Текст книги "Любимец Бога"

Автор книги: Вадим Тарасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– И что же это за схема?

– Это схема, которую еще восемь лет назад предлагал академик Хохлов и которая Институтом теоретической физики была признана бесперспективной. А наша Служба тогда поверила выводам этого института, и когда мы узнали, что китайцы начали разработку своего гипердвигателя, то подумали, что они идут тем же путем, которым шли мы. И потому плотно не держали руку на их пульсе, а могли бы. Сейчас-то мы все выяснили за неделю. Поэтому я и сомневаюсь в возможностях Института теоретической физики провести объективную экспертизу открытия Хохлова.

В зале заседаний повисла тишина.

– Сергей Петрович, – президент посмотрел на министра иностранных дел, – только вы еще не высказались.

– Ко всему сказанному я хочу только добавить, что научный авторитет академика Хохлова в мировом сообществе весьма высок. – Министр иностранных дел Сергей Петрович Панин говорил бесстрастно, упершись взглядом в экран своего ноутбука.

– А его авторитет никто и не подвергает сомнению, Сергей Петрович. – Не дождавшись, когда закончит Панин, Олег Павлович Крутиков бросился вновь отстаивать свою точку зрения. – Я только говорю, что необходима квалифицированная научная экспертиза его выводов.

Не меняя тона и все так же спокойно глядя в экран, министр иностранных дел продолжал:

– Мой хороший друг, президент Французской академии наук, месье Франсуа Виньон, физик по образованию, недавно в частной беседе сказал, что после того, как Хохлов ушел из Института теоретической физики, посещать сайт этого института ему стало неинтересно.

– Ну и пусть не посещает!

– Мне больше добавить нечего, господин президент. – Панин, наконец оторвавшись от экрана, посмотрел на Орлова, никак не реагируя на последнюю реплику министра стратегических исследований.

И вновь в зале совещаний повисла тишина.

– Так какое же решение мы примем? – наконец прервал ее глава государства.

– А что тут решать? – Министр обороны, зажав в кулаке, словно кастет, свои массивные очки, обвел взглядом всех присутствующих. – Я предлагаю немедленно начать работы по реализации предложений академика Хохлова.

– В реализацию входит разработка гиперпространственного двигателя по схеме Хохлова? – уточнил Кедрин.

– Нет, – тут же отреагировал президент. – Мы должны делать все быстро. И в данном случае мы вполне можем обойтись двигателем Солева-Хейнштейна. Двигатель по схеме Хохлова мы разрабатывать тоже будем, но параллельно. Пилотируемый корабль мы сделаем под уже отлаженный движок. Вам, Олег Павлович, даю два месяца на проработку общей конструкции будущего корабля. В первую очередь меня интересует, во сколько это обойдется. Вам хватит времени, Олег Павлович? – Президент вопросительно посмотрел на министра стратегических исследований.

Тот, раздавленный последней информацией директора Службы безопасности, лишь слабо кивнул головой.

– Отлично. А вам, Вадим Александрович, отводится такой же срок на поиск любимцев Бога. – Теперь президент вопросительно посмотрел на Кедрина.

Директор Службы безопасности молчал, сосредоточенно о чем-то размышляя.

– Отлично, – еще раз произнес Орлов. – После получения от вас предварительных результатов я выношу этот вопрос на Совет Президентов. – Он сделал паузу. – И последнее, что я хотел сказать, прежде чем закрою это совещание, – Президент обвел взглядом всех присутствующих и вновь заговорил, тщательно подбирая слова. – Если верны предположения академика Хохлова насчет разумности гиперпространства и насчет того, что это и есть вместилище Высшего Разума и наш, я подчеркиваю, наш представитель первый туда заглянет, то станет понятным представление наших предков об особенном пути Руси. И если, как говорится, как корабль назовешь, так он и поплывет, то я предлагаю будущий гиперпространственный корабль назвать «Прорыв», а сам проект… – президент на мгновение задумался, – а проект назвать «Пора». Пора человечеству подниматься на новый уровень. Пора Руси выполнять свою историческую роль. Пора ей становиться мировым лидером, в конце концов. Возражений нет?

– Против мирового лидерства? – Короленко улыбнулся. – Никаких!

Все рассмеялись.

– Вот, собственно, и все. Вопросы будут? – Весело посмотрел Орлов на присутствующих.

– Как искать любимца Бога? Сейчас это ключевое звено. – Директор Службы безопасности вопросительно смотрел на президента.

Из личного Архива Президента Объединенной Руси.

Конфиденциально.

Президенту Объединенной Руси

господину Владимиру Сергеевичу Орлову

Служебная записка

Уважаемый Владимир Сергеевич. С удовольствием откликаюсь на Вашу просьбу и привожу основные критерии выбора любимца Бога в рамках программы «Пора».

Прежде всего следует сказать, что удача, везение многими людьми сейчас, а в особенности в древности (наши предки были ближе к Богу – детям легче поверить в чудеса, чем взрослым!) воспринимались как такая же характеристика человека, как, например, мужество, ум и т. д.

Я проанализировал многие случаи различных видов проявления удачливости и везения с точки зрения вероятности наступления таких событий (более полный и всесторонний математический анализ я предлагаю провести в рамках программы «Пора») и пришел к глубокому убеждению, что частота возникновения таких событий при данном количестве населения Земли должна быть намного меньше наблюдаемой. Например, чудесным, невероятным, с точки зрения человека, способом отдельные люди должны были бы избегать неминуемой смерти намного реже, чем зафиксировала история. Отдельный пример. В последнем крупном военном конфликте на Земле – Второй мировой войне – были зафиксированы случаи спасения пилотов после прыжка их со сбитого самолета с нераскрывшимся парашютом. Я примерно подсчитал общее количество вылетов, сделанных за всю войну, количество сбитых самолетов, построил приблизительную модель падения человека с самолета, определил факторы, влияющие на исход падения. Затем определил сочетание и величину тех факторов, при которых возможно спасение. (Все эти данные и методики расчета в приложении к этой записке. При Вашем желании, их могут проверить независимые специалисты.) Мои расчеты показывают, что таких чудесных спасений должно быть максимум три-четыре. Их же, достоверно зафиксированных, было девятнадцать! (К слову сказать, на долю бывшего СССР пришлось четырнадцать таких случаев. На долю союзников – один, у них было сравнительно малое общее количество вылетов. Остальные – Германия. Кстати, еще один повод задуматься над тем, кто вел более справедливую войну и к кому были благосклонны Высшие Силы.) Отсюда можно сделать вывод, что в подсчете вероятности спасения не учитывается еще какой-то фактор. Я утверждаю, что этот фактор – целенаправленное вмешательство в ход событий Силы, способной изменять (по крайней мере в локальный промежуток времени и в локальном объеме пространства) действие известных нам законов. К примеру закон тяготения и (или) физиологию человека. Без введения этого предположения невозможно объяснить, например, спасение английского пилота Николаса Элкимейда, упавшего с нераскрытым парашютом с высоты пять с лишним километров во всего лишь полутораметровый сугроб. Другими словами, в событие вмешался Бог.

Поиски любимцев Бога я предлагаю проводить среди следующих групп:

1. Выживших после аварий или катастроф природного или техногенного характера.

2. Выигравших крупные призы в различного рода лотереях.

3. Выздоровевших после тяжелых болезней, безнадежных с точки зрения медицины.

Количественные критерии отбора (например, какую катастрофу считать чрезвычайно опасной, а какую нет, какой выигрыш считать крупным и т. д.) должны быть уточнены после сбора и обработки всего массива информации по данному вопросу.

При поисках любимцев Бога (господин Президент, я намеренно не ставлю этот термин в кавычки. Я убежден, любимец Бога – это такое же реальное, без всяких условностей понятие, как, например, гениальность!) особое внимание следует обратить на такое понятие, как синхронность событий. Поясню на примере.

5 декабря 1664 года у побережья Уэльса затонул пассажирский корабль. Погибли все члены экипажа и пассажиры, кроме одного. Счастливчика звали Хью Уильямс. Более века спустя, 5 декабря 1785 года, на этом же месте потерпело крушение другое судно. И вновь спасся единственный человек по имени Хью Уильямс. В 1860-м, опять-таки 5 декабря, здесь же пошла ко дну рыбацкая шхуна. В живых остался только один рыбак. Его звали Хью Уильямс!

Для объяснения таких невероятных совпадений знаменитый ученый двадцатого века нобелевский лауреат Вольфганг Паули и не менее знаменитый психолог Карл Густав Юнг ввели понятие синхронности. Юнг, к слову мистик и иррационалист, говорил о том, что совпадения – это маленькие чудеса, которыми космос отвечает на глубинную потребность человеческой психики. Паули, в свою очередь, считал, что никак на первый взгляд не связанные, произвольно совпадающие события на самом деле имеют общую причину, которую невозможно установить из-за несовершенства познания физических законов, правящих миром. И он был прав! Причина, которую и сейчас невозможно распознать из-за нашего незнания еще многих законов мироздания, – это Высшие Силы. Это Бог. По большому счету, феномен синхронности – одно из проявлений Высших Сил, которые помогают человеку сделать правильный выбор в опасной для жизни ситуации.

Я не берусь сейчас объяснить, почему, например, имя Хью Уильямса так привлекательно для Бога. Но если нельзя объяснить явление, его все равно следует учитывать. Поэтому я предлагаю при поиске любимцев Бога обращать внимание на их имена и фамилии. И проверять, не было ли в прошлом чудесных случаев с их однофамильцами. Совпадение по этому критерию – также важный признак в выявлении любимца Бога.

С уважением, академик С. П. ХОХЛОВ

В верхнем правом углу рукой президента красными чернилами было начертано: «В. А. Кедрину. Для создания методики выявления любимцев Бога. Проект „Пора“».

Чуть ниже рукой директора Службы безопасности черными чернилами размашисто выведено: «И. Н. Северскому. Учтите в вашей работе. О результатах доложить 13.08».

Объединенная Русь, Казахстан, г. Ленинск.

Южный ракетный полигон. Площадка №24.

Почти за два года до описываемых событий.

13 августа 2188 года. Четверг.

8.10 по местному времени.

Бетонная полоса уверенно рассекла пополам степь, покрытую желто-бурым ковром отцветших тюльпанов. Этот пестрый ковер лежал до самого горизонта, постепенно сливаясь с голубым ковром неба. На полосе стояла огромная зловеще-черная птица, раскинув треугольные пластины крыльев и опираясь на бетон тремя черными блестящими лапами-колесами. Ее удлиненный, по-хищному острый нос был опущен вниз, словно птица что-то вынюхивала на земле. Сильный весенний ветер безжалостно сек черную поверхность птицы твердой, как крупа, пылью. Все, кроме неугомонного ветра, казалось безжизненным – и эта будто вымершая желто-красная степь, и серая бетонная полоса, и черная птица на ней. Но это только казалось. Внутри птицы бурлила жизнь. Миллионы электрических сигналов метались по ее обширному телу, проникая в самые потаенные уголки. Вот и сейчас неслышимый и невидимый сигнал окатил птицу, чтобы тут же раздаться внутри нее человеческим голосом:

– «Пчела-один», «Пчела-один», я «Улей». Объявляю готовность номер один.

– «Улей». Я «Пчела-один». Вас понял. Готовность номер один. – Человек, сидящий внутри «птицы», ткнул пальцем одну из многочисленных кнопок, усеявших пульт управления.

Тут же на лобовом стекле «птицы», а точнее, стратегического ракетоплана «Х-3» замигал красными буквами транспарант: «Внимание! Включена готовность № 1». Надпись продолжала мигать, а ниже, сменяя друг друга со скоростью на пределе восприятия человеческим мозгом, вспыхивали: «Гироскопы разогнаны», «Турбина маршевого двигателя выведена на предварительную ступень», «Снята третья ступень предохранения энергетической установки». Бесстрастная электроника ракетоплана спокойно ожидала, когда наберется функционал готовности. Вот ее электронный мозг зафиксировал успешное выполнение последней операции: «Автономная система жизнеобеспечения включена» и тут же, неукоснительно повинуясь вбитой в него программе, высветил: «Готовность № 1 набрана. Ракетоплан к полету готов».

– «Улей». Я «Пчела-один». Готовность номер один набрана. К полету готовы.

– «Пчела-один». Я «Улей». Центральный наземный компьютер сбоев не обнаружил. Вылет разрешаю.

И уже не таким официальным тоном прозвучало:

– Счастливого полета, «Пчелы».

– Спасибо, «Улей».

– Ну что, Игорь, полетаем. – Командир ракетоплана «Х-3», мельком скользнув по экрану небольшого монитора, отображавшего спокойное лицо штурмана, сидящего в отдельной кабине позади командирской, взвел красный тумблер.

– А куда мы денемся, Боря?

И в то же мгновение позади ракетоплана вырвался яркий сноп пламени. Ракетоплан вздрогнул и стремительно покатился по бетонной полосе. Экипаж вдавило в спинки сидений. Автоматика работала безупречно. Отследив необходимое количество оборотов колес, она перевела маршевый двигатель в режим форсажа. Сноп пламени стал похож на могучий горизонтальный водопад, который легко сдернул ракетоплан с бетонки и швырнул в небо.

– «Улей». Я «Пчела-один». Разрешите выполнение программы полета.

– «Пчела-один». Я «Улей». Выполнение программы разрешаю.

Ракетоплан, подняв свой нос, круто, оставляя после себя грохот и настоящую вихревую бурю, стал набирать высоту.

– «Улей». Я «Пчела-один». Прошел звуковой барьер.

– «Пчела-один». Я «Улей». Вас понял.

Небосвод перед носом ракетоплана стремительно чернел. Сразу во многих местах прорезались светлячки звезд. Слева из-за горизонта выкатился желтый диск Луны.

– Командир. Есть первая космическая скорость. Мы на орбите.

Внешне ничего не изменилось – большой черный самолет словно на огненном столбе несся в черноте космоса. Но непререкаемые законы небесной механики уже перевели его в реестр искусственных спутников Земли.

– Командир, до расчетной точки сто двадцать секунд. Перевожу реактор в режим ожидания.

– «Пчела-два», тебя понял. Начинай.

Штурман корабля, двадцатичетырехлетний Игорь Восковцев, в своей кабинке уверенно нажал большую черную кнопку. Бортовой компьютер тут же отреагировал на это событие. И в штурманской, и в командирской рубках одновременно вспыхнул транспарант: «Внимание. Включена программа перевода реактора в режим ожидания».

– Командир. Реактор к запуску готов. Но есть небольшие отклонения.

– «Пчела-два». Подробнее.

– Система диагностики сообщает, что первый контур охлаждения вышел на режим с двухсекундным опозданием.

– Но это в норме?

– Не в норме, но допустимо. Иначе автоматика сбросила бы готовность реактора.

– Понял.

– До расчетной точки двадцать пять секунд.

– О'кей, – согласился командир ракетоплана Борис Ковзан и тут же связался с землей: – «Улей». Я «Пчела-один». При переводе реактора на предварительный режим первичный контур охлаждения вышел с двухсекундным опозданием.

– «Пчела-один». Я «Улей». Это мы отследили. Наш центральный компьютер дал добро на продолжение полета.

– Понял. Полет продолжаю.

– Командир. Мы на месте. Все системы корабля в расчетных пределах. Можно отключать маршевый движок.

– «Пчела-два». Понял. Маршевый двигатель выключаю. «Улей» дал добро на продолжение программы. Включай реактор.

– Есть включить реактор.

Повинуясь приказу человека, автоматика выдала несколько коротких импульсов. Одновременно приятным женским голосом зазвучал бортовой компьютер:

– Десять процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

Чуть позже:

– Двадцать процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

«Интересно бы увидеть ту девушку, чей голос озвучивает бортовой комп, – неожиданная мысль посетила командира корабля, – наверное, красивая. И зовут ее уж точно не Маша».

Почему-то все пилоты и штурманы называли бортовые компьютеры своих грозных машин ласковым девичьим именем «Машенька», несмотря на то что электронные мозги у их «Машенек» были под завязку забиты не девичьими грезами и глупостями, а различными сценариями ведения боевых действий, включая применение ядерного оружия.

Это желание, очевидно, поднималось из тех же глубин подсознания, которые заставляли человека присваивать женские имена разрушительным тайфунам. Видимо, ирония также входит в основные инстинкты человека.

– Тридцать процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

«Конечно, красивая. У такого голоса не может быть некрасивой хозяйки».

– Сорок процентов мощности реактора. Все параметры в норме.

Ракетоплан продолжал нестись в пространстве, готовясь к эксперименту – опробованию нового ядерного двигателя.

– Сорок процентов мощности реактора. Все параметры в норме, – не стараясь быть оригинальной, продолжала вещать «Маша».

Борис внимательно наблюдал за растущей синей полосой индикатора.

«Сейчас вытянется во всю длину, и все, парни, начинайте испытания. Два предыдущих закончились неудачей, если всего лишь неудачей считать четыре человеческие жизни».

– Восемьдесят процентов мощности реактора. Все параметры в норме, – ласковым голосом успокоила «Машенька».

Наконец была подведена жирная черта под всей подготовкой к эксперименту.

– Сто процентов мощности реактора. Все параметры в норме. Реактор к переводу в тяговый режим готов. – «Машенька» ненавязчиво предлагала продолжить начатое.

– «Улей». Я «Пчела-один». Реактор к переводу в тяговый режим готов. Разрешите включить тяговый режим.

– «Пчела-один». Я «Улей». Включение тягового режима разрешаю.

Еще раз окинув взглядом приборную доску, командир ракетоплана Борис Ковзан спокойно приказал:

– Давай, Игорь, начинай.

– Есть командир, – тут же прозвучал ответ.

Борис мысленно представил, что сейчас происходит в недрах его корабля. Повинуясь команде, откроются клапана в специальных баках, где под огромным давлением затаился сжиженный углекислый газ. Вырвавшись, он сразу попадет под беспощадные лопатки специальной турбины. Еще более сжатый, он будет безжалостно вброшен в раскаленное чрево ядерного реактора, где, пройдя все круги ада – девять ядерных секций, – раскаленный до десятков тысяч градусов и ободранный до последнего электрона, наконец вырвется на свободу – в холодный, спокойный космос. Вырвется, напоследок лягнув как следует своего мучителя – ядерный реактор, вернее, его сопло. Что в принципе от него и требовалось – получить мощный импульс тяги.

Проектантам ракетного реактора нужно было проскочить, образно говоря, между Сциллой и Харибдой. Реактор должен быть раскален, чтобы хорошенько разогреть проносящийся через него газ, и тот же газ должен забрать тепло, чтобы реактор попросту не расплавился и не взорвался. Правда, были еще два контура охлаждения реактора. Но если процесс пойдет вразнос, они не справятся. Слишком слабы. Ручонками каток не остановишь, особенно если с горки. Предыдущим испытателям не повезло – два экспериментальных ракетоплана взорвались.

«Эх, где б найти такую голубку, которая предсказала бы, как Одиссею, результат эксперимента». Командир просто физически чувствовал, как открываются заиндевелые клапаны и сжиженная углекислота устремляется под лопатки турбин.

Ракетоплан ощутимо вздрогнул и, как застоявшийся конь, рванул вперед. Только вместо победно развевающегося конского хвоста за его кормой вырос другой – огненный.

И вновь откликнулась жизнерадостная «Машенька»:

– Сорок процентов тяги. Все параметры в норме.

– Командир, «Машка» врет. Растет температура первичного контура охлаждения. Но пока в допустимых пределах.

– «Пчела-два». Понял. Продолжаем набор тяги.

– Шестьдесят процентов тяги. Все параметры в норме.

– «Пчела-два». Что там с температурой?

– Почти на верхнем пределе.

– Умеешь ты успокаивать.

– Стараюсь.

– Восемьдесят процентов тяги. Температура первичного контура выше допустимой. Включаю дополнительный насос охлаждения, – бодро сообщила «Маша». И через мгновение, не меняя ласковой интонации, добавила: – Температура первичного контура в аварийном диапазоне. Вывожу реактор в режим холостого хода.

– Командир, «Машка» не успеет. Слишком быстро…

Ракетоплан вздрогнул, раздался треск.

Пилоты практически синхронно ударили по кнопкам аварийного катапультирования. Теперь автоматика состязалась в скорости с волной деформации, разрушения и хаоса, несущейся с хвоста корабля, от реактора.

Мгновение – смята защитная стенка реактора. Специальные ремни притянули пилотов к спинкам кресел.

Еще мгновение – разрушен фюзеляж и взорвались топливные баки. Отстрелились верхние колпаки кабин. Поданы команды на электродетонаторы пирозарядов аварийного катапультирования.

Последнее мгновение – смята задняя стенка штурманской кабины. Кресла с людьми синхронно срываются вверх. Смятый шпангоут успевает чиркнуть по креслу штурмана, отклоняя его траекторию. Точно такой же мощный пирозаряд, который отбросил кресло пилота на несколько сотен метров от разрушающегося ракетоплана, впечатал кресло штурмана в панель управления…

* * *

– «Пчела-два», «Пчела-два». Как слышите? «Пчела-два», «Пчела-два». Игорь, откликнись. – Сидя в своем беспорядочно кувыркающемся кресле, Борис пытался связаться через встроенную в противоперегрузочныи спасательный комбинезон аварийную рацию со своим штурманом. – «Пчела-два», «Пчела-два». Откликнись.

– «Пчела-один». Я «Улей», – с треском помех в шлем ворвалась Земля. – Что случилось? Вы исчезли с локатора.

– «Улей». Я «Пчела-один». Ракетоплан взорвался при тяге восемьдесят процентов. Я катапультировался. «Пчела-два» вроде тоже. Но пока не откликается. Меня сильно кувыркает.

– «Пчела-один». Я «Улей», – после паузы ответила Земля, – включи систему стабилизации кресла.

– Она же рассчитана для работы в атмосфере.

– Пробуй, «Пчела-один». – И после небольшой паузы: – Борись, Борис!

Борис на правом подлокотнике нащупал рычажок и повернул его. Тотчас из-под кресла и по бокам вырвались короткие языки пламени – включились двигатели стабилизации. Беспорядочное мельтешение звезд сменилось медленным вращением.

– «Улей». Я «Пчела-один». Теперь медленно вращаюсь в плоскости орбиты. В системе стабилизации закончилось топливо. Жду дальнейших указаний.

– «Пчела-один». Я «Улей». Мы берем небольшой тайм-аут. Ситуация слишком сложная. Сейчас задействуем спутниковую систему «Навигатор» – попытаемся тебя найти среди обломков ракетоплана. А там посмотрим. Жди.

«Ну что, Боря, отлетался? Кресло до конца не стабилизировано. Кислорода хватит максимум на три часа. Правда, если я раньше не замерзну. И подогрев кресла не поможет. В максимальном режиме подогрева аккумулятор сдохнет через час. На мне все же не скафандр, а спасательный противоперегрузочный комбинезон. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И все равно это лучше, чем живым войти в плотные слои атмосферы и заживо сгореть. Итого, два большущих минуса против одного маленького плюса. Что еще? Плюс – я стал первым человеком, который катапультировался в космосе. Утешает весьма слабо. И у меня будет самая роскошная кремация. Как потом напишут в учебниках: "И его пепел рассеялся над Землей". Это еще меньше утешает. – Притянутый к креслу ремнями человек со скоростью более семи километров в секунду огибал Землю. – Хотя бы кресло стабилизировалось. Тогда можно свое самолюбие напоследок потешить – сижу как на троне, а под ногами вся планета. А так как циркач кручусь у всей Земли на виду. Кстати, они там меня уже вычислили?»

Земля безмолвствовала.

Легкий морозец пробился через комбинезон.

«А я замерзаю быстрее, чем думал. Через два часа буду не живей мороженой свинины. Или говядины. Что не принципиально. Если, конечно, раньше не войду в плотные слои атмосферы и не сгорю. Борись, Борис».

– «Пчела-один». Я «Улей». Как слышишь? – наконец вновь вышла на связь Земля.

– «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу. Чем порадуете?

– Пока, к сожалению, особенно нечем. Твоя аварийная радиостанция работает на средних волнах. Поэтому по радиосигналу привязать тебя сложно. Отобрано шесть объектов примерно одинаковых с тобой размеров. Но понять, какой из них ты, пока невозможно. Вот выйдешь на освещенную сторону Земли, тогда без проблем.

– Извини, «Улей». Но ничем помочь вам не могу. Если даже помашу ручкой.

Прошло двадцать минут после аварии.

Впереди, из-за горизонта, ударили яркие лучи – скоро кресло с Борисом окажется на освещенной стороне Земли.

«О, пожалуй, я не замерзну. Я просто поджарюсь. По-моему, это тот случай, когда мороженая свинина предпочтительней зажаренной отбивной».

– Мы тут экстренно прокачиваем вариант с запуском спасательной ракеты.

– Не надо и прокачивать. У меня тут кислорода, – Борис взглянул на часы, – примерно на два с половиной часа. Если, правда, раньше не поджарюсь. Я примерно через полчаса перейду через терминатор. Но за участие все равно спасибо.

– Не отчаивайся. Не все шансы потеряны. Через полчаса вновь выйдем на связь. – Земля как-то скороговоркой, скомканно произнесла последнюю фразу и отключилась.

«Что ж, я понимаю оператора с Земли. Утешать и подбадривать неизбежного покойника – занятие не из самых приятных. А о каких шести объектах говорил "Улей"? Они должны быть где-то рядом, все с одного места вылетели». Борис закрутил головой во все стороны. Если не считать звезд, Земли и Луны, то ничего нового он не обнаружил.

«Если бы я хотя бы не вращался. Трудно сосредоточиться на одном секторе неба. Хотя если бы даже заметил, что это бы мне дало? А если Игорь жив? Ведь мог у него просто поломаться передатчик? Вполне мог». Борис вновь завертел головой.

Впереди, кажется у самого горизонта, вроде бы что-то блеснуло в лучах солнца.

«Показалось? Да и слишком далеко. Наверное, все же показалось». Как ни поворачивал Борис голову, посмотреть туда, где он увидел отблеск, не получалось. Кресло, совершая оборот, повернулось к тому направлению спинкой. Он ждал томительные две минуты, когда его маленькое кресло-планетка вновь займет нужное положение. И вновь взгляд направлен к горизонту.

«Ничего нет. Значит, все же показалось. Нет, стоп. Надо же смотреть чуть выше и правее созвездия Водолея. Есть! Точно есть! Там точно что-то есть! Но это не может быть обломок ракетоплана. Слишком далеко. Это же пара сотен километров. Тогда это спутник». Мозг мгновенно решил задачку сложности два плюс два.

– «Улей». Я «Пчела-один». Как слышите?

– «Пчела-один». Я «Улей», – тут же откликнулась Земля.

– Прямо впереди себя, у горизонта, наблюдаю спутник. Можете сказать, что это за спутник?

– Через минуту скажем. Ожидай, – чуть взволнованно ответил «Улей».

Кресло не повернулось и на пол-оборота, как поступил ответ.

– «Пчела-один». Я «Улей». Это американская орбитальная станция «Ковчег».

– А я… – неожиданно пересохло в горле, – наши траектории пересекаются?

– Уже считаем. Мы же точно не знаем, где ты. Так что считаем на все шесть объектов.

– Жду.

Вновь на связь Земля вышла через десять минут.

– «Пчела-один». Я «Улей». Как слышишь?

– «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу. Ну что там расчеты? У меня есть шанс?

– Два объекта отпадают сразу. Даже если «Ковчег» попытается совершить маневр, все равно не поможет. Слишком разные орбиты. По остальным четырем объектам пересечение с орбитой «Ковчега» возможно, но последнему необходимо делать маневр. Переходить на более низкую орбиту. У тебя скорость на пару сотен метров больше.

– И что дальше?

– Мы уже вышли на нашего президента. Немного подожди.

Еще долгие десять минут.

– «Пчела-один». Я «Улей». Как слышишь? – Голос Земли нес надежду.

– «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу.

– Состоялся разговор двух президентов. Американцы согласны. Сейчас они будут опускать «Ковчег» пониже. По мере твоего подлета к станции будем корректировать орбиту «Ковчега». Но у них осталось очень мало топлива на борту. На следующей неделе к ним должен прилететь грузовик и дозаправить. Так что… Словом, маневр поможет только одному объекту.

– Все равно спасибо, «Улей»! Я везучий!

– На Земле спасибо скажешь.

Борис находился вниз головой по отношению к Земле, когда «Ковчег» начал маневр. Пилот «Х-3» застал его окончание. Точка на горизонте стала намного ярче – включились двигатели коррекции. Через несколько секунд они отключились.

«Ничего, прорвемся. Я же вправду везучий». Только сейчас Борис осознал, что ему действительно всегда везло в жизни. В голове как-то мгновенно выстроилась цепь событий, несомненно доказывающая – Борис удачливый человек.

– «Пчела-один». Я «Улей».

– «Улей». Я «Пчела-один». Вас слышу.

– Американцы опустили на несколько километров станцию. У них топлива осталось на пять секунд работы. Они его используют, когда ты будешь около них.

– Вас понял, «Улей».

«Если подлетать буду я. А то как бы ребятам не пришлось уворачиваться своим "Ковчегом" от прущего на них обломка "Х-3"».

Прошло еще пятнадцать минут полета. Солнце уже почти высунулось из-за горизонта. По Земле величественной поступью двинулась линия терминатора. Борис включил светофильтры.

«А если бы я не вращался, причем именно так – в плоскости орбиты, я бы до "Ковчега" не долетел. Изжарился. А так, когда солнце жарит мое кресло, я остываю в тени. Нет, точно я везунчик!»

Станция из точки уже превратилась в продолговатую конструкцию, состоящую из нескольких цилиндров разного диаметра. Еще через пятнадцать минут Борис заметил крылья солнечных батарей.

– «Улей». Я «Пчела-один». Как слышите?

– «Пчела-один». Я «Улей». Слышу тебя хорошо.

– Вижу на «Ковчеге» панели солнечных батарей. До него километров двадцать.

– «Пчела-один». Уточни, как ты подлетаешь к станции.

– Чуть снизу. Примерно под углом десять градусов к их орбитальной плоскости.

– Уф! Наверное, это все-таки ты – тот единственный объект. Два объекта сейчас проходят выше станции. Один, как и ты, ниже, но под большим углом. Он пересечет орбиту «Ковчега», когда тот пройдет это место. – Последние слова Земли Борис воспринял чисто автоматически. Он увидел этот объект, который проходил «как и ты, ниже, но под большим углом». Это было кресло Игоря.

– «Пчела-два». «Пчела-два». Игорь, отзовись, – что есть мочи завопил Борис.

– «Пчела-один». Я «Улей». Что случилось?

– Я вижу «Пчелу-два». Чуть ниже и левее меня.

Земля молчала долгих пять секунд.

– «Пчела-один», «Пчела-два» подает признаки жизни?

– Не вижу. Слишком далеко. Километра три до него.

– Три пятьсот. Продолжай наблюдение.

– Какое, к черту, продолжай наблюдение. Он же проскочит мимо станции.

– «Пчела-один», приказываю продолжать наблюдение. – Борис узнал голос руководителя полета.

– Есть продолжать наблюдение.

Через десять минут стало отчетливо видно, что кресло с Игорем раньше пересечет орбиту «Ковчега». Ниже и выше. Сейчас Игорь был в километре от Бориса. Его кресло беспорядочно вращалось – Игорь не включил систему стабилизации. Борис прикинул, что он с Игорем сблизится примерно на пятьсот метров. Не ближе.