Текст книги "Нокаут на шестой минуте"

Автор книги: Вадим Корш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Вадим Корш
НОКАУТ НА ШЕСТОЙ МИНУТЕ

Вадим Корш до последней поры работал главным выпускающим Азербайджанского информационного агентства, корреспондент ТАСС. Увлекается плаванием и парусным спортом. Участвовал в регатах.

Публиковался в альманахе «Истоки». Участник Всесоюзного совещания молодых литераторов, работающих в жанре приключений и научной фантастики.

1
Воскресенье (вечер)

«На ринг приглашаются боксеры второго среднего веса…» Голос диктора на мгновение перекрыл ровный гул, который висел под сводами Дворца спорта. Прожекторы, освещавшие ринг, вспыхнули ярче, зрители заторопились вверх и вниз по проходам, занимая места.

Обозреватель еженедельника «Спорт» Муслим Адигезалов сложил газету и поудобнее устроился в кресле литерного ряда – за судейскими столиками.

– Предвкушаешь? – толкнул Муслима в бок сидящий рядом главный врач соревнований Рамиз Джавадов. Он нервно потирал полные ладони и дергал себя за отворот белого халата, открывая яркий значок на лацкане пиджака. – Сколько мы ждали этот бой!

– Да, бой может получиться, – равнодушно кивнул Адигезалов и достал блокнот. – Если Ахундов прилично сработает, он может в первой сборной закрепиться. Попов готов его на чемпионат Европы взять. Он мне сегодня сам сказал.

– Интервью с ним писать будешь? – Джавадов уважительно посмотрел на соседа.

– Вряд ли. Если Ахундов проиграет – смысла нет.

– А если выиграет?

– У Бауэрса не выиграет. Все-таки чемпион мира.

По проходам на ринг поднялись боксеры. Адигезалов пристально вгляделся в Бауэрса, разминающегося в своем углу.

– Смотри, Рамиз, он весит всего на полкило больше Ахундова, а кажется намного здоровее.

– Ничего, – азартно бросил Джавадов, которого уже захватил предстоящий бой. – Ахундов также не доходяга. И готовился он серьезно. Будут Бауэрсу сюрпризы.

Встреча сборной СССР и сборной лучших боксеров Европы в Баку была предпоследней в турне гостей по Советскому Союзу. Они неожиданно проиграли первый матч сборной Российской Федерации, выиграли у сборной Москвы, и теперь встреча в Баку и предстоящий матч в Ташкенте с олимпийской сборной страны были для них делом престижа. Бакинский матч складывался для сборной СССР неудачно. Чемпион страны и победитель Кубка Европы во втором наилегчайшем весе ереванец Армен Загирян вдруг занервничал и проиграл своему давнему сопернику – боксеру из Венгрии Лайошу Тотту. Такая неудача на старте выбила из колеи остальных боксеров. Досадные ошибки пошли одна за другой, и перед боем Ахундова с Бауэрсом счет был 5:3 в пользу гостей. Поражение Ахундова лишало советских боксеров шансов на победу в матче. И потому трибуны ждали от единственного представителя своего города в сборной только победы, не желая принимать во внимание то обстоятельство, что его соперником был чемпион мира Рудольф Бауэрс.

Коротко звякнул гонг. Ахундов, подбадриваемый ревущими в едином порыве зрителями, бросился вперед. Но ошеломить соперника градом ударов не удалось. Опытный Бауэрс был начеку. Он встретил советского боксера коротким ударом в голову и отступил, не желая ввязываться в обмен ударами. Секунды бежали. Бауэрс вел бой неторопливо, Ахундов же – наоборот. Сказывалось предматчевое волнение и желание отличиться перед своими болельщиками. Он раз за разом налетал на соперника и, встреченный точным ударом, откатывался назад.

– Ну, что скажешь, что? – азартно шептал Джавадов, вскакивая со скамейки и пихая Адигезалова в бок. – Видишь, как атакует!

– Брось, Рамиз, – отмахнулся журналист. – Он выдохнется и во втором раунде будет ползать.

Но Джавадов не слышал, приветствуя еще одну безрезультатную атаку Ахундова. Бауэрс отбил ее спокойно, подставляя под удары плечи и перчатки. И вдруг он, словно распрямившаяся пружина, бросился вперед. Молниеносно нанес не ожидавшему штурма Ахундову два мощных удара. Тот рухнул как подкошенный на бок. Рефери, энергично размахивая рукой, начал отсчитывать секунды. Трибуны напряженно молчали, переживая неудачу своего любимца. При счете «восемь» Ахундов поднял руки, показывая, что готов продолжать бой. Трибуны облегченно вздохнули. «Бокс», – скомандовал рефери. Боксеры сошлись в центре ринга, но тут же звякнул гонг. Чуть толкнув друг друга плечами, боксеры отправились отдыхать.

«В синем углу ринга – победитель прошлогоднего первенства мира в Мексике Рудольф Бауэрс. Его рост – 171 сантиметр, вес – семьдесят четыре с половиной килограмма…» – разнесся над трибунами бесстрастный голос.

– Ну, что скажешь? – Адигезалов тронул за плечо соседа.

– Бауэрс, конечно, класс, – оценил Джавадов. – Но все может быть. Чем черт не шутит.

– Оптимист ты, Рамиз, неисправимый, – рассмеялся Адигезалов. – Или в боксе ничего не смыслишь. Хорошо, если явного преимущества не будет.

Джавадов надулся и упрямо буркнул:

– Все может быть.

…Второй раунд не изменил общей картины боя. Боксеры ловко маневрировали. Ахундов горячился, а Бауэрс, чувствуя свое превосходство в классе, спокойно вел схватку к победному концу. Трибуны недовольно шумели, требуя активных действий. Наконец Ахундов решился. Обманным финтом он заставил Бауэрса раскрыться, нырнул под руку и, выпрямляясь, нанес сильный удар в подбородок. Трибуны ахнули. Бауэрс на мгновение опешил, однако успел защититься от следующего удара. Но, видно, апперкот потряс его. Он упал на одно колено и медленно сполз на помост.

– Какой удар! Какой удар! – вопил Джавадов.

Рефери решительным жестом отправил советского боксера в угол и склонился над его соперником. «Раз, два, три…» Трибуны кричали не умолкая. Бауэрс попытался встать, но упал на спину. На трибунах началось что-то невообразимое. Пять тысяч человек ревели. Рефери закончил счет и развел руки, фиксируя нокаут. Задыхающийся от усталости и счастья, Ахундов бросился в объятия тренеров. Секундант Бауэрса, невзирая на протесты рефери на ринге, перелез через канаты и склонился над боксером.

Адигезалов, не сводивший глаз с ринга, дернул Джавадова за рукав. Тот, словно скинув с себя какое-то оцепенение, подхватил сумку и бросился на ринг. Присев возле боксера, он пощупал пульс Бауэрса, достал из сумки бутыль с водой и отвинтил пробку. С трудом шевеля губами, боксер сделал несколько глотков, попытался что-то сказать, но горло его свела судорога и он откинулся на спину.

Носилки появились почти мгновенно. Бауэрса осторожно уложили на них и перенесли через канаты. Носилки поплыли на виду у восторженных трибун к раздевалке. Там Бауэрса уложили на узкий массажный диванчик, на котором он через двадцать секунд скончался.

2
Понедельник (день)

Стрелки больших часов на улице показывали полдень, когда оперуполномоченный отдела уголовного розыска управления внутренних дел капитан Ариф Шахбеков, предъявив вахтеру служебное удостоверение, прошел в вестибюль центральной городской больницы. Пройдя по коридору первого этажа, капитан спустился в полуподвал, во владения патологоанатомов. Здесь он нашел дверь с табличкой: «Профессор 3. А. Тахмазов».

Навстречу Шахбекову из-за стола поднялся высокий мужчина в халате с закатанными по локоть рукавами. Каждое движение доктора было точным и выверенным, словно он стоял у операционного стола.

– Добрый день, дорогой, – он приветствовал капитана, как старого знакомого. – Что у вас за работа? Видимся только по печальным случаям.

– Не говори, Зия, – кивнул Шахбеков. – Толком и поговорить не удается. Выбрались бы как-нибудь, посидели бы в кабачке, вспомнили годы молодые. А то, гляди, уже седеть начал.

– Выберешься, как же, – махнул рукой Тахмазов, задетый за живое замечанием Шахбекова о седине. – В субботу – на работе, в воскресенье – на работе. Забыл, как сын выглядит. Да что тебе объяснять? Сам знаешь.

Мужчины сели за стол.

– Чем порадуешь, доктор?

– Уж порадую. – Тахмазов хмыкнул и придвинул к себе пухлую папку. – Получил данные судебно-химического исследования.

– Твои подозрения подтвердились?

– Подожди, Ариф, – Тахмазов развязал тесемки. – Давай по порядку, а то я обязательно что-нибудь забуду. Итак, тело Рудольфа Бауэрса поступило в отделение в четырнадцать ноль восемь. Вскрытие проводилось по постановлению следователя городской прокуратуры Султанова доктором Тахмазовым в присутствии оперуполномоченного УВПД капитана Шахбекова и понятых – представителя Спорткомитета республики Гасанова и врача сборной Европы по боксу Ральфа ван Рейхена. Так?

– Так, – кивнул Шахбеков.

– Дальше – мое заключение. – Доктор перевернул лист. – Но с ним ты знаком. И наконец: «По требованию эксперта по результатам судебно-медицинского исследования провести судебно-химическое исследование». Вот его данные.

Тахмазов перевернул еще один лист и поднял голову.

– Короче, его отравили, Ариф. Он получил сильный удар, но причина смерти – не кровоизлияние, а яд. В этом нет сомнений. Ребята провели исследование очень тщательно.

– Ах ты черт! – Шахбеков хлопнул ладонью по столу. – Я все-таки надеялся, что ты ошибся. Только этого нам не хватало. Чем отравили?

– Яд на основе синильной кислоты. Только доза была очень маленькой, и потому смерть наступила не мгновенно, а через минуты полторы после приема яда.

– Ты уверен, что яд попал в организм через пищевод?

– Уверен. На теле нет никаких уколов.

– Подожди, Зия, подожди. Давай разберемся. У тебя есть копия моего вчерашнего протокола?

Шахбеков вытер со лба испарину.

– Есть, конечно. – Тахмазов раскрыл папку на первой странице.

– Смотри, – капитал придвинул бумаги к себе и пробежал глазами по строчкам. – Бауэрса, уже лежавшего на ринге, напоил водой главный врач соревнований Джавадов. Выходит, вода в его бутылке была отравлена?

– Выходит, так, – кивнул Тахмазов.

– Не торопись. Мне важно с точностью до секунды определить время, которое прошло от момента, когда яд попал в организм, до момента гибели боксера. Ведь Бауэрс пил воду и в перерыве между раундами. Его могли отравить и тогда.

– Отпадает, – твердо сказал Тахмазов после секундного раздумья. – Конечно, время с точностью до секунды тебе никто не определит, но могу сказать точно: после того как яд попал в организм, у боксера началось стеснение дыхания, упала сердечная деятельность. Он не смог бы боксировать и пяти секунд. А ведь во втором раунде он дрался больше двух минут.

Шахбеков был горяч, но не упрям.

– Я понял, – кивнул он. – Значит, злополучная бутылка. Спасибо тебе, Зия. Подготовь, пожалуйста, для меня все документы. И дай нам бог в следующий раз увидеться по более радостному поводу.

* * *

Доктор Джавадов принадлежал к тому типу нервных и легковозбудимых людей, для которых любая мелочь может стать поводом как к разудалому веселью, так и к полному отчаянию. Получив самое незначительное замечание начальства, доктор мог часами в скорбном молчании представлять себе жуткие картины увольнения с работы. В конце концов он убеждал себя, что это случится со дня на день, и приходил в ужасное состояние от мысли, что его троим детям придется влачить с таким отцом жалкое, полуголодное существование. И наоборот, одобрение рецензента, прочитавшего его очередную статью в медицинском журнале, найденный удачный вариант лечения грудного пациента, – и доктор весь вечер носил на плечах своих мальчишек, уверенный, что жизнь удалась и теперь у него все будет получаться.

Известие о том, что в бутылке, из которой он напоил боксера на ринге, оказался яд, подействовало на доктора удручающе.

«Теперь меня расстреляют, – думал он. – Поставят к стенке и расстреляют. Перед иностранцами решат выслужиться. Тут и доказывать ничего не надо. Бутылка моя. Значит, я и убил».

Перед Джавадовым проплывал мрачный тюремный двор, шеренга солдат и прокурор, зачитывающий приговор, почему-то свернутый как свиток. Допрос, для которого его вызвали в милицию, был, по его мнению, первым шагом к такому концу, и потому Джавадов сидел в кабинете заместителя начальника отдела уголовного розыска подполковника Горина мрачный и холодный, похожий на еретика перед сожжением.

Подполковник говорил по телефону. Он крепко сжимал в кулаке трубку и далеко отставлял ее от губ. Даже по его скупым ответам ведущий протокол капитан Шахбеков понял, что речь идет о погибшем боксере.

Дождавшись, пока подполковник положит трубку, он поднял на него вопросительный взгляд.

– Все по тому же вопросу, – буркнул Горин и подпер ладонью широкий подбородок с ямочкой посередине. – Все утро трезвонят. Все кому не лень. – Он повернулся к Джавадову, словно желая разъяснить ему причину столь настойчивых звонков: – А что делать? Международный скандал. И требование одно – торопитесь, торопитесь. Так что давайте спешить.

«Давайте спешить, – с тоской подумал Джавадов. – Как бы им не пришлось прямо отсюда отправить меня в камеру».

– Вернемся к бутылке. – Горин кивнул Шахбекову, и тот склонился к бумагам. – Вы утверждаете, что собственноручно заполнили ее кипяченой водой. Когда и где?

– Вчера я приехал во Дворец спорта за три часа до начала матча. И сразу пошел в медпункт. Там уже были медсестры. Они кипятили чайник. Мы выпили чай, и заодно я наполнил бутылку. Понимаете, из того же чайника, из которого мы наливали себе чай. Положил бутылку в сумку и ушел.

– Ушли в зал?

– Нет. До начала еще было время. Я пошел в одну из комнат оргкомитета. Мы ее называем судейской. Меня должен был ждать приятель – спортивный журналист Муслим Адигезалов. Но его в комнате не было. За столом сидел Намик Гасанов – работник нашего Спорткомитета и что-то писал. Я оставил сумку в судейской и пошел искать Муслима.

– Долго искали?

– Не очень. Минут пять, может, десять. Вошел в зал, обошел вокруг ринга и пошел обратно. Вижу, Гасанов стоит у судейской и разговаривает с Ахундовым.

– С боксером?

– Нет. С его отцом. Его все знают. Он выполняет при сыне обязанности менеджера. Гасанов меня заметил и говорит: «Адигезалов тебя ждет». Я вошел в судейскую. Муслим был там один. Ходил из угла в угол. Я спросил, что он мечется? Говорит: «Думаю». Мы еще немного посидели и пошли на свои места к рингу. Больше я со своей сумкой не расставался.

– На соревнованиях у вас всегда при себе бутылка с водой?

– Конечно. Только обычно эта вода для питья не используется. Она – на всякий случай, если вдруг придется промыть ранку, смыть кровь с рассеченной брови.

– Скажите… – Горин прищурился. – А где ваша бутылка сейчас? Мы искали ее и во Дворце спорта, и в больнице, но она как сквозь землю провалилась.

– Я не знаю, где бутылка. – Джавадов прижал руки к груди. – В раздевалке, когда Бауэрс скончался, она была у меня в руке. Знаете, это был ужасный момент. У меня в прямом смысле слова опустились руки. Я даже не заметил, как вода вылилась на пол.

– Вы хотите сказать, что вылили воду из бутылки на пол в раздевалке.

– Я не вылил, – смутился Джавадов. – Я случайно. Поверьте мне.

– А где же сама бутылка? Уж не разбили ли вы ее?

– Нет, нет. Я поставил ее на стол в раздевалке. Да, кажется, так. И там забыл.

– Значит, бутылка осталась в раздевалке?

– Во всяком случае, я ее оттуда не брал. Конечно, если бы я знал, что она… что вода в ней… но я не знал, что там яд. Клянусь вам. Товарищ подполковник, зачем мне травить Бауэрса?

– Вроде незачем, – согласился Горин.

– Конечно. – Джавадов недоверчиво взглянул на него, будто проверяя, действительно ли подполковник с ним согласен. Ни слова не говоря, Горин взял пропуск доктора и сделал на нем пометку.

– Я могу идти? – Джавадов кивнул на пропуск.

– Подпишите протокол и можете быть свободным. Только, думаю, нам придется еще раз встретиться.

– Конечно, конечно, – забормотал Джавадов, которому слова о грядущей встрече испортили настроение. Он хотел что-то спросить у подполковника, но передумал, махнул рукой и взял ручку.

3
Понедельник (вечер)

В мраморном вестибюле гостиницы «Интурист» Шахбекова встретил администратор.

– Меня предупредили о вашем приезде, – шепнул он и заговорщицки склонил голову.

– Прекрасно, – громко сказал капитан, с интересом разглядывая группу иностранцев у скоростных лифтов гостиницы.

– С кем бы вы хотели побеседовать? – Администратор отвел капитана к своей конторке.

– С менеджером сборной Европы. – Шахбеков заглянул в блокнот. – Мишелем Эндоссе.

– Четвертый этаж, номер 443, – сказал администратор, проведя пальцем по странице канцелярской книги.

Шахбеков небрежно кивнул и пошел к лифтам.

Наверх он поднимался с французами. Капитан неодобрительно покосился на шорты двух бородатых мужчин, а короткие юбочки девушек заставили его отвести глаза. Две старушки, одетые, слава богу, в брюки, оживленно обсуждали подробности экскурсии. Шахбеков, вспоминая отдельные слова французского, понял, что в Баку жарко и есть море. Наконец лифт остановился на четвертом этаже, и капитан вышел.

Мишель Эндоссе, седой и стройный мужчина, оказался совсем не похож на известные по кинокартинам образы испанцев – черноволосых крепышей с кушаками на талии. Он пожал Шахбекову руку и пригласил в гостиную своего номера. Капитан вошел, с уважением оглядел стены, обитые толстым сукном. «Ишь ты, – вздохнул он. – Можем, же создавать интерьер, когда хотим».

Из кресел навстречу Шахбекову поднялись двое.

– Наш доктор Ральф ван Рейхен. С ним вы, кажется, знакомы. И секундант Бауэрса Отто Мюллер, – представил своих товарищей Эндоссе, вполне прилично владея русским.

– С доктором мы виделись в больнице у профессора Тахмазова. А с господином Мюллером мне приятно познакомиться, – учтиво проговорил капитан, пожимая протянутые руки.

– Прошу садиться. – Эндоссе первым опустился в кресло. – Я подумал, что будет лучше, если в нашем разговоре не примут участия посторонние. И потому попросил нашего переводчика временно передать мне свои обязанности. Если вы не возражаете, конечно.

– Отчего же, – пожал плечами Шахбеков, стараясь сообразить, нет ли в желании Эндоссе избавиться от переводчика подвоха. – Если вы не будете возражать против того, что я запишу наш разговор на магнитофон, думаю, мы быстро найдем общий язык.

Эти слова чем-то не понравились Эндоссе. Он нахмурился, бросил быстрый взгляд на Мюллера и ван Рейхена, повернулся к Шахбекову.

– Я не против магнитофона. Что касается общего языка, то мы приступим к его поиску лишь после уточнения наших позиций. – Эндоссе подождал, пока капитан наладит аппаратуру. – Позвольте мне спросить, что вы сделали для задержания убийцы Бауэрса?

Шахбеков помедлил, размышляя, стоит ли пространно отвечать на этот вопрос.

– К сожалению, я не могу по известным соображениям рассказывать о ходе следствия, но хочу заверить, что мы прикладываем все усилия…

– Все усилия! – вспылил Эндоссе. – Неужели требуется много усилий для ареста того, кто отравил боксера на глазах тысяч людей? Неужели уголовному розыску не ясно, кто, выполняя приказ ваших спортивных деятелей, убрал сильного соперника перед чемпионатом Европы?

– Вы имеете в виду доктора Джавадова?

Эндоссе кивнул.

– У вас есть доказательства его виновности?

– Искать доказательства – ваше дело. Но есть ли у вас другое объяснение этого убийства?

– Другого объяснения у меня пока нет. Но и ваше мне кажется, простите, надуманным. Спортивные деятели… Заговор против боксера… В нашу страну приезжают лучшие спортсмены мира, и их до сих пор никто не травил. Неужели двадцативосьмилетний Бауэрс, который через год-два сойдет с ринга, вызвал у наших спортивных деятелей такой ужас. И зачем травить его на ринге, на глазах, как вы справедливо заметили, тысяч людей? Неужели нет для этого укромного уголка? Если вы хотите знать мое мнение, то, думаю, мы имеем дело с преступной неосторожностью. Очевидно, Джавадов налил воду в бутылку, в которой прежде хранил яд.

– Прекрасно, – горько усмехнулся Эндоссе. – Я не сомневался, что мне предложат подобную версию, и не удивлюсь, если вы ее быстро докажете. Наверное, на нее очень рассчитывают те, кто убил Бауэрса. Бедный неосторожный врач получит два-три года тюрьмы, которые будут окрашены круглой суммой компенсации и сносным содержанием. Довольны все.

– Вы преувеличиваете, господин Эндоссе.

– Я не преувеличиваю, инспектор. В вашей версии я вижу лишь желание выгородить убийцу.

– Прежде всего, надо доказать, что Джавадов – убийца. Ведь мы до сих пор не знаем, был ли в бутылке яд, – буркнул капитан, раздосадованный ходом разговора. – Бутылку мы пока не нашли.

– Ну, это поправимо, – улыбнулся Эндоссе. – Бутылка у меня.

– У вас?

– Да. Хоть это, очевидно, вас огорчит.

Капитан пропустил колкость мимо ушей. Эндоссе что-то шепнул Мюллеру. Тот кивнул и вышел в соседнюю комнату. На мгновение в гостиной стало тихо. Но вот скрипнула половица и появился Мюллер, держа в руке бутылку с красной завинчивающейся пробкой.

– Как видите, случай помог нам. – Эндоссе поставил бутылку на стол. – Ваш врач забыл ее в раздевалке, а рабочие Дворца спорта, помогая собирать вещи, сунули ее в сумку Бауэрса, где ее и нашел господин Мюллер.

– Отличная находка. – Шахбеков протянул руку к бутылке, но Эндоссе не отпустил ее.

– Простите, инспектор, но мне нужны гарантии, что бутылка не разобьется и не исчезнет до того, как будет сделан анализ.

Капитан отдернул руку.

– Вы подозреваете меня в пособничестве убийце? Не слишком ли вы…

– О, не обижайтесь, инспектор, – мягко перебил его Эндоссе. – Вы должны меня понять. Я, прошу извинить еще раз, не могу доверять вам полностью. Ведь вы ведете дело против своего соотечественника. У меня нет сомнений в вашей честности и в вашем профессионализме, но на вас могут оказать давление.

– Я хотел бы заметить, господин Эндоссе, – капитан заговорил, тщательно подбирая каждое слово, – что я веду дело не против моего соотечественника, а против убийцы. Это, согласитесь, не одно и то же?

Эндоссе кивнул.

– Что касается давления, то хочу вас заверить: мое руководство заинтересовано в скорейшем розыске убийцы не меньше вас. Вы убеждены, что виновен доктор Джавадов? Что ж, если это так, он предстанет перед судом. Но его вину необходимо доказать. По-моему, закон каждой цивилизованной страны требует того же.

– Конечно, инспектор, – кивнул смущенный Эндоссе и налил в стоящие на столике бокалы пенящийся лимонад. – Может, выпьете что-нибудь покрепче?

– Я на службе. – Капитан рассердился на себя за эту нелепую фразу и крепко сжал в ладони запотевший бокал. – Вы требуете гарантий сохранности бутылки. Я могу лишь дать вам свое честное слово. Ну, и составить, разумеется, акт передачи вещественного доказательства.

Эндоссе помолчал, потом едва уловимым движением подвинул бутылку капитану. Шахбеков, стараясь действовать осторожнее, завернул бутылку в газету, предварительно положив под донышко и на горло картонные подставки, на которых стояли бокалы.

– Какие у вас к нам вопросы? – Эндоссе внимательно следил за руками капитана.

– Меня интересует, не было ли у Бауэрса в команде врагов? – Шахбеков неловко повернулся и чуть было не свалил драгоценную бутылку. – Может, кто-то завидовал ему, соперничал с ним?

– Нет, нет, инспектор, – быстро ответил Эндоссе. – Соперничать с ним было некому. Он – единственный в команде представитель своего веса. Не было у него и врагов. Бауэрс был всеобщим любимцем. Он был прямым и честным парнем, влюбленным в бокс. Поверьте мне, я в спорте не новичок, но редко можно встретить человека, столь преданного боксу. Всю жизнь Бауэрс боролся против взяток, договорных боев, подкупа. Потому он и не стал профессионалом, хотя заключить с ним контракт хотели многие.

– Был ли Бауэрс в Баку, в СССР? Есть ли у него здесь какие-нибудь знакомые?

Эндоссе склонился к Мюллеру, перевел вопрос, выслушал ответ и повернулся к капитану.

– В СССР он был несколько раз. В последний – на Кубке Европы. В Баку он впервые. И знакомых у него здесь не было.

– Благодарю. – Капитан перелистал блокнот. – Скажите, господин Эндоссе, вы и господин Мюллер были возле Бауэрса в его последние секунды? Он ничего не сказал перед смертью?

Эндоссе посовещался с Мюллером.

– Пока Бауэрс лежал на ринге, он ничего не сказал. А в раздевалке попытался. Я наклонился к нему, но у Бауэрса начались судороги, и я разобрал лишь одно слово. Его можно перевести с немецкого, как «перепутать» или «перепутали». Но не исключено, что я ошибся.

' Шахбеков попросил записать на отдельном листке слово «перепутать» в немецкой транскрипции, забрал со столика сверток с бутылкой и откланялся.

* * *

Примерно в то время, когда капитан Шахбеков получил у Мишеля Эндоссе бутылку с красной завинчивающейся пробкой, в кабинет подполковника Горина вошел Муслим Адигезалов. Собственно, подполковник ждал его только завтра, но Муслим после бесполезного выяснения по телефону, зачем он понадобился уголовному розыску, пожелал приехать немедленно. «Нервничает, – думал подполковник, глядя на бледного журналиста, устраивающегося на стуле. – Впрочем, ничего удивительного. В милиции нервничают даже те, кто не чувствует за собой никакой вины».

После первых вопросов – анкетные данные и место работы – Адигезалов почувствовал себя свободнее и попросил разрешения закурить.

– Курите, курите. – Подполковник кивнул на пепельницу. – Вы впервые даете показания в милиции?

– Опыта в этом деле никакого, – улыбнулся Адигезалов, но улыбка получилась вымученной. – Волнуюсь.

– Вот это напрасно. – Подполковник сорвал обертку с жевательной резинки и отправил в рот пластинку, пахнущую клубникой. – Это я вместо сигарет, – пояснил он. – Курить бросил.

– Так, может, я зря? – Адигезалов ткнул сигаретой в пепельницу.

– Курите. – Горин махнул рукой. – Стану пассивным курильщиком, если активным больше нельзя. Но вернемся во Дворец спорта. Вы приехали на матч задолго до его начала?

– Часа за полтора.

– И что делали все это время?

– Сначала нашел старшего тренера нашей сборной Попова. Я с ним договорился встретиться перед матчем. Беседовали мы минут тридцать. Потом, примерно за сорок минут до начала матча, я пошел в судейскую комнату. Там меня должен был ждать врач соревнований Джавадов.

– Джавадов был в комнате?

– Нет. За столом сидел Намик Гасанов из Спорткомитета. Мы поздоровались, поговорили минуты две. Потом в комнату заглянул Ахундов – отец нашего боксера, который нокаутировал Бауэрса, и Гасанов сразу вышел.

– В это время в комнате стояла сумка доктора Джавадова. Вы видели ее?

– А я вообще не знаю, какая у него сумка. Там по всей комнате были разбросаны какие-то вещи, сумки, сетки. Я не приглядывался. А что, вы меня подозреваете в убийстве боксера?

– Скажу вам откровенно. – Подполковник исподлобья взглянул на журналиста. – Такую возможность я исключить не могу. Ведь вы оставались в комнате один, а там была сумка Джавадова. Значит, возможность всыпать яд в бутылку у вас была.

– Вот так влип! – Адигезалов откинулся на спинку стула. – Только этого мне не хватало. Поймите, это же смешно. Зачем мне сдался этот Бауэрс? Какой мне резон его убивать? Я его и знать-то не знал.

– А кому был резон его убивать?

– Не знаю… – Адигезалов замялся. – Но если убили, значит, кому-то был. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Только вы не подумайте, что я это сейчас придумал, чтобы отвести от себя подозрение. Дело в том, что нокаут Бауэрса показался мне очень странным.

– Странным? Что же вы заметили?

– Понимаете, мне показалось, что он упал на ринге нарочно. Причем так, чтобы всем, кто хоть что-то понимает в боксе, стало ясно, что он имитирует нокаут. Примерно шесть лет назад на одном из турниров боксеров Закавказья была такая история. Одного парня заставили проиграть бой…

– Прямо так и заставили?

– Ну, не силой, конечно. Были у нас ловчилы, которые все это делали очень тонко. Сначала пообещают за поражение поездку за рубеж на турнир. В случае отказа могут пригрозить испортить спортивную карьеру – не приглашать на турниры, обрабатывать судей и так далее. Только очень уверенные в себе спортсмены могут справиться с таким давлением. Те, кто послабее, ломаются и идут на сделки. Так вот, на том закавказском турнире парень вроде согласился проиграть бой. Но затаился и решил выразить протест против нажима на него. Он вышел на ринг, пробоксировал первый раунд, причем дважды отправлял соперника в нокдаун. А во втором раунде, секунд через десять после начала, получив легкий удар, причем не в голову, а в плечо, упал и пролежал до счета «десять». Нокаут. Но все видели, что никакого нокаута быть не могло. Сначала решили, что у боксера что-то с сердцем. Проверили – все в порядке. Получился мощный скандал. Несколько человек были вынуждены уйти из спортивного общества. А вчера мне показалось, что Бауэрс сыграл в ту же игру, только менее явно. Тоньше, если хотите. Получив сильный удар, он не упал. Вроде бы устоял, а через несколько секунд лег. Разве такое может быть? После нокаутирующего удара боксер летит с ног мгновенно. Специалисты должны были заметить эту странность. Тем более что первый раунд Бауэрс выиграл. И довольно легко.

Подполковник задумался. Несколько секунд он машинально крутил заводную головку часов. Его взгляд остановился на Адигезалове. Муслим чувствовал себя неловко. Он опустил голову и водил пальцами по узорам стола.

– Вы хотите сказать, что Бауэрса заставили проиграть Ахундову?

– Ну, заставить Бауэрса не так-то легко. Он – не начинающий мальчишка, а чемпион мира. Но его могли уговорить или, скорее, купить. Представьте себе ситуацию: под давлением неизвестных нам сил Бауэрс согласился проиграть, но на душе у него скребли кошки. Еще бы! Он, сильнейший в мире, должен проиграть боксеру, не участвовавшему ни в одном крупном турнире. И Бауэрс решил показать, хотя бы специалистам, что он проигрывает нарочно. Вот и сыграл в нокаут.

– А его гибель? Тоже оговорена?

– Кто-то мог заметить, что боксер блефует, имитирует нокаут. Испугался скандала и убрал Бауэрса.

– Может быть, может быть. – Подполковник погладил чисто выбритый подбородок. – Только почему этот кто-то заранее отравил воду именно в бутылке Джавадова?

– Этого я не знаю, – пожал плечами Адигезалов. – Я просто рассказал вам о своих впечатлениях от увиденного вчера.

Подполковник проводил журналиста и долго стоял у окна задумавшись.

* * *

Дежурный администратор шестого этажа гостиницы «Интурист», полная блондинка лет сорока, назвалась Ниной Александровной Королевой. Она внимательно рассмотрела удостоверение Шахбекова, переводя взгляд с фотографии на лицо, и наконец сказала:

– Да, к Бауэрсу приходил один человек. Такой, знаете, представительный мужчина в очках. У него большое родимое пятно. Вот здесь. – Королева дотронулась пальцем до щеки.

– Даже родимое пятно? – Шахбеков щелкнул авторучкой. А когда он приходил?

– Позавчера. Я как раз дежурила вечером. Боксеры только вселились. Бауэрс вошел в номер, а минут через пятнадцать пришел этот мужчина. Сидел в номере недолго. Минут десять, не больше. – Королева кокетливо поправила прическу. – Потом вышел, вызвал лифт и уехал. Бауэрс вышел вслед за ним и пошел на ужин.