Текст книги "Стерлитамакская быль"
Автор книги: Вадим Ивлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
По обе стороны улицы Пушкина в те годы стояли простенькие деревянные дома, победнее, чем на ул. Садовой. Деревьев, тротуаров и канав не было. Улица выглядела почти так же, как и 37 лет назад, когда по ней, в 1918-м, в последний раз прошёл мой прадед А. А. Ивлев. Не было тогда только деревянных столбов с проводами и чёрными громкоговорителями.
Многие из жителей здесь были нашими родственниками, три дома некогда принадлежали нашей семье.
Ещё 170 м на север, по ул. Пушкина, почти в самый конец-тупик, и мы оказались у моего отчего дома. Здесь закончилось наше увлекательное путешествие длиной в один километр.
Ул. Пушкина здесь как бы расширялась. Начиная с нашего дома, по западной стороне, три последних дома стояли в глубине, перед ними огород. Ул. Пушкина заканчивалась тупиком, за забором – железобетонный завод (Башстрой). Расширенная часть тупика представляла собой лужайку, сплошь покрытую травой-муравой (горец птичий, он же спорыш). Идеальное место для детских игр, абсолютно безопасное.
Место, где некогда стоял величественный собор Казанской Божией Матери, находилось точно на полпути между роддомом и нашим домом. В будущем оказалось, что собор находился в центре моего жизненного ареала, каким он был первые 14 лет моей жизни (окружность радиусом до 1.5 км).
Расширение моего ареала шло по уровням, в западном направлении, В том же, западном направлении, рос и мой родной город.
По мере достижения определённого возраста мои интересы и потребности двигались: от левого берега Ашкадара-ул. Пушкина до улицы Халтурина (0-6 лет), затем до улиц: Карла Маркса (6-14 лет), затем Мира (14-16 лет).
Ул. Халтурина: Татианинский храм (Св. Крещение), ясли, детский сад, баня, водоразборная колонка, продуктовый магазин.
Ул. Карла Маркса: школа, детская библиотека, музей, кинотеатр, музыкальная школа, стадион, культпросветучилище.
Ул. Мира: универмаг, гастроном, старшие классы, окончание школы, первые шаги к взрослой жизни, далее везде
Так выстраивался мой личный мiр.
Это движение, восхождение по ступеням сложности, продолжается всю мою жизнь. На сегодняшний день я продвинулся в пространстве на 8385 км от родного дома.
Родовой дом на улице Пушкина (Набережная)
Мой родовой дом на ул. Пушкина 117 (до революции ул. Набережная, 76), 1909 года постройки, выглядел достаточно скромно: дубовый сруб в три окна, с парадным входом на восточной стороне, вход через сени, с русской печью с полатями, без фундамента, с завалинкой, удобства на дворе. Повседневный вход был со двора, через крыльцо, в боковую дверь.
Ставни ночью закрывались на запор. Поперёк закрытых ставень накладывалась кованая железная полоса, на конце её крепился длинный железный штырь. Он продевался через отверстие в бревне и фиксировался внутри дома. Очень надёжная конструкция.
Закрывая ставни на ночь, семья защищала личную жизнь от недоброжелателей (хорошие люди в тёмное время под окнами ходить не станут), также и оконные стёкла от ударов. Ничего такого в то время не наблюдалось, это был древний ритуал, который защищал семейный очаг от опасностей извне. Входные двери на ночь закрывались изнутри «крючком», а снаружи, когда хозяева уходили – висячими амбарными замками.
Дом стоял в глубине от «красной линии», по которой вытянулись все предыдущие дома. Перед домом – огород, по узкой дорожке проходили к калитке. На границе нашего участка, близко к дому, высился могучий, высоченный тополь, одно из самых старых деревьев Стерлитамака, посаженное ещё до революции.
Первым владельцем этого дома был мой прадед, Александр Александрович Ивлев (1875-1918+), столяр-краснодеревщик, глава семьи из пяти человек, член Стерлитамакского ревкома, народный комиссар социального обеспечения Стерлитамакского уездного совета народных комиссаров в 1917-1918 годах.
Род Ивлевых имел корни в Московской губернии. Семья Ивлевых в начале прошлого века обосновалась в уездном, быстро растущем и богатевшем купеческом городе Стерлитамаке Оренбургской губернии. Численность населения города в 1917 году составляла около 18000 человек (больше, чем, например, в старинном Ростове Великом), и Стерлитамак был чем угодно, но только не «захолустьем». Ещё до революции Стерлитамак, за счёт притока переселенцев и отчасти ссыльных, сформировался в город с разнообразным по культуре и религии, многонациональным населением. Новые люди приносили новые идеи, навыки хозяйственной деятельности, полезные знания, устанавливали прямые связи с другими городами обширной империи. Санкт-Петербург, в 1914-м переименованный в Петроград, имел сильное влияние на умы интеллигенции и высококвалифицированных рабочих Стерлитамака.
В Стерлитамаке мой прадед работал по специальности на мукомольной мельнице с паровым двигателем, принадлежавшей А. В. Кузнецову. Внушительное, высокое кирпичное здание мельницы, образец промышленной архитектуры Стерлитамака, было хорошо видно издалека. Располагалось оно недалеко от Базарной площади, на которую выходит ул. А. А. Ивлева, до революции Сенная.
Купец 2-й гильдии Алексей Васильевич Кузнецов, владелец паровой мельницы, гласный нескольких городских Дум, прославился и как меценат, строивший дома для рабочих своей мельницы. Скорее всего, именно в одном из таких домов, по ул. Набережной (ныне Пушкина), в 1909 году, после Большого стерлитамакского пожара 1908 года, справила новоселье семья Ивлевых.
В доме была столярная мастерская, где прадед изготовлял мебель на заказ. В те времена мастеровые люди обязательно имели дома маленькую мастерскую, где работали в свободное от основной работы время. Очень вероятно, что некоторые образцы этой мебели можно и сейчас отыскать в нашем городе, по крайней мере в краеведческом музее. Эту мастерскую я ещё застал. Хорошо помню полный набор старинных столярных инструментов, цельнодеревянный верстак, печку-буржуйку. Папа самостоятельно освоил мастерство и строил очень хорошую мебель. Кое-чему и меня научил.
Зарабатывал прадед достаточно, чтобы достойно содержать свой дом, семью из пяти человек. Подсобное хозяйство не вели, никакой нужды в нём не было. Высоко квалифицированные рабочие в Стерлитамаке ценились высоко. Дочери учились в Женской гимназии, привилегированном учебном заведении, которое давало среднее образование. Своих трёх дочерей Александр Александрович назвал Августой, Антониной и Клавдией, в порядке рождения. Семья Ивлевых была старого замеса, очень дружная, соединённая любовью, желанием быть полезными друг другу, при полном отсутствии тупого эгоизма. Такие семьи не распадаются ни при каких обстоятельствах.
Супруга, Любовь Александровна Ивлева, была простой русской женщиной очень строгих нравов: молчаливая, серьёзная, беззаветно преданная мужу, исключительно стойкая в испытаниях, сильная духом. Всю свою жизнь посвятила семье. Вела домашнее хозяйство, воспитывала дочерей. Со своим супругом достойно прошла весь мученический круг гражданской войны и схоронила его, когда ей было 46 лет, осталась верной ему до конца жизни. При советской власти – персональная пенсионерка всесоюзного значения (как участница революции). В 70 лет схоронила среднюю дочь Антонину (мою бабушку), воспитала и поставила на ноги внука, моего отца. Упокоилась в возрасте 80 лет в Уфе, где и погребена.
В революцию 1917 года непосредственно оказалась вовлечена вся семья Ивлевых, включая супругу и дочерей. Многое пережили. Старшая дочь, Августа, кроме того, стала красногвардейцем, бойцом партизанской армии Блюхера, участвовала в его легендарном рейде, от начала до конца. После окончания гражданской войны вместе с мужем, служившим фельдшером в армии Блюхера, жила в Стерлитамаке, на ул. Пушкина. Была одним из руководителей стерлитамакского женотдела, занималась организацией детских учреждений и помощью сиротам.
В 1908 – 1917 годах дом Ивлевых был одним из центров революционной борьбы в Стерлитамаке. Здесь собирались члены большевистского подполья. Частыми гостями нашей семьи были Александр Александрович Николаев, руководитель подполья и председатель первого в Стерлитамаке Совета рабочих и солдатских депутатов, вместе со своей женой Марией Кузьминичной, а также Павел Петрович Шепелюк, первый председатель Стерлитамакского ревкома. После Русской революции 1917 года, семья Ивлевых продолжала жить в том же скромном домике, без «удобств», своим трудом.
После смерти Шепелюка, 18 марта 1918 года, оставшихся от него троих сирот – двенадцатилетнего Валентина, десятилетнего Анатолия и совсем ещё кроху Нину Шепелюк укрыли в нашем доме.
Как народный комиссар социального обеспечения, А. А. Ивлев отвечал за оказание материальной помощи сирым и убогим, солдаткам и вдовицам, престарелым и немощным горожанам. Под его руководством были организованы система уездного и городского социального обеспечения, первый в городе детский сад, народные школы и городской краеведческий музей. Александр Александрович отличался честностью и нестяжательством, ему доверяли крупные суммы в звонкой монете и значительные материальные ценности. Ни он сам, ни его семья в ходе революционных преобразований ничего не приобрели, продолжали жить в своём маленьком домике на ул. Набережная (Пушкина) и пользоваться тем, что всегда имели. После гибели прадеда от него остались в наследство набор столярных инструментов, книги и вилки с деревянными ручками его работы.
В июне 1918-го, в Стерлитамак ворвался хорошо вооружённый отряд, состоявший из бойцов Чешского легиона и разношёрстного воинства Комуча. Все члены Стерлитамакского ревкома, включая моего прадеда, не сбежали из города, но остались с народом. Все они были схвачены и после пыток расстреляны на 5-й версте Уфимского тракта (ныне там городской мемориальный сквер «Пятая верста»).
Стерлитамакская трагедия 1918 года, которая очень сильно ударила по моей семье, вошла в анналы отечественной истории как одна из самых мрачных страниц истории гражданской войны. В результате бандитского террора в Стерлитамаке и окрестностях были замучены, расстреляны и изувечены несколько тысяч человек. Значение этих событий для нашего города ещё ждёт полного осмысления. Подробное повествование – в ранее опубликованной мной книге «Стерлитамакская трагедия».
После установления советской власти, в доме на ул. Пушкина 117 жили моя прабабушка, бабушка, в нём родился мой отец. В этом славном доме прошли первые 17 лет моей жизни, некоторое время в нём пожил и мой сын. Дом простоял без капремонта почти целый век, выдержал несколько сильных разливов Ашкадара. Был разобран новыми хозяевами.
Бабушка Антонина
В 1920-е голодные годы (карточную систему отменили только в 1935 году) уцелевшие жители Стерлитамака старались просто выжить. Опустошительный голод 1921-23 годов, эпидемии, разруха обрушились на город, который и без того сильно пострадал в гражданскую войну. Точных цифр нет, но можно смело утверждать, что от эпидемий, голода и холода погибло больше горожан, чем от прямых военных действий и связанных с ними казней в гражданскую войну.
Моя бабушка, Антонина Александровна Ивлева (1906-1941+), была красивой, светловолосой, с голубыми глазами, мягкими чертами лица. Хрупкая, интеллигентная, очень любившая поэзию женщина, Антонина умела быть настойчивой в достижении поставленных целей и была авторитетным специалистом в своей области. Обладала прекрасной памятью. Прослушав один раз песню, потом на память записывала слова, без единой ошибки.
Выбрала профессию агронома. Это было исполнено смысла: в период всеобщей разрухи правильное земледелие стало стержнем возрождения нормальной, цивилизованной жизни, (не случайно слово «культура» происходит от латинского глагола «культивировать» т. е. обрабатывать землю).
Антонина Ивлева работала главным специалистом в Стерлитамакском РАЙЗО (районный земельный отдел), вела курсы подготовки председателей и специалистов колхозов и совхозов Стерлитамакского района.
Оставшись одна, тяжело переживала измену мужа, бросившего семью, воспитывала двоих сыновей. Младший сын, Анатолий, умер в возрасте 7 месяцев.
В общественно-политической жизни страны тогда творилось безумие. В 1930-е годы «врагов народа» в Стерлитамаке и кантоне-районе особенно много было среди работников сельского хозяйства. Каждый день находили и разоблачали очередных «шпионов и вредителей».
26 ноября 1937 года первый секретарь башкирского обкома ВКП(б) А. Т. Заликин отправил докладную записку И. В. Сталину, А. А. Жданову, А. А. Андрееву, М. Ф. Шкирятову, Г. М. Маленкову, В. М. Молотову о ходе ра-зоблачения “врагов народа” в Башкирии. Он сообщил, что разоблачено, исключено из партии, а органами НКВД арестовано 248 человек из партийного, советского и хозяйственного руководящего состава: исключены из партии, сняты с работы 33 директора МТС, 25 заведующих райземотделами. Арестованы и отданы под суд 15 ветврачей, 26 старших агрономов МТС и РЗО, 10 агрономов-семеноводов, 17 старших механиков МТС, 5 старших бухгалтеров МТС.
Ни один факт, приведенный в докладной записке первого секретаря обкома ВКП(б) Заликина, как выяснилось в ходе проверок правоохранительными органами в 1950 – 60-х годах, не подтвердился. Все “враги народа”, фамилии которых были названы в докладной, позднее были реабилитированы.
Эта нервозная обстановка изматывала слабое от рождения сердце Антонины. Она страшно переживала известие об аресте и расстреле В. К. Блюхера, ведь его она знала лично. Нападение Германии на СССР было последней каплей. С началом войны в городе постепенно начался голод. Ослабленный туберкулёзом и бессонными ночами организм не выдержал. Измученное, слабое сердце бедной женщины остановилось. 30 сентября 1941 года Антонина Ивлева отошла в мiр иной. Хоронили её всей улицей, дорогу устлали живыми цветами.
Чтобы выжить в голодные военные годы, бабушка Любовь Александровна Ивлева, оставшаяся с одиннадцатилетним внуком на руках, продала переднюю половину дома. Участок разделили. Наша половина дома представляла собой часть горницы, два окна на юг, одно на запад. Прорубили второй вход со двора с крохотными сенями, сложили небольшую русскую печь.
Родовой дом на улице Садовая (Соборная)
Этот дом для меня был вторым по значению в моём детстве. В нём в мою бытность проживала самая старая представительница моей расширенной семьи – прабабушка Мария Николаевна Лаврентьева (1886 – 1966+), с младшим сыном Алексеем Ивановичем Лаврентьевым и его семьёй, а в задней половине дома – средняя дочь Марии Николаевны, моя бабушка по материнской линии, Алевтина Ивановна Родионова (урождённая Лаврентьева), с мужем.
Этот дом во многом был схож с домом на улице Пушкина, но и заметно отличался от него. Прежде всего, он был больше, добротнее, представительнее. По прямой расстояние между домами составляло всего 160 м.
Место расположения на ул. Садовой было выигрышным, удачным во многих отношениях.
Если дом на ул. Пушкина стоял в пределах широкой ашкадарской поймы и часто подтоплялся во время наводнений, то дом на ул. Садовой – на коренном левом берегу реки, на возвышении, вода сюда доходила очень редко. Дом стоит до сих пор, правда отделан и перестроен новыми хозяевами до неузнаваемости.
Учитывая то, что именно в этой части города пересекались старинный Оренбургский тракт и восточный, «парадный» вход в город со стороны реки, место это было обжито с момента основания «Стерлитамацской крепости». В бабушкином огороде мы находили довольно много медных монет, датированных годом основания русского Стерлитамака и позже, большинство в идеальном состоянии, очевидно они не успели побывать в обращении, а также пушечные ядра, пули и другие артефакты, проливающие свет на древнюю историю города. Попадались и человеческие косточки.
Построен этот дом был также после Большого стерлитамакского пожара, в 1909 году, моим прапрадедом Николаем Михайловым. Низовые пожары случались довольно часто в степном городе Стерлитамаке. От пожаров все спасались у воды. В 1909-м Михайловы не только спаслись сами, но и успели вытащить самые ценные вещи, в первую очередь самовар, иконы, книги. Даже огромный платяной шкаф дотащили до берега реки. В нём сложили пожитки, подальше от глаз мародёров и некоторое время ночевали сами.
Николай Михайлов служил приказчиком, место его работы находилось в двухэтажном доме Баязитова, что сейчас на краю сквера у кинотеатра «Салават». После пожара его работодатель помог деньгами на строительство нового дома. Это было характерно для старого, патриархального Стерлитамака: богатые люди не бесились с жиру, а делились с теми, кто на них работал, занимались благотворительностью, вкладывали деньги в развитие родного города.
До этого Михайловы жили также на ул. Набережной (Пушкина), в большом доме на полпути между нашими двумя родовыми домами (в нём родилась моя бабушка Алевтина). Во время гражданской войны прабабушка Мария дом на ул. Набережной (Пушкина) продала, причём очень неудачно, ибо деньги (во основном «керенки») буквально на следующий день превратились в фантики, моя мама потом в них играла. Такое было время.
У меня в архиве хранится любопытный документ: «духовное завещание», которое оставила моя прапрабабушка Наталья Васильевна Михайлова. Духовными такие документы назывались потому, что текст начинался со слов: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа…». Для верующих людей эти слова были самой надёжной клятвой. Завещание было составлено стерлитамакским нотариусом Адамом Адамовичем Милюшем 16 мая 1919 года. Адрес дома был указан на «улице Соборной». С 5 апреля по 25 мая 1919 года город занимали колчаковцы. В отличие от печально прославившегося Комуча, в компании с чехами, колчаковцы восстанавливали в занятых районах законность и порядок. Поэтому моя прапрабабушка, Наталья Михайлова, сочла этот момент наиболее благоприятным, чтобы распорядиться нашим родовым домом, отписав его дочери. Решение было правильным, завещание при советской власти никогда не было оспорено или поставлено под сомнение.
Дом на ул. Соборной (Садовой) был построен более основательно, чем дом на ул. Пушкина: под железной крышей, без завалинки, но с цоколем, высокие и широкие ворота, запиравшиеся во весь проём массивным засовом (тяжеленный брус); уже не сени, но закрытая веранда, где можно было летом пить чай и где был чулан; во дворе – колодец, амбар с глубоким погребом. Этот дом был повыше, чем дом на ул. Пушкина, грамотно соориентирован: фасад и парадный вход на юг, веранда на восток. Настоящая русская печь с полатями, деревянные ставни с железными запорами, резные наличники, карнизы, подпол, просторный чердак. Дом был полон старинными артефактами: инструментами и утварью, огромный старый сундук, гири и гирьки с царскими орлами, профессиональный купеческий безмен, инструменты, старинные книги.
Задворки и огород спускались в низину, некогда представлявшую собой старицу (меандру) Ашкадара. Ранней весной она наполнялась водой и здесь можно было плавать на лодке. С задворков на С-В хорошо просматривался «конный двор», одно из старейших мест Стерлитамака, именно здесь был «Ашкадарский ям».
До революции Лавреньевы жили предпринимательством, как и очень многие в тогдашнем Стерлитамаке. Люди хорошо воспитанные, высоконравственные, грамотные, работящие. Выходцы из Тамбовской губернии, все члены семьи отличались высоким ростом, спокойным характером, добродушием, были глубоко верующими людьми и вели себя по-христиански и на людях, и дома, держались с достоинством, уважали себя и других. Как представители великорусской культуры, поддерживали образцовый порядок и чистоту в доме и на дворе. Имели свой колодец и парадный вход, что было признаком определённого статуса домовладельцев. На «Фонтан» за водой ходили жители победнее или те, кто не мог, по разным причинам, пользоваться колодцем. У многих домов в Стерлитамаке после гражданской войны сменились хозяева и большинство парадных дверей оказались заколоченными. В доме на Садовой продолжали пользоваться парадным входом, пока была жива прабабушка Мария, я это хорошо помню. На парадной двери, до капитальной реновации дома новыми хозяевами, в 2010-м, сохранялись две большие, деревянные резные прописные литеры: «Н» и «М» (Николай Михайлов).
Сразу после революции, мой прадед Иван Лаврентьев, который работал приказчиком, (его рабочее место было в двухэтажном старинном здании, которое сейчас стоит в городском сквере у кинотеатра «Салават»), решил переждать смутные времена в более спокойных местах и убыл пароходом в город Рыбинск Ярославской губернии. Моя прабабушка, его супруга, Мария Лаврентьева, на этом очень настаивала. Но от судьбы не уйдёшь. На чужбине Иван Лаврентьев стал жертвой холеры, которая тогда бушевала по всей России и скончался. Где похоронен, неведомо, предположительно в г. Рыбинске Ярославской области. Его приятель позже передал вдове обручальное кольцо и серебряный портсигар покойного. На память о нём также остались старинные часы, которые мой двоюродный старший брат благополучно разобрал, теперь хранит, как реликвию, корпус часов.
Прабабушка Мария Лаврентьева осталась одна, с тремя малолетними детьми на руках: старшая дочь Вера, средняя Алевтина и сын Алексей. Моя бабушка была средней (как и моя бабушка в семье Ивлевых), ей в 1918-м было 6 лет, Алексею был 1 год. Как они выживали, одному Богу известно. Покойному мужу Мария осталась верна до конца своих дней. Семья терпела от властей определённые притеснения, по причине «неправильного» классового происхождения. Так, мою бабушку вытурили из Женской гимназии.
Прабабушка Мария всегда была при церкви, даже во времена самых лютых гонений. После разгрома Казанского собора, а после этого и Свято-Татианинского храма, она укрывала у себя дома священные книги, церковную утварь, иконы, а также приютила диакона Владимира Сергеевича Погорелова. Некоторое время у неё на дому служили Литургии и обедницы. Тогдашние власти рассматривали это как преступление, поэтому принимались меры предосторожности.
К Марии Николаевне собирались якобы гости: священник, диакон, монашествующие, мiряне, довольно часто дети. Дочки и сын Марии Николаевны также принимали участие в службах. На столе всегда стоял горячий самовар и что-то к чаю. Внука, моего двоюродного брата, Сашу, сажали на крылечке, у парадного входа, с наказом:-если заметит что-то подозрительное – то бегом домой, в этом случае все садились за стол и пили чай. Таким образом удавалось избежать больших неприятностей.
Для меня прабабушка Мария Николаевна, или, как мы её называли, «бабуля» стала единственной ниточкой, которая напрямую связала меня с неповреждённой великорусской культурой и никогда не прерывавшейся православной традицией. Благодаря ей и моей маме я принял таинство Святого Крещения на первом году жизни.
