно пенсионерским, и Ильину в нормальных, мирных условиях ну никак не подходило. Ему до такой синекуры предстояло в обычных условиях еще пахать лет десять. Но сейчас желающих озадачить его набралось столько, что неделя в Москве выдалась загруженной под завязку. Как водится, в таких случаях многое говорилось намеками. Как и что будет решаться в Минске, пока не знал никто. Рассуждали о программах максимум и минимум, но в чем они состоят, никто толком сформулировать не мог.Разные люди и службы вкладывали в эти понятия совершенно разные вещи.

   К концу этой недели возникла ясность с датой приезда в Россию Луки, как его, не скрываясь, называли на Старой Площади, и, соответственно, определенности стало еще меньше – все теперь откладывалось в зависимости от результатов предстоящих переговоров. У Ильина вообще сложилось впечатление, что вся аналитическо-прогностическая работа его собеседников и их многочисленные доклады как бы пропадали в какой-то черной дыре там, наверху, и никто толком не знал, какие на ее основе сделаны выводы и приняты решения. Вот, прочитаете потом запись переговоров первых лиц и все поймете.Ему от этого было совсем весело. Поезжай, мол, туда и действуй по обстановке или в соответствии с указаниями, которые мы тебе пришлем. И тогда уж ничему не удивляйся. Вопрос о том, что он сам думает по поводу происходящего в Белоруссии, вообще никого не волновал. Иногда, впрочем, у него возникало впечатление, что личного отношения к этим событиям толком не было и у тех, кто работал на этой кухне.

   В последние выходные перед отъездом к нему приехала Регина. Еще в первый вечер после известия о новой командировке они все взвесили основательно и решили, что хотя бы на пару месяцев она пока задержится в N. Все же успели обрасти кое-каким хозяйством, отчасти держала работа, да и на новом месте еще только предстояло устроиться. Это новые послы приезжают только после отъезда предшественника, генеральным же консулам давалась обычно пара недель на передачу дел, и с учетом срочного характера замены было совсем не очевидно, что Ильина уже ждет в Бресте приличное жилье. Чего он упоминать не стал, так это опасения, что события в соседней стране и, особенно, на ее западной границе могут пойти вразнос, и кто знает, что тогда будет твориться вокруг нашего генерального консульства с учетом обширных планов российских политиков. Регина о возможных опасностях не спрашивала, но, похоже, все понимала и подвела итог коротко:

   – Решай сам. Тебе виднее. Я приеду в любой момент, только дай знать.

   За минувшую неделю в Москве Ильин лишний раз убедился в правильности принятого решения. Люди, с которыми ему пришлось общаться, в большинстве своем склонялись к тому, что мирного выхода из случившегося в соседней стране кризиса нет и быть не может. Если они о чем-то и спорили между собой, то о сроках и масштабах жестких мер, которые предстоит предпринять, чтобы «страна не уплыла на Запад».

   Причину же происходящего они видели в том, что «Лука распустил народ» и вообще оказался слабаком. Слушать все это было жутковато. В белорусских делах Ильин раньше не разбирался совсем, но сводить всю проблему к тлетворному влиянию Запада ему казалось глуповатым. Ясное дело, что и поляки, и прибалты, да и те, кто покрупнее, могли подбросить и подбрасывали копеечку на нужды оппозиции, но Ленина в свое время Ильин штудировал внимательно и понимал, что никакие германские деньги в 17 году не свергли бы власть в России, если бы для этого не существовало внутренних условий. Так было, по его мнению, и во время всех недавних «цветных» революций. Печеньки печеньками, но если народ живет в гармонии с властью и, хотя бы в целом, жизнью доволен, хрен ты его на что поднимешь. Еще и по шее накостыляют так, что надолго запомнишь. А внутренними проблемами противника только дурак не пользуется. Дальше, правда, возникает вопрос, как так вдруг вышло, что у нас чуть ли не вся Европа во врагах оказалась, но, начни Ильин рассуждать на эту тему, его бы явно не поняли.

   Так что дело все больше пахло кровью, и, похоже, немалой. Оставалось только удивляться, как внешне очень благополучную и удобную для жизни страну умудрились довести до подобного состояния умов.

   Теперь, в Москве, прощание выходило грустным. Тяжелое это все-таки для нас, русских, слово Брест.

   Рано утром в понедельник под колеса машины Ильина уже плавно убегал асфальт Минского шоссе.Можно было бы и поездом в СВ, но Ильин решил, что «штатская» машина с обычными российскими номерами может оказаться полезной. Все же дипномера машин генконсульства обычно видны за километр. Да и с вещами меньше мороки – все его сумки и чемоданы легко уместились в объемистом ниссане. К обеду миновал Смоленск, после этого перекусил тем, что Регина собрала в дорогу. Хотелось побыстрее приехать в Минск, где его уже ждали в посольстве.

   На границе немного застрял, но сильно об этом не жалел. Он вообще считал полезным иногда потолкаться в очереди, послушать, о чем говорит народ, а иной раз и выловить какую-то мелочь, которую и устранить то ничего не стоит, да просто в голову никому не приходит. Как ни странно, такие полезные для людей мелочи обычно застревали в памяти и грели душу. На этот раз разговор вертелся вокруг того, как хорошо было до 2017 года, когда легковушки проскакивали границу, вообще не останавливаясь, а тормозили только тяжелые грузовики, и то для весового контроля. Ну, тут дело пахло большой политикой, и Ильин только лишний раз отметил про себя, что не так уж она и безвредна для простого люда.

   Приключения начались уже на белорусской стороне границы.

   Ильин и отъехал-то от нее километров 20, когда его тормознула местная дорожная полиция. Шел он с превышением скорости – дорога просто искушала, но небольшим, и серьезных санкций не ждал, тем более имея в кармане дипломатический паспорт. Действия местных гаишников, однако, удивили. Изучив права и даже не упомянув про превышение скорости, они попросили предъявить паспорт, а, ознакомившись с ним, явно обрадовались и подчеркнуто вежливо вернули со словами:

   – Тут с Вами хотят поговорить.

   Сразу же у водительской двери образовался расторопный молодой человек, который не менее вежливо отрекомендовался как помощник Сурманса:

   – Вы, надеюсь, помните, Вам с ним доводилось встречаться в Шанхае, куда он приезжал еще будучи в должности вице-премьера.

   Хотя в Шанхай и из России, и из Белоруссии приезжала пропасть народу, как раз тот случай Ильин помнил хорошо. На международную выставку тогда приехали и белорусский, и российский вице-премьеры, и в один из вечеров, устав от бесконечных разговоров с китайцами, они втроем хорошо посидели у него в генконсульстве. Дело, в общем-то, обычное, но тот вечер запомнился. Мужики оказались умными, а разговор интересным.