Текст книги "Метаморфозы сознания (СИ)"

Автор книги: Вадим Скумбриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Административный центр Мидгарда, 4 июня. Хелена Моргенсен

Эдмунд Келлер слушал внимательно. Отчёт Хелены он прочитал очень быстро, после чего пожелал выслушать его ещё и от самого автора. Ординатору пришлось подчиниться, и она входила в кабинет Келлера с чувством, что над ней издеваются.

– Всё хуже, чем я думал, – помолчав, сказал Келлер, когда Хелена закончила. – Вопросов множество, а ответов у нас нет. Логика не сходится. А значит, мы что-то упускаем.

– Что вы имеете в виду?

Он откинулся на спину кресла.

– Понимаете, доктор Моргенсен, я передал ваш отчёт в отдел обороны, где его изучили и проанализировали. Вы не делали никаких выводов из произошедшего, потому что вам этого не поручали, а если говорить откровенно, это и не ваша работа. Здесь нужно подключать не биохимию, а тактику и стратегию.

– Мне по-прежнему неясно, – сказала Хелена.

Келлер вздохнул.

– Ваш отчёт прочитали военные. И им сразу бросилась в глаза странная деталь. Засада была организована превосходно: если бы не ваша прозорливость, скорее всего, вся группа погибла бы. А вот на захват этой же группы, угодившей в пещеру-ловушку, направили совершенно не приспособленных к этому, хм, существ. В рапорте капитана Гленна утверждается, что действовали они хуже зелёных новичков, хотя он и соглашается, что, скорее всего, это действительно были солдаты. Сейчас доктор Кристофоретти проводит анатомирование последнего из убитых, по-моему, это доставляет ей какое-то извращённое наслаждение. Но я не думаю, что это что-то изменит. Моё мнение останется прежним.

– Когнитивный диссонанс из-за противоположности этих двух фактов?

– Да. Из этого следует то, что мы попросту не знаем всей картины.

– Ещё бы, – Хелена позволила себе лёгкую усмешку. – Мы не знаем об аквантах практически ничего.

– По сути, да. Я хочу, чтобы вы собрали данные по биосфере Фрейи и помогли военным разработать инструкции для солдат на основе наших новых данных. Возможно, были бы хорошо, если бы вы занялись изучением военной науки. Тогда мы займёмся поиском и изучением аквантов уже вплотную. Вполне возможно, мы сумеем войти в контакт с ними и заключить мир.

– И я должна быть готовой корректировать эти инструкции?

– Разумеется.

– Тогда я займусь сегодня же.

– Превосходно. Что ж, тогда более не задерживаю.

Хелена не шевельнулась.

– У меня есть один вопрос, доктор Келлер.

Он поднял взгляд.

– Да?

– Тогда, на острове, моя лучшая и единственная подруга умирала от яда. Любая другая девушка на моём месте впала бы в панику. Конечно, возможно, она пересилила бы себя и сумела бы вспомнить о приборе искусственной вентиляции лёгких. И даже установить его. Но в любом случае её эмоции мешали бы делу, а руки дрожали бы от притока адреналина.

– Понимаю, – глухо сказал Келлер.

– Раньше я думала, что это просто из-за флегматичного характера, – угрюмо продолжала Хелена. – А теперь вот настал критический момент, и было то же самое, что и обычно. Я боялась за Фиону, боялась, что сделаю что-то не так, но это не мешало мне действовать.

– Разве это плохо?

– Если смотреть с точки зрения Фионы – нет. Для меня же это как минимум странно, потому что ни один нормальный человек не испытывал бы того же, во всяком случае, без серьёзной подготовки. Я хочу ответов, доктор Келлер. Насчёт того, что со мной сделали.

– Вы не первая, кто их требует, – проворчал он. – Проблема в том, что вы можете в них разобраться... Вот что. Я дам вам это, – он достал блокнот, вырвал лист и изящной ручкой размашисто написал на нём адрес. – Договорюсь с ним, а моя секретарша сообщит, когда вам прийти. Он ответит гораздо лучше меня.

Хелена взяла в руки листок.

«Улица Брэдбери, д. 5, Владимир Рыжков», – гласила надпись.

Центр контроля биологических угроз, 4 июня. Фиона Кристофоретти

«Тетродотоксин: небелковый яд нервно-паралитического действия. Химическая формула: CHNO. Физическое действие на организм: молекулы тетродоксина закупоривают натриевые каналы нервных волокон, блокируя ток ионов натрия и, таким образом, управление мышцами. Симптомы отравления...»

Фиона прочитала это на Википедии – ничего лучше под рукой не нашлось. От каждой буквы её мутило, точно она коснулась творчества маркиза де Сада, и статья так и осталась недочитанной. В конце концов от избытка чувств Фиона стёрла всю историю браузера, едва сдерживаясь, чтобы не расколотить планшет о стену.

Это было во время короткого периода на больничной койке. Потом итальянка вернулась к работе, и очень быстро нашлось дело ей по душе.

– Не сложнее, чем потрошить лягушку в школе, – сказала она, ловко делая надрезы, точно занималась этим всю жизнь. Руки слушались её пока ещё не очень хорошо, но, как мудро рассуждала Фиона, существо на столе вряд ли будет протестовать.

Жан, сухопарный худой француз, посмотрел на неё с неодобрением. Он был серьёзным, слишком серьёзным для учёного, как считала Фиона, и шутки на работе не любил. Итальянку в помощницах он воспринял как неизбежное зло.

«Загубит образец, так он всё равно ценности не представляет, слишком повреждён», – пробурчал он тогда в ответ.

Фионе на это было глубоко наплевать.

Она попросту отводила душу.

– Плавней движения, – проскрежетал Жан. – Плавней! Вы не курицу разделываете, аккуратно!

– Тоже мне, аккуратист, – Фиона выяснила, что кости грудной клетки акванта очень похожи на человеческие и теперь возилась с хрящами, собираясь снять рёбра. – Этому-то уже всё равно!

– Зато не всё равно мне, – отрезал француз. Экземпляр был восьмым, который лёг под нож, и Фиона не сомневалась, что предыдущие разложили чуть ли не на молекулы. Жан просто брюзжал, вот и всё.

Итальянке нравилось потрошить одного из тех, кто ещё вчера едва не убил её. Нравилось щеголять в костюме биозащиты, пусть даже в нём было слегка душновато. И особенно нравилось вспоминать полузабытые навыки – месяцы практики патологической анатомии не прошли даром.

Этот аквант был буквально изрешечён пулями, которые, как выяснилось через минуту, превратили его грудную клетку в кашу. Наверное, только поэтому Фиону и поставили на его анатомирование, наплевав на иную расцветку и прочие детали, делавшие его более интересным, чем остальные. Она не знала, была ли это такая психологическая реабилитация или просто кто-то из начальства решил таким образом посмеяться, но в любом случае была благодарна тому, кто это придумал.

Ей нравилось.

– У этого вместо лёгких челюстная полость с водой, – заметила она, тыча пальцем в чудом уцелевший орган. Пули прошли чуть ниже, свинцовыми глазками проглядывая в раздавленных тканях. – Он не двоякодышащий.

– Если бы господа солдаты стреляли аккуратней, мы бы нашли и другие различия, – пробурчал Жан. – Срежьте вот эти мышцы.

– Господа спасали свои жизни, а не добывали для вас материал, – Фиона принялась отделять мышечные волокна от костей.

– Наука должна быть прежде всего, – в голосе Жана был такой авторитет, что Фиона не выдержала и прыснула со смеху. – И в этом нет ничего смешного! Без науки человечество обречено на гибель!

– Да, да, верно, – Фиона срезала очередной пласт и уставилась на открывшую картину. – Тёмная энергия!

– Что такое? – Жан тоже посмотрел. – Чужеродное существо?

– Похоже на паразит. Или мицелий кордицепса. По «Discovery» была однажды передача, я хорошо запомнила.

– Вы основываетесь на общеобразовательных программах для детишек? – насмешливо спросил Жан. – У других экземпляров такого не было.

– Этот от них отличается. Хотя это можно было сказать и без вскрытия.

– Вот как?

– Ну да. У него шесть глаз вместо четырёх, – Фиона захохотала уже в голос.

– Как будто мы сами не заметили, – саркастически ответил Жан. – Гриб, значит... Сфотографируйте его. С разных ракурсов, и без вспышки. Кто знает, как он реагирует на свет.

Как ни старалась итальянка, вывести его из себя у неё не вышло. Впрочем, своё удовольствие от работы она всё равно получила.

Центр контроля биологических угроз, 5 июня. Виктория Орлова

– Кр-кр-куаф, – сказал аквант.

– Детектор шевелится, – сообщил Петер. – Запись такая же. Ты права как никогда, Вики. Он говорит на ультразвуке.

– На смеси частот, если быть точным, – без особой нужды поправила его девушка, удивляясь сама себе. Может, она заразилась занудством от этого педантичного до кончиков ногтей немца? Или это так на неё подействовала смерть Софи? – Ладно, мы выявили некоторые осмысленные фразы, которые он говорит. Уже хоть какой-то прогресс.

– Я бы не был таким оптимистичным. Нам ещё нужно понять, что эти фразы означают.

Вика лишь покачала головой. Пока крупные учёные спорили друг с другом в зале совещаний, они с Петером ухитрились поговорить с Эдмундом Келлером и выторговать себе несколько часов работы над пленным аквантом. Глава Центра особо не возражал – его, кажется, уже начинала доставать эта бесплодная гонка, и ждал он только момента, когда закончатся подготовительные работы с подводной лодкой, чтобы расставить точки над «ё». Поэтому теперь они, вооружившись современной аппаратурой, пытались понять речь пленника. К сожалению, получалось пока не слишком-то хорошо.

– Если вспоминать гипотезы о способах контакта с инопланетной жизнью, то так или иначе этот контакт возможен, только если обе стороны хотят его установить, да и то не всегда, – сказал Петер. – Ну, положим, наш парень слишком туп, чтобы понять теорему Пифагора и конические сечения. Тогда понятно, почему у того французика ничего не вышло. Но ведь говорить он может!

– Капитан Гленн сказал, что наш аквант может быть рядовым их армии. По крайней мере, он видел подобное существо, которое ему что-то приказывало на том же языке.

– Кр-кр-куаф, – прострекотал пленник.

– Опять то же самое, – Петер постучал по экрану прибора. – Совершенно такая же аудиограмма.

– Осталось только наверняка понять, слова это или всё-таки просто бессмысленный лепет, – усмехнулась Вика.

Формально они подчинялись доктору Герману Цанну, но тот прямо заявил, что даст молодёжи шанс проявить себя, и в работу не вмешивался, лишь наблюдая со стороны за их усилиями. Такое руководство вполне устраивало Вику: в конце концов, занимались они тем, что оказалось не по плечу целой команде учёных лбов, и вряд ли ещё один мог что-то поменять.

Правда, их собственные успехи тоже пока оставались скромными. Они лишь выявили несколько фраз, которые проговаривал пленник, и узнали, что его речь частично лежит в слышимом диапазоне, а частично является ультразвуком. То есть овладеть его языком для человека невозможно.

Требовался лингвенсор, но хотя любой специалист мог бы собрать его за полчаса, его надо было настроить – и вот здесь по-прежнему царила полная тьма. Они даже не знали толком, являются ли издаваемые пленником звуки значимыми фразами, хотя всё и указывало пока что на это. Аквант не собирался идти на контакт, а как заставить его, Вика не знала. Не знал и Петер.

– Он хуже жестянок, – сказал напарник, покосившись на охранника за стеклянной стеной. – Те себе руки-ноги на механическую дрянь заменяют, так хоть частью людьми остаются. А тут – животное. Как есть животное.

Охранник его не слышал. Может, оно и к лучшему, подумала Вика, потому что иначе солдат попросту задушил бы Петера собственными руками, сплетёнными из блестящих стальных жгутов. На самом деле эти распирающие футболку мускулы культуриста были вовсе не стальными, а из каких-то полимеров, но на этом познания девушки в науке о протезах заканчивались.

– Может, подключим ординаторов? – спросила она. – Что-то дельное скажут...

– Фу! – Петера аж передёрнуло. – Да они сами как эти твари. Общался я с одной такой. Рыжая, красивая, а заговорит, прямо холодом обдаёт. Роботы это, только засунутые в человеческое тело. Не, ну их куда подальше.

– Что там на очереди? – вздохнула Вика. Петер посмотрел на экран смартбрасера на запястье:

– Раз ты определила диапазон их речи, попробуем выделить фонемы. Да?

Девушка молча пошла к столу, где громоздилось выданное им оборудование. Работы у них было ещё много.

Административный центр Мидгарда, 6 июня. Джеймс Гленн

– Не кажется ли тебе, Андрей, что нас сегодня маловато? – спросила Аманда.

– Текущие вопросы касаются только нас с тобой и Эда. Глупо расспрашивать агронома о методах изучения чужих цивилизаций.

Джеймс откинулся на спинку стула. В комнате их было четверо – он сам и трое правителей. Аманда Бартлет, начальник Технической службы Мидгарда. Эдмунд Келлер, начальник Биологической службы. Андрей Плутонов, координатор Совета. И он сам, капитан Гленн, оперативник, которого вытащили на совещание к большим шишкам просто потому, что он видел и слышал больше других. По его мнению, вытаскивать сюда стоило бы Хелену, которая всё равно поняла из увиденного куда больше него и могла рассказать это. Но сейчас им требовалось мнение военного.

– К слову о вашем вопросе, капитан, – продолжил Келлер: незадолго до совещания Джеймс имел-таки глупость поинтересоваться насчёт ординатора, за что теперь корил себя. – Доктор Моргенсен направлена изучать материалы по военному делу для повышения квалификации. Её отчёт мы уже получили, но она – не специалист в области войны и не обладает опытом. В отличие от вас.

Джеймс не разделял его отношения к своим аналитическим способностям, но смолчал.

– В своём отчёте вы упомянули странное несоответствие в методах аквантов. Можете пояснить более детально?

– Да что тут пояснять? – вздохнул он. – У меня такое впечатление сложилось, что эту засаду на острове не акванты устроили, а кто-то другой. Если бы не предупреждение Хелены... доктора Моргенсен, мы бы все там и остались. Снижение уровня видимости, атака ядовитых насекомых, причём разных видов с разными ядами. Насколько я понимаю, в таких условиях для первой помощи нужно ещё найти правильное противоядие, если оно вообще есть. Короче говоря, засаду они устроили идеально. И сбили наш дикоптер тоже очень быстро – значит, заранее готовились. А вот когда мы упали в пещеру, всё вдруг стало наоборот. Ну, я понимаю, непредвиденная ситуация, но всё равно нас должны были поймать без особого труда. Но акванты действовали, как идиоты. Полезли под пули, без прикрытия, с одним тупорылым разведчиком. И получили.

– У вас есть предположения, как можно сложить эту картину? – спросил Келлер. Он слушал очень внимательно и, кажется, даже включил диктофон.

– Нет. Я солдат, а не философ.

– Но одно предположение вы всё же высказали: это могли быть устроить разные расы, – заметил Плутонов.

– Я не ручаюсь за его достоверность, – Джеймс пожал плечами.

– Понимаю. К тому же оно, скорее всего, неверно: две цивилизации не ужились бы в одном океане. Аманда?

– У меня тоже никаких мыслей, – вздохнула женщина. – Правда, у пятнистого в голове нашли какой-то гриб, но что это такое, пока никто не знает. Симбионт, паразит... Неясно всё. Разве что они просто не были готовы к тому, что сбитый дикоптер провалится в пещеру. Если выход только один, то взять находящуюся там группу без тяжёлого вооружения или гранат почти невозможно. Только если завалить трупами. Они это и попытались сделать.

Джеймс покачал головой. Не было это похоже на прорыв с живым щитом. Акванты просто пришли захватывать землян. Вылез один ящер, крякнул, что всё хорошо, и полез напролом. Даже за камни не заглянул, где могли прятаться – и ведь прятались! – враги. А ведь найдись у него мозги проверить пещеру, прежде чем давать отмашку, черта с два они бы пленного захватили. Как бы самим выжить.

– Н-да, – Плутонов постучал пальцами по столу. – То есть чистое везение?

– Мне всегда везло, – усмехнулся капитан.

С другой стороны, вдруг подумал он, а что, если аквант просто не заметил их? Что, если он привык пользоваться другими чувствами – эхолокацией, например? Вроде бы то ли киты, то ли летучие мыши ультразвуком ищут добычу. Сонаром. Просканировал пространство, ничего не нашёл, и решил, что всё в порядке. Это как если бы сам Джеймс в очередной хибаре деревушки долины Конго изучил все комнаты и не заметил какого-нибудь паренька под кроватью.

Нет. Привычные ко всему, что он, что парни из его отряда норы мышиной не пропустили бы.

Всё-таки акванты воевать не умеют.

Но воюют. А иначе и нельзя.

– Думаю, причина лежит глубже, – задумчиво проговорил Келлер. – Понимаете, логика аквантов, как ни крути, остаётся человеческой, просто потому, что другой не существует. Они познавали те же самые законы, что и мы. И решают задачу пусть иным способом, но задачу ту же самую. А вот их мораль и методы могут быть совершенно иными. Например, они могут быть лишены страха смерти, как японские камикадзе во время Второй Мировой. Об этом судить ещё рано, но понимание будет ключом к разгадке.

– Мы пока даже не знаем, принадлежат ли виденными капитаном существа к расе наших врагов, или это подчинённые им животные, – заметила Аманда.

– Для этой цели мы и запускаем лодку к началу той цепи островов, что идёт через весь океан. Как там её? А, вспомнил. Ёрмунганд. Мировой Змей.

– По мне, так мы слишком цепляемся за мифологию, – сказал Плутонов. – Не стоило так называть местные достопримечательности. Во-первых, это трудно выговорить, во-вторых, помнится, у них всё кончилось Рагнарёком.

– Мы свой уже пережили, – буркнул Джеймс.

Советники переглянулись.

– Значит, остаётся только ждать результатов, – подытожила Аманда. – Что там с пилотом, Эд?

– Уже нашёл. Очень милая девочка, модификант с линией ускоренного обучения. Летает на дикоптерах, сейчас уже уверенно правит лодкой. Через несколько дней отправляем.

– Ох и прибудет нам работы...

Джеймс молчал. Ему не впервой было встречаться с высоким начальством, но эти люди производили странное впечатление. Казалось, их заботит только выполненная работа – и ничего больше. Они ходят сюда, на заседания Совета, как обычный инженер в свой офис. И насколько мог заметить Джеймс, это было куда эффективней, чем просиживать штаны в парламенте, голосуя за очередной законопроект.

Никто ведь никогда не задумывается, как этот проект повлияет на общество. Каждому важно только высказать своё мнение и заставить других принять его.

– Ладно, – наконец сказала Аманда. – Я дам установку собрать контактную группу. Снабдим их всей нужной техникой, и пусть попробуют хоть как-то показать аквантам, что мы не хотим воевать.

– Не хотим? – хмыкнул Джеймс.

– Именно так. Вы ведь не думаете, что у нас есть шансы победить целую цивилизацию?

Капитан Гленн мог бы рассказать ей о конкистадорах, которым удалось примерно то же самое, но он промолчал. Пусть блондинистая ирландка и не была его непосредственным начальством, но спорить с верхами обычно себе дороже.

– Но и успехи наших лингвистов пока весьма скромные, – скептически заметил Эдмунд.

– Возможно, пленники просто впадают в шок. На воле всё будет иначе.

– А может, и нет.

– Это пустой спор, – поморщилась Аманда. – На сегодня всё.

Мидгард, 6 июня. Хелена Моргенсен

Она выехала на проспект Лема – две широкие полосы, разделённые аккуратной зелёной изгородью. Весь город был похож на эту улицу: такой же чистый, опрятный, яркий, точно картинка, обработанная в графическом редакторе. Иногда Хелене казалось, что это всё – сон, так не бывает, что сейчас всё кончится и она проснётся в своей постели в Нидерландах.

Только Нидерландов больше нет. Они превратились в огромный залив, когда рухнули дамбы. И если бы не эвакуационная команда, неизвестно, от чего погибла бы Хелена – от радиации или воды.

– Улица Брэдбери, дом пять, движение завершено, – объявил компьютер автоматического такси. Хелена выбралась из машины, подавив желание провести запястьем по оплатному терминалу. Некоторые привычки въедаются в душу так, что от них очень сложно избавиться.

Когда-нибудь, наверное, на Фрейе вновь появятся деньги. Но сейчас человечество пока не нуждалось в них.

Дом академика Рыжкова ничем не отличался от соседних. Такой же яркий белый цвет, напоминавший о пластике бытовых приборов, такие же плавные формы – минимум углов, минимум выступов. Даже в экстремальных условиях инженеры старались строить красиво. Дом казался маленьким, на двоих, не больше. И, скорее всего, академик жил один.

Хелена очень надеялась, что больше их разговор не будет слушать никто.

На зов звонка из-за двери донеслось приглушённое «входите», и Хелена нажала ручку двери. Эмоции, которые она сейчас испытывала, были хорошо знакомы и оттого не так сильны, как раньше – это была нерешительность. Она ждала ответов. Но для этого следовало зайти в дом к незнакомому человеку, а за двадцать два года Хелена так и не смогла научить себя уверенности.

Дом и вправду был маленьким. Дверь открывалась сразу в единственную комнату, весьма аккуратную и ухоженную. В углу стоял стол с компьютером, и сразу можно было заметить, что здесь по-настоящему работают. Владимир Рыжков не пренебрегал бумажными носителями – стол был буквально завален папками, чертежами, какими-то рисунками, записками и прочим хламом. Подобного Хелене видеть не доводилось.

– Не удивляйся, – сказал хозяин дома, заметив её взгляд. Доктор Рыжков стоял у окна, с интересом разглядывая девушку. На вид ему можно было дать лет шестьдесят, но Хелена знала, что это лишь видимость. Википедия, резервные копии которой заботливо вывезли с Земли, любезно снабдила её всей общедоступной информацией. Владимир Рыжков родился ещё в конце двадцатого века. – Это старые привычки. Не могу я с электронщиной работать, на бумаге как-то приятнее.

– Здравствуйте, – сказала Хелена на русском языке.

Он поднял брови.

– Ты знаешь русский?

– Я изучила шесть основных европейских языков.

– Ординатор... – протянул Рыжков. – Понимаю. Хорошо, пускай будет русский. Последний раз я на нём говорил слишком давно, чтобы упускать такой шанс.

– Вы... – она смутилась.

– Не беспокойся. Я знаю, ты перешла на мой родной язык, чтобы вызвать симпатию. Обычный психологический ход. Но работающий, надо сказать.

Он указал на небольшой диванчик, приглашая гостью сесть. Хелена молча подчинилась.

– Я знаю, зачем ты здесь, – продолжал он. – Долго думал, что тебе сказать. С одной стороны, мы игрались со слишком опасными вещами, чтобы раздавать знания о них кому попало. С другой – ты отнюдь не «кто попало», и уж кто-то, а ты имеешь право знать обо всём.

– У меня есть и свои причины, – обронила Хелена.

– Да? Что ж, это лучше, чем я ожидал. Ладно. Это будет сложный разговор. Без допинга не обойтись...

Вздохнув, он подошёл к шкафу, и Хелена испытала растерянность. Потому что из шкафа Рыжков достал бутылку шотландского виски.

– Сувенир, – сказал он, перехватив изумлённый взгляд девушки. – Сорок килограмм личных вещей на человека – очень много, если подумать. У меня и половины не набралось. Вот и добил лимит. Этой бутылке было три года, когда она попала на борт «Авангарда». Теперь, хе-хе, лучше даже не считать... Ты позволишь?

Хелена лишь кивнула, не в силах сопротивляться этому ласковому напору. Перед ней возник закруглённый стакан, в который Рыжков щедро плеснул золотистого напитка.

– Закуски, конечно, нет, но виски и не закусывают, – сказал он. – Попробуй.

Хелена осторожно поднесла стакан к губам. Глотнула – жидкость обожгла горло, ударила в носоглотку и горячим камнем упала куда-то вниз. От неожиданности она поперхнулась, но тут волна отступила, оставив приятное послевкусие.

– Вы были руководителем проекта? – с трудом спросила она. Слова будто застревали в горле, и их приходилось выталкивать наружу, точно пробки.

– Я заведовал несколькими линиями. Генеральным директором был Эдмунд Келлер.

– Он сказал, вы ответите на все вопросы.

– Отвечу. Можешь даже не задавать их – я знаю всё и так.

– Знаете? Откуда?

– Это очень просто понять, дорогая. Для меня. Тебе, с твоим логическим и насквозь рациональным, лишённым эмоций мышлением, гораздо сложнее. Минусы ума, можно сказать.

– Ладно, – решила Хелена и отпила ещё немного. Напиток действительно был приятным, несмотря на огненный эффект. Нужно было лишь пить маленькими глотками. – И какой же тогда у меня первый вопрос?

– Ты хочешь знать, кем были твои биологические родители и, главное, можно ли их вообще считать таковыми. Так вот, были и можно. Твой геном, конечно, сильно изменён. Гораздо сильнее, чем у твоих коллег. Вопрос о родителях сложен, и всё же... В общем, в шестидесятом году мы посчитали неэтичным использовать добровольцев. Все модификанты – дети участников проекта, тех, кто согласился. Получилось по четыре на женщину и по семь на мужчину, нда-с...

– И мои родители...

– Я проверил базу данных, когда Келлер предупредил о твоём визите. Твоя мать – Ханна Янсен, известная нидерландская учёная. Увы, она была в Роттердаме, когда на него упала ракета... Твой отец – Владимир Рыжков.

Целую секунду Хелена переваривала это откровение. Голова слегка кружилась, мир покачивался. Сколько она выпила? Выпила первый раз в жизни. Рыжков...

– Н-но... – с трудом проговорила она.

– Да. Я твой биологический отец – по крайней мере, той части, которую не затронуло вмешательство. Если хочешь, мы проведём экспертизу и образуем семейную ячейку. Настоящую семью. Это самое малое, что я могу для тебя сделать.

– Это... слишком...

– Неожиданно? – он улыбнулся. – Понимаю. Но ты сама хотела ответов.

– То, что со мной сделали, – Хелена заставила себя собраться. Это было даже хуже, чем тогда, в пещере, когда схлынула гормональная волна. А можно ли ей вообще употреблять алкоголь? Хотя Рыжков наверняка знал... – Я пыталась найти данные ещё на Земле, но...

– Но информация по «Метаморфозу» закрыта даже для специалистов. Ничего удивительного. Я же сказал, что это опасные игрушки... – Рыжков налил ещё виски. – Всё началось с того, что группа инженеров разработала способ прямого управления компьютерами, через сигналы от нервов. Нейроинтерфейс. Сначала они использовались для помощи парализованным больным – добровольцам ставили имплантаты, почти такие же, как у тебя, и они подключались к ЭВМ. Им-то помогало, а вот для здоровых людей результат оказался, мягко говоря, никаким. Человеческий мозг имеет свои ограничения. По скорости получилось не намного быстрее, чем обычные клавиатура и мышка, а напрямую передавать информацию из компьютера в мозг мешали барьеры в сознании. Когнитивные искажения. Баги аналогового мышления, можно сказать. Тогда-то и возникла идея попытаться устранить эти барьеры и попробовать ещё раз.

Рыжков залпом опрокинул стакан и вновь наполнил его. Хелена помотала головой. Её начало клонить в сон.

– Десять лет ушло только на то, чтобы теоретически обосновать эту задумку, – продолжил профессор. – Выявить нужные участки генома и понять, как их надо изменить. Научившись редактировать генетическую информацию эмбриона, мы победили шизофрению, муковисцидоз, синдром Дауна и множество других напастей, сделали солдат с отрастающими руками и ногами, но это – совершенно иная сфера. Здесь мы не исправляли, а создавали новое.

– Получилось не слишком-то удачно, – проговорила Хелена.

– Да. Модификации должны были создать нового человека. Мыслящего по-другому. Но мы и представить не могли, что всё выйдет именно так. Смертями.

– А опыты на животных?

– Отдельные элементы линии тестировались на обезьянах. Но полную картину мог получить только человек – и как ты знаешь, многое мы упустили.

Голова кружилась всё сильнее. Хелена допивала второй стакан виски, во рту таял мягкий, непривычный вкус.

– Но вы ведь следили за состоянием подопытных, – тихо сказала она. – Я хорошо помню. Каждую неделю психологические тесты, анализы...

– Ты знаешь, что такое китайская комната? – спросил Рыжков.

Хелена покачала головой.

– Это очень старый мысленный эксперимент. Представь, что ты сидишь в комнате, изолированной от внешнего мира и не знаешь ни одного китайского иероглифа. Но у тебя есть толстенная книга с инструкциями, как располагать иероглифы и складывать их в зависимости от входящих данных. А снаружи сидит человек, знающий китайский язык. Он будет подавать тебе карточки с вопросами на китайском, а ты – подбирать ответы согласно инструкции. Ты не знаешь смысла иероглифов, но отвечаешь так, что он тебя понимает. Если он спросит, какое твоё любимое животное, ты ответишь «слон», хотя не поняла ни вопроса, ни ответа. И с его точки зрения ты знаешь китайский язык, хотя на самом деле это не так.

– Понимаю.

– Наше подсознание, – Рыжков постучал по голове, – это та самая инструкция для твоего сознания. Ты видишь вопрос, но не понимаешь его истинного смысла, а подсознание выдаёт ответ, который ты и записываешь на бланке. Отличие от китайской комнаты только в том, что инструкция предполагает определённые варианты ответа для определённого склада человеческого ума. И как следствие, мы можем делать выводы из того, ответит ли она на вопрос про любимое животное «слон» или «мышь». Это очень упрощённое, утрированное объяснение, но...

– Нет нужды уточнять, – прервала его Хелена.

Рыжков грустно улыбнулся.

– А теперь представь, что у подсознания другие инструкции. Оно точно так же выдаёт ответы, но наша интерпретация их уже не работает. Ты отвечаешь «слон», а на самом деле имела в виду мышь. И все наши тесты становятся бесполезными, потому что они дают ложные результаты.

– Значит, – медленно сказала Хелена, – это и случилось с теми, у кого модификации затронули мозг?

– Не со всеми, но с полноценными ординаторами – да. Ваше мышление изменилось. Пусть немного, совсем чуть-чуть, но оно стало другим. Логика осталась прежней, иначе и быть не могло, а вот принципы работы подсознания – нет. Увы... Мы поняли ошибку слишком поздно. Видишь? Если конструктор сделал самолёт и тот упал, он исправляет конструкцию. А мы просто закрыли проект и разбрелись кто куда.

– Но ведь не все ординаторы погибли, – прошептала Хелена.

– Да. И результат угнетает меня.

– Я такая, какая есть.

– Не спорю. И всё же это провал. Эдмунд хочет снова создать ординаторов... не знаю. Решай сама, дорогая. Я не вправе тут тебе указывать. Хоть он и просил меня повлиять на твоё решение.

– Чёртов политик, тёмная энергия... – Хелена поднялась с дивана. Ноги слегка подкашивались, а мысли, прежде ясные и чёткие, вновь словно разбегались в разные стороны. Тогда на неё повлиял кортизол. А сейчас? Этиловый спирт? Альдегиды?

Что-то ещё?

– Он не знал, что ты моя дочь.

– Простите, профессор. Я жила двадцать два года... земных года без семьи и не... хочу её заводить. А моя... жизнь не стоит того, чтобы благодарить за неё.

– Понимаю, – сказал Рыжков. – Но всё равно знай, что я для тебя не чужой человек. И тебе в этом доме всегда рады.

– Я... – Хелена попыталась сделать шаг и сама удивилась, насколько это оказалось сложно. – Запомню. Я, наверное, слишком пьяна...