Текст книги "Такие разные люди"

Автор книги: Вадим Мраморнов

От автора

Фото автора

В этой книге в первой части собраны воспоминания о людях, которых мне довелось знать лично за мою, прямо скажем, не короткую жизнь. Разные люди попадались на моём жизненном пути. И весьма достойные, и откровенные подонки, и просто балбесы. Всё изложенное здесь основано на реальных событиях.

Вторая часть – о людях, которых лично не знал, но знать о которых необходимо, чтобы не повстречать на жизненном пути их, или их потомков.

Третья часть – о происхождении слов. Откуда взялись слова «шваль», «сволочь», «шаромыга», «шантрапа»? Ругаться матерно любой может. А всякому ли дано матом элегантно изъясняться?

Часть I. Люди, которых знал

Львович

Львович был бригадиром грузчиков на заводе шампанских вин, куда влился и я с целью материального обеспечения семьи – жены и только что родившейся дочки.

Лупоглазый еврей неопределённого возраста. Думаю – под сорок. Невысокий рост, но высокий умный лоб, умный хитроватый взгляд. Энергичный и задорный. Анекдотчик и балагурщик – юморист, Львович пользовался неподдельным уважением в бригаде.

Да, но еврей – грузчик? Да ещё и председатель заводского профсоюза? Первый и последний раз видел такого.

Бригада была разношёрстной: сам интеллектуал Львович, профессионально не просыхающий бухарик – алконавт Антон, бывший трубач филармонического оркестра Егор, бывший же актёр областного оперного театра Василий и я, студент – второкурсник юридического факультета.

Целями и задачами бригады являлась разгрузка прибывающих фур от уложенной в них ровными рядами под крышу стеклопосуды.

Словно вихрь бригада влетала в жерло очередной распахнутой фуры, специальными крюками подхватывала связку зелёных бутылок по девять в пачке и заботливо складывала в просторном цеху. На разгрузку одной фуры уходило, в среднем, минут сорок. За день бригада разгружала пять – семь фур. Тон и ритм задавал Львович.

Разгрузив очередную фуру, бригада садилась на перекур на эстакаде, щурясь на тёплое весеннее солнышко и перекуривала под анекдоты и прибаутки Львовича.

В цеху находился конвейер, у которого стояли специально обученные люди. Они кусачками перекусывали проволоку, которой бутылки на 0,8 были связаны в пачки, и ставили их по одной на конвейер, который уносил их вдаль и наверх для заливки шампанским.

Магия профессии начиналась в обеденный перерыв.

Принеся кто что с собой из дома, еду раскладывали на общую поляну, подстеленную газетой «Правда», пододвигая лучшие куски бригадиру, после чего Львович неспешно подходил к конвейеру в том месте, где он уходил наверх, на второй этаж, через отверстие в потолке и зычно звал:

– Петровна!

– Чего тебе, Львович? – гулко доносилось сверху.

– В горле пересохло!

– Лови!

После этого сверху приезжали две-три бутылки с шампанским в зависимости от настроения Петровны, дородной тётки под пятьдесят.

Львович их бережно принимал и ставил на поляну. Бригада, одетая как персонажи в книге «Республика ШКИД», с благоговением взирала на то, как он деловито с точностью до миллиграмма разливал по алюминиевым кружкам напиток, который обычно принято пить в особо торжественных случаях и в торжественной обстановке из фужеров.

Обычно Львович заказывал у Петровны полусладкое, иногда – брют, и никогда – сладкое.

Размешав сплющенным немытыми пальцами мюзле разлитое в кружки шампанское и взяв огурчик, Львович произносил один и тот же тост:

– Ну – чтоб всё было, чтоб за это ничего не было, и пусть издохнут все ваши враги.

Затем Львович разом опрокидывал содержимое кружки в широко раскрытую пасть с рядом ровных жёлтых лошадиных зубов. Ему следовали остальные.

Дружно чокались, выпивали, закусывали. Обедали. После такого обеда и работа шла шибче.

Иногда к бригаде присоединялся Мишка из соседнего цеха, где разливали красное. Крупный бородатый парень с кулаками – кувалдами, абсолютно безобидный увалень, совершенно убитый алкоголик, он приносил с собой и торжественно ставил на поляну пару фуфырей, как он их называл, «Изабеллы». Он настолько был ею пропитан, что даже пи́сал на первый подвернувшийся ему угол Изабеллой. И он, как и все, любил послушать байки и приколы Львовича.

Вот только один из его словесных экзерсисов:

– Ребзя, есть у кого паспорт с собой?

У меня был. Я его достал из нагрудного кармана, показал Львовичу и компании.

– Открывай последнюю страницу и читай вслух, только слово «паспорт» везде заменяй на слово «жопа».

Под гогот братвы я продекламировал следующее:

«Извлечение из Положения о жопе гражданина Российской Федерации

1. Жопа гражданина Российской Федерации является основным документом, удостоверяющим личность гражданина Российской Федерации на территории Российской Федерации (далее именуется – жопа).

Жопу обязаны иметь все граждане Российской Федерации (далее именуются – граждане), достигшие 14-летнего возраста и проживающие на территории Российской Федерации.

5. По желанию гражданина в жопе также производятся отметки о его группе крови и резус-факторе – соответствующими учреждениями здравоохранения;

6. Запрещается вносить в жопу сведения, отметки и записи, не предусмотренные настоящим Положением.

Жопа, в которую внесены сведения, отметки или записи, не предусмотренные настоящим Положением, является недействительным.

7. Срок действия жопы гражданина:

от 14 лет – до достижения 20-летнего возраста;

от 20 лет – до достижения 45-летнего возраста;

от 45 лет – бессрочно.

17. Гражданин обязан бережно хранить жопу. Об утрате жопы гражданин должен незамедлительно заявить в территориальный орган Федеральной миграционной службы.

22. Запрещается изъятие у гражданина жопы, кроме случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации».

Бригада стонала и корчилась от смеха.

Бывало, после окончания смены собирались в раздевалке, переодевались в цивильное и перед походом домой полдничали заботливо припасённым Львовичем шампанским.

Поднабравшись игристо-искристого, бывший актёр оперного театра обрюзгший стареющий Василий вставал в театральную позу и в знак благодарности мощным профессионально поставленным басом до дрожи в оконных стёклах исполнял арию Мефистофеля из оперы "Фауст":

 
На земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Он царит над всей вселенной,
Тот кумир – телец златой!
 
 
В умилении сердечном
Прославляя истукан
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном
Окружая пьедестал,
Окружая пьедестал!
 
 
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
 
 
В угожденье богу злата
Край на край встаёт войной;
И людская кровь рекой
По клинку течёт булата!
 
 
Люди гибнут за металл,
Люди гибнут за металл!
 

Прошло несколько лет. Я отучился на юрфаке и стал работать по юридической специальности.

Как-то, совершая променад по центральной улице, увидел Василия, который стоял перед оперным театром, из которого его когда-то выгнали за пьянство. Оборванный, заросший, небритый и хмельной он стоял и пел арию Мефистофеля прохожим.

Перед ним на асфальте лежала замызганная шапка-ушанка, в которую прохожие, удивлённые качеством исполнения, кидали монетки.

Я подошёл к Василию, похлопал его по плечу и опустил ему в шапку червонец. Василий посмотрел на меня мутным взглядом и не узнал. Мыслями он был на сцене.

Увидев в шапке десятирублёвую бумажку, быстро дрожащей рукой сгреб деньги, сунул в карман, нахлобучил шапку на давно не мытую растрёпанную голову и побрёл в направлении винного магазина. На десять рублей в то время можно было купить три бутылки водки.

Ходили слухи, что его предки были дворянами…

Словом, алкогольную закалку и мудрость жизни я получил на том заводе шампанских вин, и тренером моим был Львович.

Сколько ему теперь? Лет, думаю, семьдесят пять – семьдесят семь.

Надеюсь, он уберёг свою печень и теперь на заслуженном тяжким трудом отдыхе попивает шампанское и вспоминает былое.

Может, даже пишет рассказы, как я.

Лёлик

Теперь ему семьдесят лет. Он парализован после инсульта, ударившего его с год назад, и заканчивает свою бурную жизнь в хосписе, куда его поместила жена Алина Пална.

Где былая власть местного царька, где былые почести, лесть и знаки внимания, где многочисленные женщины, где почёт, где заискивающие взгляды, где его жена, сын, где его друзья…

Он одинок. Он очень одинок. И он несчастен.

Как бы вижу лежащего на кровати мочащегося под себя старика в застиранной пижаме на жёлтом от времени ветхом белье. Седые растрёпанные жидкие волосы, кустистые брови, тусклый взгляд, морщинистый заросший седой щетиной перекошенный лик, стекающая из угла рта слюна.

Тяжёлый запах смерти, исходящий от тяжело больного давно немытого тела. Табуретка у изголовья с горбушкой чёрствого хлеба, кружка с остывшим недопитым больничным чаем. При этом тело его обездвижено, а мозг работает как обычно. Говорить он не может. Он может только мычать. Самая что ни на есть его трагедия заключается в том, что такое овощное состояние может длиться и пять лет, и десять…

О чём он думает по ночам, глядя в тёмное небо через окно, лёжа в тишине? Вспоминает ли он людей, которым причинил зло в своей жизни? Вряд ли. Скорее, как человек весьма самолюбивый и эгоистичный, он с обидой вспоминает людей, которые, по его мнению, были несправедливы к нему. Думает, наверное, о жене, которая поместила его сюда, о сыне, который живёт своей жизнью и его не навещает. И, возможно, понимает, что ему нечего им сказать.

А началась эта история тридцать пять лет тому назад…

В тот 1985 год страной начал править Генеральный секретарь Центрального комитета Коммунистической Партии Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачёв. Царил советский строй, а до развала союза нерушимого республик свободных СССР оставалось целых шесть лет.

… Забавная у него была фамилия. Болек. Может, потому что у него были украинские корни, и, по его рассказам, фамилию Болек получали во времена его предков люди, которые сказывались больными, чтобы не служить в армии.

В то время он в тридцатисемилетнем возрасте работал судьёй в районном суде в городке близ города Горький, рассматривал, в основном, уголовные дела. Вполне грамотный судья, приговоры которого кассационным судом изменялись весьма редко и ни один не был отменён. Знакомые за спиной называли его Лёлик. Когда до него это прозвище доносилось – отшучивался, отвечал: «Лёлик – лучший друг Болека». Высокого роста, не толст, высокий лоб, плавно переходящий в плешь, томные глаза с поволокой в обрамлении густых ресниц под очками, в которых угадывалось сластолюбие…

… Иван, отбыв два года в армии, поступил на юридический факультет областного университета и закончил его в двадцатипятилетнем возрасте. Во время учебы влюбился в татарскую девушку по имени Халидэ и скоренько женился на ней. Днями разгружал фуры и вагоны, чтобы кормить семью, по вечерам учился. Закончил учебу, и перед ним встал выбор: в какое ведомство направить ступни.

Адвокатура ему не нравилась изначально. Не по нраву его было защищать преступников в судах. Милиция отпала сразу – он испытывал к милиционерам брезгливость. Решил идти в прокуратуру.

В отделе кадров областной прокуратуры предъявил диплом и попросился принять его на службу. Кадровичка, прокурорша, дама со строгим и одновременно проницательным взглядом предложила Ивану место помощника прокурора в том же городке, что близ города Горький. Иван согласился.

Районный прокурор, мужчина крупный, солидный, мощный, телосложением напоминающий борца, плечи украшают полковничьи погоны, спросил:

– Какую отрасль прокурорского надзора желаешь взять в работу?

– Александр Владимирович, мне б уголовно – судебный надзор. Государственным обвинителем чтоб! Преступников наказывать!

– Тогда иди ближе, покажу, как надо дела подшивать. С этого как раз начинается уголовно-судебный надзор, и у меня как раз вакансия.

После этого взял большую иглу, вдел в неё суровую нитку и прямо на глазах Ивана размашистыми движениями сшил дело.

– Усвоил?

– Да, Александр Владимирович!

– Иди, гнездись. Сейчас тебя делами завалю – будешь подшивать…

… Иван подшил за неделю изрядное количество уголовных дел. И вот его настоящее первое дело в суде, порученное Александром Владимировичем.

На скамье подсудимых заплаканная женщина. Обвиняется в том, что задушила подушкой своего новорожденного сына…

… В этом процессе Иван и познакомился С Вячеславом Ивановичем Болеком, который председательствовал в этом процессе. По бокам его – два «кивалы» – народные заседатели.

Иван был бойким прокурором. Он долго допрашивал подсудимую, зачем она убила своего ребёнка.

Подсудимая сквозь слёзы суду поведала, что сожительствовала с мужчиной, который пил, её избивал, относился к ней по-скотски. Она с самого начала не хотела этого ребёнка, пила всякие таблетки горстями, чтобы вызвать выкидыш. Не получилось…

Лейтенант юстиции Иван в обвинительной речи просил суд признать подсудимую виновной и назначить ей минимальное наказание, предусмотренное статьёй тогдашнего уголовного кодекса за умышленное убийство новорожденного без отягчающих обстоятельств.

После завершения процесса Иван зашел в кабинет к Вячеславу Ивановичу, спросил, почему он назначил наказание прилично выше минимального той несчастной женщине.

Болек сразу перешёл на ты и тоном старшего по возрасту и мудрого судьи произнёс:

– Иван, ты видел, сколько публики пришло на процесс? Люди бы не поняли…

Иван был не только бойкий прокурор, но и настырный. Он подал кассационный протест, и вышестоящий суд смягчил той женщине приговор до минимального срока.

Так они и сблизились. Вячеслав Иванович обращался к Ивану на ты, Иван к Вячеславу Ивановичу – на вы. Болек был опытным судьёй, умён и весьма начитан, что и привлекало Ивана к нему.

Болек предложил Ивану ходить вместе заниматься борьбой в школу самбо к его приятелю, руководителю школы Михаилу Бурдикову. Иван с радостью согласился. При первой встрече Бурдиков, словно вырезанный из корня женьшеня, знаменитый борец, до треска в костях пожал Ивану руку и выделил ему борцовскую куртку и борцовки. По сути своей тренировки выглядели как отработка Вячеславом Ивановичем на Иване приёмов самбо.

После тренировок Иван провожал Болека до остановки. По пути разговаривали о жизни, музыке, о прокуратуре, суде, о правосудии.

Иван стал приглашать Вячеслава Иванович и одного, и с его женой Алиной Палной, женщиной вполне непримечательной и глуповатой, в гости, познакомил их со своей женой Халидэ.

Выпивали, общались, смотрели на видеомагнитофоне «Электроника – 12» размером со средний чемодан, который то и дело ломался, диковинные тогда на VHS кассетах фильмы с Брюсом Ли, Шварценеггером, и, чего греха таить, порнушку.

При просмотре какого-то порнотического фильма Вячеслав Иванович, насадив грибок на вилку, опрокинув стопку и закусив, покосившись на Алину Палну, посетовал:

– Почему бы не снять фильм о молодой семье. Муж и жена…

Видимо, и как показали дальнейшие события, ему от Алины Палны секса не хватало.

Покашивался Болек и на жену Ивана, отпускал ей комплименты. Халидэ рделась, каламбурила в ответ, кокетничала.

Засматривались, бывало, до полуночи и позднее. Бывало, Вячеслав Иванович накушивался водовки изрядно. Тогда Болеки оставались в квартире Ивана, дарованной ему районной администрацией по ходатайству шефа – Александра Владимировича, с ночевкой. Квартира располагалась в самом центре городка, с видом на здание администрации, перед которым красовался большой болван в виде Ленина.

Так прошло несколько лет. Иван обвинял, Вячеслав Иванович осуждал и присуждал.

И тут создали городскую прокуратуру, куда Ивана пригласили влиться. Иван, конечно же, согласился. К тому же городской прокурор обещал выделить квартиру уже трёхкомнатную, теперь уже в Горьком, поскольку в семье Ивана родилась вторая дочь. Обмыли это дело, как полагается, с Вячеславом Ивановичем, Алиной Палной и Халидэ.

Городская прокуратура располагалась в гнилой деревянной хибаре 19 века постройки, окружённая такими же развалюхами. Иван продолжал ездить на работу из своей квартиры в ожидании трёшки по обещанию городского прокурора, которое, впрочем, тот не сдержал.

Однажды, выйдя из здания гор. прокуратуры, Иван столкнулся с человеком, державшим под мышкой теннисную ракетку, лицо которого ему было до боли знакомо по телевизионным передачам. Иван был не робким прокурором:

– Борис Ефимович, это Вы?

– Да, привет.

– А что Вы тут делаете?

– Я тут живу.

И показал на ближайшую к зданию прокуратуры хибару.

Иван представился Борису Ефимовичу, разговорились. Так Иван познакомился с Борисом Немцовым.

– А я тут работаю, сказал Иван, махнув рукой в сторону прокуратуры, такой же развалюхи.

В то время Немцов не был ни вице-премьером, ни губернатором, ни даже депутатом, просто талантливым аспирантом со своеобразными, точнее, передовыми взглядами на жизнь, общество, политику.

Молодой, кучерявый, дерзкий. Он был известен тем, что выступал против строительства Горьковской атомной станции, участвовал в митингах, где доказывал ненужность и опасность её строительства. Бориса Ефимовича стали частенько приглашали на областное телевидение поучаствовать в передачах. В результате этого он стал популярен среди областного народонаселения.

Вскоре, в марте 1990 года, случились выборы, победил Немцов, и стал народным депутатом Верховного Совета РСФСР.

Иван не мог не поздравить Бориса. Постучал в его дверь. Открыл Немцов в майке и трусах (дело было утром).

– Заходи!

Иван зашёл. Вручил народному депутату бутылку водки, поздравил. Немцов познакомил Ивана с неразговорчивой женой Раей, дочерью Жанной. Посидели, попили чайку. В разговоре выяснилось, что они ровесники, Немцов на полгода старше.

После этого Иван частенько навещал Немцова. Тот расспрашивал его о прокурорских делах, о настроениях прокурорских. Иван ему рассказывал об уголовных делах, о несправедливостях, которые то и дело случаются в отечественных Правосудиях.

Однажды Борис заявил:

– Старик, а чего ты не пойдёшь на ТВ? Тебе есть, что сказать миру.

– Как это?

– Так это. Напросись повидаться с главной редакторшей новостей Ольгой, Скажи, мол, прокурор я, и предложи снимать репортажи типа «Из зала суда – прямо сюда!».

– О! А это мысль! Рахмат!

Иван созвонился с редакторшей Ольгой, напросился на встречу. Повидались.

Ольге идея понравилась. Вместе придумали название рубрики в новостях: «Слово – прокурору».

Иван был шустрым прокурором. Он пообщался с прокурорскими, уговорил судейских снимать процессы на камеру – и дело пошло. Некоторые прокуроры и судьи сперва неохотно сотрудничали, но после их показов по ТВ воодушевились. Кому не приятно, когда у него берут интервью на всю область, или хотя бы просто снимают для ТВ.

– А сними меня! – то и дело слышал Иван от коллег и судей. Иван снимал всех, никому не отказывал. Снимал Иван для ТВ и процессы, на которых председательствовал Болек, который к тому времени перешёл работать судьёй в областной суд.

И вот раз в неделю население области раскрыв рты, смотрели ТВ репортажи прокурора Ивана о том, как серийным убийцам и бандитам оглашают смертные приговоры и застегивают на их запястьях наручники. Такие ТВ материалы раньше никто не показывал, криминальная хроника появилась позже. По сути, в области она началась с Ивана.

Один из судей областного суда, Сергей Петрович, который просто обожал сниматься у Ивана, посетовал: ты ближе, ближе возьми меня в кадр!

Тогда Иван подговорил оператора:

– Как судья будет оглашать приговор – возьми его максимально снизу.

И вот в очередной телепередаче Сергей Петрович на экране, словно монумент, словно статуя Свободы зачитывает очередной приговор.

– Вот теперь – ничтак! – обрадованно сказал Петрович при встрече в коридоре областного суда Ивану.

И самого Ивана стали узнавать на улицах и в транспорте, слали ему в редакцию ТВ благодарственные письма. Теле рубрика «Слово-прокурору» просуществовала пять лет, но это – к слову.

В ноябре 1991 года Ельцин своим Указом Назначил Немцова губернатором. Иван с бутылкой водки зашел его поздравить.

– Борис Ефимыч, негоже губернатору жить в таких условиях.

– Да мне нижегородский мэрин уже предложил двушку. Сказал ему: не раньше, чем квартиру получит последний очередник.

Однажды, вскоре после назначения Немцова губернатором, дело было ранней весной 1992 года, Вячеслав Иванович позвонил Ивану:

– Привет, повидаться надо, дело есть.

– Где, когда?

– Приходи в кафе «Олень» завтра после работы.

– Окей.

Назавтра Иван зашел в «Олень», где его уже ждал Лёлик.

– Давай-ка я тебя угощу.

Налил Ивану коньяка, пододвинул нарезанный лимон.

– Что случилось, Вячеслав Иванович?

– Да ничего особенного. Ты же знаком с Немцовым?

– Ну да.

– Можешь меня с ним познакомить?

– Конечно. А зачем Вам?

– Да надоел мне весь этот суд. Хочу попроситься работать к нему в областную администрацию.

Иван договорился с Немцовым о встрече, привёл к нему Лёлика, представил.

Вячеслав Иванович рассказал о цели визита. Немцов ему сразу:

– Коммунист? (Немцов их страстно ненавидел).

– Был коммунист, но после путча билет сдал, – был ответ.

– Хорошо, зайди ко мне завтра в администрацию.

Так Болек, уволившись с судейства, стал помощником Губернатора Нижегородской области.

Иногда Иван навещал и того, и другого. Обменивались новостями, взглядами на происходящее в стране. Немцов хвалился пистолетом «Макаров», которым его обезопасили «компетентные органы». Подарил Ивану большого хохломского гуся.

Через некоторое время Лёлик позвонил Ивану:

– Зайдёшь до меня? Поговорить надо.

– Зайду.

В обозначенное время Иван навестил Вячеслава Ивановича в администрации.

– Слушай, что скажу. Хочу поучаствовать в выборах мэра районного центра. (Того самого, где он работал раньше судьёй). Поучаствуешь в моём предвыборном штабе?

– Отчего ж, поучаствую.

В задачи Ивана входило светить Лёлика по всем возможным средствам массовой информации, что он и делал усердно: брал у него интервью для ТВ, привел к нему ещё пару ТВ – корреспондентов, журналиста из областной газеты. Рекламировал его на встречах с избирателями, убеждал голосовать.

Прошли выборы – и Лёлик победил. Теперь он не просто Лёлик – помощник Губернатора, а мэр города областного подчинения Вячеслав Иванович Болек. Ивана к себе на работу не позвал, да Иван и не просился. Болек вообще никого из людей, которые его, собственно, сделали мэром, не позвал.